Текст книги "Любовь с остановками (СИ)"

Автор книги: Дарья Вознесенская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

– А что я должен был сделать? Не пускать?

– Честно? – я вздыхаю, – Именно что не пускать. Уверена, что у Миланы достаточно денег, чтобы остановиться в гостинице – пусть это и стало бы для нее сюрпризом. Это наши выходные, и твоя готовность делиться ими со своими бывшими мне совсем не нравится.

– Да… – на лице мужчины мелькает что-то незнакомое. – И что еще тебе не нравится? Может объяснишь мне сразу, по каким правилам я обязан существовать и кого и куда пускать?

Он будто жалит словами.

Подсев на иглу его нежности и заботы я совершенно забыла, что, прежде всего, Артем взрослый, властный и сделавший себя сам мужчина.

Не терпящий… неповиновения?

Черт. Готова ли я это проверять?

– Ты не обязан, – начинаю осторожно, – Но, согласись, твое желание остаться со всеми в замечательных отношениях переходит всякие границы…

– А вот это мне решать.

Как пощечина.

Он злится – я вижу это. На меня? На то, что смею высказывать свое мнение? На то, что мне не понравилось, что кто-то ходит в грязных сапогах по полу, который я – условно – усердно намывала все эти дни?

А может я просто не имею права… испытывать недовольство? Мы с ним всего ничего. И вряд ли меня можно назвать полноценной хозяйкой его дома и сердца.

Отворачиваюсь и говорю глухо:

– Действительно, тебе решать.

Мы молчим какое-то время, а потом Артем заявляет непонятным тоном:

– У меня дела  в городе образовались… готова возвращаться?

– Конечно.

Удалось ли мне сдержать горечь в голосе? А, плевать.

Собираюсь я пять минут – в отличие от Миланы, я не притаскивала сюда три огромных чемодана барахла.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Перекидываю спортивную сумку через плечо и иду к его машине, старательно отворачиваясь от роскошного тела в условном купальнике, развалившегося на гамаке, которым я планировала сегодня воспользоваться.

Почти всю дорогу мы молчим. Не знаю, почему молчит Артем – может ему просто нечего сказать, а вот во мне слишком много невысказанных слов, чтобы открывать рот.

Мы подъезжаем к дому, и я хватаюсь за дверную ручку чуть ли не раньше, чем он останавливает машину.

– Позвоню тебе как освобожусь, – бормочет Зимин.

– Да… да.

Я трусливо выскакиваю, даже не глядя в его сторону, и быстро дохожу до квартиры.

И только когда запираю дверь, позволяю себе расплакаться.

Тринадцатый

«Сегодня не получается никак»

«Да, я тоже уже ложусь спать»

Понедельник, который начался вечером в воскресенье с таких вот смс, не может быть добрым.

Или приятным.

Или еще каким – то кроме отвратительного.

Я плохо сплю, встаю из-за этого  с дурной головой, пытаюсь настроить себя на позитивный лад душем, кофе и укладкой – выходит не очень – и только когда иду к остановке выясняю, что в Москву пришла осень.

Несмотря на то, что на календаре еще доживает лето.

Я умудрилась привыкнуть за неделю к уютному нутру машины, разомлеть от тепла на выходные, а сейчас, в тонкой блузке и пиджаке, продрогла так, что даже попав в свой кабинет и налив себе огромную кружку чая никак не могу согреться.

А может меня знобит по совсем другой причине?

Скорее всего… Чувствую себя забытым на вокзале щенком.

Я понимаю, что если бы не мой недавний развод, где меня тоже предпочли другой, и если бы эта «другая» была какой-нибудь больной несчастной женщиной, а не уверенной в себе роскошной племенной кобылой, было бы немного легче.

Но факт остается фактом – мне явно плохо. И я не знаю пока, что с этим делать. Но на всякий случай в полдень спускаюсь на улицу в аптеку за парацетамолом, а в кофейне прошу что-нибудь, чтобы поднять иммунитет и настроение. И возвращаюсь с апельсиновым рафом, в который добрый бариста, подмигнув мне, добавил еще и немного перца.

