355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дарья Асламова » Приключения дрянной девчонки » Текст книги (страница 19)
Приключения дрянной девчонки
  • Текст добавлен: 8 сентября 2016, 23:15

Текст книги "Приключения дрянной девчонки"


Автор книги: Дарья Асламова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)

Не знаю, что толкало меня на такую жестокость, так дети добивают птицу камнем, не сознавая, что делают. Олег пошел к начальнику аэропорта и, тыча ему в нос своим редакционным удостоверением, стал рассказывать сказки про то, что мы выполняли журналистское задание и сегодня должны срочно вернуться в Москву.

После долгих переговоров нам нашли два билета на четыре часа дня.

В Одессе были ранние заморозки, и я в своем легком плаще дрожала, как суслик. Мы грелись коньяком в местном буфете, закусывая его бутербродами. Тоска стояла такая, какая бывает только на вокзалах. Хоть волком вой. Я вся дрожала от нетерпения в предчувствии долгожданной встречи.

Когда мы в шесть часов вечера прилетели в Москву, я старательно избегала встречаться с Олегом взглядом. Я опускала глаза, чтобы не выдать эгоистическую радость молодой влюбленной женщины, спешащей на свидание. Он посадил меня в такси, бросил короткое "пока" и помахал вслед рукой. И когда я уже доехала до города, меня обожгло стыдливой мыслью: "Я забыла сказать ему "прости". 2 ноября. Что творится с Андреем! Мне страшно. Он начал пить. Раньше я не замечала за ним этой пагубной страсти. Я видела его слегка подвыпившим, навеселе, болтливым и нежным. Мне казалось, что алкоголь для него – то же, что и для меня, хорошее средство поднять настроение, когда на душе тягостно, способ сплотить людей в одну дружную компанию, помощник в задушевной беседе, и не более того. Всегда важно остановиться и взять себя в руки. Но то, что происходит сейчас, не имеет ничего общего с приятной выпивкой. Андрей напивается мгновенно, после нескольких стаканов водки глаза его наливаются кровью и пугают своим блеском, нежная кожа со всеми оттенками розового становится багровой, язык заплетается, походка теряет устойчивость. Здравомыслящий дельный молодой человек превращается в пьяного скота. Прежде я лишь мягко журила его за излишества, когда по утрам он мучился безумной-головной болью, но то, что случилось вчера, переходит все границы.

Мы были в гостях, немного расслабились, и я пропустила тот момент, когда Андрея следовало увести. Спохватилась я слишком поздно – Советов таращил бессмысленные глаза и блаженно улыбался. Я простилась с хозяевами за двоих и вывела своего пьяного сожителя (так пишут в милицейских протоколах) на улицу, чтобы поймать такси. Он все время качался, и мне пришлось прислонить его к столбу. В течение получаса машины с ревом проносились мимо, не рискуя тормозить около подозрительной парочки. Наконец один храбрый "Запорожец" взялся доставить нас домой. Мне пришлось разбудить Советова, который спал, как конь, стоя, сладко похрапывая, и усадить его в машину. Я подумала, что все еще обойдется, дома я уложу его в постель, а утром устрою скандал по всем правилам женской науки. Не тут-то было.

Оказавшись в теплой квартире, Советов внезапно проснулся. Я пыталась снять с него плащ, но он оттолкнул меня и Достал газовый пистолет, направив его прямо мне в лицо.

– Раздевайся, – сказал он хриплым голосом.

– Что?! Что ты говоришь? – заикаясь, пролепетала я.

– Раздевайся, сука! Сейчас я тебя вые…

Он смотрел на меня глазами припадочного, палец его Лежал на курке, и меня обуял страх. Я медленно подняла Руки к застежкам блузки.

– Ты что, не понимаешь? Быстрее! Иначе выстрелю.

Он говорил странным заторможенным голосом, растягивая слова. Глаза его бегали по комнате, как будто выискивая что-то необходимое. Я торопливо стянула юбку и блузку, оставшись в трусиках и колготках.

– Я должен, должен их найти, – пробормотал он с тоской.

– Кого? – спросила я, осторожно приближаясь к нему.

