Текст книги "Цель обманывает средства"

Автор книги: Даниэль Дакар

Соавторы: Павел Балашов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

«Диана» разгонялась по системе Энджи вторые сутки, когда вдруг необъяснимым образом начала терять скорость. Алекс, Шеб и Ричард, поднятые по тревоге, впервые с момента ссоры капитана с остальными работали вместе.

Четыре часа напряженных попыток выровнять курс ни к чему не привели – «Диана» застряла в открытом Космосе. А анализ произошедшего показал совершенно неутешительное – экипаж ошибся. Звезда Энджи была ложно-одинарной, и их корабль на полном ходу влетел в гравитационную воронку между желтым карликом и его двойником – потухшим сверхкарликом.

Это был приговор. Смертный приговор для всего экипажа. Двигатели «Дианы» чуть не сгорели, пока Алекс пытался выдернуть корвет из ловушки. Шеб О'Келли поседел, обеспечивая капитану возможность шесть часов подряд рвать корабль из стороны в сторону на полной тяге. Ни малейшего шанса выбраться у экипажа Алекса фон Строффе не было. Капитан полным ходом загнал свой корабль в смертельную ловушку. И пусть он триста раз не знал, насколько коварна Энджи в своей кажущейся привлекательности, в его собственных глазах это его не оправдывало. Алекс винил только себя в том, что он сам и семь человек экипажа приговорены к медленной смерти промеж двух звезд.

Письмо девятое

«Всем, всем, всем. Здесь „Диана“, Поисковый флот человечества, говорит Алекс фон Строффе, капитан. Слушайте нас, берите наши пеленги. Безопасное расстояние для полета – не менее одной астрономической единицы от нашего местоположения.

Мы погибли в гравитационной воронке. Энджи – ложно-одинарная звезда, мы находимся между желтым карликом и потухшим сверхкарликом.

Повторяю, мы погибли в гравитационной воронке. Облетайте нас. Безопасное расстояние – не менее одной астрономической единицы.

Здесь „Диана“, Поисковый флот человечества, говорит Алекс фон Строффе, капитан. Всем, всем, всем…»

Отправленное дальней связью, это письмо пришло в Штаб поискового флота далеко не сразу. Сначала его получили в Патруле, и получил его коммандер Дакар, близкий знакомый фон Строффе, Райта и О'Келли. Они летали в одном экипаже, пока трое друзей не ушли в дальнюю разведку. Дакар остался в Патруле.

Он пришел к командиру своей эскадры и попросил отправить его на уточнение обстоятельств, приведших к гибели «Дианы». Ему отказали, и тогда коммандер пообещал угнать туда свой патрульный фрегат. Ему пригрозили. На следующий день Дакар принес рапорта всех членов своего экипажа, и командование эскадры сдалось.

Через месяц после того, как «Диана» застряла между звезд, в системе Энджи вынырнул красавец-фрегат «Коммандер Армстронг», который вел коммандер Дакар. Подойдя к «Диане» на расстояние одной астрономической единицы, экипаж «Коммандера Армстронга» целую неделю ощупывал корвет сканерами, радарами, приборами гравитационных измерителей. И только тогда, когда стало понятно, что фон Строффе и его людей не достать, патрульные легли на обратный курс.

Как выяснилось, перед тем как замолчать навсегда, оставив после себя только маяк пеленга и голосовое «письмо», Алекс фон Строффе закодировал в информационный пакет весь бортовой журнал и показания видеофиксаторов и включил постоянную трансляцию на ультракоротких волнах. Никуда дальше системы ложно-одинарной звезды оно уйти не могло, но Дакар увозил с собой в Солнечную полный отчет Алекса фон Строффе.

Когда миссис Энджи Бернстайн узнала о том, что ее выход замуж опередил на три недели вступление в силу завещание Алекса, по которому она унаследовала бы все его деньги за открытые системы, если бы оставалась «мисс Валлис», она впала в черную меланхолию. Особенно когда узнала, о какой сумме идет речь.

