Текст книги "Поцелуй"

Автор книги: Даниэла Стил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Никогда не слышал от вас ничего подобного, – взяв ее за руку, промолвил Билл. Раньше Изабель не сознавалась ни ему, ни себе, насколько она несчастна, и отказывалась признавать, насколько опасным может быть Гордон. – Почему вы так решили, Изабель? Он вам угрожал? – Неужели она уже обсуждала с ним эту тему? Изабель с улыбкой смотрела на Билла, но глаза ее были полны печали. Надежда на лучшую жизнь оставила ее много лет назад.

– Вы меня напоили, – пожаловалась она. Изабель уже не чувствовала себя связанной обетом молчания, который когда-то дала. На другом берегу Ла-Манша ее лояльность немного ослабла. К тому же Билл ее самый близкий друг.

– Я бы хотел вас напоить, – усмехнулся Билл, глядя, как она отпивает из своего бокала еще один глоток. – Было бы любопытно посмотреть, что вы станете делать в пьяном виде. Может, попробуем?

– Вы несносны. Боитесь скандала, а сами подстрекаете меня к скандальному поведению. Если будете подливать мне шампанское и «Дикан», то на обратном пути вам придется меня нести.

– Я переброшу вас через плечо и скажу, что нашел под своим столиком. Думаю, никто не станет возражать.

– А что вы сделаете потом? – Представив себе эту сцену, Изабель расхохоталась. Ей было так хорошо и хотелось, чтобы этот вечер длился вечно. После него у них с Биллом останутся только еще один вечер и два дня. Или два вечера, если она задержится до пятницы. Но им обоим придется возвращаться к реальности. Она чувствовала себя словно Золушка на балу, ни в коем случае не желая, чтобы кучер снова превратился в мышь.

– Ну, если вы станете буянить, то я напою вас кофе и постараюсь протрезвить настолько, чтобы можно было поехать в «Аннабелз» потанцевать. – Эта мысль только что пришла ему в голову.

– Звучит неплохо! – одобрительно кивнула Изабель. – В «Аннабелз» я не была целую вечность – с тех пор как вышла замуж. Я там праздновала свое восемнадцатилетие, и еще отец меня туда возил уже после моей помолвки. Больше я там не была – Гордон терпеть не может танцев.

– Тогда поедем. Сразу же после того, как вы допьете свой бокал. – Он шутил: Изабель скорее всего сделает от силы еще глоток или два, а бокал был почти полон. Она выпила бокал вина и еще бокал шампанского, а «Шато Дикан» только пригубила. Так что если оба и были пьяны, то вовсе не от алкоголя.

– Но я не могу это допить, – сделав большие глаза, жалобно молвила Изабель, и Биллу сразу же захотелось ее обнять. Однако он не мог позволить себе подобную глупость – нельзя было ставить под удар ее репутацию.

– Пока вы не допьете «Шато Дикан», мы не сможем поехать в «Аннабелз»! – решительно заявил Билл, чрезвычайно порадовав Изабель, которая и не собиралась никуда ехать. – Ладно, у меня возникла другая мысль, – провозгласил Билл, когда официант принес целую тарелку конфет и шоколадок. – Я согласен на замену. Если вы съедите две шоколадки, я повезу вас танцевать. – Ему этого уже действительно хотелось.

– Вы серьезно? – Посмотрев на него, она положила в рот шоколадный трюфель. – Одна.

– Осталась еще одна, – констатировал Билл, подавая ей вторую конфету.

– Это ужасно. Вы хотите не только меня напоить, но и чтобы я растолстела.

– Это отнимет гораздо больше времени, – с усмешкой заметил, он и сам съел один из трюфелей. – Значит, решено – мы едем в «Аннабелз». – Он сделал знак проходившему мимо официанту: мол, пора подавать счет.

– Вряд ли я смогу сейчас нормально танцевать, а кроме того, вы слишком для этого заведения молоды, а я слишком стара. Там, как правило, мужчины в возрасте моего отца танцуют с девочками – ровесницами Софи.