– Твоих любовников! Они, наверное, прячутся под кроватью.

"О господи, – мелькнула мысль. – Вот она, белая горячка!" Советов заметался по комнате, передвигая шкафы и стулья, потом опустился на четвереньки и внимательно осмотрел пол под столом и кроватью. Улучив нужный момент, я выхватила у него пистолет и помчалась в другую комнату. Я едва успела засунуть оружие в ящик стола под груду бумаг, как ко мне ворвался Советов.. – Отдай, отдай мой пистолет, – жалобно твердил он, как ребенок, у которого отняли любимую игрушку. – Верни сейчас же, иначе побью.

Андрей теребил мои плечи, раскачиваясь, как маятник. Потом он навалился на меня всем телом, мы оба потеряли равновесие и рухнули на пол. Я больно ударилась рукой и разбила новенькие блестящие часики, которые Андрей преподнес мне на день рождения. Поддельные бриллианты рассыпались по полу, и я заревела в голос от обиды. Но всласть поплакать мне не дали. "Сейчас я тебя убью", – вяло сказал

Советов. Я взвизгнула и выбежала из комнаты, он погнался за мной неловкими прыжками. В прихожей я успела сунуть ноги в туфли, схватила пальто и сумку, выскочила в коридор, сорвав электропроводку над дверью, и помчалась наутек вниз по лестнице, как трусливый заяц. Только на улице я обнаружила, что совсем раздета, и натянула поверх голого тела пальто. В моем кошельке едва хватало денег на такси, чтобы добраться до подруги.

Утром я размышляла над дальнейшими действиями. Можно объявить войну и поселиться у подруги в ожидании, пока меня не заберут. Но долго мне не продержаться, денег нет, кроме того, в ее доме отсутствует горячая вода. Можно вернуться домой, по возможности соблюдая достоинство, и извлечь из этой ситуации максимум пользы – раскаяние и покорность Советова, новые часы и красное платье, которое я давно приметила в магазине, французские духи и возможность капризничать с утра до вечера. Поколебавшись, я выбрала последнее.

Я вернулась домой, дверь была незаперта. Советов, больной и несчастный, совершенно голый, дрожащий с головы до ног, пил кофе на кухне. Он сморщил лицо жалкой улыбкой и кротким голосом сказал: "Доброе утро, любовь моя. Почему ты не ночевала дома? Я очень беспокоился". Он был так нелеп, что меня начал разбирать смех. Но я гордо вскинула голову, холодно посмотрела на него сверху вниз, презрительно приподняла верхнюю губу, всем своим видом выказывая крайнее отвращение, затем молча отвернулась и ушла в ванную. Там я заперлась и вволю нахихикалась, зажимая рот полотенцем, пока Советов уныло выклянчивал за дверью прощение. Меня всегда в таких ситуациях подводит чувство юмора. Я совершенно не умею долго злиться и хранить высокомерное молчание. Минут через сорок я вышла из ванной с видом королевы, ударив Советова дверью по лбу. Он встретил меня со смирением кающегося грешника, и я наконец высказала все упреки, которые так тщательно припасала долгой бессонной ночью. 8 ноября. Если в доме завелся пистолет, он непременно выстрелит, этот театральный закон действует и в жизни. Вчера Советов опять явился домой пьяным, но без агрессии, а в том добродушном состоянии, когда хочется обнять весь мир и объясниться в любви к человечеству. Он бросился ко мне не раздеваясь, со словами нежности, и чрезмерно крепко стиснул меня в объятиях. Меня раздражал запах водки, исходящий от него, и эта беспричинная радость, навязанная алкоголем. Я попыталась вырваться, Андрей сжал меня сильнее, я замолотила кулаками по его груди, он шутливо укусил меня за руку. Завязалась борьба. Со стороны мы, наверное, были похожи на танцующую пару, которая неловко топчется на месте не в такт и совершает нелогичные движения. При неудачном рывке пистолет, висящий на розовой кружевной ленточке внутри его плаща, выскользнул из петли, грохнулся на пол и выстрелил. Комнату заполнило удушливое газовое облако. Кашляя и чихая, мы ринулись прочь и укрылись на кухне, дрожа как овцы во время бури. У меня слезились глаза и першило в горле. Советов намочил полотенце и, прижав его к лицу, вернулся в отравленное помещение, чтобы распахнуть окна.