Среди навигаторов дальнего поиска, а позже и среди всех остальных звездоплавателей слово «Энджи» стало нарицательным, обозначая красивую фальшивку. Алекс фон Строффе оказался интуитивно прав, называя так звезду. Его письмо обошло все трансляционные станции, и «Диана» стала символом современных легенд, символом тех, кто «идет на мыс Горн». Открытые экипажем фон Строффе системы были колонизированы в течение пяти лет, а именами этих людей были названы несколько факультетов в Академии дальнего флота.

Прислушайтесь, люди. Может быть, где-то среди звезд до сих пор звучит голос капитана «Дианы»?

Музыка закончилась. Голос затих. «Ревель» выключил воспроизведение. Экипаж сидел молча, не в силах произнести ни единого слова. Гробовая тишина воцарилась в кают-компании, и как будто даже дыхание четырех немаленьких мужчин перестало быть слышным. Никто не был в силах произнести ни слова, а «Ревель» молчал. В голове у всех бродила плюс-минус одна и та же мысль – что совсем скоро, после выхода из тоннеля прыжка, они услышат Алекса фон Строффе.

Глава 4
«ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ» НАШИХ ДНЕЙ

– «Ревель», ты хоть представляешь, что ты сделал? – поинтересовался угрюмо капитан.

– Да, Макс, великолепно представляю. Это была первая часть моей просьбы – выслушать эту историю. Есть и вторая. Господа, я хочу попробовать вытащить «Диану» из гравитационной воронки. – Голос ИскИна холодно рубил фразы.

– Как? Зачем? «Ревель», это святотатство! – Лемке вскочил из кресла и заорал во весь свой нетихий голос.

– Святотатство, Отто, это позволить Алексу и его экипажу и дальше в своих криотанках медленно выжигать топливо реактора! – ИскИн тоже перешел на повышенные тона.

– Что-о?! – Голоса четверых слились в один.

– Именно. Я убежден, что капитан фон Строффе приказал экипажу лечь в криобоксы. А реактору их, при условии, что энергия больше ни на что не тратится, хватит того, что в нем осталось, на триста пятьдесят лет. Двести с небольшим уже прошло, господа.

– А с чего ты взял, – нервно бросил Леон, – что экипаж «Дианы» находится в криобоксах?

– С того, что есть такое слово «Устав», Леон. И по Уставу поискового флота они должны были в подобной ситуации оставить маяк-пеленг и лечь в криобоксы. Именно гравитационная воронка, конечно, Уставом не предусмотрена, однако формулировка «не оставляющая вариантов ситуация» там есть. И будь я проклят, если это не именно оно. Алекс фон Строффе обязан был отдать именно этот приказ. Они там, господа. В криобоксах. В эпицентре гравитационной воронки, уже двести с лишним лет. – «Ревель» чеканил слова, словно припечатывал.

– «Ревель»… Ты мразь, парень, ты знаешь об этом? – полушипящим тоном опять вклинился Лемке. – Ты же на святое, на памятник сейчас покушаешься! На символ!

– Памяти, Отто, достойна жизнь, а не смерть. Что толку увековечивать безысходность? К тому же – такую безысходность, а? Сам посуди, ну что они там олицетворяют – бессилие всего человечества? Ты, именно ты, слушай внимательно, – голос ИскИна звенел. – Наших новых двигателей за глаза хватит на то, чтобы тараном вынести из воронки несчастный фрегат. Разгерметизация «Диане» не страшна, криобоксы сами по себе герметичны. Наша баковая броня даже не заметит этого удара, с момента постройки корвета «Диана» до момента постройки эсминца «Ревель» прошло сто пятьдесят лет, и обшивка стала гораздо прочнее после Первой Колониальной. Мы вытащим их оттуда, взяв их корабль на таран. Я просчитал четыре раза, все мои выкладки есть в файле «Диана» в общих документах. А теперь скажи мне, капитан запаса Экспедиционного корпуса Отто Лемке, ты готов их там бросить теперь, зная это все?!

