Текст книги "Конец лета (др. перевод)"
Автор книги: Даниэла Стил
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Глава 7
Марк Эдуард Дьюрас шагал по улице Венето в Риме, заглядываясь на витрины магазинов, бросая временами восторженный взгляд на хорошенькую девушку, спешащую мимо. В этот удивительно солнечный день на женщинах были майки с узкими плечиками, белые юбки обтягивали стройные ноги, а открытые сандалии не скрывали ярко накрашенных ногтей. Он улыбался своим мыслям, шагая с портфелем под мышкой. Он не видел особого смысла в своем кратком пребывании в Италии, но, в конце концов, почему бы и нет. Ведь он обещал… Обещал. Подчас он удивлялся, как можно было так легко обещать. Но сделанного не вернуть.
На нем был безукоризненно сшитый серый костюм, подчеркивавший аристократическую элегантность его фигуры. Он остановился на мгновение, наблюдая за бешеной скоростью римского транспорта, проносящегося подобно пулеметной очереди мимо него, создавая сумятицу на всех направлениях и заставляя пешеходов спасаться бегством. Он улыбнулся, видя, как немолодая женщина размахивала зонтиком не самым пристойным образом. Ессо, signora [18]18
Итак, синьора (итал.).
[Закрыть]. Он слегка поклонился ей, находясь на противоположной стороне улицы, и она ответила ему тем же самым. Он рассмеялся, взглянул на часы и быстро направился к столику в кафе. Найдя укрытие от солнца под ярко-полосатым зонтиком навеса, он продолжал восторгаться энергией и буйством, составлявшими всю суть Рима. Roma [19]19
Рим (итал.).
[Закрыть]был волшебным городом. Возможно, что обещание стоило того, в конце концов. На миг, всего лишь на миг он вспомнил неудавшийся разговор с Диной. Его успокаивало то, что она говорила. Были моменты, когда он не знал, как вести себя с ней, как достучаться до нее; не мог вынести щемящего взгляда боли в ее глазах или слышать тоску одиночества в ее голосе. Он знал обо всем, но переносить это было выше его сил. Он мог еще вынести это среди обычной рутины дел в Сан-Франциско, но не тогда, когда он был в гуще своих сложных дел за границей, или у себя дома во Франции, или… здесь, в Риме. Он медленно покачал головой, как бы стремясь отмахнуться от воспоминаний, навеянных ее голосом, и стал мечтательно разглядывать уличные лица. Сейчас он не мог думать о Дине. Просто не мог. Нет. Только не сейчас. Мыслями он был далеко-далеко от нее, пытливо вглядываясь в толпу людей, снующих перед ним: и хорошенькая блондинка, и высокая брюнетка, и двое типичных темноволосых римлян в светлых полотняных костюмах, и высокая флорентийка, словно сошедшая с картины периода Возрождения. И наконец, он увидел ее. Она шла веселой походкой, непохожей ни на какую другую, ее длинные ноги, казалось, выписывали танец, при котором ее яркая юбка черепашьих тонов нежно ласкала бедра. На ней была шелковая блузка светлых розовато-лиловых оттенков, изящные сандалии и громадная соломенная шляпа, почти скрывавшая глаза. Почти, но не совсем. Эти глаза нельзя было скрыть, они были точно огоньки цвета сапфира, окраска которых менялась в зависимости от настроения. Этот спектр вбирал в себя одновременно все тона огненно-красного пламени и темно-синей бездны моря. Роскошная копна волос каштанового цвета хлестала по плечам.
– Alors, chéri [20]20
Итак, дорогой (фр.).
[Закрыть]. – Она остановилась в нескольких сантиметрах от него, и на ее чувственных губах появилась улыбка, предназначенная для него одного. – Извини, что опоздала. Я остановилась по дороге, чтобы еще раз взглянуть на эти дурацкие браслеты.
Он встал, приветствуя ее, и сразу же его холодная невозмутимость вмиг исчезла. На его лице появилось выражение юноши, который был безумно влюблен. Ее звали Шантал Мартин, и она работала манекенщицей у Диора. По правде говоря, она была их лучшей манекенщицей уже в течение шести с половиной лет.