Спать нам пришлось вдвоем на узкой кровати в маленькой комнате, где в прежние времена я укрывалась от поползновений Советова. От тесноты и неудобства я никак не могла заснуть и долго думала над тем, что же делать дальше вижу, как Андрея засасывает омут пьянки, и все, на что я способна в таких случаях, – это нежно выбранить его утром На затяжные ссоры у меня не хватает выдержки. Любовь ли Д1ает человека власти, и он не способен руководить тем, любит, ибо всякое правление требует разумной доли жест, кости. 19 ноября. Я изучаю тонкости домашней политики, но не слишком преуспеваю в этой науке. Я плохой дипломат и не умею ходить на мягких лапах. Наши перепалки становятся все ожесточеннее. По-видимому, мы прошли период розовой влюбленности и видим теперь друг друга сквозь серую пелену взаимного недовольства. Это неизбежный закон природы – после лета наступает осень, и тот, кто хочет дождаться весны, должен набраться терпения. Все влюбленные пары проходят через черную полосу ссор после первых медовых месяцев. И только те выживают, которые способны стачивать острые углы и находить компромиссы.

Я великолепно знаю теорию, но слаба в практике. Я все люблю объяснять, каждому явлению придумывать кличку, каждой ссоре искать определенную причину, каждой обиде находить громкое словесное выражение. Тактика молчания мне незнакома.

Андрей же терпеть не может вопросов. Он предпочитает в сумраке душевной неурядицы укрываться в храме своих сокровенных мыслей, отстраняя меня охолаживающим блеском глаз. Он учит меня понимать силу молчания. Я неизменно кричу и неизменно проигрываю.

С тоски я загружаю себя работой и торчу в редакции целыми днями. Сегодня один мой коллега обратился ко мне с насмешливым вопросом:

– Как прошло свадебное путешествие?

– Какое еще путешествие? – удивленно спросила я. – Что ты мелешь?

– Ну как же, ведь Олег заявил на заседании редколлегии, что вы собрались пожениться, и попросил в качестве свадебного подарка отправить вас в совместную поездку.

– Ты шутишь? Этого не может быть! Я ничего об этом не знала!

– Не притворяйся удивленной, – рассердился мой приятель. – Все прекрасно знают, что ты пудрила ему мозги с целью поехать в круиз. А ведь мог бы поехать кто-нибудь из сотрудников редакции, работающий уже несколько лет, а не девчонка, уволенная за прогулы. у меня горели уши от стыда, а сердце пронзила острая жалость к Олегу. "Бедняга! – подумала я. – Как же он надеялся, что свадьба состоится".

Я ехала домой на такси, растравляя в душе чувство нежного раскаяния и грусти, почти наслаждаясь этими сладостными эмоциями, но против воли мои мысли возвращались к Андрею. Почему у нас не вытанцовываются отношения? Почему он все время ускользает от меня, уходит, как вода из пригоршни? Прежде я знала его лишь веселым щенком, легкомысленным мальчиком, всегда готовым к шутке. Теперь он повзрослел, и я столкнулась с другой стороной его натуры – крайней замкнутостью, обостренной тайной ревностью, болезненным самолюбием и нежеланием выплескивать кому-нибудь свои эмоции. Только водка поднимает со дна его души осадок, ил, прах. Но почему меня волнует его отстраненность? Неужели я настолько безнадежно запуталась в сетях любви? Мне всегда казалось, что я в любой момент смогу взять себя в руки и даже посмеяться над своими чувствами. Кто он, в сущности, такой, этот мальчишка? И сколько грязи намешано в моей так называемой любви! Три года назад короткая вспышка похоти, чуточку любопытства, потом откровенная корысть, удобства жилья, привычка к совместной жизни, сознание того, что кто-то взял на себя все заботы. Почему же я так настойчиво стремлюсь завладеть его сердцем?

