Текст книги "Перо, закон и стеклянный шар (СИ)"

Автор книги: Дарья Киселева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

– Думаете, она не могла... скажем, просто уехать, не предупредив никого?

– Маловероятно...

Распознав тон, Хальрун прикусил язык и постарался стать как можно более незаметным. Говорить хотелось ужасно, и газетчик принялся нетерпеливо постукивать каблуком о пол. Затем Хальрун опустил руку на пляшущее колено и принялся смотреть в окно. Дорен называл сержанту адрес, но журналист понял лишь, что нужный дом находится где-то поблизости. Он плохо знал Центральный округ.

Район, куда они вскоре свернули, был проще того, где проживала наследница промышленников, но выглядел вполне респектабельным. О статусе свидетельствовало отсутствие прохожих. Вечером, должно быть, по этим широким тротуарам прогуливались дамы в модных шляпках и мужчины в цилиндрах, но в полдень улица казалась Хальруну погруженной в сон.

От скуки журналист стал разглядывать детектива Лойверта, удобно сидящего чуть наискосок. Пальто и костюм на полицейском были новыми и не самого плохого качества, но совершенно не шли владельцу. Одежда, хоть и сидела аккуратно, делала детектива еще более невыразительным, скучным и незапоминающимся. Шляпа тоже выглядела новой, с узкими полями, какие стали носить совсем недавно. Ее полагалось сдвигать на затылок: этот фасон не предназначался, чтобы прятать взгляд, как пытался делать детектив... Кстати, взгляд Дорена был сейчас направлен на Хальруна. Полицейский в ответ тоже изучал попутчика.

– Роксбиль далеко от Центра, – произнес детектив, как будто продолжая начатую ранее беседу. – Почему письмо доставили вам?

– Откуда же мне знать? Я это и собирался выяснить... Кстати, а куда мы направляемся?

– Уже не направляемся. Мы приехали, – сообщил Дорен.

И действительно машина остановилась у следующего же дома. Небольшое строение выделялось среди прочих красивыми полукруглыми окнами, в трех из которых стояли необычные цветные стекла. Оконные решетки на первом этаже и лестничные перила крыльца закручивались в сложные спирали.

– Тут должен жить кто-то с затейливым вкусом, – предположил Хальрун.

Затем он сопоставил расположение улицы с городскими сплетнями, которыми была под завязку забита голова журналиста, и Хальруна озарило. В прошлом он уже читал описание этого дома.

– Ведь это обитель госпожи Лаллы? Я прав? Какая неожиданная удача...

– Вы про нее слышали?

Дорен подтвердил догадку газетчика, и Хальрун усмехнулся.

– Кто же про нее не слышал? К этой гадалке ходят самые известные дамы города... И не только дамы.

– Продолжайте, вей Осгерт.

Хальрун пожал плечами. Он знал то же, что и все, не более.

– Говорят, госпожа Лалла может видеть призраков и передавать слова мертвых. Многие в это даже верят, поэтому актриса она должна быть отменная... К тому же, дама она светская и часто бывает на приемах: устраивает представления с духами для богатых, чем и прославилась. Еще она известна как щедрая благотворительница.

Хальрун напряг память. Про гадалку он точно слышал еще что-то, что-то важное, но не мог вспомнить.

– Вы этого не знали, детектив?

– Мы с госпожой Лаллой вращаемся в разных кругах, – прямо ответил Дорен. – Это все?

Когда полицейский молчал, он сливался с окружением, но стоило детективу заговорить, в нем проявлялась особая значительность, иногда встречающаяся у наделенных властью людей. Полномочий у простого детектива округа, да еще и совсем молодого, имелось немного, но все же...

– Прошлый вечер вейя Кросгейс собиралась провести у госпожи Лаллы. Домой она не вернулась, – сказал он.

Хальрун решил, что так выглядела благодарность Дорена за сведения о гадалке. Плохое впечатление, оставшееся у журналиста после отнятого письма, немного сгладилось.

– Прошла только ночь? Не рано ли звать полицию?

Лицо детектива не отличалось эмоциональностью, но по слегка поджатым губам, стало видно, что самому Дорену все это не слишком нравится.

– Рано или нет, именно мне поручили со всем разобраться.

