Текст книги "Перо, закон и стеклянный шар (СИ)"

Автор книги: Дарья Киселева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава 16

– Она не глупа, – произнес детектив, протянув записку Хальруну. – Она не выдала себя ни в разговоре с вами, ни сейчас.

Газетчик взял письмо и прочел на этот раз основательно, а не краем глаза из-за чужой головы.

«Моя дорогая!

Какая жалость, что ты осталась дома, ведь твоя поддержка была мне нужна, как никогда. Сложно описать, сколь утомительным оказался день! Один лишь вей Тильгаль порадовал меня (будь ты со мной, ты бы оценила сюжет и слог), зато новый гость проявил себя самым неожиданным образом... К сожалению, эта неожиданность не была приятной, а ведь ты, моя дорогая, предупреждала меня не приглашать роксбильца в приличное общество. Ты снова оказалась умнее, осторожнее и предусмотрительнее, чему я уже перестала удивляться. Предстать себе, этот человек ушел от нас еще до обеда, что было просто оскорбительно… Впрочем, не о ради мелких жалоб я тебе пишу. Прошу, дорогая, навести меня скорее, мне очень нужно тебя увидеть. Если только твоя мигрень прошла, приходи немедленно, прошу, прямо сейчас. Мне столько нужно с тобой обсудить! Твоя М. К.»

– Тильгаль? – уточнил Хальрун. – Зачем она упомянула именно этого марателя бумаги? Она сделала так нарочно, или он просто пришелся к слову?

– Хороший вопрос, вей Осгерт… Вы запомнили, о чем был тот отрывок?

– Вы про роман, которую читал Тильгаль? Кхм… Нужно будет его найти. Кажется, в названии было что-то про молчание...

В ответ на недоуменный взгляд Дорена Хальрун развел руками.

– Я предпочитаю книгам живых людей. Они интереснее.

– Но ведь вы слушали писателя только вчера. Дорогу к дому гадалки вы нашли даже в темноте, а название книги успешно забыли?

– Я его даже не запоминал, поэтому не мог забыть, – возразил Хальрун.

Детектив вздохнул.

– Неважно, вей Осгерт. Однако... Хотя книга может вообще не иметь значения, нужно изучить тот отрывок.

Дорен забрал у газетчика записку и начал вертеть в руках, как будто от переворачивания послания вверх ногами, его смысл мог стать понятнее.

– Из этого мало что можно узнать... Эй! Стой!

Детектив развернулся и замахал поднятой вверх рукой. Мальчик, оставленный без присмотра внутри машины, теперь со скоростью зайца удалялся от дома гадалки. Брызги вылетали из-под ног беспризорника – дороги Дельмонд не разбирал и чесал прямо по лужам. Он даже не закрыл за собой дверцу аппарата, и она до сих пор слегка покачивалась.

– Вы должны были присматривать за ним! – упрекнул газетчика Дорен, бросаясь в погоню.

Газетчик, конечно, никуда не побежал. Он остался возле машины и закричал:

– Стой, малец! Ты забыл шапку! И деньги!

Толку это не принесло. Дельмонд, не оборачиваясь, несся прочь и свернул в первую же подворотню. Безнадежно отставший Дорен по инерции пробежал еще несколько метров.

– Бросьте это, детектив! – крикнул Хальрун. – Все равно не поймаете.

Полицейский развернулся. Лицо его выражало досаду и разочарование.

– Хотя бы мы знаем имя мальчика, – произнес Дорен, переводя дух. – Вы хорошо запомнили его внешность?

– Внешность я запомнил, но вот имя... Я не уверен, что хитрец назвал свое.

– Верно... Вы правы, вей Осгерт. Почему вы не смотрели за ребенком?

Хальрун мог лишь развести руками.

– Прощу прошения, детектив. Я рассчитывал, что он захочет получить награду, но не учел страх улицы перед своим естественным врагом. Если бы вы не назвались полицейским, мальчик бы не сбежал.

Дорен как будто собрался ответить что-то резкое, но передумал и вздохнул.

– Главное, письмо теперь у нас. Ребенка можно будет поискать позже.

Кивнув Хальрун посмотрел на дом гадалки. Свет внутри еще не горел, как и в большинстве соседних особняков.

