Божественная комедия (илл. Доре)
Текст книги "Божественная комедия (илл. Доре)"
Автор книги: Данте Алигьери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
Песнь тринадцатая
На Солнце (продолжение). – Два круга («колеса») богословов вращаются в круговом движении. – Св. Фома говорит о Соломоне, Адаме и Христе.
1. Желающий, что зрел я в то мгновенье,
Себе представить ясно и понятно,
Окамени в своем воображенье
4. Пятнадцать звезд, чьи световые пятна,
Светя сквозь мглу, обходят столб полярный
В местах различных сини необъятной;
7. Созвездье Колесницы лучезарной,
Чье дышло, чтоб и день и ночь кружиться,
Объемлет небо в ход свой быстропарный,
10. И то, куда отверстьем Рог глядится,
Коснувшись острием той оси хладной,
Вкруг коей сфера первая вертится;
13. Пусть все те звезды в выси неоглядной
Венцом двойным совьет (подобно свитым
На небе в память смерти Ариадны),
16. Лучом друг друга взаимно облитым,
Причем, коли вперед вращенье правит
Один, обратно вертят позади там.
19. Подобие он тем себе представит
Того огня, что, двойственно венчанный,
Всегдашней пляской свет центральный славит,[209]209
Для того, чтобы дат читателю ясное представление о тех 24 блаженных духах, которые теперь вращаются вокруг Данта, поэт приглашает вообразить 15 самых больших звезд на небосклоне, видных сквозь всякий туман, вместе с 7 звездами Большой Медведицы (Колесницы), которая, вращаясь вкруг северного полюса, никогда не заходит и даже днем находится над горизонтом в наконец две самых больших звезды Малой Медведицы (Рога) не со стороны ее острия, составляемого полярною звездой вокруг которой вертится «первая сфера» – primum mobile, а со стороны отверстия; и, вообразив себе все эти 24 самых крупных звезды, надо соединить их в одном созвездии, подобном короне Ариадны, превращенной Вакхом после ее смерти в созвездие. – Если поэт, обыкновенно краткий и скупой на слова, здесь, по-видимому, распространяется более чем следует, то это, конечно, истекает из внутренней потребности его гения, – отдохнуть па каком либо образе от своего неудержимого полета; и, разумеется, к этому побуждает его не желание похвалиться своими познаниями, а внутренний позыв; да и какой образ приличнее и подходящее для этого возвышенного мира духов, чем вечные созвездия, безграничность которых делает бескрылою даже самую смелую фантазию?
[Закрыть]
22. Пред чьим познаньем наше – тож, что Кьяны
Ленивый вал пред самым отдаленным[210]210
Кьана – приток Арно близ Ареццо.
[Закрыть]
Вращеньем сферы, боле всех пространной.[211]211
Primum mobile.
[Закрыть]
25. Не пели так в честь Вакха с Аполлоном,
Как в Трех Единому и Богу-Слову
Воспето было хором упоенным!
28. Когда ж угасли пляс и песнь святого
Огня, он обратился в вечном счастье
К нам, от отрад стремясь к отраде новой;[212]212
От отрады хвалить Бога к отраде удовлетворить потребность Данта.
[Закрыть]
31 И сих богов, исполненных согласья,
Прервав молчанье, речь повел к другому
Свет, мне Франциска славивший бесстрастье.[213]213
Св. Фома Аквинский.
[Закрыть]
34. Он молвил: Я опустошил солому,
Дабы зерно оттуда ты извлек;
Но молотить ее должны еще мы.[214]214
Зерно – рассказ св. Фомы о св. Франциске, удовлетворявший первому недоумению поэта; теперь надо «вымолотить» второе его недоумение, происшедшее от слов св. Фомы о Соломоне, которому якобы нет равных в мудрости. У Данта возникает вопрос: а Адам и Христос? На это Фома поясняет, что Соломон не имеет равных лишь в том отделе мудрости какой потребен царям и правителям.
[Закрыть]
37. Ты думаешь о той груди, чей бок
Господня власть в жену преобразила,
Чье нёбо мир весь искупить не мог;
40. Как и о той, что копье пронзило,
Такую давши жертву правосудью,
Что тяжесть всю греха нам облегчило;
43. Они всех выше в общем многолюдьи;
Свет всякий, человечеству возможный
Вдохнут ему то той, то этой грудью.
46. Ты думаешь: я не сказал ли ложно,
Столь мудрым называя светоч пятый,
Что перед ним другие все ничтожны?
49. Открой же очи и пойми меня ты,
Да будем оба истиной всесильной
Мы, словно центр окружностью, объяты.
52. Все – и бессмертное и прах могильный,[215]215
Все существующее есть только воплощение творческой идеи Бога, совершенное Им в любви.
[Закрыть] —
Все есть лишь отблеск творческой идеи,
Чем мыслит наш Господь любвеобильный.
55. Но этот жизни свет, исток имея[216]216
Свет жизни, Логос, происходя от Первопричины – Отца, неразлучен с ник, как и с его любовью – Св. Духом.
[Закрыть]
От изначальной творческой причины,
Не разлучась (как и с любовью) с нею, —
58. Свой отражает в цепи тварей длинной[217]217
Этот «Свет жизни» отражает свой отпечаток в девяти отделах ангелов, соответствующих девяти сферам веба, называемых, но определению Фомы Аквинского, субстанциями (сущностями). Summa TheoL Quaest. XXXIX: Что существует само по себе, а не чрез что-либо другое, называется субстанцией.
[Закрыть]
Чрез девять сфер небесных отпечаток,
В союз сливая бытие единый.
61. Спускаясь вниз, сей жизненный начаток[218]218
Чрез эти девять небес он спускается к стихиям, силам более низменным, производя лишь несовершенные н преходящие результаты – акциденции.
[Закрыть]
Лишь преходящей твари, слившись с нею,
Дарует жизнь, и блеск его в ней краток;
64. Под преходящей же я разумею[219]219
Это «преходящее» составляют как обычные животные н растения, так н некоторые виды их, возникающие, по верованию древних, без семени, одним непосредственным влиянием планеты.
[Закрыть]
То, что ход неба создает обычный
Или бессемянно иль семя сея.