– Думаю, вы подойдете, да и я, к сожалению, тоже. Нужно только постараться. Я сам не слишком большой любитель танцев, но, мне кажется, это будет здорово. – Он заявил это с таким счастливым видом, что несколько человек повернулись в их сторону. Да, они были прекрасной парой.

До «Аннабелз» они добрались всего за несколько минут. Здесь тоже все знали Билла. Полгода назад он побывал тут с послом, а до этого время от времени обедал с друзьями, когда приезжал в Лондон. Когда он вел ее к столику, Изабель улыбалась, внезапно вновь почувствовав себя молодой. Конечно, это было глупо, но ей льстило, что Билл привез ее сюда.

В «Аннабелз» в тот вечер тоже было много народу, и значительную часть посетителей действительно составляли пары, о которых говорила Изабель, – пожилые мужчины с очень молодыми женщинами, но были и ровесники Билла и Изабель. Когда они устроились за столиком неподалеку от танцевальной площадки, в его глазах вдруг появилось странное выражение – они светились необычайной нежностью и теплом. В следующую минуту он, не говоря ни слова, повел ее танцевать. Играли старую мелодию, которую Изабель очень любила. Вскоре она с удивлением обнаружила, что Билл – прекрасный танцор. Сильной рукой он прижимал ее к себе, и Изабель скользила по паркету, чувствуя себя такой счастливой и безмятежной, какой не была уже многие годы. Они долго не уходили с танцевальной площадки, а когда вернулись за столик, показалось, что прошла целая вечность.

Билл сразу же заказал еще шампанского. Изабель сделала маленький глоток, и тут их глаза встретились. Испугавшись своих чувств, она поспешно отвела взгляд.

– С вами все в порядке? – заметив ее смущение, забеспокоился он. Он боялся, что чем-то ее расстроил, но дело обстояло как раз наоборот.

– Все нормально. Просто сегодня такой замечательный вечер, что не хочется, чтобы он кончался.

– А мы не дадим ему кончиться, – заверил ее Билл, и оба знали, что, возможно, пройдут годы, прежде чем они смогут все это повторить. Поездки в Лондон вряд ли войдут у нее в привычку, а если Тедди снова станет хуже, Изабель вообще не сможет никуда вырваться. А в Париже они не смогут чувствовать себя так свободно, как здесь. Гордон этого не одобрит, да и как ему объяснишь? – Давайте не думать о будущем. Лучше будем наслаждаться настоящим, пока оно есть. – Кивнув, она улыбнулась, но в ее глазах стояли слезы. Изабель думала о том, что, едва успев сказать «здравствуй», ей скоро придется говорить ему «прощай» и потом снова останется только голос в телефонной трубке. А Билл, в свою очередь, с тоской представлял, как она вернется к своей одинокой жизни. Она молода и красива, с ней рядом должен быть тот, кто способен ее оценить. – Может, еще потанцуем? – предложил он, и она согласно кивнула. На этот раз, когда Билл ее обнял, Изабель в полной мере ощутила его близость. Закрыв глаза, он молча сжимал ее в объятиях, и этот миг был, пожалуй, лучшим за весь вечер.

Покидая «Аннабелз», оба молчали. Тишина нарушилась только тогда, когда машина проделала уже полпути до отеля.

– Мне сегодня было так хорошо! – тихо прошептала Изабель, думая о том, какой он красивый и как добр к ней.

– И мне тоже. – Билл обнял ее за плечи. Сейчас она была не просто счастлива, а испытывала еще и необыкновенное чувство покоя. Когда они подъехали к гостинице, то еще с минуту не двигаясь сидели в машине, в то время как водитель вежливо ждал снаружи.

– Ну что, выходим? – с сожалением спросил Билл и нехотя отодвинулся. Заметив это, водитель немедленно распахнул дверцу.

Через вращающиеся двери они вошли в вестибюль. Было два часа ночи, двое уборщиков драили мраморные полы. Подойдя к лифту, Изабель сонно зевнула.

