Текст книги "Развод. Тот, кто меня предал (СИ)"

Автор книги: Даша Черничная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Я бы могла задать этот вопрос Мирону или попросить свой телефон, который куда-то запропастился, но мне безразличен ответ. Зачем тогда заморачиваться?

Мне непонятно одно.

– Куда ты меня везешь? – спрашиваю ровно, обращая внимание на то, что мы выехали из города и проезжаем по узкой дороге среди высоких сосен.

– К нам домой, – Мирон обыденно пожимает плечами.

– Нам, – повторяю я, обкатываю это слово на языке, осознавая, что оно не значит ничего для меня.

– К нам, – кивает бывший муж. – Я купил дом за городом. Там совсем недавно сделали ремонт.

Он купил дом. Зачем? Дом покупают, чтобы привести в него кого-то. К чему одиночке целый дом? Следовательно, он планировал жить в нем. С кем-то.

– Отвези меня в мою квартиру, – говорю ему ровно.

– Что ты там будешь делать?

Простой вопрос. Но я понятия не имею, что буду делать, оставшись в одиночестве. Уж точно не рисовать и не танцевать чечетку.

– Что ты будешь делать, Рита?

Молчу. Что на это ответить? Черт его знает!

– Я придумаю. Только отпусти меня.

– Нет, Рита. Я хочу, чтобы ты была рядом со мной.

– Зачем? Мы больше не муж и жена! Оставь меня.

– Не могу, – бывший муж упорно стоит на своем.

– Я потеряла нашего ребенка, но это только моя утрата, и я справлюсь сама. Мне не нужна твоя помощь. Иди, живи своей беззаботной жизнью! – внутри все горит от боли.

– Я не оставлю тебя одну!

– Ты тот, кто меня предал, – выплевываю с ненавистью.

– Значит, я стану тем, кто тебя спасет.

Мне нечего на это ответить. Наивный. Разве это возможно? Спасти меня?

Мирон смотрит в зеркало заднего вида и находит мои глаза:

– Я люблю тебя, Рита. Беспокоюсь о тебе. О том, что ты нестабильна.

– Не-ста-биль-на, – проговариваю это слово.

Я нестабильна.

Я сошла с ума, Мирон. Ты везешь меня к себе домой и даже не догадываешься о том, что творится в моей голове.

– Прости, Рит, я не могу иначе. Как только тебе станет лучше, я отпущу тебя.

– Ты боишься, что, оставшись в одиночестве, я наложу на себя руки?

– Да, – без промедления отвечает Мирон.

Ну, в принципе, правильно. Я бы на его месте тоже подумала об этом. У меня нет желания совершить суицид. Я раздавлена, но не до такой степени. Только вот он не поверит моим словам, поэтому я не вижу смысла спорить. Во мне сил не осталось вовсе, а разговаривать нет особого желания. О чем? Не найти ни единой темы.

Мирон паркует машину на территории рядом с коттеджем. Там есть даже небольшой сад с посаженными недавно деревьями. На лаптях маленьких сосен лежит мокрый снег, оттягивая ветки вниз, к земле.

Бывший муж помогает мне выйти из машины, подсовывает костыли, и я послушно беру их, прыгаю вперед на одной ноге. Мирон где-то позади. Страхует.

– Мог бы и на руках отнести, – устало выплевываю в него ядом.

– Ничего страшного. Сама дойдешь, – слышу спокойный голос за спиной.

Сволочь.

Глава 19. Я не могу иначе

Мирон открывает дверь. Я небрежно плюхаюсь на пуф, сдуваю с мокрого лба челку и замираю. Пусть сам разувает меня, раз уж взялся. Пусть отрабатывает, иначе я попросту уеду к себе. Не знаю, что буду делать, нет ни единой мысли.

– Раздевайся, – командует Мирон, который уже успел снять с себя верхнюю одежду и обувь.

Он одет в джинсы и теплый свитер, который очерчивает широкую спину. Даже несмотря на то, что он похудел, Мирон не стал выглядеть менее мужественно или менее привлекательно.

– Сам раздевай меня, раз уж вызвался, – говорю ему и отворачиваюсь к стене, чуть ли не утыкаясь в нее носом.

Муж замирает: плечи напрягаются, пальцы сжимаются в кулаки. Он злится. Недоволен мной, не привык, что я противостою ему, ведь раньше все было иначе.

