Текст книги "Сентябрь 1939 (СИ)"

Автор книги: Даниил Калинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Старшему лейтенанту было немного обидно, что с ним обошлись столь… пренебрежительно, что ли? Все-таки командир отдельной разведроты – которая, впрочем, по факту представлена его единственной машиной. К тому же еще и не совсем исправной… То, что в прошедшем бою старший лейтенант увел танк из-под обстрела, ему в вину никто не вменял – Чуфаров лишь сменил позицию, надеясь хоть что-то сделать при прорыве немцев на правом фланге высоты. И у него было неисправное орудие – обстоятельство, позволяющее законно оставить подбитый танк… Он просто не мог вести бой, пока машины товарищей расстреливали немцы.

Однако у этого со всех сторон рационального и логичного поступка была и иная сторона – как ни крути, Чуфаров вывел экипаж из боя, когда его подчиненные и товарищи гибли в неравной артиллерийской дуэли. Мог ли он им помочь? Нет – но он выжил. Кто-то с горяча подумал бы, что командир просто сбежал… Хотя Федор был твердо намерен драться на неисправной машине. Драться при фланговом охвате горы немцами, коего не случилось благодаря польской контратаке… Но теперь старшего лейтенанта и его экипаж не покидало это противное, сосущее под лопаткой чувство.

Чувство вины, что выжили – когда товарищи сгорели в подбитых машинах…

В такой ситуации невольно хочешь отличиться, хочешь загладить вину перед соратниками и как-то проявить себя. А Чуфарова вместо этого бросили на второстепенный участок обороны… Даже, наверное, третьестепенный! Но когда армада немецких бомберов обрушила первые бомбы именно на северные позиции поляков, усиленные оставшимися в городе «бэтэшками», Федор испытал этакую подленькую радость… Стыдливое такое облегчение, что его машина сейчас находится столь далеко от утюжимых бомбами позиций.

И эти чувства лишь усилили душевные терзания старшего лейтенанта…

Конечно, немцы не преминули ударить и по восточной окраине Львова. Но здесь стервятники Геринга сбросили всего несколько «полусоток», в основном отработав из пулеметов… Очереди последних не особенно опасны замаскированному в капонире танку, что счастливо избежал бомбежки. А вот польских запасников, в большинстве своем не имеющих боевого опыта и бросившихся от страха во все стороны, покосило изрядно.

– Да на землю ложитесь! На землю падайте и ползите к окопам!

Федор наблюдал последние мгновения разыгравшейся на его глазах трагедии через панораму – и, наверное, не совсем даже осознавал, что его просто не слышат. Но даже если бы и услышали – то все равно ведь не не поняли, что им кричит красный командир… Когда у новичков от ужаса перед падающими вниз бомбами, от грохота разрывов и свиста осколков над головой, от воющих самолетов в небе отказывает разум и срабатывают инстинкты, они бегут – бегут, уже ничего не осознавая. Не осознавая, что именно бегущего куда быстрее догонят осколки и приложит взрывной волной… Не осознавая, что в бегущих проще попасть из пулеметов.

Впрочем, расстрел запасников длился не так уж и долго. Те, кто справился с собой, все же залегли – а у немцев или патроны к концу подошли, или топливо. Кроме того, главную свою цель – двухпушечную полубатарею польских трехдюймовок – они все же накрыли бомбами… Сделав прощальный круг над восточной окраиной и словно для острастки, дав еще парочку очередей из кормовых пулеметов, фрицы начали набирать высоту.

А немного пришедший в себя Чуфаров вдруг разглядел в панораму стремительно приближающихся с востока кавалеристов…

Сперва старший лейтенант даже обрадовался – всадники, да на шоссе Тарнополь-Львов! Ну, конечно же, наши! Но тут же походная колонна принялась стремительно разворачиваться в атакующие цепи… А впереди конных Федор разглядел и развернувшиеся тонкой цепочкой танки – всего восемь машин. Чуфаров мгновенно узнал германские «двойки», бодро катящие вперед – отчего по спине его обдало морозцем… Враг рискнул атаковать именно в конном строю, рассчитывая на стремительный рывок до польских позиций – и конечно, пушечные танки с их смертельно опасным для пехоты автоматическим орудием.