– Когда завтра начнем? – осведомился Билл, в глубине души желая провести ночь с ней. Это совершенно исключено – он никогда не станет рисковать их дружбой, никогда не сделает того, о чем она потом может пожалеть.

– В десять, вы согласны? Музеи вряд ли открываются раньше. – Они уже стояли у ее двери, у Изабель был усталый вид. Вечер во всех отношениях произвел на нее сильное впечатление.

– Тогда, может, позавтракаем в девять? Я за вами зайду, – предложил он, придвигаясь к ней вплотную.

– Это было бы прекрасно, – кивнула Изабель. – Мне так хорошо было сегодня… спасибо вам… – прошептала она, когда он отпер ей дверь.

– А мне просто ужасно, – улыбнулся он, глядя, как она входит в свой номер.

– Ну вот и славно, – повернувшись, усмехнулась она в ответ. Помахав ей, Билл направился к своему номеру. Закрывая дверь, Изабель думала только о том, как ей повезло, что у нее есть такой замечательный друг.

Глава 3

Когда на следующее утро Билл зашел за Изабель, она уже ждала его, одетая на сей раз в темно-синий льняной костюм. Его дополняли темно-синяя сумочка и такого же цвета туфли из крокодиловой кожи. На шею Изабель повязала ярко-зеленый шарф, довершали ансамбль серьги, в которых соседствовали оба цвета – сапфиры и изумруды. Билл счел ее как никогда молодой и красивой и, как всегда, очень элегантной.

– Вы сегодня замечательно выглядите, – заметил он, когда они начали спускаться по лестнице. – Как спалось?

– Спала как убитая, – улыбнулась она. – А вы?

– Я, пожалуй, чересчур много выпил. Даже не знаю, как назвать – заснул я или отключился, но все равно сегодня чувствую себя прекрасно. – Вчера ночью он вовсе не казался ей пьяным. Очевидно, это просто шутка, тем более что сейчас он, кажется, в хорошем расположении духа. Когда они вошли в столовую, оказалось, что Билл предварительно заказал не только столик, но и очень плотный завтрак.

– Я не смогу все это съесть, – пожаловалась Изабель. – Яйца, сосиски, бекон, вафли, овсянка и фрукты, апельсиновый сок и кофе – да этого хватит на целую армию!

– Я не знал, что вы обычно едите на завтрак, – смущенно усмехнулся Билл, – и заказал сразу все, что было. А что следовало заказать? – с любопытством осведомился он, желая узнать ее жизнь до мельчайших подробностей.

– Обычно я завтракаю кофе с тостами, но так даже интереснее, – ответила она, кладя на свою тарелку вафли, яйца и бекон и добавляя еще немного клубники.

К своему удивлению, Изабель съела большую часть того, что заказал Билл, а он прикончил большую часть оставшегося. Уходили они из гостиницы в прекрасном настроении, подшучивая друг над другом насчет того, кто сколько съел и каким толстым теперь станет.

– Хорошо, что я вижусь с вами только несколько раз в году, – сказала она, садясь в поджидавший их лимузин. – Иначе бы я сильно располнела, – пояснила Изабель. Билл бросил на нее странный взгляд и подумал, как было бы хорошо, если бы они каждый день завтракали вместе. Ее общество ему приятно, с ней всегда легко. Билл очень редко заставал ее в плохом настроении, даже если звонил несколько раз в неделю. В отличие от Синди, повторявшей, что до полудня она не желает ни с кем общаться, Изабель по дороге в Тейт была мила и разговорчива.

Она рассказывала о тех полотнах, которые они собирались посмотреть, – об их истории, происхождении, о технике исполнения и наиболее значительных деталях. Домашнее задание Изабель выполнила на совесть, и сейчас ее переполнял восторг от того, что она увидит выставку вместе с Биллом. Когда они начали осмотр, Изабель полностью сосредоточилась на картинах, внимательно изучая малейшие детали и тут же делясь с Биллом своими наблюдениями и открытиями. Когда в полдень они наконец покинули музей, ему казалось, что он прослушал обширный курс лекций по искусствоведению.

– Сколько же вы знаете! Но почему вы никак не используете эти знания, Изабель? Жалко ведь, что они пропадают впустую.

