Текст книги "Америка в тени президентства"

Автор книги: Даниэль Эстулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Наполеон III

Чтобы понять Макрона, мы должны вернуться в прошлое, под сень здания парламента в той части Лондона, которая называется Вестминстером, в лето господне 1850. Вокруг нас викторианский Лондон, Лондон Диккенса и Теккерея, Джона Стюарта Милля и Томаса Карлайла. Этот столичный город теперь является центром величайшей колониальной империи, когда-либо существовавшей в мире, которая вскоре охватит от одной пятой до одной четвёртой мирового населения и территории планеты. Хотя в теории до сих пор существуют империи, управляемые французами, испанцами, португальцами, голландцами, бельгийцами и датчанами, все они в 1850 году являются не более, чем сателлитами Британской империи. Британия – королева морей, империя, над которой никогда не заходит солнце. Это новый Рим на берегах Темзы.

Императрица – королева Виктория. В основном она и принц Альберт заняты размножением новых отпрысков Саксен-Кобург-Готской династии, чтобы встать во главе всех королевских домов Европы. Через четверть века в качестве вознаграждения за такое активное увеличение приплода Виктория станет Императрицей Индии. Однако при всём богатстве и власти Виктории Британия не совсем монархия; это олигархия по венецианской модели, а наиболее властный и влиятельный лидер британской олигархии того времени, между 1830 г. и концом Гражданской войны в США, это лорд Палмерстон.

Как это удаётся британцам? Как эта небольшая кучка аристократов-извращенцев на таком малюсеньком островке сподобилась править всем миром? Не верьте рассказам о мастерской мира; да, тут есть несколько фабрик, но Британия живёт за счёт мародёрства и разграбления своих колоний. Её флот внушительный, но он также переоценён и очень уязвим перед лицом серьёзных испытаний. Её армия третьесортная. Однако британцы научились у венецианцев тому, что величайшая сила в истории – это сила идей, и что если вы умеете контролировать культуру, вы можете контролировать то, как люди мыслят, и тогда государственные лица, флот и армия подчинятся вашей воле.

«Возьмите, к примеру, нашего друга лорда Палмерстона. Палмерстон контролировал Министерство иностранных дел, Министерство внутренних дел и Уайт-холл, но когда ему понадобится организовать в 1848 году революцию в Европе или же когда придёт пора для Гражданской войны в США, он обратится к тройке агентов. Это три марионетки лорда Палмерстона. Но это не Моу, Ларри и Кёрли. Этих трёх марионеток зовут Джузеппе Мадзини, Луи Наполеон Бонапарт и Дэвид Уркхарт. Эти три марионетки в гораздо большей степени, чем «Юнион Джек», Виктория, порода бульдог, узкая серая шеренга героев и флот, являются самым сердцем того, что называется Британской империей»[386].

Исходя из целей нашего повествования, нас интересует только одна из этих марионеток, француз Луи Наполеон Бонапарт – Наполеон III.

Исследователь Уэбстер Тарпли всего в нескольких параграфах объяснил суть связи между венецианским банковским делом и политикой и ролью Наполеона III в последующей истории Европы: «Начал он как карбонарий, член неформальной сети тайных революционных обществ, активных в Италии примерно с 1800 по 1831 годы, и террорист, поддерживающий контакты с Мадзини. В 1836 г. Наполеон попытался умело использовать своё известное имя для организации успешного путча; однако его попытка обернулась провалом, и его выслали в Америку. Затем Наполеону предоставили личный кабинет в читальном зале нового Британского музея, и к нему часто наведывался лорд Палмерстон. Он начал работу над своей книгой «Наполеоновские идеи» (Les Idees Napoleoniques); основная идея заключалась в том, что Наполеон I совершенно правильно был империалистом, но его единственная ошибка была в попытках расширить империю за счёт Великобритании. Для французской империи в качестве младшего партнёра Британии места же предостаточно.

Предпочтительной формой правления должен стать демократический цезаризм с частыми плебисцитами. В 1848 г. Наполеон работал на Британию в роли специального констебля – полицейского для охраны порядка в случае мятежей и восстаний, чтобы подавить любую ожидаемую революцию чартистов; затем его отправили в Париж. Там Наполеон III использовал своё имя, чтобы стать президентом, а затем он организовал государственный переворот, в результате которого стал императором. Палмерстон поспешил поддержать переворот, чем вызвал волну истерики со стороны придворной клики Виктории и Альберта. Палмерстона изгнали, но вскоре он вернулся, сильнее чем прежде.