Все равно ведь бомберы уже накрыли единственную батарею, прикрывающую город с восточной стороны…

Старший лейтенант мучительно размышлял, что ему делать, с десяток секунд – после чего севшим от напряжения голосом приказал:

– Вася – вызови Шарабурко, передай: немцы обошли город и атакуют в конном строю с восточной стороны. У них «двойки», восемь машин… Михалыч, заводи – и сдавай понемногу назад: нужно успеть выбраться из капонира.

Старшина Григорий Михайлович Земин послушно дал малый газ, выводя танк из капонира. Как и в большинстве экипажей, мехвод был постарше, успел обзавестись семьей и в целом, не шибко лез на рожон. В душе он рассчитывал, что следующим приказом Чуфаров выведет танк с позиций и направит его в город – ну куда без пушки-то против германских панцеров?

Однако старший лейтенант все также глухо приказал:

– Михалыч, как только дам команду – давай полный газ и вперед! Обойдем немцев с левого фланга и зайдем с тыла. Если проскочим на скорости, то успеем врезать по кормовой броне «двоек» – а она у них слабая, всего сантиметр. С двухсот метров возьмем… Ты же, Василий, готовься быстро менять диски. Нам в этот раз потребуются все бронебойно-зажигательные патроны.

– Есть!

Молодой башнер ответил с удалой молодцеватостью в голосе; Чуфаров предлагал ему оставить машину и идти в резерв – нет, ни в какую. Филимонова угрызения совести мучили не меньше командира – да ведь и старшине было как-то не по себе… Однако сейчас Филимонов рад возможности проявить себя в драке – а Михалыч нет.

Но приказ есть приказ…

– Экипаж, к бою!

– Ну, твари германские…

Мехвод разжигал ненависть к немцам в собственном сердце, надеясь заглушить ею страх. На Германской погиб его дядя по отцовской линии и дед по матери – и именно в Германию продолжали гнать составы с зерном в начале тридцатых, когда в СССР уже наметился будущий голод… О чем Гриша по секрету рассказал надежный товарищ, работавший на железке. Тяжело давалась индустриализация в Советском союзе! Но разве можно было объяснить это молодому Земину, учившемуся на тракториста – и очень остро переживающему за семью в голодной деревне?

Нет, не объяснишь – и глухая ненависть к немцам становилась от того лишь сильнее…

Теперь она выплеснулась в стремительном и внезапном для врага рывке. Еще накануне Чуфаров принял смелое решение снять гусеницы, не задействуя поврежденное справа направляющее колесо. Гусеницы же развесили по всему корпусу, чуточку усилив защищенность машины… На голых катках с резиновыми бандажами танк идет заметно быстрее – чем и воспользовался мехвод, выжав максимум из четырехсотсильного движка! «Бэтэшка» Чуфарова вылетела вперед выпущенным из пращи камнем, стремительно сближаясь с линией «двоек»; появление советской машины немцы откровенно прозевали… Впрочем, ближний к танку старлея панцер уже начал доворачивать башню. Но Федор, приникший к панораме и уже поймавший германца в дергающееся на ходе перекрестье прицела, первым нажал на спуск.

– Жрите, твари!!!

Старлей не промахнулся – часть его трассеров уткнулась точно в лобовую броню немца; пули заплясали на ней яркими огоньками. Но конечно, патрон Б-32 калибра 7,62×54 не способен пробить 14,5 миллиметров крупповской стали… Однако же ударила очередь крепко, словно зубилом; возможно, какая из пуль смогла разбить оптику или залетела в смотровую щель – пуля ведь, как известно, дура… В любом случае, расходящийся пучок немецких трассеров стегнул с опозданием и резанул воздух уже за кормой. А «бэтэшка» Чуфарова, дав пару очередей в сторону всадников, проскочила мимо цепочки панцеров – и стремительно завернула к немцам в тыл. Никогда не гонявший мехвод на сей раз лихо завернул танк в крутом вираже, подняв за собой фонтан земли… И заодно сбил корпусом шарахнувшегося в сторону, но не успевшего увести коня от удара немца; удивительно мощный толчок сотряс машину одновременно с отчаянным вскриком, раздавшимся слева… А командир, досадливо дернув ушибленной при развороте щекой, отрывисто рявкнул:

– Михалыч, короткая!

