Текст книги "Сентябрь 1939 (СИ)"

Автор книги: Даниил Калинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

– Товарищ комкор, из-за отсутствия авиаподдержки штурм господствующих над городом высот обернулся тяжёлыми потерями. Сейчас бой затухает, мы выбили противника, но потери ещё подсчитываем… В строю хорошо, если с десяток танков наберётся! Оставшихся в наличии сил удержать город мне не хватит. Немцам подходят подкрепления, не сегодня завтра начнётся генеральный штурм. Так когда мне ждать свои подкрепления⁈

Глава 9

В рабочем кабинете секретаря ЦК ВКП(б) СССР Иосифа Виссарионовича Сталина горел мягкий, приглушенный свет абажура. Вкупе с благородным оттенком дубовых панелей, коими обшит весь кабинет, а также зелёным сукном стола, свет абажура создавал довольно приятную, даже расслабляющую цветовую гамму… Здесь было уютно.

Однако собравшиеся в кабинете «вождя» члены его ближнего круга расслабленными отнюдь не выглядели. Напряжённо-обеспокоенные взгляды, обращенные к Иосифу Виссарионовича и бледные от волнения лица; Климент Ефремович Ворошилов, председатель главного военного совета и маршал Советского Союза невольно потянул от себя ворот кителя, словно тот врезался ему в горло. А народный комиссар иностранных дел СССР Вячеслав Михайлович Молотов время от времени промокал вспотевший лоб кипельно-белым платком… Сталин же несколько рассеянно набивал трубку табаком из папирос «Герцеговина Флор»; какое-то время он молчал, словно бы целиком поглощенный этим неспешным, таким знакомым и размеренным процессом – и только закурив, обратился к присутствующему за столом начальнику Генштаба:

– Товарищ Шапошников, докладывайте.

Борис Михайлович мгновенно вытянулся в струну, словно на параде, демонстрируя отменную «старорежимную» офицерскую выправку:

– Иосиф Виссарионович, докладываю. В ночь с 18 на 19 сентября передовой отряд Волочиской группы войск шестой армии Голикова под командованием комбрига Фотченкова зашёл в город Львов…

Со стороны Шапошникова последовал развёрнутый доклад о событиях последнего дня, приведших к столкновению с немцами. В частности, он доложил и о двух утренних ударах германцев, нанесенных из засад, и об ультиматуме комбрига, требующего от полковника Шернера вывести свои части из города… Тут, правда, доклад командарма первого ранга прервал начальник главного политуправления Красной армии Лев Захарович Мехлис:

– Слишком много на себя комбриг взял! Почему не согласовал свои действия с политическим руководством и командующим армии⁈ Кто ему дал право ставить немцам ультиматум⁈

Однако прежде, чем Мехлис озвучил бы напрашивающийся вывод о том, что комбриг Фотченков является главным виновником разразившегося конфликта (достойным«высшей меры»!), его неожиданно сбил с толку негромкий, вкрадчиво-мягкий вопрос наркома НКВД:

– Вячеслав Михайлович, вы не напомните мне – обговоренная с немцами демаркационная линия ведь пролегает значительно западнее Львова? Если я не ошибаюсь, на перегорах с Риббентропом мы договорились установить границу по первому варианту линии Керзона – не по второму?

Молотов удивлённо округлил глаза, не иначе от неожиданности – но тут же громко, поставленным голосом опытного дипломата ответил:

– Совершенно верно, Лаврентий Павлович. Львов обсуждался в ключе именно советской зоны влияния и неотъемлемой части УССР.

Берия развернулся к Сталину, направив на «вождя» вопросительный взгляд умных серых глаз из-под пенсне. Он не счел необходимым спрашивать – а что тогда вообще немцы делают во Львове? Иосиф Виссарионович итак его прекрасно понял, согласно кивнув в ответ: мол, замечание принимается. Однако обратился он к Шапошникову:

– Борис Михайлович, продолжайте… И я попрошу больше не перебивать докладчика.

