Текст книги "Конец лета (др. перевод)"
Автор книги: Даниэла Стил
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Как надолго?
Он взглянул на нее насмешливо, и это напомнило ей о тех трепетных чувствах, которые она испытывала к нему. Марк был удивительно привлекательным мужчиной с худым аристократического типа лицом и сверкающими голубыми глазами, с красотой которых не могли сравниться даже глаза Пилар. В светло-золотистого цвета волосах едва проглядывала седина на висках.
Он выглядел по-прежнему молодым и энергичным, почти всегда насмешливым, особенно когда бывал в Штатах. Он находил американцев «забавными». Ему доставляло удовольствие побеждать их, играя в теннис или сквош, в бридж или трик-трак. Особую радость он испытывал, выигрывая у них судебный процесс. Он работал так же, как и играл, – много, быстро и хорошо и добивался поразительных результатов. Ему завидовали мужчины, перед ним заискивали женщины. Он всегда побеждал. Победа была неотделима от его образа жизни. Вначале это Дине очень нравилось. Для нее огромной победой оказалось признание Марка в любви.
– Я спросила, как долго тебя не будет. – В ее голосе появилось едва заметное раздражение.
– Еще не знаю. Несколько дней. А разве это важно?
– Конечно. – Ее нетерпение нарастало.
– Разве нам предстоит что-то важное? – Он был удивлен: посмотрев записную книжку, он не нашел там ни одной важной записи. – В чем дело?
«Нет, ничего важного, дорогой… только всего понемногу».
– Нет, нет, все в порядке. Мне просто хотелось узнать.
– Я дам тебе знать. После некоторых встреч сегодня кое-что уточнится. Возникла проблема касательно крупного судебного разбирательства вокруг морских перевозок. Возможно, мне придется из Парижа прямо отправиться в Афины.
– Снова?
– Похоже на то. – Пока Маргарет подавала ему яйца к завтраку, он рассматривал газеты, а затем вновь посмотрел на жену.
– Ты поедешь с Пилар в аэропорт?
– Конечно.
– Пожалуйста, проследи за ее одеждой. Маму хватит удар, если она прилетит снова в одном из этих дурацких костюмов.
– А почему бы тебе самому не сказать ей об этом? – Дина пристально посмотрела на него своими зелеными глазами.
– Я думал, что тебе это ближе. – Он был невозмутим.
– Что, дисциплина или ее гардероб? – Говорить об этом было бесполезной задачей, и они оба это понимали.
– И то и другое до определенной степени. – Она хотела спросить, до какой степени, но не спросила. До той степени, на которую она была способна? Он имел это в виду? Марк продолжал: – Я дал ей немного денег на дорогу, между прочим. Так что ты этого можешь не делать.
– Сколько?
Он пристально взглянул на нее.
– Что ты сказала?
– Я спросила, сколько ты ей дал денег на дорогу? – Она произнесла все это очень спокойно.
– Разве это важно?
– Я полагаю, что да. Или в моем ведении только забота о дисциплине и гардеробе? – Раздражение, накопившееся в ней за восемнадцать лет замужества, прозвучало в голосе.
– Нет, не обязательно. Не беспокойся. Ей хватит.
– Не это меня волнует.
– А что именно? – В его голосе внезапно появилось что-то неприятное, а ее глаза стали холодными, как сталь.
– Я не думаю, что ей стоит иметь слишком много денег летом. В этом нет необходимости.
– Она очень ответственная девушка.
– Но ей нет еще шестнадцати, Марк. Сколько денег ты ей дал?
– Тысячу. – Он сказал это очень ровным голосом, как бы давая понять, что тема закончена.
– Долларов? – Глаза ее широко раскрылись от изумления. – Это неслыханно!
– Неужели?
– Ты прекрасно знаешь, что это так. И ты знаешь, на что она их потратит.
– На то, чтобы поразвлечься, я полагаю. На невинные забавы.