Сцепив зубы от напряжения, Григорий судорожно оттормозил – а старлей резанул длинной точно по корме вражеского панцера. Их с «бэтэшкой» разделяло меньше ста метров – и очередь танкового «Дегтярева» вскрыла тонкий броневой лист, словно бумагу… И воспламенила бензин – отчего пламя вдруг с силой ударило вверх сквозь жалюзи над движком «двойки»!

Но следующая очередь – очередь бронебойных снарядов калибра двадцать миллиметров – ударила уже в «бэтэшку».

Земина спасла усиленная в лобовой проекции броня БТ-7 и полетевшие во все стороны гусеничные звенья, разбитые страшным ударом – но немного его погасившие. Однако башня с ее массивной танковой подушкой была развернута к врагу левым бортом; со ста метров немец насквозь прошил пятнадцать миллиметров советской брони… Раздался страшный шлепок о живое – и отчаянный, полный потустороннего ужаса вскрик; так кричат только смертельно раненые.

Сверху на танкошлем мехвода потекла парная кровь…

Михалыч, еще не пришедший в себя от ужаса после того, как ему прямо в лоб летел пучок смертельных трасов, так и не отважился спросить – остался ли кто живой, или нет. Мехвод про себя понял, что погибли оба его товарища… Хотя на деле подавшегося к пулемету Чуфарова закрыл казенник пушки. Старлея тоже ранило – но уже осколками смятого казенника; а вот короткую жизнь стоявшего слева башнера немцы все же забрали.

Земин судорожно сглотнул – он замер в нерешительности в остановившемся на месте танке ожидая, что немец его вот-вот добьет. Однако фрицы, зафиксировав попадание и убедившись в том, что странный «Микки Маус» больше не шевелится, уже покатили вперед, давить поляков… Потянулись вперед и австрийские кавалеристы, остановившие было атаку на этом участке – в 4-й «легкой» дивизии вермахта служат именно австрийцы бывшей «быстрой» дивизии.

Кто-то из них, впрочем, решил спешиться и осмотреть панцер большевиков на предмет трофеев…

Вот спешенные всадники и вывели мехвода из ступора. Григорий не рассчитывал, что его возьмут в плен после того, как экипаж положил несколько фрицев бронебойно-зажигательными пулями – и протаранил одного из конников. И ведь на сей раз животный ужас сам собой переродился в отчаянную ненависть к врагу; Михалыч уже похоронил себя вместе с товарищами, отчаянно жалея оставшихся без отца детей… Но в тоже время ему очень остро захотелось воздать немцам и за себя, и за экипаж.

– Врете гады, врете! Еще не вечер…

Опытный мехвод мгновенно запустил заглохший от удара движок, заставив шарахнуться в сторону любопытных фрицев – и рванул вдогонку подбившему его «бэтэшку» панцеру. Сколько там их разделяло – метров триста? Для разогнавшегося на катках БТ-7 не расстояние! Шарахнулись в сторону спешившиеся кавалеристы – но умело бросив машину в сторону, Григорий зацепил одного бортом, с удовлетворение доведя личный счет до двух гансов.

Расстояние до германской машины сократилось за считанные секунды…

– А-а-а-а! Получите, твари!!!

Немцы заметили опасность и принялись разворачивать башню в сторону вдруг ожившего «Микки Мауса» – но успели дать лишь короткую, неприцельную очередь. После чего разогнавшаяся до шестидесяти километров в час, четырнадцатитонная махина «быстрого танка» с оглушительным грохотом впечаталась в борт девятитонной «двойки» у самой кормы! Крупповскую броню вмяло, словно гигантским молотом, щедро плеснул бензин – а панцер швырнуло в сторону с такой силой, что он буквально перевернулся на бок и практически сразу задымил…

Мехвод не мог выжить при столь жестоком таране – да он и не пытался; а вот Чуфаров, успевший прийти в себя и осознать замысел Михалыча, только что и смог сжаться у задней стенки башни. При таране его безжалостно швырнуло вперед – но, закрыв голову предплечьями, словно боксерским блоком, старший лейтенант избежал летальных травм. Руки его были сломаны – но все же он уцелел, лишь потеряв сознание.

