Текст книги "Аркадия (СИ)"

Автор книги: Дарья Беляева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Ворота были открыты, и мы вошли в сад. Он казался бесконечным, розы и плющ сплетались и лезли вверх по белым стенам, в цвету утопали яблони и вишни. Сад не имел никакой логики в своем распоряжении, будто его проектировал кто-то, не знакомый с понятием симметрии или порядка. Цветов было море, но они росли безо всякой задумки, от этого сад казался диким, плодовые деревья были то рассредоточены, то кучковались так, что их ветви сплетались друг с другом в патологической близости, деформирующей деревья.

И я помнила, как папа описывал это: безумный сад, океан цветов, в котором можно утонуть.

Заболела голова, и я увидела, как пляшут над цветами их латинские названия. Впереди замаячила тяжелая, деревянная дверь, пахнущая липами. То есть, этого я еще не чувствовала, но уже знала – папин рассказ оживал передо мной.

Только в нем мы всегда были здесь вдвоем, а кто был настоящим хозяином этого замка мне только предстояло узнать.

Герхард остановился у двери. Я увидела ручки-кноккеры, червовую и пиковую. Другой вход, я знала, украшен бубновой и крестовой мастями. Всегда четыре, говорил папа, а карты это потому, что тот, кто возвел этот замок любил играть. Он играл со всем: с людьми, со своей жизнью и со всем миром. А ты, моя маленькая принцесса, его далекий потомок.

Только теперь я поняла, о чем говорил мне папа.

Делия постучала, и мы стали ждать. Движения за дверью не воспоследовало. Тогда Герхард потянул за ручку. Делия обернулась к Астрид и Адриану:

– Ну, что стоите-то?

– Нам любопытно, что не так с вашими инстинктами самосохранения.

– И куда вы без нас?

– Да вам напряжно тут одним оставаться просто, – кинула Делия, я помотала головой, мол не стоит их дразнить. И когда Герхард открыл дверь, я вошла первой. Я хотела знать, вспомню ли я все, вплоть до мельчайших деталей.

И я вспомнила. Тронный зал, в котором не было ничего, кроме трона. Передо мной предстало просторное помещение, так обильно отделанное хрусталем, что казалось ледяным. И если сказать здесь что-нибудь достаточно громко, эхо поразит тебя – так говорил папа.

Потолок и стены, и даже пол, все блестело и сияло, потому что солнце без препятствий заглядывало в замок, не имеющий крыши. А в детстве я все думала, отчего этот зал такой сияющий, отчего он так красив. От солнца, которое погружалось в это хрустальное море.

Хрустальные ступени вели к черному, обсидиановому трону, на котором сидел, откинувшись назад, юноша примерно нашего возраста. На нем была золотая корона, украшенная рубинами и богатые, яркие одежды, не привязанные ни какой конкретно эпохе, стилизованные под какое-то абстрактное прошлое. Он был рыжий, светлее, чем Астрид, и тоже удивительно красивый. У него были тонкие, броские черты, и его спящее лицо казалось гениальной иллюстрацией к какой-нибудь более взрослой версии "Питера Пэна".

Вечно юный король, подумала я, так это ему задолжали мои родители?

– Привет! – громко сказала Делия, я шикнула на нее, но было уже поздно.

Вечный король открыл глаза.

Глава 8

И тогда я окончательно понял, что не сплю. Открытие было не из приятных. Все это время часть меня была абсолютно уверена в том, что все происходящее настолько фантасмагорично и настолько не вписывается в границы моей реальности, что просто не может быть правдой. Теперь мы с Астрид дошли до того момента, когда стоило бы проснуться и я, заскучав в этом сне, ущипнул себя за ладонь. Боль была отчетливая и реальная. Тогда стало понятно, что я, Адриан Нильсен, и моя сестра, и вправду провалились пропадом в том озере.

Что ж, стоило принять реальность таковой, какая она есть. Все дхармы, в любом случае, пусты. Если это помнить, мелкие неудачи, такие как смерть или исчезновение из собственного мира отходят на второй план. Если только здесь есть красивые девушки, а было их, кроме моей ненаглядной сестры, уже две, все вовсе не плохо. В голове закрутились, как слова песни, строки из "Сутры Сердца".