Каким же словом назвать мою тягу к нему? Слово "любовь" кажется чересчур захватанным и сомнительным. Я просто очарована Андреем, потому что потеряла ключи к его сердцу. Как только загадка будет разгадана, я охладею.


3 декабря

. Кризис наступил. Вчера у меня были гости. Андрей пил водку стаканами, веселел и сладко, липко, тошнотворно объяснялся мне в любви. Я не переношу пьяных публичных признаний, от них душа наполняется желчью, а Рот злобными словами. Я выплевывала их в лицо Андрею, не стесняясь присутствия подруг, извивалась от злости, источала яд. Он почернел лицом и набычился. Гости сочли за лучшее уйти.

Мы остались одни, и несколько минут стояла напряжения тишина. Потом Андрей сказал грозным голосом:

– Отныне я запрещаю тебе оскорблять меня при посторонних.

– Да кто ты такой, чтобы устанавливать правила? Пьяный ублюдок, подонок, тварь.

Ненавижу!

Он стал похож на быка, у которого перед носом размахивают красной тряпкой.

Кулаки его сжались, дыхание участилось.

– Если ты еще раз оскорбишь меня, я тебя ударю!

Это был вызов. Я радостно засмеялась. Вот чего нам не хватает – драки!

– Дрянь, идиот, паскудник! – триумфально выкрикивала я, как будто награждая его титулами. Когда я перешла на матерные выражения, то получила такой удар в челюсть, что отлетела к стене и ударилась затылком о шкаф. Я ринулась в бой, но тут же потерпела поражение. Бить он меня не стал, просто выкрутил руки и подождал, пока я успокоюсь. Я смотрела на него в бессильной ярости, совершенно ошеломленная происходящим. Первый раз в жизни меня ударил мужчина, и притом тот, от которого я меньше всего ожидала нападения. Мозг сверлила одна мысль, вычитанная в какой-то научной статье: "В основе отношений между полами лежит враждебность и взаимное недоверие". Раньше это предложение казалось мне бессмысленным, теперь я поняла, что это значит. Не бывает любви без примеси жестокости.

Я начала хныкать. Он меня отпустил и холодно сказал: "Если не хочешь, чтобы я отлупил тебя по-настоящему, убирайся отсюда". Я уползла в соседнюю комнату, непрестанно жалуясь на судьбу.

Утром я проснулась, страшно недовольная собой. Вся жизнь представлялась мне чередой сплошных ошибок. Что он себе позволяет, этот мальчишка? Я должна немедленно уйти отсюда. Сейчас же соберу свои вещи и гордо отчалю. Недельку можно пожить у Юлии, пока Советов не приползет на коленях вымаливать прощение. Я распаляла свою ненависть, скидывая в чемоданчик все, что попадалось под руку Потом услышала, как Андрей блюет в туалете, и это наполнило меня злорадством.

Погибай, дружок, от своей проклятой водки. Я написала трагическую записку, нечто вроде "не ищи меня больше, я проклинаю тот день и час, когда встретила тебя" и т.д. Женщины всегда пишут подобные записки в надежде на то, что провинившийся перевернет небо и землю в поисках утраченной возлюбленной.

Юлия встретила меня с распростертыми объятиями. Мы весь вечер строили изощренные стратегические планы мести. Главная задача – "как посадить Советова на короткий поводок и надеть на него намордник, чтобы он не смел тявкать на свою хозяйку и кусать ее за ноги". Уснула я, не слишком уверенная в завтрашнем дне.


6 декабря

. Я истерзана досадой. Прошло три дня, но Советов почему-то не выламывает двери у Юлии, не забрасывает меня цветами и не поет под окнами серенады. Он позвонил один раз, спросил Юлию, не видела ли она меня, в соответствии с нашим планом она ответила, что у нее нет никакой информации, и даже разыграла маленькую сценку волнения на тему. «Куда пропала Даша?» Я во время разговора сидела на кухне и тряслась от волнения. Юлия положила трубку и подошла ко мне со смущенным лицом: «Мне кажется, он догадался, что ты живешь у меня. Во всяком случае, голос у него был спокойный». «Черт бы его побрал! – возмутилась я. – Его невозможно обмануть. Он знает все наши уловки».