Глава 20

Старшине Фролову едва удавалось справиться с Орликом – незамысловатое прозвище конь получил от породы орловских рысаков, представителем которой он и является. Но обычно послушный Сергею конь теперь испуганно ржал, всхрапывал и рвался под седлом – так и норовя броситься в сторону от горящих вокруг зданий… Лошадью всегда тяжело управлять при пожарах, не говоря уже о бомбежке – а такой бомбежки, что случилась сегодня днем, никто из красноармейцев 5-й кавалерийской и не знал. Включая и «ветеранов» Фотченкова, сражавшихся на Кортумовой горе… Взрывы, огонь (и даже шум авиационных моторов над головой!) пугают самых смелых животных – рвущихся в стороны и не слушающихся всадников.

Наверное, всем было бы куда проще и легче, если бы Шарабурко использовал своих кавалеристов в качестве «драгун» – этакой конной пехоты, спешив бойцов перед боем. То есть так, как это делал ранее выбывший по ранению Фотченков… Однако сам Яков Сергеевич является страстным, убежденным до фанатизма конником; он приказал бойцам действовать исключительно в конном строю – и ведь в этом были свои резоны. В конце концов, именно конница издревле является наиболее мобильным и крайне подвижным родом войск! И использовать ее в качестве резерва быстрого реагирования, этакой «пожарной командой» на критически уязвимых участках обороны казалось логичным и правильным…

Кто же мог знать, что фрицы бросят в бой целую армаду самолетов в более, чем сотню машин? Кто же мог знать, что немцы обрушат зажигательные бомбы в центр города, на головы гражданским⁈

Какие потери понесли всадники Шарабурко от падающих на голову «полусоток» и зажигательных бомб, от частых пулеметных очередей атакующих сверху истребителей – то одному Богу известно. Сам комбриг, не меньше своих подчиненных оглушенный взрывами, ошарашенный натиском с воздуха и обескураженный потерями, принял решение прорываться из гибнущего в дыму города, из кольца ширящейся огненной ловушки… Прорваться хотя бы в пригороды! А уже там собрать всех уцелевших, перегруппировать и… Действовать по обстоятельствам.

Все равно ведь во время бомбежки оборвалась связь с поляками и танкистами северного и северо-западного оборонительного рубежей…

Правда, с той стороны вскоре послышались редкие пушечные выстрелы – и отдаленные пока отгласы набирающей силу перестрелки. Но одновременно с тем пришло и столь страшное в настоящих обстоятельствах сообщение: немцы атакуют по шоссе с востока, немцы замыкают кольцо окружения… Кого-то иного подобные новости окончательно сломили бы – но Яков Сергеевич словно даже приободрился: ведь в окружении приданные ему части не отступают, а наступают! Причем наступают в любом направлении, ведя встречный бой с врагом – таким образом, можно избежать всяких обвинений в трусости и оставлении позиций… И вот теперь собравшиеся под рукой комбрига всадники, танкисты и артиллеристы двинулись на прорыв – навстречу врагу.

Двинулись сквозь охваченный пожарами и затянутый дымом город, стараясь не обращать внимания на крики гражданских и отчаянную мольбу матерей, их призывы о помощи:

– Уходите следом за нами! Уходите, как только мы пройдем!