Впрочем, с перцем  в моей жизни и так все в порядке. Потому что у меня есть лифт – а лифт в нашем здании это не только средство перемещения между этажами, но и возможность испытать весь спектр эмоций.

На тринадцатом дверь открывается и внутрь заходит Артем дайте мне скалку Зимин, держащий на руках девочку. Маленькую рыжеволосую обезьянку, которая широко улыбается и хихикает, рассказывая на своем языке что-то очень важное.

Я так и замираю.

А вот сейчас... это что? Кто, точнее? Ребенок от второй бывшей жены?

Или хотя бы о детях он бы мне рассказал?

– П-привет, – здороваюсь с запинкой.

– Привет, – отвечает настороженно.

– Пливет, – почти вопит рыжая непосредственность и тычет в себя пальчиком, – а я – Анетька.

– Привет Анечка, – улыбаюсь, – Я Света.

Мы доезжаем до нашего этажа и я невольно затаиваю дыхание, когда Артем спрашивает:

– Можешь зайти ко мне?

– Конечно.

Самое смешное, что в его кабинете я не была ни разу. И теперь с любопытством озираюсь, отмечая и величину приемной, и высоченные двери, которые ведут непосредственно в логово. И взрослую приятную женщину, что поднимается к нам навстречу с искренней улыбкой. Причем улыбается она, в том числе, и мне, что несколько смущает.

– Сходили к коллегам рыжей мамочки на тринадцатый, – сообщает Артем помощнице немного непонятно, – Катерина, не могли бы вы…

– Конечно,  – та с готовностью кивает и протягивает руки к девочке, – пойдем, покажу тебе свое вязание.

– Сто такое вясание? – удивляется малышка и мне тоже хочется удивиться – ну кто сейчас вяжет на рабочем месте?

Но я сдерживаю себя, стараясь не захихикать. Только смех пропадает, когда мы проходим в огромное помещение с пронзительно светлым ковром и удивительно гармонично смотрящимися в современном интерьере черными резными панелями и яркими ткаными диванами.

Пропадает не от красоты, а от нечитаемого выражения лица Зимина.

– Это моя племянница, – сообщает, наконец, мужчина.

– Понятно, – киваю, старательно сдерживая облегчение.

– У Яськи возникли сложности с няней, и она попросила помочь – я возился с мелкой со вчерашнего дня…

– А почему не сказал?

– Ты же просила избавить тебя от подробностей, – возвращает мои же слова.

Вздрагиваю.

Хочется заорать, но я всего лишь цежу:

– Не передергивай – я отказывалась от интимных подробностей с  твоей бывшей, а не от твоей жизни.

– Так вот – она такая и есть моя жизнь, – широко разводит руками, – у меня есть семья – большая – и им порой нужна поддержка.

– Тогда может обозначишь сейчас, кто именно входит в твою семью? Чтобы я не удивлялась «сестренкам» в твоей постели или доме? – рычу, показывая кавычками, что я об этих сестренках думаю.

Артем замирает и на его лице появляется некоторое замешательство и смущение.

Ну спасибочки, а то я уже думала, что неадекватный здесь один – и это я.

Собираюсь с мыслями и медленно и внятно проговариваю все, что думаю по этому поводу:

– Общение с бывшими – нормально. Нормально помогать им и оставаться в замечательных отношениях. Тем более, если люди обременены детьми, чувством благодарности за какие-то прошлые поступки или желанием защитить. Только видишь ли… одно дело оставить в свою жизнь открытые двери, совсем другое – плевать, сколько туда набилось народу, и как они влияют на твой сегодняшний день. Ты поставил чужую потребность выше даже не нашей – своей. А если это не твоя потребность была –  провести со мной время – зачем бы звал тогда? Мы договорились, что попробуем с тобой отношения, но отношения – это взаимные шаги навстречу друг другу и забота о чувствах другого… Прости, но вчера ты не просто не позаботился обо мне и моих чувствах, ты еще и ругал меня за них.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Я не… Обидеть тебя я не хотел.

