Текст книги "Пирос (СИ)"
Автор книги: Дарья Кей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
Эдвард вспомнил, как дышать, кивнул, всё ещё заворожённый случившимся, и тихо-тихо проговорил:
– Не может. Только вот ни ей, ни кому-либо другому не понравится, если мы опоздаем к ужину.
Шерон рассмеялась, покачала головой и снова взяла Эдварда под локоть. А он, не переставая улыбаться и чувствуя приливы гордости, вдруг нагнулся и поцеловал Шерон в висок.
* * *
Если в первый вечер гостей только пригласили к столу и дали отдохнуть – для некоторых дорога была действительно долгой и выматывающей, – то на следующий был запланирован пышный бал. Весь день Эдвард не имел ни единой возможности увидеться с Шерон, но если она не была в тот вечер самой прекрасной девушкой в мире, то Эдвард не представлял, кто мог быть лучше. Она была серьёзна, но заставляла его смеяться. Её взгляд был несмел и постоянно «бегал», но каждый раз, встретившись с ней глазами, Эдвард видел искренний интерес. Он наслаждался её компанией, потому что всё оказалось предельно простым: она сама подкидывала темы для разговора, которые выбирала так ловко, попадая точно в круг их общих интересов; если он не знал, чем занять её, делала лёгкий намёк, отстранённо улыбаясь. К тому же она прекрасно танцевала и ей на удивление шёл нежно-розовый цвет.
Джонатан тоже выглядел довольным, постоянно находясь в компании красавицы Эмили. Они были похожи – белокурые, зеленоглазые, наследники богатых семей – и играли по общим правилам. Она строила из себя улыбчивую дурочку, а Джон делал вид, что не догадывается, насколько много на самом деле она знает, что каждый раз, когда она случайно оступается, падая ему на грудь или сильнее цепляясь за руку, совершенно не случаен.
Эдвард им даже завидовал. Спарксы закрывали глаза на всё, что делал Джонатан, считая, что тот нагуляется и образумится. Против Эдварда же, казалось, был настроен весь мир. Он не знал, что бы сказала его мать, но вот мадам Фрешер… Она не позволяла дочери оставаться одной и провожала ту взглядом каждый раз, когда Шерон приглашали танцевать или на прогулку. Им с Эдвардом всё время приходилось находиться в компании Джонатана с Эмили, – последняя именовала их прогулки «двойным свиданием» и раздражающе радостно хлопала в ладоши, – чтобы мадам Фрешер ничего не заподозрила. Но даже тогда, когда разрешение, казалось бы, было получено, от неё нельзя было избавиться. Каким-то неведомым образом она постоянно оказывалась рядом, а если рядом её не было, то через зал или через парк Эдвард мог видеть её лицо, обращённое в их с Шерон сторону. Каждый раз это выводило из себя и ограничивало так, что он мечтал вернуться в самый первый день, когда мадам Фрешер то ли устала, то ли была слишком занята, чтобы следить за прогулками дочери.
Самым большим подарком на Восхождение была бы возможность хоть на какое-то время остаться с Шерон наедине. У них оставался всего один день… Одна ночь.
* * *
Столпы искр взмывали в по-вечернему светлое небо, где подобно солнцу сияла Новая Звезда, затмевающая собой все остальные. Самая светлая ночь была символом смены года, после которой звезда медленно пропадала с небосклона, оставляя чёрную беззвёздную, безлунную материю. Самая тёмная ночь – конец Восхождения, конец праздников.
Но пока зимние гулянья продолжались, и приглашённые высыпали из бального зала на улицу и смотрели яркое представление. Вспышки салютов взметались в небо, взрывались и под свист и смех пылью оседали на землю. Огненные змеи крутились в воздухе, изгибались, переплетались, создавая причудливые фигуры животных: от птиц до драконов.
– Это феникс? – спросила Шерон, удивлённо глядя на только сформировавшуюся картинку.
– Наверно. – Эдвард не успел рассмотреть – змеи уже разлетелись.
