Текст книги "Развод. Тот, кто меня предал (СИ)"

Автор книги: Даша Черничная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Мы были открыты друг перед другом – без стеснения, без фальши, без игр. Настоящее единение не только тел, но и душ. Он всегда чувствовал меня на каком-то ментальном уровне, считывал все мои мысли и желания.

Как же здорово было в нашем общем прошлом.

Сижу на ступеньках долго. Тело немеет, рук и ног не чувствую уже давно, кожа на лице стянута болезненной маской, губы потрескались.

Я совершенно забила на себя как на женщину. Умываюсь мылом, им же тру тело и мою волосы. Зубы чищу через день. Что такое маникюр и педикюр, я позабыла.

Мне плевать на внешний вид, не на конкурс красоты приехала. И вообще, дайте мне упиться своим горем, в конце концов, я имею на это право.

– Ну невозможно на это смотреть, – ревет голос рядом со мной, и я испуганно дергаюсь.

Мирон выходит босиком прямо на ледяной порожек, в домашних штанах и черной футболке. Грубо поднимает меня со ступеней и с силой прижимает к себе. Бормочет ругательства. Льется трехэтажный мат, который, кажется, слышат все соседи. А я могу думать только о том, что рядом с Мироном мне тепло.

Родная близость, которая ощущается как возвращение домой.

– Угробить себя решила? – шипит сквозь зубы и срывает с меня шапку.

Вжикает молнией и стягивает куртку, щупает ее.

– Охренеть! Насквозь мокрая. Ты вообще дура, Рита?

Отшвыривает ее на пол, сдирает с меня свитер, под которым только тонкая майка на бретельках. Как куклу ставит меня на ноги и срывает спортивные брюки. На коже остаются красные следы от ткани и его пальцев, но Мирон даже не думает извиняться.

Кучка на полу растет.

Он сажает меня ну пуф, становится передо мной на колени и снимает носки. Касается ступней. Я не чувствую этого прикосновения, потому что конечности онемели.

– Чего добиться хотела? – стягивает с себя футболку, ставит обе мои ноги себе на грудь.

Берет одну ступню и начинает тереть ее, опускает голову ниже, открывает рот и дует на кожу, греет своим дыханием. Я неконтролируемо открываю рот и облизываю потрескавшиеся губы.

Внутри меня разливается забытое тепло. Где-то там, в глубине, зарождается крохотная искра, которая тут же начинает греть грудную клетку.

По телу принимаются бегать мурашки, и я с удивлением смотрю на них. Я и не думала, что смогу что-то чувствовать, но сейчас отчетливо ощущаю нежность, клубящуюся внутри меня.

Она, не спрашивая разрешения, туманом распространяется по всем темным углам, наполняет их мягким свечением.

Согрев одну ступню, Мирон переключается на другую, даже не обращая внимания на то, как меня размазывает на маленьком пуфике. Массирует, опаляет горячим дыханием.

Все это так правильно, так катастрофически необходимо моему замерзшему сердцу. Мыслей нет, я вмиг опустела, не оставила после себя ничего – только лужицу, образовавшуюся под одеждой.

Кто я? Кто мы друг другу? Я потерялась где-то в этой жизни, и, кажется, только он один, только Мирон сможет спасти меня. Взять за руку и вывести из этого гребаного лабиринта.

Не отдавая себе отчета, поддавшись порыву, я скатываюсь на пол, становлюсь на колени, переползаю поближе к ошалевшему Мирону и сажусь сверху на него.

Мои движения неспешны, но настойчивы. Я точно знаю, чего хочу.

Беру лицо Мирона и на секунду запоминаю его такого – растерянного, ничего не понимающего и до трясучки, до дрожи в теле жаждущего меня.

В нашем поцелуе нет голода, нет чувств на разрыв. Нет всепоглощающей страсти – опаляющей, обжигающей. Но есть что-то другое. Невероятно нежное, бережное, аккуратное. Он бережет меня, а возможно, даже боится.

Я и сама боюсь себя, потому что отключенная автоматика разума идет только по приборам.

Мы не играем в прятки, не выводим друг друга на эмоции. Мы знакомимся заново. Прошлых нас больше нет, а новых мы не успели поприветствовать.