"И нет его угасания, начиная от неведения. И заканчивая смертью и разложением. Нет страдания и нет источника страдания. Нет прекращения страдания. И нет пути прекращения страдания. Нет мудрости и нет достигнутого."

И в целом, ничего нет. И бесконечный океан пустоты омывает иллюзию меня. В детстве я нашел среди огромного множества представляющих культурную ценность текстов, бережно хранимых мамой, сборник буддийских сутр. С тех самых пор ничему не удалось поколебать мое спокойствие. Я не принадлежал к какой-либо конфессии, не собирался предпринимать попыток выйти из цепи вечных перерождений, но мне нравилось думать, что все есть иллюзия, и даже дукха, то есть страдание, тоже иллюзорна, и даже я иллюзорен. Тогда все происходящее становилось не больше, чем фильмом. И я мог выдержать любую степень фантасмагоричности происходящего, и даже встретить ее аплодисментами. Астрид, к примеру, была куда менее довольна. А я даже отчасти подтвердил свои воззрения и узрел доказательство реинкарнации. В целом, неплохо было. Интересно, а такое редко бывало. В основном, моя жизнь была как хороший фильм, который ты смотрел уже несколько раз – приятная предсказуемость, сюжет, который радует тебя, но никогда не удивит.

То, что происходило сейчас, по крайней мере, обладало эффектом новизны.

Я смотрел на этого парня, одетого как принц из второсортного фэнтези-сериала, кормящегося на бессмертной славе "Игры Престолов". И мне было интересно, каким будет следующий сюжетный поворот.

Он открыл глаза, когда Делия его окликнула. И если за секунду до этого я был уверен в том, что он крепко спит, то сейчас ясно видел – он был напряжен и весел, как человек, ожидающий гостей, и его внимание все это время было сосредоточено на нас. У него был такой характерный неослабевающий хищный взгляд, и при этом совершенно беззаботные жесты. Он приветливо помахал нам рукой, а потом, совершенно неожиданно, запустил вторую в карман. Я не успел отследить его движения, оно было точное и очень-очень быстрое, я такие видел только у отца и только в особых случаях, даже мама не была способна на столь эффектные и убийственные выпады. Я оценил красоту игры. Разумеется, я не смог бы сохранить свое безупречное спокойствие, если бы нож летел в меня или в Астрид. Но он, серебряной пташкой, воткнулся в ворот футболки Делии, пригвоздив ее к стене. Меня удивила скорее не точность броска, в ней ничего удивительного не было, отец тоже так умел, а то, что нож прошел внутрь хрусталя до самой рукоятки, и теперь его изменчивый силуэт расплывался внутри камня, как муха в янтаре. Констанция завизжала, мы с Астрид сделали по шагу в сторону, а Герхард освободил воротник Делии. Сама Делия сохраняла молчание, но судя по ее большим, испуганным глазам дело было не столько в том, что ножу рядом с ее шеей не удалось ее шокировать, сколько в ее реакции на стресс. Впрочем, весьма удобной для того, чтобы сохранить невозмутимый вид.

– Эй! – крикнула Астрид. – Нам надо поговорить с главным здесь! Так что давай-ка без руко... ножеприкладства, пока мы все не выяснили.

Понравились они ей что ли? Впрочем, Астрид нравилось защищать справедливость из спортивного интереса.

Паренек с ногами забрался на трон, как будто сидел в кресле перед телевизором, вдумчиво закивал.

– А то что? Давайте, расскажите-ка мне, что мне будет за ваше проникновение на частную территорию?

Странное дело, он говорил не на шведском и не на датском, но мы понимали его. Кроме того, в самой его манере общения было нечто странное. Будто он одновременно был нашим ровесником и говорил так, как сказали бы мы, и в то же время это все было ему чуждо, он заучил слова и исполнял роль с какой-то нарочитой театральностью.