– Но обидел, – говорю резко, – Просто переверни ситуацию и представь меня на твоем месте. Тебя даже цветы от другого мужчины взбесили – а я почему-то должна спокойно делиться нашим временем с той, которая, вообще-то, давно уже не твоя? Знаешь, если тебе было так радостно её видеть, то вообще не понятно, что я там делала. А если не радостно – так какого хрена ты позволил собой манипулировать? И даже не сообщил этой Милане, что у тебя и правда изменились обстоятельства – и теперь тебе и нам не удобно принимать её в своем семейном доме?

Молчит.

А потом выдает вопросительно и настороженно:

– Может потому, что я не привык оперировать вот этим «нам»? И даже когда был не один… все равно действовал так, будто я один?

Замираю. В который раз за сегодняшний день.

И понимаю вдруг, что ему почти сорок, он давно живет по собственным понятиям и перевоспитывать его – неблагодарный труд, если он не захочет перевоспитаться сам.

И что уходить на этот раз будет гораздо сложнее, чем после первой ночи. Потому что я влюбилась.

И что я все равно уйду, если не увижу в нем желания играть не только в свои ворота.

– Может быть, – отвечаю чуть хрипло, – Но по мне так сейчас самый момент принять решение, готов ли ты менять эту свою привычку. И любые другие, если они будут угрожать нашим отношениям.

Доктор

Артем

– Огромное спасибо, ты меня так выручил! – Ярослава врывается шумным вихрем в кабинет и восторженно пищит что-то дочери, а та пищит в ответ. И пространство мгновенно наполняется рыжими всполохами и ликующими рассказами.  – Ну что, тебе понравилось ночевать у дяди Артема?

– Дя! Он сделял мне гнесдо на сфоей кловати! – мелкая показывает, каким огромным было гнездо из одеял, и обе рыжие смеются.

– Сейчас поедем домой и там тоже сделаем гнездо! Для двоих. Сил моих нет с этими мероприятиями – Паша прав, пора мне заканчивать эту неблагодарную работу и становиться нормальной женой миллионера. Что там жены миллионеров делают? – смотрит на меня вопросительно.

– Эм-м… ногти и проблемы?

Хохочет.

А потом вдруг хмурится.

И обращается к дочке:

– Анна Павловна, а ты не могла бы подождать еще пять минуток? С Катериной?

– Дя! – радостно хлопает малышка, – У нее длинные мети – я буду ими тыкать!

– Что у нее? – обращается ко мне сестра.

– Мечи я так полагаю. То есть спицы для вязания… Не спрашивай, я сам не знал о таком хобби своей помощницы.

Вихрь поменьше убегает, а Яся говорит уже серьезно:

– Что у тебя случилось?

– Так заметно?

– Мне – да.

– Скажи… – снова отвечаю вопросом на вопрос, – у вас с Броневым… были сложности?

– Шутишь? Ты же сам меня неоднократно поучал в начале наших отношений. Да и потом возникали разногласия и не раз… А вспомни, как мы с ним разругались напрочь, когда его родственники на меня накинулись, а он не бросился меня защищать – еще и высказал свое «фи». Мы с тобой тогда много рассуждали на тему того, как сложно, порой, бывает договориться двум взрослым людям, у которых свое представление о жизни, свой опыт и тараканы в голове. Но если есть ради чего стараться, то это надо делать…

– И почему я не использую свой же совет?

– Ох, Тёма, – она  улыбается, – потому что все мы умные, пока  в дело не вмешиваются чувства, гормоны и ощущение, что кто-то посягает на твою целостность. И что ты натворил?

– А почему сразу я?! – возмущаюсь.

– Потому что женская солидарность не пустой звук, – хмыкает.

– Наверное… глупость, – признаюсь неохотно, – Свете не слишком-то было приятно, что я продолжаю общаться с бывшими…

– Продолжаешь общаться или то, как ты это делаешь?

– Все-то ты понимаешь, – ворчу.

– Божечки, неужели я дождалась, что кто-то кроме меня скажет, что ты порой бываешь удивительно слеп? Ну и как тебе… без короны? – всплескивает руками и скалится.

– Ярослава!

Но она только смеется.

– Я все испортил, – вздыхаю.