Начальник Генштаба, все ещё стоящий навытяжку, коротко кивнул и продолжил:

– По истечению срока ультиматума батальон 24-й лтбр Фотченкова при поддержке двух эскадронов спешенных бойцов 5-й кавалерийской вошли в город. В районе железнодорожного вокзала передовая группа одной из ротных колонн столкнулась с немецкими саперами, устанавливающими противотанковые мины… Считаю необходимым отметить, что до настоящего дня у польского гарнизона во Львове не бало танков – и что пулеметный огонь открыли с немецкой стороны.

Сталин согласно кивнул, приняв во внимание замечание командарма, после чего Шапошников продолжил:

– После огневого контакта наши танкисты выполнили приказ комбрига – уничтожить врага в случае агрессии с его стороны. Приказ был отдан после утреннего столкновения с немцами… Одновременно с начавшимся в районе вокзала боестолкновением, над городом появились немецкие пикировщики, атаковавшие вторую ротную колонну батальона. Последних отогнало дежурное звено советских истребителей, выполняющих патрулирование в районе Львова… Также следует отметить, что наши «соколы» знали о нахождение в городе передовых частей бригады. Об этом успел сообщить полковой комиссар 24-й лтбр Макаров – так что истребители приняли решение вступить в бой с немцами, увидев на земле горящие танки.

При упоминание полкового комиссара лицо Мехлиса неприязненно скривилось – как же, и его подчинённый допустил промах! Однако перебивать он уже не решился – в то время как Шапошников продолжил:

– После боестолкновения Фотченков вышел на связь с комбригом 5-й кавалерийской Шарабурко, находящемся в Тарнополе, запросил подкрепления, воздушную поддержку для атаки господствующих над городом высот. Комбриг Шарабурко попытался согласовать этот вопрос с комкором Голиковым… Но в течение двух часов не мог связаться с ним вследствие того, что сам командующий армии находился на марше – не добивала радийная связь. Когда же Голиков узнал о случившимся, он сам вызвал Фотченкова, собираясь дать приказ остановить боестолкновение с немцами – и при необходимости оставить Львов.

– Разве ставка давала приказ оставить Львов?

Борис Михайлович поперхнулся, услышав негромкий вопрос вождя, на мгновение выдержка словно бы изменила ему… Но начальник Генштаба тотчас собрался:

– Никак нет, товарищ Сталин! Разрешите продолжать?

– Продолжайте, товарищ Шапошников…

Командарм энергично кивнул, после чего заговорил, печатная каждое слово:

– Довести приказ до Фотченкова комкор не успел: первый сеанс связь был прерван в связи с нападением на штаб бригады украинских националистов…

Тут Иосиф Виссарионович бросил в сторону Берии вопросительный взгляд, на что Лаврентий Павлович коротко отозвался:

– Отработаем.

Межде тем, начальник Генштаба, сделав короткую паузу, продолжил:

– После того, как повторно удалось связаться с комбригом 24-й лтбр, бой в городе был уже завершён.

Сталин негромко уточнил:

– Каков результат боестолкновения с немцами?

– Противник последовательно выбит с железнодорожного вокзала и господствующих над городом высот 324 и 374. Однако следует отметить, что штурм высот был разработан совместно с белополяками – и с их стороны в бою участвовали три пехотных батальона и бронепоезд. Плюс полевая артиллерия поляков поддерживала атаки на высоту 374.

– Хм… С поляками, значит, договорился… А какими силами располагали немцы?

– Также три батальона горных егерей при поддержке батарей лёгких противотанковых орудий, мелкокалиберных зенитных автоматических пушек и взвода полевых гаубиц.

– Значит, силы штурмующих были примерно… Равны с обороняющимися?

– Так точно, Иосиф Виссарионович.

Сталин замолчал, в очередной раз затянувшись дымом из трубки. Замолчал и Шапошников, не решаясь сесть – командарм чувствовал, что со стороны вождя последуют ещё вопросы, и чутье его не подвело. Секретарь ЦК негромко, с привычной ему хрипотцой и лёгким акцентом уточнил:

– Товарищ Шапошников, как вы охарактеризуете действия комбрига Фотченкова и комкора Голикова?