– Что теперь, детектив?

– Оставайтесь тут, – ответил Дорен. – Я найму другую машину и вернусь в управление. Детектив Тольм приходит обычно рано.

– Тогда я буду вас ждать здесь.

Хальрун вернулся в аппарат, спасаясь от утренней сырости, и вскоре заскучал. В машине газетчик не нашел ничего заслуживающего внимания, и даже почитать тут было нечего. Больше всего на свете Хальрун ненавидел безделье, поэтому для него не было ничего хуже слежки за домом, жильцы которого мирно спали.

Время шло. В некоторых домах затопили печи и зажгли свет. На улице появились люди (большая часть которых являлась приходящей прислугой), но к особняку Лаллы никто не приближался. Хальрун пытался напевать, пробовал по примеру Дорена что-то настукивать, но его единственным настоящим развлечением оставались мысли...

Полицейские приехали только через два часа, когда окончательно рассвело, и измучившийся Хальрун издали приметил фиолетовый корпус. Газетчик вылез наружу, оперся о холодный металлический бок своего аппарата, а затем стал наблюдать за приближением второй машины, где за штурвалом сидел знакомый усатый сержант. Маленькие глазки полицейского подозрительно стреляли по сторонам, и всякий раз, когда взгляд немолодого шофера попадал на Хальруна, журналист кожей чувствовал чужое неодобрение. Рядом с сержантом находился Дорен. Детектив что-то говорил водителю и несколько раз показывал в сторону газетчика.

Хальрун побежал ко второй машине еще до того, как она начала останавливаться,.

– Что-нибудь случилось? – спросил Дорен, распахнув дверцу.

– Ничего не происходило, никого не было, – бодро доложил Хальрун и стал наблюдать, как грузный Унер Тольм выбирается из аппарата.

Старший детектив не был по-настоящему толстым, но производил именно такое впечатление. Детектив Тольм казался сказочным великаном с грубыми чертами лица и рыжеватой бородой. Громадный рост в нем сочетался с похожей на бочку грудной клеткой и длинными мощными конечностями, а вечно раздраженное выражение лица удивительно подходило диковатому облику. Глаза у полицейского выглядели одновременно злобными, умными и проницательными.

– Посторонний? – рявкнул на Хальруна великан.

Газетчик привык к грубому отношению. Он не смутился и ответил со всей возможной вежливостью

– Я снова ваш свидетель. Здравствуйте, старший детектив.

– Я предупреждал вас о присутствии вея Осгерта, – заметил Дорен, по-ученически сложив руки за спиной и с безмолвным предупреждением поглядывая на Хальруна. – Вей Осгерт оказал значительную помощь в расследовании.

Газетчик часто закивал, уловив настроение Дорена (выражение лица детектива буквально умоляло молчать), а затем уже Унер смерил Хальруна нечитаемым взглядом. Журналист отметил, что смотрели на него с меньшей неприязнью, чем при прошлой встрече, но о причине изменившегося отношения мог только гадать.

– Я помню, что вы рассказывали, младший детектив. Под вашу ответственность, – рыкнул Унер. – Идем! Нечего ждать.

Из машины выбрались двое сержантов. В отличие от водителя, они были молодыми и сильными, а их лица выражали хмурую сосредоточенность и производили очень правильное впечатление неотвратимой тупой угрозы. Дорен выждал, пока оба молодца поднимутся на крыльцо, и подошел к Хальруну.

– Пожалуйста, вей Осгерт, – быстро зашептал он, – проявите благоразумие и не лезьте на рожон. Не подведите меня.

Один сержант заколотил в дверь так, словно хотел высадить, а его приятель принялся дергать рычажок звонка. Над обоими возвышался Унер.

– Вы добились для меня разрешения присутствовать? – таким же шепотом изумился Хальрун.

– Как видите, но отвечать за вас буду я. Постарайтесь не создать неприятности и держитесь подальше от детектива Тольма.

Хальрун кивнул и стал наблюдать за попытками полицейских попасть в дом. Размеренные удары сотрясали дверь, звонок надрывался, но гадалка как будто потеряла слух.

– В доме кто-нибудь есть? – Унер повернулся к Дорену. – Вы уверены, детектив Лойверт?