Сергей кричал еще что-то обезумевшим от страха женщинам и мужчинам, старикам и детям; кто-то слышал красноармейцев и согласно кивал головой, спешно собирая самые необходимые в дороге вещи. А кто-то отчаянно проклинал большевиков, принесших городу одни лишь несчастья… Тот факт, что город бомбили именно немцы, мало кто воспринимал на трезвую голову – пока немецкие самолеты висели в воздухе, все попрятались в убежищах и подвалах, или дальних углах своих жилищ. Но теперь люди видели бегущих (как им казалось) красноармейцев, спасающих свои жизни – и посылали на их головы бессильные проклятия…

Как зачастую и бывает во встречном бою, немецкие и советские кавалеристы столкнулись неожиданно. Вот только что завернуло за угол неполное отделение Фролова – взводом его уже никак не назовешь… А спустя всего минуту на противоположном конце уцелевшего и свободного от завалов квартала показались фрицы.

– Шашки к бою!

– Alarm!

Сергей не стал терять время, как при столкновении с германскими саперами. Как же давно это было… Позавчера? Нет, три дня войны назад… Понимая, что красноармейцам нужно как можно скорее прорываться из города, не позволяя связывать себя продолжительным боем (за время которого, образно говоря, удавка на шее 5-й кавалерийской лишь затянется) Фролов решился действовать в духе своего комбрига – убежденного до фанатизма кавалериста.

Пришпоренный Орлик рванул вперед дурным лосем во время гона; конь жаждал этого рывка, жаждал одурманивающего ощущения свободы во время пусть даже короткого забега! Для животного это также форма выхода накопившегося в крови адреналина – как, впрочем, и для всадника… Орловский рысак вынес старшину вперед; остальные бойцы отделения хоть и поотстали, но также рванули вслед за командиром, воздев шашки к небу!

Фрицы растерялись от столь неожиданного для них напора советских кавалеристов. Их было столь же немного – отделение разведки, направленное в город прощупать ближние подступы к позициям, занятым австрийцами… При виде большевиков несколько зольдат соскочили с коней, перехватив карабины. Остальные потянулись к винтовкам оставшись в седлах – совершенно позабыв о притороченных к ним клинкам… Ближний к Фролову немец уверенно вскинул винтовку к плечу; он ловко, сноровисто передернул затвор – и прицелился точно в грудь старшины.

Враг бы не промахнулся – но и «Ворошиловского всадника» верхом так просто не возьмешь! Угадав, да скорее даже почуяв мгновение, когда немец утопит спусковой крючок, Сергей стремительно свесился вправо – удерживаясь в седле напряжением тренированных ног, да перехватив левой рукой переднюю луку седла…

– Feuer!

Простейшее упражнение джигитовки спасло жизнь Фролова. Со стороны австрийцев грянул один и второй выстрел – а следом, практически сразу, третий… Рывком бросив тело обратно в седло, старшина одновременно с тем ударил шашкой – ударил снизу вверх, используя инерцию собственного корпуса, подавшегося вперед. Но при этом целил он не в коня, а в правый бок германского кавалериста – отчего развернул клинок режущей кромкой параллельно противнику, а не навстречу ему… Шашка без особого труда вспорола кожу под ребрами немца – удар вышел не рубящим, а режущим, скользящим. Но, едва почуяв кистью сопротивление плоти, старшина резко рванул клинок к себе – «протягом» вспарывая бок австрийца!

– А-а-а-а…

Один шаг не сбавившего ход Орлика, другой, третий – и вот уже Сергей поравнялся со следующим противником. Тот успел перезарядить карабин после первого выстрела – но ему не хватило сноровки вовремя поймать на мушку свирепого азиата. А может, и мужества… Сергей приподнялся в стременах, в то время как шашка описала короткий полукруг над его головой – и со свистом рухнула на железную каску зольдата! Страшный рубящий удар от уха, в коий старшина умело бросил вес тела, прорубил каску и добрался до австрийского черепа; немец беззвучно вывалился из седла…

Фролов инстинктивно припал к холке коня; обостренное чувство опасности вновь выручило его – грохнул близкий выстрел, но пуля пролета всего на вершок выше над головой старшины. Выпрямившись же, Сергей бросил коня вперед, на следующего врага – и тот выпустил карабин из пальцев, схватившись за рукоять старой доброй «блюхеровки»!