– Нет, она купит один из этих дурацких мотоциклов, о котором мечтает. А я категорически не хочу, чтобы это произошло. – Но ярость Дины была сродни ее бессилию, и она знала это. Пилар отправлялась к «ним» и была вне ее контроля. – Я не хочу, чтобы у нее было так много денег.
– Не говори глупости.
– Ради Бога, Марк…
Не успела она начать свою тираду всерьез, как зазвенел телефон. Звонили Марку, из Милана. У него не было больше времени, чтобы выслушать ее до своего отъезда. В девять тридцать он должен присутствовать на встрече. Он взглянул на часы.
– Перестань впадать в истерику, Дина. Ребенок будет в надежных руках. – Но это уже была совсем другая тема, на которую сейчас у него не было времени. – Увидимся вечером.
– Ты приедешь домой к обеду?
– Вряд ли. Я попрошу Доминик позвонить.
– Благодарю тебя. – Эти два слова она произнесла застывшим тоном. Она видела, как он закрыл дверь. Через мгновение услышала, как его «ягуар» вырулил на дорогу. Еще одно сражение проиграно.
Она снова подняла эту же тему в разговоре с Пилар по пути в аэропорт.
– Я знаю, что отец дал тебе много денег на лето.
– Ну дал, и что из этого?
– Ты знаешь, черт возьми, в чем дело. В мотоцикле. Я объясню тебе это очень просто, радость моя. Ты покупаешь его, и я немедленно верну тебя домой.
Пилар хотела подразнить ее вопросом типа: «А как ты об этом узнаешь?», но не посмела.
– Хорошо, я не буду его покупать.
– Или ездить на нем.
– Или ездить на нем. – Бессмысленно было повторять все, как попугай; и впервые за долгое время Дина почувствовала, что хочет закричать.
Она взглянула украдкой на дочь и продолжала вести машину.
– Почему у нас все так? Ты уезжаешь на три месяца. Мы не увидим друг друга. Неужели сегодня нельзя быть поприветливее? Какой смысл в этом постоянном споре?
– Не я начала его. Ты начала тему о мотоцикле.
– Разве ты не понимаешь, почему? Потому что я люблю тебя, потому что волнуюсь за тебя. Потому что не хочу, чтобы ты погибла. Разве тебе это не понятно? – В ее голосе было отчаяние, переходящее в гнев.
– Да, конечно.
До аэропорта они доехали в полной тишине. Дина почувствовала, что глаза ее наполняются слезами, но она не хотела, чтобы Пилар это заметила. Она должна быть безукоризненной, она должна быть сильной. Такой, как Марк, как вся его чертова французская родня, которая притворялась таковой; такой же хотела быть и Пилар. Дина оставила машину у тротуара на попечение служащего аэропорта, и они проследовали за носильщиком внутрь к месту регистрации. Когда таможенник вернул Пилар ее паспорт и билет, она повернулась к матери.
– Ты пойдешь провожать меня до выхода на посадку? – В ее голосе было больше досады, нежели желания.
– Я бы хотела, а ты против?
– Нет. – Это было сказано сердито и мрачно. Чертов ребенок. Дине хотелось отхлестать ее. Что это за создание? Кем она стала? Куда исчезла маленькая приветливая девочка, которая любила ее? Каждый думал о своем, пока они шагали к выходу на посадку. По дороге многие оценивающе взирали на них. Они были удивительно заметной парой. Красоту Дины подчеркивали черное шерстяное платье, великолепно сшитое по фигуре, темные волосы, аккуратно собранные в пучок, яркий красный жакет, переброшенный через плечо. Светловолосая Пилар вся светилась молодостью и красотой, на ее высокой и стройной фигуре прекрасно сидел изящный очаровательный полотняный костюм, одобренный ее матерью, как только она предстала в нем, спустившись вниз. Даже бабушка оценит его, если, конечно, не сочтет его покрой в чрезмерно американском стиле. В случае с мадам Дьюрас нельзя было ничего предугадать.
Когда они дошли до выхода, посадка в самолет уже началась, и Дина успела на какой-то момент крепко стиснуть руку дочери в своей ладони.