Хальрун кивнул. Теперь кое-что прояснилось: деликатную и потенциально скандальную историю скинули на молодого сотрудника. Картинка сложилась.

– Сочувствую. Любовные похождения незамужних девиц дурно пахнут, детектив Лойверт.

Дорен поморщился теперь уже открыто. Глаза у него были темными и надежно скрывали мысли владельца.

– Любовные похождения? Вы так считаете?

Хальрун на это надеялся.

– А разве нет? Девушка не ночует дома, а ее горничная вместо того, чтобы прикрыть хозяйку, бежит в полицию. Еще и письмо. Меня ведь пригласили ради огласки? Кто-то сильно не любит вейю Кросгейс и желает ее опорочить.

Дорен с интересом выслушал версию газетчика.

– Почему тогда письмо написано рукой самой вейи?

Хальрун на мгновение сбился с мысли.

– Подделать почерк несложно, – предположил он. – По крайней мере, мне так говорили!

– Зачем? Зачем подделывать почерк в данных обстоятельствах?

– Хм... Об этом я не подумал, – признался журналист. – Тут что-то не сходится... Действительно!

Дорен взялся за ручку на дверце машины. Когда детектив заговорил, в его голосе Хальрун определенно уловил иронию.

– Вряд ли мы имеем дело с историей о мести влюбленным. За исчезновением вейи Кросгейс может скрывать нечто большее, что, возможно, и вовсе нельзя будет опубликовать.

Газетчик усмехнулся.

– Это будет очень досадно, – сказал он, следуя за Дореном на тротуар. – Однако я не привык сдаваться раньше времени.

Детектив ничего не ответил. Он уже шел к дому гадалки...

– Внутри никого? – предположил Хальрун, когда на стук и звонки никто не вышел.

– Свет горит, – заметил полицейский.

Он стоял неподвижно, не отрывая взгляда от замочной скважины. У Хальруна даже возникла шальная мысль, будто детектив решил загипнотизировать замок. Встречались же люди, способные гнуть ложки одним прикосновение, так почему бы гадалкиной двери не отвориться под действием силы мысли? Хальрун относил себя к скептикам, но допускал существование явлений за гранью научного понимания...

Мысленно посмеявшись над нелепым предположением, журналист сделал несколько шагов спиной вперед и задрал голову. На втором этаже действительно был заметен тусклый огонек зажженной лампы.

Пока Хальрун рассматривал окна, Дорен начал похлопывать себя по карманам, словно что-то искал. Странное поведение заинтересовало газетчика, но не он один наблюдал за детективом. Громко хлопнула дверца самоходной машины, и Дорен как будто опомнился. Полицейский оставил загадочные поиски, чтобы еще раз потянуть за рычажок звонка. На этот раз ему все-таки открыли.

– Не нужно шуметь, вей. Вы давно меня разбудили, – произнес низкий женский голос.

Хальрун поспешил подняться на крыльцо, чтобы скорее рассмотреть знаменитую особу. Госпожа Лалла, слава которой охватила весь Бальтауф, выглядела достойно своего имени. Гадалка была не молода, но все еще красива и производила впечатление с первого взгляда. Особенно поражали ее собранные в толстую косу волосы. «Припорошенные пеплом? В дымке седины? Нет, нужно выражаться понятнее, но поэтичнее... Туманные пряди обрамляют бледное лицо. Да, именно так!» – Хальрун рассуждал, как если бы уже писал про гадалку. Ее мягкие черты и округлое лицо странно сочетались с орлиным носом, который должен был создавать дисгармонию, но только придавал своей обладательнице особый шарм.

Фигуру Лаллы так просто рассмотреть не удалось. Свободное домашнее платье скрывало очертания тела, а поверх него гадалка набросила цветастую шаль с длинной бахромой. Если хозяйка дома действительно спала, было неудивительно, что ей потребовалось так много времени на сборы.

– Мне жаль, что я потревожил вас в неудобный час, вейя. Позвольте представиться...

– Нет! – госпожа Лалла драматично вытянула руку, украшенную вычурным кольцом и гремящими браслетами. – Вам нужно войти. Я не желаю говорить через порог.