Под взглядом начальника младший детектив вытянулся. Его задранный кверху подбородок воплощал честную исполнительность.

– В это время госпожа Лалла должна быть дома.

Унер повернулся к сержантам и рявкнул:

– Вы слышали. Стучите громче!

Хальрун фыркнул, покосился на Дорена, лицо и поза которого не изменились, и решил молчать дальше... Они все еще стояли около самоходной машины, внутри которой седоусый сержант пристально следил, как двое его молодых коллег соревнуются, кто лучше стучит и звонит... Получалось у них просто прекрасно. Прошло уже минут пять, а победитель до сих пор не определился – оба полицейских уверенно держали темп и ритм.

– Они и мертвого поднимут, – шепнул Хальрун Дорену. – Почему гадалка не отрывает? С ней ничего не случилось, как думаете?

Детектив бросил быстрый взгляд на начальника и заговорил, убедившись, что Унер смотрит в другую сторону.

– Или ее нет дома, или она не хочет нас видеть, – предположил полицейский. – Или с ней что-то случилось.

– Не предложите свою помощь? – пошутил Хальрун. – Вы ведь знаете, что делать с запертыми дверьми.

– Тише, – прошипел Дорен. – Не сейчас!

Их разговор все же привлек внимание старшего детектива, не по должности обветренное лицо которого обратилось к шептунам. Газетчик попытался повторить исполнительное выражение Дорена, но взгляд Унера лишь на мгновение задержался на журналисте, а затем прошел дальше. Старший детектив нахмурился.

– Вы кто? – спросил он. – Что вам нужно?

Оказалось, к дому гадалки приблизилась немолодая (хоть еще и нестарая) женщина, одетая слишком ярко для представительницы среднего класса и слишком дорого для кого-то вроде кабатчицы. Лицо у нее было некрасивым, широким, как лепешка, и таким же плоским. Рыжеватые, вьющиеся и жесткие, волосы напоминали проволоку, а белая кожа означала, что ее обладательница проводила большую часть времени в помещении. На женщине была шерстяная клетчатая накидка, скрывавшая фигуру и шляпка с длинным, повисшим пером.

Присутствие полиции вызывало у незнакомки страх, но она упрямо направлялась к дому госпожи Лаллы. С расширившимися глазами и с приоткрытым ртом женщина смотрела то на грозного детектива Тольма, то на сержантов.

– Представьтесь, вея, – попросил Унер довольно негромко по сравнению с его обычной манерой. – Какое отношение вы имеете к этому дому?

– Я? – пролепетала бедняжка. – Я тут работаю... Убираю, готовлю, покупаю продукты... Вея Лалла такая беспомощная, ничего без меня не может... Я прихожу, а тут... Что с ней? Неужели что-то стряслось? Я...

Унер сумел одним взглядом осадить болтливую женщину.

– Это мы и хотим узнать, вея. Вы можете попасть внутрь?

– Могу... У меня есть ключ... Разумеется, детектив...

Она полезла в сумочку, но от волнения провозилась довольно долго. Взгляды полицейских ее нервировали, и с каждой секундой служанка Лаллы становилась все более дерганной. Наконец, женщина отыскала связку ключей и дрожащей рукой поднесла один к замку. Путь был свободен.

– Госпожа Лалла! – внезапно закричала служанка и к удивлению всех первой вбежала внутрь.

Трое полицейских устремились за ней, и их тяжелые сапоги громко застучали по полу. Дорен не торопился.

– Смотрите по сторонам и будьте бдительны, – попросил он Хальруна. – А еще держитесь рядом со мной и постарайтесь ни к чему не прикасаться.

– Я не в первый раз попадаю на место преступления, и знаю, как не мешать полиции.

– Не в первый? – удивился Дорен. – Если вы про вея Лакселя...

– Не только про него. Знаете, меня неплохо знают в Роксбильском управлении. Однажды я им даже помог... Напомните как-нибудь рассказать вам тот случай.

– Обязательно, вей Остерг. Пойдемте внутрь.

Полицейский был взволнован предстоящим обыском. Хотя Дорен неплохо скрывал беспокойство, Хальрун все равно чувствовал напряжение, которое пронизывало воздух. Оно, словно волна, накатывало на газетчика и не позволяло считать себя сторонним наблюдателем.