– Я здесь с тобой не для того, чтобы раздевать тебя, – ты это в состоянии сделать сама – а для того, чтобы ты не наделала глупостей.

Он произносит это отчужденно, потом разворачивается и уходит. Я сижу на пуфе и смотрю в стену перед собой.

Ну и что это за обращение с женщиной? Назвался груздем – полезай в кузов! В конце концов, я тут именно за этим – мне нужно оказать помощь, а не бросать на произвол судьбы.

Сижу так какое-то время. Слышу, как вдали что-то громыхает на кухне, включается телевизор и начинает играть музыка. А я все сижу, пока у меня не затекает пятая точка, а по спине начинает течь струйка пота.

Небрежно стягиваю пуховик, кое-как встаю и бросаю его на пуф, подхватываю костыль и иду на шум.

Двигаюсь тихо и медленно.

В дверном проеме замираю.

Это просторная кухня-гостиная. На одной половине диван и большая плазма, на экране которой трясут своими булками красивые девы. На другой половине за барной стойкой сидит Мирон. Голова опущена, руками он обхватил ее и опустил лицо. Застыл в этой позе. Уставший, разбитый. Он бы хотел, чтобы все было по-другому. Но жизнь не спрашивает у нас разрешения, вмешиваясь в наши планы.

Перед ним тарелка с едой, напротив еще одна тарелка, видимо для меня. Смотрю, что там внутри: паста с морепродуктами, моя любимая.

– Если ты ждешь меня, то не стоит. Я не голодна, – по правде говоря, я понятия не имею, когда ела в последний раз, но голода, как и аппетита, не чувствую. – Покажи мне мою комнату.

Мирон поднимает голову и смотрит на меня. Взгляд прожигает, испытывает, наматывает все мои внутренности на кулак.

– Сядь и поешь, – командует он. – Ты отказалась от завтрака и обеда, но ужином я тебя накормлю.

– Нет, – произносит мой язык практически автоматом, необдуманно.

Я разворачиваюсь, намереваясь пойти по коридору в поисках хоть какой-либо кровати, чтобы уснуть на ней. Впасть в беспамятство. Но муж не дает мне сделать и шага. Грубо поднимает на руки и сажает на высокий стул.

– Или ты поешь сама, или я покормлю тебя, – шипит озлобленно.

– Дай мне уйти, – прошу отстраненно.

Мир смотрит мне в глаза, оценивает каждое мое слово и отвечает тихо:

– Ешь.

– А после ты меня отпустишь?

Мужчина садится напротив и подпирает кулаком лицо. Он постарел лет на пять, не меньше. Залегли морщины, потемнела кожа, вся лощеность моего бывшего мужа схлынула, оставляя мне лишь обычного уставшего мужика.

– Я не смогу тебя отпустить, Рита.

Протягиваю руку и отодвигаю подальше тарелку, отказываясь от еды. Мирон громко и грязно ругается, подходит ко мне, накалывает на вилку макаронину из моей тарелки и подносит к моим плотно сомкнутым губам:

– Открывай и жуй.

Отрицательно качаю головой, на что Мирон окончательно звереет, надавливает мне на щеки, и я машинально распахиваю рот. Он кладет внутрь еду и ждет, что я буду жевать.

Смотрю на человека, который когда-то был так дорог мне. Он казался самым близким, самым нужным. Моей опорой и поддержкой.

По щекам текут тихие слезы, и я, не отрывая взгляда от почерневших глаз Мирона, начинаю жевать. Вкуса нет, ничего нет. Только пустота с привкусом моих слезы.

– Я не хочу этого делать, Кудряшка. Не хочу, – не хочет, но продолжает, заставляя меня есть.

Кормит меня, словно неумелого ребенка.

Как же мы пришли к этому, Мирон? Как оказались здесь? В этой точке нашей жизни? Что мы сделали не так?

– Я наберу тебе ванну, – говорит он после этого «прекрасного» ужина.

– Не надо, – снова неконтролируемо сопротивляюсь.

Мирон убирает посуду в посудомойку, бросает на меня холодный взгляд и говорит нейтрально:

– Ты не была в душе больше двух недель. От тебя воняет, Рита.

А мне опостылело все.

И он, и слова его. Мне нужно лишь одиночество, вот что. Я смогу подняться, сделаю все сама. Встану на ноги и буду жить дальше.

Пока я перевариваю сказанное им, Мирон уходит, а я остаюсь сидеть на стуле и смотрю на столешницу, как будто там могут быть все ответы на вопросы.