Целыми днями мы с Юлией режемся в карты, слушаем оперы Верди и пьем дешевое сладкое вино, чтобы убить время. Мое воображение заставляет меня драматизировать события. Мне начинает казаться, что Советов спивается и приводит в квартиру женщин, что все между нами кончено. Время свободы оказалось мне не по силам, надо вернуть себе повелителя. Какое мучительное душевное колесование! Я почти физически ощущаю, как меня пытаются сломать, я даже слышу, как трещат мои косточки. Странно, что этот мальчишка взял надо мной такую власть, победил там, где потерпели поражение мужчины старше и опытнее его лет на десять. Любовь, как блуждающий огонек на болоте, мерцая и трепеща, заманила меня в трясину неуверенности, сомнений, Унижения. К моему чувству примешивается неприязнь к поработителю, и я начинаю понимать, что только тот, кого любишь, способен превратить твою жизнь в ад. На свете гораздо больше преступлений и убийств совершается во имя любви, чем во имя ненависти.


9 декабря

. Я выкинула белый флаг, причем в моем поражении не было благородства.

Это была жалкая сдача на милость победителя. Утром я позвонила Советову и попросила Меня забрать, он, откровенно позевывая, сказал, что еще спит и приедет только через два часа. Я бросила трубку плакала от бешенства.

Юлия смотрела на меня с жалостью, потом сказала:

– Надо что-то придумать, чтобы его удивить. Он должен приревновать. Нужна какая-то новая деталь в поведении.

– Но какая? Он хитер, как змея.

– Вы будете вечером заниматься любовью?

– Ну конечно! Чем же нам еще заниматься?

– А ты примени в постели неожиданную позу, задай ему задачку. Пусть думает, где ты за неделю выучилась новым любовным трюкам и кто был учителем.

Это вдохновило меня. Через сорок минут мы изобрели фантастическую позу, изображающую стилизованную страсть, что-то из репертуара йогов.

Советов прибыл только через три часа с самым скучающим видом, как будто он приехал в бюро находок за не слишком нужной ему вещью. Но поскольку из бюро уже несколько раз звонили и умоляли забрать, то он соизволил наконец прибрать к рукам свою собственность. Он закрылся высокомерием как панцирем.

Только вечером, в постели, мне удалось разбить лед наших отношений с помощью объятий и домашних ласкательных словечек. Я спешно латала дыры в ткани совместной жизни. Секс все вернул на круги своя. Я с непосредственным видом применила изобретение Юлии и, когда мы уже лежали без сил, заметила, что Советов озадачен. Ему понадобилось несколько минут, чтобы найти решение, и лицо его озарилось радостным светом. "А-а, я понял! – воскликнул он. – Это вы с Юлией придумали, чтобы я приревновал тебя к несуществующему любовнику". Я засмеялась искусственным смехом и бросила на него досадливый взгляд: "Что за выдумки, дорогой? У тебя просто разыгралось воображение". А про себя подумала: "Угадал, хитрая бестия! Всегда был сметлив". Я уснула, положив голову ему на плечо, с мыслями о том, что даже рабство бывает сладким. 3 февраля 1992 года. Наши маленькие войны меня порядком утомили. Мы целенаправленно ломаем друг друга с целью возвысить партнера до тщательно взлелеянного идеала и никак не можем принять любовь без поправок. Наши схватки во имя самоутверждения отнимают много сил и иллюзий, но никто не предложил подписать мирный договор-Мы оба мысленно составили свои варианты этого документа,основные пункты в них не совпадают. Советов выдвигает требования, которые мне кажутся идиотскими. Он хочет: а) приходя с работы в девять часов вечера, не заниматься ужином и не подавать его мне на стол, б) просит меня хотя бы иногда мыть посуду и покупать хлеб в магазине, поскольку я все равно целый день валяюсь на диване и плюю в потолок, в) не будить его в субботу и воскресенье, чтобы он приготовил завтрак, а хотя бы дождаться, когда он сам проснется (по поводу этого пункта я всегда воздеваю руки к небу и восклицаю: "Вернитесь, благословенные времена шоколада в постель!"), г) не превращать его в служанку, которая десять раз на дню должна подавать чай мне и моим гостям, д) он устал стирать мои трусы и колготки, которые я подсовываю в его корзину с грязным бельем (в этом месте я обычно кричу: "А ты что, брезгуешь?"). Все это представляется мне бессмысленным.