Пытаясь приноровиться, мы переходим невидимую грань, когда не нужно подстраиваться под другого человека – наши тональности приходят в гармонию автоматически, без инструкции, калибровки и дополнительного подзаряда.

Я открываю рот шире, и язык Мирона тут же ныряет внутрь, переплетается с моим языком. Они танцую танец, темп которого нарастает в геометрической прогрессии.

Вот мы едва соприкоснулись губами. И мгновение спустя мы не можем оторваться друг от друга. Одна моя рука погружается в его волосы и стягивает их, другая впивается в плечи, как в спасительный плот.

Мирон держит меня в сильных объятиях, больно сжимает талию, другой рукой фиксирует мою шею, не давая отстраниться ни на сантиметр. Мы сплетаемся, врезаемся друг в друга. Он целует так отчаянно, как может целовать лишь голодный мужчина.

А ведь я не задумывалась о том, были ли у него женщины после нашего развода. Не хранил же он мне верность? Или?.. К черту ответы на эти вопросы. К черту всех.

Мирон отстраняется первым, упирается своим лбом в мой.

– Тебе нужно согреться, – произносит хрипло, аккуратно сажает меня на пуф и уходит в ванную.

Не знаю, почему он останавливается. Не верит мне? Сомневается в том, что я действительно желаю его? Думает, что я в самом деле сошла с ума?

Я сижу на пуфе какое-то время, успокаивая бешено стучащее сердце, договариваясь с ним о примирении, а потом тихонько поднимаюсь и по стеночке иду в ванную.

В дверях останавливаюсь и замираю.

Мирон, сидя на бортике ванной, расфокусированно смотрит в пол и трогает свои губы. Он полностью дезориентирован. Из ванной едва не выливается вода, а он даже не замечает этого.

Поднимает руку и кончиками пальцев касается кожи, которую я целовала, а после уголки его губ приподнимаются в улыбке.

Неожиданно я понимаю одну простую истину: я справлюсь без Мирона, обязательно справлюсь. Выживу, буду счастлива. Но без него я делать это не хочу.

Глава 23. Ничего необычного

– Где та женщина, которая приходила к тебе домой и готовила еду? – недовольно бурчу я, заглядывая в пустой холодильник.

Вернее нет, не так. Холодильник не пустой. В нем мясо, рыба, фрукты и овощи, молочка. В целом можно даже сказать, что он забит. Проблема в том, что там нет одного – готовой к употреблению пищи.

– Скоро почти две недели, как ты живешь тут, и не запомнила имена персонала? – Мирон, оторвавшись от ноутбука, смотрит на меня исподлобья.

– А ты знакомил нас? – спрашиваю удивленно.

Что-то припоминаю… Или нет. Ничего не помню. Но тут определенно кто-то был, раз еда все время появлялась в холодильнике. Я помню, что вдоль и поперек изучила гостиную, потому что провела в ней все свое время. Я знаю количество паркетин на полу, количество углов и картин, но не помню имен и лиц. Все мои мысли были далеки от реальности, поэтому неплохо бы сделать мне скидку.

– Да, Рита, я познакомил тебя с Василисой Викторовной, – Мир поджимает губы.

Ну вот, снова недоволен мною.

– Ага. Так и когда придет Василиса Викторовна?

– Василиса не придет. Я отправил ее в отпуск, – отвечает Мирон и возвращается к работе.

Упорно делает вид, что меня нет. Мы молчим. Я гипнотизирую взглядом его, а он гипнотизирует монитор ноутбука.

– Я хочу есть. – Знаю, что веду себя капризно, как маленький ребенок.

– Хочешь есть – приготовь. Помнится, еще совсем недавно ты прекрасно справлялась с этим.

– Не хочу готовить, – фыркаю я, беру из холодильника йогурт, захлопываю дверцу и прыгаю на одной ноге к стулу.

Да, я так и не расходила ногу. Откровенно говоря, я ничего не сделала, чтобы начать хоть немного нормально ходить. Оглядываюсь по сторонам в поисках того, что мне нужно.

– Куда ты дел мои костыли?

– Выкинул, – даже не оторвался от ноутбука, засранец.

– И как прикажешь мне передвигаться? – верчу в руках бутылку йогурта, которую не в состоянии открыть сама, потому что поврежденная рука тоже нуждается в разработке, а я ее игнорирую.