– Не забудь, что я сказала о мотоцикле. Пожалуйста…
– Хорошо, хорошо. – Пилар смотрела мимо Дины, мечтая поскорее забраться в самолет.
– Я позвоню тебе. А ты звони мне, если появятся какие-либо сложности.
– У меня не появятся. – Слова были произнесены уверенным тоном человека гораздо старше шестнадцати лет.
– Я надеюсь на это. – При взгляде на дочь лицо Дины смягчилось, и она прижала ее к себе. – Я люблю тебя, любимая. Отдыхай хорошо.
– Спасибо, мама. – Она одарила Дину быстрой улыбкой, коротким прощальным жестом и направилась к трапу столь стремительно, что ее золотистые волосы рассыпались на ветру. Внезапно Дина почувствовала, как у нее все холодеет внутри. Она снова ушла. Ее бэби, ее маленькая дочь с кудрявыми светлыми волосами, малышка, которая каждый вечер тянулась к ней так доверчиво, чтобы она прижала ее к себе и поцеловала… Пилар. Дина присела в зале ожидания, подождав, пока 747-й начнет взлетать. Наконец она поднялась и медленно зашагала к своей машине. Служащий аэропорта приподнял свою фуражку в знак благодарности, когда она протянула ему доллар, и не смог скрыть восхищения, видя, с какой грациозностью она садится в машину. Она была чертовски хороша! Он не мог даже определить, сколько ей лет: двадцать восемь? Тридцать два? Тридцать пять? Сорок? Невозможно угадать. Лицо у нее было молодым, но все остальное – походка, взгляд – делали ее немного взрослее.
Сидя перед туалетным столиком и расчесывая волосы, Дина услышала, как он поднимается вверх по ступенькам. Было двадцать минут одиннадцатого, и он ни разу не позвонил ей за весь день. В полдень Доминик, его секретарша, передала через Маргарет, что месье Дьюрас обедать домой не приедет. Дина перекусила в студии, пока рисовала, но голова ее была занята не работой. Она думала о Пилар.
Как только он вошел к ней в комнату, она обернулась и улыбнулась. Она действительно скучала без него. Весь день дом был таким до удивления тихим.
– Здравствуй, любимый. День у тебя был долгим?
– Очень долгим. А твой день?
– Очень мирным. Здесь так тихо без Пилар.
– Я никогда не думал, что услышу это от тебя. – Марк Эдуард улыбнулся жене и опустился в большое кресло из синего бархата, стоявшее рядом с камином.
– Сама себе удивляюсь. Как прошли у тебя встречи?
– Очень устал от всего.
Он не очень был склонен к беседе. Она повернулась и взглянула на него.
– Ты по-прежнему собираешься завтра в Париж?
Он кивнул, а она продолжала наблюдать за ним, пока он удобно вытягивал ноги у камина. Он выглядел точно так же, как утром, и, похоже, мог вполне отработать еще один день. Он расцветал во время встреч, которые он называл «утомительными». Он встал и направился к ней. Улыбка не сходила с его лица.
– Да, я отправляюсь завтра в Париж. Ты уверена, что не хочешь быть вместе с Пилар и моей матерью на Антибе?
– Абсолютно. – В ее взгляде сквозила решимость. – А почему бы мне вдруг захотелось быть там?
– Ты сказала, что здесь стало очень тихо. Я думал, возможно… – Он положил руки ей на плечи, на мгновение оказавшись позади нее. – Меня не будет целое лето, Дина.
Ее плечи сжались от его прикосновения.
– Целое лето?
– Более или менее. Дело по поводу морских перевозок компании «Салко» слишком важное, чтобы его можно было поручить другому. Я буду курсировать между Парижем и Афинами все лето. Я просто не смогу быть здесь. – Его акцент, когда он говорил, звучал все отчетливее, как если бы он уже уехал из Штатов. – Это даст мне возможность смотреть за Пилар, что должно обрадовать тебя, хотя я не смогу быть рядом с тобой. – Она хотела спросить, что она значила для него на деле, но не стала. – Я полагаю, что процесс займет большую часть лета. Около трех месяцев.