– Идем, – зовет меня Мирон, и я дергаюсь от звука его голоса.

Я бы могла продолжать испытывать его терпение, но я настолько устала, что слушаюсь приказа, беру осточертевший костыль и иду за бывшим мужем.

В ванной комнате сажусь на предложенный стул и замираю. Что дальше?

– Раздевайся, – снова командует.

– Нет.

– Ты собралась купаться в одежде? – вскидывает бровь и кривит рот в улыбке. – Или мне раздеть тебя?

– Выйди. Я не хочу, чтобы ты видел меня голой, – говорю ему, хотя не могу понять, правда это или нет.

Мирон игнорирует меня:

– Раздевайся давай. Или мне самому?.. Нет того, чего бы я не видел на твоем теле.

А вот это ложь. На моем теле новые шрамы, швы. Мое тело ломаное и слишком хрупкое, ему не нужно лишнее внимание, тем более мужское. Но все-таки я принимаю правила Мира и раздеваюсь, со злостью стягиваю с себя все, в том числе и белье.

Сижу перед ним нагая и медленно поднимаю взгляд, рассматривая лицо Мира.

На нем маска. Безжизненная маска, за которой скрывается… Что? Боль? Разочарование? Злость? Жалость? Или же все сразу? Он громко сглатывает, дважды моргает и вынуждает себя отвернуться от меня.

Это ранит больно. Неужели ему настолько противно на меня смотреть?

Мирон опускает руку в ванну, пробует температуру воды, как будто реально собирается купать ребенка, потом поворачивается и, стараясь не разглядывать, поднимает меня на руки и кладет в воду.

Намыливает мочалку и начинает водить по моим рукам, ногам, шее. Моет мне голову. У меня нет никакого стеснения. Он не тот, кого стоит стесняться. Все это время я неотрывно слежу за своим бывшим мужем. Он увлечен: несколько раз прикусывает губу, сдувает отросшую кудрявую прядь со лба.

– Почему ты не пострижешься? – спрашиваю неожиданно для себя самой.

Мир удивленно смотрит на меня, как будто видит впервые, и перестает натирать кожу. Снова сдувает со лба прядь, и я не выдерживаю – протягиваю мокрую руку и поднимаю ему волосы, открывая лоб.

– Замотался, – оправдывается Мирон. – Хотел еще две недели назад, но не было времени.

– Тебе идет, – говорю искренне.

Бывший муж устало улыбается:

– Давай для начала разберемся с твоей шевелюрой.

– Почему ты не вернул мне мои средства для волос? – снова выпаливаю бесполезные вопросы. – Вещи, обувь, даже книги вернул. А шампуни нет.

Мирон сквозь расслабленный выдох улыбается шире и отвечает:

– Они тебе больше не нужны. Разве нет?

И то правда.

Глава 20. Месть

– Мир, нужно, чтобы ты приехал в офис. И лучше сделать это как можно скорее.

– Без меня не справишься? – спрашиваю своего зама.

– У нас проблемы. – Слышу тревогу в голосе Германа, значит, дело реально неотложное.

– Через час подъеду.

Я откровенно забил на работу, каюсь. Мне сейчас сложно оторвать себя от Риты. И дело не только в том, что ей нужна помощь. Я скучал по ней. Смертельно. Чувствую себя последней сволочью, но она рядом, и меня разматывает от эмоций.

Да, она ранена и душой, и телом. Честно говоря, на Риту больно смотреть, но она рядом, и для меня важно только это.

Ее ментальное состояние настораживает, я стараюсь не оставлять ее в одиночестве – попросту боюсь, что она может наделать непоправимого. Она живет в нашем новом доме уже третий день, и это были очень сложные три дня. Противостояние, ругань. Полная противоположность нашей некогда семейной идиллии.

За эти три дня я выезжал из дома только пару раз. В первый раз с Ритой оставался психолог, который помогает ей. Во второй раз приехала теща.

Замечаю, что Рита не хочет никого видеть. Никого – значит и меня тоже, но понимание этого вовсе не означает, что я отступлюсь.

Звоню ее подруге Алене и прошу приехать, чтобы побыть с Ритой.

Через полчаса я впускаю девушку на территорию.

Она скептически смотрит на меня, недовольно поджимает губы и выдает мне:

– Ну и наделал ты делов, – и головой качает.