У необычной женщины оказалось такое же необычное жилье. Гостей встретил скелет неизвестного Хальруну зверька, а прямо напротив входа находилось небольшое деревце в кадушке. Его ветки украшали подвески из цветных бусин.

Хозяйка заметила взгляд газетчика.

– Возьмите один. Я предлагаю... Нет! Требую этого от всех своих гостей.

– Зачем? – растерялся Хальрун, что случалось с ним довольно редко.

– Для предосторожности, разумеется! В доме обитают духи, и живым не следует ходить без защиты.

Лицо полицейского оставалось бесстрастным. Оно было даже слишком бесстрастным для разговора о духах.

– Очень предусмотрительно, – протянул Хальрун. – Как я погляжу, все подвески разные?

– Верно. И ваш выбор многое скажет о вас.

Газетчик ткнул пальцем в самую яркую.

– Тогда эта, красно-белая. Что она говорит?

Лалла понимающе улыбнулась. С таким видом мать могла наблюдать за познающим мир ребенком.

– Что вы человек слова. Во всех смыслах.

– Как любопытно? А что...

Дорен кашлянул, и Хальрун с виноватой улыбкой повернулся к детективу.

– Теперь вы, – сказала Лалла. – Хотя я итак вижу, что вы принесли дурные вести.

Она выпрямилась, словно готовясь принять удар судьбы. Выражение гадалки напомнило Хальруну актрис, игравших трагические роли на подмостках окружного любительского театра.

– Почему вы так решили, госпожа Лалла? – спросил Дорен.

– У меня есть предчувствие. Случилось что-то ужасное.

– И вы знаете с кем?

Женщина прикрыла глаза.

– Я знаю... Но скажите мне вы! Не хочу произносить ее имя.

Дорен не стал настаивать, но и отвечать детектив тоже не спешил.

– Рассказать о вчерашнем вечере вы тоже не можете?

– Не могу? Отчего же? Вы уже знаете, что бедняжка Мализа приходила ко мне за советом? Ушла она поздно, когда давно миновала полночь.

– Она ушла от вас? Мне важно знать точное время.

Женщина прикрыла глаза. Они были у нее серыми, как будто затуманенными.

– Около двух, возможно, – предположила Лалла неуверенно. – Я редко слежу за временем. Но уличные фонари еще горели, это точно.

– Молодая особа не боялась задерживаться в гостях так поздно? – удивился Дорен. – И возвращалась домой одна?

На лице гадалки появилась легкая улыбка, для разнообразия показавшаяся Хальруну искренней.

– Вы не знали Мализу! Эта девушка ничего не боялась. Представьте себе, она была решительнее и смелее многих мужчин, но при этом не была безрассудной! Ее ждала машина, тут рядом... Как раз там, где сейчас стоит ваша.

– И шофер?

Гадалка покачала головой.

– Нет, Мализе он был не нужен. Я знаю, что случилось, ведь бедняжка часто приходила ко мне поговорить о своих тревогах. Выходит, он настиг ее... А ведь я предупреждала! Я говорила остерегаться злого человека!

Госпожа Лалла закатила глаза и промокнула увлажнившиеся уголки дорогой шалью. Слезы у гадалки выступили самые натуральные, а дыхание стало быстрым и рваным. Внезапно она схватила Дорена за рукав.

– Вы должны прийти ко мне еще раз! Мы спросим у духов, что случилось с Мализой!

Напор гадалки пронял даже невозмутимого полицейского. Предложение обратиться к духам, казалось, застало его врасплох.

– Великолепная идея, госпожа Лалла! – воскликнул Хальрун. – Я тоже был бы счастлив это увидеть.

– Я приглашаю вас! Будьте обязательно, человек слова! – потребовала гадалка.

Потом добавила тоном более простым:

– Мне только нужно взглянуть на свое расписание. Его придется изменить. Мое время расписано на месяц вперед, но ради Мализы я должна провести сеанс как можно скорее...

Дорен снова кашлянул.

– Это прекрасно, госпожа Лалла, но мне еще нужно спросить вас о делах более приземленных, – сказал он.

Гадалка моргнула, а затем огляделась с видом только что очнувшегося ото сна человека.