После сотен лет военных действий Франция наконец была сломлена и поставлена под контроль более-менее зависимого от Британии марионеточного режима. Так родились «западные державы», «англо-французы». Наполеон III раздобыл для Палмерстона один незаменимый ингредиент, необходимый для имперской стратегии, – мощную наземную армию. Вскоре в полную силу заработала открытая англо-французская Антанта. Когда Виктория приехала в Париж, это был первый подобный визит английского суверена с тех пор, как Генриха VI объявили королём Франции в Нотр-Дам в 1431 г. Когда Наполеон присоединился к Палмерстону в нападении на Россию в Крыму, это была первая за 400 лет война, в которой Франция и Англия выступили на одной стороне. «Французский зал в зоопарке украшен новой версией британского эмпиризма: это позитивизм – жалкие взгляды Огюста Конта и Эрнеста Ренана. Он приведёт к французскому структурализму, этнологии и даже деконструктивизму конца XX века.

Наполеон III – мальчик на содержании у Палмерстона, обладающий такой же силой воли как надувная секс-кукла. О нём нужно думать, как о британском агенте – надувной резиновой кукле. После Крыма Палмерстону понадобится война за землю с Австрией в северной Италии. Наполеон, подзуживаемый Камилло Бенсо ди Кавуром, который знал, как играть на коротких паузах, услужил войной 1859 г. и великой битвой при Сольферино. Когда придёт время для мексиканских приключений Максимилиана, Наполеон с готовностью отправит за океан флот и армию. Во время Гражданской войны в США позиция Наполеона в поддержку Конфедерации будет более рьяной, чем даже у самого Палмерстона. В 1870 г. Бисмарк нанесёт поражение Наполеону и отправит его в ссылку в Англию. Здесь Наполеон спланирует своё возращение после Парижской коммуны, но будет нужно, чтобы его видели верхом на коне, а у него проблемы с почками. Операция на почках, задуманная для того, чтобы снова превратить его в мужчину на коне, вместо этого убьёт его.

Наполеон III именовал себя социалистом и представлял позднюю стадию своего режима в качестве «либеральной империи». Это означает, что вся Франция выступает тематическим парком британского зоопарка. В 1860 г. Наполеон подписал соглашение о свободной торговле с Британией, Договор Кобдена-Шевалье, новое издание соглашения Тюрго о свободной торговле с Англией 1786 года – с теми же разрушительными результатами.

В ходе своего правления Наполеон III прихватит в качестве колонии Сенегал и Индокитай, что заложит основы для войны во Вьетнаме век спустя. При Наполеоне Франция построит Суэцкий канал – только для того, чтобы он попал под контроль Британии. Наполеон III станет прототипом фашистских диктаторов XX века. После поражения во Франко-прусской войне он завещает Франции партию прото-фашистов-колониалистов и реваншистов, шумно агитирующих за возвращение Эльзас-Лотарингии, которую Наполеон проиграет Бисмарку. Эти реваншисты вновь возникнут в Виши, Четвёртой республике и Социалистической партии современной Франции. Вот каким образом лорд Палмерстон пытался править миром посредством триумвирата марионеток, одна из которых был смотрителем некоторых залов человеческого зоопарка. А теперь пора разбираться с причинами»[387].

Идеология британского империализма

Один из наиболее известных «секретов» британской олигархии заключается в том, что моделью для Британской империи была Венеция. Бенджамин Дизраэли, премьер-министр Великобритании конца XIX в., выдал секрет в своём романе «Конингсби», написав: «Великой целью лидеров английских Вигов начиная с первого движения под руководством Хэмпдена и заканчивая последней наиболее удачной попыткой 1688 г., было установление в Англии аристократической республики высших классов по венецианской модели с дожами вместо королей и с «венецианской конституцией»[388].

«Британская империя существует в умах своих жертв. Это империя чувств, чувства уверенности, империя эмпиризма. Это империя британского философского радикализма, гедонистического расчёта[389], экзистенциализма[390] и прагматизма.

