Текст книги "Одиннадцатая могила в лунном свете (ЛП)"

Автор книги: Даринда Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

– Даже не знаю, милая. Может, он перегорел. Такое постоянно случается.

Только не с Дэвидом Тафтом, которого я знала и почти уважала. Он любил свою работу, да и служил всего год или два. К тому же, по моим сведениям, он учился на снайпера. Значит, у него были надежды, стремления и наверняка ЗППП после всех его шлюшек, если, само собой, верить Сливе.

– Не думаю, что он мог так поступить.

– Не знаю, милая. Такая жизнь не для всех.

О да, я поняла намек.

– Ладно, дядя Боб. Спасибо. Держи меня в курсе, если что узнаешь.

– Без проблем. Ты дома?

Я поморгала.

– Да.

– Хорошо. Никуда не выходи. Я буду примерно через час.

– Ла-а-адненько.

Повесив трубку, я уже собралась спросить Сливу, то бишь Ребекку Тафт, заглядывала ли она к брату домой, как вдруг она выпалила:

– Я скоро вернусь, – и исчезла.

Вот черт. Ее сосредоточенность длится еще меньше, чем моя. То есть детектива из нее точно не выйдет. Может, попробовать вызвать…

– Я вернулась!

От неожиданности я подскочила до потолка Развалюхи.

– Мне нужна была расческа. – Повертев перед глазами нечто, напоминающее использованную зубочистку, Слива протянула: – Фу-у! – и опять испарилась.

Так называемый «отпуск» Дэвида Тафта всерьез меня беспокоил. Зачем ему вот так уходить с работы? И почему Слива не может его найти?

У службы в правоохранительных органах имеется целый ряд побочных эффектов, и среди них – самоубийства. А вдруг Тафт и правда перегорел? Вдруг он сделал или увидел что-то такое, чего не должен был делать или видеть? Вдруг его уже нет?

Подъехав к светофору на красный, я опустила голову и призвала Тафта:

– Дэвид Тафт.

Если он погиб и остался на земле, то появится или рядом, или у меня на коленях, или на капоте. Мне подойдет любой вариант. Однако брат Сливы не появился.

К сожалению, это вовсе не значило, что он жив. Он мог отправиться на небеса сразу после смерти, а оттуда вызывать людей я не умею. По крайней мере точно не знаю как. Ангел клянется, что мне и такое по зубам, но я никогда не пробовала.

Когда позвонила Куки, мне до офиса оставалась всего пара кварталов.

На звонок я ответила просто и изящно:

– Привет, Кук.

– Привет, солнце. В общем, за нее внесли залог, и сейчас она у родителей.

– Рада за нее. Там, наверное, хорошо. Родители помогут успокоиться и разложить мысли по полочкам. А о ком мы говорим?

– О Веронике Айзом, – усмехнулась подруга. – О той, которую обвиняют в убийстве…

– Ну да, точно. – Ребус Тафта совсем перепутал мне мозги.

– Они живут в трейлер-парке Зеленая Долина.

– Супер. Скинь мне адресок. Загляну туда.

– Не вопрос. Почему Роберт думает, что ты дома?

– А он так думает? Странно.

– Чарли, – угрожающе процедила Куки, – я не стану ради тебя врать мужу.

– Это еще почему? Я же ради тебя вру!

– Верно, но ты любишь врать. Для тебя этот как вызов самой себе. Видимо, потому, что врать ты совершенно не умеешь.

– Ну надо же! Меня пинают все, кому не лень.

– Будь осторожна, – добавила Куки, хотя в ее голосе слышались скорее нотки веселья, чем беспокойства.

– Ничего не обещаю.

Повесив трубку, я развернулась прямо на дороге, чтобы не пропустить ближайший переулок, и поехала на поиски Вероники Айзом, надеясь, что она со мной поговорит.

Двадцать минут и половину мокко латте спустя я добралась до Зеленой Долины, расположившейся у Четвертого шоссе. Родители Вероники жили в ухоженном трейлере зеленого, как авокадо, цвета, при виде которого мне резко захотелось гуакамоле. Кроме того, недалеко от парка находился ресторанчик «Эль Бруно», из которого даже сюда сочились аппетитные запахи жаркого и чили, наполняя мой рот предвкушением и слюной. В основном, конечно, слюной.

Пока я шла по дорожке к дому Айзомов, в животе урчало. Я постучала в металлическую дверь и стала ждать. Из трейлера доносились негромкие звуки телевизора, однако мне никто не открыл, пока я не постучала еще трижды. Причем открывшего пожилого мужчину нисколько не обрадовала моя настойчивость. Он раздраженно распахнул дверь.

– Мистер Айзом? – спросила я, молясь, чтобы он не захлопнул дверь сразу же и дал мне хотя бы несколько секунд.

Мужчина смерил меня сердитым взглядом из-под кустистых бровей. На нем была выцветшая синяя рабочая рубашка с эмблемой «Автомастер». Значит, он был механиком. Что ж, я легко нахожу общий язык с механиками. Да и вообще с мужчинами.

– Простите за беспокойство, но, может быть (и это очень большое «может быть), я смогу помочь вашей дочери.

Внимание я привлекла, но не такое, на какое рассчитывала.

– Если моей дочери и нужна помощь, то только с тем, чтобы согласиться на предложение прокурора и подписать чистосердечное признание. С этим вы можете помочь?

У меня упало сердце. Очевидно, этот человек, как и все остальные в городе, считал, что его дочь убила собственного ребенка. Или так, или он попросту не верит, что они могут выиграть дело. Видимо, придется попотеть.

– Мистер Айзом, она здесь?

Он снова сердито уставился на меня, и я отчетливо ощутила, как от него исходит презрение. Нутро подсказывало, что дочери он помогает исключительно из чувства родительского долга, но сердце этого мужчины разбито. Мне ли не знать, каково это.

– Меня зовут Шарлотта Дэвидсон. Я частный детектив. Мне кажется, что дело, над которым я сейчас работаю, напрямую связано с делом вашей дочери. И я абсолютно уверена, мистер Айзом, что она невиновна в том, в чем ее обвиняют.

– Что же вас так убедило? – поинтересовался он, но лишь для того, чтобы доказать мою неправоту. Ни на секунду он не поверил, что его дочь может оказаться невиновной.

– Те же люди, которые якобы представляли агентство по усыновлению и забрали вашу внучку, похитили моего мужа, когда он был еще младенцем. И еще как минимум одного мальчика.

Мистер Айзом выпрямился, но по-прежнему придерживал сетчатую дверь, давая понять, что в дом меня не впустит.

– Не было никакого агентства.

– Было, – возразила я, – и у меня имеются доказательства.

Никаких доказательств у меня не было, по крайней мере физических, но ему об этом знать необязательно.

Несколько секунд он обдумывал мои слова, а потом крикнул:

– Рони!

У двери появилась женщина, которая явно только что вышла из душа.

– Эта женщина с потрохами купилась на твои россказни. Вы прекрасно проведете время.

Ладно, сойдет и так.

– Я Чарли Дэвидсон, – сказала я, пока отец Вероники не обсыпал меня очередной дозой сарказма, – и я знаю, что вы не лжете.

Женщина превратилась в статую. Мистер Айзом ушел, и сетчатая дверь едва не захлопнулась, но Вероника пришла в себя и приоткрыла ее шире.

– Заходите.

У Вероники были длинные темные волосы, свисавшие по плечам мокрыми прядями, глаза цвета бурбона и роскошная фигура. До нашей встречи она сушила волосы и снова стала сжимать концы мокрых локонов влажным полотенцем.

Поднявшись по шатким ступенькам крыльца, я вошла в маленький трейлер, где повсюду были разбросаны игрушки.

– Игрушки моего племянника. Моя мать взяла его с собой в магазин, – объяснила беспорядок Вероника, пнула несколько игрушек, чтобы не мешали, и предложила мне сесть. – Хотите чего-нибудь выпить?

Вела она себя весьма вежливо, но сердце в ее груди стучало, как военный барабан. Руки, державшие полотенце, тряслись. И было что-то неестественное в каждом ее движении. Двигалась Вероника резко и нервно, словно ее частично парализовало от мощного эликсира надежды и страха.

– Нет, спасибо. Все в порядке.

Присев, она отложила полотенце, сжала на коленях руки и стала ждать. Нет, она не ждала, а надеялась, молилась, умоляла.

– Вероника, вы помните, как выглядели люди, которые связались с вами много лет назад?

– Что вы знаете о деле? – внезапно спросила она, явно ничего не понимая. – Вы работаете с моим адвокатом?

– Нет. Прошу прощения, нужно было сразу все объяснить. Я частный детектив. Работаю над делом, которое связано с вашим.

Красивые брови сдвинулись.

– Как именно связано?

– Не могу сказать. Конфиденциальность и все такое. Но могу сказать, что знаю, кто с вами связался и почему.

Вероника опустила голову:

– Я жила на улице с новорожденным ребенком на руках. Вот почему они на меня вышли.

Я не собиралась говорить, что у ребенка была особая аура, которая могла привлечь внимание Фостеров, поэтому подыграла:

– Так и есть. Но почему вы жили на улице?

Мистер Айзом стоял в кухне, прислушиваясь к нашему разговору.

Покосившись на отца, Вероника ответила:

– Со мной было непросто. Периодически я сидела на наркотиках, но тогда не употребляла. Узнав о беременности, бросила и больше к этому не возвращалась. А когда родила Лиану, в поле зрения опять появился ее отец.

Откуда-то со стороны мистера Айзома понесло глубокой горячей яростью. Бывший дочери явно не вызвал в нем положительных эмоций.

– Он сказал, что хочет помогать с дочкой. Уговорил переехать к нему. А через месяц… – Вероника совсем поникла. – Через месяц я опять сидела на наркоте, и мы постоянно ругались. Он меня выгнал, а домой вернуться я не могла. Не была готова опять через это проходить.

– Проходить через… – Я замолчала раньше, чем задала вопрос. – Через ломку.

Прикусив губу, Вероника кивнула.

– Он вас снова подсадил на наркотики?

– Он ни к чему меня не принуждал.

Из нее лилось такое чувство вины, что я едва дышала.

Я наклонилась к ней.

– Но он воспользовался ситуацией, Вероника.

– Он принимал, да, но это не значит, что я была обязана следовать его примеру. И вот как все обернулось.

В груди у Вероники сдавило, и я стала обрывать катышки со свитера, чтобы дать ей время прийти в себя.

Спорить я не собиралась. Она права. Но и ее бывший внес свою лепту.

Я решила вернуть разговор в русло текущего дела.

– Есть причина, почему вы не можете найти доказательства существования агентства. Его никогда не оформляли документально.

– Так следователь и сказал, – кивнула Вероника. – Но ему не удалось выяснить, кто заправлял этим липовым агентством.

Я достала фотографию Фостеров, которую нашла Куки, и которую сделали приблизительно в то время, когда они забрали ребенка Вероники.

– Понимаю, вспомнить наверняка трудно, но посмотрите, пожалуйста. Это они?

Взяв фотографию, Вероника сощурилась и повернула ее слегка влево.

– Не думаю.

Все мои надежды рухнули. Может быть, я вышла на неверный след. Лаю не на то дерево. Хватаюсь за соломинки. И все в том же духе.

– По-моему, – продолжала Вероника, глядя на Фостеров, – это те люди, которые удочерили Лиану.

Чувствуя, как возрождаются надежды, я резко выпрямилась.

– Вы их помните?

– Нет. – Она встала и взяла сумку. – Я их никогда не видела, но агенты дали мне снимок людей, которые хотели удочерить Лиану, чтобы мне было легче. Я не сразу приняла решение. А снимок опять отыскала, когда… когда ее нашли.

Вероника вручила мне фотку, и я чуть не воскликнула «Ура!».

– Это они, – сказала я, мысленно ликуя. – Значит, с вами связывались другие люди от имени этой пары?

– Да. Со слов эта пара казалась слегка помешанной на религии, но я подумала, что любой вариант лучше, чем жить в нищете с наркозависимой матерью.

– Вы могли жить с нами, – горько вставил мистер Айзом.

– Папа, не начинай. Дело не в тебе, и ты это прекрасно знаешь.

Он отвернулся и ушел обратно в кухню.

– Вероника, сколько вам было лет?

– Шестнадцать. – Она оглянулась. – Когда Лиану забрали, я снова завязала. Решила, что постараюсь ее вернуть. Знаю, это подло, но все случилось так внезапно! На раздумья мне дали всего пару дней. Я думала, что у нее будет хорошая семья. Все это время я верила, что она живет той жизнью, которую не могла дать я. Лучшей жизнью. А они… они ее убили.

Задохнувшись под натиском горя, Вероника прикрыла ладонями рот. У нее так тряслись плечи, что я подошла ближе, обняла ее одной рукой и стала размышлять, пока Вероника приходила в себя.

Если Фостеры похищали других детей, то зачем сфальсифицировали удочерение ребенка Вероники? Почему просто не забрали девочку?

– Вероника, где именно вы жили?

– Тогда – в приюте.

Кое-что прояснилось. В определенное время приюты закрываются. Может быть, Фостеры могли подобраться к Веронике только тогда, когда она попрошайничала на улицах? А это наверняка происходило в светлое время дня с кучей людей вокруг. Да, наверняка все так и было.

– В общем, я работаю над этим делом с детективом полиции. Точнее скоро его привлеку. Обещаю, Вероника, я сделаю все, что в моих силах, чтобы вам помочь. А тем временем отправьте вашего следователя к детективу Роберту Дэвидсону.

В тот же миг в комнате градусов на пятнадцать стало холоднее.

– В чем дело? – спросила я, уже догадываясь, что услышу в ответ.

– Меня арестовал именно он.

– Вот и хорошо. – Я сделала заметку в телефоне. – Значит, он уже занимается этим делом. – Я подалась к Веронике. – Мы справимся, Вероника. А вы пока позаботьтесь о себе. – Уже у дверей я добавила: – И ничего не подписывайте.

Глава 12

Я всегда ругаю тех, кто не может надеть трусы и не споткнуться.

Надпись на футболке

Вернувшись домой с ужином из «Эль Бруно», я обнаружила, что Диби опять слинял, Куки снова в панике, а Эмбер прячется у себя в комнате. Я пыталась дозвониться до сварливого дядюшки, но он так и не перезвонил. Видимо, злился на мое вранье, что я якобы дома. Вот ведь чудак!

Мы с Рейесом пробежались по текущему расследованию. Я рассказала все, что знаю о Фостерах и Веронике Айзом. Рейес слушал, но в разговоре практически не участвовал. Он вообще не из разговорчивых, конечно, но хоть не засыпал меня приказами.

Позитивчик я могу найти в любых обстоятельствах. Такой вот у меня дар.

Впрочем, сама идея расследования Рейесу по-прежнему не нравилась.

Как только мы прибрались после ужина, в дверь постучали. Я притворилась, будто удивлена:

– Кто бы это мог быть в такое время?

Рейес подозрительно сощурился, а я побежала открывать. На пороге стоял Шон Фостер. Руки он засунул в карманы и, судя по легкому налету смущения, явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Заходи, – пригласила я Шона, очень надеясь, что познакомившись с ним и разобравшись в ситуации, Рейес поймет, почему я взялась за это дело.

Зайдя в квартиру, Шон быстренько осмотрелся по сторонам (причем очень впечатлился), а потом молча кивнул Рейесу в знак приветствия. До сих пор я и не подозревала, что Шон хочет с ним познакомиться. А теперь сердце нашего гостя бешено билось, и из него так и лилось теплыми волнами нетерпеливое беспокойство.

– Очень рада тебя видеть, – проговорила я. – Все в порядке?

Шон нахмурился:

– Ага. Ты же сама сказала, чтобы…

– Рейес! – перебила я и махнула ему. – Это мой муж, Рейес. Рейес, это Шон Фостер. Ну, сын Фостеров.

В какой-то момент мне показалось, что Рейес вот-вот сбежит. Он глянул в сторону спальни, словно прикидывал, сколько до нее шагов.

Затаив дыхание, я изо всех сил надеялась, что Рейес не поведет себя так грубо и не разобьет в пух и прах надежды Шона. Те самые надежды, которые мой муж улавливал так же четко, как и я.

Однако Шон уже понял, что Рейес раздражен. Даже почти повернулся к выходу, как вдруг Рейес подошел ближе и пожал ему руку. Меня обдало волной облегчения.

– Хотите кофе? – спросила я у обоих, и с намеченного пути меня не сбил даже недовольный взгляд благоверного. – Сейчас сделаю. А вы пока присаживайтесь и знакомьтесь.

Я ушла в кухню и запустила кофеварку, а мужчины тем временем уселись за обеденным столом. Мы ведь не из тех, кто садится в гостиной у камина, блин, иначе гости подумают, что мы им слишком рады.

– Извини, что появился так внезапно, – начал разговор Шон.

С точно таким же легким смущением Рейес покачал головой:

– Ничего. Я все равно собирался…

– Ага, я тоже.

Рейес кивнул и заметил татуировку на предплечье Шона:

– Симпатично.

– Спасибо. – Шон протянул руку, демонстрируя красочную татушку-рукав. – Сделал пару лет назад. Маму – то есть Еву – чуть удар не хватил.

Рейес тихо рассмеялся.

– Ты в курсе, кто твои настоящие родители?

Я застыла, не зная, как отреагирует Шон на подобную прямоту.

– Нет. Поэтому и нанял твою жену.

– Тогда ты нанял лучшего в своем деле профессионала.

Лед, как говорится, тронулся, и разговор потек, как подогретый виски. Мужчины говорили обо всем, в том числе и о том, что, по сути, они хоть и ненастоящие, но почти что братья.

– Я слышал о тебе с самого рождения.

Рейес поежился:

– Вряд ли обо мне говорили хоть что-то хорошее.

– Ни разу. И поэтому мне еще больше хотелось с тобой познакомиться.

Опять смутившись, Рейес опустил голову.

– Давно ты знаешь о моем существовании? – поинтересовался Шон.

– Уже несколько лет.

– А ты знал, что я им неродной сын?

– Подозревал. Но тебя они оставили. Должно быть, полюбили с первого взгляда.

За удивление, которое в этот момент отразилось на лице Шона, можно было отдать полцарства и коня в придачу.

– Ничего себе! Видимо, ты их совершенно не знаешь, да?

Рейес усмехнулся и покачал головой:

– Не могу сказать, что хотел бы узнать.

– Понимаю, – рассмеялся Шон.

Эти двое легко и быстро нашли общий язык. Я принесла им кофе и внезапно почувствовала себя такой усталой, что едва открывала глаза. А где-то в квартире валялась подушка, которая звала меня во все горло. Чтобы не мешать Рейесу и Шону, я ушла спать, но еще долго лежала в постели, прислушиваясь к тому, как они беседуют, смеются и сочувствуют друг другу.

Через три часа ко мне пришел Рейес, однако лечь в постель оказалось не так-то просто: Артемида заняла почти всю его сторону. В конце концов он улегся, сдвинув ротвейлершу, и долго-долго просто молча лежал. А я все это время, затаив дыхание, тонула в агонии. И все-таки сон меня одолел. Мы оба почесали Артемиду за ушами, а потом я взяла мужа за руку. Он переплел длинные пальцы с моими и, перед тем как уснуть, тихо проговорил:

– Брось дело.

Накатило разочарование, пока до меня не дошло: сегодня я кое-что узнала. Бесился Рейес не из-за Шона. Он ему понравился, уж я-то точно знаю. А значит, Рейеса пожирало что-то другое. Что ж, это уже любопытно.

***

Позже той же ночью я ощутила, как мне в ребра тычется локоть, причем точно не мой. Этот локоть не дал мне досмотреть потрясающий сон. Я уже собиралась потыкать в ответ, но чья-то рука накрыла мне рот.

Я распахнула глаза. Крепко прижав меня к себе, Рейес прошептал мне на ухо «Ш-ш!» и куда-то кивнул. Офонарев, я посмотрела туда же, куда смотрел муж, и опять подскочила. Еще крепче меня сжав, он подождал, пока мое зрение не прояснится. А когда это случилось, я увидела, что у нашей кровати стоит Эмбер.

Мне хотелось встать, но Рейес по-прежнему крепко меня держал и зажимал рот, так что спросить «Какого хрена?!» не представлялось возможным.

А потом я поняла, почему он так себя ведет. Высокая и тоненькая, как тростинка, Эмбер стояла у нашей кровати в ночнушке. Длинные темные волосы упали на лицо, но глаза я все-таки видела. Она смотрела на нас из-под локонов, и ее лицо не выражало ровным счетом ничего.

Какой-то проблеск света привлек мое внимание к рукам Эмбер. Точнее к ее правой руке, в которой она держала разделочный нож. Наш разделочный нож. Тот самый, которым Рейес шинкует овощи. Этот нож был настолько острым, что однажды я, слегка прикоснувшись к лезвию, чуть не истекла кровью. А Эмбер стояла и резала этим ножом себе ногу.

Ночная сорочка пропиталась кровью, и на ткани образовалось еще одно большое темное пятно, когда Эмбер опять резанула себя по бедру.

Я рванулась к ней, но Рейес не дал мне сдвинуться с места. Я начала бороться, а он лишь крепче меня стиснул и прошептал в ухо:

– Я обойду кровать и заберу нож. Сиди здесь.

Но прежде чем я успела в ответ кивнуть, Эмбер заговорила тихим монотонным голосом:

– Моря вскипят, погибнут пески, а виновата только ты одна.

– Сиди здесь, – повторил Рейес и начал потихоньку отодвигаться, продавливая матрас.

– Если ты его не поглотишь, плоть сползет с костей твоих.

Рейес слез с кровати и, не успела я и глазом моргнуть, оказался за спиной у Эмбер.

– Берега покрыты осколками стекла.

С осторожностью заклинателя змей Рейес взял Эмбер за запястье, но она уже успела нанести себе очередной порез. Кровь уже не просто расплывалась, а текла по ткани ночнушки. Я в ужасе прижала руки ко рту.

– Рыбы сердятся.

Рейес медленно забрал нож, и я бросилась вперед, встала на колени прямо на кровати и взяла лицо Эмбер в ладони.

– Эмбер?

Выбросив нож, Рейес взял ее за плечи, чтобы она не упала.

– Эмбер, золотце, ты меня слышишь?

Она сжала руки в кулаки и смерила меня злым взглядом.

– Кровь испаряется так быстро, что птицам нечем дышать.

Убрав с ее лица волосы, я заметила, что оно покрыто потом и слезами.

– Эмбер, это тетя Чарли.

Наконец она посмотрела мне в глаза, а через несколько долгих секунд проговорила:

– Unofanira kudya iye.

Язык удалось определить не сразу, но потом до меня дошло, что Эмбер говорила на шона – языке большинства жителей Зимбабве. «Ты должна его съесть», – сказала она. На шона. С каких пор Эмбер говорит на шона?!

Не успела я ничего сказать, как она упала. Я крикнула, но Рейес вовремя ее подхватил.

– Держи ее, – сказала я, вылезая из кровати, и бросилась за халатом.

Рейес, который успел натянуть пижамные штаны, поднял Эмбер на руки и двинулся к двери. Я забрала аптечку из ванной и метнулась следом.

Положив Эмбер на обеденный стол, Рейес включил свет, а я подняла ее сорочку, чтобы осмотреть раны. От мозга отлила вся кровь, и мир чуточку накренился. Эмбер постаралась на славу. Лишь чудом ни один из порезов не был достаточно глубоким, чтобы пришлось накладывать швы, зато ран было много.

– Иди, – велел Рейес, открыл аптечку и нашел перекись.

Я отошла на шаг, но не могла отвести глаз от порезов.

– Датч, – твердо проговорил Рейес, – приведи ее.

Я встряхнулась и кивнула:

– Я мигом.

И наша дверь, и дверь Куки были настежь открыты. Я промчалась пулей через обе, а потом вспомнила, что муж моей подруги детектив. У которого есть пистолет. Оставалось лишь надеяться, что он меня не пристрелит, потому что будить соседей осторожно я точно не намеревалась.

Ввалившись в спальню, я врубила свет и подскочила к Куки.

Дядя Боб тут же проснулся и сразу потянулся за пистолетом в кобуре, который лежал на тумбочке. Прежде чем стрелять, ему придется расстегнуть кобуру, а это даст мне достаточно времени объяснить, кто я такая.

– Это я, дядя Боб, – сказала я, уже вовсю тряся Куки.

– Чарли? Какого черта?

– Эмбер. – Я еще раз тряхнула лучшую подругу. – Кук, солнце, просыпайся скорее.

Куки резко села, и глаза у нее были почти такие же дикие, как и прическа.

– Кук, только не паникуй.

Дядя Боб уже выскочил из постели, потому что давно привык просыпаться в любое время дня и ночи. А вот Куки, к сожалению, нет.

– Что такое? – спросила она, бешено оглядываясь по сторонам. – В чем дело?

Я развернула ее к себе:

– Куки, ничего ужасного не произошло, но тебе нужно зайти к нам.

Наконец-то она посмотрела на меня.

– Что? С кем не произошло?.. – А потом до нее дошло. – Эмбер!

Выбравшись из кровати, Куки натянула один носок и набросила халат. Диби уже стоял в штанах и футболке.

Мы побежали к нам, где Эмбер уже сидела на стуле за обеденным столом, а Рейес оказывал ей первую помощь.

– Эмбер! – Куки подлетела к дочери и присела перед стулом. – Господи! Что случилось?

– Мы проснулись, – ответила я, – а она стоит у нас в спальне. Пришла во сне.

– Как это? – Кук пораженно уставилась на дочь. – Эмбер?

Эмбер пожала плечами:

– Не пом… – и тут же зашипела, когда Рейес вылил еще немного перекиси на дрожащую ногу. Впрочем, дрожала Эмбер вся целиком.

– Да что тут произошло?! – отчаянно воскликнула Куки, глядя на кровь.

– Может, отвезем ее в больницу? – предложила я Рейесу.

– Нет! – тут же крикнула Эмбер, а потом уже тише добавила: – Нет. Не надо. Порезы совсем не глубокие.

Я наклонилась, коснулась ее лица и руки и спросила:

– Как вот эти?

Поджав губы, Эмбер поникла. У нее на руке было множество порезов разной длины и глубины.

Куки громко ахнула и прикрыла ладонью рот.

– Это не то, что вы думаете, – пробормотала Эмбер.

– Ты… ты причиняешь себе боль?

– Нет, – затрясла головой она. – Нет, мам, я бы никогда такого не сделала.

– Тогда… я ничего не понимаю.

Эмбер пожевала нижнюю губу.

– Раны неглубокие, – заметил Рейес. – Швы не понадобятся, но пару раз в день нужно промывать и раз в несколько дней менять бинты. На всякий случай.

Словно ища поддержки, Эмбер обняла его одной рукой. Рейес глянул на нее:

– Все будет хорошо, принцесса.

Она кивнула. Слегка, конечно, растаяла, но все-таки отважно кивнула, глядя в лицо смертельному очарованию.

Куки подошла ближе и, начиная сердиться, поинтересовалась:

– Что происходит, Эмбер?

– Я себе не режу, мам. Клянусь.

Рейес начал бинтовать ногу, и я осторожно выпрямила колено Эмбер, чтобы помочь.

– Ты была расстроена. Я почувствовала сегодня утром.

– А-а, ты об этом! – Эмбер покачала головой, отметая мои предположения. – Ерунда. Я всего лишь… узнала плохие новости.

– Какие еще плохие новости? – подал голос дядя Боб.

У Эмбер округлились глаза, и я отчетливо ощутила вспышку страха. Во мне самой разгорелся гнев. Неужели все из-за Диби и из-за его поведения в последнее время? Неужели она так расстроилась из-за него?

Я оглянулась и смерила дядю сердитым взглядом.

– Что?! – одними губами отозвался он.

– Эмбер Оливия Ковальски, – проговорила Куки строгим тоном, – я жду объяснений.

Эмбер еще немного пожевала нижнюю губу и только потом ответила:

– Я проснулась, а на мне уже порезы. Не знаю, откуда они взялись. Специально я ничего такого не делала.

Какого черта?

– Эмбер, ты помнишь, как разговаривала с нами?

Мой вопрос явно ее удивил.

– И что я говорила?

– Что-то о кипящих океанах и битом стекле. А потом, – я покосилась на Куки и Диби, – она заговорила на шона.

Куки недоуменно уставилась на меня.

– Это родной язык жителей Зимбабве.

– Повтори, – встрял дядя Боб.

– Эмбер говорила на шона. Сказала, что я должна его съесть.

– Кого съесть? – уточнила Эмбер, на лице которой промелькнуло отвращение.

Я чуть не хихикнула:

– Думала, ты мне скажешь.

Эмбер беспомощно пожала плечами:

– Извини, тетя Чарли. Я ничего не помню.

Когда Рейес закончил бинтовать ей ногу, я притащила ему стул, потом притащила по одному нам с Куки, а вот дядя Боб обойдется. Пусть себе стоит и кипит от злости, зараза.

– Я и не надеялась, что ты что-то запомнишь, – сказала я Эмбер. – Ты и раньше так делала.

– Делала что?

– Пророчила.

– Чарли, – покачала головой Куки, – ты же не принимаешь всерьез тот случай на школьной ярмарке?

Тогда Эмбер играла роль гадалки, а вот когда появилась я, ей уже не нужно было притворяться. Она впала в транс и начала пророчить о Дюжине – двенадцати адских псах, которых послали на защиту Пип, хотя в то время мы об этом и не догадывались. Еще Эмбер говорила о предстоящей моей дочери войне с Сатаной. И ни в чем не ошиблась.

– Она крутая, – сказала я подруге, – и я не раз тебе уже об этом говорила.

Куки ничего не желала слышать о восприимчивой натуре Эмбер и о ее даре. Кузина подруги тоже обладала даром и со временем слегка тронулась. Кук ужасно пугало, что Эмбер может обладать такими же способностями.

– Ну уж нет. Не может быть, чтобы ты это всерьез.

– Еще как всерьез. И не называй меня Ужом.

Куки выдала мне нечитабельное выражение лица. Может быть, не поняла шутку. Поразмышляв с минуту над моими словами, она наконец тряхнула головой:

– Допустим, у нее есть… какие-то способности. Как это связано с тем, что она режет себя во сне?

Я уселась на стул.

– Хотела бы я знать. Солнце, ты хоть что-нибудь помнишь?

Эмбер опять покачала головой:

– Только то, как очнулась на вашем столе, а дядя Рейес поливал меня перекисью.

– Почему ты была так расстроена? – спросила я. – Я это точно почувствовала, так что даже не пытайся спрыгнуть с крючка.

Дядя Боб тоже сел на стул в паре шагов от нас.

Эмбер сложила на груди руки, прикусила губу и потерла подбородок о плечо.

– Из-за стресса могут случаться приступы лунатизма. А еще, судя по всему, приступы самоповреждений и предсказаний будущего. – Наклонившись вперед, я засунула прядь волос за ухо. – Нам ты можешь сказать что угодно. И не важно, кто сейчас находится в комнате. Ты ведь это понимаешь?

Эмбер кивнула.

Я дала ей время немножко расслабиться, а потом спросила в лоб:

– Ты боишься своего отчима?

Если она действительно его боится, то скорее всего ничего при нем не ответит. Зато ее реакция скажет мне все, что нужно, я тут же велю Диби проваливать, и мы докопаемся до истины. Вот только вместо этого Эмбер бросилась его защищать.

– Чего? – обалдела она и расправила плечи. – Вовсе я его не боюсь.

На меня накатила волна облегчения. Как оказалось, долгожданного. Все это время я на самом деле очень переживала. Повернувшись, я наградила дядю красноречивым взглядом на тему «Повезло тебе, гад». В ответ он уставился на меня с отвисшей челюстью, а я снова повернулась к Эмбер.

– Ну ладно, детеныш. Выкладывай все как есть.

– Да нет тут ничего особенного. Честное слово.

– Эмбер, – протянула Куки фирменным материнским тоном.

– Ну, я думаю… То есть мне кажется, что меня преследуют.

Дядя Боб тут же вскочил на ноги, а я взяла Эмбер за руку.

– Почему ты так решила?

– Мне… ну… присылают сообщения.

– Какие сообщения? – спросила Куки.

Диби пулей выскочил из квартиры, а через тридцать секунд вернулся с сотовым Эмбер в руках и сунул его Куки. По мере чтения сообщений выражение лица Куки трижды изменилось: сначала был шок, затем недоумение, а в конце натуральный ужас.

Она прижала руку ко рту, а я спросила:

– Можно?

Подруга протянула мне телефон. Не хотелось смущать Эмбер, но преследования – это вам не шутки.

Прочитав три сообщения, я впала в самый настоящий шок. Дядя Боб отобрал у меня телефон и стал читать сам.

– Все началось, когда мы с Брэнди были в торговом центре. – Эмбер стыдливо поникла. – Мы делали селфи с высунутыми языками, а через пять секунд пришло сообщение: «Еще раз высунешь язык, и я покажу тебе, что с ним делать». – Она посмотрела на меня так, словно хотела о чем-то попросить. – Мы перепугались и позвонили маме Брэнди. Попросили нас забрать. Потом поехали к ней и стали смотреть фильм.

– То есть это началось в тот день, когда ты осталась там ночевать? – уточнила Куки.

– Да. Мне папа разрешил. Недели три назад.

Эмбер тогда жила с отцом, потому что Куки нянчилась со мной в Нью-Йорке. Я спятила и забыла собственное имя вместе со всем остальным. В итоге из-за меня Куки не оказалось рядом с дочерью, когда той больше всего была нужна мама.

– Итак, вы смотрели фильм, – напомнила я.

– Ага. Брэнди уснула, а я досмотрела до конца. Мы были в пижамах, и я положила ноги на журнальный столик. А потом пришло сообщение: «Раздвинь колени, чтобы мне было лучше видно».