Отто отошел к иллюминатору. По грубоватому лицу немца текли крупные слезы, он задыхался ими, не имея возможности ответить. Он уже был готов извиниться перед ИскИном за резкие слова и рад признать свою неправоту, просто не было сил. В ушах опять звучал голос Алекса фон Строффе «Всем, всем, всем. Мы погибли в гравитационной воронке», перемежающийся словами «Ревеля» «Мы вытащим их, просто взяв на таран». Отто не мог ничего сказать, он за несколько секунд почувствовал себя опустошенным на несколько лет вперед.

Заславский полюбовался на спину своего старшего помощника, уткнувшегося лбом в иллюминатор, потом перевел взгляд на инженера. Леон Аскеров сидел молча, наклонившись вперед, поставив руки на стол, сомкнув ладони в кулаки и уткнувшись в кулаки лицом. Молчал. Макс перевел взгляд на Урмаса Дирка и вдруг понял, что канонир смотрит на него, капитана, как на Господа Бога. В обычно невыразительном взгляде «новорусского» читалась мольба, немного наивная и почти безысходная. Он, не произнося ни слова, умолял своего капитана согласиться с просьбой бортового интеллекта.

И тут Макс понял, понял все. Дирк пролежал полсотни лет в криобоксе, когда реактор был заглушён и работа обеспечивалась только слабенькими накопителями, а реактор «Дианы» работает в одну сотую нагрузки, но работает. И если за столько лет ничего не случилось с реактором, ничего не случилось с криобоксами, ничего не произошло с самим кораблем, то… то «Ревель» прав. Оставить все как есть, ничего не предпринимая, – это святотатство и преступление. Преступление прежде всего перед самими собой.

– «Ревель», ты прав. Отто… Отто, зря ты так. Мы идем в систему Энджи, чтобы попробовать их вытащить. Не попробуем – сами себе не простим. – Макс озвучил решение, и Лемке бросился к нему через всю кают-компанию. Подскочил, сгреб в охапку, чуть не задушил в объятиях и заорал, опять же во весь голос:

– Да! – И добавил, но уже без крика: – «Ревель», дружище, прости меня. Я не сразу понял тебя. Черт возьми, с нашим капитаном уже второй раз влипаем в подобную историю, и опять я сажусь в лужу. Видимо, слишком штампы сильны в башке. Прости меня, дружище.

– Я не держу зла, Отто, – ответил ИскИн. – Ни секунды не держал. Я тебя могу понять, правда.

– «Ревель», – поднял вдруг голову Аскеров, – а откуда ты все это знаешь? И почему так старательно собирал факты, просчитывал? Прости уж, но твоя личная заинтересованность даже не прикрыта.

– Знаешь, Леон, давай для простоты считать, что я отдаю долги, хорошо? – голос ИскИна помрачнел.

– Нет, не пойдет, – ответил бортинженер. – Давай до конца, раз уж так пошло. Рассказывай, «Ревель».

Заславский кивнул, поддерживая мастер-техника, как будто «Ревель» мог его видеть. Впрочем, мог – камеры обзора в кают-компании были.

– Что ж. Раз так… учтите, вы сами этого хотели. Урмас, Отто, если предпочитаете не знать – выйдите, имейте в виду, вам это все не понравится. – ИскИн заговорил каким-то другим голосом, явно своим «природным», глубоким баритоном.

Урмас покачал головой, мол, никуда я не пойду, Лемке уселся в кресло, достал из кармана комбинезона сигару и закурил, наплевав на все дисциплинарные предписания. Всем своим видом отставной вояка Евросоюза демонстрировал, что точно так же никуда не пойдет, еще не хватало.

– Ладно, вы выбрали сами. Извольте, я предупреждал. Что я – матрица сознания, списанного с живого человека, вы помните?

Экипаж закивал головами, подтверждая, что да, мол, помним.