Это звучало подобно смертному приговору для нее.
– Три месяца? – Ее голос был еле слышным.
– Теперь ты понимаешь, почему я спросил тебя, не хочешь ли ты поехать на Антиб. Может, теперь ты передумаешь?
Она медленно покачала головой.
– Нет. Не передумаю. Тебя здесь тоже не будет, да и Пилар, я полагаю, нуждается в отдыхе без меня. Не говоря о… – Ее голос стал совсем приглушенным.
– О моей матери? – спросил Марк. Она кивнула. – Я понимаю. Тогда, ну что ж, ma chère [3]3
Моя дорогая (фр.).
[Закрыть], ты будешь здесь совсем одна.
Черт возьми, почему он не пригласил ее поехать с ним и жить то в Афинах, то в Париже. В какой-то безумный миг Дина подумала предложить ему это, но она знала, что он не позволит ей поехать с ним. Когда он работал, он любил быть свободным от всех. Он никогда не взял бы ее с собой.
– Ты сможешь пробыть здесь одна? – спросил он наконец.
– Разве у меня есть выбор? Разве, если я скажу нет, ты не поедешь? – Она повернулась к нему лицом.
– Ты же знаешь, что это невозможно.
– Да, я знаю. – Она чуть помолчала, а затем выдавила с улыбкой. – Да, я управлюсь.
– Я верю в это.
Откуда тыэто знаешь, черт возьми? Откудатебе это знать?А что, если я не смогу? Если мне нужен будешь ты?.. Что, если…
– Ты очень хорошая жена, Дина.
На какое-то мгновение она не знала, благодарить его или дать пощечину.
– Что это значит? Что я не очень жалуюсь? Возможно, мне стоит это делать.
Все, что она чувствовала, она постаралась скрыть за улыбкой, давая ему шанс не отвечать, если он этого не захочет.
– Нет, тебе не стоит этого делать. Ты мне нравишься такой, какая ты есть.
– Merci, monsieur [4]4
Благодарю, месье (фр.).
[Закрыть]. – С этими словами она поднялась и отвернулась, чтобы он не увидел ее лицо. – Ты сам уложишь вещи или хочешь, чтобы я это сделала.
– Я сам. Ложись спать. Я скоро приду.
Дина посмотрела, как он суетился в своей туалетной комнате, потом исчез внизу, видимо, в кабинете. Она выключила свет в спальне и лежала почти неподвижно на своей стороне кровати, когда он вернулся.
– Tu dors? [5]5
Ты спишь? (фр.).
[Закрыть]
– Нет. – В темноте ее голос звучал хрипло.
– Bon [6]6
Хорошо (фр.).
[Закрыть].
Хорошо? Неужели? Спала она или нет – неужели это имело значение? Заговорит ли он с ней, скажет ли, что любит ее, что ему жаль покидать ее? Он не сожалел об этом, и они оба знали это. Его любимое занятие – скитаться по свету, усердно заниматься делами, получая при этом удовольствие и от работы, и от собственного престижа. Он обожал это. Он забрался в кровать, и они какое-то время лежали молча, погруженные в мысли, забыв о сне.
– Ты сердишься на меня оттого, что я уезжаю надолго?
Она отрицательно покачала головой.
– Нет, я не сержусь, прости. Я буду скучать без тебя. Очень, очень.
– Это быстро пройдет.
Она не ответила, и он, опершись на локоть, стал изучать ее лицо в темноте комнаты.
– Мне жаль, Дина.
– Мне тоже.
Он нежно провел рукой по ее волосам и улыбнулся. Она медленно повернула к нему голову, рассматривая его.
– Ты по-прежнему очень привлекательна, Дина. Ты знаешь это? Ты даже более привлекательна теперь, чем когда была девушкой. Очень красива, на самом деле. – Но она не хотела быть красивой, она хотела принадлежать ему, как это было давно. Его Диана. – Пилар скоро тоже станет очень красивой. – Он сказал это с гордостью.