– У тебя для этого есть ноги, – просто-таки арктический холод в интонации.

– Козел, – бурчу я и снова принимаюсь мучать бутылку, пытаясь открыть ее одной рукой.

– Обожаю, когда ты такая милая, – наконец-то поднимает голову и улыбается мне наигранно. Аж плюнуть в лицо захотелось.

Так и не сумев открыть бутылку с йогуртом, отставляю ее и, театрально вздохнув, подпираю подбородок кулаком. Смотрю в окно, за которым все белым-бело. Начавшийся вчера снегопад наконец закончился, и теперь глаза слепит от этой белой картины.

Вчера вечером, после того как Мирон набрал для меня ванну, я искупалась, а затем просто отправилась спать, стараясь не анализировать наш поцелуй. Было – и было.

По моему мужу также было видно, что он не особо терзает себя мыслями на этот счет. Мне на какое-то время подумалось: а может, у меня окончательно поехала крыша и все привиделось?

Хотя это маловероятно. То ли подействовали транквилизаторы, то ли работа с психотерапевтом, то ли влияние Мирона оказалось слишком сильным, но теней больше не было.

Просто однажды я открыла глаза и поняла, что за мной больше никто не следит. Вздыхаю и даже выдавливаю натянутую улыбку.

– В холодильнике курица, – вырывает меня из размышлений голос Мирона.

– И? – поднимаю брови удивленно.

– Приготовь из нее что-нибудь, – говорит как ни в чем не бывало мой бывший муж.

– Зачем? – мои брови по прежнему где-то на середине лба.

Мирон откидывается в кресле, рассматривает меня. Совершенно спокойно, без какого-либо намека на интерес.

– Ты голодна, я голоден – значит, надо поесть. Тем более что открыть йогурт у тебя не получилось.

Сученыш. Уголок его рта дергается. Вижу, что он сдерживает ехидную улыбку, но я, сцепив зубы, молчу. Так, вдох-выдох. Считаем до десяти: один, два, три, четыре, пять…

– Тебе надо, ты и готовь! – выпаливаю, так и не добив до десятки.

– Я работаю, Рита, – произносит Мир снисходительно. – У меня на носу важный тендер, а ты прохлаждаешься две недели. Раз тебе нечем заняться, приготовь обед.

– Эй! – что за вздорная наглость! – Я вообще-то очень занята!

– Чем? Тем, что пытаешься взглядом дырку в стене проделать?

Я ахаю, от шока даже пальцами раскрытый рот прикрываю.

– Давай, Кудряха, начинай шуршать. Никто не придет сюда, чтобы приготовить тебе ужин. И даже не начинай разговор о доставке из ресторана. Видела, как дороги замело? Сюда попросту никто не доедет.

Интересно, он слышит, как я скриплю зубами от злости и досады?!

– Тебе меня совсем не жаль! – выплевываю, хотя понимаю, что этой толстокожей сволочи все нипочем.

– Пожалуешься на меня психотерапевту, – и все, он снова отворачивается, будто меня нет.

Я злюсь, закипаю, как чайник на плите, и практически начинаю свистеть. С психами отодвигаю стул и слезаю с него, ковыляю к холодильнику, достаю оттуда курицу, швыряю ее на стол.

Бедная, несчастная птичка не заслужила такого обращения, но этот булыжник уже летит вниз с огромной высоты. Его никак не остановить. Спасайся кто может.

Мою тушку, достаю специи и начинаю мариновать. Делаю все одной рукой, вторую держу как бесполезную культяпку. Откровенно мучаюсь, потому что практически за месяц я отвыкла готовить себе, да и вообще заботиться о собственных нуждах.

Достаю форму для запекания и, подняв курицу за ножку, перекладываю туда.

Неплохо было бы задействовать вторую руку. Да, это было бы идеально. И слишком просто.

Именно поэтому я мучаюсь с одной рукой. Пытаюсь взять в руку тяжелую форму, но она не поддается. Шатается во все стороны, и несчастная курица вот-вот съедет на одну сторону и свалится на пол.

Неожиданно позади меня вырастает тень. Мирон становится за моей спиной. Плотно. Кожа к коже, тело к телу. Берет другой рукой за противоположный край и помогает мне поднять тяжелую форму. Вместе, как сиамские близнецы, не отрываясь друг от друга, мы переносим ее в духовку.