– «Всё» еще можно исправить, –   качает головой и направляется к выходу. – Ты самый офигенский, глубокий и замечательный мужчина… ну, кроме Броневого. Так что все будет, если ты этого захочешь.

– Ты слишком хорошо обо мне думаешь, – говорю тихо в закрывшуюся дверь.

Черт.

Наверное, она права… они обе правы. Но менять что-то сложно, особенно если привык, что каждое твое слово и действие не вызывает возражений, а если и вызывает, то можно тут же отодвинуться от этого человека.

Может поэтому все мои отношения зашли в тупик? Потому что до тех пор, пока это было в удовольствие, пока напоминало игру  –  меня все устраивало; а как только появлялась необходимость напрягаться, я решал, что оно того не стоит? Со Светой я пошел тем же путем, только Света… она оказалась другой. И для меня другой тоже.

Эта ночь без нее, несмотря на сопящую рядом мелкую, была ужасна. Еще и осознанием того, что я и правда поступил как мудак, вцепившись в свое право быть всегда… правым. Да и сейчас отпустил её после столь важного вопроса. Пока скрипел мозгами и думал как ответить, она уйти успела, потом Анютка прибежала, потом помощница, начальник отдела продаж,  Яся…

– Катерина… а какие у меня сегодня еще важные дела? – нажимаю я кнопку селектора.

– Никаких, которые нельзя отменить, – с готовностью отзывается помощница.

Бл...ть, а я не так уж и плох, раз меня окружают такие женщины,  да еще и не пришибли меня до сих пор.

Улыбаюсь и пишу Свете, что ужасно хочу украсть её с работы… Но она не отвечает мне и через пятнадцать минут.

Тогда звоню.

Но абонент не абонент.

– А соедините меня с…

– Уже соединяю, – поет в трубку Катерина, на что я могу только закатить глаза. Но Елена Марковна не так уж рада меня слышать, более того, в её голосе – явное осуждение, когда она рассказывает мне, что у карамельки поднялась температура, и девушка отпросилась домой.

Хочешь почувствовать себя еще большим мудаком?

Спроси в отделе кадров как.

Я благодарю за ценную информацию и быстро выхожу из кабинета. Аптека, магазин, цветочный павильон – к Свете я поднимаюсь нагруженный десятком пакетов и звоню в дверь в решимости сидеть в подъезде, пока она не откроет.

Но открывает почти сразу.

Я точно её разбудил – но пусть будет так, чем она будет болеть в одиночестве.

Света выглядит бледной, на щеке – след от подушки, а в глазах настороженность.

– Лекарства, –  я сваливаю все на пол и киваю на один из пакетов, – курица, овощи и фрукты, – киваю на второй. – Будем тебя лечить. Ты чего мне не позвонила?

– Серьезно? – задирает она бровь.

– Угу, – тру переносицу. Я терпеть не могу все эти душещипательные разговоры, но карамельке я, пожалуй, задолжал. – Признаю… я был не прав. И если ты не позволишь мне сейчас все исправить, я буду ходить вокруг твоего дома с тоской в глазах, без еды и воды, пока ты не сдашься и не позволишь мне позаботиться о тебе. Я не могу пообещать, что у нас не будет больше проблем, или что я вдруг стану тем совершенством, которое тебя заслуживает – у меня тоже есть свои сложившиеся представления о жизни. Но я буду пытаться исправить их в той части, которая важна для тебя. Честно. Так что пока у тебя не будет на руках документов о расставании, тебе от меня не избавиться.

– Да и потом ты никуда не денешься, даже с этими документами,  судя по твоему опыту, – ехидничает.

– Уела, – поднимаю руки в знак того, что сдаюсь.

– И что, ты бросишь свою идею ночевать с толпой твоих бывших под боком? – всматривается в меня.

– Да нечего бросать, – возражаю с досадой, – это всё казалось разумным и нужным, пока у меня не появился кое-кто нужнее.

Она замирает на несколько долгих секунд… а  потом разворачивается и идет в сторону спальни.

– Эй, ты куда? Это что значит? Мир?

– Это значит, что я иду спать.  – хмыкает, не оборачиваясь. – А ты займись делом… доктор. Заботься.