– Тогда не надо было притаскивать нас в это место! Или оставил бы записку!

– Я этого и не делал! – возмущенно воскликнул он, и еще прижал руку к сердцу, будто Астрид смертельно ранила его своим предположением.

– Мы не так начали, – сказал Герхард, и я решил не подавлять в себе желание улыбнуться этому его дурацкому акценту. Сойдет за вежливость. – Давай начнем еще раз. Ты извини и ты кто?

– Я, ну не знаю, давайте предположим, что я – Аксель. Что так меня зовут! Что я здесь главный после главного, что я могу пробить ваши черепа и сердца прежде, чем вы спросите, почему я такой невежливый!

Он поправил корону. Рубины в ней каким-то жестоким, намекающим на кровь образом сочетались с его рыжиной.

– Ну, в общем предположим как-то так, – закончил Аксель. Он не сводил взгляда с Делии, видимо, злился, что она не оценила его убийственные способности и не выразила своего восторженного испуга достаточно громко. – Еще вопросы?

Аксель улыбнулся, протянул нам открытые руки ладонями вверх, будто чтобы продемонстрировать свою безоружность.

– Обещаю, я не собираюсь никого убивать за вопросы!

– Где мы?

– О, так вам же никто еще ничего не объяснил! Мне сказали вас встретить, но я понятия не имел, что придется учить вас уму разуму! Вам что родители вообще ничего не рассказывали?

– Мы знаем, – сказала Констанция. – Что мы попали в какой-то волшебный мир, наши родители предупреждали нас, что задолжали наши жизни королю, видимо это ты.

– О, не я, но твои слова греют мне сердце! Продолжай!

Аксель меня несколько раздражал, и в то же время в нем было нечто занимательное – он будто никогда в жизни не бывал серьезным. В нем была непосредственность, свойственная детям и актерам, за ним было интересно наблюдать.

– Идите за мной! – вдруг воскликнул он. – Я совсем забыл, что я – плохой хозяин! А мне сказали быть хорошим, пора исправляться.

Он встал, поклонился, несколько пародийным образом, и скользнул по хрустальному полу к нам. Сначала протянул руку, потом, когда все мы, предсказуемо, не откликнулись на его молчаливое предложение, цокнул языком.

– Да-да-да, я уже понял, что я вам не нравлюсь! Совершенно не обязательно это артикулировать!

Он дернул за руку Делию, и я заметил, с каким облегчением вздохнула Констанция. Маленькая трусиха. Мы с Астрид пристроились идти следом за Акселем и Делией, оставив Констанции компанию дурачка Герхарда.

Эхо делало голос Акселя еще более театральным, будто кто-то включил микрофон, и вовсе не обязательно было идти с ними в ногу, чтобы слышать каждую деталь, но нам так было приятнее. Астрид взяла меня под руку, и я мягко сжал ее пальцы, светским жестом больше подходящим какой-нибудь прогулке в парке.

– Итак, вы в Аркадии, – сказал Аксель. – Добро пожаловать. Это чудесное место, но ко многому надо привыкнуть. Моя личность, например, одна из таких вещей.

– Не уверена, что справлюсь, – сказала Делия.

– Ты говоришь так, как будто мы останемся здесь надолго, – протянул Герхард. Аксель засмеялся.

– Надолго или нет, сложно сказать. Навсегда, это для тебя надолго? Но навсегда ведь тоже бывает очень разным. Если ты сегодня здесь умрешь, это тоже навсегда.

– Если я здесь умру, я не останусь, – пожал плечами Герхард.

– Это как сказать. Отец найдет тебе применение.

И тогда мы все замолчали. Не то чтобы стало очень страшно, скорее я играл в игру, в которую играл Аксель – в этом месте драматургия предусматривала зловещую паузу. Когда пауза исчерпала себя, Аксель, как ни в чем не бывало продолжил.

– Так что, Аркадия вам понравилась?

– Это интересное место, – сказала Делия.

– И сколопендры хорошенькие, – добавил Герхард.