– Она уже красивая, – бесстрастным голосом, без раздражения произнесла Дина.
– Ты ревнуешь ее?
Ему, похоже, эта мысль нравилась, и Дина была удивлена. Возможно, сознание этого делало его столь важным. Или молодым. И все же она ему ответила.
– А почему бы и нет? Да, иногда я ревную ее. Мне хотелось бы снова быть молодой, такой же свободной, такой же уверенной в том, что вся жизнь впереди. В ее возрасте это все так естественно: ты заслуживаешь самого лучшего, ты получишь все самое лучшее. Раньше я думала так же.
– А теперь, Дина? Оплатила ли жизнь тебе свой долг?
– В некотором роде.
В глазах ее была такая печаль, когда он взглянул на нее. Впервые за много лет ему вспомнилась встреча с ней, восемнадцатилетней сиротой, когда она в маленьком черном платье от Диора сидела у него в офисе. Он задумался: неужели и вправду он сделал ее несчастливой и ей нужно было намного больше? Но он ей дал так много всего. Драгоценности, машины, меха, дом. Все, о чем мечтали многие женщины. Что ей еще нужно? Он посмотрел на нее долгим взглядом, в его глазах застыл вопрос, на лице появилась складка от внезапной мысли. Возможно ли, что он ее не понимал совсем?
– Дина?.. – Он не хотел спрашивать, но вдруг решил, что должен задать вопрос. Глаза ее сказали ему очень многое. – Ты несчастлива?
Она прямо взглянула на него и хотела ответить утвердительно. Но побоялась. Она потеряет его; он уйдет, и что тогда? Она не хотела его терять. Она только хотела, чтобы он был больше с ней.
– Ты несчастлива? – Он повторил вопрос, и, когда понял, каков ответ, на лице его отразилась боль. Ей не нужно было отвечать. Внезапно все стало ясно. Даже ему.
– Иногда да. А иногда нет. По большей части я не думаю об этом. Я скучаю… хотя, я скучаю по старым временам, когда мы впервые встретились, когда мы были очень молоды. – Она говорила едва слышным голосом.
– Мы выросли, Дина, и этого не изменишь. – Он наклонился, дотронувшись рукой до подбородка, как если бы собирался поцеловать ее. Но затем отвел руку в сторону, а с ней и саму мысль о поцелуе. – Ты была такой обворожительной девушкой. – Воспоминания о своих ощущениях в прошлом заставили его улыбнуться. – Я возненавидел твоего отца за то, что он оставил тебя одну в таком состоянии.
– И я тоже. Но он был таким от природы. Я уже со всем этим примирилась.
– В самом деле? – Она кивнула.
– Ты полностью уверена?
– А почему бы и нет?
– Я иногда думаю, что ты все еще в обиде на него. Вот почему, я полагаю, ты продолжаешь заниматься живописью. Ты хочешь доказать себе, что можешь по-прежнему сделать кое-что сама, если в этом когда-либо появится необходимость. – Он посмотрел на нее испытующе, нахмурив лоб. – В этом никогда не будет необходимости, ты знаешь. Я никогда не допущу, чтобы ты снова оказалась в ситуации, в какую ты попала по вине отца.
– Меня это не волнует. И ты не прав. Я рисую, потому что люблю живопись; она – частица моей жизни.
Он никогда не хотел верить, что живопись затрагивала частицу ее души. Какое-то время он лежал молча, разглядывая потолок и раздумывая.
– Ты действительно злишься, что я уезжаю на все лето?
– Я сказала тебе, что нет. Я буду просто рисовать, отдыхать, читать, навещать своих друзей.
– Ты будешь часто ходить в гости? – В его голосе звучало беспокойство, и это развеселило ее. Ему так не пристало спрашивать об этом.
– Я не знаю, мой глупенький. Я сообщу тебе, если меня пригласят. Я уверена, будут обычные званые обеды, благотворительные вечера, концерты и другие подобные вещи.
Он кивнул снова, ничего не сказав в ответ.