Я выдвигаю следующие аргументы против: а) я творческая личность и не могу заниматься проблемами быта (тут непременно слышится реплика Советова: "А я, черт побери, зарабатываю деньги!"), б) поскольку я совсем не умею готовить, а Советов это делает превосходно, то кухаркой в доме должен стать он, в) в магазин я ходить не могу, так как при виде очередей теряю сознание. Такое несовпадение во взглядах на жизнь вызывает ожесточенные битвы.

Я веду войну без правил, руководствуясь женской тактикой, используя все традиционные приемы – сцены со слезами, уходы из дома, секс как сильнейшее средство воздействия, милое сюсюканье. Я выкручиваю руки под наркозом ласки и осторожно, пядь за пядью, продвигаюсь вперед. Советов предпочитает генеральные сражения, он терпит мои выкрутасы в течение двух-трех месяцев, не выказывая признаков недовольства, затем на несколько дней погружается в зловещее молчание, далее следует взрыв. Ницше считал, что, идя к женщине, надо брать с собой кнут.

Советов использует Моральную плетку – истязает меня пренебрежением и молчанием и лишает постельных удовольствий. Потом по сценарию идет примирение, когда он обнимает меня, кроткую и Печальную, уверенным жестом хозяина и тащит в кровать, где так владеет моим телом, как будто оно мне не принадлежит. Я два дня хожу присмиревшая и даже мою посуду, затем снова начинаю медленно завоевывать утраченные позиции. Мы понемногу усваиваем привычки друг друга – я теперь Применяю в спорах логику и спокойный, рассудительный тон, как это умеет делать Советов, он же пристрастился бить различные предметы в порыве негодования, что прежде 5щ моей прерогативой. На днях он разбил о стенку будильник позавчера в пьяном виде грозился швырнуть стакан в экран телевизора, если я не переключу на другую программу. Я %t стала замечать в себе бюргерскую осторожность. Если раньше я с удовольствием колотила чужие чашки и блюдца, демонстрируя свой темперамент, то теперь мне просто жалко бить свою посуду, которую придется покупать на общие деньги. У меня появилось чувство собственности, почти семейное желание обустраивать дом.

Трудно жить с ровесником. Я так привыкла к приятной жизненной игре "маленькая девочка и сильный взрослый мужчина", когда вся ответственность возлагается, разумеется, на старшего. Но наши позиции равны, и мне не дают исполнять роль обаятельной глупышки. Меня, наверное, больше устроил бы любовник-папочка. 5 августа. Как давно я не заглядывала в свой дневник! Слишком много работы в редакции, и после долгих мучений над газетными статьями совершенно не хочется еше что-то писать для себя. Меня снова взяли в штат "Комсомольской правды" и даже с повышением в должности. Я много езжу в командировки и отстояла за собой право не приходить на работу каждый день. Моя жизнь насыщенна и разнообразна, у меня появился свой круг читателей, отношения с Андреем вошли в ровную колею, но я не получаю полного удовлетворения. Мне хочется глотнуть настоящей славы, заставить говорить о себе, написать нечто сенсационное и не прозябать в унылой безызвестности. Такая жизнь вполне устраивает моих коллег, они могут годами корпеть над серьезными темами, получая в награду крохи читательского внимания и к пятидесяти годам так называемую известность в узких кругах. Но все это не по мне. Я хочу стать знаменитой сегодня, сейчас, пока я молода, хороша собой, пока во мне бурлит жизнь. Мне хочется проснуться утром и увидеть в разных газетах свои портреты. Да, это тщеславное, мелкое желание, но упорный труд и размеренность не моя стихия. Я игрок и мечтаю одним метким ударом выиграть сражение за славу. Пусть даже карты в этой игре будут краплеными, но мне еще слишком мало лет, чтобы руководствоваться соображениями морали.