Борис Михайлович не стал растекаться мыслью по стеклу – он знал, что вождь интересуется его мнением именно как профессионального военного, и мнение это ценит. Поэтому и докладывал чётко по-уставному, напирая на факты:

– Комбриг Фотченков действовал вопреки указанию не открывать огонь по немцам, но согласно устава – и только после того, как сами немцы первыми нанесли удар. Также следует отметить, что его кандидатура на должность командира передовой группой, следующей занять Львов, была утверждена Голиковым – именно потому, что это инициативный, смелый и волевой командир, способный на переговорах добиться сдачи города поляками.

Сделав короткую паузу, Шапошников продолжил:

– Лично я считаю, что Фотченков не исчерпал всех возможностей избежать конфликта с немцами. Однако прямая агрессия со стороны германцев, сам факт их нахождения во Львове и отказ покинуть город ставят под вопрос целесообразность переговоров с ними. С точки же зрения военного искусства… Комбриг Фотченков с задачей справился, выбив противника из Львова.

Последняя фраза командарма первого ранга значила очень много – фактически, Шапошников позволил себе выразить личную оценку действий рискованного и возможно, зарвавшегося комбрига, участь которого уже предрешена. Но Сталин не выразил неудовольствия, а лишь коротко попросил:

– Продолжайте, Борис Михайлович. Как охарактеризуете действия комкора Голикова в данной ситуации?

Однако ответить глава Генштаба не успел. К воождю нетерпеливо развернулся Ворошилов, прямо и без страха посмотревший в глаза старого товарища – и даже друга:

– Теряем время, товарищи. Что обсуждать сейчас Голикова, когда на пороге война! Хотя считаю необходимым сообщить, что на остальных участках демаркационной линии немцы не пытаются продвинуться вперёд – как и открыть огонь по нашим войскам. Ко Львову же противник выдвинулся ещё 12 числа – преследуя отступающие к румынской границе польские части.

Сталин внимательно посмотрел на Климента, словно бы изучая старого товарища. Он многое мог простить ему – да и наедине общался как с равным… Тем не менее, вождя несколько насторожил тот факт, что Ворошилов перевёл стрелки разговора, как только речь зашла за Голикова. Не так давно маршал проголосовал против резолюции на арест Голикова, чем спас комкора… Однако сейчас вождь не стал развивать эту мысль – в настоящий момент это было действительно не столь важно.

– Товарищ Молотов, что там у нас по дипломатической линии? Как комментируют ситуацию сами немцы?

Вячеслав Михайлович, сильно побледнев, севшим от волнения голосом негромко ответил:

– Никак, товарищ Сталин. На настоящий момент фюрер не принял нашего посла, немецкий же посол не имеет никаких указаний по Львовскому инциденту… В том числе он не комментирует и тот факт, что германские подразделения находятся значительно восточнее демаркационной линии.

– Разведка?

Вопрос был обращен к Берии, так как внешняя разведка также входила в функции НКВД; Лаврентий Павлович ответил незамедлительно:

– В сторону Львова продолжает движение первая горно-егерская дивизия, а также восемнадцатый армейский корпус вермахта в составе ещё двух пехотных и одной танковой дивизий. Помимо того, в районе города также действует 5-я танковая дивизия; по данным разведки немцы готовили штурм Львова на 21 сентября… Вероятность вооруженного столкновения считаю очень высокой – генералы вермахта после сражения во Львове настроены очень решительно. Я бы даже сказал – воинственно по отношению к РККА.

Иосиф Виссарионович нахмурился, услышав последние слова, но акцентировать на них внимания не стал:

– В сущности, Лаврентий Павлович, вооруженное столкновение уже состоялось. Предлагаю дождаться встречи посла с немецким руководством, а уже после делать выводы о вероятности войны… А пока вопрос – какими мы силами располагаем в районе Львова?