– Чего же мы ждем? – спросил Хальрун.

Дорен ответил деревянным кивком и последовал в прихожую. Журналист старательно держался на два шага позади.

– Удивительно, что присутствие полиции никогда не остается бесследным, – скаламбурил он, глядя на испачканный пол со сбитым в сторону придверным ковриком. – Чувствуете, как мистическая атмосфера этого дома только что была растоптана?

Жилище гадалки произвело когда-то сильное впечатление на Хальруна. Каждая деталь в этом доме казалась обдуманной и неслучайной, каждый шорох звучал к месту. Проход полицейских смел таинственность, как метла – мелкий сор. Теперь холл особняка ощущался просто безвкусным холлом, и дерево с бусинами выглядело откровенно глупо.

– Вы слишком впечатлительны, – заметил Дорен.

– А вы, похоже, настоящий полицейский, – пробормотал Хальрун, поднимаясь за детективом по лестнице на второй этаж. – Совершенно не имеете воображения.

– Обсудим мое воображение позже! – коротко бросил Дорен.

Наверху что-то происходило, и Хальрун обратился в слух. Журналист различил визгливые оправдания служанки, отрывистые, похожие на лай замечания старшего детектива, а затем и бархатный голос гадалки.

– Я выпила снотворное, – сообщала госпожа Лалла. – Нельзя же вламываться в дом лишь на том основании, что вам никто не открыл! Ведь я женщина! Я напоминаю вам это, если вы забыли!

Хальрун как раз добрался до места ссоры, где обнаружил стоящую на верхней ступеньке гадалку, кружащую вокруг с виноватым видом служанку и невозмутимых полицейских. На госпоже Лалле была надета тонкая сорочка до пола, домашний халат и большой вышитый платок, но, несмотря на неглиже, хозяйка дома выглядела сердитой, а не смущенной. Мужчины тоже совершенно не испытывали стыда, так что лишь служанка переживала из-за несоблюдения приличий... Хотя... Хальрун хмыкнул, заметив, что Дорен отвел взгляд от вершины лестницы.

– Не на что там смотреть, – шепнул он. – Платок спрятал все самое интересное.

Детектив, задетый замечанием, попытался что-то возразить, в то время как гадалка перестала ссориться с Унером и отправилась показывать ему свой запас снотворных порошков. Госпожа Лалла, по ее собственным словам, принимала их от «жестоких мигреней, избавить от которых способен только сон». Один из сержантов пошел за ними, второй – остался в комнате для сеансов, а служанка металась между желанием сопровождать хозяйку и опасением бросить чужаков одних. Не получив указаний, женщина была сбита с толку.

– Вея, – обратился к ней Дорен, – покажите, пожалуйста, комнату, где вы обычно находитесь во время сеансов прорицания.

– Я? – изумилась служанка, отступая на шаг.

– Именно вы. И не пытайтесь солгать. Мы все равно найдем это место.

Дорен говорил так уверенно, что даже сержант, рассматривавший предсказательный шар, отвлекся от этого важного занятия.

– О чем вы, вей? Я не знаю...

– До последнего времени именно вы всегда помогали госпоже Лалле, – жестко, без намека на жалость перебил Дорен. – Помогали ей обманывать людей... Недавно она запретила вам приходить, и не менее двух дней обходилась без вас. Я прав?

– Мне никто не запрещал, детектив, – жалобно пролепетала женщина.

– Тогда почему вы отсутствовали?

– Откуда вы знаете? – спросила она, а затем в испуге зажала себе рот ладонью.

Стоя рядом, Хальрун заметил, как Дорен едва слышно выдохнул. Видимо, детектив не был так уверен в себе, как пытался показать.

– Отпираться больше не нужно, вея. Теперь это опасно для вас же.

Залившись слезами и многословя, служанка заговорила. По ее словам, главной неудачей ее жизни являлся отец каторжник, существование которого ставило крест на службе в хорошем доме. Одна госпожа Лалла не прогнала бедняжку, даже узнав о темном пятне в чужом прошлом. Недавно (Хальрун прикинул даты – все случилось как раз перед похищением Мализы) гадалка отправила помощницу на несколько дней на восток, проведать родителя, хотя раньше госпожа Лалла противилась их встречам.