Они стояли на площадке, облокотившись на перила и смотрели в небо. Из открытых дверей бального зала всё ещё играла музыка. Её заглушал гром разлетающихся кольцами салютов, но Эдвард всё равно услышал необычайно нежную, тянущуюся, обволакивающую мелодию. Она была почти осязаема: вибрирующая под пальцами, гладкая, как мрамор, и такая же необычно тёплая, если прикасаться к ней достаточно долго. И она пахла цветами…
Эдвард вздрогнул и повернулся к Шерон. Это не музыка пахла, это аромат духов чудом пробился к нему сквозь морозную свежесть, смешавшуюся с запахом горячей волшебной пыли. Эдвард взял Шерон за руку, наклонился к её уху и прошептал:
– У меня есть идея. Не то чтобы я хвастался, но я знаю, как отсюда выйти в холл, минуя бальный зал.
Она захлопала глазами, а потом её брови взлетели, рот округлился. Она сильнее сжала ладонь Эдварда и кивнула.
Вскоре гости начали возвращаться в зал, и, выждав момент, потерявшись меж ярких пар, оборок и цветов, они исчезли, осторожно ускользнули, никем не замеченные. Они пробежали по идущей вдоль замковой стены площадке и завернули за угол. Там, у высокого окна, Эдвард сделал пару пасов, и створки с лёгким скрипом послушно открылись. Он подсадил Шерон на подоконник, и вскоре они оба оказались в длинном пустом коридоре. Сквозь незашторенные окна лился свет Новой Звезды. Но полюбоваться лунными дорожками на паласе Эдвард не дал: схватил Шерон за руку и, оглядываясь в сторону зала, поманил за собой. Они проскользнули к самой дальней узкой лестнице, поднялись по ней и неожиданно синхронно рассмеялись. Они наконец расслабились, не чувствуя обращённого на них цепкого взгляда. Если их отсутствие и заметили, они были достаточно далеко, чтобы не волноваться об этом.
Когда они преодолели площадку второго этажа и продолжили подниматься к третьему, улыбка Шерон стала шире, её глаза блеснули лукаво и с предвкушением.
В большом холле, меж расходящимися коридорами, заставленном цветами, где шторы также были открыты и звёздный свет наполнял помещение волшебной таинственностью, Эдвард прижал Шерон к себе и поцеловал. Его руки легли ей на талию, её – обвили его шею. И какое-то время они не двигались – наслаждались. Они цеплялись за мгновение, поддавались чувствам. В разгар бала их не стали бы искать. Они были предоставлены сами себе, и только они теперь решали, как потратить украденное время.
* * *
Шерон застыла на пороге комнаты, и душа ушла в пятки. Мадам Фрешер сидела на кровати, скрестив руки на груди, и строго глядела на вошедшую дочь. Было не больше шести утра, Шер рассчитывала вернуться никем не замеченной, теперь же сбывались её самые худшие страхи. Она, сжавшись, закрыла дверь и встала напротив матери, глядя в пол, как провинившийся ребёнок.
– Ну и где ты была, милая моя? – процедила мадам Фрешер, постукивая по руке сложенным веером.
– Я проснулась раньше и…
– Не ври! Я не выходила из этой комнаты с момента, как закончился бал! Ты здесь даже не появлялась. Как невежливо было уходить, Шер! И мне очень интересно, что именно ты сочла более важным в сравнении с королевским балом?!
Шерон распахнула глаза. У неё пересохло в горле.
– Я… Мы… – Она откинула распущенные волосы назад. – Я была с его высочеством, мама, – выпалила она. – Мы… гуляли.
Она опустила глаза, густо краснея и дыша через рот. Мадам Фрешер вспыхнула.
– Ты… Вы что?! – переспросила она, хватаясь за грудь.
Шерон потупилась.
– Ты хоть понимаешь… – проговорила мадам Фрешер, задыхаясь от возмущения. – Ты хоть понимаешь, к чему приводят ваши, ха, прогулки?! Ты понимаешь, что вредишь этим самой себе? Своей репутации! Ты, – она встала и пошла на дочь, размахивая веером, – глупая девчонка! Посмотрите-ка, кто влюбился в принца! Ха! И ты думаешь, что он в итоге на тебе женится? – Шерон побледнела. – Чёрта с два, девочка моя.
– Но!..