– Ты купила браслеты? – Нежным взглядом он обвел ее шею, и когда она покачала головой, каштановые волосы выбились из-под шляпы, которую он купил ей только что этим утром. Шляпка была восхитительной, хотя и несколько фривольной. Такова была и ее хозяйка. – Ну так что?
Смеющимися глазами она посмотрела на него, покачав головой снова.
– Нет, и снова я их не купила. – Неожиданно она извлекла маленький пакет, бросив ему на колени. – Вместо этого я купила тебе подарок. – Она откинулась на стуле, наблюдая, как он вскрывает его.
– Tu me gâtes, petite sotte [21]21
Ты меня балуешь, моя глупая малышка (фр.).
[Закрыть].
– A разве ты меня не балуешь? – Не дожидаясь ответа, она подозвала официанта: – Senta!.. Cameriere [22]22
Эй! Официант (итал.).
[Закрыть]! – Тот мгновенно и очень услужливо принял заказ на рюмку «Кампари» и содовую воду. – А что ты будешь? – обратилась Шантал к Марку.
– Ты предлагаешь мне тоже выпить? – Она не разрешала ему брать инициативу на себя. Шантал любила делать все по-своему.
– Перестань же. Что ты будешь?
– «Скотч». – Она тут же заказала так, как он хотел. А он внимательно и долго смотрел на нее, пока они сидели под зонтом. Постепенно кафе стало заполняться людьми в красочных нарядах в преддверии ленча.
– Ты всегда будешь вести себя так независимо, любовь моя?
– Всегда. А теперь открой свой подарок.
– Ты невозможна.
Но это было как раз то, что так очаровывало его в ней. Она была невозможной. И он это любил. Подобно необъезженной лошади, свободно резвящейся на равнинах Камарга. Они были там однажды вместе, на земле французских ковбоев и красивых, диких, белых лошадей. После этого он думал о ней, только прибегая к иллюзиям. Неприрученная, всего в нескольких шагах от него, более или менее принадлежащая ему. Более или менее. Ему хотелось думать, что скорее более, чем менее. И все это уже длилось в течение пяти лет.
Ей сейчас двадцать девять. Когда они встретились, ей было двадцать четыре. Это было в первое лето, когда Дина отказалась поехать с ним во Францию. Для него было необычным проводить лето без нее; неловко было объяснять своей родне, что она не очень хорошо себя чувствовала, чтобы отправляться с ним в поездку в том году. Никто в это не поверил, но об этом говорилось только за его спиной и объяснялось тем, что либо она разводится с Марком Эдуардом, либо у нее нашелся любовник в Штатах. Они никогда не приняли бы настоящей правды – того, что она хотела быть дома, быть одной, рисовать, того, что ей претила мысль делить с ними Марка, что ей ненавистна манера его поведения, когда он был у них, ненавистно и то, какой становилась Пилар не без их влияния. Марк Эдуард был настолько шокирован ее отказом поехать с ним, что не мог не задуматься, что это могло означать теперь, когда она навсегда отказалась от мысли проводить лето каждый год с его родней во Франции. Он решил послать ей что-либо красивое вместе с письмом, где просил изменить свое решение. Он отправился в выставочный зал Диора, вспомнив свою встречу с восемнадцатилетней мечтательной красавицей, когда она давным-давно сидела у него в офисе.
Он просидел до конца демонстрации всей коллекции одежды, делая записи, разглядывая манекенщиц, внимательно изучая модели платьев, пытаясь решить, какие наиболее соответствовали ее стилю, но его внимание постоянно отвлекалось от одежды, переключаясь на манекенщиц, в особенности на одну из самых эффектных. Она была ослепительна, ее движения завораживали его. Все, что от нее требовалось, она делала гениально: кружилась, поворачивалась, притягивала – ему казалось, его одного, – и он сидел в кресле почти бездыханный. В конце сеанса он попросил провести его к ней, всего лишь на миг испытывая смущение, не больше. Когда она вышла навстречу ему в невероятно узком шерстяном платье черного цвета, с забранными вверх волосами светло-каштанового цвета на очаровательной головке, с невероятно голубыми глазами, колюче-жгучими и нежными, он захотел схватить ее в объятия до полного изнеможения. Будучи человеком рассудка, умеющим быть сильным и сдержанным, он никогда ранее не был во власти подобных ощущений. Это одновременно пугало и завораживало его, и Шантал, похоже, знала, какую власть она имела над ним. Она пользовалась этой властью мило, но вполне решительно.