– Ну и упрямица ты, – его дыхание щекочет кожу на шее.

Волнует спокойствие внутри меня и тормошит безмятежность.

Мирон задерживается позади буквально на секунду, без стеснения тянет носом воздух, нюхает меня, а после отстраняется так же неожиданно, как и появился.

Разделывает курицу муж сам. Но не потому, что жалеет меня, нет. Это всегда было нашим ритуалом: я готовлю, он режет.

За ужином Мирон пьет виски, а я ряженку, потому что мешать алкоголь с транквилизаторами – ну такое себе удовольствие, конечно. Вот ряженка другое дело.

Не происходит ничего необычного. Уже ставший привычным вечер в компании бывшего мужа. Обожаемый мною теплый пол, благодаря которому я могу не переживать о том, что мои ноги могут замерзнуть, и чуть-чуть поплывшее сознание от дозы, которую я приняла по часам. Ничто не предвещает беды, но я решаю, что уже слишком счастлива и именно поэтому сейчас самое время, чтобы испортить себе настроение.

– Ты знаешь, кто меня сбил?

Мирон давится куском мяса, начинает кашлять. Хватает виски и выпивает его залпом, пытаясь остановить кашель, но делает только хуже.

– Знаешь. – Я говорю совершенно спокойно, хотя где-то внутри чувствую злость, которую гасят лекарства.

Мирон поднимает на меня взгляд. Он устал, измучен и явно недоволен тем, что я решила покопаться в этом.

– Человек, который тебя сбил, уже поплатился за то, что сделал.

– Супер. Я не спрашивала – настигла ли водителя кара. Я спросила о том, знаешь ли ты его.

Муж вытирает рот и отодвигает пустую тарелку в сторону. Кладет перед собой руки и сцепляет их в замок.

– Кто это был? – сложно объяснить, но я уверена в том, что знаю этого человека.

– Это была Марина, – Мир говорит отстраненно и следит за каждым моим движением.

Ясно, боится, что сейчас я взбрыкну, закачу истерику и кину в него остатками курицы.

– Твоя любовница. Прелестно.

– Марина находится под подпиской о невыезде, но поверь, на нее в полиции завели несколько дел, так что из зала суда она наверняка отправится за решетку.

Что-то не дает мне покоя, бередит мою душу. Я даже машинально тянусь к груди и тру кожу в районе сердца.

– Почему Марина находится под подпиской о невыезде? – нет, я, конечно, далека от всей этой юридической куролесицы, но кажется мне, тут что-то не так.

– Потому что Марина беременна, – Мирон бьет больно.

Я поднимаю глаза и впиваюсь взглядом в его лицо. Муж хмурится, начинает кусать губы. Жалеет, что сказал. А у меня внутри огромный шар огненной боли, которая разрывает душу.

– Это твой ребенок? – пожалуйста, только не это.

Даже если да, то соври, молю!

– Нет, – поспешно отвечает Мирон и повторяет спокойнее. – Нет, Рита, Марина беременна не от меня.

– Почему ты так уверен?

– Хочешь обсудить это?

Нет.

– Да.

Мирон запускает руки и волосы и сжимает их. Рычит, поднимает глаза к потолку. Молиться вздумал? Поздно, милый. Поздно. Там про нас уже забыли, теперь мы сами по себе.

– Мы предохранялись, Рита. А помимо меня у Марины было как минимум два партнера – ее муж и еще один любовник.

– Господи! – восклицаю я и спрыгиваю со стула, потому что лицезреть физиономию мужа резко перехотелось. – Что не так с этой женщиной?!

Мирон равнодушно пожимает плечами, мол, «хрен его знает», а я прыгаю по комнате на одной ноге и падаю на диван.

– Она это сделала из-за того, что ревновала тебя ко мне? – спасибо транквилизаторам, благодаря которым я могу вынести этот разговор и не сойти с ума.

– Нет. Она не хотела терять Толика. Думала, это ты рассказала ему о нашей связи. А потом она увидела, как вы выходите вместе из кафе, сложила неверный пазл, и у нее окончательно снесло крышу, – передает мне сухую информацию и далее спрашивает настороженно: – Кстати, что вы делали вместе в том кафе?

– Ой, я тебя умоляю, Отелло, выходни! – я даже шутить могу.

