Текст книги "Перо, закон и стеклянный шар (СИ)"

Автор книги: Дарья Киселева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Хальрун перевел взгляд на полезшего в карман Дорена.

– Платок вейи Кросгейс, – сказал детектив и выложил на стол белую, почти прозрачную материю. – Ее горничная дала его мне.

– Это подойдет. Теперь я смогу найти Мализу.

Неожиданно в комнате потемнело, хотя Хальрун был готов поклясться, что гадалка не сделала ни одного подозрительного движения. Она смяла ткань в руках, поднесла к лицу, а затем глубоко вдохнула. Выражение на лице госпожи Лаллы стало отрешенным и пустым. Хальрун переглянулся с детективном, и они вдвоем продолжили наблюдать за гадалкой, которая, не говоря ни слова, внезапно отложила платок, встала и вышла из комнаты, оставив гостей одних. Отсутствовала госпожа Лалла недолго, а вернулась с картой Бальтауфа и несколькими свечами, которые расставила на столе в одной ей ведомом порядке. После этого гадалка села и протянула руки своим гостям.

– Держите меня, – попросила она и сама поймала ладонь Хальруна. – Держите меня крепко.

Хватка у гадалки оказалась необычайно сильной для женщины. Чужие пальцы больно впились в кожу журналиста.

– Не отпускайте, – шепнула госпожа Лалла, и ее глаза закатились.

От неожиданности Хальрун чуть не подскочил, но гадалка держала крепко. Под удивленными взглядами полицейского и журналиста она принялась раскачиваться, словно колеблясь на несуществующем ветру. Ее губы что-то беззвучно шептали, а взгляд окончательно потерял осмысленность.

Расправленный платок веи Кросгейс, как заметил Хальрун, лежал поверх карты города, и по удивительному совпадению два предмета прекрасно совпадали по размеру. Рядом горели свечи, в стеарине которых содержались какие-то непонятные ароматные добавки. Тяжелый дух усиливался с каждой минутой, а затем маленькие красные язычки, горевшие ровно, начали плясать на фитилях. Откуда-то засквозило, отчего наполнявшие дом шорохи стали чуть более громкими и близкими.

Гадалке приходилось постоянно убеждать клиентов собственной потусторонней силе, но даже Хальрун, понимавший, что должен был сейчас наблюдать какой-то фокус, проникся зрелищем. Госпожа Лалла работала красиво. Ее рука совершенно натурально задрожала, а затем гадалка безвольно обмякла.

– Бедняжка! Она в беде! Ей так страшно...

Слезы в голосе госпожи Лаллы звучали естественно, да и глаза блестели по-настоящему. Хальрун посмотрел на детектива, который тоже не выглядел впечатленным выступлением.

– Она не сегодня оказалась в беде. Вы утверждали, что с вейей Кройсейс все хорошо, – сказал Дорен, изучая женщину.

В неверном, тусклом свете понять степень искренности госпожи Лаллы журналист не мог, но доверия она у него вызывала не больше, чем уличный попрошайка, рассказывающий прохожим о болезни матери, отца и всех родных до третьего колена. Вся разница заключалась в том, что госпожа Лалла одевалась у хорошей модистки, обитала в красивом доме и носила настоящий жемчуг. Ее длинные перламутровые сережки покачивались в ушах, а высокий воротник платья украшала камея из агата.

Лицо гадалки помрачнело.

– Все происходит сейчас, – настаивала она. – Найдите Мализу, прошу вас, детектив Лойверт!

Рука женщины взметнулась, упала на платок и смяла ткань.

– Здесь! – воскликнула Лалла, отбрасывая материю на пол и указывая на место, куда перед этим попал ее палец. – Ищите ее здесь.

Все манипуляции проводились вслепую. Только теперь гадалка посмотрела на карту.

– Сартальф, – озвучил Хальрун то, что видели все. – Почему я не удивлен? Вы утверждаете, что вейя Кросгейс там? На фабрике Лакселя?

Женщина посмотрела на Хальруна, как на невежу и глупца.

– В Сартальфе? Да, вей Осгерт. На фабрике? Вряд ли.