– Почему мы стоим тут? В прихожей разговаривать невозможно! Прошу прощения, иногда я забываю о манерах, ведь мои наиболее частые собеседники в них совершенно не нуждаются... Пойдемте наверх! И обязательно возьмите подвеску... О... Я ведь до сих пор не знаю вашего имени?

– Дорен Лойверт, полицейское управление Центрального округа.

Хальруну показалось, что представился детектив с некоторой досадой.

Глава 3

Комната, в которую госпожа Лалла привела посетителей, не походила ни на одну гостиную из когда-либо виденных Хальруном. Тут было довольно темно – единственное окно с цветными стеклами со своей главной задачей справлялось плохо, зато оно служило бесспорным украшением комнаты. В ее центре стоял большой круглый стол с дюжиной стульев и хрустальным шаром вроде тех, которыми пользовались ярмарочные провидицы. Впрочем, очертания шара на подставке скорее угадывались. Полированную поверхность стола, как и предмет на нем от пыли и случайных прикосновений защищало похожее на паутину кружевное полотно.

С полотка свисали граненые подвески и бусины на нитках. «Защита! От духов», – мысленно хмыкнул Хальрун, у которого похожая вещица лежала в кармане. Обереги даже сейчас сверкали, а в свете многочисленных свечей вся эта красота должна была играть особенно эффектно. Свечи в комнате стояли повсюду, разного цвета и разной формы, на полках, на полу и, конечно, на двух декоративных столиках. Зажигать их должно было быть очень утомительным занятием.

Один из углов комнаты был отгорожен занавесью, одернутой сейчас. За ней стоял низкий диванчик, видимо для приватных разговоров, и даже имелся настоящий светильник на газу, который искусно прятался позади причудливой формы вазы с сухоцветами. Только зоркий глаз Хальруна позволил ему обнаружить лишний в «гадательном антураже» предмет.

Дом госпожи Лаллы наполняли странные постукивания, шорохи и, главное, запахи. Пахло чем-то неуловимо знакомым, только в такой странной смеси, что распознать отдельные ароматы становилось совершенно невозможно.

– Тут я провожу сеансы, – сообщила хозяйка. – Это единственная комната, где обычным людям безопасно находиться.

– Кого вы имеете в виду под «обычными»? – спросил Дорен.

– Всех, кто не не несет в себе проклятия медиума. Стоять на границе между живыми и мертвыми – тяжкое испытание.

Госпожа Лалла покачала головой и патетически прикрыла глаза.

– Разве в доме нет слуг?

– У меня есть приходящая служанка, но живу я совершенно одна. Одиночество – обычная плата за способности. Медиум навсегда отрезан от общества нормальных людей.

Хальрун был привычен к любым человеческим чудачествам, поэтому лишь вежливо улыбался, но невозмутимость Дорена стала для журналиста неожиданной.

– Госпожа Лалла, давайте вернемся к разговору о вейе Кросгейс, – спокойно попросил детектив.

Женщина кивнула.

– Мализа приезжала вчера. Она просила у меня совета: ее преследовал человек, который не желал принимать отказ. Бедняжка совсем не знала, как отвадить его от себя.

Дорен бросил быстрый взгляд на газетчика.

– Что вы имеете в виду под «не желал принимать отказ»? – спросил детектив.

– Сначала этот ужасный человек забрасывал ее письмами, а с некоторых пор Мализа стала замечать, что за ней следят, – гадалка трагически понизила голос.

– Вы уже не раз называете Мализу Кросгейс по имени. Вы с ней близки?

– Я считаю Мализу своим хорошим другом. Мы знакомы уже шесть лет, детектив. Достаточный срок, чтобы сблизиться?

Дорен не ответил, но вместо этого задал вопрос про письма поклонника. По счастливой случайности одно из них, самое последнее, вейя Кросегейс забыла во время визита к подруге. Оно избежало судьбы предшественников и не оказалось в камине. Гадалка удалилась, чтобы принести послание.

В этом доме, казалось, все издавало звуки, создавая особенную таинственную атмосферу. Даже платье хозяйки шуршало во время каждого шага. Детектив неприязненно посмотрел вслед госпоже Лалле.