Вернее, конечный вариант ее развития, принятый на вооружение еще в 70-е годы девятнадцатого столетия…

Но «фехтования» не случилось – хотя старшина и знал простейшие защитные блоки шашкой, но предпочел решить дело одним верным и быстрым ударом. Он поравнялся с врагом прежде, чем тот извлек саблю из ножен – притороченных справа, позади стремени. Стоит отметить, что подобное их расположение весьма неудобно в скоротечном бою… Более того, не шибко опытный с клинком, и вряд ли хорошо обученный фехтованию немец даже не догадался пригнуться – и спрятать голову!

Старшина же, заведя руку с шашкой за левое плечо, махнул ей коротко и резко – стремительным горизонтальным ударом… Не иначе как в предках у Сергея действительно были казаки – потому как коня, собственный клинок и его удары он нутром чуял! Но старшина и сам не ожидал, что целиком отсеченная голова австрийца рухнет под копыта коней… А тело его удержится в седле еще секунду – прежде, чем завалится на лошадиную холку.

Короткая, яростная схватка с немецкими кавалеристами заняла у старшины несколько считанных секунд. Он и сам не ожидал, что так легко расправится с австрийцами – хотя, впрочем, легко ли? Фролов дважды успел почувствовать то мгновение, когда нужно угнуться, спрятаться от пули – и успел нырнуть вниз прежде, чем тяжелый удар свинца отнял бы собственную жизнь… В горячке столкновения, ошарашенный бомбежкой старшина совершенно забыл про «наган» лейтенанта, все так же покоящийся в кобуре на поясе – сработала давняя привычка хвататься за клинок. Впрочем, еще неизвестно, чем бы кончился бой – если бы Сергей вступил в перестрелку с револьвером против карабинов, дав фрицам время очухаться.

Все же бросив шашку в ножны, старшина достал «наган» – но так и не решился открыть огонь. Если сам он расправился с верховыми, то на спешившихся разведчиков налетели красноармейцы, уцелевшие в отчаянной атаке. Двух бойцов грохнувшие в упор выстрелы свалили наповал, еще одного пуля крепко подковала, угодив в локоть… Но оставшиеся всадники принялись беспощадно рубить дрогнувших немцев! И в мешанине жестокой рубки Сергей просто не мог прицелиться…

Впрочем, когда пара фрицев бросилась к лошадям, надеясь уйти от большевиков конными, Фролов потратил три патрона – наглухо уложив одного австрийца, и тяжело ранив второго.

Эта лихая кавалерийская атака показалась Сергею отражением первой схватки с саперами – разве что тогда красноармейцы атаковали «пешими по конному». И так же, как и в прошлый раз, короткая стычка передового разъезда красноармейцев и германской разведки стала лишь преддверием действительно большого боя…

Поляков выбили с позиций лихой кавалерийской атакой – подавленные бомбежкой и видом наступающих танков, запасники оказали врагу лишь минимальное сопротивление. Австрийцы же с охоткой заняли опустевшие окопы; они не спешили соваться в затянутый дымом и охваченный пожарами город. Во Львов двинулись лишь три разведгруппы – а те, столкнувшись с кавалеристами Шарабурко, не успели уйти…

Причем, если два отделения схватились с красноармейцами, то третье выскочило в лоб на следующие в колонне огнеметные танки ХТ-26. Экипаж головной машины не растерялся – и струя дымного пламени с ревом вылетела из ствола-брандспойта, сходу накрыв всадников… На мостовой остались горящие тела погибших людей и животных – а уцелевших зольдат догнали длинные очереди спаренного пулемета.

По делам вашим да будет вам…

Нет, немецкая разведка не смогла выявить приближающихся к восточной окраине Львова красных кавалеристов – и наоборот, Шарабурко получил от пленных необходимую информацию о противнике. А прикинув в уме все расклады, далеко не глупый комбриг решился на дерзкую и крайне опасную атаку – имеющую все же шансы на успех.

…Появление конных двуколок с прикрепленными сзади «полковушками» стало для немцев полной неожиданностью. Но и сами артиллеристы безумно рисковали, рванув вперед на полном ходу; вылетев же на открытый участок, они принялись спешно разворачивать свои короткоствольные пушки.