67. В них как различен воск, печать различна;[220]220
От различия материи и влияния планет, различна и степень божественной печати; отсюда разнообразие в мире животных и растений.
[Закрыть]
Там слабее, там же ярче переходы
И отблеск силы творческой первичной, —
70. Точь в точь растения того же рода
Плодом то сладким, то дурным и жестким
Дарить земная вздумает природа.
73. Имея дело с совершенным воском,[221]221
При совершенной материи и полном воздействии Божества, результат был бы тоже совершен; но посредство планет ослабляет творческую силу, и природа, как художник, склонна к прегрешеньям. О творчестве посредственном и непосредственном см. выше VII песни.
[Закрыть]
Ясней бывает оттиск первородный,
А если нет, – тварь будет недоноском.
76. Но нету безупречности природной,
И как художник склонный к погрешеньям,
Природа от ошибок не свободна.
79. Одной перволюбови дуновеньем[222]222
Непосредственное творчество Божества производит совершенные создания, каковы Адам и человеческая природа Христа.
[Закрыть]
Дается бытие в верховной мере
Прекрасным, совершеннейшим твореньям.
82. Ком глины естество превысив зверя,
Стал бытия славнейшего предтеча,
Как и прошедший славно девства двери.
85. Согласны в том мы оба: человечий
Дух выше не был век, чем оба эти,
И о ступени высшей в нем нет речи.
88. Мое согласие с тобой заметя,
Ты при вопросе мог-бы усомниться:
Как вне сравненья мог еще быть третий?
91. Но чтоб открыть все, что во тьме таится,
Подумай то, – на разрешение Божье
Проси! о чем он восхотел молиться.
94. Ты из моих же слов узнать мог тоже, —
О том, что может быть царю полезно
И что для управленья царством гоже.
97. Он не хотел знать ни о сфере звездной,[223]223
Приводится целый ряд «проклятых» вопросов средневековой схоластики: число звезд и их двигателей, источник первого движении и логический вопрос: при наличности одной необходимой я одной случайной посылки, вывод будет ли иметь характер необходимости?
[Закрыть]
Ни сущности с случайным разделенья,
Ни логики прославленные бездны,
100. Ни тайный ключ первичного движенья,
Ни то, что треугольник в полокружной
Дуге прямоуголен, без сомненья.
103. И равных ему не было, – наружно
Смысл моей речи выведешь сейчас ты, —
В том, что царю для управленья нужно.
106. Нет равных, – лишь царей касалось касты,
Что, как сознаться опыт в том принудить,
Разумны редко, неразумны часто.
109. Пусть ясно это разум твой рассудит,
Да вера, что Отец благой дарует
И наше стадо, в споре с ним не будет
112. Пусть то твои стопы как цепью скует
Чтоб тихо подходил ты, как усталый,
К да или к нет, коль правды ум нечует.
115. Между глупцов ты бы видеть мог, пожалуй.
В презренье тех, кто да иль нет в безвластье
Решают быстро без раздумки малой,
118. На ваше мнение еще, к несчастью,
Ошибки и условья жизни давят,
И к лжи оно ведомо часто страстью.
121. Те ж, кто свой разум к истине направят
Без логики, – те не придут обратно,
Отплывши, и себя лишь обесславят,
124. Что на Меллиссе с Бриссом нам понятно
И Пармениде, не достигших цели
Искания святой и благодатной.
127. В безумье-ж впали Арий и Савеллий
И как кривые шпаги, слово Божье[224]224
Сравневие еретиков Ария и Савеллия со шпагами, по мнению Ломбарди, имеет тот смысл, что «ересиархи, вместо того, чтобы прилепляться к писанию, как перья, для объяснения его, прилепляются к нему как шпаги, чтобы искажать текст и этими искажениями уверять, что они одобряли догматы, которые в действительности они осуждали.
[Закрыть]
Кося собою, сами раскосели.[225]225
Кто начинает искать истину, не зная средств ея найти, тот вместо нея находит лишь новые заблуждения. Примеры тому – упомянутые философы и еретики. Парменид был философ – элеат, ученик Ксенофана. По Риттеру, Ист. древн. филос., он учил, что целое – произошло само из себя, неизменяемо и безгранично. Лишь кажется, что что-либо рождается и умирает, является и исчезает; движения нет. Целое имеет само себя своим законом, могучая необходимость которого держит его в собственных границах: сущее не может быть несовершенным или в чем-нибудь нуждаться, иначе оно нуждалось бы во всем». Мелисс Самосский был последователь Парменида. Брисс – философ менее известный и едва упоминается в историях философии. О нем известно лишь, что он преследовал fata morgana тогдашних математиков – квадратуру круга.
[Закрыть]
130. Судя поспешно, не пленяйтесь ложью,
Подобные купившим хлеб на корне,
Испортившийся в гниль от многодождья
133. Зане нередко я видал: на терне
Зимой холодной розы расцветали;
Как знать нам, кто готовит промысл горный?
135. И корабли видал я, что вначале
Отправившись столь гордые в дорогу,
У пристани почти что погибали.
139. Как и не придавай значенья много
Мартина или Берты благочестью
И ревности; знай, что по слову Бога
142. Погибнут те, а эти встанут с честью![226]226
Эти последние мощные слова, заключая в себя предостережение против поспешных суждений вообще, в особенности предостерегают от суждения о том, достоин или недостоин человек пред лицом Бога – намек на средневековый спор, спасен Соломон или нет.
[Закрыть]
Песнь четырнадцатая
На Солнце (окончание). – Голос (вероятно, Соломона) говорит о просветлении тела после страшного суда. – Восход на Марс, где души борцов за веру (мучеников и крестоносцев) образуют крест.
1. От центра с краю круглого сосуда[227]227
Сперва св. Фома говорил с круга, окружающего Данта с Беатриче, к ним, находящимся в центре. Теперь говорят Беатриче из центра к Фоме, находящемся на окружности. Это побуждает поэта к сравнению, каким начинается песнь.
[Закрыть]
Вода стремится иль с краев к средине,
Смотря, извне-ль толчок или оттуда.
4. Вот что внезапно в ум пришло мне ныне,
Когда жизнь славная Фомы скончала
Свои слова о попранной святыне.