– Это я легко, – улыбаюсь и почему-то чувствую себя неприлично довольным.

Живем дальше

Света

Следующие несколько недель наше общение напоминает скольжение к провалившемуся под лед человеку.

Мы лежим на животах и двигаемся старательно и осторожно, поминутно проверяя, не треснуло ли что под нашим весом.

Я болею, выздоравливаю, приноравливаюсь к графику Артема – порой безумному – и его командировкам – порой неожиданным, снова отдыхаю в загородном доме, в котором нет и следа присутствия другой женщины, капризничаю по делу, скучаю по нему в течение рабочего дня и старательно выискиваю дополнительные интересы, чтобы не зацикливаться единственное что на мужчине.

С интересами пока напряг.

Спорт?

Вряд ли это можно назвать хобби, пусть мне и нравится чувствовать свое тело.

Книги?

Я никогда не была книгочтеем, а сейчас и вовсе предпочитаю сериалы – но не до сухих воспаленных глаз.

Чем там еще увлекаются современные люди? Блогами, психологией, ПП? У меня вдруг оказывается слишком много возможностей, и я теряюсь в них. Столько лет я жила самолетами и краткосрочными путешествиями, видела лишь одну цель – ипотеку и, по итогу, прочный брак, а сейчас снова превратилась в себя восемнадцатилетнюю, которой надо решать, как, с кем и на что жить дальше.

– Ну и какой гребаный университет ты хотела тогда осчастливить своим присуствием?

Томочка, обладающая не только бешеным темпераментом, но и метаболизмом, с огромной скоростью поглощает лапшу в жирном соусе и не перестает задавать мне вопросы с пулеметной скоростью.

Эта манера общения сложилась у нас еще тогда, когда увидеться получалось раз в месяц-два, и теперь, похоже, продолжилась. Потому что у каждой совершенно неожиданно образовалась личная жизнь, и времени на общение стало опять не хватать.

– На юриста хотела, – вздыхаю.

– И? Может ты снова готова стать сексапильной адвокатессой?

– Вряд ли, – тяну с сомнением.

– А кем хочешь стать?

–  А если меня все устраивает на моем рабочем месте?

– Менеджер по кадрам? Почему нет, – пожимает плечами Томочка, – в конце концов свои амбиции можно направить и на что-то другое.

– А они у меня есть? – почти огрызаюсь.

Тома отрывается от своей лапши и смотрит уже совсем внимательно. А потом спрашивает:

– Что произошло-то?

Мнусь недолго и выдыхаю:

– Мы были пару дней назад на приеме… ну что-то там ради деловых знакомств Артема и все такое.

– О… и ты почувствовала себя Золушкой?

– Не совсем. Нормально я себя чувствовала, и выглядела как полагается. И Артем был предусмотрителен и весел. А потом мы общались с одной парой, разговорились об образовании и… В общем, они стали сыпать сведениями о том, какие дипломы в мире сейчас котируются, о том что их тренинг с каким-то Тони Робинсом уже совсем близко – через десять месяцев, о МВА и желании написать книгу… А потом спросили меня, что я заканчивала и чем занимаюсь.

– Ты сказала, что была самой сексапильной стюардессой в гребаной авиации?

– Нет, я сказала что работаю в отделе кадров. И знаешь что было дальше? Они уставились на меня в ожидании продолжения  – ну, что я типа главная по кадрам в Гугл и определяю таким образом развитие мира.

– Да пошли они с их гребаными ожиданиями!

– А с моими что мне делать? – вздыхаю,  – Я ведь понимаю, что не соответствую Артему... как Зимину. Ладно бы хоть эскортом была или прожигательницей жизни – ну там выйти замуж за миллионера, поставить статус «не в деньгах счастье» и постить каждый день фотки с яхты с бокалом шампанского. Но я… мне что-то другое нужно. И хочется. Хочется пусть и не подняться на его уровень, но встать хоть на какую-то ступень. Обрести собственную уверенность…

– До того как ты выйдешь замуж за миллионера и поставишь  гребаный статус? – хмыкает Тома.

– Что-то в этом духе, – смеюсь уже. Высказалась – и стало легче.