– А пригласить можно было и повежливее, – буркнула Астрид, и я добавил:

– Я был бы не прочь добровольно провести зябкие осенние месяцы на таком необычном курорте.

Мы шли по хрустальному залу. Казалось, он был бесконечным. Мне даже почудилось, что стало холодно, будто в ледяной пещере. А потом я понял, что мне не кажется. Я просто упустил момент, когда хрусталь стал льдом. Мы шли сквозь ледяной грот, все меньше похожий на коридор, все более округлый, будто оплавленный давным-давно солнцем, и с тех пор не побеспокоенный больше никем в своем холодном забытьи.

Аксель засмеялся.

– Так вы считаете, вы в сказке?

– Мои родители охарактеризовали это место, как злую Нарнию.

– Отчасти верно.

– И в Аркадии я есть, – сказала вдруг Делия. Одна из самых неуместных отсылок к латинским корням европейского романтизма, которую я встречал. Но Аксель крикнул:

– Да!

Голос его ударился об лед и зазвенел.

– Ты все поняла!

– Я была права, – пробормотала Делия, но делиться своими наблюдениями не спешила, и Аксель продолжил.

– Это царство смерти. Сквозь него течет Великая Река, хранителем которой являюсь в том числе и я.

– Но ты так и не сказал, ты – это кто? – засмеялась Астрид. – Так что понятнее не стало.

– Я, можно сказать, принц. Технически, я ваш дядя. Я храню Реку и выполняю работу, которую оставили много лет назад ваши родители. Мне, метафорически выражаясь, не хватает рук. Отец ждал вас. Вы – его первые внуки, он возложил на вас большие надежды.

Мы вышли в иной зал, такой же просторный, но светлее, с каменными стенами и высокими окнами, намного более земной. В середине стоял длинный стол, почти разделивший все помещение пополам, витражи, на которых цвели розы и давали плоды гранаты, напоили зал рассеянным красным светом, высокая люстра с сотней не горящих свечей угрожающим образом висела на цепях, казавшихся совершенно ненадежными. Мы с Астрид не стали дожидаться приглашения Акселя и сели за дубовый стол, он приятно пах деревом и вином. Я почувствовал себя на экскурсии в трапезной средневекового замка. Даже спинки скамьям не полагалось.

Когда все расселись, стараясь скрыть неловкость, Аксель вскочил на стол. Длинный и пустой, он оставлял Акселю пространство для маневра. Аксель расхаживал по нему, как канатоходец, хотя впечатляющего в этом ничего не было, смотрелось забавно.

– А ведь вы даже не знаете, чья кровь течет в вас! Они вам не рассказали! Потому что они трусы! Или, может быть, у них была какая-то очаровательная, сладкая версия о том, что их похитили феи?

– Мои родители говорили, что были принцем и принцессой, – сказал Герхард. Он явно был несколько раздражен тем, что Аксель говорил о его родителях в таком снисходительном тоне. Я от своих родителей многого не ждал и был благодарен, что они в состоянии приподнести мне хоть какой-то сюрприз.

– Это правда, – пожал плечами Аксель. – Ты ведь Герхард, да? Твой отец был Принцем Палачей, а мать Принцессой Смертного сна.

– Класс, – сказала Делия. – У меня была подруга с таким ником в инстаграмме.

Аксель засмеялся, хотя я не был уверен, что он знает, что такое инстаграмм. Он лег на стол, сложил руки на груди, как умерший в гробу, его корона соскользнула вниз, чуть-чуть, но удивительным образом не упала, Аксель не обратил на это внимание, будто она была естественной частью его тела, как спадающая на лоб челка. Аксель закрыл глаза и нараспев сказал:

– Неблагой Король Долины Реки, Отец Смерти и Пустоты, следит за тем, чтобы река никогда не обмелела. И ныне, пока брат его, Благой Король Спасения, Отец Покоя и Справедливости, отдыхает в своей гробнице, мой милый папа, ваш дедушка, занимается и сплавлением душ в новую жизнь. Иными словами, он здесь главный. Иногда он заводит детей со смертными женщинами, похищает их для того, чтобы они помогали ему. Но эта традиция практически исчезла после побега ваших родителей. К моему удовольствию, мне нравится быть его единственным сыном.