– Она сама не верит во все это, – сказал Хальрун, как только гадалка ушла. – Однако из роли не выходит.

Желание поделиться с кем-нибудь мнением о госпоже Лалле не давало ему покоя. Хальрун редко молчал так долго.

– Странная женщина, но особенно странно, что ей верят. Я понимаю, почему суеверия цветут на отчаявшемся дне общества, но среди верхов, да еще так пышно? Аренда подобного дома, эти свечи, шелковые платья и благовония должны стоить целое состояние! Неужели общение с духами – такое выгодное дело? Я выбрал не ту профессию! Да и вы тоже...

Хальрун наконец заметил, что разговаривает сам с собой и обиженно замолчал. Несколько минут детектив и газетчик провели в тишине.

– Вот оно. Прошу вас, прочтите, – сказала вернувшаяся гадалка.

Письмо сразу оказалось в руках у Дорена. Хальрун никак не мог узнать, что было в нем написано, но следить за выражением лица читавшего газетчику никто не запрещал. Дорен хмурился – содержание показалось детективу важным и интересным.

– Видите? Ей угрожали! – подлила масла в огонь любопытства журналиста гадалка.

– Вижу, – Дорен аккуратно сложил бумагу и спрятал в нагрудный карман. – Я разберусь, госпожа Лалла... Простите, я бы хотел узнать ваше настоящее имя.

Хальрун досадливо щелкнул языком, провожая послание взглядом, а гадалка загадочно улыбнулась.

– Я никому ему не сообщаю, детектив. Прошлое есть прошлое. Сейчас меня зовут именно так, как известно вам.

– А если я стану настаивать? – спросил Дорен.

Тон детектива оставался ровным, не несущим угрозы, и гадалка рассмеялась. Смех у нее оказался грудным и неожиданно низким.

– Разве для полиции сложно выяснить имя одной единственной женщины? Я уверена, если вы захотите узнать мое имя, вы без труда это сделаете, детектив.

– К нашей следующей встрече я обязательно так и поступлю.

– Только приходите не так рано, окажите мне любезность, – сказала она, словно бы наполовину в шутку. – Сеансы могут длиться до рассвета, и я привыкла просыпаться поздно.

– Я это учту, госпоже Лалла.

Оказавшись на улице, детектив обратился к Хальруну:

– Вы должны будете сообщить мне, если получите еще одну записку, подобную той, что вам прислали. Надеюсь, вы ставите жизнь человека выше продаж «Листка Роскбиля»... или как там называется ваша газета?

Хальрун хмыкнул. По здравому рассуждению (пусть и немного запоздалому), младший детектив из другого округа не мог создать «большие проблемы» ни журналисту лично, ни родному для него «Листку». Мог ли Дорен усложнить газетчикам работу, зависело от степени злопамятности детектива и наличия у него знакомых в полицейском управлении Роксбиля.

Лицо детектива оставалось непроницаемым – в отличие от вея Эймарка, Дорен хорошо скрывал мысли. Хальрун, словно наяву, представил ярость начальника, переходящую в горестные причитания, когда посланный за скандалом вернется с пустыми руками. В редакции Хальруна уже давно заждались...

– Мне будет сложно уговорить редактора не давать в номер такую горячую новость. Очень сложно, детектив.

– Но вы это сделаете, – Дорен не спрашивал, а утверждал. – Речь идет о возможном преступлении. Это уже вне вашей работы.

– Преступлении? – обрадовался журналист. – Конечно, я не стану мешать вам делать вашу работу, но я должен получить что-нибудь взамен!

Дорен поморщился.

– Обещаю, вы первым из газетчиков узнаете о судьбе вейи Кросгейс, – процедил он.

– Этого мало! – запротестовал Хальрун.

– Это все, на что вы можете рассчитывать. И не советую вам мешать расследованию.

Детектив Лойверт направился к ожидавшей его машине, и Хальрун побежал следом. Словно заведенный волчок, газетчик обходил Дорена то с одной, то с другой стороны.

– Вам же будет лучше оставить меня на виду! – говорил журналист. – Мало ли что я могу написать!