– Эх, Светка. Кем быть, как обрести смысл жизни и в найти что-то свое – это же извечные вопросы, не думай, что они коснулись исключительно тебя.Твоя жизнь так круто поменялась – дай своему тщедушному организму время принять эти перемены и уверена, ты поймешь, какой курс задать.

– Знаешь, Тома, с тех пор как ты стала читать по нескольку десятков романов в неделю, ты сделалась намного умней, – пропела я восхищенно.

– Да ну тебя, – подруга даже не думала обижаться, а потом вдруг оживилась, – Кстати, на тему романов. Один автор такое прислал… короче, мы всей редакцией примеряли эти позы, парочка мне особенно запомнилась…

– Даже знать ничего не хочу! – машу руками,  но потом прищуриваюсь, – Хотя… давай-ка и мне расскажи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Прогулка в темноте

Света

Как бы я ни хотела удивить Артема новыми знаниями, удивил меня он.

«Готова увидеть?»

Я с недоумением кручу телефон и даже трясу пару раз – вдруг вытряхну оттуда следующее сообщение. А когда понимаю, что это и есть оно, настороженно отвечаю.

«Да».

Мне же нечего бояться?

«Тогда в шесть возле лифта».

Возле лифта? Хм, может и есть чего...

Но  в лифте ничего не происходит. В машине Зимин старательно молчит. В незнакомом торговом центре – начинает улыбаться А потом я не успеваю опомниться, как мы проходим краткий инструктаж и… оказываемся в полной темноте.

Нет, это не та темнота, когда идешь ночью по улицам или когда в квартире неожиданно гаснет свет.

Это черное ничто, которое сначала оглушает ударом по голове, а потом просачивается в уши, в легкие, в каждую пору твоего тела.

В первые мгновения кажется, что вот чуть-чуть и глаза привыкнут и начнут различать силуэты, но нет.  Нет абсолютно ничего вокруг тебя… А потом ты понимаешь, что это не так. Там – все.

И тут же оказываешься в совершенно ином мире.

Путь от страха к беспомощности, а потом и к удивлению я преодолеваю в считанные секунды. И вдруг осознаю, какая надежная и твердая ладонь у Артема. Сколько звуков в его дыхании и мыслях. Вот я чувствую легкий смешок –  будто всей собой, а не только ушами. Глубокий вдох… и горячий выдох в мою сторону. Желание оберегать…. его тоже можно почувствовать?

Я не задумывалась прежде, как мы воспринимаем этот мир и что будет, если забрать это восприятие, но стоило погасить свет, как я и правда увидела. Кожей, ушами, носом.

Его нежность. Мои сомнения.

Я закрываю глаза, чтобы не вглядываться бесполезно в темноту, и выдыхаю напряжение, позволяя себе полностью шагнуть в это пространство. Оно удивительно. Наполнено многими смыслами, которые хочется почувствовать. Стенами, мебелью с приятными текстурами, тихими звуками «комнаты»…

Артем неожиданно щекочет меня, а потом, играясь, дует на волосы.

Я скольжу пальцами по его руке и чуть царапаю ладонь.

Он идет на ощупь, вытянув одну руку и другой прижимая меня к себе сильнее, чем того требуется.

Я пьянею от его запаха, заполнившего, кажется, даже мой мозг. А когда мне и этого становится мало – притягиваю за плечи и касаюсь кончиком языка солоноватой кожи в области шеи, чтобы ощутить вкус.

Он удерживает меня от падения, когда я спотыкаюсь, несмотря на предупреждение, на пороге «квартиры». Я останавливаю его на «перекрестке», где пространство дополнено громкими дезориентирующими звуками.  И не даю и шага ступить, пока он не убеждается, что вокруг нет «машин».

Ощущение собственного тела, дыхания, тока крови становится запредельно ярким.

Гид говорит спокойно, чуть нараспев, поясняя, как ориентироваться, если не использовать зрение, но я почти не слушаю – доверяюсь полностью мужчине и испытываю ощущение полного довольства собой и им… Так можно?