Аксель резко выпрямился, поправил корону и крикнул:

– Почему я вообще должен ждать?! Я выпущу вам кишки и накормлю ими моих гостей, если вы не в состоянии накрыть обед!

И тут же он, таким же дружелюбным, чуточку театральным тоном продолжил:

– Ох уж эти слуги, да? А, у вас же не было слуг! Привыкайте! Абсолютная власть любого сделает капризным. Так вот, вы, если хотите знать, особое дело. Я, к примеру, несу в себе лишь кровь Отца Смерти и Пустоты, что определенно лучше, чем ничего, хотя кого я обманываю, ничто не может быть лучше, чем Ничего!

Он засмеялся. В его безумии было позерское очарование, и все же оно не было поддельным.

– Но в вас течет кровь обоих Королей Аркадии, бодрствующего и спящего.

– А имена у них есть? – спросила Констанция. – Так будет проще о них рассказывать.

– Их имена, дорогая Констанция, всеми, включая них забыты, потому как сорок тысяч лет минуло с того времени, как они были произнесены, и нет больше того языка, и время поглотило все, что могло бы напомнить нам о том, как их звали когда-то. Ввиду того, что Благой Король почивает на своем ложе, и противопоставление не имеет смысла, я посоветовал бы вам называть вашего будущего господина просто Отцом.

– Но он нам дед!

– Титул и актуальные родственные связи могут расходиться друг с другом. В общем, вы первые дети от союза детей двух королей, их первые внуки. Здесь, в Аркадии, новой жизни зародиться не может, это долина смерти. Но ваши родители умудрились вас зачать, а потом сбежали, оставив свои обязанности. Они пообещали вас, наверняка, думая, что вы им не понравитесь, но жизнь она, знаете, сложнее. Кто-то забыл, кто-то подумал, что он забыл, а кто-то даже убедил себя в том, что все это был долгий сон. И, к счастью, Река подарила нам вас. Теперь я могу несколько расслабиться, я устал отвечать за войны на Ближнем Востоке, эпидемию Эболы, самоубийства романтически настроенных личностей и кодификацию всех этих смертей одновременно! А ведь это даже не все мои обязанности!

В этот момент я услышал навязчивый скрежет, как будто кто-то упрямо пытался выпотрошить камень. Было неприятно почти физиологически, примерно такие ощущения вызывают завывания бормашины, доносящиеся из кабинета зубного.

А потом я увидел то, что удивило меня больше, нежели известие о том, что я внук какого-то духа или даже бога смерти. В зал, как в фильмах, один за другим начали входить слуги. Они несли блюда и бутылки, наполненные вином, все как в фильмах BBC о королевском дворе Карла Великого, такая документальная и аппетитная красота, и я даже был голодным, только вот всякая охота вкушать что-либо отпала у меня при первом же взгляде на слуг.

Лучше бы я смотрел в пол, делая вид, что смущен таким пристальным вниманием к моей скромной персоне. В зал вереницей заходили существа, прямоходящие, но при этом совершенно лишенные всего человеческого. Больше всего они напоминали насекомых. Они дрожали, словно испытывали постоянную боль, они передвигались на многочисленных лапках, по отдельности слишком тонких, чтобы удержать вес тела. Их жвала, жала, части хитиновых панцирей находились в непрерывном движении. Я увидел существо, напоминающее кузнечика, только у него было множество глаз, раскиданных по всему телу, блестящих, черных, вращающихся в разных направлениях. Я увидел что-то похожее на мадагаскарского таракана, блестящее, с длинными усиками и полукруглым, массивным, распухшим телом, оно издавало атональные визги через равные промежутки времени, это были чудовищные, раздирающие голову на части звуки. Следующее существо, которое несло что-то напоминающее жаркое, показалось мне похожим на жука-голиафа, непропорционально маленькая голова, бутылочно-узкая шея и расширяющееся к низу округлое тело, от которого, казалось, в произвольном порядке, как отростки дерева, отходили изогнутые ножки, быстро постукивавшие по каменному полу. За существом следовала личинка, она ползла по полу, к ней были крючками привязаны подносы со сладостями, и я видел как из-под проколов в ее теле струится вниз желтоватая, похожая на гной жидкость. Безглазая, слепая личинка не меняла направления, и иногда ее подталкивали, чтобы она повернула. Слуги ставили подносы на стол, а я лишь мечтал о том, чтобы они не коснулись меня. Они были отвратительны по-особому, отвратительны инстинктивно. Я даже позавидовал Герхарду, который говорил, как заведенная игрушка:

– Спасибо, спасибо, спасибо.

Голос его отвращения, по крайней мере, не выражал. А я не был уверен, что вообще мог открыть рот. Я слышал отдаленное лязганье и жужжание, крылышки огромной пчелы, которая поставила передо мной чашу, наполненную пахнущим медом вином, беспрестанно трепетали, и свет дрожал в их прозрачном плену.

Астрид рядом со мной трясло от смеха, и я знал, что это значит – она в истерике. Констанция закрыла глаза руками и дрожала. Только Делия провожала каждое существо странным, затуманенным, восторженным взглядом.

– А теперь, поприветствуйте своих новых принцев и принцесс.

Аксель уже слез со стола, уступив место еде, он расхаживал между гигантских насекомых, похлопывая их по головам, а иногда даже приобнимая.

– Я хочу, чтобы вы склонились перед ними! – крикнул Аксель.

И я снова услышал отдаленное лязганье, тошнотворное и противоестественное, почти механическое, смешанное с визгами, похожими на крики умирающих свиней, жужжанием, пронзительным воем боли, будто общим на всех.

Самое страшное заключалось в том, что я отчетливо различал в этих голосах безумное, смешанное со страхом ликование. Это Аркадия приветствовала нас.

Герхард зажал уши, Астрид заорала:

– Скажи им, чтобы заткнулись!

А я решил, что если не могу ничего изменить, стоит получить от этого максимум удовольствия. В конце концов, где и когда еще я мог бы услышать звуки столь противоречащие моему эстетическому чувству. Теперь я заметил, что среди слуг, упавших перед нами ниц были не только гигантские насекомые. Все это были причудливые, отвратительные существа, гипертрофированные, как больные гланды, вариации на тему земных мерзостей. Я увидел огромную лягушку, пасть которой была наполнена постоянно лопающимися алыми шариками, будто напитанной кровью икрой, лягушка издавала гортанные экстатические вопли. И я подумал: если они умеют выполнять сложные словесные приказы, у них наверняка есть разум. Это отчего-то сделало ситуацию еще более некомфортной. Безмолвно билась на полу рыбина, на чьей голове были рога, подобные полумесяцу луны, только бледные, казалось сделанные из хряща. Рыбьи ноги, похожие на сочленения лапок насекомых, только сделанные из костей, перебирали по полу, то ли она не могла встать, то ли не хотела и просто выражала восторг. Тут были и еще существа – их тела были очень разными, иногда отсутствовали глаза, иногда рты, иногда лица вообще казались белыми, оплывшими масками, но среди всех не было никого, кто походил бы на человеческое существо. От этой мысли стало как-то одиноко, и Астрид это почувствовала, прижалась ко мне. Ощутив ее тепло, я некоторым образом смирился с наличием этих существ в моем мире. И увидел, что Делии это далось намного легче. Она протянула руку к одному из похожих на несколько срощенных друг с другом муравьев монстра. Сочлененное, блестящее тело подрагивало, и Делия погладила части, которые, наверное, были головными. Я вскинул брови. Делия была намного смелее, чем я от нее ожидал. Я протянул руку к тарелке и подцепил какой-то фрукт в меду. Средневековая роскошь, вот что помогло бы мне смириться с текущей ситуацией.

Аксель цокнул языком, наблюдая за Делией.

– Генетика, – сказал он. – Иногда она портит сюрпризы!