– Как вы поняли, что ей дали выходные? – тихо спросил газетчик Дорена, пока женщина заливалась слезами. – Вы сказали это так уверенно.

– Никак. Я просто предположил... Оба раза, когда мы приходили, в доме отсутствовала прислуга. А если гадалка кого-то тут прятала, то... Понимаете?

Хальрун громко хмыкнул и тоже обратился к женщине:

– Разве это было необычно? Вам никогда раньше не давали отпуск?

Служанка повернулась к журналисту. Она так удивилась, что выражение страха пропало с ее лица.

– Да... Наверное... Я не подумала, вей, – сказала она, глупо моргая.

– Что же бывает, это не преступление. Тогда расскажите, в чем заключалась ваша помощь госпоже Лалле?

Женщина покраснела. Признание давалось ей нелегко, и Хальрун почувствовал близость успеха. Скандал обещал стать громким.

– Я должна была убеждать ее гостей... Вы понимаете?

– Не совсем. Объяснитесь, вея.

– Я нужна была для достоверности... Мне приходилось издавать звуки... особенные звуки... Иногда я отвечала на вопросы.

Хальрун все сильнее растягивал губы в улыбке.

– Я все еще не до конца понял вашу роль. Вы...

– Довольно, вей Осгерт, – перебил Дорен. – Обсудите ваши дела позже. Вея, покажите, где вы прятались во время сеансов.

Женщина покраснела еще сильнее, но она уже полностью сдалась и превратилась в глину, из которого твердая рука могла лепить любые формы по своему желанию. Помощница показала проход в потайную комнатку размером не просторнее чулана. В погруженном в полумрак доме найти такое место без подсказки было не так уж просто.

В центре комнаты стояло простое кресло, а над ним из люка в потолке свисал пучок толстых шнурков. Не удержавшись, Хальрун потянул за один из них.

– Вей Осгерт! – одернул журналиста Дорен, но громкий скрип заставил детектива замолчать.

Казалось, все перекрытия застонали от невыносимого напряжения.

– Хитро придумано, – заметил журналист.

– Но ведь никому вреда не было, – жалобно произнесла топтавшаяся у порога женщина. – Немножко убедить это же не плохо?

Ей никто не ответил. На полочке в углу Хальрун обнаружил кое-что более занятное, чем бестолковая женщина.

– Эту вещь вы использовали, когда отвечали на вопросы клиентов своей хозяйки?

В руках газетчик держал новенький блестящий рупор, вроде тех которыми отдавали распоряжения старшие на фабриках. При виде предмета Дорен нехорошо прищурился.

– Дайте сюда, вей Осгерт, – резко сказал он. – Вы забыли, о чем я вас просил?

Журналист виновато улыбнулся и под суровым взглядом сержанта спрятал руки за спину. Понимая, что сам навлек на себя гнев полицейских, журналист притих и стал наблюдать, как те разбираются с устройством потайной комнаты. Служанка любезно им помогала, постоянно повторяя, что в обмане доверчивых посетителей не видит ничего плохого. Кого она пыталась убедить, себя, полицию или газетчика, Хальрун не понимал.

Хитроумные механизмы, как оказалось, буквально пронизывали дом гадалки. Одни вызвали таинственные скрипы, другие открывали двери, третьи создавали потоки ветра, драматично колыхавшие занавеси и скатерть на столе. Хальрун вдруг подумал, что без деятельного участия владелицы фабрики Мализы ярмарочная ясновидящая не смогла бы так оборудовать свое жилье.

– Куда все делись? – грубый голос Унера прозвучал так, словно полицейский находился совсем рядом.

Хальрун даже начал озираться, но старшего детектива в комнате не было.

– Тут отдушина, – сообщила помощница гадалки, стыдливо опустив взгляд. – Благодаря ей все слышно.

– А они нас слышат? – спросил Хальрун.

– Нет, вей. Они не слышат.

– Очень умно, – похвалил журналист.

В отличие от него, полицейские не оценили устройство дома. Сержант держался с безучастным видом, а Дорен испытывал отвращение к обману. Хальруну затея женщин представлялась скорее шуткой.

– Знаешь, кто придумал эти устройства? – спросил Дорен.