Мы заходим в «магазин», потом в «музей». Пальцы скользят по прохладе скульптур, ныряют в выемки, цепляются за завитки камня. Поверх моих пальцев – его. Накрывают, направляют, ласкают… Дыхание учащается, а к пояснице устремляется жаркий поток. Мне немного стыдно за столь острые эротические переживания перед посторонним человеком, который, я уверена, видит гораздо больше чем мы, но остановиться я не в силах.

Мы ощупываем каждый предмет вместе. И даже угадываем большинство. А потом пробуем разные вкусы в «баре», и я почти готова, что мне подсунут какую-нибудь гадость, но вместо этого сразу после апельсинового сока я получаю не менее апельсиновый поцелуй…

В холле – полумрак. Чтобы постепенно возвращать посетителей в мир обычных людей. В глазах Артема – желание. И мне даже не надо смотреть на него, чтобы понять это. Внутри меня – восторженное спокойствие. Почему-то эта почти детская игра воспринимается как нечто глубокое и дающее тебе возможность полностью признать свою пару.

На уровне ощущений.

Я сажусь в машину на подземном паркинге в легком ступоре, но через пару ударов сердца уже снова полноценно живу.  Его губы терзают мои, его глаза закрыты, а руки, наполненные новым опытом, трогают, мнут, поглаживают каждую часть моего тела, до которой могут дотянуться. Я хочу и не хочу повторить наш автомобильный экспромт, но и тут Артем решает сам. Пристегивает меня, напоследок крепко поцеловав, а  потом срывается с места.

Его квартира оказывается ближе.

А в ней, в холле – плотный шелковый шарф, которым Зимин, даже не спрашивая, завязывает мне глаза и только потом раздевает догола.

Что происходит с ним я не вижу. Он все так же надежно берет меня за руку и ведет – я понимаю, что в спальню. А там, уложив на кровать, обрушивает тонну ласк, от которых я уже спустя несколько минут начинаю извиваться и требовать, чтобы он меня трахнул по-человечески.

Но Зимин явно не человек. Он инопланетянин, который решил довести земное существо до отключки. Его губы и язык досконально повторяют тот путь, что проделывали прежде пальцы. И я, снова лишенная возможности видеть, чувствую это запредельно громко. А потом Артем облизывает скользкие складочки, всасывает клитор и, одновременно, входит в меня сразу тремя пальцами и сгибает их, что костяшки задевают особенно чувствительную точку, а меня от этих ощущений резко подбрасывает вверх.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я вцепляюсь в него и пытаюсь притянуть к себе, но мой мучитель неумолим – одной рукой перехватывает мои запястья, а второй продолжает ласкать, надавливая круговыми движениями, так что и под шарфом я вижу фейерверки, а мое тело вытягивается в дугу с двумя лишь основаниями – затылком и пятками.

Я кричу – не могу сдержаться.

И на это крике, на сбитом дыхании Артем входит в меня, отпуская руки и позволяя мне обвить его на манер осьминога, и впитывать, впитывать нескончаемое удовольствие и его жесткие, почти болезненные движения. До тех пор, пока меня не накрывает второй волной, а он рычит и стонет, фактически припаивая свое тело  к моему, и дрожит, откровенный и беззащитный в своем удовольствии...

И наверное в тот момент я понимаю, что не отпущу его добровольно никогда.

Между четырнадцатым и двадцатым

Артем

– А ты довольным прям выглядишь, Артем, – Семен смотрит с добродушным удовлетворением, – Похоже, что хорошо у тебя всё с… сотрудницей.

Я даже жевать перестаю.

– Что, и ты про это знаешь?

– А ты скрывался? – посмеивается, – Вы ж, голубки, когда пожрать приходите или на парковке целуетесь ни на кого и внимания не обращаете. Ну и ладно, дядя Семен не обижается.

Не думал, что меня можно смутить, но тут взгляд отвожу. И правда ведь не замечаю никого, стоит моей карамельке оказаться рядом.

– Ты еще покрасней, герой-любовник, – уже откровенно ржет приятель, – Радуйся, что успел так влюбиться до того, как в разряд старперов перешел. Не каждому дано. Свадьба-то скоро?

– Свадьба? Я как-то… не думал об этом. Мы же вместе пару месяцев всего.