Вместо того чтобы купить платье для Дины, Марк пригласил Шантал в ресторан и стал угощать ее, заказывая рюмки спиртного одну за другой. Не успели они допить бутылку шампанского в баре отеля Георга V, как, к своему собственному изумлению, он попросил ее разрешения снять для них комнату. В ответ на это она слегка хихикнула и дотронулась до его лица своей изящной длинной рукой.
– Ah, non, mon amour, pas encore [23]23
Ах, нет, моя любовь, пока еще нет ( фр.).
[Закрыть].
A когда же? Он хотел закричать на нее, но не смог. Вместо этого начал ухаживать за ней, уговаривать, задарил подарками, пока наконец она не покорилась с наигранной скромностью и так застенчиво, что все его тело, душа и разум чуть не сгорели в пламени ее прикосновений. Они провели выходные дни в квартире, предоставленной ему другом, которая располагалась в фешенебельном районе на авеню Фош. В ней была спальня, навевавшая романтические грезы, и балкон с видом на тихую рощицу.
Он запомнил на всю жизнь каждый звук, запах и мгновение тех выходных дней. Уже тогда он понял, что ему всегда будет не хватать мадемуазель Шантал Мартин. Она проникла во все его поры, и он уже никогда не сможет почувствовать себя так раскованно ни с кем, кроме нее. Она опустошила и обворожила его, никогда ранее он не терял голову от желаний, обуревавших его. Эта неуловимая, утонченная, фантастическая Шантал. Так продолжалось все пять лет. В Париже, в Афинах и в Риме. Каждый раз, приезжая в Европу, он брал ее с собой и, естественно, представлял в отелях, ресторанах и магазинах как «мадам Дьюрас». С годами они привыкли к этому. Это стало частью его и ее жизни теперь. Об этой стороне его жизни Джим Салливан, его компаньон, знал очень хорошо, чего, слава Богу, нельзя было сказать о его жене. Дина никогда не узнает. Не было оснований сообщать ей об этом. Он убедил себя в том, что это ни в чем ее не ущемило. У нее остался Сан-Франциско и свой маленький мирок. А у него была Шантал и более широкий мир. У него было все, чего он хотел. Пока у него была Шантал. Он молил Бога, чтобы это продолжалось без конца. Но этого Шантал ему никогда не обещала.
– Итак, мой дорогой, вскрой же наконец подарок!
Ее глаза дразняще смотрели на него, и его сердце учащенно забилось. Он открыл пакет. Это были часы для ныряльщиков, которые ему так понравились в то утро, когда он сказал, что забавно было бы приобрести их для поездок на пляж и на Антиб.
– Мой Бог, ты просто сумасшедшая, Шантал!
Часы были дьявольски дороги, но она отмела все его возражения самым естественным образом. Теперь, когда она уже не работала у Диора, она могла себе это позволить. Три года назад она уволилась со своей основной работы и открыла агентство по предоставлению услуг манекенщиц. Она ни за что не согласилась бы жить в квартире, снятой им для нее в Париже, с тем чтобы заниматься там исключительно уходом за собой и ждать его визитов. Она предпочитала не зависеть ни от кого, и менее всего от него. Это его и возмущало, и пугало одновременно. Она в нем не нуждалась, хотя и любила – в этом-то он, по крайней мере, был убежден. Что бы она ни делала в его отсутствие, когда он был в Штатах, она любила его. В этом он был уверен, что подкреплялось и чарующими часами, которые они проводили вместе.
– Тебе они нравятся? – Потягивая «Кампари», она бросала лукавые взгляды на него.
– Я обожаю их. – Он понизил голос. – Но я люблю тебя больше.
– Неужели, милорд? – Она приподняла одну бровь, и он ощутил мгновенное влечение плоти.
– Тебе нужны доказательства?
– Возможно. А что ты предлагаешь? – Она бросила на него жадный взгляд из-под шляпы.
– Я намеревался предложить позавтракать где-нибудь за городом, но, возможно… – Их улыбающиеся глаза встретились.