Гадалка нахмурилась. Такое же выражение появлялось на лице редактора Эймарка, когда Хальрун приносил текст неоднозначного содержания, и Пелруду приходилось гадать, одобрит статью вей Далмель или запретит, урезав им всем содержание.

– Почему вы так считаете? – потребовал ответа Дорен.

Госпожу Лаллу задели сомнения полицейского. Похоже, она отвыкла от скептиков, хотя и утверждала обратное.

– Гадание не дает точных ответов, детектив. Я лишь чувствую, что Мализа одна. Это не какое-то место со многими людьми!

– А виноват во всем «человек с черным сердцем»? – спросил Хальрун, не удержавшись от подколки. – Это он привел бедную девушку в безлюдное место?

Гадалка выпрямилась и свысока посмотрела на Дорена.

– Возможно... Я провела сеанс не ради вас, а ради Мализы. Остальное – ваша забота, детектив Лойверт. Поступайте, как сочтете нужным, но не вините меня, если из-за вашего бездействия случится беда.

Она поднялась и выразительно уставилась в сторону выхода. Намек был понят.

– Спасибо за помощь, госпожа Лалла, – ответил Хальрун. – Это был очень познавательный опыт.

По лицу гадалки пробежала тень. Вряд ли она рассчитывала, что ее усилия, назовут всего лишь «познавательными». Однако Хальрун улыбался так, чтобы нельзя было заподозрить насмешку.

– Я старалась не ради вас, – повторила гадалка.

– И вы помогли расследованию, – совершенно серьезно сказал Дорен, удивив не только журналиста, но и саму госпожу Лаллу.

– Не стоит благодарности, детектив. Просто найдите мою подругу.

На этом сеанс мистики завершился. Стоило выйти на улицу, как Дорен спросил:

– Что вы думаете?

– М? – уточнил Хальрун. – О чем?

– О сеансе. Что подсказывает вам ваше воображение, вей Осгерт? Я хочу сравнить впечатления.

Журналист с удовольствием втянул в себя городской воздух. В центре Бальтауфа пахло (именно пахло, а не воняло, как в Роксбиле!) сажей, дымом и машинами. Зато это был живой запах человеческого присутствия, сменивший удушливые ароматы «духов» госпожи Лаллы. Последние Хальруну категорически не нравились – он не любил, когда его держали за дурака, пусть это и требовалось для дела.

– Вы называли мое воображение слишком бурным, – напомнил журналист. – И были правы. У меня имеется не одна версия, детектив.

– Поделитесь ими… Прошу вас.

– Гадалка, – протянул газетчик. – Хм... Она очень подозрительная особа и слишком старательно навязывает нам свою помощь.

– Продолжайте, – попросил Дорен, проигнорировав дерзкое «нам» Хальруна.

Они как раз подходили к машине, и газетчик с удовольствие ответил:

– Я думаю, что госпожа Лалла могла убить (или похитить) свою покровительницу, а теперь пытается выставить виновным другого... Или она, наоборот, хочет нам помочь...

– Помочь? – удивился детектив.

Хальрун оживился.

– Да. Допустим, ей известна судьба Мализы, но она не может выдать, откуда, поэтому и воспользовалась таким странным способом... Или она мстит обладателю «черного сердца» за что-то... Или это просто безумная женщина, верящая в силу духов.

Дорен слушал внимательно.

– Нет, – сказал он. – Только не последнее... Остальные ваши гипотезы любопытны, хоть и ни на чем не основаны.

Хальрун мог бы возразить, что воображение не должно иметь оснований, иначе превращается в нечто прямо себе противоположное. Однако ответил он другое:

– Почему она не может верить? Мистика – модное увлечение, и многие светские дамы без ума от нее.

– Но госпожа Лалла – не светская дама. Она лишь претворяется и использует слабости других ради себя.

– Мошенница и обманщица, – догадался Хальрун, обрадовавшись, что его мнение о гадалке подтвердилось, хоть и косвенно.

Дорен был менее категоричен.

– С точки зрения закона она не делала ничего плохого.