На сей раз поднялся начальник Генштаба:

– В сторону Львова наступает Волочиская группа 6-й армии в составе трех кавалерийских и двух стрелковых дивизий, а также трёх танковых бригад – включая 10-ю «тяжелую», на вооружение которой состоят танки Т-28… Правда, в наступление участвуют два из трех батальонов бригады, ещё один находится в резерве.

– К 21 сентября группа успеет выйти ко Львову?

Шапошников энергично кивнул:

– Так точно, товарищ Сталин! На 21-е число штурм Львова также назначен и командованием 6-й армии… Однако товарищ Голиков поделился опасением, что концентрация советских и германских войск в районе Львова после случившегося инцидента грозит неконтролируемыми боестолкновениями. В связи с чем запрашивает инструкций на счёт дальнейших действий – не прекращая движения войск.

Сталин ответил не сразу, вновь затянувшись табачным дымом – после чего уточнил:

– Голиков отправил подкрепления Фотченкову?

– Никак нет, товарищ Сталин. Он передал приказ комбригу оставить передовой отряд и прибыть в расположение штаба армии. Фотченков приказ не воспринял, сославшись на перебои радиосвязи, после чего перестал выходить на связь. В свою очередь Голиков переподчинил 24-ю лтбр комбригу Шарабурко.

Сталин удивлённо вскинул брови, услышав о том, что Фотченков посмел игнорировать прямой приказ командующего – однако не стал пока уточнять за рискового наглеца.

– А Шарабурко уже вышел на Львов?

После крошечной, едва уловимой заминки Шапошников отрицательно качнул головой:

– Никак нет. Основные силы 5-й кавалерийской дивизии и 24-й легкотанковой бригады сосредоточены в Тарнополе. Дальнейшее наступление было приостановлено в связи с тем, что у танков закончилось топливо, а лошади устали.

– Лошади… Устали? На второй день советского наступления?

Сталин специально выделил интонацией «советского», словно бы указывая на то, что задет престиж СССР – после чего вкрадчиво поинтересовался:

– Напомните, на какой день немецкого наступления германские танки вышли к предместьям Варшавы?

На вопрос первым ответил Берия – предположив, что вопрос был адресован ему:

– На восьмой, товарищ Сталин.

– Во-о-от… А у нас на третий не могут наступать, лошадок жалеют, бензина в Тарнополе найти не могут…

В кабинете явственно повеяло холодком – хорошо знающие вождя члены его ближнего круга прекрасно видели, что он начинает злиться… Сильно злиться. Климент отвел взгляд от друга, опустил глаза – гнев был обращен на Голикова, после заступничества самого Ворошилова рассматриваемого едва ли не в роли протэжэ…

– Приказ на выдвижение Шарабурко во Львов будет отдан сейчас же. Разрешите покинуть кабинет?

– Идите, товарищ Шапошников…

Командарм по-уставному четко кивнул и вышел из-за стола. Но собравшись с духом, слово взял Климент Ворошилов:

– Иосиф Виссарионович, остаются открытыми два вопроса: каковы инструкции для Голикова, и что делать с Фотченковым?

Сталин ответил не сразу – взяв небольшую паузу, он несколько картинно выдохнул дым, и лишь после неспешно заговорил:

– Приказ комкору никто не отменял: Волочиская группа должна выйти ко Львову и реке Сан, где будет пролегать западная граница УССР. Столкновений с немцами по возможности избегать… Но в случае вражеской атаки – открыть ответный огонь. Сейчас ход за фюрером… Если он не хочет войны, Львовский инцидент удастся замять и теперь. Если он пойдет на поводу у собственного генералитета, уже нарушившего наше соглашение по границе раздела Польши… В таком случае, у нас нет другого выбора, кроме как воевать. В конце концов, мы рассматривали такую возможность с самого начала, товарищи… И готовили резервы.