Что мне ей ответить? Понятия не имею.

– Я же всегда болела за твою команду, Мирон. Как так? – И эта женщина разочарована во мне.

– Я работаю над тем, чтобы исправить все, – честно признаюсь.

– Вижу, – кивает удовлетворенно. – Как она?

Выглядываю из коридора, ища взглядом Риту. Она сидит на диване в одной позе уже два часа и смотрит в экран выключенного телевизора, будто там показывают что-то очень интересное.

– Плохо, – отвечаю ей.

Алена деловито кивает и потирает руки:

– Разберемся. – В ее взгляде проскальзывает жалость, и девушка поднимает на меня глаза. – Мирон, я поблагодарить тебя хотела.

– За что? – недоумевая, переспрашиваю я.

– За то, что помог с лечением Тимохи.

Я удивленно вскидываю брови и говорю:

– Ален, я никакого отношения к этому не имею. Когда я начал ворошить ваше дело, то выяснил, что средства на лечение уже были выделены. Так что благодари кого-то другого.

– В смысле? – испуганно спрашивает Алена.

– Такими льготами не разбрасываются направо и налево. Знакомый из министерства дал мне понять, что за вас уже ходатайствовали. Ну и, судя по тому, что вы уехали за океан упакованные, делал это непростой человек. Кто – тебе виднее.

Вижу по глазам и шокированно открытому рту, что поняла кто. Возможно, отец ее сына – тут уже не мое дело, мне бы со своими проблемами разобраться.

Улетаю в офис. Галстук завязываю на ходу, уже когда иду по коридору. Раздаю указания секретарше и сажусь в свое кресло.

Тут же в кабинет залетает Герман и, даже не присев, вываливает на меня:

– Мир, в администрации какая-то лажа с нашим предложением по тендеру.

– Какая именно? – удивляюсь я. – Мы выверяли документы не один день, прощупывали конкурентов. Тендером занимались наши лучшие спецы, в том числе мы с тобой, Герман!

– Вот и я о чем, – он трет подбородок и плюхается в кресло.

– Сейчас узнаем, – беру в руки телефон и нахожу нужный контакт.

Один из близких друзей моего отца. Чинуша высокого ранга, восседающий где нужно.

– Рустам Анзорович, приветствую!

– Привет, Мирон. Как раз хотел позвонить тебе.

– По поводу тендера?

– По нему самому.

– Что происходит?

– Дрянь происходит, Мирон. Ничего понять не могу. Вы были единственными претендентами на тендер, остальные участники так, мелкие рыбешки. И вот вчера вечером появилась новая фирма. Название «ОргСтрой» тебе говорит о чем-то?

– Впервые слышу, – отрицательно качаю головой.

– У них предложение один в один как ваше, только бюджет практически в два раза меньше.

Кровь отливает от лица.

– Какого х… Как такое возможно?

– Да как обычно, Мирон. У вас завелась крыса, которая слила данные конкурентам, а те воспользовались информацией. В администрации проверять, кто у кого украл, не будут, сам понимаешь – выберут того, чей бюджет устраивает.

– Твою мать, – не сдерживаюсь и выпаливаю сквозь зубы.

– Вот именно, – вздыхает мужчина в трубку.

– Рустам Анзорович, а вам известно, чья фирма «ОргСтрой»?

– Конечно. Некто Золотарев.

Пиздец. Меня окатывает волной гнева, злость затапливает все внутренности.

– Олег Евгеньевич? – спрашиваю, хотя ответ уже знаю.

– Знаком тебе?

– Да.

– Личные счеты? – хмыкает Рустам.

– Пока не понял, но обязательно разберусь, – ломаю карандаш, который крутил в руке, и отбрасываю его в сторону. – Что сейчас можно предпринять с тендером?

– Варианта два: сделать так, чтобы «ОргСтрой» отозвал предложение, или вам отозвать свое и подготовить новое. Более выгодное.

– Сколько у нас времени? – меня всего колбасит.

– Неделя-две максимум.

– Понял. Спасибо, Рустам Анзорович.

– Давай, Мирон, решай проблему.

Отшвыриваю телефон в сторону, он проезжает по столу и падает на пол.

Герман нервно пощелкивает костяшками пальцев. Он понял весь контекст моего диалога с Рустамом:

– Кто этот Золотарев, Мир?

– Хрен один. Нарисовался возле Риты. А сейчас выясняется, что он бабки у нас вот-вот уведет.