– Я не могу оставить Тедди, – печально произнесла она.

– А разве нельзя заниматься реставрацией на дому? Вы могли бы устроить себе мастерскую – дом для этого достаточно велик.

– Боюсь, Гордон будет против, – тихо сказала Изабель, и в голосе ее явственно звучало сожаление. – Ему всегда не нравилось то, чем я занимаюсь. Когда я работала в Лувре, он считал, что я веду богемный образ жизни. Вряд ли стоит напрашиваться на новую неприятность. – Она уже давно смирилась и с противодействием Гордона, и с болезнью сына.

– Мне кажется, вам это просто необходимо, – настаивал Билл. Он восхищался ее знаниями и тем, как она тактично этими знаниями с ним делилась. Она не заносилась, не заставляла его чувствовать себя невеждой, хотя, разумеется, он знал гораздо меньше. Во всем, что говорила и делала Изабель, чувствовалась удивительная скромность. – А вы сами не пишете картины? – с интересом спросил он.

– Писала. У меня не слишком получалось, но мне это доставляло удовольствие.

– Если бы у вас была мастерская, вы бы и этим смогли заниматься. Мне кажется, работа была бы для вас замечательной отдушиной. – Изабель улыбнулась, но тут же представила, как взбесился бы Гордон, который почему-то считал, что занятия искусством для нее излишни. По-видимому, они не вписывались в созданный им образ идеальной жены. Он же хотел от Изабель только одного – чтобы она занималась домом и детьми. Ее интересы и пристрастия не имели для него никакого значения. Теперь Изабель была его собственностью и должна была соответствовать его вкусам и представлениям.

– Я думаю, Гордон воспримет как оскорбление, если я снова займусь живописью или реставрацией – Еще до рождения Софи он совершенно ясно дал мне понять, что это неподходящее занятие для замужней женщины.

– А что является подходящим занятием для замужней женщины? – с раздражением спросил Билл, который чувствовал, что ненавидит этого человека и все его принципы. Форрестье – властолюбивый сноб, абсолютно не уважающий собственную жену. Его совершенно не волнуют мысли и чувства Изабель. Она для него просто вещь, которую он приобрел, чтобы упрочить свое общественное положение, а теперь она сыграла свою роль и больше не представляет для него интереса. Билл считал это чрезвычайно несправедливым. Изабель, несомненно, заслуживает большего.

– Гордон хочет, чтобы я занималась домом и заботилась о детях, – не более того. И не напоминала о себе, пока не понадоблюсь, что теперь случается не часто. Мне кажется, он бы не возражал, если бы я занялась благотворительностью – конечно, в составе какого-нибудь выбранного им самим комитета, с людьми, которых он посчитал бы для себя полезными. Гордон не делает ничего, что не приносило бы ему пользы, все остальное он считает пустой тратой времени.

– Что за унылая жизнь! – сухо заметил Билл.

– Тем не менее, он добился немалых успехов. Он, вероятно, самый влиятельный банкир в Европе и уж точно во Франции, да и в Штатах у него весьма солидная репутация. На Уолл-стрит все его знают.

– Ну а дальше-то что? Нельзя же жить одной карьерой. Что ты тогда будешь за человек? В последние годы я часто себя об этом спрашивал. Я раньше тоже считал, что важны только деловые связи. Но что они дают, если у тебя нет семейной жизни, если жену не заботит, жив ты или мертв, если твои дети не могут вспомнить, когда в последний раз с тобой ужинали? Я не хочу остаться в памяти людей только деловым человеком.

Изабель очень ценила то, что у Билла есть свои четко определенные нравственные ценности. Но она понимала, что так было не всегда, и за полученные уроки он заплатил высокую цену. Его брак превратился в фикцию, дочек он любил, но их ничто с ним не связывало. Это неудивительно – когда они еще были маленькими и очень в нем нуждались, он слишком много времени тратил на то, чтобы возводить кого-то на президентский престол. Правда, в последние годы Билл старался чаще бывать с дочерьми, и это дало свои результаты. Девочки радовались его обществу и очень гордились отцом. Однако усиливающееся отчуждение от Синди наложило свой отпечаток и на их отношения. Они редко бывали все вместе, встречи с дочерьми обычно проходили один на один. В этом плане Изабель была счастливее его, она много времени проводила со своими детьми. А вот Гордону дети оставались чужими, даже Софи, которой он оказывал некоторое предпочтение.