Немного помолчав, Сталин выдохнул с очередным клубком дыма:

– Фотченкова пока оставить во главе танковой бригады, передав общее командование передовым отрядом во Львове комбригу Шарабурко. Я считаю, что наказывать Фотченкова преждевременно – комбриг действовал по обстоятельствам в условиях немецкой агрессии и полученного им боевого приказа занять Львов. И как правильно подметил товарищ Шапошников, в отношение немцев – не открывать огонь и не поддаваться на провокации – действовало именно указание… Дождёмся решения фюрера, посмотрим, будет ли наказан полковник Шернер – и уже тогда сделаем выводы по Фотченкову.

После короткой паузы Иосиф Виссарионович с невеселой усмешкой добавил:

– Ведь если начнётся война, комбриг добыл на ней первую победу – а победителей, как известно, не судят…

Лев Захарьевич Мехлис после этих слов злорадно усмехнулся. Он не любил ни Фотченкова, ни Голикова, ни кого либо ещё из политических руководителей, решивших вдруг податься в строевые командиры. А хорошо зная вождя и понимания его с полуслова, он ясно понял и смысл его ответа: если война начнётся, Фотченков останется на своём месте и продолжит воевать. Но если нацисты согласятся закрыть глаза – взамен, допустим, на публичное наказание командира, едва не развязавшего конфликт, самонадеянный комбриг тотчас пополнит когорту британских шпионов со всеми вытекающими в лице высшей меры… Хотя зачем британских – польских! Вон как быстро договорился с белополяками о совместном ударе против немцев! Значит, завербовали, значит, с самого начала действовал в их интересах, провоцируя войну СССР и Германии ради спасения Польши… Это даже может быть правдой, исключать ничего нельзя.

Ну а если нет – и что же? Разве одна невинная жизнь стоит большой войны?Конечно же нет!

И это даже не математика. Это политика…

Спустя некоторое время ближний круг разошёлся – и Иосиф Виссарионович остался наедине с Берией:

– Лаврентий, если начнётся война, Фотченков нам нужен – его опыт взаимодействия с поляками в боях против немцев следует распространить на всю польскую группировку, уже сдавшуюся нам… А также те части, что продолжают сопротивление германцам. И во главе польской Красной армии взамен сбежавших генералов поставить командира Львовского гарнизона – возвысим его, а он уже верно станет служить нам…

Нарком НКВД энергично кивнул, наедине позволив себе перейти на ты:

– Сделаем, Иосиф.

– И вот ещё что… Нужно внимательнее присмотреться к украинским националистам. Если они позволяют себе атаковать наши части в спину, то следует отнестись к ним также, как и к любому другому враждебному классовому элементу…

Глава 10

Штабной вагон специального поезда «Америка» вряд ли можно назвать роскошно убранным – как, впрочем, и ставку в «Орлином гнезде» в горах Таунус. Фюрер в быту довольно сдержан и аскетичен, не любит ярких красок и дорогих убранств. Его бункер, к примеру, имеет ровные, серые бетонные стены и обставлен самой простой деревянной мебелью… Что же, в штабном вагоне бронированные стенки покрыты деревом – в остальном лидер нацистов остаётся верен себе.

В вопросе отношения к роскоши рейхсминистр авиации Германии и командующий люфтваффе Герман Геринг является полной противоположностью своего вождя. Так, бывший командир легендарной эскадрильи «Рихтгофен» и друг «Красного Барона» уже отстроил себе шикарное поместье «Каринхалле» недалеко от Берлина – причём за счёт казны. Но вождь и не требовал аскетичности от своих приближенных – тем более от Геринга, так много сделавшего для прихода фюрера к власти… А абсолютно успешные действия подшефного генерал-фельдмаршалу люфтваффе в Польше лишь вознесли Геринга, укрепив его итак незыблимое положение в империи.

И тем не менее, в эту ночь сильно располневший после ранения в пах герой «Великой войны» был напряжен и сосредоточен. Как, впрочем, и прочие собравшиеся в штабном вагоне фюрера – за исключением, разве что, Рудольфа Гесса.