– Никаких «но». Я знаю, о чём говорю. Он не твоего полёта птица, Шерон. Пройдёт время – два года, год, может, пара недель, – и он найдёт себе другую, и она будет лучше: красивее, богаче, талантливее. Она сможет дать ему то, что не сможешь ты. А всё то, чем вы занимаетесь сейчас – прогулки! Ночью! – всё это будет забыто. Потому что для мужчин это так неважно.
Её глаза зло сверкнули.
У Шерон дрожали губы, глаза предательски щипало. Она старалась держаться до последнего, но стоило моргнуть, и горячие капли покатились по щекам. Горло сдавливало от рыданий.
Мадам Фрешер покачала головой.
– Стоит сначала думать, дорогая моя, – спокойнее проговорила она. – Отойди.
Как только дверь за матерью закрылась, Шерон бросилась на кровать и зарыдала в подушку.
* * *
Через пару часов как ни в чём не бывало леди Фрешер стояли у поданной кареты. Мадам Керрелл прощалась с гостями, улыбаясь и говоря дежурные фразы, которые повторила уже несколько раз за утро для каждых отъезжающих. «Были рады вас видеть». «Вы выглядели бесподобно на этом балу». «С Восхождением вас». И каждый отвечал что-то такое же обычное, что сказал бы любой порядочный гость после праздника в любом хозяйском доме, но с большим придыханием – они общались с королевой: «Сердечно благодарим за приглашение», «Это такая часть побывать на вашем приёме», «И вас с Новой Звездой».
Эдвард стоял рядом с помощником матери и не сводил глаз с Шерон. Она выглядела подавленно, но всё же находила в себе силы улыбаться принцу, и улыбка её была полна надежды и веры. Она так хотела снова приехать во дворец через месяц, на день рождения Эдварда. Даже если бы мать не отпускала её от себя, это был бы большой подарок. Для неё в первую очередь.
Эдвард не знал о том, что сказала дочери мадам Фрешер, и полагал, что Шерон просто не хочет уезжать. Он мечтал поцеловать её на прощание, помочь сесть в карету, но правила приличия вынуждали стоять позади матери и смотреть, как дамам помогает подняться в салон лакей. Вот он закрыл дверь, водитель – Эдварду нравилось это новомодное слово намного больше, чем «кучер» – занял своё место в кабине, и Шерон в последний раз махнула ему рукой. Мадам Фрешер хмыкнула и неодобрительно поджала губы.
Как только карета выехала за ворота, мадам Керрелл устало выдохнула.
– Сколько ещё гостей должно уехать? – повернулась она к помощнику, господину Ларсу.
Тот взглянул на список.
– Ещё шесть семей, ваше величество. Следующие гости уезжают через полчаса. Желаете проводить и их лично?
– Ох, Ларс. – Мадам Керрелл устало покачала головой.
Они вошли в замок, и она скинула с плеч тёплый плащ, который тут же подхватил мальчишка-слуга. Эдвард и господин Ларс тоже отдали ему свои накидки. Поколебавшись, Эдвард окликнул мать, которая медленно шла к ступенькам главной лестницы. Она остановилась и вопрошающе взглянула на сына.
– Мы собираемся праздновать мой день рождения, верно? – спросил Эдвард, поравнявшись с ней.
Мадам Керрелл прищурилась и едва заметно улыбнулась.
– Кого ты хочешь пригласить в этот раз, Эд?
9
Филипп старался не думать об этом так часто. Он отправил прошение после зимних праздников, чтобы не отвлекать мадам Монтель и не казаться навязчивым, но прошла зима, подходила к концу весна, а ответ он так и не получил. И не знал, получит ли. Наверно, идея изначально была проигрышная и ему даже не стоило пытаться. Кто он такой, чтобы хотеть чего-то от работников Советов?
А между тем срок его службы заканчивался. Отец не позволил оставаться в Вистане дольше, и Филипп не мог ослушаться, но внутри всё протестовало и кричало, что так нельзя, так нечестно, в такое время глупо разбрасываться хорошими бойцами! А он ведь был хорошим бойцом. Он знал это. Он показывал это столько раз во время тренировочных боёв. Даже против волшебников, даже против стихийников. Командир не позволял никому поддаваться, а Филипп такой вариант и не рассматривал.