– Умная мошенница и обманщица, – подхватил Хальрун. – А что с Мализой? Ее слабости гадалка тоже использовала? Или они вместе морочили головы людям?

– Не знаю. Это тоже предстоит выяснить.

– Прекрасно! – газетчик в предвкушении потер руки. – Обожаю такие истории.

На вопросительный взгляд детектива он объяснил:

– Истории про предательства... И про мошенниц. Люди любят, когда богачи и обманщики терпят крах. Как бы все ни повернулось, кто бы ни был виноват, я и «Листок Роксбиля» окажемся в выигрыше.

Дорен промолчал. Он занял место водителя, и экипаж, пусть с рывками и остановками, но устремился вперед. К манере вождения детектива Лойверта требовалась особая привычка, а без которой у пассажиров аппарата к пищеводу начинала подступать желчь. К счастью, Хальрун был слишком предан делу, чтобы жаловаться.

– Куда мы едем? – спросил он.

– В Сартальф, – ответил Дорен, не поворачивая головы.

Хальрун фыркнул.

– Об этом я и сам догадался, детектив Лойверт. А конкретнее? Вы решили поверить откровению госпожи Лаллы?

– Откровению? – протянул детектив. – Интересное слово.

– Я знаю много интересных слов... Сартальф – большой округ. И фабрика Лакселя – большое место. Бесполезно искать там одного человека, даже если это красивая девушка.

Дорен покосился на газетчика, но почти сразу вернулся к наблюдению за дорогой.

– Мы не едем на фабрику. Есть только одно место, которое могла иметь в виду госпожа Лалла... Вей Лаксель живет в Центре, но, как мне сказали, у него имеется квартира в Сартальфе.

– Правда? Хм... Как-то это слишком очевидно, – поморщился Хальрун. – Довольно глупо было бы так выдать себя.

– Глупо выдать? Вы про кого, вей Осгерт?

Хальрун задумался.

– Про всех, наверное, – ответил он. – Не могу понять... То ли с вейей Кросгейс все получается совершенно нескладно, то ли, наоборот, слишком складно. Такое у меня ощущение, детектив.

Дорен кивнул.

– На этот раз вы на удивление косноязычны, но при этом совершенно правы, вей Осгерт. Все запутаннее, чем кажется, хотя я хотел бы ошибиться.

Хальрун знал, что девушку не нашли ни в больницах, ни в гостиницах, ни даже в мрачных ночлежках среди бедноты. Домашние слуги тоже не сумели ничем помочь, а на фабрике и вовсе до сих пор не знали, что хозяйка пропала. Дело затягивалось, и Хальрун был разочарован. Странная подсказка госпожи Лаллы являлась единственным шансом выяснить что-то про Мализу Кросгейс.

– Если окажется, что наш визит к гадалке не прошел напрасно, на радостях я угощу вас обедом, – сказал Хальрун. – Я терпеть не могу затянутые сюжеты.

– На радостях? – переспросил Дорен. – Даже если Мализа Кросгейс там, я совершенно не уверен, что она жива.

– А гадалка утверждает иное. Предлагаю довериться профессионализму невероятной госпожи Лаллы и не терзаться дурными мыслями раньше срока.

– Вы безнадежный оптимист, – ответил полицейский. – Я еще не встречал людей с таким незамутненным взглядом на жизнь… Идет! Я принимаю ваше приглашение при условии, что мы не найдем по приезду бездыханного тела или иных свидетельств смерти девушки.

– Как скучно вы выражаетесь, – покачал головой Хальрун. – Но я понимаю ваше условие. Трупы портят аппетит… Хотя вы, наверное, давно привыкли к ним? С такой-то работой!

Дорен поморщился, словно газетчик чем-то его задел. Он вцепился в руль, отчего машину повело в сторону.

– Совсем наоборот, вей Осгерт… Но я бы очень хотел к этому привыкнуть. Это бы многое упростило.