7. Сравненью, приведенному сначала,
Подобно, чуть он кончил речь, Мадонна,
Возвыся голос к ним, опять сказала:
10. – Еще в нем ищет дух неутоленный
(Хоть словом не сказал, умом не сметил)
Иного знанья корень отдаленный.
13. Тот свет, что ныне ярко вас расцветил,
Останется ль навек, дабы могли вы
Сиять так ликом, как он ныне светел?
16. И если да, то молвите нелживо,
Когда в телесной вы будете природе,[228]228
Т.е. после страшного суда, когда вновь получите тело, а с ним к все его органы, то как телесная природа вынесет тот свет, в котором вы живете?
[Закрыть]
Не ослепит ли это вас огниво? —
19. Как на земле танцоры в хороводе
Восторг являют, мчася в пляске новой,
Во взгляде и движеньях и в подходе —
22. Излился так восторг венца двойного
Вертящегося в пляске перекрестной,
И в поступь н в движение и в слово.
25. Кто плачется на жребий смертноносный,
Знай то, что смерть приносит впереди нам
Не мало счастья в пажити сей росной!
28. Пред Троинственным, Двояким и Единим,
Кто, в Троице двойствен и в единстве вечен,
Сам не объемлем, грань всем ставит длинам.
31. Сей миг хвалой был тройственной отмечен, —
И высший подвиг этих звуков честью
Мог награжден быть и увековечен!
34. В круг меньший слух и взор спешил вознесть я.
Где лился голос, скромностью прелестной
Не уступая гласу благовестья:[229]229
Вероятно, Соломон.
[Закрыть]
37. Как долго длится праздник сей небесный,
Дотоль любовь живет в нас, сообщая
Нам свет, каким извне она известна.
40. Тот свет есть ясность зрения, какая
В нас множиться все боле не устанет,
Нас в благодати умиротворяя.
43. Когда ж из праха славно плоть воспрянет, —
Полнее свет зажжется наш и доле
Затем, что совершенней строй наш станет.
46. И напряженней будет пламень воли,
Зане причастней ближе будем благу —
Верховный свет приять и видеть боле;
49. И новую получит взор отвагу,
И жарче огнь любви воспламенится,
И ярче свет наш будет шаг от шагу.
52. Как уголь темный, в коем жар таится,
Соприкасаясь с пламенем, зардеет,
И все, что в нем сокрыто, обнажится, —
55. Так жар любви, что в нашем духе тлеет,
Воскреснет, вновь плотской одевшись грудью,
Едва над прахом жизни дух повеет.
58. Зане угодно Божью правосудью,
Чтоб для блаженства было в нашей плоти
Довольно сильно каждое орудье. —
61. – Аминь! в раз грянуло в круговороте
Духов, свидетельствуя в говоривших
Об их к приятию телес охоте, —
64. И не одних своих, в могилах сгнивших,
Но всех, кто прежде дороги и; милы
До прохожденья их чрез пламень бывших.[230]230
Через пламень Чистилища. Это рассуждение, близко примыкающее к песни VII и предшествующей XIII, имеет главную мысль ту, что в Адаме человеческая природа явилась непосредственным созданием Бога, а потому она бессмертна и душою и телом. Суть рассуждения – библейская идея о превращении тленного тела в духовное, как более совершенный орган для выражения и чувствования внутреннего и внешнего блаженства
[Закрыть]
67. И се! наш светоч новым блеском пыла[231]231
Дант поднимается на Марс, который по его системе мира находится над Солнцем, так быстро, что он сначала видит смешанный свет ю обоих и не отличает нового блеска от прежнего.
[Закрыть] —
Тому подобным, коим солнца стрелы
Денницу зажигают, – осенило.
70. Как в час вечерний свод небесный целый
Мерцает блестками, чей свет столь нежен,
Что чуть их видишь в выси посинелой, —
73. Явился, столь бесчисленно-безбрежен,
Огней ряд новый за двумя кругами,
Что глазом он едва мог быть услежен.
76. О блеск святой, что возжигает пламя
Святого Духа! Ты воспламенился, —
И я ослеп поникшими очами.
79. Когда ж я к Беатриче обратился,
То не сказать, как взор ее прекрасный
Таким огнем и радостью светился,
82. Что новой силой им зажжен был властно
Мой дух; а что летим мы к новым странам
По возбужденью сил мне было ясно,
85. И впрямь, в полете том, издалека нам
Уж улыбалось новое светило
Огнем до непривычности багряным.[232]232
Т.е. багрянее Солнца, к которому уже Дант привык. Символически свет Марса горделивее, чем свет Солнца, потому что Марс красен, а Солнце лишь желто; но это означает также и большее напряжение любви в тех, кто сражалась за веру, в сравнении с теми, кто лишь изучали Писание.
[Закрыть]
88. Наречием, что вечно сердцу мило[233]233
Молчаливое наречие сердца.
[Закрыть]
И что всегда и всем равно понятно,
Моя душа восторг Творцу излила;
91. И жертвы пламень не угас, – обратно
Меня почтили Небеса подарком
В знак, что мольба моя для них приятна:
94. В огне со мной уж рдели столь же жарком
Блаженных хоры и воззвал я сладко:
Как, Гелиос, их жжешь ты в блеске ярком![234]234
Еврейское El, Eli, Бог, послужило основанием греческому Гелиос. См. гимн св. Гидельберта Ad Patrem:
Alpha et Omega, magne Deus,Heli, Heli, Deus nieus!
[Закрыть]
97. Как от сияний многих отпечатка
Путь Галаксии с севера до юга —
Для мудрых вековечная загадка, —
100. Две ленты, пересекшие друг друга,
На Марсе знак являли, что четыре
Квадранта, образуют середь круга.
103. Здесь моя память слов ничтожных шире:
Чтоб описать на том кресте Иисуса
Какое слово отыщу я в мире?
106. Кто, взявши крест, идет вслед Иисуса,
Простит, что не даю я описаний
Сиявшего на древе Иисуса!
109. От верху к низу и от длани к длани
В кресте летал рой искр огненноносный
И, сталкиваясь, вспыхивал в сиянье.