Теперь же его время подошло к концу. Лето подкралось слишком незаметно. Казалось, ещё вчера Филипп отказывался возвращаться домой на зимние праздники, как пришло время ехать туда насовсем. К счастью, на лето мадам Керрелл решила уехать из столицы в замок Вальд, что был на северо-западе от столицы. К нему прилегали обширные охотничьи угодья, и, только увидев лес, Филипп осознал, как соскучился по охоте! В рощах за северной стеной водилось множество редких животных, некоторых из которых было достаточно сложно поймать. И оттого Филиппу становилось ещё интереснее: если он сможет подстрелить глейдера или пятнистого оленя, охоту можно будет считать удачной.
Пожелав матери и брату (Эдвард на всю столовую распалялся о том, что они с Джонатаном собираются делать летом) доброго утра и на ходу бросив мальчику-пажу, чтобы созывал охотничью свиту, Филипп спустился в конюшню, где его уже ждал запряжённый конь. Тот радостно заржал и ласково ткнулся чёрным шершавым носом в руку хозяину.
Филипп выехал из замка со свитой из девяти человек. Все одетые в высокие кожаные сапоги и куртки с эмблемами Пироса, они ехали через лес по протоптанным тропинкам, вооружённые охотничьими арбалетами. Конь Филиппа шёл впереди всех, и тот разглядывал знакомые лесные угодья. Он давно не был в Вальде. Тут леса не казались столь величественными, как у военного полигона, и не шли ни в какое сравнение в лесами Джеллиера, но ярко-зелёная тонкая листва, плотно смыкающаяся не так высоко над головой, была приятнее и будто роднее.
Конь ступал бесшумно, давно приученный к охоте. Филипп отпустил поводья, сдавив бока коня коленями, взялся за арбалет обеими руками и начал внимательно оглядываться: они приближались к чаще, а это означало, что скоро будут появляться самые редкие звери.
На секунды все звуки стихли, а затем засвистела стрела. Филипп почувствовал, как она проскользила в миллиметрах над его ухом. Позади кто-то болезненно охнул. Все засуетились.
– Ваше высочество! – К Филиппу подскакал один из свиты. – Нам лучше уехать. Тут может быть опасно.
Он спорить не стал и повернул коня. Бросив взгляд на бледного как мел молодого человека, у которого из плеча торчала простая перьевая стрела, а по плечу растекалось кровавое пятно. Двое поддерживали товарища с разных сторон, но заниматься стрелой должен был медик. Остальные окружили принца, держась настороже. Филипп с подозрением оглянулся и мог поклясться, что заметил в темноте меж крон человеческий силуэт.
Но если кого-то такой инцидент отвадил бы от поездок в лес на долгие месяцы, Филипп не выдержал через два дня. Он не знал, чем себя занять – уж больно отвык от замка. Чтение, за которым убивал неожиданно появившееся свободное время, он не считал достойным занятием, отец не проводил собраний на севере, предпочитая Ворфилд или столицу Орион, и Филипп не мог даже подслушивать – если его жучков, конечно, не убрали, – а тренировок ему было мало. И так на третий день мнимого безделья Филипп велел вновь собирать свиту.
– Но мы ещё не обнаружили стрелявшего в вас, ваше высочество! – возмутился начальник охраны.
– Говорите тише, – спокойно, будто ничего не происходило, произнёс Филипп. – И не спорьте. Я сказал: собирайте, значит – собирайте. Или я поеду один.
Такого, очевидно, мужчина допустить никак не мог, а потому вскоре они опять выехали в лес, только на этот раз рядом с Филиппом ехал Родерт с оружием наизготовку. В седле он держался на удивление хорошо, но выглядел нелепо в попытках казаться грозным. Это раздражало, хотелось отойти подальше, но Родерт неустанно следовал рядом, и, если бы он приблизился ещё на пару сантиметров, их колени тёрлись бы друг о друга.
Филипп старался не обращать на это внимания. У него была цель: глейдер. Он заприметил одного в прошлый раз до того, как его увели. Возможно, звери ещё не успели переместиться.