– Марк Эдуард, ты ревнуешь? – В ее глазах появились смешинки, она громко рассмеялась, когда он заглянул ей в лицо. – Ох, неужели! Не будь глупым! После стольких лет!
– Лучшего времени не придумаешь, не так ли?
– Не говори глупости, любимый. Это не в моих правилах.
Он знал, что это было действительно так.
– Я знаю об этом. Но, on ne sait jamais [7]7
Никогда не знаешь (фр.).
[Закрыть].
– Как ты можешь так говорить?
– Потому что у меня красивая жена, в которую любой мужчина, если он в здравом уме, просто не может не влюбиться.
Он давно не говорил с ней в таком духе, и она с удивлением посмотрела на него.
– Что? Ты думаешь, что я не замечал? Дина, ты выглядишь глупенькой. Ведь ты молодая и красивая женщина.
– Хорошо. В таком случае, не уезжай в Грецию. – Она с игривой улыбкой посмотрела на него. Но его это не забавляло.
– Я должен. Ты знаешь это.
– Хорошо. Тогда возьми меня с собой. – В ее голосе появились необычные нотки, наполовину серьезные, наполовину дразнящие.
Он довольно долго хранил молчание.
– Ну и что? Можно мне поехать?
Он покачал головой.
– Нет, нельзя.
– Что ж, тогда тебе ничего не остается, как ревновать.
Они давно так не поддразнивали друг друга. Известие о его трехмесячной поездке вызвало у нее прилив самых странных ощущений. Но ей не хотелось заходить слишком далеко.
– В самом деле, любимый, тебе не стоит волноваться.
– Надеюсь, что нет.
– Марк! Arrête! [8]8
Прекрати! (фр.).
[Закрыть]– Она наклонилась к нему, дотронувшись до его руки, и он не сопротивлялся, когда она взяла ее в свои ладони. – Я люблю тебя… ты знаешь об этом?
– Да. А знаешь ли ты, что я люблю тебя?
Ее глаза сразу сделались серьезными, встретившись с его.
– Иногда я не уверена в этом.
Он был всегда слишком занят, чтобы проявлять свою любовь к ней, к тому же это было не в его привычках. Но теперь что-то подсказало ей, что она попала в цель, и, наблюдая за ним, она была потрясена. Разве он не знал? Не понимал, что он сделал? Он возвел вокруг себя неприступную стену из работы и дел, которые забирали у него дни, недели и теперь месяцы, и туда был допущен только один союзник – Пилар?
– Извини меня, любимый. Я надеюсь, ты понимаешь. Но подчас я должна напоминать себе об этом.
– Но я действительно люблю тебя. Ты должна знать это.
– Глубоко внутри, я думаю.
Она знала об этом, когда вспоминала о мгновениях, которые их объединяли; это были вехи в их жизни, ставшие историей. Вот почему она по-прежнему любила его.
Он вздохнул.
– Но тебе нужно еще больше. Не так ли, дорогая?
Она кивнула, вновь почувствовав себя молодой и храброй.
– Помимо моей привязанности тебе нужно, чтобы я уделял тебе много времени. Тебе нужно… enfin [9]9
Дитя (фр.).
[Закрыть], тебе нужно то, чего у меня нет.
– Неправда. Ты мог бы найти время. Мы могли бы делать вместе что-то, как делали раньше. Мы могли бы! – Она была похожа на хныкающего ребенка и ненавидела себя за это. Она вела себя как некогда в детстве, когда вынудила отца взять ее с собой. И ей стало противно, что она нуждалась в ком-то так сильно. Давным-давно она поклялась, что не повторит этого никогда. – Прости меня, я понимаю. – Она опустила глаза и замолчала.
– Ты понимаешь? – Он с нетерпением ждал ее ответа.
– Конечно.
– Ах, ma Diane [10]10
Моя Диана (фр.).
[Закрыть]… – Грусть не покидала его, даже когда он обнял ее. Она не заметила этого, ее глаза затуманило от слез. Наконец-то он сказал это: «ma Diane…»