– Откуда он взялся?

– Понятия не имею, но не нравится мне этот тип. Что-то не то там.

– Нихуя себе, – Герман открывает рот и шокированно распахивает глаза. – Что делать будем?

– Что делать, что делать… Собирай другую команду. Никого из тех, кто участвовал в подготовке первого предложения не привлекай. Два-три человека, не больше. Делайте новый проект. У вас неделя. А я буду выяснять, кто такой этот Золотарев.

Герман уходит, а я звоню Семену. Он узнал, кто сбил Риту, и сегодня я увижусь с этим человеком.

– Семен, как и договаривались, завтра утром направь наработанную информацию по ДТП в ментовку.

– Тебе по-прежнему нужны люди, которые сделают грязную работу?

– Да, есть у меня план, как можно растоптать человека. – Но это не все. – Семен, что известно по Золотареву?

– Я еще работаю над этим, Мирон. Но то, что около него все туманом прихвачено – факт.

– Работай, Семен. Мне нужна вся информация о нем. Кто он? Откуда вылез вообще, из какой дыры?

Сажусь в машину и еду в ресторан. Это не деловой обед, никто не ждет встречи со мной. Зато я очень жду встречи с этим человеком.

Паркуюсь у входа и захожу внутрь.

Марина сидит за большим столом в окружении кучи людей. Наряженная вся, расфуфыренная, как ель новогодняя. У нее сегодня день рождения – идеальный предлог, чтобы появиться для осуществления моей мести. У нее праздник жизни и ни малейшего намека на раскаянье.

Она счастливо улыбается, но, увидев меня, обтекает. Я не мешкая и не раздумывая подхожу к ней.

Марина подрывается, подхватывает меня за локоть и уводит в сторону, к окну.

– Что тебе нужно, Мирон? – ее голос дрожит.

Я растягиваю губы в садисткой, предвкушающей улыбке:

– М-м-м. Хороший вопрос, Марина. Но, думаю, ответ ты и так знаешь, – говорю спокойно, хотя внутри бурлит обжигающая лава. – Мне нужно, чтобы человек, виновный в смерти моего ребенка, заплатил по счетам.

– Какого ребенка? – ошарашенная Марина прикладывает руки к животу.

Точно, она же тоже беременна. Даже мне втюхать этого ребенка пыталась.

– Моего, Марина. Моего.

– Р-рита, она?.. – Марина заикается, краснеет, бледнеет, в конце концов начинает плакать.

– Она. Да, – киваю я и произношу с нажимом: – Была.

– Я не… я не знала! – начинает кричать Марина и хватает меня за руки. – Я не хотела, Мирон! Я просто как с ума сошла! Она разговаривала с Толиком. Это она! Это сто процентов она ему все рассказала. Я просто хотела ей отомстить, Мирон! А потом… я…я хотела остановиться в последний момент. Я старалась объехать, правда! Я не хотела ее убивать или тем более убивать ее ребенка.

– Не хотела, – повторяю как можно спокойнее. – Но сделала. Ты. Убила. Моего. Ребенка.

Хор голосов ахает позади меня, и Марина шокированно оборачивается на своих гостей, которые все как один смотрят с шоком на нее.

Я, пересилив себя, беру Марину за подбородок и поворачиваю к себе.

– Первым делом, когда я узнал, что это была ты, хотел заказать тебя, честно. – Марина испуганно икает и пытается отойти назад, но я не выпускаю ее лицо из своей цепкой хватки. – Но, знаешь, в отличие от тебя, я не убийца. Я расскажу, что тебя ждет, Марина. Сначала от тебя все отвернутся. Все-все – после того, что ты сделала, руку тебе подать будет все равно что в говне вымазаться. Статус? Власть? Отныне для тебя пустой звук. Далее твой бизнес. У тебя его больше нет, Марина. Денег на счетах у тебя кот наплакал, так что тут даже делать ничего не пришлось. А вот присесть придется, Мариша. Ведь данные о том, что ты скрылась с места происшествия, уже в полиции. Я там еще подкинул ребятам материалы о неуплате налогов, махинациях и подкупе кое-каких важных персон. Ну и дело столетней давности о хранении и распространении, помнишь? Так вот, оно «случайно» нашлось, представляешь?! – спрашиваю наигранно-удивленно.