В годы после Ферраро-Флорентийского собора 1439 г.[391] венецианские враги кардинала Николая Кузанского[392] задумали начать войну с итальянским Высоким возрождением и экуменическим проектом Кузанского. Для борьбы с возрожденческим платонизмом Кузанского «венецианцы из Риальто и Падуи обратились к аристотелизму нового вида с характерным для Аристотеля взглядом, но при этом лишённым его средневековых схоластических и аверроистских напластований.

Это проявилось в работе Пьетро Помпонацци и работе его ученика Гаспаро Контарини. Во время Войны Камбрейской лиги 1509–1517 годов альянс практически всех держав Европы грозил полным уничтожением венецианской олигархии. Венецианцы понимали, что Франция или Испания могли раздавить их как кучку мух. Венецианцы ответили финансированием протестантской Реформации посредством трёх марионеток – Лютера, Кальвина и Генриха VIII. В то же самое время Контарини и его иезуиты сделали Аристотеля центральным элементом идей католической Контрреформации и Тридентского собора, а книги Данте и Пикколомини включили в список запрещённых книг. Результатом стали полтора века религиозных войн и «малый тёмный век», закончившиеся великим кризисом XVII века.

Венеция была раковой опухолью, осознанно пускающей метастазы. Из своей лагуны венецианцы выбрали болото и остров, смотрящий на Северную Атлантику, – Голландию и Британские острова. Сюда занимавшая ведущие позиции в Венеции группировка («партия») Джованни перевезёт богатства своей семьи, свои фонды и свою характерную эпистемологию. Франция также была колонизована, но главная ставка была сделана на север. Сначала в качестве секс-советника Генриха VIII[393], чьё неугомонное либидо станет залогом надежд венецианцев, направили родственника и соседа Контарини Франческо Зорзи. Зорзи привёз с собой розенкрейцерский мистицизм и масонство на землю, которую венецианские банкиры грабили многие века. Венецианская «партия» в Англии росла при ранних Стюартах, в то время как Фрэнсис Бэкон и его «жена» Томас Гоббс импортировали неоаристотелизм Фра-Паоло Сарпи – великого венецианского кукловода, закулисного руководителя начала 1600-х годов и архитектора Тридцатилетней войны.

Когда Яков I и Карл I разочаровали венецианцев в Тридцатилетней войне, к власти в Англии пришли Кромвель, Милтон и звериный цирк сектантов в протестантской гражданской войне. Это время Ирландского геноцида и формирования заморской империи на Ямайке. После Реставрации Славная революция 1688 г. дала начало самой совершенной когда-либо созданной имитации венецианской олигархической системы. Крупнейшие аристократы Виги и Тори в качестве своей цели избрали новую, охватывающую весь мир Римскую империю с центром в Лондоне. После неудачной попытки Лейбница спасти Англию Великобритания ступила на путь империи с новой Ганноверской Вельфской династией.

Война за испанское наследство 1702–1713 годов была первой войной мирового масштаба и последним издыханием соперников Британии – Испании и Голландии. В результате Утрехтского мира Великобритания получила превосходство в морях и океанах. Людовик XIV и Кольбер уступили венецианской геополитике, основанной на принципе «разделяй и властвуй», а британские денежные средства были использованы, чтобы нанять такие государства, как Бранденбург и Савойя для борьбы с французами. Заполучив вожделенное, монополию на торговлю рабами с испанской Америкой, британцы стали крупнейшими работорговцами в мире. Богатство Бристоля и Ливерпуля будет построено на работорговле[394].

Макрон

Здесь мы возвращаемся к президенту Франции Макрону. Если не рассматривать его сквозь призму Ротшильдов, Венеции, предательских интересов финансовых кругов и закулисных политических процессов, то понять его сложно.

В соответствии с требуемой моделью, французский президент должен быть невероятно амбициозен и легко управляем. Для консолидации соответствующего электората желательно указать на нетрадиционную ориентацию (что весьма хорошо воспринимается либеральной публикой) и «правильную» либеральную историю. В то же самое время его речи должны быть максимально популистскими и «евроцентристскими», одновременно сохраняя его истинные амбиции в тайне, тщательно скрытыми от посторонних глаз общественности. Да, он также должен быть молод и не должен принадлежать к истеблишменту – тому самому истеблишменту, который так ненавидит и демонизирует общественность. А его связи с банковскими картелями следует максимально скрыть.

Так это же Макрон собственной персоной! Именно такие характеристики и требуются для воплощения планов британской элиты по воссозданию, пусть лишь отчасти, былого величия Британской империи. Присутствие «материнской» фигуры (а именно его жены, которая на 25 лет старше его) только дополнительно демонстрирует, насколько он легко управляем и готов подчиняться.

Грядёт Фрекзит

Роберт Зарецкий, пишущий для издающегося истеблишментом Foreign Policy, раскрывает новые грани происходящего: «Выход Британии означал конец целой эпохи. Выход Франции будет означать конец ЕС: по историческим и институциональным причинам возможный французский кризис будет катастрофическим. Франция – поистине нация-основатель ЕС, единственная страна, способная инициировать начало строительства Европы в начале 1950-х годов.

Когда закладывались основы нового европейского порядка, сказалось имперское прошлое Франции, поскольку в стране обосновались сотни тысяч иммигрантов из её бывший колоний в Северной Африке – Марокко, Туниса и особенно Алжира. Нанятые, чтобы заполнить новые рабочие места, созданные в течение «славного тридцатилетия» 1945–1975 годов, те же самые иммигранты перестали приветствоваться, когда темпы роста экономики Франции замедлились, а страна к концу XX в. стала приобретать всё более южный облик. На рубеже веков страх распространения «великого замещения» (le grand replacement – термин, запущенный в оборот писателем Рено Камю; под ним понимается наводнение белой и христианской Франции арабскими и мусульманскими иммигрантами) стал символом веры для растущего числа французов, развернувшихся в сторону консервативного Национального фронта правого толка.

Рост наднациональных институтов, скукоживание национальной экономики, возникновение новых иммигрантских сообществ, исчезновение традиционных видов промышленности и рабочих мест – в совокупности это те самые потоки, которые накапливаются и выливаются в вонючее болото под названием Фрекзит. Как и Брекзит, Фрекзит в самом основании, по существу, представляет собой кризис национальной идентичности. Неспособность как консервативных, так и социалистических правительств устранить трещины и разломы во французском обществе и воссоздать республиканскую модель в адекватном XXI веку виде подстёгивают уход в нативизм и национализм. Как и следовало ожидать, опрос 2015 г. выявил, что если бы вновь был проведён референдум 2005 года по Конституции Европейского союза, то 62 % респондентов проголосовали бы против неё, что на 7 % выше первоначального числа высказавшихся против»[395].

Подход Макрона, однако, радикально отличается от подхода Ле Пен. Он разрушит отношения между Германией и Францией (с постепенным уходом последней под патронажем Британии) под предлогом сохранения общности с Европейским Союзом и защиты интересов «малых» членов ЕС. И вполне вероятно, что он раздавит ЕС быстрее, чем это сделала бы Ле Пен. Если она готова сделать это открыто, то Макрон, наоборот, будет прикрывать свои истинные планы «евроцентристской» риторикой.

Британский план отличается всеми чертами великолепной многоуровневой стратегии. И всё же есть несколько проблем. Мы живём в мире великих геополитических потрясений, балансируя на грани краха и экономической дезинтеграции. «Растущий разрыв между большинством и небольшим числом сверхбогачей, которые у всех на виду, весьма вероятно будет представлять всевозрастающую угрозу общественному порядку и стабильности. Столкнувшись с этими проблемами, малообеспеченные нуждающиеся сегменты мирового населения могут объединиться, используя доступ к знаниям, ресурсами и навыкам для формирования международных процессов в интересах своего класса»[396]. Нарастающее отчаяние части человечества приведёт к «гражданской войне, межобщинному насилию, волнениям, масштабной преступности и массовому беспорядку»[397].

Столкнувшись с резким погружением финансовых рынков в ад и глобальным экономическим крахом, мы можем ожидать «жесточайшую ценовую шоковую терапию, вероятно, вызванную скачком цен на энергоресурсы или серией неурожаев»[398]. Это «спровоцирует эффект домино, включающий крушение ключевых международных рынков по целому спектру секторов»[399]. Последствия подобного краха, распространяясь по глобализированной экономике, могут привести к развалу международной политической системы и полномасштабному экономическому краху.

Означает ли это, что Система в опасности? Пока нет. Потому что даже с учётом эрозии гражданских свобод супербогатые будут защищены посредством технологических достижений и всепроникающих систем слежения и контроля. Вкупе с «навязчивыми, высоко чувствительными, быстро реагирующими и доступными базами данных возникновение так называемого «надзирающего общества слежки» всё чаще будет оспаривать утверждения о частном пространстве, что в свою очередь отразится на гражданских свободах и правах человека»[400].

«Пора элитам восстать против невежественных масс»

Как бы то ни было, общие настроения корпоративных западных СМИ по поводу будущего таковы: «Брекзит обнажил политический раскол нашего времени. Пора элитам восстать против невежественных масс. Сегодняшний гражданский протест – в Соединённых Штатах, Британии и Европе – вероятно, в корне поменяет политику как никакую другую сферу»[401].

Именно такие настроения выражал клуб британской элиты «Коэффициенты» в далёком 1902 году. На заседании в отеле Сент-Эрмин в 1903 году лорд Альфред Милнер из «Круглого стола» высказал своё видение будущего. Он подчеркнул следующее: «У нас должна быть аристократия – не по привилегиям, а по пониманию и целеполаганию, – иначе человечество ждёт крах. Решение лежит не в прямой конфронтации. Мы можем нанести поражение демократии, потому что мы понимаем, как устроен человеческим разум, глубины и потайные разума, невидимые за личностью. Я понимаю человеческий прогресс не как спонтанный продукт толп сырого разума, движимых элементарными потребностями, а как естественный, но проработанный до мелочей результат тонких взаимозависимостей людей».

В начале XX в. общее умонастроение элит называлось евгеникой. После Второй мировой войны, когда в умах людей ещё сохранялись свежие воспоминания о нацистском геноциде, был придуман термин «взаимозависимость», а в последующие десятилетия этого века – «реинжиниринг». Через Брекзит и Трампа элиты пытаются провести «реинжиниринг», перестройку общества, в результате которого произойдёт его вымирание.

То было «тогда»

Джеймс Троб в своей статье в журнале Foreign Policy очерчивает «частное» видение официального американского истеблишмента того, как будет выглядеть будущее: «В конце 1960-х годов элиты находились в замешательстве, как и сегодня. Однако, тогда они убегали от детей, которые восстали против мира своих родителей; теперь же элиты убегают от родителей»[402]. Экстремизм стал массовым. «Новые бедные», в отличие от традиционных бедных, хорошо образованы и приобщены к привычкам массового потребления, что требует бесконечного притока наличных или кредитных средств. Этот сегмент населения, который составляет порядка 15–20 % общества, никогда не простит и не забудет, что его лишают того образа жизни, который он считает «нормальным». И впервые примерно за 100 лет с момента целенаправленного развала Российской империи эта «антиэлитная» группа «новых бедных» готова совершить массовое социальное самоубийство в процессе демонтажа западных властных структур. Они не хотят спасать систему и менять одного лидера на другого или же добиваться компромисса с властными кругами. Они готовы разрушить систему, даже несмотря на то, что осознают: гибель системы приведёт к их собственному крушению.

Одна из самых вопиющих черт голосования по Брекзиту заключалась в том, с какой силой люди отвергли банкиров и экономистов, а также глав государств Запада, которые предупреждали избирателей об опасностях разрыва с Европейским Союзом. Премьер-министр Британии Дэвид Кэмерон полагал, что голосующие прислушаются к практически единогласному мнению экспертов. Это лишь показывает, насколько крайне ложным было его представление о своём же собственном народе.

Как Консервативная, так и Лейбористская партии Британии сегодня переживают кризис. Социалистическое правительство Франции столкнулось со схожим фиаско на всеобщих выборах в мае 2017 г. Партия президента Франции Франсуа Олланда была полностью разгромлена и даже не прошла в финальный тур голосования. Премьер-министр Тереза Мэй утратила своё абсолютное большинство в Британии[403]. Партии правого толка по всей Европе кричат о голосовании по выходу их стран из ЕС. Коренной вопрос – глобализация.