– Хорошо, – сказала Констанция. Она смотрела в одну точку, чуть поверх головы Акселя. – Откуда ты знаешь о генетике, если ты ангел смерти из волшебной страны?

– Мне приходится бывать в командировках. Может, даже чаще, чем хотелось бы.

– Тогда почему ты не сбежишь? – спросил Герхард. К еде он даже не притрагивался, видимо, оказался брезгливее, чем я подумал. Налил себе молока из кувшина и размешал в нем ложку меда, и сидел с этим напитком для заболевших детей.

– А ты правда дурачок, да? Потому что это потрясающее место!

Голос Акселя взлетел под самый потолок, в нем были напор и театральная, наигранная драматизация. Аксель приложил руку себе ко лбу, будто хотел проверить температуру.

– Вот это нота! Признаюсь честно, не ожидал от себя такого. Думаю, при всем желании не сумею повторить. Так вот, о чем я говорил?

– О том, что это потрясающее место, – послушно повторил Герхард.

– Да-да! Здесь все потрясающе, к примеру, этот парень.

Аксель погладил по голове мотылька с блестящими, черными глазами, дернул его за пушистые, длинные антенны или усики, или как там это называлось. Мотыльки всегда производили на меня странное впечатление. Из-за их темных, миндалевидных глаз, пушистых тел и больших размеров, они казались мне не насекомыми, а маленькими, маскирующимися под насекомых млекопитающими, и оттого казались чуть очаровательнее остальных существ того же плана. Астрид вот насекомых не любила, более того она верещала всякий раз, когда мимо пролетала оса. Но сейчас – держалась. Я знал свою сестру, она была способна выдержать что угодно, пользуясь одним только упрямством. Желание Астрид показаться крутой совершенно незнакомым людям много раз приводило ее к победе.

Мои желания обычно ограничивались ресторанами получше и девушками покрасивее. Остальные желания покинули меня в ходе поисков просветления, как и обещали бодхисаттвы из маминых сутр, но эти оказались очень живучими.

– Не думаю, что ему нравится, что ты фамильярничаешь, Аксель, – сказал Герхард. Я посмотрел на мотылька. По нему было сложно сказать, нравится ему что либо или нет. На тарелке передо мной лежал апельсин в меду, он пах дурманящими специями, и на вкус оказался удивительно странным, у него был почти мыльный привкус. Сейчас такое уже не готовят, специи перестали быть показателем роскошной жизни, и их стали использовать по назначению вместо того, чтобы мешками утрамбовывать в каждое блюдо. Я ощутил сладость и горечь одновременно. Больше всего апельсин в меду напоминал плохо смешанный коктейль, в который еще не плеснули алкоголь. Но свое очарование в этом было. Я подцепил вторую дольку апельсина двумя пальцами и дал Астрид. Она высунула язык в знак своего крайнего отвращения.

– Интересно ведь, – пожал плечами я. Раз мы застряли здесь на неопределенный срок, стоило насладиться сервисом сполна.

– Эй, гедонист! – крикнул Аксель.

– Да? – откликнулся я. В конце концов, если здесь кто и обладал склонностью к сибаритству и поиску удовольствий, так это я.

– А у тебя вопросы есть или тебя больше меню интересует?

– Меня больше интересует меню, – честно признался я. – Я вообще-то не очень любопытный человек. Не сочти это за невнимание к твоей персоне, однако я лучше послушаю.

Астрид толкнула меня локтем в бок – совсем не больно, со мной она всегда рассчитывала силу, и я перехватил ее за руку, мы переплели пальцы. Я бы хотел сказать, что мое настроение стремительно улучшалось, но оно и так было очень даже неплохим.

– Что это за существа? – спросила Делия, пользуясь паузой, возникшей в нашем разговоре. Аксель тут же, как заядлый коммивояжер, сосредоточил фокус своего внимания на ней.

– Это прислуга, разве непонятно? Коренные жители Аркадии. Понимаю, их сложно представить автохтонными населением местных земель! Но это так. Местная флора и фауна отличается разнообразием.