От неожиданности детектив приостановился, чем немедленно воспользовался Хальрун, преградив полицейском дорогу. Он сам не знал, почему так настойчиво напрашивался на участие в расследовании. Гораздо проще было бы без промедления вернуться в редакцию к вейю Эймарку. Недовольства детектива газетчик не боялся – Хальруна не зря звали «отчаянным пером», – но именно журналистское чутье подсказывало ему, когда выгоднее было начать игру в долгую.

– Вы не станете ставить мне условия, – предупредил Дорен, вглядываясь в возбужденное лицо человека напротив. – Поступайте, как знаете, но помните, что любые действия имеют последствия... Если ваша статейка навредит моему расследованию, вашу газету недолго и разогнать! Имя Кросгейс имеет вес.

Произнеся угрозу, детектив поморщился, словно это было совсем не то, что он собирался сказать. Глядя в его удаляющуюся спину, Хальрун разочарованно поник и даже пнул подвернувшийся под ногу камешек, который пролетел над тротуаром, а затем отскочил от угла дома. Проследив за полетом, Хальрун обнаружил, что из дома гадалки за ним самим наблюдают: стоило журналисту поднять голову, как занавеску на окне второго этажа кто-то поспешно задернул. Дорен этого не увидел – детектив как раз садился в пузатую, как бочонок, машину. Более современным экипажам придавали формы изящнее, но даже просто представить такую в руках полиции Хальрун не мог.

– Скажет тоже! Вес! – пробормотал журналист себе под нос.

Недолгое время он постоял посреди тротуара. Полицейский экипаж давно скрылся из виду, и к окну больше никто не подходил. Хальрун вдруг почувствовал себя одиноким... Одиноким и ужасно голодным. Завтрак газетчика состоял из кофе и гренок, а обед отсутствовал вовсе. Хальрун совсем заработался: сначала отправился на пожар, а потом поспешил на зов прекрасной дамы. В обоих случаях затраченные усилия обернулись ничем.

– Глупый день, – выругался Хальрун. – Еще и с редактором объясняться... Но для начала нужно где-нибудь поесть... Где-нибудь не в этом округе, иначе я разорюсь.

Разумеется поймать экипаж ему удалось далеко не сразу – как будто сегодня Хальруну могло повезти. До редакции газетчик добрался только три часа спустя, разочарованный и злой.

Под красноречивыми взглядами коллег Хальрун пробрался к своему столу, сел на жесткий стул, а затем с наслаждением вытянул гудящие ноги.

– Ты раскряхтелся, словно старик, – заметил Ракслеф, занятый перекладыванием бумажек между противоположными углами стола. – Неудачно съездил, да?

– Это временный провал, – сказал Хальрун, легкомысленно вращая в воздухе рукой.

Тайрик, который тихонько сидел в углу, расправил плечи.

– У него, – Ракслеф кивнул на юношу, – тоже неудача... А ты не радуйся, молодой человек! Не радуйся! Если кто-то еще собирается получить по шее, нужно лучше скрывать злорадство.

– Я не злорадствую, – огрызнулся Тайрик.

– А я не собираюсь получать «по шее»! – вмешался Хальрун.

– Ну-ну, – хмыкнул Ракслеф.

Хальрун потянулся. Требовалось идти, но так хотелось посидеть еще немного.

– Чем занят? – спросил он у старшего коллеги.

– Выбираю объявления, – спокойно ответил тот. – Нужно заполнить номер хоть чем-нибудь.

– Мне жаль, – сказал Хальрун.

– Я-то знаю. Его убеди.

Ракслеф кивнул на кабинет начальника.

– Попробую...

Журналист встал и еще разочек потянулся. Перед тем, как войти к редактору, он набрал в тощую грудь побольше воздуха, словно прыгун в воду... А затем обернулся и подмигнул Тайрику, который, затаив дыхание, следил за идущим на расправу коллегой. Юноша покраснел. Хальрун усмехнулся. В редакторский кабинет он заходил со словами:

– Вей Эймарк! Я вернулся! У меня две новости!

Колченогий стол занимал большую часть владений Пелруда. Древний образец мебели не был так уж велик – это сам кабинет был очень мал. Между стеной и деревянными тумбами оставалось всего-то по паре шагов, и грузному редактору, когда он садился или вставал, приходилось всякий раз вжимать живот. Пелруд нередко повторял, что ему нельзя толстеть, вздыхал и полчаса спустя делал плотный перекус.