Глава 8

Холостяцкое логово фабриканта находилось недалеко от улицы Общественного благополучия. Полицейский экипаж проехал мимо знакомого Хальруну веселого дома, а затем свернул в узкий проулок, и там остановился. Газетчик подался к дверце, но Дорен, вместо того чтобы выйти, развернул план района и с хмурым видом стал разглядывать прямоугольники зданий. Несколько раз детектив поднимал голову, осматривался, хотя сопоставить живую улицу с нарисованной у Дорена Лойверта никак не получалось.

– Дайте-как это мне, – не вытерпел Хальрун и забрал карту у Дорена. – Куда нам нужно?

– Сюда, – неохотно ответил детектив. – На улицу Терпения и упорства.

– Ну и название! – фыркнул Хальрун. – Не хотел бы я жить в таком месте.

Детектив пожал плечами.

– Главное, что это хороший и дорогой район. Название не имеет никакого значения.

– Конечно, имеет, если звучит настолько отвратительно лицемерно… Ого! Мы свернули слишком рано.

– Вот как, – Дорен выглядел скорее недовольным, чем удивленным своей ошибкой. – Нужно вернуться?

– Именно. Я покажу, куда ехать.

Машина осторожно тронулась, сделала круг и вскоре снова оказалась на улице Общественного благополучия.

– Туда! – скомандовал Хальрун, сверяясь с картой.

– Не так громко, вей Осгерт. Я вас слышу.

Дорен дернул колесо штурвала, и аппарат вместе с пассажирами наклонило на бок. Потребовалось несколько секунд, чтобы машина выровнялась.

– Полегче! – возмутился Хальрун. – Вы...

Дорен сжал зубы, и газетчик передумал высказываться о чужой манера вождения.

– Туда, – только и сказал он. – Теперь прямо... А теперь поверните! Не так же резко...

– Тогда предупреждайте заранее! – огрызнулся Дорен.

– Я предупредил, – ответил Хальрун, а потом заметил, что они едва не пропустили нужный дом уже по его собственной вине и закричал. – Это он! Сюда!

Машина встала.

– Прибыли, – с облегчением объявил Хальрун, но это оказался не конец пути.

Экипаж напоследок еще раз дернулся, словно в конвульсии, и только после этого машина окончательно остановилась, чуть-чуть проехав нужный дом. Здание находилось недалеко от проспекта Общественного благоденствия, но было хитро запрятано среди сложной сети проулков и проездов, возникших в результате нерегулярной застройки вокруг главной улицы. Хальрун, привыкший к подобной планировке в Роксбиле, без труда ориентировался в лабиринте Сартальфа. Дорен, как оказалось, нет.

Нужный дом был на этаж ниже соседних, а его фасад украшали красивые карнизы из камня более темного, по сравнению с основной кладкой, цвета. Из того же материала строители выполнили декоративное обрамление окон.

– Наш фабрикант умеет устроиться, – заметил газетчик. – Хотел бы я иметь такое же укромное гнездышко.

– Правда? – без интереса спросил полицейский.

Он тоже разглядывал дом.

– Нет... Если бы у меня было столько же денег, а бы потратил их иначе. Мы идем, детектив?

Не дожидаясь ответа, Хальрун выскочил не тротуар, легко перепрыгнув через лужу. Дорен ухитрился поставить экипаж как раз напротив самого глубокого места.

Консьержа в доме не оказалось, зато имелся замок на двери, должную вести к общему лестничному колодцу. Хальрун задрал голову, чтобы посмотреть на нависающее над ним здание, и едва не потерял при этом шляпу.

– Попасть внутрь затруднительно, если вас не приглашали…

– Не совсем так...

– Что имеете в виду? – журналист обернулся к размышлявшему о чем-то Дорену.

Несколько секунд спустя детектив принял решение. Это стало видно по сосредоточенному выражению его лица.

– Следите, чтобы никто меня не видел.

– Что? – не понял Хальрун.

– И предупредите заранее, если кого-нибудь заметите, – резко ответил детектив, а затем полез в карман, чтобы достать оттуда длинную булавку с загнутым кончиком.

– Однако, – пробормотал газетчик под впечатлением от оказанного доверия.

– Следите! – повторил Дорен, склоняясь к замку.