Кошмар! Я должна гордиться собой.

– Мы встретились случайно. Впервые после того, как я увидела вас с Мариной. Он уже знал обо всем, мне не пришлось ничего говорить. Да я бы и не стала, не до того мне было.

Мирон подходит ко мне и садится на корточки у моих ног, кладет руки на голые колени:

– Я обещаю тебе: Марина заплатит за то, что сделала.

Никак не реагирую. Он сделает. Мирон может, я в этом уверена на сто процентов.

– Винишь меня? – неожиданно задает вопрос он и я прислушиваюсь к себе.

– Нет, Мирон. Твоего греха тут нет.

Нет. Я не виню Мирона в том, что произошло, ведь это не он был за рулем того автомобиля, это не он надоумил Марину совершить преступление. Его вина в другом, но совершенно точно причастности к выкидышу он не имеет.

Глава 24. На удачу

– Так и будешь скакать как кенгуру? Ты же в курсе, для чего тебе две ноги? – Мирон спрашивает даже как-то равнодушно, что-ли.

А я, недовольно глянув на него, скачу на одной ноге в туалет. Парадокс – но я привыкла передвигаться вот так. Прыгаю словно заяц и поджимаю к груди больную руку.

Игнорирую его выпады. В конце концов, я больная женщина и имею права на свои страдания.

Из туалета выпрыгиваю, скачу вдоль стеночки и плюхаюсь на диван. Откровенно говоря, мне и самой надоели эти поскакушки.

– Ты куда? – спрашиваю Мирона, который стоит в дверях и надевает на себя пальто.

Выглядит роскошно. Подстригся, небрежная борода красиво оформлена, на рубашку больно смотреть, настолько она бела. Костюм – один из лучших, сшит на заказ у европейского портного.

Я приближаюсь к Мирону, становлюсь близко, опираюсь плечом на стену.

– Важный день? – не дождавшись ответа на первый вопрос, спрашиваю еще раз.

– Сегодня в администрации будут решать судьбу важного тендера на строительство новой краевой больницы.

Я не особо осведомлена о работе бывшего мужа, но это звучит круто.

– Переживаешь? – могла бы и не спрашивать.

За несколько лет брака я научилась узнавать, когда муж переживает. Когда счастлив, расстроен, зол. Или когда врет мне.

– Да, – серьезно отвечает он и хмурится. – У меня мутный противник, от которого я не знаю чего ожидать.

– Ты выиграешь, я верю в это, – говорю уверенно, хрен знает почему.

Мирон проводит руками по пальто, смахивая невидимые пылинки. Мы замираем друг напротив друга. Я рассматриваю его темные радужки, в которых блестит мое бледное отражение. Бывший муж делает шаг вперед, стирая последнюю границу между нами, плотно оплетает меня обеими руками за талию, прижимает к себе и говорит тихо:

– А я верю в то, что совсем скоро тебе надоест себя жалеть.

Внутри все забытые чувства начинают семафорить с новой силой. Меня, как крепко стянутый клубок, разматывает от горячих рук бывшего мужа. А когда его губы касаются моих, я взлетаю и одновременно падаю и разбиваюсь насмерть.

Я не понимаю этих чувств. Всего намешано слишком много, я запуталась.

Он целует надрывно, спешно, как будто где-то совсем рядом самолет, который должен увезти меня навсегда, и Мирон выхватывает последние крупицы тепла, на которое больше не имеет права.

Он кусает мою губу, оттягивает ее, а после запускает свой язык мне в рот и переплетает с моим. Мне хорошо, я не хочу, чтобы он уходил. Хочу как сейчас – стоять посреди прихожей и целоваться, будто это последний поцелуй в жизни.

Я бы желала, чтобы этот момент замер и повторялся на репите. Раньше мы никогда не целовались вот так. У нас были долгие поцелуи людей, которым некуда спешить, которые знают: завтра нас ждет такой же поцелуй. Не будет голода и жажды. Будет сладкая нега, которая протянется с утра до самой ночи.

Сейчас мой муж умирает от жажды, пьет меня, как будто он путник, целую жизнь идущий по пустыне и наконец нашедший свой оазис. Он ненасытен, ласки его языка будоражат мысли, тело, распаляют кровь.