– Не знаю, детектив.

– Тогда мне все ясно, вея. Идемте отсюда, – распорядился он. – Здесь мы закончили.

Сержант шел первым, детектив следовал за ним, а Хальрун с семенящей «помощницей» замыкали строй. Газетчик улыбнулся, чтобы приободрить ее, и глупая служанка воспряла духом.

– Все ли будет хорошо, вей? – с надеждой спросила она. – Разве мы делали что-то плохое? Госпожа Лалла помогала людям, я помогала их настроить на нужный лад, когда они сомневались. Что в этом плохого?

– Ничего, – согласился Хальрун. – Уверен, все это поймут, когда узнают.

– Узнают, – как эхо, повторила она. – Они узнают...

Глава 17

Вне гостевой части особняк госпожи Лаллы оказался восхитительно обычным. Хальрун ожидал чего-то мистического или необыкновенного, продолжения тайны, в которую попадал за порогом, но ничего подобного вокруг не наблюдалось. Дом был богатым, но слишком темным, с маленькими, заставленными вещами комнатами, напоминавшими антикварные лавки или книжные развалы. Гадалка, словно сорока, любила все дорогое и блестящее и на личной территории давала волю своим наклонностям.

Краем глаза газетчик наблюдал за Дореном, а сам листал томик стихов в дорогой обложке из тонкой кожи с тиснением. Книга выглядела так, словно до Хальруна ее никто не открывал, и прочитав несколько строчек, журналист понял, почему. Даже признанно хорошие стихи его обычно не трогали, а эти явно не стоили красивого переплета.

– Вам помочь, детектив? – спросил Хальрун, отбросив книгу в сторону.

– Не нужно, вей.

– Жаль.

Дорен изучал записную книжку гадалки. Хальрун тоже был бы не прочь взглянуть на желтоватые странички, но детектив стоял слишком далеко. Газетчик видел только обложку темного шелка с вышитыми мистическими символами.

– Интересно? – не стерпел Хальрун.

– Весьма, – признал Дорен, листая страницы.

– Что-то по делу?

– Не по делу, нет... Иное... Тут вея Лалла пишет, что и кому рассказывала на сеансах... У нее было много клиентов, и она боялась запутаться.

Детектив выглядел таким увлеченным, что Хальрун не выдержал.

– Дайте взглянуть, – взмолился он. – Ваш начальник не будет против.

Чуть ранее полицейские обнаружили «архив» гадалки. Находка привела детектива Тольма в восторг, и Хальрун наконец догадался, почему суровый полицейской допустил присутствие газетчика...

В записной книжке Лалла не стеснялась в выражениях. Самой мягкой характеристикой был «лопух» по отношению к члену окружного Совета и «доверчивая ослица», как гадалка называла жену крупнейшего в Бальтауфе землевладельца.

– Это потрясающе! – восхитился Хальрун. – Я могу это взять? На время, конечно? Тут все равно нет ничего про вея Лакселя.

Дорен посмотрел на журналиста, как на идиота.

– Нет, вей. Без разрешения детектива Тольма вам ничего брать нельзя.

– Не думаю, что он станет возражать. Он хочет, чтобы я писал, разве вы не поняли? – ответил Хальрун, но положил записную книжку на место.

Когда Дорен отвернулся, журналист изловчился и быстро запихнул маленький предмет в карман. Затем Хальрун поспешно подошел к детективу, сделав вид, что интересуется обыском...

Гадалка владела огромным гардеробом. Часть ее нарядов и украшений была небрежно разбросана по дому, ведь приходящая помощница тратила время на сеансы, а не на уборку. Дорен как раз осматривал шкатулки и ящички, в подавляющем большинстве которых не находилось ничего интересного. Ценного было много, важного – нет... Однако иногда в мусоре попадались жемчужины вроде записной книжки, и Хальрун не терял бдительности.

– Детектив! – позвал он. – Вы это видите?

Дорен как раз открыл очередную шкатулку. Лалла владела многими украшениями, с разными камнями и под разные наряды.

– Кольцо, детектив! – радостно провозгласил журналист. – Узнаете? Нет? Впрочем, конечно, не вам же им резали лицо.