112. Так на земле луч солнца перекрестный
Прорежет тьму, и виден каждый атом,
Вращающийся быстро или косно
115. В пространстве, тем сиянием объятом,
Тот сумрак просветляющим попутно,
Что человек устроил для себя там.[235]235
На Марсе поэт находит мучеников, крестоносцев и других борцов за веру (См. примечание к песни X). Их соединенный блеск образует две полосы, пересекающиеся в форме креста на Марсе, как на груди крестоносца. Эти полосы, составленные из искр сияющих блаженных душ, поэт сравнивает с Млечным Путем (Галаксией). Искры в кресте двигаются, как пылинки («атомы») в солнечном луче, прорезывающемся в темную комнату. Но в знак своего блаженства они вспыхивают от взаимной любви при встрече и расставании.
[Закрыть]
118. Как в арфе совокупность струн иль в лютне,
Восторг подъемлет часто музыкальный
И в тех, кто звуки порознь слышит смутно, —
121. Так из сиявших мне первоначально
Огней лилася песнь, и в восхищенье
Пришел я, не усвоив гимн похвальный;
124. Но было в нем высокое хваленье,
Зане (хоть мне не ясное) «Воскресни
И победи»! я слышал выраженье.
127. В таком восторге я от этой песни[236]236
Поэт хочет извинить себя в том, что, поддавшись развертывающейся перед ним красоте новой сферы, он на минуту забыл свою вечную цель – не отрываться от взоров Беатриче, делающейся тем прекраснее, чем выше они взлетают; но до обращения к ней слова он дометает лишь в 33 ст. след. песни.
[Закрыть]
Что вещи во вселенной я не знаю,
Чьи узы были б слаще и прелестней.
130. Быть может, смело я предпочитаю
Отраде звуков этих светоч сладкий
Прекрасных глаз, где я покой вкушаю,
133. Хоть в нем красот блестящей отпечатки
Становятся по мере возвышенья,
Но в них теперь смотрел я без оглядки.
136. Пусть извинят, что в самообвиненье
Себя я извиняю, это слыша:
Зане ее красе нет объясненья,
139. И тем полней она, чем всходит выше.
Песнь пятнадцатая
На Марсе. – Предок Данта Качьягвида говорит с прошлом Флоренции.
1. Доброжелательство, в каком всех боле
Является порыв любови честной
(Как жадность обнажает злую волю)
4. Молчанье в лире разлило прелестной,
На струнах чьих рождаются слова
Лишь только под перстом руки небесной.
7. Могли ль быть глухи эти существа
К мольбе моей, столь страстной и сердечной,
Возжегши жажду знать во мне сперва?[237]237
Истинная любовь проявляется в доброжелательстве даяния (по XVII и XVII песня. Чистилища, всякая «воля» в человеке имеет источником «любовь»), а ложная в зложелательстве жадности, стяжания. Первая-то и побуждает духов замолчать, чтобы исполнить желание Данта.
[Закрыть]
10. Как в жалобе прав смертный бесконечной,
Утрату и лишение терпящий
В своей к тому приязни, что не вечно!
13. Тому подобно, как в лазури спящей
Порой внезапный огонек блистает
И привлекает блеском взор блудящий,
16. Явясь звездой, что место изменяет,
(Хоть призрак нас обманывает ложью,
И в крае том ничто не погасает)
19. Так справа, вплоть до крестного подножья
Сошла звезда от сих светил соитья,[238]238
Словно падучая звезда, но не исчезнув, как она. Сравнение, подходящее потому, что дух подвигся с правой руки креста вниз до его подножия. Подражание Овидию.
Quae si non cecidit? Potuit cecidisse videri.
Это место дало мысль Микель Анджело сделать рисунок сияющего в мраке креста, который зажигается в храме св. Петра, в страстную пятницу, после вечерни (tenebres). Этот крест громадных размеров (22 фута вышиной) вешался над алтарем св. Петра, при чем весь храм освещался им одним. Перед ним папа заканчивал богослужение.
[Закрыть]
Что сочетала в небе сила Божья;
22. Но этот жемчуг не расстался с нитью,[239]239
Жемчуг – сошедший дух – не расстался с нитью-крестом, в котором он находился; но проходя и встречаясь с другими духами он сообщил им больший блеск (ст. 113–117 предыдущей песни), не смотря на который он все-таки был заметен.
[Закрыть]
Лишь молнией скользнул по злату ризы,
Как светоч в алебастровом прикрытье.
25. Столь доблестной явилась тень Анхиза,[240]240
Этот дух – крестоносец Качьягвида, предок поэта. Его любовь и радость подобна радости Анхиза, увидавшего в загробном мире Энея (Энеида VI, 680).
[Закрыть]
Как наша славная гласит нам муза,
Узрев Энея над землею низу.
28. – О sanguis meus, о super infusa
Gratia Dei, sicut tibi, cui
Bis unquam coeli janua reclusa?[241]241
Качьягвида говорит с Дантом по-латыни, потому что латынь была языком образованных людей его времени; это придаст эпизоду суровый архаический оттенок. Вот перевод этих строк: «О, моя кровь! О особливая благодать Бога! Кому, кроме тебя, могли быть дважды открыты врата неба?» В этом заключается намек на будущее спасение Данта, так как «дважды» значит теперь и после смерти.
[Закрыть]
31. Так пламенник промолвил; потому я
Направить взгляды поспешаю к Даме
И столбенею, увидав такую
34. Улыбку и в очах такое пламя,
Что, мнилось, счастье поры далекой
Моего рая вижу я очами.[242]242
Этим местом объясняется заключение предыдущей песни.
[Закрыть]
37. А дух, и слуху сладостный и оку,
Еще к той речи сделал прибавленье,
Но я не понял смысл его глубокий,
40. Хоть не по умыслу ее значенье
В своих словах он выразил неясно:
Мысль не вмещалась в смертном разуменье.
43. Когда же лук ослабнул жажды страстной
И слово к цели снизошло, доходной
До пониманья смертных, – громогласно
46. – Благословен, воззвал он, верховодныий
Вожатый, что до этого предела
Путь в небо указал душе мне сродной!
49. И продолжал: Желанье, что горело[243]243
Качьягвида ждал Данта, прочтя о его приходе «в книге, где вечно все, что черно и что бело» – в Боге.