Хальрун кашлянул, чтобы сбить першение в горле. Стойкий запах табака никогда не выветривался из редакторского кабинета. За годы работы дым, казалось, пропитал даже стены.

– Что? Говори! – потребовал Пелруд.

Его лицо было красным, словно помидор, а глаза налились кровью от усталости. Пелруд уставился на Хальруна, отстранившись от массивной печатной машинки. В редакции были две такие. Обычно набирать текст газетчики поручали Тайрику, и молодой человек считался неофициальным владельцем второй машинки. Первая принадлежала редактору.

– Проветрился бы ты, вей Эймарк, – произнес Хальрун с сочувствием, хотя редко раздавал советы.

Он предпочитая наблюдать за людьми в их естественной среде.

– Я проветрюсь, проветрюсь! – хрипло сказал Пелруд. – Ты не юли! Есть хорошая новость?

– Есть! – Хальрун расцвел в улыбке. – У нашей прелестной фабрикантши в самом деле что-то случилось. Ее прямо сейчас ищет один очень деятельный младший детектив.

– Вот как! Это же замечательно!

Редактор довольно потер руки.

– Вот именно, что только «как»! Не знаю пока, что у нее стряслось, но я чувствую, что статья получится для передовицы, а может и для разворота!

– Тогда пиши, дорогой вей Осгерт! Пиши скорее!

Видя радость начальника, Хальрун почувствовал, что приблизился к опасному повороту.

– В том-то и дело, что я пока не могу!

– Что?

Пелруд спал с лица. Толстыми сосисочными пальцами он расстегнул пуговички на тесном жилете.

– Что значит, ты не можешь?

– Такое дело... Слишком рано.

– Рано? – закричал Пелруд, даже не разобравшись. – Мы нужна была эта статья еще вчера! У нас номер не закрыт, ты понимаешь?

– Вчера девушка была еще дома, – резонно заметил Хальрун.

Обычно спокойный тон сбивал гнев редактора, как вода гасит пламя, но на этот раз Пелруд завелся не на шутку. Он пригрозил подчиненному пальцем.

– Не играй со мной в эти свои... свои...

– Игры? – подсказал Хальрун.

– Слова! – рявкнул Пелруд. – Ты у мамки титьку облизывал, когда меня уже печатали!

– Да я и не претендую, – примирительно произнес молодой газетчик. – Написать, что богатая наследница не ночевала дома, и ее ищет полиция, недолго...

– Вот и напиши, – неожиданно спокойно произнес редактор.

Для него были обычны такие переходы от внезапного гнева к рассудительности.

– А можно немного подождать? Покопаться? Я чувствую, потенциал у истории огромный! Выжать можно больше!

– Выжать? Ты уверен?

– Нет, – признался Хальрун.

– Нет?

– Сегодня-завтра девица может найтись, вполне себе живая. И пусть! Не беда! Мы тогда напишем о ее похождениях.

– Мы будем не первыми, – заметил редактор. – Промедлим, и кто-нибудь обязательно успеет до нас. Новости имеют свойство прокисать, знаешь ли.

Он окончательно успокоился, достал красивую серебряную папиросницу и щелкнул массивной зажигалкой. Эта зажигалка была подарком на пятидесятилетие от Ракслефа и Хальруна. При срабатывании она издавала хлопок, похожий на выстрел, и была нежно любима Пелрудом.

– Но я сделаю это лучше, чем любой другой! – горячо пообещал Хальрун, чувствуя, что выигрывает спор. – Раскопаю все и распишу так, что люди будут рвать наш «Листок» из рук друг у друга! Ты же знаешь, что я могу!

– Знаю. Можешь, – согласился Пелруд.

Редактор едва заметно улыбнулся, видно, вспомнив прошлые заслуги Хальруна. Когда в руки журналиста попадался материал серьезнее, чем краденое сукно или разбитые в питейной носы, Хальрун творил с ним чудеса.

– Вот видишь, вей Эймарк! А если я прав, и за исчезновением девушки кроется нечто большее, то тем более рано писать. Давай разберемся, с чем имеем дело, а?