– Отправимся в номер, дорогой?
– Неплохая мысль. – Он подозвал cameriere [24]24
Официанта (итал.).
[Закрыть]и рассчитался.
Она привстала с томным видом и, как бы дразня, прикоснулась к нему на какое-то мгновение, а затем танцующей походкой стала пробираться сквозь заполненное людьми пространство к выходу, время от времени поглядывая на него через плечо. Желание попасть поскорей в свой номер переполняло его. Ему хотелось побыстрее вернуться в отель, и он торопил ее, держа за руку, но она шла размеренно, своим шагом, зная, что Марк Эдуард Дьюрас будет делать все так, как ей того захочется. Он наблюдал за ней с улыбкой. Скоро он будет делать с ней все, что захочет. В объятиях, в постели.
В комнате он начал судорожно расстегивать на ней блузку, но она игриво отмахнулась, заставив его подождать, пока она сама не захочет приоткрыть то, чего он так жаждал. Одной рукой она нежно заигрывала с ним, покусывала за шею, пока наконец он не нашел пуговицу, на которой держалась юбка, скрывавшая слой прозрачных кружев розового цвета. Теперь он почти набросился на блузку. Через мгновение она стояла обнаженной перед ним, и он тихо застонал. Она раздела его, быстро и умело, и оба упали на кровать. С каждым разом их любовный пыл был все горячей. Он утолял свою жажду, оставаясь голодным, мечтая о том, что скоро они соединятся вновь.
Опершись на локоть, со спутанными, но по-прежнему прекрасными волосами, она повернулась на кровати, наблюдая за ним с улыбкой. Потом хрипло прошептала ему на ухо, проводя пальцами по груди и низу живота:
– Я люблю тебя, ты знаешь.
Он посмотрел на нее внимательно, ища ее взгляд.
– Я люблю тебя тоже, Шантал. Слишком люблю. И это так.
Для мужчины типа Марка Эдуарда Дьюраса это было любопытным признанием. Никто из тех, кто знал его, не поверил бы в это. И менее всего Дина.
Шантал улыбнулась и откинулась назад, на мгновение закрыв глаза, в которых отразилась озабоченность.
– С тобой все в порядке?
– Конечно.
– Ты все же говоришь неправду. Я знаю это. Скажи мне серьезно, с тобой все в порядке, Шантал?
На лице у нее появилась на мгновение тревога. Она улыбнулась.
– Я чувствую себя прекрасно.
– Ты приняла нужную дозу инсулина сегодня? – Позабыв мгновенно о своих страстных вожделениях, он был похож на внимательного и заботливого отца.
– Да, я приняла его. Перестань волноваться. Хочешь испытать свои новые часы в ванной?
– Сейчас?
– Почему бы и нет? – Она радостно улыбнулась ему, и на мгновение он испытал чувство умиротворения. – Или у тебя еще что-то на уме?
– У меня всегда что-то на уме. Но ты устала.
– Для тебя я никогда не устаю, mon amour [25]25
Моя любовь (фр.).
[Закрыть].
И он никогда не уставал для нее. Разница в годах исчезала, когда они были в постели. Было уже три часа пополудни, а они все еще не поднимались.
– Ну что ж, мы провели почти половину дня. – Она шаловливо посмотрела на него, и он улыбнулся в ответ.
– У тебя есть другие планы?
– Никаких.
– Хочешь пройтись по магазинам? – Он любил выполнять ее прихоти, потакать ей, быть с ней, восхищаться, впитывать ее. Ее духи, ее движения, каждый ее вздох волновали его. И она знала это.
– Возможно, я бы снова прошлась по магазинам.
– Хорошо.
Он приехал в Рим из-за нее. Этим летом он собирался поработать в Афинах, но там ей было бы скучно. Он знал, как она любила Рим. И чтобы угодить ей, он всегда привозил ее сюда. Правда, на выходные он собирался покинуть ее ненадолго.
– Что-нибудь случилось? – Она внимательно следила за ним.
– Ничего. А в чем дело?
– Ты выглядел таким озабоченным на какое-то мгновение.
– Дело не в этом. – Но лучше было покончить с этим сразу. – Я просто несчастлив. Мне нужно покинуть тебя на пару дней.