У них была слишком маленькая, чересчур короткая фора по времени – и первые же очереди опомнившихся танкистов нащупали батарейцев. Замертво свалился один боец, другой… А третий отчаянно взвыл от острой боли – оглушительно лязгнул метал пробитого щитка, полетели в стороны осколки панорамы. Один из них угодил в глаз наводчика…

Наконец, пара бронебойных 20-миллиметровых снарядов ударили точно в артиллерийских передок. Заискрился, зашипел порох в разбитых гильзах – а затем оглушительно рванули головки артиллерийских гранат, поранив и раскидав сильным взрывом покалеченный расчет…

Шарабурко сделал ставку на то, что фрицевские танки растянуты вдоль занятых австрийцами окопов – и сосредоточил уцелевшие орудия на одном участке. Участке будущего прорыва – и последующего флангового охвата вражеских позиций… Для большей скорости расчеты следовали на окраину параллельными улицами; два из них немцы накрыли довольно точными очередями – а добил бойцов оглушительный взрыв снарядов.

Но еще три орудия артиллеристы успели изготовить к бою – спешно разведя станины и зарядив пушки фугасами!

Это было верное решение уцелевшего командира батареи. За семьсот с лишним метров, после бомбежки и бешеной гонки под огнем, бойцы вряд ли смогли бы точно вложить бронебойные болванки. Что и доказали первые выстрелы – пристрелочные фугасы легли чуть в стороне слева; но уже второй залп батареи накрыл ближний к артиллеристам танк.

Ценой успешного попадания стали жизни снарядного и подносчика боеприпасов одного из расчетов. Также был тяжело ранен замковый – тонкий щиток «полковушки» не смог остановить бронебойную болванку, смявшую казенник пушки. Собственно, бойца уделали осколки собственного орудия…

Но три осколочные снаряда сделали свое дело – близкие разрывы увесистых трехдюймовых гранат вмяли катки и сорвали с танка гусеницы, оглушили экипаж; один крупный осколок залетел в смотровую щель, тяжело ранив командира, другой проломил тонкую кормовую броню. Оставшиеся в живых танкисты принялись спешно покидать подбитую и понемногу задымившую машину, с трудом вытащив офицера.

Советские артиллеристы с легкостью добили бы их – поставив перед собой такую цель. Но им требовалось как можно скорее уничтожить хотя бы еще один танк на участке прорыва! А ведь экипаж панцера также вел ответный огонь – и уже нащупал уполовиненный расчет неисправного орудия…

Это была ошибка германцев. «Полковушка» со смятым казенником итак не могла вести огонь по врагу – и, добивая ее, танкисты лишь потеряли время. Пристрелочные фугасы большевиков легли довольно близко – панцер сильно тряхнуло, а один осколок звонко лязгнул по кормовой броне:

– Герр лейтенант, это орудие уже неисправно! Бейте по другим!

– Заткнись, Курт…

Сцепивший зубы командир танка и сам уже понял свой просчет, поспешив дать еще одну очередь. Он взял на прицел среднее орудие батареи – и тяжелые удары его снарядов крепко тряхнули короткоствольную пушку! Наверняка ранив или даже убив кого-то из большевиков… «Полковушка» действительно замолчала – а советский комбатр что есть мочи заорал:

– Бронебойный давай! Наводчик, в сторону!

Немолодой уже капитан успел повоевать на фронтах Первой Мировой и Гражданской. Выходец из мещан, не имеющий дворянских корней, он закончил Михайловское артиллерийское училище и наловчился драться на фронте, метко поражая цели шрапнелью и осколочными гранатами. В Гражданскую же опытный артиллерист был мобилизован «красными» – и по молодости лет проникся доступными, простыми и понятными лозунгами. Землю крестьянам, заводы рабочим; все люди равны и имеют равные права…

Но капитану «не повезло» окончить кадровое военное училище – в РККА кадровым офицерам царской армии предпочитали «офицеров военного времени», в большинстве своем поддержавших революцию. Его не сильно двигали по службе – а в 37-м и вовсе посадили за «контрреволюционную деятельность»… Впрочем, с приходом нового наркома капитана успели освободить – и даже восстановить в армии.