Толкает меня к стене, не разрывая поцелуя, и спускается влажными губами по шее, лижет, кусает. Я расставляю ноги, чтобы ему было удобнее разместиться между ними. Чувствую его каменное возбуждение. В руках непрекращающийся зуд – мне, как дикой самке, хочется опустить руку и прикоснуться к члену Мирона, но я хватаюсь за его шею и впиваюсь в нее ногтями, даже не чувствуя боли в поврежденной руке.

Держусь за него крепко, потому что больше не за кого, он один – спаситель.

Тот, кто разрушает и одновременно тот, кто спасает.

Мирон отстраняется первым, проводит рукой по моим волосам, пытаясь пригладить их, но куда там. Я распалена, легкий свитер висит на моих плечах, едва ли не оголяя грудь, между ног тянет сладкой болью.

Бывший муж рассматривает меня голодным, звериным взглядом, убирает руки и отступает на шаг.

– На удачу, – произносит он, улыбаясь, и уходит.

Я скатываюсь по стене на пол и дрожащими руками прикрываю глаза. На губах горький вкус нашего поцелуя, а по телу расползается сладость. Сижу так на полу, пока в руках не проходит тремор, и поднимаю себя.

Он сказал, что верит в меня. Я сама в себя не верю, а он в меня – да.

Встаю на ноги и иду. Иду, не прыгаю. Шаги даются с болью, но я делаю это. Чувствую себя новорожденным ребенком, но через силу, со злостью, шагаю, держась за стену. Захожу в гостиную и смотрю на диван, на котором провела несколько недель. На нем остались очертания моего тела. Меня ужасает это наблюдение.

А мама? Когда я разговаривала с матерью в последний раз? Пару дней назад, точно. Или три? Или пять?

А с Аленой? Стоп. У меня же работа. Гипс сняли, значит, больничный тоже закрыли? Всем этим занимался Мирон.

Нахожу телефон и набираю начальницу, которая удивленно сообщает мне, что Мирон держит с ней связь, а больничный у меня еще открыт и меня вообще не ждут. Советует отдыхать и возвращаться с новыми силами.

Следующий звонок взволнованной матери, которую я уговариваю успокоиться и объясняю, что я в полном порядке.

Напоследок оставляю разговор с подругой, но Алена звонит сама, едва я кладу трубку после разговора с мамой.

Глава 25. Принц

– Ты как, Гош? – голос у Аленки настороженный, но я не могу винить подругу.

– Ощущения, будто я проспала полжизни, а сейчас отошла от долгого сна, – говорю растерянно, словно реально проснулась в другом веке и теперь не знаю, что делать.

– Надеюсь, разбудил тебя поцелуй прекрасного принца? – Аленка смеется, а мне не до смеха.

Я замолкаю, потому что не знаю, что ответить подруге, – ведь она даже не догадываются, насколько оказалась права.

– Рит? – спрашивает с тревогой.

– Мы… мы с Мироном… мы да, целовались, – не могу собрать слова в нормальное предложение.

– И?.. – Алена по-прежнему насторожена.

– И… И ничего, Ален. Просто поцеловались, и все.

– Тебе понравилось?

– Нам что, по пятнадцать лет? Что за вопросы? – я начинаю нервничать.

– Можешь ответить? – давит на меня подруга.

– Да, Алена, понравилось. Но что это дает? Неужели ты думаешь, что один поцелуй разрушит все то дерьмо, которое было между нами?

– Ну, примерно на это я и надеялась, – Аленка вздыхает.

– Ты что же, переметнулась на его сторону, подруга? – ахаю я.

– Рит, ты не подумай, Мирон – козел, и все такое. И я совсем не оправдываю его предательство. Он грешен: своей похотью уничтожил ваш брак. Но, во-первых, кто из нас не грешен? А во-вторых, грех можно искупить. Мне кажется, именно этим и занимается Мирон.

– Он заставляет меня готовить еду! Выгоняет на улицу, чтобы я бродила вокруг дома как собака! Притащил одежду на пуговицах и молниях – чтобы мучилась со своей рукой, ведь знает же, как мне тяжело с мелкими деталями!

Алена на том конце провода начинает смеяться:

– Да он просто-напросто тиран!

– Вот именно!