– В самом деле? – В ее глазах застыл холод, как в морозную зиму.
– Мне нужно повидать на Антибе мою мать и Пилар перед тем, как мы уедем в Грецию.
Она присела на кровати и сердито посмотрела на него.
– А что ты собираешься сделать со мной?
– Не говори так, дорогая! Я ничего не могу сделать. Ты знаешь это.
– Ты считаешь, что Пилар еще так молода, что не вынесет всю правду обо мне? Или ты полагаешь, что я не стою того, чтобы меня наконец представили? Но я не маленькая манекенщица у Диора, ты ведь знаешь. Я возглавляю самое большое агентство по предоставлению услуг манекенщиц. – Но она также знала, что в этом мире это не имело никакого значения.
– Не в этом дело. И я действительно думаю, что она пока еще мала. – Во всем, что было связано с Пилар, он был невероятно настойчив и упрям, и это сильно возмущало Шантал.
– А твоя мать?
– Это невозможно.
– Мне все понятно. – Она выпростала свои длинные ноги с края кровати и зашагала по комнате, закуривая на ходу сигарету и обратив на него свой рассерженный взгляд только у окна на противоположной стороне комнаты. – Мне уже наскучило торчать в забытых Богом местах, пока ты общаешься со своей семьей, Марк Эдуард.
– Я бы не назвал Сен-Тропез «Богом забытым местом».
Лицо его не скрывало раздражения, а в голосе не осталось ни малейшего намека на бурные часы страсти, еще недавно одолевавшей его.
– Где же я буду ожидать тебя на сей раз?
– Я подумал насчет Сан-Ремо.
– Очень удобно. Но я туда не поеду.
– Ты бы предпочла остаться здесь?
– Нет.
– Неужели начинается все сначала, Шантал? Это становится надоедливым. Более того, я просто не понимаю. И почему возникла между нами такая щекотливая тема, когда в течение пяти лет ты проводила время на Ривьере и находила это вполне приемлемым?
– Хочешь знать, почему? – Глаза ее внезапно засверкали. – Потому что мне почти тридцать лет, а я все играю с тобой в те же игры, которые мы вели пять лет назад. И я несколько устала от них. Мы благопристойно величаем себя «месье и мадам Дьюрас», посещая половину городов мира, но в таких известных местах, как Париж, Сан-Франциско, Антиб, я должна скрываться, или появляться украдкой, или исчезать насовсем. Так вот, мне противно все это. Такой распорядок устраивает тебя. Ты хочешь, чтобы я сидела в Париже, затаившись на полгода, а потом по твоей команде являлась на свет из темноты. Я больше этому не собираюсь следовать, Марк Эдуард. По крайней мере, на длительный срок, никогда.
Она перевела дыхание, и он в изумлении уставился на нее. Он не осмеливался спросить, насколько это было всерьез. И в какой-то ужасный миг понял, что это серьезно.
– Что же ты хочешь, чтобы я сделал?
– Пока не знаю. Но я об этом много думала. Если мне не изменяет память, у американцев на сей счет есть прекрасное выражение: «Делай дело, либо слезай с горшка».
– Я не нахожу это забавным.
– А я не нахожу идею с Сан-Ремо забавной.
Иисус!Это было бесполезно. Чуть вздохнув, он провел рукой по волосам.
– Шантал, я не могу взять тебя на Антиб.
– Ты не хочешьвзять меня на Антиб. В этом и есть разница.
Более того, в список ее жалоб по поводу мест, исключенных из их совместного пребывания, она добавила Сан-Франциско, что не ускользнуло от его внимания. Ранее она никогда даже не выражала желания поехать в Штаты.
– Не могу ли я спросить, чем это все вызвано? Ведь не твоей приближающейся датой тридцатилетия, до которой еще целых четыре месяца.
Она выдержала паузу, стоя спиной к нему, молча разглядывая вид из окна, а затем медленно повернулась, глядя ему прямо в лицо.
– Кое-кто попросил меня недавно выйти за него замуж.
Время, казалось, замерло. Марк Эдуард уставился на нее взглядом, полным неподдельного ужаса.