– Война с Россией нам сейчас невыгодна, мой вождь. Бесконечно невыгодна! Огромные расстояния – и приближающаяся осенняя распутица. Не говоря уже о том, что полутора миллиона солдат нам просто не хватит, чтобы оккупировать – а главное, удержать столь огромные площади! И даже если провести мобилизацию, где взять столько стрелкового оружия – да банально карабинов, чтобы обеспечить ими новые дивизии? Стоит ли также напоминать фюреру в присутствии начальника верховного командования вермахта, что у нас банально нет планов войны с Россией⁈

Генерал-полковник Кейтель, чем-то похожий на готовящегося к драке бульдога, бросил в сторону Геринга непризненный взгляд. Но заметив внимательный взгляд самого фюрера, обращенный уже в его сторону, встал навытяжку:

– Мой вождь! Следует отметить, что польских трофеев, а именно карабинов «маузер» поздних серий, ручных и станковых пулеметов вполне достаточно, чтобы хоть сейчас вооружить ещё полмиллиона зольдат. И пусть новые части будут уступать в выучке и оснащению кадровой армии, однако они вполне смогут контролировать занятую нами территорию… Что же касается планов наступления вглубь России – то я считаю возможным нанести удар в направление Киева и выйти к Днепру до начала непроходимость осенней распутицы…

Взяв краткую паузу, прочистить горло, Кейтель добавил:

– В случае, если мы сумеем разбить во встречном сражение вступившие в Польшу войска большевиков… Так вот, в этом случае я считаю возможным дойти до Киева и взять под контроль богатые черноземом, плодородные земли Украины. Что касается планов наступления в этом направление… Определённые наработки у нас уже есть.

Хозяин вагона бросил в сторону генерал-полковника ещё один острый, испытывающий взгляд, после чего обратился к начальнику абвера, вице-адмиралу Канарису:

– Вильгельм, напомни – каковы силы большевиков в Польше?

«Лис» словно бы задумчиво потёр лоб:

– По данным разведки они уступают нам в живой силе, мой фюрер, практически втрое – но в авиации у нас паритет, а танковые войска большевиков могут превосходить панцерваффе и качественно, и количественно. По крайней мере, если судить по боевым действиям в Испании, подавляющее число наших лёгких панцеров уступают советской копии «Виккерса» и «Микки-Маусу».

– Если судить по Испании, их самолёты давно и прочно устарели! У большевиков нет истребителя, способного угнаться за «мессершмиттом» – и как только мы разгромим их в небе Польши, наши бомбардировщики сожгут танки врага прямо в походных колоннах!

Слово взял Рудольф Гесс, ближнее лицо и старый сподвижник фюрера; фактически – его личный секретарь, хотя и имеющий должность рейхсминистра… Как и большинство прочих сподвижников фюрера, Гесс воевал на фронтах Великой войны. В том числе дрался с русскими в Румынии и не единожды был ранен – что естественно, не добавляло ему симпатий к презренным славянам… Уже под конец войны он стал боевым летчиком – а в 20-х был активным участником боев с рурскими и баварскими коммунистами.

Став секретарём вождя нацистов после совместного тюремного заключения, Гесс одновременно с тем стал и его заместителем по партии НСДАП. И хотя Рудольф отошёл от дел армейских, но испанским опытом «легиона Кондор» всячески интересовался. Особенно, действиями авиации… Этот мужественно-красивый, высокий и статный мужчина был фанатично предан фюреру и в точности разделял его взгляды в отношение «азиато-большевиков» и «братского арийского народа» англичан. Первые были презренными врагами, вторые – природными союзниками; провал летних переговоров в Лондоне, где немцам и британцам так и не удалось разделить сферы влияния в Европе и африканских колониях, Гесс воспринял как личную трагедию. Крутой разворот в политике фюрера по отношению к СССР – не слишком-то и нужной политической уловкой… Зато столкновение с большевиками в Лемберге Гесс счел логичной прелюдией к нужной и столь справедливой войне – обрадовавшись ему, словно ребёнок торту на день рождения! А потому сейчас он с убежденностью фанатика доказывал, что сама история предоставила немцам шанс исполнить их историческую миссию… Знаменитый «натиск на Восток», расширение жизненного пространства германцев за счёт «недочеловеков»-славян:

– Мой вождь! Русские атаковали наши части в Лемберге, убит командир кампфгруппы полковника Шернер! Разве мы можем спустить на тормозах подобное оскорбление вермахта – и всей германской нации⁈ И как скажется наше молчание на настроении офицерского корпуса⁈ Ведь если мы не теперь не ответим, 19 сентября станет днем национального позора! А уж если вспомнить, что большевики ставили Шернеру ультиматум покинуть Лемберг – по-сути, трусливо бежать, поджав хвост – да ещё и требовали извиниться перед убитыми в бою евреями… Это же недопустимо! Русские сознательно шли на конфликт – и я ни за что не поверю, что какой-то бригадный генерал позволил себе такую дерзость без санкции Сталина!

Эмоциональная речь Гесса была мало похожа на стройные рассуждения Геринга, приправленные незыблимым авторитетом главы люфтваффе. Также, как и на сухие, по-армейски емкие комментарии Кейтеля, на задумчивые – и в тоже время подкупающие своей рассудительностью слова Канариса. Нет, секретарь фюрера отчаянно горячился, он говорил не умом, но сердцем – однако именно этот эмоциональный спич нашел самый живой отклик у вождя! Однако же последний, при всей своей эмоциональности (и стойкому мистицизму) прежде всего слушал голос разума. Так что теперь он лишь хмуро, неприятно-скрипуче заметил:

– Как я могу начать войну с большевиками, когда в спину в любой момент ударит Франция?

Но Гесса это замечание никоим образом не смутило:

– Пока Чемберлен остаётся премьер-министром, французы преданно смотрят ему в рот – и не решаться даже залетать за «линию Зигфрида»! Не говоря уже о том, чтобы наступать…

– Точно так. Пусть наконец уже сбудется радужная мечта Невилла столкнуть нашу Империю и русских! А когда мы истощим друг друга войной, англичане станут диктовать условия обеим сторонам… И да – они не преминут ударить нам в спину, если посчитают это выгодным для себя.

Генерал-фельдмаршал авиации (к слову, единственный в своём роде), Геринг говорил разумные вещи, однако Гесса было не остановить:

– Ну какая может быть война на истощение, когда русских втрое меньше⁈ Мы разобьем их сунувшиеся в Польшу дивизии также легко, как и самих поляков! А ведь Сталин в свое время проиграл битву за Варшаву Пилсудскому – так что поляки были явно покрепче большевиков! Мы уничтожим армию врага и дойдём до Москвы – а когда перспектива разделить Россию на колонии станет явной… То будьте покойны мой вождь: англичане не упустят возможности поставить точку в её истории – и урвать свой кусок необъятных земель!

Словно бы невзначай, Канарис негромко добавил, тонко уловив настроение самого фюрера:

– Передовые части 6-й армии большевиков продолжают наступать в сторону Лемберга. Однако основные силы их растянулись на пути к Тарнополю – и на шоссе Тарнополь-Лемберг. Мои специалисты прогнозируют, что завтра шоссе будет под завязку забито войсковыми колоннами врага… Идеальное условие для уничтожение их с воздуха – при условии, что наших пикировщиков прикроет достаточно количество «Эмилей» Мессершмитта. Как вы считаете, Герман?

Теперь уже начальник люфтваффе бросил неприязненный взгляд в сторону главы разведки – но промедлив пару секунд, нехотя кивнул… Фюрер же, подумав немного, вновь обратился к Кейтелю:

– Позвольте узнать, каковы настроения в армии, генерал-полковник?