Отпускаю ее лицо и спиной вперед, не разрывая с ней зрительного контакта, начинаю отходить. Она ненавидит меня, испепеляет взглядом, желает мне смерти или провалиться сквозь землю. Но где моя вина в ее деяниях? Яму она вырыла себе своими собственными руками. А у меня и своих грехов достаточно для того и мне не искупить их до конца своей жизни.

– Ах да. С днем рождения, Мариш. Гори ты в аду, сука.

Глава 21. Воспоминание

В окнах нашего с Ритой дома темно. Задержался, знаю. Но я был настолько заебанно-взвинченный, что показываться в таком виде перед Ритой не хотел.

Не должна она видеть меня в подобном состоянии. Хватит и того, что из нас двоих она подавлена, а значит, я должен быть в адеквате.

После встречи с Мариной я прыгнул в тачку и поехал. Ездил тупо кругами по городу, курил одну за одной, пока в пачке не закончились сигареты.

Пожалуй, катался слишком долго. При виде темных окон тревога накатывает на меня ледяной волной. Рита одна в моем доме. Не дай бог она что-то сделала с собой. Я не переживу этого.

Залетаю по ступеням и не разуваясь быстрым шагом прохожу в гостиную.

В комнате темно, лишь уличное освещение немного разгоняет по углам мрак. Рита сидит на диване и будто бы спит.

Будто бы.

Меня словно ошпаривает кипятком, и я в два шага подлетаю к ней, трогаю за плечо, заглядываю в лицо. Веки подергиваются, грудная клетка размеренно вздымается. Спит.

Тонна напряжения падает у меня с плеч, и я выдыхаю. Снимаю пиджак и убираю его в сторону. Поднимаю Риту на руки и несу в спальню, которая отведена ей.

Вообще, эта комната проектировалась как родительская спальня. Наша спальня. Но сейчас тут спит только Рита, потому что я понимаю, что видеть меня в своей постели она точно не захочет.

Комната в беспорядке. Покрывало валяется на полу, вещи разбросаны.

Кудряха никогда не была неопрятной, но сейчас она выражает мне протест как может. Я не поддаюсь на все это. Она пытается вызвать во мне жалость, даже не догадываясь, сколько ее внутри меня. Но слабым быть рядом с Ритой нельзя, тем более не тогда, когда она вот такая.

Переступаю через разбросанные вещи и кладу свою ношу на кровать. Она стонет и переворачивается на бок. Я нависаю над ней. Дышу ею. Впускаю в себя родной запах, все больше осознавая, что не смогу ее отпустить.

Придет день, когда она станет собой, отойдет от боли, захочет уйти. Вот тогда мне надо будет сделать все возможное, чтобы не допустить нашего нового разрыва.

Я выпрямляюсь и собираюсь уходить, но неожиданно Кудряха тихо шепчет:

– Мирон? Это ты?

Не знаю, спит она или нет, но все же отвечаю:

– Я.

– Полежи со мной, – говорит она и двигается к центру кровати, оставляя место позади себя.

Для меня, полагаю.

Я замираю, не веря тому, что услышал. Она попросила меня. Сама.

Снимаю рубашку и кидаю ее на пол к другим вещам Риты, сейчас этот бардак вообще безразличен. Брюки решаю оставить на себе, чтобы не смущать жену. Понимаю, что это глупо, но в эту минуту я иду по лезвию ножа в темноте и боюсь ошибиться, сделать неправильный шаг.

Ложусь позади Риты и придвигаюсь к ней. Накрываю нас пледом, хотя мне ни капельки не холодно. Мне – нет, а вот моя жена мерзлячка. Просовываю руку под плед и кладу ей на живот. Чувствую тепло ее тела, прикрываю глаза и тяну носом ее запах, утыкаюсь лицом в пышные кудряшки и неконтролируемо улыбаюсь.

– Щекотно, – слабым голосом говорит она.

– Как посидели с Аленой? – тут же откликаюсь я.

Рита молчит, дышит спокойно, но не спит, чувствую это. Думаю, что уже и не дождусь ответа, но Рита неожиданно произносит тихо:

– Мирон. Не зови сюда больше никого, не надо.

– Почему?

Она вновь отвечает не сразу, только после небольшой паузы.

– Я понимаю, почему ты это делаешь, – боишься, что, если оставишь меня наедине с самой собой, я вскрою себе вены или наемся таблеток, – Рита тяжело сглатывает и набирает в легкие воздуха. – Этого не будет, не переживай. Но видеть близких и их жалость к себе я пока не готова.