Царапина на скуле Хальруна давно прошла. Газетчик сам не помнил, справа его задел перстень вея Лакселя или слева, но все равно потер щеку (правую, потому что так было удобнее).

– Вы уверены?

– Полностью. Точно такое кольцо носил Ракард Лаксель... Рубин такого размера должен стоить целое состояние! Представьте себе... Он...

Хальрун потянулся к украшению, но Дорен остановил газетчика.

– Не трогайте, вей Осгерт... Нужно показать перстень госпоже Лалле. Хотите присутствовать? Все же обнаружили его вы.

Хальрун улыбнулся.

– Очень хочу. Я за вами, детектив!

Госпожа Лалла находилась этажом ниже. Гадалка сидела в кресле с высокой спинкой, дорогом и очень удобным на вид, а вокруг нее суетилась служанка, бросая обиженные взгляды на полицейских и уговаривая хозяйку хотя бы выпить кофе. Чудесный запах свежеприготовленного напитка Хальрун почувствовал еще снаружи одновременно с острой жалостью к себе. Кофе захотелось ужасно, но кроме женщин, в комнате присутствовал старший детектив, а также один из сержантов, которые мешали журналисту попросить чашечку... Стоило Дорену переступить порог, как разговоры в комнате прекратились, и даже гадалки притихла.

– Взгляните, госпожа Лалла, – до крайности официальным тоном произнес детектив. – Это ваши украшения?

– Мои, – произнесла гадалка, но потом осеклась.

Она испугалась содержимого шкатулки и не сумела это скрыть. Судя по напряженным бровям и морщинкам на лбу, госпожа Лалла отчаянно сочиняла подходящую ложь.

– Что там? – спросил Унер.

– Кольцо, старший детектив. Откуда у вас это кольцо, вея?

– Я не знаю... У меня таких много!

Дорен, который только что выглядел напряженным, как струна, едва слышно выдохнул и расслабился.

– Хорошо, вея. Тогда друзья вея Лакселя расскажут нам, чье оно. Вещь, по-видимому, очень дорогая и приметная.

Унер посмотрел сначала на Дорена, потом – на гадалку, а затем кивнул с мрачным удовлетворением. В тот момент его суровое лицо показалось Хальруну особенно пугающим.

– Собирайтесь вея, – сказал полицейский, – и ваша служанка пусть подготовится к поездке тоже.

– Но я... – залепетала испуганная женщина. – При чем тут я? Это ведь не мое кольцо... Я его никогда даже не видела...

Кроме Хальруна, ее никто не слушал.

– Это очень хорошо, – сообщил журналист служанке, которую мужчины оттеснили в сторону. – Обязательно расскажите полиции, что вы никогда не видели этого колечка на вашей хозяйке. Это очень вам поможет.

– Разве? Я не думала...

Хальрун кивнул и посмотрел на полный кофейник.

– А пока вы не ушли, принесите, пожалуйста, одну чистую чашку для меня.

– Одну... чашку? – удивилась женщина.

– Хм... Детектив Лойверт, вы не хотели бы выпить кофе? – позвал Хальрун полицейского.

Однако детектива больше интересовало, какие распоряжения Унер отдает сержантам. Дорен покачал головой, даже не взглянув в сторону газетчика.

– Одной будет достаточно, вея. И побыстрее, пожалуйста. Если можно.

Хальрун не имел права командовать в этом доме, но служанка об этом почему-то не вспомнила...

Четверть часа спустя газетчик, наконец, остался один. Хальрун устроился в кресле (первое впечатление не подвело: кресло оказалось мягким и удобным), налив себе остывшего как раз до нужной температуры напитка. Ночь прошла ужасно, но утро радовало. Хальрун сделал первый глоток и решил, что жизнь хороша, а дом гадалки не такой уж негостеприимный.

– Отдыхаете? – спросил вернувшийся Дорен.

– Я думаю, я это заслужил... А еще я думаю, что вы зря отказались от кофе.

Детектив присел на ближайший стул и глубоко вдохнул.

– Возможно, – неохотно согласился он.

Стало заметно, как сильно полицейский устал. Дорен держался, но ему тяжело давалось сохранять бодрый вид.

– Что гадалка? – спросил Хальрун.

– Одевается...

– Я не об этом.