Глава 8
– Дина? – Телефон зазвонил до того, как она вылезла из постели. Это был Бен.
– Да.
Ее голос был сонным, и он улыбнулся.
– Прошу прощения, я разбудил вас?
– В какой-то мере.
– Какой дипломатичный ответ! Я звоню, чтобы еще раз немного вас побеспокоить. Я рассчитываю на то, что рано или поздно я преодолею ваше сопротивление и вы заключите договор с галереей хотя бы только для того, чтобы избавиться от меня. Как насчет завтрака?
– Сейчас? – Она все еще была в полусонном состоянии и, обернувшись, взглянула на часы, удивляясь тому, как же долго она спала; но Бен снова рассмеялся над ней.
– Нет, не в восемь часов утра. Как насчет двенадцати или часа дня? В Сасалито?
– Что там?
– Солнечно. Природа редко балует нас такой погодой по эту сторону моста. Я уговорил вас?
– В какой-то мере.
Она засмеялась в телефонную трубку. Какого черта, он соображает, что делает, когда звонит ей в восемь часов утра? И почему он приглашает на завтрак именно сегодня? Они уже ужинали прошлым вечером, а за день до этого они завтракали у нее в студии. Ее начинало интересовать, что же все-таки произошло: либо она приобрела нового знакомого, настойчивого потенциального агента по продаже ее работ, либо это было что-то другое. Она хотела знать, будет ли умно с ее стороны снова встречаться с ним через такое непродолжительное время.
– Да, именно так.
– Что так? – Она была смущена.
– Вы размышляете над тем, хорошо ли это будет, если вы позавтракаете со мной? Да, это хорошая идея.
– Вы несносны.
– В таком случае мы позавтракаем в городе.
– Не стоит, Сасалито звучит неплохо. – Она приняла предложение, не думая о том, что будет дальше, и заметила, что улыбается, глядя в потолок. – Меня легко уговорить в это время. Нет еще сил сопротивляться, я не пила еще кофе.
– Отлично. Тогда как насчет того, чтобы заключить договор с галереей завтра, как раз перед кофе.
– Я могу бросить трубку, Бен. – Она засмеялась, и ей показалось просто замечательным начинать свой день именно со смеха. Она не делала этого уже в течение многих лет.
– Не бросайте трубку, пока мы не договоримся о завтраке. Вы не хотите, чтобы я заехал за вами около двенадцати?
– Договорились. – О чем договорились? Что она делает, соглашаясь позавтракать с этим человеком? Но он нравился ей. И завтрак в Сасалито, это звучало так здорово.
– Наденьте свои джинсы.
– О'кей, увидимся в полдень.
Он подъехал к ее дому точно в двенадцать часов и две минуты. Он был одет в свитер с высоким воротом и джинсы, и она, когда забиралась в машину, заметила на сиденье корзину, завернутую в красно-белую материю. В одном месте из корзины высовывалось наружу горлышко бутылки. Бен открыл для нее дверь и переставил корзину на заднее сиденье.
– Доброе утро, мадам. – Он широко улыбнулся, пока она устраивалась рядом с ним. – Я подумал, может быть, мы устроим вместо завтрака пикник. Согласны?
– Я тоже за это.
Или это не так? Должна ли она ехать на пикник с этим человеком? Разум мадам Дьюрас говорил ей «нет», в то же время сердце подсказывало Дине, что ей хочется провести полуденное время на открытом солнце. Но на самом деле были ведь и другие занятия, которым она могла себя посвятить, и если она действительно хотела побыть на солнце, то у нее была для этого терраса в студии.
Бен взглянул на нее, когда заводил машину, и заметил небольшую складку между бровями.
– У нас имеются проблемы?
– Нет. – Это было сказано очень мягко, и он тронул машину от тротуара. Она заметила, что ее беспокоит, видела ли Маргарет их вдвоем.
Все время, пока они ехали среди этого великолепия, создаваемого мостом «Золотые Ворота», он развлекал ее рассказами о наиболее ярких художниках, которые имели дело с галереей. Затем на мгновение он замолчал. Они оба смотрели на открывшийся перед ними вид.
– Чудесно, не правда ли? – спросил он. Она кивнула с улыбкой. – Могу я задать вам один весьма необычный вопрос?