Мимо пролетела стрела. Родерт дёрнулся как ошпаренный. Филипп нахмурился, оглядываясь. «Всё в порядке», – произнёс один из охотников, и сквозь кусты бросился охотничий пёс: кто-то просто подстрелил добычу. Филипп коротко улыбнулся и поехал дальше.
– Стой, – шёпотом скомандовал он, и конь замер.
Всего в нескольких метрах, обвив длинными лапами ветви, спал глейдер. По его короткой густой шёрстке рассыпались зелёные блики от проникающего сквозь листву солнца. Филипп прицелился. Глейдеры – шустрые зверушки, но этот опасности не замечал и не двигался.
Филипп спустил рычаг, но не успела стрела сорваться, как другая, переливающаяся алыми и кислотно-розовыми красками, мелькнула в полутьме и вонзилась в тушку глейдера. Убитый зверёк соскользнул с ветки, его тут же подхватила тень и скрылась в зарослях, звонко смеясь.
– За ней! – крикнул Филипп, и началась погоня.
Десяток лошадей мчался по узким тропинкам, огибая деревья, всадники сносили на ходу мешающие ветки, но преследуемая, смеясь и прячась в листве, всё ускользала и ускользала. Вслед за ней они углублялись в чащу. Проезды становились уже, ветви кустов – крепче, лошади отказывались идти, но Филипп упрямо выводил коня на едва видные тропки.
Но для такого количества всадников лес стал непроходим. Филипп остановился и посмотрел на застрявших в кустах товарищей.
– Возвращайтесь на прежнее место! И не вздумайте ехать за мной! – скомандовал он свите и поехал дальше, не обращая внимания на крики позади. Он знал, что делает, и они бы ему не помешали.
В чащу Филипп пробирался медленно. Конь уже не шёл, застревая в кустах. Срубать ветви стало бессмысленно – слишком много их было, они переплетались всё гуще и крепче. Он обернулся: далеко меж ветвями маячила красная куртка оставшегося дожидаться принца охотника. Но Филипп зашёл слишком далеко, чтобы возвращаться. Он спустился с коня, прошептал: «Оставайся тут», привязывая узду к сломанному тонкому деревцу, а сам приготовил арбалет.
Филипп шёл осторожно, пробираясь через буреломы и постоянно всматриваясь в густые кроны деревьев. Он не видел, но чувствовал: рядом кто-то есть, и этот кто-то следит за ним. Ветки хлестали по лицу, цеплялись за одежду, но Филипп двигался вперёд. Он не знал, сколько шёл и в каком направлении, следуя за изредка появляющейся в ветвях тенью, но в какой-то момент заметил, что чаща начала редеть. Его снова окружили тонкие, но крепкие стволы, а впереди, зацепившись за два других, лежало дерево. Филипп ловко перебрался через него и оказался на окружённой кустарником поляне, щедро залитой солнцем.
Позади послышался шелест веток. Филипп развернулся и рывком поднял арбалет. На поваленном дереве, нагло покручивая на верёвке тушку глейдера, стояла та самая «тень» – девушка в маскировочного цвета костюме и с длинными вызывающе-яркими розовыми прядями в русых волосах.
– Верни мне глейдера, – потребовал Филипп.
Наконечник стрелы смотрел девушке точно в грудь. Она усмехнулась, поражаясь такой наглости, и спрыгнула на землю.
– Я не для того вас сюда привела, ваше высочество.
Татуировка в виде двух острых длинных клыков под её левым глазом опасно блеснула, и Филипп нажал на спуск.
Его стрела застыла в воздухе в паре сантиметров от девушки. Та разочарованно покачала головой, её губы растянулись в ухмылке – и Филиппа отбросило в кусты. Он моргнул, ослеплённый то ли вспышкой, то ли ярким светом меж кронами, и приподнялся.
– Кто ты? – выдохнул Филипп, болезненно морщась.
Она приподняла подбородок, глядя с превосходством.
– Анна Рейс. Последняя, кого вы видите в своей жизни, – заявила она, и в Филиппа полетел ярко-алый луч.
Ослепительная вспышка. Больно, как от удара под дых. Филипп со стоном схватился за грудь и снова завалился на бок. Холодные ветки оцарапали щеки.
– Ч-что? Как?!