– Не думаю, что Гордон когда-либо станет мыслить как вы, – проговорила Изабель. – Подобные вещи не имеют для него значения. Он счастлив тем, что играет важную роль в мире финансов, остальное для него не важно.

– Когда-нибудь он об этом пожалеет, – грустно сказал Билл, – и, может быть, я тоже. К правильным выводам я пришел чересчур поздно. Я потерял слишком много времени, Изабель.

– Думаю, они поймут вас, – попыталась утешить его Изабель. – Девочки только-только выросли, вы еще успеете стать с ними друзьями.

– Надеюсь, что так. Но пока они живут своей собственной жизнью, и мать постоянно дает им понять, какой я эгоистичный подонок. Возможно, она и права, – с грустью усмехнулся он. – В отличие от Синди вы пробудили во мне самое лучшее. Не уверен, что я бы ей понравился таким, какой я сейчас. Думаю, такая близость, как у нас с вами, ее скорее испугала бы. Она никогда не раскрывала передо мной душу, да и моя душа ей ни к чему, достаточно того, чтобы я был рядом и ходил с ней на вечеринки. Но такая жизнь не для меня. Я славно проводил время, но мне совершенно не с кем было поговорить. С Синди мы ухитрялись чувствовать себя одинокими, даже находясь в одной комнате. Тут уж ничего не изменишь.

– А может, вы просто не давали ей шанса сблизиться с вами?

– Вряд ли ей это требовалось, – отрезал Билл, и в глазах его появилось жесткое выражение. – Между нами все кончено, и, по правде говоря, я думаю, что оно и к лучшему. Никакого разочарования, никакой боли. Пока я время от времени появляюсь, оплачиваю счета и не забываю посещать обязательные мероприятия, ей больше ничего от меня не надо. Мы живем в разных мирах, и обоим от этого только спокойнее.

– Ну, разве не удивительно то, что мы с собой сделали? – вздохнула Изабель, когда они снова сели в лимузин и Билл дал водителю адрес ресторана, куда они собирались на ленч. Изабель слышала о нем – это был любимый ресторан принцессы Ди, – но не знала, где он находится. – Вы позволили себе отдалиться от Синди и девочек, я позволила Гордону отгородиться от себя. Почему остальные решают за нас, а мы даже не пытаемся возражать? – Эта мысль снизошла на нее как озарение. Все стало вдруг предельно ясным.

– Потому что они всегда были такими, и в глубине души мы знали, что дело этим кончится. В колледже Синди привлекала всеобщее внимание – энергичная, умная, веселая, но ей всегда недоставало теплоты. По-моему, она самая эгоистичная и расчетливая женщина на всей планете. А Гордон – жестокий, холодный и властолюбивый. Такими уж они уродились. Вопрос только в том, почему мы считали, что большего и не заслужили.

– Мои родители очень напоминали Гордона и Синди, – тихо призналась Изабель, глядя на него своими громадными зелеными глазами. – Я их любила, но они вели себя всегда очень сухо и сдержанно.

– И мои тоже. Они ненавидели детей и твердо решили обойтись без них, и тут, когда им было уже за сорок, пришлось смириться с моим появлением на свет. Так что они всегда давали мне понять, что оказали мне колоссальную услугу уже тем, что предоставили возможность родиться. Я пошел учиться в колледж, радуясь, что, наконец, вырвусь из этого ада. А когда они погибли в авиационной катастрофе – мне тогда исполнилось двадцать пять лет, – я даже не заплакал. Объявили, что их самолет разбился, а я и не знал, как прореагировать. Я так толком и не понял, что они собой представляют, кроме того, что они очень умные и дали мне возможность прожить в их доме до восемнадцати лет, а затем с облегчением выпроводили. Интересно, что бы они сделали, если бы я их обнял, поцеловал или сказал, что я их люблю? Не помню, чтобы мать меня когда-нибудь в детстве обнимала или целовала. Она всегда обращалась ко мне с другого конца комнаты, а отец со мной и вовсе не общался. Синди точно такая же. Когда она со мной разговаривает, то подходит не ближе чем на три метра, а если может, то держится еще дальше.