На какой-то момент она выглядела удивленной.
– Почему бы и нет?
– Как так получилось, что ваш муж живет здесь, а не во Франции? Насколько я знаю французов, они, как правило, не живут очень далеко от своего дома. Только если их принуждают к этому.
Она засмеялась. То, что он сказал, было правдой.
– У него здесь очень много дел, касающихся его работы. И потом Марк все равно здесь не задерживается; в основном он проводит время в разъездах.
– Как вам должно быть одиноко. – Это был не вопрос, это было утверждение.
– Я привыкла к этому.
Он не был уверен, что поверил ей.
– Что вы делаете, когда остаетесь одна?
Они одновременно произнесли ответ и прыснули от смеха:
– Рисую.
– Я так и подумал. А что вообще вас заставило приехать в Кармел? – Он, казалось, был напичкан вопросами. Но пока на них было легко отвечать.
– Ким. Она настояла на том, что мне надо куда-нибудь съездить.
– Она оказалась права? – Он окинул ее взглядом, когда поворачивал на дорогу, ведущую в зону военных объектов, уже на другой стороне моста. – Вы действительно нуждались в этом?
– Я полагаю, что да. Я совсем забыла, как прекрасно выглядит Кармел. Я не была там в течение нескольких лет. А вы выбираетесь туда в конце каждой недели? – Она хотела, чтобы теперь он отвечал на вопросы. В самом деле, ей не очень нравилось разговаривать с ним о Марке.
– Я бываю там, как только выпадает возможность. Но не так чтобы достаточно часто.
Потом уже она обратила внимание, что они попали на проселочную дорогу и проезжают мимо пустынных бункеров и каких-то военных построек.
– Бен, что это?
Она с любопытством осмотрелась вокруг. Было такое впечатление, будто они попали на съемочную площадку, подготовленную для фильма, действие которого происходит в послевоенные годы. Сооружения по обе стороны дороги частично обвалились и разрушились, кругом было множество полевых цветов и сорняков, которые пробивались даже сквозь асфальт.
– Это старый военный пост, оставшийся со времен последней войны. По какой-то причине он до сих пор принадлежит военным, хотя сейчас здесь никого нет. Тут внизу в конце дороги есть прекрасный пляж. Я иногда приезжаю сюда, чтобы поразмышлять.
Он оглядел ее с улыбкой, и снова ее посетила мысль о том, как приятно всего лишь находиться с ним рядом. Он походил на хорошего доброго друга. Всю оставшуюся часть пути они провели, погрузившись в молчание.
– Здесь очень необычно, не так ли? Здесь так хорошо, и тут нет ни души. – Его машина была в этом месте единственной, когда они остановились, немного не доезжая до пляжа. Она не заметила ни одной машины с того момента, когда он свернул с основной дороги.
– Здесь никогда никого и нет. Я никогда ни одной живой душе не рассказывал об этом месте. Я люблю приезжать сюда один.
– Вы часто так проводите время? Как, например, прогулки в одиночестве по пляжу в Кармел? – спросила она. Он кивнул, доставая корзину с заднего сиденья, и пристально посмотрел на нее.
– Я никогда не думал, что увижу вас снова после того вечера на пляже.
– Я тоже. Это было удивительно – прогуливаться, беседуя с вами об искусстве. У меня было такое чувство, как будто мы знали друг друга уже много лет.
– Со мною творилось то же самое, но я думал, что это происходит по той причине, что вы очень похожи на женщину с картины Уайета. – Она улыбнулась и опустила глаза. – Я совсем почти не знал, что сказать на следующий день, когда вы появились в моей берлоге. Я не знал, признаваться мне или нет в том, что мы уже встречались.
– Что же заставило вас этого не делать? – Она снова посмотрела в его глаза, едва улыбнувшись.
– Кольцо на вашей левой руке. Я подумал, что вам будет неловко, если я сделаю это.
Это на него похоже, поняла Дина, проницательный и предупредительный. Она увидела, как он слегка нахмурился, продолжая сидеть на своем месте.
– Вам не будет неудобно, если окружающие узнают, что мы завтракали вместе? – спросил он.
– Я не вижу причины. – Но в выражении ее лица было больше бравады, нежели уверенности, и он заметил это.