С трудом дыша, Филипп поднял глаза на Анну, та отступила, глядя то на свои трясущиеся руки, то на него, и мотала головой. Что-то пошло не так, как она хотела.
Филипп ухмыльнулся.
– Ты ведь не думала, что я настолько кретин, чтобы идти туда, где меня хотят убить, без защиты? – Грудь болела, словно он столкнулся со стеной, и, наверно, стоило проверить, целы ли рёбра. Но он должен был держать лицо, а потому неуверенно поднялся на ноги. – Ты ведь знаешь, что это?
Филипп расстегнул охотничью куртку; под ней сверкнула тонкими лёгкими чешуйками зачарованная кольчуга. Анна зарычала, и с пальцев её сорвались снопы искр, разлетаясь во все стороны. Филипп удовлетворённо закивал: она знала.
Анна смотрела на него зверем, разъярённым и готовым к атаке. Неверное движение – и бросится, разорвёт. Воздух вокруг неё наэлектризовался, длинные волосы приподнялись, в прядях заплясали змеи-молнии. И Филипп решил не рисковать: мало ли какой способ она придумает, чтобы завершить начатое. Грудь у него до сих пор болела от силы удара.
– Послушай, – начал Филипп осторожно. – Ты не сможешь убить меня, а я тебя, наверно, даже поймать. Так что мы можем просто разойтись.
– Серьёзно? – Анна изогнула бровь, но Филипп видел: он сбил её с толку, и молнии приутихли. – Так ведь неинтересно. И вы даже не попытаетесь, сэр Керрелл? Неужели вы, равно как ваш отец не умеет править, не умеете драться? – Анна оскалилась.
Филипп сжал зубы и промолчал. Ему стоило огромного труда не вестись на слишком явные провокации.
Анна ехидно усмехнулась.
– Сдаётесь? Неужели не сталкивались с теми, кто сильнее вас? В таких ситуациях сложно сохранять лицо, верно? Особенно когда противник – женщина. Выглядите сейчас совсем не по-королевски.
– Зачем выглядеть по-королевски, когда передо мной явно не леди? – спросил Филипп, приподнимая брови.
– Ох, как жаль, – с мастерством плохой актрисы произнесла Анна, – что я не соответствую вашим светским стандартам. Обещаю, в следующий раз, когда решу вас прикончить, надену платье и сделаю реверанс.
Она присела, придерживая воображаемое платье, и показала Филиппу язык. Он рассмеялся и поймал себя на мысли, что не веселился уже очень давно. Анна посмотрела на него, как на идиота.
– Я запомню, – кивнул Филипп и спросил: – Зачем тебе глейдер?
Анна закатила глаза и сморщила нос.
– Опять? Я вам его не отдам. Это моя добыча! – Она скрестила руки на груди.
– Всё, что находится в этих лесах – растёт и бегает в них – принадлежит моей семье. А ещё здесь нельзя охотиться, так что ты совершила преступление.
– О ужас! Как я могла! – Анна театрально прижала ладони к груди, а потом вернула лицу скучающее выражение. – Мне плевать. Ты ведь меня даже не арестуешь.
– Не арестую – потому что не поймаю. И всё же? – Филипп указал глазами на висящую на поясе у Анны добычу.
– Да что вы с ним пристали?! – возмущённо воскликнула Анна. – Неужели сложно догадаться, что мне он нужен не для красоты? У вас наверняка хватает трофеев, которые выпотрошили и прибили к стене, чтобы любоваться, а эти твари в деревне стоят дорого. Мне нужно на что-то жить.
– Это браконьерство.
– Именно поэтому они и дорогие!
Анна словно объясняла что-то десятилетнему мальчишке, который не понимал и не хотел понимать. Сейчас, когда редкие меха и мясо не поставляли из-за границы, пригороды и деревни жили за счёт контрабанды и браконьерства. И как же на этом наживались люди, способные достать что-то редкое! Даже непримечательная зверюшка глейдер с длинными лапами и неуклюжим телом стоила на вес золота: из их твёрдых длинных когтей делали декоративные пуговицы, короткую светлую шерсть пускали на подкладку тёплой одежды, и всё это прибавляло к стоимости порядка нескольких сотен. И единственной проблемой было то, что поблизости глейдеры водились лишь в королевском лесу. Не каждый охотник осмеливался туда соваться. Кто бы мог подумать, что браконьерством занимается девушка, его ровесница…
– Насколько глейдеры сейчас дорогие? – тихо спросил Филипп.