– Просто удивительно, что вы не сошли с ума, – посочувствовала Изабель. Она с трудом представляла себе его детство, хотя оно не сильно отличалось от ее собственного. Ее, правда, и обнимали, и целовали, но все это была только видимость, а вот любви ощущалась совсем капелька. – Моя мать была до мозга костей англичанкой. Думаю, она хотела меня любить и даже, вероятно, по-своему любила, но не знала как. Очень правильная и очень холодная, она еще в раннем детстве осталась без матери, один на один с отнюдь не любвеобильным отцом. В девять лет он отправил ее в школу-интернат, где она и оставалась до тех пор, пока не вышла замуж за моего отца. Она познакомилась с ним, когда ее представляли при дворе. Подозреваю, что мой дед устроил этот брак, чтобы выпроводить ее из дома. Когда она ушла, он с. нова женился – на женщине, которая много лет была его любовницей, еще до того, как он овдовел. По линии матери в моей семье полно разного рода «скелетов в шкафу», о многих людях нам не разрешалось упоминать. Все, что от нас требовалось, – быть прилично одетыми, вежливыми и делать вид, что все прекрасно. Я не имела ни малейшего представления о том, что чувствует моя мать, а отец был так занят политикой, что, наверное, забывал о нашем существовании. Мама умерла, когда я была еще подростком, а отцу так и не хватило времени со мной поговорить, хотя, полагаю, он очень достойный человек. Их брак немного походил на мой собственный, поэтому, наверное, я с такой покорностью и приняла охлаждение Гордона. Другой модели семьи я просто не знаю.

– Пожалуй, я тоже, – согласился Билл. С Изабель он мог поделиться всем. – Если бы Синди была не такой бесчувственной, как мои родители, я сейчас был бы совершенно растерян. Я женился в двадцать два года, и с тех пор часть моей души как бы оледенела. – Когда он четыре года назад познакомился с Изабель, он многое понял, и многие его взгляды изменились. Исходящее от нее тепло притягивало его к себе, как мотылька лампа, в каком-то смысле она поддерживала в нем интерес к жизни. Однако контраст между ней и Синди еще больше отдалил его от жены. Теперь он видел, как далеки они были друг от друга все эти годы.

– Интересно, что изменилось бы, если бы в молодости мы были уже обременены нынешним опытом?

– Если бы я сегодня встретил Синди, то ни в коем случае на ней не женился бы, – без малейшего раздумья сказал Билл. – Она неспособна делиться сокровенным, ей не нужен настоящий собеседник, она питает к разговорам отвращение. Для нее брак – возможность пожить красиво, а все остальное ей абсолютно безразлично. Нет, пожалуй, она все-таки не настолько пустая, у нее есть свои достоинства, но все равно я тридцать лет прожил с совершенно чужим человеком.

– И вы собираетесь прожить так еще тридцать лет? – поинтересовалась Изабель.

– Наверное, придется, – честно ответил он и тут же задумался: а собственно, почему? Развод был бы для него серьезным ударом. Если Синди устроит скандал, ни один кандидат в президенты не захочет иметь с ним дел, а скандала, конечно же, не избежать. Не в ее стиле так легко расставаться со своими вещами. Синди развод совершенно не нужен, ее устраивает ее положение. – А разве вы не собираетесь сделать то же самое – прожить остаток жизни в браке без любви? – задал встречный вопрос Билл. Ответ он знал заранее – они и раньше об этом говорили.

– У меня нет выбора.