– Что скажет ваш муж, Дина?
Слова были произнесены чрезвычайно мягко, и она хотела сказать ему, что ее это абсолютно не волнует, но это было не так. Вся неприятность заключалась в том, что ее это действительно беспокоило. Весьма сильно.
– Я не знаю. Никогда не задавалась таким вопросом. Обычно я нечасто завтракаю с мужчинами.
– А как насчет агентов по продаже картин, которые хотят выставить ваши работы? – Бен улыбнулся ей. Они так и не вышли из машины.
– Нет, меньше всего с агентами по искусству. Я никогда не завтракала с ними.
– Почему?
Она глубоко вздохнула и посмотрела ему в глаза.
– Мой муж относится с неодобрением к моей работе. Он думает, что это хорошее хобби, хорошее времяпрепровождение, но «художники – это хиппи и глупцы».
– Ну что ж, это, конечно, относится и к Гогену, и к Моне. – Он на мгновение задумался. Когда он говорил, ей казалось, будто взгляд его глубоко проникал в ее душу. – Разве это не причиняет боль? Разве такое отношение не заставляет вас отказываться от существенной части вашего «я»?
– Не совсем. Я продолжаю рисовать. – Но они оба понимали, что она лгала сама себе. Ее заставляли отказываться от чего-то такого, чего она очень хотела. – Я полагаю, заключение брака – это своего рода сделка, – продолжила она. – Каждый от чего-то добровольно отказывается. – Но на какие уступки пошел Марк? В чем он отказал себе? Она выглядела печальной и задумчивой, и Бен отвел взгляд.
– Наверное, в этом и состояла ошибка в моем поведении после того, как я женился. Я забыл о компромиссах.
– Вы были слишком требовательны? – Дина наблюдала за ним с любопытством.
– Может быть, и так. Это было так давно, что теперь трудно сказать с уверенностью. Я хотел, чтобы она была такой, какой я ее всегда себе представлял… – Он замолчал.
– А как вы ее себе представляли?
– О, – он посмотрел вверх с кривой усмешкой, – преданной, приятной, любящей меня. Обычный набор.
Затем они оба рассмеялись, и он, захватив корзину с едой, помог Дине выбраться из машины. Он также захватил с собой одеяло и аккуратно расстелил его для нее на песке.
– Боже мой, вы сами готовили этот завтрак?
Она смотрела на яства, которые он вытаскивал из корзины. Здесь были салат из крабов, паштет, французский хлеб, небольшая коробка с пирожными и несколько бутылок вина. Еще там была корзинка поменьше, в которой лежали фрукты, сверху обильно засыпанные вишнями. Она достала одну гроздь и повесила ее себе на правое ухо.
– Вы прекрасно выглядите с вишней, Дина, а вы не пробовали то же самое с виноградом? – Он передал ей небольшую кисть винограда. Она засмеялась и украсила ею свое левое ухо. – Вы выглядите так, как будто вам пришлось выбираться из рога изобилия… это все похоже на Fête Champêtre [26]26
Праздник урожая (фр.).
[Закрыть].
– Разве это не так?
Она откинулась назад, глядя в небо и широко улыбаясь. Она чувствовала себя очень молодой и безмерно счастливой. С ним рядом было так легко.
– Готовы к еде?
Он посмотрел на нее сверху вниз, держа чашу с салатом из крабов в одной руке. Она была поразительно красива, когда полулежала на одеяле с проглядывающими сквозь ее темные волосы фруктами. Заметив его улыбку, она вспомнила о вишнях и винограде, сняла их с ушей и устроилась, опершись на один локоть.
– Сказать по правде, я проголодалась.
– Это хорошо. Я люблю женщин с хорошим аппетитом.
– А что еще? Что еще вы любите? – Это был неподходящий вопрос, но ее это не волновало. Она хотела быть его другом. Она хотела узнать больше о нем и готова была рассказать о себе.
– Ну, давайте посмотрим… Я люблю женщин, которые танцуют… женщин, которые печатают… женщин, которые умеют читать – и писать! Женщин, которые рисуют… женщин с зелеными глазами. – Он остановился, снова пристально взглянув на нее. – А вы? – Его голос был едва слышен.