Сегодня был жаркий день, и я наслаждалась холодным пивом в редакционном баре в компании журналиста Ваиза и газетной барышни Елены, работающей в отделе информации. Нас разморило от жары, и мы лениво перебрасывались репликами, чтобы поддержать разговор ни о чем.

Перебрав Все вечные темы, мы взялись за самую популярную – любовь и все ее последствия. Ваиз поведал нам историю своих привязанностей, я изложила свои любовные приключения со знаменитыми людьми. Мы были похожи на ветеранов секса, сидящих в трактире и угощающих друг друга непристойными рассказами. Мы оживились, в баре как будто повеяло прохладой, волны адреналина помчались по жилам. Ваиз вдруг сказал:

– Тебе надо написать газетную статью о своих романах со знаменитостями так же весело, в духе приключения, как ты сама сейчас рассказываешь.

– Ваиз, у тебя от жары помутился разум. Ты забыл, в какой дикой, ханжеской стране мы живем. Меня побьют камнями, как Марию Магдалину. И потом, – смущаясь, заметила я, – это как-то непорядочно.

– Можно подумать, ты что-то знаешь о порядочности! – фыркнул он. – И потом, ты женщина и как бы ни за что не отвечаешь. Зато утром ты проснешься знаменитой.

– Но даже если я напишу такую статью, ни одна газета не опубликует ее.

– Ерунда, – отмахнулся Ваиз. – Сейчас появилась желтая пресса, газеты будут рвать у тебя статью из рук.

Елена тоже с горячностью включилась в разговор, они оба так поддразнивали меня, провоцировали и убеждали, что невозможное возможно, что я и сама поверила в это.

Очнулась я только дома и, перебирая в памяти обрывки их фраз, поняла, что только сумасшедший может затеять такую игру – ставить на карту всю свою репутацию и будущность ради мифической славы.

Я поделилась своими сомнениями с Андреем, и он, всегда одобряющий мои самые рискованные поступки, несколько растерялся. "Ты уверена, что хочешь этого?" – осторожно спросил он. Я кивнула. "Тогда тебе нужно взвесить все "за" и "против", – сказал Андрей. Я мерила шагами комнату и размышляла: "А что я, в сущности, теряю? Свое доброе имя? Я никогда им не дорожила. Репутацию порядочной журналистки? А что мне с ней делать – каши из нее не сваришь и 'шубы не сошьешь.

Я буду еще десять лет писать военные репортажи, и всем будет наплевать, чем я занимаюсь. Что может случиться, если я напишу мемуары, посвященные интимным подробностям жизни знаменитостей? При худще1и раскладе на меня подадут в суд. Но ведь не дураки же эти люди, раз они добились успеха и правят страной.

Кому нужно шумное судебное разбирательство (а я постараюсь сделать процесс как можно более гласным, и все газеты будут смаковать подробности)? Это только скомпрометирует их", я попыталась представить, как бы я поступила на их месте.

Отрицала бы все с официальной холодностью или сделала вид что укусы какого-то дерзкого щенка меня попросту не касаются. Люди, находящиеся на вершине Олимпа, могут позволить себе пренебрежение к желтой прессе.

А сколько выгод это могло бы мне принести! Я написала бы книгу о своей легкомысленной юности и продала бы ее какому-нибудь издателю. И я смогла бы бросить ремесло журналиста и заняться творчеством для своего удовольствия – писать о том, что мне интересно. Но для этого нужен крупный скандал, необходима шикарная выходка, о которой все заговорят. Да, чтобы завоевать себе положение, требуются бесчестные поступки и загрубелая совесть. Мне нравится болгарская пословица: "В основе каждого богатства лежит хотя бы одна грязная монета". Я бы перефразировала ее так: "основе каждого успеха заложен хотя бы один низкий поступок". Несомненно, люди, которым дорогу в жизни проложили родители, избавлены от необходимости поступаться своей совестью и своими принципами. Но мне приходится самой пробивать кирпичную стену неблагоприятных обстоятельств. Я не боюсь сделать крутой поворот руля, будь что будет, а там посмотрим, куда вынесет мою машину. 17 августа. Мне не слишком везет. Я написала скандальную статью, но ни одна газета не берется ее опубликовать. На меня смотрят как на зачумленную, редакторы со смаком читают текст, а потом возвращают его со словами: "Мы не хотим неприятностей". Я уже отчаялась. Ко всему прочему я уже неделю не могу улететь в Тбилиси по делам. Каждый день Андрей отвозит меня на машине в аэропорт Внуково, и каждый раз рейс откладывают. Нет топлива. В аэропорту живу Несчастные, не мывшиеся неделю – заросшие, мужчины и женщины с детьми.