Сейчас же немолодой комбатр приник к панораме – и, довернув маховик горизонтальной наводки на пару делений, поспешно нажал на спуск… Опережая звук выстрела, бронебойная болванка стремительно рассекла воздух, разогнавшись до малинового свечения. Она ударила в лобовую часть корпуса «двойки» – и словно бумагу порвала броневой лист, пробив также и тонкую перегородку моторного отделения.

В следующее мгновение панцер поглотила ослепительная вспышка ярко полыхнувшего бензина…

Отважный капитан приказал развернуть орудие – он намеревался продолжить схватку с немецкими панцерами, чьи очереди уже потянулись в сторону уцелевшей пушки. Но из вынесенного на окраину наблюдательного пункта уже взвилась красная ракета – и Шарабурко взмахнул шашкой, отрывисто закричав:

– В атаку, братцы! В атаку! Ура!

Кавалеристы ответили лихому комбригу громогласным и дружным:

– Ура-а-а-а!!!

…– Пан генерал, вам необходимо эвакуироваться. После бомбежки немцы без труда прорвали наши позиции даже на самом крепком, северном участке обороны. «Кортумова гора» занята егерями – а стрелки уже вошли в город под прикрытием уцелевших танков! Более того, немцы предприняли попытку флангового охвата Львова – и заняли окопы на восточной окраине… Правда, контрудар ваших кавалеристов отбросил их – и враг отступил, потеряв несколько танков. Но сколько советских солдат погибло от огня автоматических пушек⁈ Пока по шоссе уходят беженцы – а казаки Шарабурко, спешившись, заняли оборону в траншеях. Однако вряд ли они смогут долго удерживать этот коридор – как только немцы перегруппируются, они перережут нам все пути отхода.

Слова польского переводчика доходят до меня с трудом, их смысл попутно теряется – впрочем, что все плохо, я понял еще в бомбоубежище, трясущемся от многочисленных взрывов… В какой-то момент его начало затягивать дымом – загорелась больница над нами; хорошо все же, что защитные сооружения обеспечивают запасным выходом.

И что поляки поддерживали гермодвери больничного бомбоубежища в надлежащем состоянии – те пусть и с трудом, но все же открылись…

– Бронепоезд цел?

– Нет, пан генерал. «Смелый» уничтожен с воздуха… Нам необходимо срочно уходить!

Я обернулся в сторону кашляющих раненых, наглотавшихся дыма и сложенных прямо на земле – после чего невольно кашлянул сам, едва удержавшись на ногах:

– Пути в сторону советской границы целы? По ним можно пройти?

Смутившийся поляк нехотя ответил:

– Это необходимо уточнять…

– Так уточняйте! Ищите пустые вагоны, свободный локомотив – все, что можно использовать для эвакуации раненых и медперсонала госпиталя! И организуйте к поезду любой транспорт, хоть гужевые повозки, хоть машины – но загрузите людей! Пусть и в несколько ходок, но их нужно вывезти отсюда…

Переводчик в чине майора лишь отрицательно мотнул головой:

– В этом нет никакого смысла. Поезд наверняка попадет под бомбовый удар – и немцы, скорее всего, прорвутся к нам раньше, чем мы успеем эвакуироваться… Нам нет никакой нужды рисковать ранеными – а вот вам все же необходимо отправиться вместе с нами. Генерал Сикорский прислал уцелевший автомобиль…

– Вот его и используем для транспортировки раненых – в том числе! Майор, вы не понимаете простую вещь – немцы не пощадят ни раненых, ни медперсонал. Так что организуйте уже, наконец, транспорт – и прикажите своим солдатам задержать фрицев! На городских улицах танки проще зажечь бутылками с горючкой! Проще сбросить вниз гранаты на голову врага – и проще вести огонь по пехоте! И поверьте мне – генерал Сикорский не жаждет прослыть трусом, бросившим своих раненых нацистам на расправу… А за оставленного врагу комбрига союзной армии можно запросто потерять свой высокий пост!