– Не об этом… – повторил Дорен. – Я не знаю, вей Осгерт. Признаюсь, нам очень повезло, что нашлось кольцо... Теперь старший детектив возьмется за Лаллу всерьез, и я тоже приложу все усилия. Она не вывернется, не сомневайтесь.

Хальрун представил себе «взявшегося всерьез» Унера, и понял, что не хотел бы оказаться на месте Лаллы, хотя с удовольствием посмотрел бы на допрос со стороны... Жаль, что шансов уговорить Тольма не было.

– Это радует, – сказал журналист. – Поздравляю нас с раскрытием дела.

Дорен покачал головой.

– Нет, вей Осгерт. Не думаю, что у полиции появится повод гордится собой. Все, конечно, может быть, но есть опасения...

– Какие? – удивился Хальрун.

– Мы схватили одну преступницу, но ее сообщница...

– А что с ней? Вы думаете, могут появиться трудности?

Дорен поднял на газетчика мрачный взгляд и снова покачал головой.

– Вы меня удивляете, вей Осгерт. Вы порой так проницательны, а потом проявляете невероятную наивность.

Хальрун к собственному удивлению почувствовал себя задетым. Его давно никто не называл наивным, а это было обиднее, чем считаться просто глупым.

– Лалла очевидно виновна в краже кольца, а значит, она была у Ракарда Лакселя. Этого мало, чтобы обвинить гадалку?

Дорен тяжело вздохнул и провел по лицу ладонями.

– Лаллу, а не Мализу, вей Осгерт. Вы сами так сказали. Гадалка, конечно, может выдать свою благодетельницу, но...

– Но вы считаете, что она этого не сделает?

Дорен промолчал, и Хальрун задумался. Обычно газетчик не верил в благородство людей, а гадалка, к тому же, оказалась хитрой мошенницей, но... Мализа была богата и имела связи.

– Вейя Кросгейс имеет над ней власть, – сообразил Хальрун. – Ради случайных знакомых люди не совершают убийства.

– Вот теперь вы начинаете размышлять верно, – кивнул Дорен вставая. – А еще гадалка может верить в благодарность покровительницы, если возьмет вину на себя... Эта гадалка умная женщина. Я уверен, что именно так она и думает... Посмотрим, вей Осгерт, что скажет госпожа Лалла и в чем она решит признаться. Скоро все станет ясно. А пока ступайте и отдохните. Вы многое сделали.

Хальрун одним глотком прикончил кофе, который больше не казался таким вкусным, а прекрасное настроение уже не было безоблачным... По пути домой Хальрун сумел вздремнуть, но эффект после короткого сна был временным. Журналист знал, через час, не более, бодрость пройдет.

– А где ваша матушка, вейя? – с деланной веселостью спросил Хальрун у Мадвинны. – Вы никогда не встречаете меня лично, если она дома.

Не ожидая ответа, он прошел в квартиру, швырнув снятый плащ в сторону колченогой вешалки. Бросок удался – вещь повисла почти идеально.

– Мама сказала, что хочет купить мясо к обеду, – произнесла девушка в спину журналисту. – Она волновалась о вас, вей Осгетр!

Только сейчас Хальрун обратил внимание на гневное лицо Мадвинны. Оно покраснело, а губы девушки плотно сжались.

– О... – произнес Хальрун. – Ясно.

– И это все, что вы скажите?

– Я обязательно попрошу у веи Альгель прощения за ночное отсутствие. Мне не стоило ее тревожить.

– Мама заботится о вас больше, чем вы заслуживаете.

– Возможно, – согласился Хальрун.

Это разговор повторялся не в первый раз. Присутствие матери сдерживало дочь, но когда Мадвинна оказывалась с газетчиком наедине, она принималась осыпать его упреками тем сильнее, чем дольше ей приходилось молчать.

До свой комнаты Хальрун не дошел.

– Кстати! – воскликнул он, резко обернувшись. – Вы ведь любите книги, вейя?

Мадвинна моргнула. Хальрун никогда не говорил с ней о литературе.

– Как будто этого вы не знаете.

– Знаю, поэтому и спросил. Вы читали книги вея Тильгаля? Он, кажется, довольно популярный писатель.

Девушка поморщилась, как будто имя воняло.