– Как хочешь, Кудряха. Но сессии с психотерапевтом не обсуждаются, прости. Доктор, как и прежде, будет приходить к тебе три раза в неделю.

– Ладно, – неожиданно соглашается она.

Мы так и засыпаем в обнимку, как когда-то давно.

– Не убегай, – ловлю свою Кудряху за локоть и разворачиваю к себе.

– Мирон, мне нужно в общагу, она закроется с минуты на минуту. Да и поздно уже, пора спать, – Рита смущается, прячет от меня свои красные щеки.

Но я оказываюсь проворнее – ловлю ее, хватаю обеими руками лицо и впиваюсь жадным поцелуем. Знаю, что Рита не любит проявлять эмоции при всех, стесняется, но, черт возьми, я не могу ничего поделать с собой.

– Поехали ко мне, Рит? Вместе поспим, – шепчу ей на ухо, еле сумев оторваться от своей девушки.

Кудряха ожидаемо теряется, испуганно открывает рот и бегает глазами по округе, пытаясь зацепить за что-то взглядом.

– Я… я… я не готова пока, Мирон, – бормочет нервно.

Знаю, что не готова, но я и не настаиваю. Сам удивляюсь себе, ведь раньше с девушками был короткий разговор, который всегда заканчивался сексом, а тут... Я реально готов ждать сколько угодно, при этом даже нет мысли посмотреть на других девушек, только она одна и нужна.

– Я сказал «поспим», а не «переспим», Кудряха, – улыбаюсь ей нежно.

Я – и нежно. С ума сойти.

И ведь реально так и есть: я сошел с ума, как только увидел кудрявую макушку Лебедевой.

В итоге Рита убегает в общагу, а я так и остаюсь под дверью. Комендант зыркает на меня недовольно, и я понимаю, что физически не могу уехать отсюда, оторваться от своей Кудряхи.

Выкуриваю несколько сигарет и все-таки уезжаю. По привычке еду в клуб, накатываю там один шот, второй и четко осознаю – не вставляет вообще. Ни бухло, ни атмосфера эта.

Под шокированными взглядами друзей ухожу и еду в круглосуточный цветочный магазин, покупаю букет эустом. Таксист привозит меня к общаге, и я решаюсь. Лезу по балконам на пятый этаж, как гребаный человек-паук. Тащу за собой букет.

Очково пиздец как, но чего не сделаешь ради нее?

Кудряха стоит посреди простенькой комнаты и смотрит на меня, ошарашенная, быстро моргает.

– Мирон?!

– Я что хотел сказать, – тяну лыбу идиотскую, – люблю я тебя, Кудряха. Охренеть как люблю.

Подхватываю ее под попу и роняю на кровать. Целую короткими поцелуями щеки, шею, поворачиваю ее на бок, устраиваюсь позади, ныряю носом в любимый аромат и, счастливо улыбаясь, закрываю глаза

Глава 22. Поцелуй

– Какое-то время рука будет болеть. Ее нужно разрабатывать, но не перенапрягать. С ногой то же самое. Старайтесь двигаться, чтобы вернуть мышцам тонус.

Врач, седовласый дядечка лет пятидесяти, снимает с моей ноги гипс.

Смотрю на свою конечность и удивляюсь. Прошел какой-то месяц, но нога из-за отсутствия нагрузок успела уменьшиться чуть ли не в два раза.

– Спасибо вам, – кивает Мирон, подает мне руку и помогает встать.

Наступаю на ногу неумело, словно я и не ходила никогда на своих двоих. Идти некомфортно, поэтому как только мы выходим в коридор, сажусь на стул и вытягиваю обе ноги.

– Что такое? – не понимает Мирон. – Болит?

Отрицательно качаю головой. Не болит. Вроде. Просто лень.

– Понесешь меня? – поднимаю взгляд на Мирона и замечаю его хмурое выражение лица.

В принципе, я понимаю, что не дождусь от него помощи или заботы. Кроме того одного-единственного раза пару дней назад, когда мы уснули вместе, теплоты между нами больше не было, поэтому слышу ожидаемое «Нет» и даже не удивляюсь.

Мирон присаживается на стул рядом со мной. Молчим, прикоснувшись друг к другу плечами, и смотрим на стену перед собой.

– Ты должна понять, что мне не сложно отнести тебя на руках. Но, Рит, ты должна учиться ходить. Прости, я не могу сделать это вместо тебя.