Хальрун отвернулся и принялся наблюдать за кусочком улицы, который мог видеть. Вход в здание находился с торца, и это играло на руку взломщикам. Краем глаза газетчик наблюдал, как уверенно и ловко действовал Дорен Лойверт, служитель порядка и страж правосудия.

– Готово, – объявил полицейский, когда не прошло и минуты.

Путь внутрь, действительно, был свободен.

– Я впечатлен, детектив, – заметил Хальрун. – Странный у вас набор навыков. Вы отвратительно водите, зато прекрасно взламываете замки.

Дорен дернул уголком рта, а затем убрал отмычку во внутренний карман.

– Никогда не знаешь, что может пригодиться, – сказал он.

Лестничные пролеты в этом доме выглядели на удивление просто, что однако легко объяснялось отсутствием консьержа и непостоянным проживанием квартирных владельцев. Детектив поднимался быстро, а Хальрун следовал за ним.

– Вы меня не постеснялись. Это лестно, но неужели вы настолько мне доверяете? – спросил журналист.

Дорен приостановился. Он опережал Хальруна на несколько ступенек, поэтому мог смотреть на журналиста сверху вниз.

– Что вы имеете в виду, вей Осгерт?

Хальрун ответил беззаботной улыбкой и пожатием плеч.

– Я ведь могу придать огласке наши не совсем законные приключения. Что вы скажите тогда?

– Что вы были моим соучастником, – спокойно произнес Дорен. – Не в ваших интересах меня выдавать.

– Но ведь я лицо неофициальное. Что мне будет! Штраф? Вы – совсем другое дело... Детектив?

Дорен его уже не слушал. Он продолжил подниматься, и вопрос газетчика полетел полицейскому в спину.

– Детектив! Зачем было поступать так неосторожно?

– Возможно, я неправильно понял ваш характер, – все еще очень спокойно ответил Дорен. – Поступайте, как знаете, вей Осгерт. Я не смогу вас остановить.

Он пошел быстрее, а потолки в здании достигали приличных четырех метров. Для не слишком выносливого журналиста скоростной подъем по лестнице превратился в испытание на выносливость.

– Да бросьте, детектив! Вы обиделись? – закричал он. – Что за глупость! Я не собирался вас выдавать! Это было простое любопытство!

– Любопытство?

– Именно!

Когда Дорен остановился, Хальрун получил возможность перевести дух и немедленно этим воспользовался.

– Уф, – выдохнул журналист. – Что за гонка!

– Вы мне угрожаете? – спросил Дорен. – Или все-таки нет?

На Хальруна он смотрел с подозрением, совсем как при первой встрече.

– Конечно же неь! Разве это была угроза?

– А что тогда?

– Шутка, – поспешил ответить Хальрун. – Просто неудачная шутка. Не обижайтесь, детектив, но кому, кроме вашего начальства, вы интересны? Не собирался я разоблачать ваши методы – мне выгодно сохранять с вами хорошие отношения.

Дорен выслушал его терпеливо, а затем долго молчал. В здании на каждом этаже находилось не более одной квартиры, тайны которых скрывали надежные двери, отсекающие любые звуки. Было очень тихо. Непривычно для Хальруна тихо.

– Вы правильно рассчитали, когда не стали меня стесняться, – не выдержал журналист. – Вы можете мне доверять.

– Пока это вам выгодно?

Газетчик просиял.

– Именно! Работа все для меня. Помогите мне получить хороший материал, и я буду считать вас своим лучшим другом. Самым преданным вам другом.

Дорен, наконец, решился. Он медленно кивнул, а затем жестом пригласил Хальруна подойти ближе. Детектив не таился, когда обсуждал собственное маленькое прегрешение, но стоило заговорить о деле Мализы, как он перешел на шепот:

– Почему вы решили, что вейя Кросгейс обеспечит вас «материалом»?

Хальрун пожал плечами.

– Считайте, это чутьем газетчика. Я всегда знаю, из чего получу историю, а что станет пустышкой.

Он не рассчитывал, что Дорен поймет, но детектив снова удивил газетчика.

– Вот и я знаю, вей Осгерт. Знаю, что нам неспроста указали на этот адрес.