– Ну, как ваш конь.
Филипп запустил руку в волосы, пытаясь осмыслить услышанное. Он таращился в сторону, туда, где за лесом, за рекой была разбита небольшая рыбачья деревушка. На браконьерстве её жители попадались редко, а если попадались, то на крупном и дорогом… Сейчас, когда война заставляла переживать за доходы даже зажиточных граждан, было неудивительно, что жители бедных деревень выживали как могли.
Филипп тяжело вздохнул.
– По закону я должен взять тебя под стражу за браконьерство и охоту на частной территории, но… – Анна с подозрением прищурилась. – Но даже если бы мог, я бы этого не сделал. Я могу дать за глейдера в три раза больше, чем любой заказчик.
– Я ведь возьму деньги, за мной не задержится, – сказала Анна, но с неуверенностью, будто чувствуя себя неудобно.
– Бери. – Филипп достал из кармана охотничьей куртки кошелёк и, не открывая, не проверяя содержимое, бросил ей. Опешившая Анна поймала его и заглянула внутрь. Её лицо вытянулось от удивления, она словно подавилась воздухом – и тут же спрятала кошелёк во внутренний карман куртки.
– Да сдалась вам эта тварь! – выплюнула она и перекинула Филиппу добычу.
Он забросил глейдера на плечо и довольно улыбнулся.
– Это было слишком благородно, сэр Керрелл, – глухо произнесла Анна, когда он проходил мимо неё к поваленному дереву, чтобы вернуться к коню и уехать в замок.
Филипп удивлённо обернулся. Анна сдвинула брови и скрестила руки на груди, кусала губы и смотрела на него с осуждением. Словно благородство было чем-то плохим.
Под непонимающим взглядом Филиппа она усмехнулась, покачала головой и как бы невзначай бросила: «Может, ещё увидимся». Затем она поднялась в воздух и скрылась в кронах.
* * *
Филипп вернулся к коню, мирно пощипывающему траву, и медленно поехал назад. На полпути его ждал Родерт. Он нервно пускал коня туда-сюда и с облегчением выдохнул, увидев Филиппа.
– Всё в порядке, ваше высочество? – спросил он, старательно делая вид, что не замечает испачканной одежды принца.
Филипп исподлобья посмотрел на Родерта и показал тушку глейдера.
– Всё отлично. Правда, кажется, я потерял где-то там кошелёк…
– Мне вернуться и поискать его? – Родерт боязливо оглянулся и сжался в седле.
– Нет. Поехали к остальным.
И они больше не сказали друг другу ни слова, встретились с охотниками, которые весело обсуждали свои трофеи, и направились к замку вместе с ними. Всю дорогу Филипп ловил на себе осуждающие и настороженные взгляды: у всех могли быть неприятности, случись с ним что, – но это его не беспокоило. Он думал об Анне. Она засела у него в голове, как что-то дикое и необузданное, дерзкое. Совсем отличное от того, что он встречал раньше. Она не боялась ни его самого, ни его статуса – она была сильнее и не стеснялась это использовать.
А ещё… Филипп думал об этом со смущением, но не мог отделаться от мыслей, что Анна была… красивая. Высокая, сильная, атлетичная; у неё были длинные русые волосы, прямой нос и упрямый подбородок. Ей шли дико-розовые пряди и странная татуировка на лице. В ней не было ни капли светской крови, но она выглядела королевой леса. Он был её стихией.
И это притягивало.
Притягивало настолько, что на следующий день Филипп снова решил наведаться на небольшую поляну за поваленным деревом, и в этот раз он поехал один. Дорожка из разрубленных кустов безошибочно вела его к цели, и даже прохладный ветер, проносящийся между деревьями, не остужал мыслей. Доехав до того самого места, Филипп привязал лошадь и перебрался через поваленное дерево. Усмехнувшись при взгляде на поломанные кусты, он пересёк поляну и, снова прорубая мечом дорогу, пошёл дальше, пока наконец не уткнулся в огораживающий лес забор. Там он забрался на одну из перекладин и стал ждать.