– Гош, а если серьезно, он ведь правда любит тебя, старается. Отчитывается о твоем состоянии чуть ли не каждый час: перед твоей начальницей, родителями, даже передо мной! Коршуном над тобой парит, не подпускает никого, чтобы было так, как хочешь ты. Женщина, которая сбила тебя… Ты не знаешь, но ее размотали по полной. Там нарушений чуть ли не на пятнадцать лет собралось.

Глотаю плотный ком в горле.

– Такая странная любовь, – бормочу тихо.

– Не все истории любви похожи на сказку, – Алена произносит слова отстраненно, как будто эта фраза относится вовсе не к нам с Мироном.

– Наша была похожа, – говорю и выдавливаю из себя грустную улыбку.

– Была, Гош, была. А вот теперь начинается реальная жизнь, но оно и к лучшему. Хватит с нас сказок, от них только глупые розовые фантазии, которые никогда не сбываются, – подруга выплевывает это все со злостью.

– Что-то мне подсказывает, что ты сейчас вовсе не обо мне.

Алена замолкает, слышно только ее нервное дыхание.

– Мне кажется, отец Тимохи нашел нас, – говорит с тревогой.

– Он что, плохой человек? – Я ничего не знаю об отце ее сына.

– Скажем так, опасный. Но знаешь… Пошел он! Пошли они все! Козлы! Возомнили себя властителями наших жизней!

– Тебе помощь нужна? – спрашиваю я, хотя, честно говоря, понятия не имею, как могла бы помочь Аленке.

– Нет. Пока нет. И надеюсь, не понадобится, – последнее она произносит неуверенно.

Мы еще немного болтаем с подругой, а после я иду к холодильнику. Есть не хочется, готовить не нужно. Прохожу в спальню, в которой остановилась, осматриваюсь.

Ну и бардак я тут развела.

Меня накрывает конкретно. Приношу ведра, тряпки и начинаю шаманить. Федорино горе, ей-богу!

«И вы будете опять,

Словно солнышко, сиять,

А поганых тараканов я повыведу,

Прусаков и пауков я повымету!»

Ну правда же! Все так и есть. Когда моя комната сияет чистотой и порядком, я понимаю, что остановиться не могу. Этот наркотик уже распространился по моей крови, меня не остановить, спасайся кто может!

Как итог – четыре часа, и дом, в котором чуть ли не стерильная чистота. Нога ноет, рука практически не сгибается, но я решаю, что это еще не конец.

Тепло одеваюсь и выхожу на улицу. Вокруг дома видны мои следы – да, я просто ходила по кругу, опираясь о стену дома, когда меня выгонял гулять Мирон.

Это уже не мой уровень: я решительно открываю калитку и, ковыляя, иду по снегу. Вперед и только вперед. Коттеджный поселок новый, ухоженный, правда видно – дома необжитые. Кажется, поселок строила фирма Мирона, что-то такое он рассказывал мне.

Тут красиво. Вокруг лес, город далеко. Отличное место, чтобы сбежать от городской суеты. О, и озеро имеется. Я выхожу на открытую территорию, дома остаются позади. Впереди только белое полотно снега, которым покрыто озеро и деревья.

Я пробираюсь поближе к замерзшей воде, ступаю в глубокие сугробы, но близко к озеру стараюсь не подходить. Я, конечно, хоть и “нестабильна”, но сводить счеты с жизнью не намерена, мало ли – может быть, там под водой течение и лед не схватился. Кто меня спасать будет?

Стою так долго. Наслаждаюсь природой, дышу морозным воздухом, до тех пор пока не начинаются сумерки и ноги не превращаются в ледышки.

Путь обратно оказывается пыткой. Я не рассчитала собственных сил, поэтому едва выйдя с территории озера и дойдя до ближайшего забора, сразу съезжаю по нему. На ноги подняться практически невозможно. Ну и дура же я! Какого хрена меня понесло сюда?! Чем я думала, когда уходила из дома без телефона? Ко всему прочему, на улице окончательно стемнело.

Погоревав о своей судьбе, я решаю не ждать принца на белом коне – или мужа на черном внедорожнике – поднимаюсь, хватаюсь за забор и иду. Мелкими шажками, стараясь наступать на больную ногу легонько. Когда до дома Мирона остается метров триста, возле меня как из-под земли появляется автомобиль и резко тормозит. Его ведет на скользком снегу, и он останавливается поперек дороги.