– А вот это ты зря, – качает головой мудрый Каа, – если твоя – хватай и беги. А то пока приноровишься, пока убедишься – блондиночка успеет столько всего передумать и так обидеться, что разгребать и разгребать. Вот ты с семьей её познакомил?

– Да все в разъездах были…Ну с Савелием она, конечно, встречалась.

– И уже наверняка думает, что ты ее стесняешься. А  к друзьям своим водил ?

– Чтобы они на нее слюни пускали?

– А блондиночка ведь решит, что не настолько важна для тебя.

Я прям напрягаюсь.

А вдруг Семен прав? Света ранимая такая,  может я опять по её чуткости грязными ботинками топчусь?

– Бл..ь, раздразнил меня, – вздыхаю, – Буду теперь мучаться. Я ж не потому, что прячу её – хоть и хочется иногда. Просто мне мало её, мало времени с ней, а тут придется делиться.

– Ну ты и феодал, – восхищается друг, – Только женщины, они ведь по другому устроены. Ты ей скажи хотя бы, что присвоить решил, границы обозначь не в голове своей, а действиями и словами – ну там подарки, признания в любви почаще…  Стоп. А ведь вижу по твоей роже, что даже не признался ни разу. Вот это точно зря. Или не любишь?

– Я…

А что я? Самому не слишком-то понятно. Я, бывало ,влюблялся, горел, женился, опять же, по большой симпатии и желанию какому-никакому. А вот любил – вряд ли. И когда слова любви говорил, то больше потому, что так вроде бы принято. Но чувствовал ли когда-нибудь то, что чувствую к Свете?

– Может ты не поймешь… – говорю вдруг, – но вот это «я тебя люблю» мелко как-то. Не отражает того, что  думаю на самом деле.

– Пойму, – усмехается, – не тупой вроде.

И вот я вроде бы не тупой, но в последующие дни все чаще ловлю себя на мысли, что притормаживаю и постоянно  разглядываю Свету и прислушиваюсь к ней, пытаясь поймать отголоски каких-нибудь неприятных мыслей. Вдруг ей и правда где-то тянет и неловко? И я тут… весь такой рефлексирующий.

Всегда думал, что отношения – это легче легкого. И удивлялся своим друзьям, сестре, которые переживали на вид совсем не тяжелые ситуации так, будто их мир рушился. И вдруг оказалось, что вся эта легкость была основана на одном – поверхностности моих чувств. Ядро-то всегда было ровно раскалено, без искажений, а вот сейчас…

В него то буром врезались, то бомбу бросали.

То вулкан, то ледниковый период.

И откуда-то взялись и нерешительность, и сомнения, и раздражение на пустом месте, и даже совершенно идиотская неуверенность в себе.

– Свет, слушай…

– М-м? – она сидит чуть взъерошенная и сонная на пассажирском сидении и никак не решается выйти из машины на работу.

Виновен.

Вчера задержался на встрече чуть ли не до полуночи, а потом к ней поехал. Потому что она ждала. Конечно, мы оба не выспались…

Вдруг так ее жалко стало, что захотелось дать отгул и отправить домой отсыпаться. Но я сдержал себя – однажды уже попытался так сделать, а карамелька обиделась за подобное отношение и заявила, что если она настолько бесполезный сотрудник, что её можно в любой момент не пустить на работу, то она найдет место, где будет более полезной.

Девочка – кремень. Выползает таки на свет… точнее полумрак парковки, и позволяет завести в лифт и нажать кнопку нашего этажа. И только потом, зевнув, спрашивает снова:

– Так что ты хотел спросить?

– Ну... – мнусь. –  А ты почему не настаиваешь на встрече с моей семьей или про совместное проживание не спрашиваешь?

Бл…ь

Кажется, я опять выражаюсь как Гомер Симпсон. Осталось только вместо нормального русского мата говорить «Д’оу!» и вставить карандаш себе в мозг (это выражение Гомер использовал когда делал какую-то глупость, ну и карандаш в голове у него и правда был – когда его вытащили, и он стал сильно умнее, то попросил засунуть назад, тк ему не понравилось)))) прим. автора)

Зато карамелька просыпается.