Ветер развевал волосы. Шумела река. Затянутое облаками небо сходилось с землёй где-то далеко впереди, где темнели домики, начинавшие деревню. Филипп смотрел на них, понимая, что не имеет ни малейшего представления, как на самом деле там живут люди. Он изучал социологию, знал много по истории и быту, но всё это казалось далёким от реальности, когда он думал про то, что люди по ту сторону реки живут на нарушении закона, им нужны деньги, а никому не было до них дела – все сосредоточились на проблемах юга, на войне. Филипп хотел что-то сделать, но что – не представлял.
Вдруг на другом берегу реки показался силуэт. Он пролетел пологий берег, направился к реке, и Филипп не сомневался: его ожидание было вознаграждено. Он спрыгнул на землю. Анна приземлилась рядом спустя пару минут, и было видно, что встрече она не рада.
– Ну, здрасте, – бросила она, скрещивая руки на груди. – Я надеялась, что в этот раз мне дадут спокойно понарушать закон. Вас папенька за какие-то грехи лес сторожить отправил?
Филипп весело пожал плечами.
– От таких как ты грех не посторожить.
– Да ты ведь боишься, что я тебя убью! – Анна покачала головой, глядя на выглядывающую из-под не до конца застёгнутой куртки кольчугу.
– Перестраховка.
Филипп ни капли не смутился. Анна закатила глаза. Когда она сказала, что, быть может, они ещё увидятся, она точно не предполагала, что это может произойти так скоро.
– И всё же зачем вы здесь? – поинтересовалась она. – Караулите, чтобы наконец арестовать?
– Хочу поговорить.
– Со мной? О чём?
– Мне кажется, что с тобой много о чём можно поговорить. Леса, охота, законы…
– У вас плохо получается шутить, – скривилась Анна, кинула лук и колчан на землю и плюхнулась рядом, скрестив ноги. – Ну, давайте к сути дела. Быстро поговорим и разойдёмся. Идёт?
Филипп согласился и сел на траву, поморщившись от холодной росы. Анна хмуро смотрела на него, подперев щёку кулаком и напрягшись всем телом. Ей совершенно не внушали доверия люди высоких званий. Графы и лорды, с которыми приходилось иметь дело, смотрели на исполнителей, таких, как она, свысока, говорили грубо, в приказном тоне. С принцами Анна дел никогда не имела, но если этот от неё что-то хотел, то действовал он крайне странно.
– К делу так к делу, – начал Филипп. – Ты пыталась меня убить. Дважды… – Вслух прозвучало более неловко, чем в мыслях. – Зачем?
– Идёт война, ваше высочество, – проговорила Анна сквозь зубы. – Люди. Гибнут. Может, так ваш отец бы понял, что на самом деле происходит на юге. А то пока кажется, что у вас из замка вид на другую страну. Вы разъезжаете тут на лошади, а там страдают люди. Не те, с которыми вы видитесь каждый день, а кто-то вроде тех, кто живёт по ту сторону этого забора. – Она махнула рукой.
Филипп смотрел в землю, сжимая зубы до боли.
– Военное время – это сложно… Мы делаем всё, что можем.
– И всё, что вы делаете, – бессмысленно. Люди на юге вас не поддерживают. Они скорее будут сражаться за Райдос, если им дадут выбор. Я путешествую больше вас и знаю кое-что, что ни вам, ни вашему отцу не доложит ни один «народный представитель».
Филипп с шумом втянул носом воздух и сказал:
– Я бы хотел, чтобы всё то, что происходит на юге, прекратилось. И чтобы люди были довольны.
– Хорошие мечты, сэр Керрелл. Жаль, не у вашего отца. – Она, улыбаясь, поднялась на ноги. – Это всё? Я могу заняться своим делом?
Она встала, подняла колчан и сумку, а длинная коса, падая через плечо, едва коснулась земли. Филипп встал и подошёл к Анне почти вплотную. Они были одного роста и смотрели друг другу в глаза. Он мог чувствовать её дыхание.
– Ты не выглядишь человеком, которому хочется продавать подстреленное зверьё, – прошептал Филипп. – Чего тебе на самом деле хочется?