Кейтель, вновь выпрямившись, ответил не сразу – Россия с её необъятными просторами его смущала… Если не сказать «пугала». А русские никогда не были мальчиками для битья – ни в Великую войну, ни в Испании. Однако вермахту под его командованием представилась реальная возможность разбить русских по частям! Сперва втрое уступающие им войска в Польше, затем спешно перебрасываемые к границе резервы, что неминуемо вступят в бой с колёс… И также неминуемо проиграют. А заняв Украину с её житницами и разбив красных в бою, можно навязать Сталину выгодный для немцев мир. Наподобие «Брестского», что большевики уже один раз подписали… Потому Кейтель не решился делиться своими неясными волнениями, честно ответив фюреру на прямой вопрос:

– После Лемберга армия жаждет драки, мой вождь. Зольдаты Рейха ждут лишь вашего приказа… А его отсутствие будет воспринято как слабость.

Фюрер невольно усмехнулся:

– Выходит, Сталин не оставил мне выхода? Что же, Герман – необходимо подготовить воздушный удар по колоннам противника такой силы, чтобы русские сразу поняли, кто хозяин в небе Польши! Да и не только в воздухе… Обеспечь переброску требуемого числа бомбардировщиков в сторону Лемберга – в также обеспечь им достаточное прикрытие нашими истребителями. Кейтель… Напомните, на какое число восемнадцатый армейский готовил штурм Лемберга?

– На 21-е, мой вождь.

Пожевав губами, хозяин вагона недовольно скривился:

– Поздно. Пусть мотопехота и панцеры второй танковой нанесут удар уже завтра – при поддержке артиллерии первой горно-егерской. Русских, нанесших поражение Шернеру, необходимо разбить как можно скорее – это вопрос чести и престижа вермахта, Рудольф все правильно подметил… Да и плацдарм в Лемберге для последующего штурма города будет не лишним.

– Слушаюсь, мой вождь!

Канарис позволил себе улыбку с лёгким оттенком самодовольства – после чего уточнил:

– Когда планируем вручить советскому послу ноту о начале войны?

Фюрер вернул главе абвера насмешливую ухмылку, после чего ответил:

– Согласуем с генерал-фельдмаршалом и генерал-полковником время воздушного удара и атаки танкистов на Лемберг – и примем советского посланника… За полчаса до времени «Х».

Геринг и Кейтель синхронно кивнули – после чего фюрер вновь обратился к начальнику верховного командования вермахта:

– Вильгельм, до личного состава следует обязательно донести тот факт, что русские ударили первыми. Эпизоды обстрела их танков артиллеристами горно-егерской вспоминать не стоит – они все равно не знали, что стреляют именно в большевиков. А потому эта информация совершено излишня… Мы отвечаем на агрессию врага, а не наоборот!

– Мою фюрер, никакая дополнительная мотивация зольдатам не нужна, все итак в курсе вражеской атаки…

– Я не закончил говорить, Вилли. И впредь не имей вредной привычки меня перебивать.

Генерал-полковник мгновенно вытянулся во фрунт, преданно пожирая бывшего ефрейтора глазами – и последний продолжил уже чуть менее жёстко:

– Кроме того, доблестным зольдатам следует объявить, что на территории России они не стеснены никакими нормами и правилами в отношение оккупированного гражданского населения. На этот раз мы не повторим ошибки предшественников – жизненное пространство для германского народа должно быть очищено от славянского скота! Достаточно сохранить не более тридцати процентов – обеспечив наших колонистов рабочей силой для тяжёлого труда…

На последних словах встрепенулся уже Канарис, обратив на фюрера внимательный, хоть и без вызова, взгляд:

– Мой вождь, прошу вас заметить, что славянское население Украины не относит себя именно к русским – за исключением, разве что, восточных регионов республики… Более того, на территории Лемберга действует обширная националистическая организация, ведущая борьбу с поляками в интересах наступающей частей вермахта. Я считаю необходимым всячески использовать их – но одновременно тем распространяя мировоззрение этой группы на всю Украине, мы можем получить из её народа союзника и…