– У всех есть выбор, если хватает смелости. Но нам с вами есть что терять. Если мы с Синди разойдемся, моя карьера будет погублена. А у вас на руках тяжело больной ребенок. Нас можно понять, но иногда мы кажемся мне глупцами. Если бы у нас хватило мужества и веры в собственные идеалы, то мы бы уж как-нибудь исхитрились и нашли достойный выход из положения. Но, похоже, как раз этого нам и не хватает. – Он не осуждал ни ее, ни себя – просто констатировал факт.

– Подозреваю, что вы правы, – печально кивнула Изабель.

– Остается надеяться, что мы об этом не пожалеем. Нам слишком мало отпущено. Мои родители умерли в шестьдесят с небольшим, и я не уверен, что они были когда-нибудь счастливы. Они просто делали то, что считали нужным, и все. Я хочу большего, но не знаю, как этого достичь.

– А я не позволяю себе и думать об этом, – честно призналась Изабель. – Я сделала свой выбор двадцать лет назад и с тех пор его придерживаюсь.

– С вашей стороны это очень благородно, – взяв ее за руку, сказал Билл, – но за подобные вещи не дают наград.

– О чем вы?

– Сам не знаю. Просто иногда я устаю от собственных оправданий. Если честно, Изабель, то именно когда я вижу вас, беседую с вами, я начинаю задумываться о том, что мы творим.

– Друг с другом? – с испугом спросила Изабель, решив, что он предлагает больше не встречаться.

– Нет, с другими. Например, я никому никогда не говорил того, что говорю вам. Разве это нормально для женатого человека?

Она кивнула, задумавшись над его словами:

– Все верно, но в двадцать один год, когда я выходила замуж, я этого не понимала. Я знала только, что должна слушаться. Гордон был мне как отец. Он диктовал мне, когда вставать, когда ложиться, как с кем общаться, каких манер придерживаться. И пожалуй, тогда мне это нравилось. Я не представляла, что может быть иначе, что существует какой-то другой семейный уклад.

– А теперь?

– У меня и сейчас нет выбора, Билл. Ну из чего мне выбирать?

– Да из чего захотите. В том-то и дело. Мы оба рассуждаем о высокой цене, которую надо заплатить за перемены. А какую цену приходится платить за то, чтобы жить как живется? Об этом вы не думали?

– Пытаюсь не думать, – честно призналась она. – Я считаю, что живу так ради Тедди и ради Софи.

– А вы уверены, что дело именно в них? Вы в этом уверены? – пристально глядя на нее, спросил Билл. Он никогда не был так настойчив, и поэтому его нынешний натиск удивлял Изабель. Что-то в нем изменилось. Похоже на то, что его мучает неудовлетворенность, бессмысленность существования – своего и ее тоже. – Вы уверены, что оставляете все как есть не только из-за трусости? А вот я не уверен. Да, я чертовски боюсь бросить карты на стол и уйти. Но и данное положение меня не устраивает. Я всего лишь человек и, следовательно, далек от совершенства.

– Вы хотите сказать, что все-таки собираетесь уйти от нее? – Изабель была потрясена. Все эти годы он постоянно твердил, что никогда не разрушит свой брак.

– Я только говорю, что хотел бы набраться смелости, чтобы уйти. – И тут он наконец решился. Даже если она разозлится и прервет их отношения, он все равно должен излить то, что накипело, выразить свои чувства, которые слишком много для него значат. – А еще мне хотелось бы, чтобы вы набрались смелости и ушли от него. Когда я вам звоню, меня убивает, что в этом доме вы, словно заключенная, лишены всяких прав и элементарного уважения, причем уже много-много лет. Я готов приехать и похитить вас вместе с Тедди – сделать все, что угодно, лишь бы вырвать вас с ним из этого дома. Вы не заслуживаете такого мужа, Изабель, так же как и я не заслуживаю такой жены, как Синди. Конечно, лучше бы все произошло само собой, без всяких трудностей, но этого не случится. Словом, я хотел бы, чтобы мы оба начали все сначала.