И нет никакой гарантии, что по ним можно будет улететь. Во Внукове скапливается все больше и больше людей. Я с ума схожу от этой давящей, стонущей массы и совершенно теряюсь в людской толчее.

Сегодня мы седьмой раз с ощущением безнадежности отправились в аэропорт. Как всегда, рейс отложили на сутки.

– Не везет, – сказала я со вздохом. – Поехали домой.

– Кому это не везет? – насмешливо спросил Андрей. – эго тебе-то? Да ты стену можешь проломить, если тебе надо. Значит, ты просто не хочешь лететь.

– Да как ты смеешь так говорить? – с яростью набросилась я на него. – А что бы ты сделал на моем месте? Ты попадал когда-нибудь в такие ситуации?

– Конечно, – невозмутимо ответил Андрей. – Однажды в Новосибирске я напился как свинья и опоздал на регистрацию. Я пошел прямо на летное поле с билетом в руках и наглой рожей и нашел свой самолет. Стюардесса спросила, почему у меня нет штампа на билете. А я тупо, с украинским акцентом сказал: "А я знаю?" Короткие идиотские вопросы в ответ на вопрос производят сильное впечатление. Меня пустили в самолет. – – Это гораздо проще. У тебя хоть самолет был. А тут пускают один завалящий рейс раз в двое суток, на который ломится пол-аэропорта со взятками. Как тут быть?

– Не хныкать. Иди одна, походи по зданию, найди лазейку, попробуй поговорить с летчиками, потряси удостоверением журналиста. Очаровательной женщине все готовы помочь. А я подожду тебя в машине.

Я уныло поплелась в аэропорт. Вокруг снова тысячи людей, озабоченные своими проблемами и совершенно безразличные ко мне. У входа на летное поле дежурил свирепого вида мужичонка с пышными усищами. Я было совсем упала Духом, как вдруг заметила юного прыщавого курсанта в летной форме. Он выглядел простофилей и с наслаждением поедал мороженое. Я поправила прическу и решительным шагом подошла к нему.

– Молодой человек, – проникновенным голосом сказала я. – я к вам обращаюсь как к мужчине, умеющему летать и способному подняться над заурядными проблемами. 'В таких случаях мой приятель Вадим говорит: "Что сказал – Сам не понял".) – Я вас слушаю, – с готовностью ответил курсант.

– Вы хотите помочь газете "Комсомольская правда"?

– Конечно. – Он был весь внимание.

– Я журналистка, и мне надо пройти на летное поле чтобы попасть в диспетчерскую, но тот противный мужик что охраняет выход, не пустит меня без сопровождения человека в летной форме.

Курсант разволновался так, что даже забыл про мороженое. С него капало и капало, пока на полу не образовалась маленькая молочная лужица.

– Я готов, но что я должен сказать, если меня спросят, зачем вы идете со мной?

– А вы скажите, что я корреспондент и иду брать интервью у летчиков.

Сказано – сделано. Мы благополучно преодолели заградительный барьер. Я помахала удостоверением, курсант держался молодцом, взял меня под свое покровительство и даже проводил до диспетчерской. "Ну, теперь вы действуйте сами, – шепнул он. – Я здесь никого не знаю". Я подкрасила губы, заплела волосы в трогательную косичку и вошла в диспетчерскую. На меня уставились три матерых мужика, один из которых присвистнул и сказал: "Это еще что за чудо!" Я защебетала что-то про редакционное задание, при этом я стреляла глазками, надувала губки бантиком и как бы в смущении теребила подол платья;


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю