Текст книги "Первая могила справа"

Автор книги: Даринда Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Глава 11

Мне было бы проще сосредоточиться, если бы меня не отвлекали все эти блестящие штуки.

Надпись на футболке

Зов природы поднял меня с постели ни свет ни заря. После падения с крыши я чувствовала себя так, будто только что выпила бутылку виски.

Я споткнулась о горшок с цветком, ударилась мизинцем ноги о табуретку, врезалась лицом в дверной косяк и только после этого опустилась на унитаз, вспоминая все, что запланировала на сегодня. Где-то в глубине квартиры мелодично звонил телефон. Слава богу, что в оформлении дома я придерживалась минимализма. Если бы на пути к фарфоровому трону стояло еще что-то, не дожить бы мне до следующего дня рождения.

Я оглядела футбольную майку, которая была на мне. Ее я стянула у парня, с которым встречалась в школе – голубоглазого блондина, развращенного до мозга костей. Даже на нашем первом свидании его больше интересовал цвет моего нижнего белья, чем цвет моих глаз. Знай я об этом заранее, надела бы коричневые трусы. Самое странное, что я не помнила, как вчера эту майку натягивала. И вообще как ложилась спать.

Наверно, Куки подлила мне в шоколад рогипнол. [14]14
  Рогипнол – снотворное без вкуса и запаха.


[Закрыть]Мы еще об этом поговорим, но сейчас нужно решить, что делать. То ли бросить все дела с полицией и рвануть к Рейесу в тюрьму, то ли переложить все дела на Куки, а потом уже рвануть к Рейесу в тюрьму.

Сердце учащенно билось в предвкушении встречи с ним, хотя, признаться, я переживала. А если мне не понравится то, что я увижу? Вдруг он действительно виновен? Мне оставалось только верить, что его приговор – лишь чья-то большая ошибка. Что Рейеса осудили несправедливо. Что улики были собраны неверно или вообще сфабрикованы. Надежда умирает последней.

Судя по тому, что я узнала вчера ночью, читая статью за статьей – причем не все из них были напечатаны крупным шрифтом – и частично протоколы судебных заседаний, которые Куки раскопала по делу Рейеса, для обвинительного приговора доказательств явно не хватало. И все-таки двенадцать присяжных признали его виновным. Но гораздо больше меня встревожило то, что в деле ни слова не было сказано о жестоком обращении, которому подвергался Рейес. Неужели то, что отец едва не забил его до смерти, совсем ничего не значит?

Меня отчаянно клонило в сон, но я понимала, что не засну. Слишком много мыслей проносилось в голове, слишком быстро они мелькали, хотя у меня была веская причина хотеть заснуть, впасть в забытье, и будь что будет. Первый раз за месяц Рейес не пришел ко мне. Не прокрался в мой сон со своими темными глазами и теплыми прикосновениями. Не скользнул губами вниз по спине, не просунул пальцы меж моих ног. И я не могла отделаться от вопроса: почему? Быть может, я что-то сделала не так?

У меня сердце упало. Я так привыкла к его еженощным визитам. Ждала их с большим нетерпением, чем собственного следующего вдоха. Может, поездка в тюрьму прольет свет на произошедшее.

Чистя зубы, я услышала, как на кухне кто-то шаркает. Большинство одиноких женщин испугались бы, я же лишь отметила, что у меня появился клиент.

Я вышла из ванной и зажмурилась от яркого света.

– Бабушка Лиллиан? – уточнила я, проковыляла к барной стойке и рухнула на табурет. Худосочная бабушка Лиллиан буквально утонула в необъятном цветастом гавайском платье; свой наряд она дополнила кожаным жилетом и хипповскими бусами в стиле шестидесятых. Многие годы я пыталась отгадать, что она делала перед смертью, но не придумала ни одного занятия, которое гармонично сочетало бы гавайское платье и бусы братской любви. Разве что какая-нибудь особенно извращенная игра в твистер под ЛСД.

– Привет, глупышка. – Бабушка одарила меня мудрой, светлой, хоть и беззубой улыбкой. – Я слышала, как ты потопала в ванную, и решила отработать свое пропитание, сварив нам кофе. Он тебе точно не помешает.

Я скривилась:

– Правда? Здорово.

Черт. Бабушка Лиллиан не умеет варить кофе. Я сидела за стойкой и делала вид, что пью.

– Не слишком крепкий? – обеспокоилась она.

– Ну что ты, ба, ты варишь лучший в мире кофе.

Притворяться, что пьешь кофе, – все равно что симулировать оргазм. Что в этом интересного? Но нехватка кофеина была наименьшей из моих бед. Я не могла не думать о том, почему Рейес не объявился сегодня ночью. Быть может, я что-то сделала не так. Или не сделала чего-то, что должна была сделать. Вероятно, мне стоило проявлять больше инициативы в постели. Но для этого во время наших с Рейесом свиданий мне нужно было сохранять хладнокровие. Если бы я описывала эти свидания Куки, едва ли упомянула бы о хладнокровии.

– Ты чем-то встревожена, девочка моя?

По мне не скажешь, что я тревожусь по пустякам.

– У тебя температура?

Я стрельнула в бабушку глазами.

– У меня нормальная температура, ба. Не волнуйся.

Я не стала об этом упоминать, но вообще-то да, у меня температура. У каждого существа на земле есть температура. Даже у покойников. Не самая высокая, но есть.

– Большое спасибо за кофе.

– Ну что ты, не стоит. Может, завтрак приготовить?

Только не это. Мне еще пожить хочется.

– Нет-нет, спасибо, не стану тебя утруждать. Тем более мне все равно надо в душ. У меня сегодня куча дел.

Она наклонилась ко мне и заговорщически улыбалась. Интересно, у нее при жизни были голубые волосы, или они приобрели такой цвет, потому что она умерла?

– Разыскиваешь злодеев?

Я ухмыльнулась:

– Еще бы. Настоящих чудовищ.

Бабушка Лиллиан мечтательно вздохнула.

– Ах, молодость, безрассудство! Но все же, девочка моя, – проговорила она, устремив на меня серьезный взгляд, – хватит ввязываться в драки. Посмотри, на кого ты похожа.

– Спасибо, ба, – ответила я и поморщилась, сползая с табурета, – учту.

Она улыбнулась, приоткрыв пустой рот, где некогда стояли зубные протезы. Очевидно, на тот свет с протезами не пускают. Я понятия не имела, знает ли бабушка Лиллиан, что мертва, или нет, и у меня никогда не хватало духу ей об этом сказать. А надо было бы. Только я обзавелась исправной кофеваркой, как моя покойная прапрабабушка решила сварить мне кофе.

– Кстати, как тебе Непал? – поинтересовалась я.

– Ах, – она слабо всплеснула руками, – там страшная влажность и жара, сумасшедшая, как майский жук в августе.

Я с трудом сдержала улыбку: призраки не чувствуют ни жары, ни холода.

Тут в квартиру влетела Куки в мятой и сбившейся набок небесно-голубой пижаме, обвела взглядом кухню и бросилась ко мне.

– Я заснула, – запыхавшись, выпалила она.

– На то и ночь, чтобы спать.

– Нет, – она окинула меня материнским взглядом, – в смысле, да, но я собиралась проверить, как ты тут, несколько часов назад. – Куки наклонилась и всмотрелась в мои глаза. Зачем – понятия не имею. – Как ты себя чувствуешь?

– Жива, – ответила я. И это была правда.

Все еще сомневаясь, она поправила пижаму и огляделась:

– Сварю-ка я нам кофе.

– Зачем это? – подозрительно спросила я. – Чтобы подлить мне еще рогипнола?

– О чем ты?

– Кроме того, – продолжала я, небрежно кивнув на бабушку Лиллиан, – его уже сварила бабушка Лиллиан.

Изо всех сил стараясь не расхохотаться, я наблюдала за тем, как надежды Куки на хороший кофе разбились об острые скалы иронии судьбы. Понурившись, подруга взяла чашку, которую я ей протянула.

– Спасибо, бабушка Лиллиан. Вы просто чудо.

Врет и не краснеет.

* * *

Я поставила перед Куки трудную задачу – просмотреть протоколы заседаний суда по делу Марка Уира, которые дядя Боб оставил на моем столе, и проверить флешки Барбера. Надеюсь, Барбер не любит порно. А если все-таки любит, то хотя бы не оставил улик на флешке, где их может найти кто угодно. Такие вещи лучше хранить где-нибудь в глубине жесткого диска на домашнем компьютере, в защищенной паролем папке с неприметным названием. Что-нибудь вроде «Сексуальные пожарники охвачены пламенем страсти». Например.

Мой телефон разразился рефреном из Пятой симфонии Бетховена, и я запустила руку в сумку, разгоняясь с семидесяти пяти до девяноста. Не понимаю, как мобильник ухитряется затеряться в крохотной дамской сумочке. Все равно что искать иголку в стогу сена.

– Привет, Диби, – поздоровалась я наконец после трех часов поиска.

– Может, хватит меня так называть? – пробормотал он заплетающимся языком. Наверно, как и я, мучился без кофе.

– Еще чего. Я нашла документы, которые ты положил мне на стол. Куки их как раз просматривает.

– А ты что делаешь?

– Свою работу, – притворившись оскорбленной, парировала я. Мне до смерти хотелось расспросить его о деле Рейеса, но для этого нужно было встретиться и поговорить с глазу на глаз. Чтобы я смогла прочитать во взгляде Диби то, чего нет, по-своему истолковав выражение его лица. Я никак не могла поверить, что это он расследовал преступление. Впрочем, какое это имеет значение?

– Черт с тобой, – ответил он. – На гильзе с места убийства Эллери кое-что обнаружили.

– Да ну? – с надеждой переспросила я. – Ты уже напал на след убийцы?

– Это тебе не детективный сериал, детка. Здесь не все так быстро. К вечеру узнаем, что это нам дает. – Он громко зевнул и поинтересовался: – Ты за рулем?

– Конечно. Еду в тюрьму Санта-Фе проверить кое-какую информацию.

– Какую именно? – подозрительно уточнил дядя Боб.

– Это… по другому делу, которое я расследую, – вывернулась я.

– А.

Пронесло.

– А что такое bombázó?

– Эх ты, – укорила его я, – опять торчал в венгерском чате?

Я изо всех сил старалась не рассмеяться, но, представив, как какая-то знойная венгерка называет Диби «бомбой», не выдержала и покатилась со смеху.

– Ладно-ладно, – обиделся дядя.

Я расхохоталась еще громче.

– Позвони, когда вернешься в город.

Он отключился, я закрыла мобильник и сквозь слезы уставилась на дорогу, стараясь сосредоточиться. Я вела себя грубо и неделикатно. При мысли об этом я прямо за рулем сложилась пополам от смеха, схватившись за больные ребра.

Успокоиться мне удалось лишь спустя несколько минут, но уж лучше смеяться над Диби, чем тосковать по Рейесу, а именно этим я и занималась все утро. К несчастью, час, проведенный под душем – наконец-то я рассмотрела все свои синяки, – не пролил свет на причины, по которым Рейес не пришел ночью в мой сон. Но чем ближе я подъезжала к тюрьме штата, тем больше оживлялась. Наверняка там я найду ответы на кое-какие вопросы. Когда я въехала в ворота тюрьмы строгого режима, мой оптимизм превратился в своего рода вымученный пессимизм.

Я окинула взглядом свой наряд. Широкие шорты, длинные рукава, высокий воротник. Тело закрыто от шеи до колен. Я засомневалась, поможет ли мне такой мужеподобный вид в тюрьме строгого режима. Учитывая сложившиеся обстоятельства.

Полчаса и две пожилые итальянки спустя – они прошли сквозь меня, не прекращая ругаться, пока я сидела в приемной, – меня провели в кабинет заместителя начальника тюрьмы Нила Госсета. Комната тесная, но светлая, обставленная темной офисной мебелью; все поверхности завалены кипами документов. В старших классах Нил очень прилично играл в футбол и сохранил прежнюю стать, хотя и не совсем в тех же пропорциях. Но выглядел он хорошо, даже несмотря на то, что, как ни печально, рано полысел.

– Шарлотта Дэвидсон, – немало удивившись, приветствовал меня Нил.

Он был такой высокий, что, пожимая ему руку, я задрала голову.

– Нил, отлично выглядишь, – заметила я и засомневалась, правильно ли говорить такое человеку, с которым никогда толком не ладила.

– А ты… – Он беспомощно развел руками.

Наверно, я должна обидеться. Не может быть, чтобы он заметил синяки. Я из сил выбилась, пока их замазывала. Значит, прическа подкачала? Да, вероятно, прическа.

– Выглядишь потрясающе, – сказал он наконец.

То-то же. Тем более что комплимент заслужен.

– Спасибо.

– Присаживайся. – Он указал на кресло и сам уселся за стол. – Признаться, не ожидал тебя увидеть.

Я застенчиво улыбнулась, стараясь держаться кокетливо и беспечно.

– Хотела разузнать об одном из ваших заключенных и решила начать сверху, а потом уже спуститься ниже. – От меня не укрылся сексуальный намек, прозвучавший в этой фразе.

Он едва не покраснел от смущения.

– Я тут не самый главный, но мне приятно, что ты обо мне такого высокого мнения.

Я хихикнула ему в тон и достала блокнот.

– Луанн сказала, что ты теперь частный детектив.

Луанн – это его секретарь.

– Да, верно. Сейчас расследую совместно с полицией одно убийство. Потерпевший скончался до приезда «скорой», а преступник скрылся в неизвестном направлении. – Я решила засыпать его терминами для пущей солидности.

Нил поднял брови. Похоже, на него мои слова произвели впечатление. Это, в общем, мне на руку.

– И ты приехала по этому делу?

– Тут все связано, – туманно пояснила я. – Вообще-то я приехала узнать о человеке, которого более десяти лет назад признали виновным в убийстве. Не мог бы ты мне рассказать о… – я заглянула в блокнот, изображая скуку, – о Рейесе Фэрроу? Мне хотелось бы допросить его по делу, ну, по тому, которое я сейчас расследую…

Госсет побледнел на глазах, и я запнулась на полуслове. Он взял трубку и нажал на кнопку телефона:

– Луанн, зайди ко мне.

О черт, неужели я успела вляпаться? Он меня выгонит? Я же только пришла. Наверно, надо было подбавить терминов, но у меня все вылетело из головы. Борьба против расовой дискриминации! Почему я о ней не вспомнила? Такое кого хочешь напугает.

– Да, сэр? – Луанн заглянула в кабинет.

– Принеси мне досье Рейеса Фэрроу.

Так-то лучше.

Луанн замялась:

– Но…

– Да, Луанн. Принеси мне досье Фэрроу.

Она перевела взгляд с Нила на меня, потом обратно:

– Сию минуту, сэр.

Молодец. Куки никогда не говорит: «Сию минуту, мэм». Придется с ней это обсудить. Но реакция Луанн меня заинтриговала не меньше, чем выражение лица Нила. Луанн была очень женственна. Под строгим деловым костюмом скрывалась нежная натура. Наверняка она обожает пить шампанское и принимать ванну с пеной. И вот в мгновение ока эта женщина заняла глухую оборону. Едва ли не разозлилась. Хотя, похоже, не на меня.

– Ты по поводу этого случая? – спросил Нил. – Не знал, что у Фэрроу есть родственники.

– Какого случая? – удивилась я.

Луанн принесла досье, протянула папку Нилу и вышла, даже не взглянув на меня. Неужели что-то случилось с Рейесом? Вдруг он и правда умер? Наверно, поэтому и явился как гром среди ясного неба.

Нил открыл папку и пролистал документы.

– Точно. Тут сказано, что у него нет живых родственников. Кто же тебя послал? – Он пристально посмотрел мне в глаза, и все во мне возмутилось.

– Это служебная информация, Нил. Я не хотела бы впутывать в это дело прокурора.

– Прокурора? Уверяю тебя, он уже в курсе.

Вот так так. Ладно, была не была. Я набрала в грудь побольше воздуха.

– Послушай, Нил, это скорее частное расследование. Я работаю над одним делом, но оно никак с этим не связано. Я лишь хотела… – Чего? Изнасиловать заключенного? Проверить, умеет ли Рейес оборачиваться призраком? – Я лишь хотела с ним поговорить.

Я смущенно опустила ресницы. Наверно, выглядела полной идиоткой. Одной из тех сумасшедших, которые пишут заключенным любовные письма и выходят за них замуж прямо в тюрьме.

– Так ты ничего не знаешь? – уточнил Госсет. В его голосе послышалось облегчение. И что-то еще. Может, сожаление?

– Как видишь, нет.

Сейчас он мне все расскажет. Что Рейес мертв. Скончался примерно месяц назад. Затаив дыхание, я ждала ответа.

– Фэрроу в коме. Уже около месяца.

Спустя несколько секунд я наконец подобрала челюсть с пола и вновь обрела дар речи.

– В коме? Как? Почему? Что случилось? – затараторила я.

Нил поднялся из-за стола и протянул мне досье.

– Хочешь кофе?

Я бережно взяла пухлую папку, словно она была усыпана драгоценными камнями, и рассеянно ответила:

– Очень. Пока не выпью кофе, всех убить готова. – Что я несу! – Нет, конечно, – заверила я Нила, оглядев стены колонии строгого режима. – Я никогда никого не убивала. Кроме одного чувака, но он сам напросился.

Моя вялая попытка пошутить, похоже, успокоила Госсета. На его лице показалось нечто вроде улыбки.

– А ты совсем не изменилась.

Я закусила нижнюю губу.

– Наверно, это плохо, да?

– Ничуть.

Оставив меня раздумывать над таким ответом, Нил отправился за кофе. Я углубилась в досье Рейеса, оно же священный Грааль.

Глава 12

Рейес Фэрроу. Совершенство – грязное дело, но кто-то же должен им заниматься.

Шарлотта Дэвидсон

– Ты его знала? – спросил меня Нил час спустя. Я читала. Мы болтали. Звонил Гаррет. Я не ответила.

Я все выяснила. Примерно месяц назад во дворе завязалась драка, и на территории моментально ввели режим строгой изоляции. Всем велели лечь на землю. Некий заключенный, приятель Рейеса, огромный и наивный, как ребенок, растерялся и не выполнил приказ, и охранник на вышке прицелился, чтобы дать предупредительный выстрел. Заметив это, Рейес навалился на друга, чтобы уложить на землю: он решил, что охранник собирается того пристрелить. Пуля, которая должна была попасть в грязь на безопасном расстоянии от них, пробила череп Рейеса и задела лобную долю мозга. С тех пор Рейес в коме.

Я подняла глаза и задумалась над вопросом Нила.

– Только по одному случаю в старших классах школы, – пояснила я и рассказала Госсету про вечер, когда впервые увидела Рейеса, и о побоях, нанесенных ему человеком, которого он потом якобы убил. Нил, похоже, не удивился. Я закрыла досье и посмотрела в его серые глаза.

– Между нами, – я наклонилась вперед, настраиваясь на задушевную беседу, – между старыми друзьями, – уточнила я, – что ты о нем думаешь? Что тебе известно о нем? – Я постучала пальцами по папке. – Такого, что не вошло сюда?

Нил откинулся в кресле, поправил воротник и глубоко вздохнул:

– Я бы рассказал, да ты не поверишь.

Многообещающее начало.

– Спорим, поверю, – подмигнула я.

Прежде чем ответить, Нил с минуту пристально меня рассматривал. Потом заговорил – с видимой неохотой, которую я слишком хорошо понимала. Он действительно сомневался, что я ему поверю. Эх, знал бы он…

– Когда Фэрроу только попал сюда, случилось кое-что странное. Спустя неделю после того, как его перевели на общий режим, – проговорил Нил, не сводя глаз с застежки на часах, – Саут-Сайд послал трех бойцов, чтобы его прикончить. Не знаю почему. Но те, кому Саут-Сайд вынес приговор, обычно не выживают. И точка.

У меня сжалось сердце, и я заскрежетала зубами, стараясь не показать, что схожу с ума от тревоги при одной лишь мысли об опасности, которой подвергался Рейес.

– Все кончилось, не успев начаться. – Нил нахмурился, восстанавливая в памяти прошлые события, пытаясь соединить известные ему разрозненные фрагменты. – В то время я был охранником, только что после обучения, молодой да горячий. Но я чуть не намочил штаны от страха, когда увидел, как те бугаи идут к Фэрроу (тогда я еще не знал, что это он). Я вызвал подмогу, но не успел передать запрос, как все трое уже валялись на земле в луже собственной крови, а этот двадцатилетний пацан… даже не знаю, как сказать… сидел на корточках на столе, готовый наброситься на любого, кто подойдет, и с полнейшим равнодушием посматривал на остальных заключенных. Он даже не испугался.

Затаив дыхание, я представляла себе описанную сцену.

Госсет покачал головой и поднял на меня глаза. В его взгляде читалось облегчение, смешанное с благоговением.

– И не запыхался. Был спокоен, как я сейчас. Я толком не видел, что произошло, но…

– Но? – не в силах сдержать любопытство, поторопила я.

– Но… двигался он не так, как обычные люди, Чарли. Так стремительно, что не уследишь: его очертания расплывались в какое-то пятно. И на столе потом сидел, подобравшись, точно опасный хищник. – Нил опять покачал головой, словно до сих пор не мог поверить собственным глазам. – Так он получил свое прозвище.

– Прозвище? – заинтригованно переспросила я.

– С тех пор его никто пальцем не тронул, – продолжал Госсет. – За все годы, что здесь работаю, я не видел ничего подобного. Он стал местной легендой, почти богом.

Я придвинулась ближе к его столу, стараясь не капать слюной на бумаги.

– Ты сказал, ему дали прозвище.

– Да, – насторожился Нил. – Его зовут El Aliento del Diablo.

– Дыхание дьявола, – эхом перевела я.

– Я же тебе говорил, в это трудно поверить. – Он тяжело вздохнул, очевидно ожидая, что я пропущу его рассказ мимо ушей.

– Нил, я верю каждому твоему слову. – На его лице отразилось изумление, и я пояснила: – В тот вечер, когда мы с ним встретились, я увидела нечто похожее. Он так двигался. И ходил.

– Точно, – Нил показал на меня пальцем, – не так, как…

– …люди, – закончила я за него.

Он взглянул на папку в моих руках.

– И все-таки он человек.

Не в силах бороться с собой, я прижала папку к груди, чтобы не упустить ни малейшей подробности, связанной с Рейесом Александром Фэрроу.

– Пожалуй.

Он оставался для меня загадкой, таинственным неземным существом.

– Знаешь, в школе я терпеть тебя не мог.

Слова Нила вернули меня с небес на землю. Вот оно что. Что ж, по крайней мере, он честен.

– Знаю, – примирительно проговорила я. – Я тебя тоже.

– Правда? – Похоже, он был потрясен.

– Да. Извини.

– И ты меня. Я думал, что ты чокнутая.

– А я думала, что ты самовлюбленный сопляк.

– Так оно и было.

– Ага, – согласилась я, подавив грустный смешок.

– Но ты ведь не чокнутая, правда?

Я покачала головой: приятно, когда тебя ценят.

– Если хочешь, могу пустить тебя к нему.

Сердце дало сбой и, казалось, разбухло у меня в груди.

– Но должен тебя предупредить, Чарли, что он не поправится. Его мозг мертв.

На этих словах у меня сердце ушло в пятки и пол уплыл из-под ног. Смерть мозга? Как такое возможно?

– Он в коме с того самого дня, как это случилось, – добавил Нил, встал, обогнул стол и положил руку мне на плечо. – Мне больно тебе об этом говорить, но власти планируют через три дня отказаться от лечения.

– В смысле, отключить его от аппарата? – уточнила я. Меня охватила паника. Я хотела было сглотнуть, но горло пересохло и саднило.

Нил сочувственно поджал губы.

– Мне очень жаль, Шарлотта. Но без родственников, которые могли бы оспорить решение…

– А как же его сестра?

– Сестра? У Фэрроу нет живых родственников. Согласно его досье, у него никогда не было ни братьев, ни сестер.

– Это не так. – Я снова открыла папку и пролистала страницы. – В тот вечер у него была сестра.

– Ты ее видела? – с надеждой спросил Нил.

Ему не меньше, чем мне, хотелось, чтобы Рейес остался в живых.

Убедившись, что о сестре в бумагах нет ни слова, я остановилась и захлопнула папку.

– Нет, – ответила я, стараясь не поддаваться охватившему меня разочарованию. – Мне сказала хозяйка квартиры.

Огорченно вздохнув, Нил опустился на стул возле меня.

– Должно быть, она ошиблась.

* * *

Я ехала в тюремную больницу для хроников в Санта-Фе, где держали Рейеса. От обилия информации голова шла кругом, и я старалась уместить каждый из фрагментов в аккуратную папочку, упорядочить все, что узнала. Рейес продолжил обучение и спустя год после вынесения приговора получил диплом по криминологии. Потом, как ни странно, переключился на компьютеры и стал магистром по компьютерным информационным системам. Он занимался самообразованием. Выйдя из тюрьмы, он стал бы полезным членом общества, примерным налогоплательщиком.

И все-таки они собирались его убить. Нил объяснил мне, что единственный способ отменить решение властей – получить судебное постановление, но для него нужна чертовски веская причина. Если бы мне удалось найти сестру Рейеса…

Едва я взяла телефон, чтобы позвонить Куки, как трубка запела мелодию, которую я установила специально на нее, – Do You Think I'm SexyРода Стюарта.

Я открыла телефон, и Куки спросила:

– Ну что?

– Он в коме.

– Не может быть.

– Может. И спустя три дня его отключат от аппарата. Кук, что мне делать? – Эмоции, которые я сдерживала в кабинете Нила, грозили вот-вот выйти из-под контроля. Я изо всех сил старалась подавить их с помощью дыхательной техники, которой научилась по своему DVD «Йога-буги».

– Что нам делать? Мистер Госсет тебе объяснил?

– Мне нужно найти сестру Рейеса. Только она может это остановить. Я не сдамся. Буду шантажировать дядю Боба. Вдруг у него получится что-то сделать. – Я не отдам Рейеса без борьбы. Спустя столько лет я наконец нашла его… все это наверняка не просто так.

– Шантаж? Неплохая мысль, – согласилась Куки.

Все вокруг окрасилось в зеленые тона: я въехала на стоянку, напоминавшую английский сад. Перед тем, как повесить трубку, я дала Куки очередное задание. Если верить статье, которую я прочла вчера вечером, Рейес три месяца учился в средней школе Юкка-Хай. Может, его сестра тоже туда ходила. Мне нужны были списки учеников.

Куки принялась за поиски, а я направилась в великолепно оборудованную больницу. Разумеется, она выгодно отличалась от тюремного изолятора. Я догадалась, что в тюрьме нет возможности ухаживать за пациентом в коме и поэтому Рейеса перевезли сюда. Нил позвонил и сообщил надзирателю, приставленному к Рейесу, что я приеду навестить его подопечного.

Я подошла к регистратуре. Надзиратель стоял в углу вестибюля и заигрывал с дежурной медсестрой. Едва ли я могла его осуждать. Сторожить пациента в коме не очень интересно. Флиртовать гораздо веселее.

Когда я приблизилась, он вытянулся в струнку, а медсестра поспешила вернуться к своим делам.

– Мэм, – приветствовал меня он, дотронувшись до невидимой шляпы, – вы, должно быть, мисс Дэвидсон.

– Да. Полагаю, мистер Госсет вам звонил.

– Так точно. Наш пациент тут. – Надзиратель указал на затянутую бледно-голубой занавеской раздвижную стеклянную дверь, перегородившую коридор.

Немного удивившись, что он не попросил меня предъявить документы, я направилась к двери. Ну, большая часть меня. Ноги буквально приклеились к полу. Что меня ждет за дверью? Выглядит ли он так же? Не сильно ли изменился за те десять лет, что прошли с тех пор, как был сделан снимок? За те одиннадцать лет, что я его не видела? Наложила ли на него тюрьма свой отпечаток? Не повеет ли от него холодом, как от всякого, кто немало времени провел за решеткой?

Надзиратель, похоже, догадался о моих сомнениях.

– Все не так плохо, – мягко сказал он. – У него дыхательная трубка. Это, пожалуй, самое жуткое.

– Вы с ним лично знакомы?

– Да, мэм. Я сам попросился сюда. Однажды во время тюремных беспорядков Фэрроу спас мне жизнь. Если бы не он, я бы здесь сейчас не стоял. Так что это самое меньшее, что я мог для него сделать.

У меня перехватило дыхание. Хотелось расспросить его поподробнее, но внезапно меня повлекло к Рейесу в палату, словно в одном-единственном месте вдруг стремительно увеличилась сила тяжести. Я шагнула вперед, надзиратель снова коснулся невидимой шляпы и ушел к кофемашине.

Переступив порог, я на всякий случай огляделась, нет ли где призрака Рейеса. Его не оказалось, и я немного расстроилась. Призрак у него что надо.

Я перевела взгляд на кровать. Передо мной лежал Рейес Фэрроу, сильный и живой, с темными волосами и кожей, которая на белых простынях казалась бронзовой. Сила тяжести снова подхватила меня, но на этот раз центром притяжения был он. Я подошла к краю кровати и во второй раз в жизни увидела само совершенство.

Из горла Рейеса торчала дыхательная трубка, а голова была перевязана. Выбившиеся из-под повязки темные растрепанные волосы падали на лоб. Крутой подбородок покрывала трехдневная щетина; длинные густые ресницы отбрасывали тень на скулы. Я посмотрела на его губы – красиво очерченные, чувственные, незабываемые.

В комнате стояла тишина, нарушаемая лишь гудением дыхательного аппарата. Не пищал кардиомонитор, хотя Рейес был к нему подключен, и по экрану непрерывно бежали цифры и линии. Я подошла ближе, коснувшись бедром его руки, вытянутой вдоль тела. Короткие рукава голубого больничного халата открывали великолепные мускулы, подтянутые и крепкие даже во сне. По бицепсу вилась татуировка, подчеркивая его гладкость и красоту. Этническое произведение искусства, изящные линии и манящие изгибы которого были полны смысла. Однажды я их уже видела. Они были древние, как само время. И очень много значили. Но почему?

Мои ум и сердце никак не могли принять, что в постели действительно Рейес Фэрроу, беззащитный и вместе с тем могущественный. У меня ослабли колени; интересно, как долго я смогу простоять в его присутствии и не упасть. Спустя столько времени он казался еще нереальнее, чем в моих снах. И прекраснее, чем в фантазиях.

Его широкая грудь поднималась и опускалась в такт аппарату. Я коснулась пальцами его плеча и обожглась. Табличка в изножье кровати подтверждала, что у пациента нормальная температура – идеальные 36.6, но от него шел такой жар, словно я стояла возле печки.

Даже в покое он казался диким, неукротимым: такого невозможно приручить, надолго запереть в клетку. Я сжала его ладонь и, мужественно перенося жар прикосновения, наклонилась над кроватью.

– Рейес Фэрроу, – срывающимся от волнения голосом проговорила я, – пожалуйста, проснись. – Наплевать, что решили власти: Рейес не более мертв, чем я. Как они могли хотя бы подумать о том, чтобы отключить его от аппарата? – Если ты не очнешься, тебя отключат. Понимаешь? Ты меня слышишь? У нас осталось три дня.

Я огляделась, надеясь, что он появится в палате в ином виде. Я по-прежнему не знала наверняка, кто он, но точно больше, чем человек. В этом не было ни тени сомнения. Мне нужно найти его сестру. Надо положить этому конец.

– Я еще вернусь, – шепнула я и, прежде чем уйти, наклонилась и прижалась губами к его губам. Поцелуй обжигал, но на несколько восхитительных мгновений я замерла, наслаждаясь.

Когда я попыталась выпрямиться, прервать поцелуй, перед моим мысленным взором пронесся рой образов. Я вспомнила все наши ночи за последний месяц. Руки Рейеса сжимают мои бедра, я обвиваю его ногами, словно цепляясь за жизнь, а он толчками входит в меня, и по моему телу прокатываются волны неописуемого наслаждения. Я вспомнила, как мы целовались в кабинете Куки, как он направил вниз мою ладонь, как подхватил, когда у меня подкосились ноги. Потом я вспомнила ту давнюю ночь. Когда отец ударил его, Рейес на долю секунды потерял сознание. Я помню его взгляд, когда он пришел в себя. Полный гнева. Он злился не на отца, а на меня! Он смотрел на меня. На мгновение заметил и пришел в ярость.

Я вспомнила чашку у моих губ, теплое полотенце на голове, чьи-то руки, удерживавшие меня, и пришла в себя, удивляясь, куда подевались мои кости.

– Мисс Дэвидсон, что с вами?

– Выпейте воды, – сказала какая-то женщина. – Вы упали в обморок.

Я глотнула холодной воды, открыла глаза и увидела стоящих надо мной надзирателя и медсестру. Надзиратель прижимал к моей голове мокрое полотенце, а сестра уговаривала попить воды. Они оттащили меня на стул возле палаты и пытались не дать мне упасть, несмотря на то, что мое ослабшее тело так и норовило поцеловать плитку пола.