Дорен посмотрел на площадку верхнего этажа, до которого они почти добрались. Выше квартир не было, поэтому красная дверь с бронзовыми декоративными заклепками могла принадлежать только Ракарду Лакселю.

Хальрун мог бы сказать, что это была их единственная зацепка, поэтому оставалось положиться на гадалку, не стал. Он лишь указал в сторону двери.

– Давайте проверим, – предложил журналист. – Ответы близко.

– Так и есть.

Вот только выглядел детектив не настолько уверенным, каким показал себя на словах. Руку он держал в кармане и, наверняка, сжимал там отмычку. Внутри Дорена шла нешуточная борьба, прекрасно заметная стороннему наблюдателю.

– Можно подождать до завтра. – предложил Хальрун. – Завтра делом займутся другие, и это будет уже не ваша ответственность.

– Вы правы, – поколебавшись сказал Дорен. – Нужно действовать сейчас. Нельзя уйти, постояв под дверью.

– Именно, – поддакнул Хальрун.

Дорен сделал шаг наверх, а затем неожиданно для журналиста растянул губы в безрадостной улыбке.

– Знайте, вей Осгерт, если вей Лаксель сейчас дома и если он пожалуется капитану моего управления на мою навязчивость, то до конца дней я буду заниматься карманными кражами.

– Звучит, как проклятие, – сказал Хальрун.

– Именно, вей Осгерт. Проклятие неудавшийся карьеры не смертельное, но очень обидное.

Поддавшись внезапному порыву несвойственного для себя сочувствия, Хальрун, который сам только что подталкивал детектива к действиям, уточнил:

– Разве вам не обязательно идти? Это не входит в ваши служебные обязанности, как я понял.

– Не входит, – согласился Дорен и продолжил подниматься на верхний этаж.

Хальрун, решительно ничем не рисковавший, по-новому посмотрел на детектива. Кроме уважения, газетчик испытал непонятное неуютное чувство, которому не сразу сумел найти название. Он хотел что-нибудь сказать, но в последний момент передумал, и молча пошел следом.

Площадка с самой яркой во всем здании дверью пустовала. Было тихо. Даже когда Дорен потянул на рычажок звонка, звук вышел далеким – толстый камень и плотное дерево надежно его заглушили. Несколько секунд ничего не происходило... Потом тоже.

– Никого? – спросил Хальрун шепотом, но Дорен все равно на него шикнул.

– Тсс...

Газетчик понятливо кивнул и снова вслушался в тишину за дверью. Дорен позвонил снова, а затем еще раз, в третий... Паузы между звонками становились все короче.

– Вам не кажется, что там кто-то кричит? – спросил журналист, напрягая слух.

За дверью определенно кто-то находился – едва различимые для уха звуки не могли доноситься с улицы. Газетчик посмотрел на Дорена, взгляд которого стал острым, а брови нахмурились. Выражение лица получилось комичным, но Хальрун не засмеялся.

– Думаю, вам не кажется, – согласился детектив. – Я не уверен, но...

– Но там, похоже, кто-то зовет на помощь? – подхватил Хальрун, а затем сам решительно потянулся к звонку.

Неприятное дребезжание быстро заглохло, и внутри квартиры кто-то продолжил создавать шум. Отдельных слов разобрать не получилось, даже когда Хальрун припал ухом к скважине.

– Дайте мне! – потребовал Дорен.

Он занял место Хальруна, стоило журналисту подвинуться.

– Готов спорить, кто-то звал на помощь. Я почти уверен, что слышал «помогите».

– Тише, – попросил Дорен.

Он прикрыл глаза и, как показалось газетчику, перестал дышать. В дверь детектив вжался так сильно, словно хотел через нее просочиться. Сам Хальрун больше не слышал криков из квартиры. Внутри, казалось, все затихло.

– Дайте мне ваш инструмент, – потребовал газетчик и нетерпеливо выставил руку.

– Что?

Дорен уставился на журналиста, забыв разогнуться. Он так и стоял, прилипнув ухом к низко расположенной замочной скважине.