[Закрыть]
Во мне при чтенье книги той громадной,
Где вечно все, что черно и что бело,
52. Насыщено тобой, в той страсти жадной,
И благодарность я хочу вознесть
Тебя вознесшей в этот край отрадный.[244]244
Беатриче.
[Закрыть]
54. Источник моего познанья есть
Тот, из чьего единства истекает
Необходимо три и пять и шесть.[245]245
По учению Пнеагора о числах См. Риттер, Ист. ант. филос.: «По учению Пяеагора числа разделаются на два отдела, – четные и нечетные. Между этими противоположностями стоит единица; она чет и нечет. Язь этого Пиеагорейцы выводили, что единица есть основание всякого числа вообще, называя ее потому первоначальной единицей, о происхождении которой далее ничего сказать нельзя. В этом отношении пиеаюрейское выражение все от первоначальной единицы ведет к тому, что они давали этой единице имя Бога, который, по словам Филолая, обнимает все, но есть лишь один».
[Закрыть]
58. Без слов узнал бы я, что побуждает
Меня к сильнейшей радости и кто я,
Кто всех приветливей тебя встречает.
61. Здесь все – и малое, как и большое, —
Глядится в зеркале, где отразится
Мысль прежде, чем сложилась головою.
64. Но да любовь святая утолится,
(В ней бодрствую я, созерцатель вечный,
И все мое стремленье в ней гнездится).
67. Пусть голос твой уверенный, сердечной
Суть жажды явит, да ее уважу
Ответом я, – готовым уж, конечно![246]246
Качьягвида видит в Боге все, что Дант хочет; но из любви, которой полон его дух, он все-таки хочет дать Данту высказаться. Необыкновенная красота этой мысли не ускользнет от внимания читателя.
[Закрыть] —
70. На Беатриче я взглянул; она же
Так улыбнулась, слыша спрос безмолвный,
Что мой порыв вспорхнул мгновенно даже!
73. – Любовь, сказал я, с силою верховной,
Вас приобщив первичных равенств чарам,
Вас тяжестью отяготили ровной.
76. В том солнце, что своим вас греет жаром
И светом вас светлит, они столь равны,
Что все сравненья пропадают даром.
79. Но воля с силой смертных, как издавна
Вам хорошо понятно и знакомо,
Не вечно рядом шествуют исправно.
82. Я, смертный, сим неравенством гнетомый,
Словами не небесными, земными
За ласку вас благодарю приема![247]247
В «первичных равенствах» Троицы сила и любовь равны, и побуждения любви уравновешены с возможностью их исполнить. Но человек далеко не может всего, что хочет. Тоже и с Дантом, хотяшим благодарить Качьягвиду.
[Закрыть]
85. Но ты, живой топаз, меж дорогими[248]248
Дант называет Качьягвиду «живым топазом в горней низке», частью за блеск и золотой цвет камня, частью благодаря тем таинственным свойствам, которые ему приписывало средневековое суеверие. Так в «Лапидарии» Марбода, епископа в Рекнах, 1091 г. говорится: «Хризолит или топаз своею покровительственною силою прогоняет ужасы ночи, разоблачает убийцу и смягчает своим влиянием нападения сильнейших демонов».
[Закрыть]
Камнями Бога в этой низке горней,
Молю тебя, открой свое мне имя.
88. – Потомок мой, от моего ты корня,
И долгое тебя я ждал здесь время,
Обрадован теперь тем непритворней.
91. Тот, от кого прозвалось ваше племя,
Столетие проведший напоследок,
На горное всходя под гнетом темя, —
94. Он был мой сын и твой далекий предок.[249]249
Таким образом, предок Данта, первый носивший фамилию Алигьери, наказывается еще в Чистилище, и Данту предстоит содействовать сокращению этого наказания.
[Закрыть]
Его усталость сократи делами,
Чтоб слезный ток ему был меней едок.[250]250
Говорящий дух – Качьягвида, из старого флорентийского рода, +1147 был дедом деда Данта, Беллннчионе, а вследствие своего замужества с донной Альдигьери доставил своим потомкам эту фамилию, смягченную в Алигьери. Дант заставляет его говорить на протяжении трех песен и вкладывает в его уста три важнейших по значению речи: 1) о Флоренции и добром старом времени в ней (XV песнь); 2) о последующей ее истории (песнь XVII) и 3) о дальнейшей изгнаннической судьбе самого поэта (песнь XVII). В лице Качьягвиды мы, по этому, встречаемся с олицетворением политических, религиозных и бытовых идеалов Данта.
[Закрыть]
97. Флоренция, обвитая стенами,[251]251
О древней Флоренции у Барло, Study of Div. Comedy:
«Название Флоренции различно объясняется. Древние хроники производят его от Fiorino, претора Метелла, поставившего лагерь между рекой и горой и таким образом давшего впервые начало городу. Но в виду того, что окрестности его изобилуют цветами, похожими на флорин (Гюгипо) и что эти цветы дали имя одной из церквей Флоренции – Maria del Fiore, может быть, эти цветы вернее дали ей имя, тем римский претор. Leonardo Aretino предполагает, что она называлась сначала Fluentia, от слияния Арно и Мувьоне, а потом процветание колонии доставило ей имя Florentia. Сципион Аммирато пишет ее имя Florenzia… Вид и расположение первоначального города легко представить: он походил на обычный римский лагерь: стена из обожженных кирпичей, круглые башни, четверо ворот. Cerchia arnica, древняя стена, упоминаемая Качьягвидой, есть первая ограда нового города, восставшего из развалин после гота Тотилы. В ней находила Badia, церковь бенедиктинцев на которой были часы, звонившие «третий и девятый час», часы молитвы и труда. Стены дантовского времени начаты в 1284 г. и окончены через 9 деть после его смерти; они те же, что и ныне».
[Закрыть]
Что третий час ей били и девятый,
Мирна, трезва и нравственна сынами
100. Жила при мне. Ни диадем из злата,[252]252
Сравн. с «Чистил.» XXIII, 94. Там гневная тирада против настоящего, здесь идиллическая картина прошлого.
[Закрыть]
Ни поясов еще она не знала
Ценней, чем грудь, что поясом объята.