– Я думаю, нас интересует не это, – сказала Констанция. Она явно была задавака, но девушкам с такой копной золотистых волос я это, обычно, прощал.

– А что же нас интересует? – спросил Аксель. – Ах, ты, наверное, про короля?

– Он – бог смерти? Дух смерти? Дьявол?

– Нет, нет, и еще раз нет.

– Мама и папа говорили, что он был первым человеком на земле!

– Бинго, Герхард! Ты получаешь от меня, от меня ты получаешь... ничего и мою сияющую благодарность! Тебе будет ее достаточно? Отец был первым из людей земли, но его дети, как вы уже поняли, землю не унаследовали. Благодаря ему в мир пришла смерть, и он был наказан высшими силами, отчужден от земли и вынужден наблюдать за Рекой, текущей под землей...

– Под землей не может быть подобной экосистемы, тем более не может быть неба или солнца, – буркнула Констанция.

– Маленькая зануда! – сказал Аксель. – Ты находишься на другом пласте мироздания! Смирись уже с этим!

Аксель то ли правда был удивительно раздражительным и ему это нравилось, то ли с легкостью и удовольствием играл в раздражение. Он сказал:

– Словом, мы с вами несколько иная порода людей. Первый вариант был красивее и безумнее.

– Безумнее?

– А вы когда-нибудь задумывались, что за существо могло помыслить смерть? Абсолютное ничто! Аннигиляционный ужас! Распад!

И тогда замолчали все, легкий гул, издаваемый насекомыми все это время и заменявший нам музыку стих, настала первозданная, почти жуткая тишина. В этой тишине и раздался резкий голос Астрид. Она сказала:

– То есть, он придумал смерть?

– Придумал и создал, – с удовольствием сказал Аксель. Мысли о смерти явно доставляли ему удовольствие. Впрочем, профессиональная деформация вполне ожидаемая. Я смотрел на стол, уставленный богатыми угощениями из давних времен и думал, как так вышло все-таки, что я не сплю. Аксель заложил руку за голову, большими пальцами сдвинул корону.

– У него было могущество, которое люди до сих пор иногда помышляют в своих фэнтезийных опусах и религиях. Считайте, что все фантазии о магии, это порождение своеобразного комплекса кастрации. Король был наделен способностью воплощать то, о чем он думает, создавать из ничего вещи. Но после того, как он таким образом создал смерть, высшие силы поостереглись наделять третий вариант человеческого существа подобными способностями. Они оставили людям фантазию, и люди до сих пор разочарованы тем, что не все о чем они мечтают сбывается. А двое братьев, представлявших собой первые человеческие образцы, были заперты здесь. Первый за свое безумие был обречен нянчить выдуманную им смерть, а второй – за свое невмешательство – присматривать за братом и держать его в рамках приличий.

– Не получилось, я смотрю, – сказала Делия. Ее взгляд все время скользил по слугам. Они теперь выстроились у стены, вдоль всего зала, и свет, делавшийся красным, проходя сквозь витражи, играл с их силуэтами, будто делая их еще больше. Они стояли ровно, насколько могли, как калечная, тошнотворная армия.

Аксель развел руками.

– Так уж вышло! Ну да кто мы такие, чтобы судить! Это скучная тема! Вы сами все поймете, не сразу и, может, не до конца, но понявший до конца, уходит даже отсюда.

Аксель щелкнул пальцами, сказал:

– Он посвятит вас, во все, в том числе и в ваши собственные судьбы. А я здесь, чтобы хорошенько развлечься! И посмотреть, много ли вы стоите! Вы сами-то как считаете?

– Я не знаю сколько, потому что люди покупаются только в очень ужасных местах вроде Сомали и очень ужасными людьми, вроде пиратов. Я не был в Сомали, так что я не знаю. Но я думаю, я немного бы стоил.

– Да нет, Герхард, ты крепкий, сильный парень, там, в основном, надо тяжелую работу выполнять, – протянул Аксель. – Но я скорее не это имел в виду.

– Я не собираюсь участвовать в твоих развлечениях, пока не увижу этого короля, – сказала Констанция.