Пелруд повздыхал, выпустил несколько клубов дыма, а затем протер взмокшие щеки платком. Хальрун понял, что победил.

– И ты справишься? – негромко спросил редактор.

– С твоей помощью! Мне нужно узнать кое о ком...

– Что узнать?

Хальрун сгримасничал.

– Если бы я знал... Самое главное, меня интересует, что собой представляет сама вейя Кросгейс.

– Светская львица, звезда последних четырех сезонов.

– Что-то, что знают не все.

Пелруд что-то чиркнул на подвернувшемся под руку клочке бумаги. Если повезет, памятка не затеряется среди безобразного завала на столе редактора «Листка». Хальрун продолжил.

– Потом я бы хотел узнать о Ракарде Лакселе.

Имя этого человека Хальрун слышал только мельком: молодой представитель семьи Лаксель владел фабрикой на противоположной от Роксбиля окраине Бальтауфа. Делали там всевозможные колеры, поэтому Лаксели выходили прямыми конкурентами Кросгейсов, но этим сходство двух семей не ограничивалось. Что Ракард, что Мализа, совсем недавно получили свои предприятия в наследство...

– Постараюсь, – пообещал Пелруд, делая новую пометку. – Но это сложнее.

– И еще я бы хотел знать о госпоже Лалле.

Редактор удивленно посмотрел на сотрудника.

– Эта которая гадалка?

– Она самая. Кстати, она пригласила меня на свой сеанс.

– Гадалка – это хорошо, – задумчиво произнес редактор. – Люди любят загадочное.

– Вот и я о том же! Про нее обязательно нужно выяснить!

– Мне не объясняй, – ворчливо сказал редактор, а затем добавил как-то совсем уж жалобно. – Убиваете вы меня! Точно убиваете!

Хальрун улыбнулся.

– Мы вас любим.

– Иди уж... Подхалим, – Педруд вздохнул. – Узнаю что-нибудь к завтрашнему дню. И согласовать еще нужно…

– Не нужно! – всполошился Хальрун. – Вей Далмель проболтается, как пить дать!

– Нельзя без его разрешения, ты же знаешь.

– Так получим! Но потом.

Запавшие глаза Пелруда уставились на подчиненного. Выглядел редактор замученным жизнью и лично Хальруном.

– У нас замешано аж двое видных фабрикантов. Обещаю, опишу все так, как скажет твой дорогой вей Далмель. Только дай мне время разобраться… Так завтра, значит? Никак не раньше?

– Смеешься ты, что ли? Завтра! Завтра! А сегодня помоги-ка вею Гросверу. Разберите почту, найдите трогательное письмо от читателя и парочку забавных объявлений. Пустим в печать вне очереди.

Редактор снова погрозил Хальруну пальцем и грустно добавил:

– Номер нужно выпустить. Сам виноват!

– Виноват. Уже иду.

Покинув начальника, Хальрун присоединился к Раслефу, который до самого вечера насмешливо поглядывал на молодого коллегу и приговаривал, что не все тому играться. Хальрун отмалчивался. Мыслями он был далеко от сюда.

Наконец, с рутинной работой было покончено.

– Желаю всем хорошо потрудившимся хорошего отдыха! – объявил Хальрун. – Кто как, а я завтра рассчитывая на интересный день. Я собираюсь выспаться.

Тайрик, которому завтра предстояло перепечатывать на бело весь выпуск, завистливо вздохнул.

– Учись, юноша, – посоветовал Ракслеф, тоже готовясь уйти. – Наберешься опыта, станешь как он.

– Конечно, – огрызнулся Тайрик, день которого совсем не задался, – а закончу, как ты.

Хальрун и Ракслеф переглянулись.

– Звереет и бросается на людей, – грустно произнес пожилой газетчик. – Может, из него и получится настоящий журналист.

Хальрун покачал головой.

– Одного раза мало.

– Мало. Но все мы с чего-то начинали.

– Ко мне ты не был таким снисходительным, – сказал Хальрун притворно обиженным тоном.

– Старость и должна быть снисходительной к молодости. Как же иначе?.. Дерзай, юноша!

Тайрик растерянно смотрел им вслед. Попрощаться он забыл.