«Должна научиться ходить». Как высокопарно звучит-то. Вряд ли я буду ходить так же, как раньше.

Держась за стенку, поднимаюсь и иду. Ну как иду. Это больше похоже на ковыляние.

Мирон кладет ладонь мне на спину, пытаясь подстраховать, но я просовываю за спину руку и отшвыриваю ее. Сама – значит, сама. Кажется, я слышу, как позади меня скрипят зубы моего бывшего мужа. Он не видит моей улыбки. Хотя это и улыбкой не назовешь, так, мимолетное движение уголков рта.

Мне нравится выводить его из себя. Я все жду, когда же настанет момент, в который он вышвырнет меня из своего дома. Терпеливость никогда не была качеством, характеризующим Мирона.

Он какой угодно – несдержанный, импульсивный, эмоциональный. Но никак не терпеливый, это точно не про него.

– Остановись. Передохни, – шипит он за моей спиной.

Но я упорно, назло ему или черт пойми кому, превозмогая слабость и до боли закусив губу, иду к машине. Сажусь на заднее сиденье, проигнорировав открытую переднюю дверь, тут же отворачиваюсь к окну и тихо глотаю слезы.

Мы выезжаем в сторону дома, а они все текут и текут, и я никак не могу остановить это. Вытираю их кулаками, размазываю по лицу. Хорошо, что на мне нет косметики и я могу вдоволь насладиться своими рыданиями.

Когда мы заезжаем на территорию коттеджа, Мирон смотрит в зеркало заднего вида и произносит спокойно:

– Сообщи, когда тебе надоест себя жалеть.

Говорит и уходит. Даже не открыв мне дверь. Даже выбраться не помог. Ну и пошел ты.

Толкаю дверь его дорогущей тачки, вкладывая в это действие всю свою злость. Вываливаюсь – иначе это и не назвать, на улицу. Опираясь на машину, плетусь в сторону дома, но зависаю на крыльце.

Не в силах сделать ни шага, сажусь на самую нижнюю ступеньку и подпираю кулаком подбородок.

Накануне город замело снегом. Всю территорию запорошило толстым слоем снега, расчищены только подъездная дорожка и дорожка к дому.

Только сейчас до меня доходит: я живут здесь больше недели, но ни разу не осматривала территорию. Ни разу не вышла на улицу. Что там, за домом? А вот то строение, за небольшой елью – это что?

Мне никто не запрещал передвигаться по территории, само собой. Но раньше мне было неинтересно, что меня окружает. Сейчас тоже не особо сильно волнует, но все же… что там?

Я подумывала пройти за дом, но «пройти» – это слишком громко сказано, да и сил в моих ногах не осталось вовсе. Как же быстро приходит в негодность наше тело, стоит только не пользоваться им пару недель.

Мысль, похожая на маленькую ядовитую гадюку, пронзает болью.

Смогут ли я когда-то иметь детей? Врачи говорят, что сделали все возможное, но в будущем проблемы могут быть. Нужно обследование.

Снова обследование. Анализы, тесты, УЗИ. К черту все. Не от кого мне иметь детей, да и мысль эта вызывает лишь холод, сковывающий душу. Не думать, не мечтать, не пытаться. Просто жить.

По-моему, отличный план, разве нет?

А дети? А что дети? В мире тысячи бездетных пар, которые прекрасно себя чувствуют. Ни тебе обременений, ни тревог.

Чувствую накрывающую волну рыданий и поднимаю лицо к небу. Подставляю раздраженную, сухую кожу порывам ветра и закрываю глаза.

Со стороны кажется, что я молюсь, прошу о чем-то. Например, о своих тайных мечтах и желаниях. На самом деле я не вымаливаю ничего. И больше никогда не буду этого делать.

Я зла на мир, на вселенную, на Бога, на мужа, на друзей, на саму себя. Раньше я часто молилась, ходила в церковь, просила о ребенке. Лучше бы его не было, чем вот так.

Снова начинается снегопад. Тихие снежинки падают на дорожки, ложатся еще одним слоем на высокие сугробы. Падают на мою куртку, шапку. Вместе с землей я медленно покрываюсь снегом.

Раньше мы с Мироном обожали зимы. Уезжали в горы, снимали там коттедж и наслаждались друг другом. Целовались до одури, до зудящих губ, а потом занимались любовью на всех плоских и не очень поверхностях.