– И я тоже, – тихо сказала она. – Но это невозможно. – Изабель, с одной стороны, приветствовала бы, если он разошелся с женой, но с другой – понимала, что это станет для него катастрофой. – Если Синди устроит скандал, вся ваша карьера, на которую вы потратили тридцать лет, немедленно рухнет. Вы действительно готовы ею пожертвовать? И ради чего? Ради свободы? Ради ваших идеалов? А что вы с ними будете делать? А я? Гордон когда-то сказал мне, что, если я от него уйду, он позаботится, чтобы я умерла голодной смертью. Я ведь ничего не унаследовала от родителей – все досталось моему брату. А когда он погиб в автомобильной катастрофе, наследство ушло к его сыновьям. Я полностью завишу от Гордона. Без него мне не на что будет жить. Я не смогу содержать сына, не смогу обеспечить ему медицинскую помощь. Это стоит целое состояние, а Гордон, хотя он и не слишком волнуется обо мне и Тедди, оплачивает абсолютно все не моргнув глазом. Так что же вы предлагаете, Билл? Чтобы я обрекла Тедди на нищету или даже на смерть? Да Тедди и не переживет таких изменений. Да, Гордон меня не любит, но любовь для меня непозволительная роскошь. – Изабель было нелегко в этом признаться, но она действительно полностью зависела от Гордона. Ее смирение, ее готовность влачить свой крест до конца разбивали сердце Биллу.

– Возможно, вы правы, – тихо сказал он, когда машина подъехала к ресторану. Это был итальянский ресторан, очень популярный и очень шикарный. – Возможно, нам и вправду не из чего выбирать, хотя я не могу в это поверить. – Но в ее случае он действительно не видел реального выхода, хотя трудно было представить, чтобы французский суд позволил умереть с голоду Изабель и ее больному ребенку. Впрочем, может быть, и позволил бы – ей виднее.

– Если я оставлю мужа, – с несчастным видом продолжила Изабель, – с моей стороны это будет крайним эгоизмом. Сверх необходимого Гордон не даст мне ни гроша, так что я не смогу обеспечить Тедди тот образ жизни, к которому он привык. Почему же он должен из-за меня страдать?

– Простите, – только и сказал Билл. – Я не хотел вас дразнить. Просто, когда я с вами, мне видится та жизнь, которой, к сожалению, никогда не будет.

– Может быть, это потому, что нас связывают только телефонные звонки и редкие короткие встречи. Если бы мы были мужем и женой, все наверняка выглядело бы по-другому.

– Вы и в самом деле так думаете? – Билл посмотрел ей прямо в глаза.

Она долго не отвечала, затем покачала головой:

– Нет, не думаю. Но как могло бы быть, мы никогда не узнаем. Мы не можем себе позволить даже думать об этом, – проговорила она и мысленно закрыла перед ним дверь.

– Неужели и это мы не можем себе позволить? – с несчастным видом спросил он.

– Думаю, да. Мы должны быть благодарны судьбе за то, что имеем, и не просить большего, иначе можно все испортить. – Конечно, просто замечательно быть вместе, разговаривать, смеяться, танцевать, есть булочки, но что из этого следует? Она не должна позволить Биллу совершить какую-нибудь глупость, пусть даже ей самой это было бы приятно.

– А я хочу большего! – упрямо заявил Билл, когда водитель открыл перед ними дверцу машины, и Изабель неожиданно засмеялась:

– Говорят ведь вам – нельзя! Какой вы, однако, капризный!

– Я впервые ожил – за долгое-долгое время.

Она тоже чувствовала себя так, будто лет на десять помолодела.

– Это сосиски за завтраком на вас так подействовали. – Изабель решила все обратить в шутку, его недавние слова ее порядком испугали. – А если нам встречаться здесь, скажем, раз в год, на несколько дней? Возможно, этого будет достаточно? – Ничего другого – взамен жизни с ним – она предложить не могла.

– Вы не хуже меня знаете, что этого недостаточно, – упрямо помотал головой он.

– И что же вы предлагаете? Убежать в Бразилию? Билл, ну не будьте мальчишкой. Не сходите с ума и не ждите, что я сойду с ума вместе с вами.