– Я собираюсь открыть нам дверь... То есть, попытаюсь. Вы же мне подскажите, что делать? Однажды я успешно вскрыл мамину шкатулку ее же шпилькой, но это было очень давно. Мне требуется руководство, зато последствий, если вдруг внутри обнаружится рассерженный хозяин, у меня будет меньше, чем у вас.

Дорен медленно перевел взгляд на пустую ладонь, которую протянул в его сторону Хальрун.

– Ну же! Давайте скорее, детектив! Прямо сейчас там могут кого-то убивать.

Эта фраза все решила.

– Лучше я сам, – сказал Дорен и снова склонился над замком. – Нужно спешить.

Хальруну осталось наблюдать за торопливыми, но уверенными движениями.

– Ловко у вас получается. Опыт?

– Не мешайте, вей Осгерт, – сквозь зубы процедил Дорен.

Детектив сосредоточился на тонком процессе взлома, и замок в конце концов поддался: что-то щелкнуло, а затем дверь медленно приоткрылась. Газетчик с полицейским переглянулись, но первым отмер Дорен. Хватило легкого движения, чтобы увидеть неосвещенную прихожую… И погром в ней. Пол покрывали осколки: смесь стекла и фарфора. Опрокинутая вешалка лежала в углу. С нее, видимо, и упал белый шарф, ярким пятном выделяющийся в темноте, перчатка из светлой кожи, а также шляпа, по которой кто-то прошелся, безжалостно смяв тулью. Дополняли картину какие-то клочки и обрывки. Подозрительных звуков не было.

Хальрун собрался присвистнуть, но вовремя опомнился. Не отводя настороженного взгляда от прихожей, газетчик наклонился к уху детектива:

– Я сейчас очень надеюсь, что у вас имеется при себе оружие.

Ответ он угадал еще до того, как Дорен открыл рот, хотя даже не смотрел на детектива. Сработало предчувствие.

– Не имею привычки, – ответил полицейский.

– Очень напрасно... Очень, – пробормотал Хальрун, вглядываясь в тихую темноту квартиры.

Просторная прихожая двумя крыльями уходила вправо и влево, и с каждой стороны путь преграждала двустворчатая дверь. В простенке напротив входа висела непристойная картина, изображавшая спящую под тонкой простыней нагую девушку. Нарисованная красавица, как магнит, притягивала взгляд, хотя место для любования искусством было явно неподходящее. Хальрун заставил себя посмотреть на Дорена и с обидой обнаружил, что полицейского живопись вообще не заинтересовала. Детектив изучал осколки, осторожно переступая с одного свободного пятачка пола на другой.

– Направо или налево? – спросил Хальрун. – Только не просите разделиться. Я от вас не отойду.

– Я не собираюсь вам это предлагать, – произнес Дорен, продолжая свое занятие. – Минуту, тут кое-что любопытное...

Хальрун быстро закивал. Чтобы ни говорила вея Альгель, он никогда не рисковал без веской причины. Немного пронаблюдав за полицейским, журналист достал блокнот и стал делать собственные заметки. Работа у него была интереснее, чем у детектива. Пока Дорен изучал всякий мусор, Хальрун в красках описывал спящую девушку. Журналист еще не решил, в каком контексте напишет про жилье фабриканта (ведь внутрь он попал незаконно), зато он точно знал, что нравится его читателям и собирался им угодить. Хальрун так увлекся, что почти забыл, где находится. «Крутой изгиб или волнующий?», – размышлял он. «Нет, пусть будут... хм...О да! Или нет? Пропустит ли это старина Пелруд?»

– Вей Осгерт! – над Хальруном раздался раздраженный шепот. – Обратите внимание на меня, а не на нарисованную женщину.

Дорен говорил тихо, но все равно ухитрился передать всю глубину своего возмущения.

– Мы чужом доме, куда проникли без приглашения. Ведите себя скромнее.

– Вините того, кто сюда ее повесил, а я не сделал ничего предосудительного, – стал оправдываться Хальрун. – И потом на что мне еще смотреть? На битое стекло? Или на сорванные обои?

– Между прочим, то, «стекло» интереснее этой мазни.

– Кому как, – протянул Хальрун, смущение которого от пребывания в чужом жилье быстро прошло. – У меня иные предпочтения.

Газетчик выразительно посмотрел на картину, но потом опомнился и передумал злить полицейского.

– Извините, детектив, – примирительно сказал он. – Что не так с этими осколками? Я ничего особенно в них не вижу.

– Не видите? Странно.

– Расскажите, прошу вас.

Хальрун не сомневался – Дорен сам хотел поделиться с кем-нибудь наблюдением, а единственные свободные уши были только у журналиста.

– Вей Осгерт, кто-то нарочно бил вазы и бутылки с вином. С дорогим вином, – детектив продемонстрировал Хальруну этикетку баарбельской винокурни.

– Расточительно, – изумился газетчик. – Одна такая стоит три моих месячных жалования.

Теперь, когда Дорен указал на темное пятно на обоях, Хальрун без труда обнаружил еще несколько таких же. Журналист подошел и потрогал испачканную стену.

– В Роскбиле есть несколько мест, где люди швыряют бутылки и кружки друг в друга, но они обязательно сначала выпивают содержимое… За этим следует опьянение, которое обычно и становится причиной побоища. Метод Сартальфа совсем другой...

Когда Хальрун задумывался, его язык начинал жить собственной жизнью, но Дорен разумно не обращал внимания на чужую болтовню, и газетчик замолчал. Под подошвами журналиста (к счастью, достаточно толстыми) мерзко похрустывало стекло, оставляя царапины на паркете. У Дорена, как показалось Хальруну, получалось ходить более аккуратно. За правой дверью они обнаружили проходную комнату в состоянии ненамного лучше прихожей.

– Все ящики выдвинуты, – заметил Хальрун, – Тут что-то искали? Как думаете, детектив?

– Похоже на то… Осторожнее!

Хальрун забылся и отпустил дверь, которая оказалась оборудована пружиной. Последующий звук был слишком громким для пустой квартиры. Газетчик виновато посмотрел на Дорена.

– Негодный из вас вор! – процедил полицейский, прислушиваясь к окружению.

– Не то, что вы, – огрызнулся Хальрун.

– Я не удивлен, что в тот раз вас поймали.

– В тот раз? Что вы имеете в виду?

– Я имел в виду фабрику… Из которой я помог вам выбраться почти без потерь.

– Статья за подбитый глаз – хороший размер. Я узнал...

Хальрун замолчал, потому что в глубине квартиры раздался глухой нечеловеческий голос.

– ...кто-то есть? Сюда! Сюда...

Голос шел как будто издалека. Хальрун посмотрел на пораженного загадочным призывом детектива.

– Я в духов не верю, – заявил газетчик.

– Я тоже, – мрачно согласился детектив, а затем они оба, едва не сталкиваясь плечами, устремились обратно в прихожую.

Не заботясь больше о том, чтобы не потревожить улики на полу, Хальрун пересек холл и замер перед левой дверью. Рядом встал детектив Лойверт.

– Кто-нибудь... На помощь... Кто-нибудь! – отчаянно звал голос как будто откуда-то с той стороны.

Он звучал так неестественно, что пробирал до костей, и тем, кто его слышал, хотелось поежиться. Хальрун невольно вспомнил о доме госпожи Лаллы, с его таинственными шорохами и постукиваниями без видимой причины, и разозлился. Опытная шарлатанка знала, как оставить после себя нужное впечатление

– Не будем же мы тут стоять? Вперед, – шепотом предложил журналист.

– Держитесь позади, – также тихо велел Дорен.

– Как скажите. Возражать не стану.

Право пройти первым он оставил полицейскому, а сам приготовился внимательно смотреть из-за плеча детектива. На всякий случай Хальрун взял в руку увесистый зонтик, который подобрал тут же, в прихожей вея Лакселя.

– В драке он вам не поможет, – сказал Дорен, – но если вам с ним спокойнее… Заходим?

Хальрун кивнул:

– Я готов. Ко всему.

Он оказался не прав. Хальрун ждал драку, опасного противника, а не мертвое тело. Дорен при виде уже остывшей находки застыл, и журналист едва не врезался ему в спину.