103. Рождаясь, дочь отца не устрашала
Грозой расходов свадебных несметной,
И время свадьбы срок не преступало.
106. Но не было зато семьи бездетной;[253]253
Сарданапал, как тип изнеженности вообще. «На что годны покои» – в смысле того, что они назначаются для обитания семьи, а не для бесцельной роскоши.
[Закрыть]
Явивших вам, на что годны покои,
Сарданапалов не было заметно.
109. Пред Монтемалою Учелатойя[254]254
Монтемало – гора близь Рима, Учелатойя – гора близь Флоренции. С той и другой – вид на город. Смысл терцины: тогда Флоренция не соперничала с Римом ни величиною ни великолепием.
[Закрыть]
Не уступала в низости ей тоже,
Как ей не уступает высотою.
112. Был опоясан старый Берти кожей;[255]255
Белиинчионе Берти, отец знаменитой Гвальрады см. прим. к XVI песни «Ада», Нерли и Веккио – патрицианские фамилии древней Флоренции.
[Закрыть]
Лицо свое пред зеркалом немажа,
Его супруга покидала ложе.
115. Простою шкурой прикрывались даже
Веккьо и Нерли с женами, примерно
Лишь веретена знавшими да пряжу.
118. Счастливицы! В родимой достоверно
Земле лежать надеялись, постелей
Пустых не ждя из-за французской скверны,[256]256
Не ожидали изгнания и добровольного, по коммерчесским делам, переселения в Францию. Что изгнание постигало и женщин – пример тому в XIII 109, «Чистилища» и примечаниях к тому.
[Закрыть]
121. Одни сидели ночь близ колыбели
И песни, ведомые в нашем быте,
Столь сладкие отцу и детям, пели;
124. А те, с веретена свивая нити,
Рассказ вели внимательным ребятам
Из римских иль отеческих событий.
127. Чьянгелла б необычна столь была там,[257]257
Чьянгелла – вдова сомнительного поведения из знатной фамилии делла Тоза. Если бы тогда, во времена простоты и добродетели, явились такие люди, ям также удивились бы, как если бы теперь во Флоренции нашлись образцы древней римской добродетели.
[Закрыть]
Как необычна ныне – слава Рима —
Корнелия была-бы с Цинциннатом!
130. В гражданственности сей невозмутимой,
В сей жизни мирной, в сей отраде честной
Родился я на свет, руководимый
133. Зовомой в криках Девою небесной, —
Качиагвидой и христианином[258]258
О Баптистерия св. Иоанна см. XIX, 16, Ада.
[Закрыть]
В крестильне назван древней и известной.[259]259
С таким редким чувством умиротворения и душевной мягкости останавливается Дант на картине доброго старого времени в своем отечестве, неугасающую любовь к которому он этим доказывает! Даже и в ваше время нисколько не бледнеет эта превосходная картина простой, мирной я давно исчезнувшей гражданственности.
[Закрыть]
136. Того ж отца был Элизео сыном;
С долины По жену я взял, и надо[260]260
Как выше сказано, жена Качьягвиды носила фамилию Альдигьери или Алигьери и сообщила ее потомкам. Ранее предки Данта назывались Элизеи, – отсюда упоминание Качьягвиды обрате Элизео.
[Закрыть]
Вести оттуда прозвище семьи нам
139. В войсках у императора Конрада[261]261
Качьягвида сопровождал императора Конрада III Швабского, которым и был посвящен в рыцари, во втором крестовом походе проповеданном св. Бернардом Клервосским, и был убит в св. земле 143. Магометане.
[Закрыть]
Я бился и за подвиги был даже
Я удостоен рыцарства наградой,
142. За собственности наших братьев кражу
(Как пастыри в том наши виноваты)
Преследуя народ неверный вражий.
145. Там я, оружьем той орды проклятой
От всех сует освобожденный, к коим
Привязанностью столько душ объято,
148. За смерть в бою увенчан сим покоем.
Песнь шестнадцатая
На Марсе – Речь Качьявиды о современной Данту Флоренции.
1. О, жалкое дворянство нашей крови!
Коль человек тобою так гордится
Здесь на земле, – пустыне для любови, —
4. Теперь уже не стану я дивиться;
Зане и там, где страсть не извращает
Наш путь, – и там тобой я мог хвалиться!
7. Ты – плащ, из коего всяк вырастает,
Каймы к нему не прибавлявший новой,
Затем, что время вкруг его кромсает.[262]262
Дант как бы порицает себя за то, что, слушая рассказ предка, он даже здесь, на небе, гордился своим происхождением, хотя и смягчал свою гордость сознанием, что благородное происхождение изнашивается, как старый плащи, если собственные и личные заслуги его носителя не добавляют к нему новой каймы.
[Закрыть]
10. С тем вы, какое древле Рим суровый,
Не дав его потомкам, ввел в обычай,
Приветное к нему я молвил слово.
13. Став одаль улыбнулась Беатриче
(Как про Джинервы первое паденье,
Нам говорит о Лапчелоте притча).[263]263
Употребление в ы вместо т ы впервые появилось при Юлии Цезаре (Лукан, Фарс., V); но не привилось, и вновь появилось лишь в средние века.
[Закрыть]
16. – Отец! Меня, я молвил, позволенье —
Беседу с вами весть – так возвышает
Что больше я, чем есть, в сие мгновенье.
19. Моя душа в один исток сливает
Теперь все струйки радости и ветки —
И не разбитой радость отражает.
22. Скажите ж мне, кто были ваши предки;
Исчислите, о стебель мой желанный,
При вас событья, что в обычных редки;
25. Скажите про овчарню Иоанна
И назовите мне, какие мужи
При вас верховной почестью венчаны.» —
28. Как бурный вихрь, в пространстве вольном кружа
Огонь раздует в углях, – благодатный
Сей блеск, на ласку ласку обнаружа,
31. Прекрасней стал и ярче многократно;
И нежный глас, в лучей отверстых зеве,
Еще нежней ответ мне дал обратный:
34. – С тех пор, как Аvе ангел молвил Деве,
До мига, как, – ликующая в свете
Небес, – мать зачала меня во чреве,
37. Пятьсот и восемьдесят раз планете
Сей было надобно воспламениться,
Под Львом в созвездия вступая эти.
40. Моим отцам и мне пришлось родиться.
В последнем града вашего сестире,
Где бег ваш ежегодно повторится.
43. Кто были мои предки в этом мире, —
Поверь мне, прекратить удобней речи
Об этом, чем распространяться шире.
46. Все те, кто вплоть от Марса до Предтечи
Вооружались, – пятой части ныне
Живущих не достигнули б далече.[264]264
Между мостом Ponte Ѵесhiо, где стояла статуя Марса, и храмом св. Иоанна.
[Закрыть]
49. Но кровь граждан, роднящихся с Фиггине[265]265
Отпадение от принципа сохранения в чистоте крови граждан в виду увеличения города в принятие в последний чуждых н недоброкачественных элементов есть, по мнению Данта, первая причина разложения гражданственности в его родном городе, сила которого заключалось не в величине, ибо ее трудно поддерживать, а в единстве и сплоченности. Из этого Дант выводит беспрестанные государственные перевороты, мучавшие Флоренцию целыми столетиями, и все бедствия настоящего, как то: вымирание старых родов, их политическую и нравственную распущенность, их падение по собственной же вине (сравн. Чист. XIY, 31 – 126) и гражданские усобицы. – Кампи и Фиггине – местечки близ Флоренции, первое в долине Эльсы, а второе в 12 милях по Арно. Треспиано – городок к югу по болонской дороге на таком же расстоянии. Все эти городки были прежде соседями Флоренции, а теперь вошли в состав ее, что и произвело то смешение сословий, на которое жалуется Дант.
[Закрыть]
И Кампи, – в совокупности их целой
Была чиста в последнем мещанине.
52. Пусть лучше-б их Флоренция имела
Соседями, чем, как теперь, надменно
До Треспиано расширять пределы,
55. Но принимать в свои мерзавцев стены
И нюхать вонь крестьян из Агульона,[266]266
Агульоне – Тосканский город, откуда был родом Бальдо – судья, присудивший Данта к сожжению живым.
[Закрыть]
Для коих совесть потеряла цену!
58. Когда бы люд, всех боле развращенный,[267]267
Дант особенно упирает на появление многих новых дворянских родов из торгового класса, которых он обзывает презрительно «меняла». Таковые в особенности появились после завоевания Симифонта в долине Эльсы (1202 г.) а так же Черки и Буондельмонти, вошедшие в число флорентинцев после завоевания и разрушения их собственных замков в названных в ст. 65–66 местах и влияние которых на флорентийские дела было в особенности ненавистно Данту; потому-то о них и упоминается – о первых в VI, о вторых в XXVIII песни Ада. А так как Дант ожидал от императорского влияния преград их наплыву, то он и упрекает духовенство, – «люд, всех боле развращенный», – в том, что оно борется с императором проклятиями, отлучениями и прочими средствами, вместо того чтобы быть его союзником.
[Закрыть]
Не мачехой для цезаря явился,
Но словно мать его приял бы в лоно, —
61. Любой меняла, что у вас прижился,
С позором вновь зажил бы в Симифонте,
Где попрошайкой нищим он родился,
64. И в Монтемурло б оставались Конти[268]268
Моитемурло было продано Флоренции своим обладателем, графом Гвидо, который не мог его защищать от Пистойи.
[Закрыть]
И из Аконы Черки-бы не бывало
И в Вальдигреве жили-б Бондельмонти!
67. Для государства – бедствия начало
При первом к смеси всех сословий шаге,
Точь в точь как к порче тела шаг – завалы.
70. Погибнет вол слепой скорей в овраге,[269]269
Погибель большого города возможнее, но и ужаснее, чем маленького, и одна какая-либо существенная причина его неустройства может оказаться опаснее десятка мелких.
[Закрыть]
Чем агнец, и одною ранят сталью
Больнее, тем десятком лезвий шпаги.
73. Когда-б ты видел Луни, Урбисалья,[270]270
Упоминаемые здесь города прежде цвели, а во времена Данта совсем упали.
[Закрыть]
Их процветание и их паденье,
И Кьюзи после них и Синигалья, —
76. Для твоего не стало-б новым зренья
То зрелище, как исчезают роды,
Точь в точь как городов исчезновенье.
79. Все ваши вещи – гибнущей природы;
Коль что вам вечным кажется – то юно[271]271
Долголетнее кажется человеку вечным, – но только кажется.
[Закрыть]
И долголетно, ваши ж кратки годы.
82. Как брег морской затоплен силой лунной
И ей быть может вновь осушен сразу,
Так делает с Флоренцией Фортуна.
85. Не удивляйся ж моему рассказу
О флорентийцах древних, живших ране,
Чьи имена в былом не видны глазу!
88. Я видел роды Уги и Ормани,
Филиппи, Кателлини, Альберики,
О коих нет теперь воспоминаний;
91. Я видел, – столь же древни, столь велики,
Сияли роды Арка и Сапелла,
Ардинги, Сальданьери и Бостики.[272]272
Знатные фамилии, тогда уже исчезнувшие. Один из Сольданьеров, Джанни, упоминается в XXXII, 121, Ада.
[Закрыть]
94. Дверь, что изменой столь отяготела
И над погибелью теперь на склоне, —
А, наклонясь, корабль утопит целый, —
97. Нуждалась в Равиньяни к обороне
И в Гвиде вместе с теми, кто зовомы
Великим именем Беллинчионе.[273]273
У двери св. Петра (Porta st. Pietro) жили Черви, от которых пошло разделение на Черных и Белых (см. прим. к VI песни Ада), долженствующее погубить весь город. См. хронику Виллани, кн. IV, гл. XI: «В квартале Porta st. Pietro жили Бисдомини, стражи епископства; потом Альбериги, которым принадлежала церковь Santa Maria Alberighi, из дома Донати, который теперь так испортился. Ровиньяни были очень велики я жили у ворот св. Петра; затем шли дома графов Гвиди, как и Черви; и от них произошли по женской линии все графы Гвиди, как ранее было сказано, от дочери доброго мессера Беллинчиона Берти (см. прим. к XVI. песни Ада), но их поколение теперь вымерло; Элизеи, близ старого рынка, которые теперь стали popolani»… В то время во Флоренции было три общественных класса нобили, пополани и плебеи.
[Закрыть]
100. Державство было Прессе уж знакомо;
Ефес и ручку шпаги Галигайа[274]274
Знак рыцарства.
[Закрыть]
И прочие позолотили домы.
103. Росла колонка Шапки, расцветая[275]275
«Колонка Шапки». Vajo, собственно, белка, – геральдическое название полосы в щите, состоящей из серебряных и голубых инкрустаций на красном поле, напоминающих почему-то геральдическому глазу пеструю шкуру белки; колонка с такою шапкой находилась в гербе фамилии Билли или Пильи.
[Закрыть]
С Саккетти, Джокки, Галли и Баруччи,
С тем, кто краснел, про гарнец вспоминая;
106. Был славен стебель доблестный Кальфуччи;[276]276
Один из Кьярамонти, заведовавший продажей городского зерна, уменьшил объем гарнца и тем нажился.
[Закрыть]
Курульных кресел уж для дел державных[277]277
Т.е. общественных должностей. Курульные кресла – принадлежность римских магистратов – произошли из колесниц.
[Закрыть]
Достигли Сидзи вместе с Арригуччи.
109. Но погибал гордец, не знавший равных![278]278
Вероятно, Уборти, из которых о Фаринате. см. Ада X песнь.
[Закрыть]
Шар золотой был семенем расцвета[279]279
Золотой шар был герб Ламберти, одного из которых, Моску, Дает встречает в Аду, песнь XXVIII, 103.
[Закрыть]
Флоренции во всех деяньях славных.
112. Подумай, что отцы свершали это[280]280
Вядомини (Бясдомини), Тозингн я Кортиджиани были стражи и хранители епископства Флоренции. Их потомка, современные Данту, когда умирал епископ, беззастенчиво помещались в его дворце и пользовались его доходами.
[Закрыть]
Тех самых, кто всегда толсты и жирны,
Когда епископа на месте нету!
115. Кичливый род, что притаится смирно[281]281
Адимари. Один из них овладел имуществом Данта после его изгнания и сильно противился возвращению поэта.
[Закрыть]
Пред тем, кто кажет зубы им, но вместе
Кусает всех, кто кротки или мирны, —
118. Столь не имел достоинства и чести
И столь был низок, что еще Донато[282]282
Убертин Донато был женат на Равиньяни и поссорился со своим тестем, когда тот хотел выдать другую свою дочь за Адимари – до того низки считались еще последние.
[Закрыть]
Родства с ним не хотел дозволить тестю.
121. Переселяется как раз тогда-то[283]283
Одна из дочерей Капонсакки, живших так же на Старом Рынке, была женою Фолько Пиртинари и матерью Беатриче.
[Закрыть]
Уж с Фьезоле на рынок Капонсакко
И процветают Джуда с Инфангато.
124. Скажу я диво, верное, однако:[284]284
Это диво заключается в том, что Флорентинцы так ценили лучших двоих граждан, что даже одни из городских ворот прозвали по имени Пера – Porta Peruzza.
[Закрыть]
Был вход в стене, вкруг града обнесенной,
От роду Пера прозванный; и всякий,
127. Кто носит герб великого барона,
Чье имя и чья слава ежегодно
На день Фомы бывают обновлены,
130. И рыцарство и герб свой благородный
Приял оттоль; хоть раз тот герб доставший
Примкнул по воле к партии народной.[285]285
Маркиз Гуго, «великий барон», был наместник императора Оттона III в Тоскане; он построил церковь Бадиа во Флоренции, где день его смерти (праздник св. Фомы, 31 декабря 1006) справлялся торжественною службою, похвальными речами и т. д. Он дал дворянство и свой герб пяти фамилиям Флоренции, – факт, восхваляемый Качьягвидой, ибо произошедший из преданности к императору. Джиано делла Белла, один из наследников герба Гуго, не смотря свое дворянство, примкнул в народной партии; впрочем, этим он лишь раздражил обе стороны, принужден был удалиться в изгнание и умер во Франции.
[Закрыть]
133. Цвел Гвальтеротти, доблестью сиявший,
И Борго было-бы миролюбиво,
К себе соседей новых не призвавши.[286]286
Борго, один из новых сестиров города, было бы спокойнее, если-бы туда не переселились Буондельмонти из Ольтрарно.
[Закрыть]
136. Дом, где себе погибель всю нашли вы,[287]287
Дом Амидеи, распря которого с Буондельмонти была началом борьбы Гвельфов и Гибеллинов во Флоренции. Она началась из за того, что одна из девиц этого дома, невеста Буондельмонте, предпочла ему другого и отказала ему. Дант желал бы, чтобы первый из Буондельмонти, переселявшийся во Флоренцию, утонул в речке Эме, пересекавшей ему дорогу; тогда бы Флоренция не увидела многих бедствий (см. Ада XXVIII, 106).
[Закрыть]
Что ваше погубил навеки имя
И разлучил вас с жизнию счастливой, —
139. Сиял со всеми присными своими.
О, Бальдемонт! Какой ты сделал промах,
Наученный бежать союза с ними!
142. Сияла б радость в многих скорбных домах,
Когда-б Господь оставил в Эме скрытым
Тебя от нас, покуда не знакомых!
145. Но надо, чтоб на камне том разбитом,[288]288
Молодой Буондельмонте был убить на мосту, где статуя Марса, у подножия разрушенной башни. Это было сигналом к началу флорентийских усобиц.
[Закрыть]
Что на мосту Флоренции остался,
В последний мира день ты был убитым!
148. Вот, с этими родами наслаждался
Наш город в столь незыблемом покое,
Что мир в нем повседневный продолжался;
151. Чрез них я видел родину такою
Могучей, что ее не обесславить
Лилеей на копье вниз головою,[289]289
Гербом Флоренции была белая лилия, которую Гвельфы после изгнания Гибеллинов, заменили красною, – «окровавили». После проигранного сражения торжествующий неприятель нес на копьях знамена с лилиями, перевернуты вверх ногами.
[Закрыть]
154. Как и нельзя раздорам окровавить!