Значит, муж нашел меня раньше принца – ну что ж, будем работать с тем, что есть.

– Куда тебя понесло, идиотка?! – ревет Мирон.

На нем только костюм, верхней одежды нет. Видимо, вернулся домой, а меня и след простыл.

Бывший муж подхватывает меня на руки и грубо запихивает на заднее сидение.

– Можно чуточку нежнее? – я, вообще-то, тоже недовольна.

– Какого черта ты уперлась так далеко? – смотрит на меня в зеркало заднего вида. Глаза мечут молнии.

– Прогуляться вышла. Задумалась. Не рассчитала сил. И вообще, ты говорил, что мне надо больше гулять на свежем воздухе!

– Гулять! А не идти в соседний поселок.

Желваки Мира ходят вверх-вниз. Вижу, что он сдерживает себя. Была б его воля – обложил бы меня матом. Паркуется возле дома, и я спешу открыть дверь, чтобы выйти, но Мирон опережает меня. Сграбастывает в охапку и несет в дом.

– Я в состоянии сама дойти, – говорю укоризненно, хотя понимаю, что каждый шаг мне дается с трудом.

– Сама она, как же, – ворчит, как старый дед, а я неконтролируемо начинаю улыбаться.

Раньше Мирон был заботлив по отношению ко мне. Это была открытая, понятная и простая ласка. Я не сразу поняла, что сейчас – тоже она. Не распознала, не догадалась.

Все поменялось: мы, наши жизни, мир вокруг, а также чувства и эмоции. Теперь их сложнее идентифицировать. Но в том, что это забота, я уверена. Вот такая – грубая и неотесанная, как алмаз.

Глава 26. Выиграл

Вижу, что ей становится лучше. Она оживилась, стала чаще улыбаться и больше не уходит в себя надолго. Ее психотерапевт тоже отмечает положительную динамику, хотя отменять лекарства не намерен, – все же она еще нестабильна.

– Ты выиграл тендер? – спрашивает Рита и заглядывает мне в лицо.

Это было сложнее, чем я думал. Золотарев вцепился в меня клешнями, присосался как пиявка, и я интуитивно чувствую, что у него есть план, которому он следует. Какова его конечная цель, пока не ясно. Он мечтает растоптать мой бизнес? Ему нужна Рита? Или и то, и другое?

Он подчищает за собой все. К нему никак не подобраться. Он будто гуманоид, что просто однажды появился на Земле. Нет никакой информации о его семье, родителях. Сухие данные об образовании – на этом, пожалуй, все.

Даже опыта работы – никакого. Просто однажды он основал какую-то айтишную компанию. Непонятно, откуда взял деньги, непонятно, как раскрутился. Но факт в том, что он четко копает под меня. Засадил в мой офисе червя, которого мы нашли чисто случайно, ходит по партнерам и вынюхивает информацию. Даже к жене подобрался.

– Выиграл, – говорю я и поднимаю Кудряху на руки.

Она больше не сопротивляется – ясное дело, едва на ногах стоит. Когда я вернулся домой, для меня стало шоком то, что ее нет. Первым делом я подумал – сбежала. Но ее родители и Алена сказали, что говорили с моей женой и она была в прекрасном расположении духа. Значит, с ней случилось что-то. Просто счастье, что я нашел ее, иначе боюсь предположить, как бы все могло сложиться.

– Ты не выглядишь довольным, – говорит так, будто издевается.

– Да ладно?! – наигранно удивляюсь я. – Давай-ка подумаем, почему это может быть?

Отношу Риту на диван, а сам остаюсь стоять над ней.

– Ты же хотел, чтобы я разрабатывала ногу, – недовольно качает головой.

– Разрабатывала – да. Но тебя же черти понесли хрен знает куда! – восклицаю я и обвожу рукой пространство комнаты. – А это что такое?

– Где? – недоумевает Рита.

– Ты убиралась, что ли? – нет, она правда дура.

– Ну да.

Устало падаю рядом с Ритой и тру переносицу. Почему же сложно-то так.

– Мне досталась самая упертая и непослушная в мире женщина, – бормочу себе под нос, даже не осознавая, что говорю все это вслух.

– Так отправь меня домой! – ну все, обиделась.

Руки под грудью сложила, нос кверху, спина ровная. Гордячка.