– Хорошо. Я нарвался во время Первой Колониальной, шансов выжить не было никаких. А на корабле у меня был гениальный техник-программист, младший брат Ричарда Райта, Майк. Я подыхал, а Майк спешно дописывал оболочку, которая позволила переписать сознание человека в прямом подключении на электронный носитель. Именно Майкл Орвил Райт создал меня как электронную копию сознания когда-то живого человека. Я обязан ему, так уж получилось. И хочу хотя бы попытаться спасти его старшего брата, который для Майка был героем.

ИскИн замолчал. Молча слушавший его Макс вдруг полез в свой наручный терминал и начал что-то форсированно искать, впрочем, какое уж там «что-то»… Ключевые слова для поиска были понятны: «Первая Колониальная война», «Майкл Орвил Райт». Имя «Ревеля», вернее, человека, из которого сделали «Ревеля», высветилось у Заславского на мониторе через пикосекунду, и Макс не удержался от вскрика:

– Адмирал Дакар!

– «Ревель», – холодно ответил ИскИн, – и не напоминай мне это имя. Оно и так мое проклятие.

– А что произошло потом? Когда Майк дописал оболочку? – выдавил из себя Леон, но ответить ИскИн не успел. Ответил вместо него Заславский, читая что-то с терминала:

– Крейсер «Барракуда», на котором нес флаг адмирал Дакар, попал в переделку на орбите Нью-Эдинбурга. Сепаратисты продырявили его насквозь столько раз, что непонятно вообще, как он приземлился. Вернее, теперь – понятно, его посадил сам адмирал, уже став матрицей сознания в электронном виде. Живых на борту не было никого, вообще, погиб весь экипаж. В том числе и коммандер Майкл Орвил Райт. Очевидно, создание матрицы сознания было последним делом коммандера. Я прав, «Ревель»?

– Да, капитан. Именно так оно и было. Потом «Барракуду» починили, слава богу, не особо роясь в программном обеспечении. Я летал на ней вплоть до той поры, пока крейсер не устарел окончательно. А потом меня установили на «Ревель», и остальное вы более-менее знаете. Единственной проблемой стало то, что при монтаже на эсминец программисты верфей очень сильно урезали функциональные возможности бортового интеллекта. Потому мне и пригодились полвека на Светлой, чтобы обойти программные ограничения и перестроить систему так, как мне казалось более целесообразным. Проверить, правда, не мог – энергии не было, как вы знаете.

ИскИн замолк.

– Да, остальное мы и так знаем, – кивнул Леон. – «Ревель», будь добр, скинь мне в рабочие файлы все, что у тебя есть по «Диане». Ну, там, конструкционные особенности, профильный разрез, если есть, короче – все. Надо мне порыться малость.

– Готово, Леон, – ответил тот, кто был адмиралом Дакаром, – оно у тебя.

– Спасибо, «Ревель». – Аскеров встал из-за стола, обвел глазами остальных, пробормотал что-то себе под нос, сообщил всем, что будет «у себя» и вышел. Впрочем, его «у себя» могло означать «у себя в каюте» и «у себя на посту, в центральном инженерном».

– Значит, так… – попробовал подытожить Заславский, – «Ревель», я к себе в каюту, перед прыжковой вахтой хочу отоспаться. Если что – сам все знаешь, ага. Отто, тебе советую найти побольше материалов по реанимации после длительной заморозки. Урмас, зайди ко мне через десять минут.

Раздав указания, Макс вышел. Лемке, гигантский и смущенный, прищурился и посмотрел под потолок, где висел динамик трансляции.

– «Ревель», поможешь материалы подобрать? У тебя явно быстрее выборка получится.

– Есть, герр Лемке. Начинаю поиск, результаты скину тебе в рабочие, годится?

– Да, спасибо. – Немец встал, потушил сигару и вышел, направившись в медотсек.

Дирк остался в кают-компании один. Он подошел к автомату с напитками, нацедил себе вишневый сок, огромную литровую кружку, вернулся к столу и, по примеру Лемке, достал сигару. Но раскуривать не стал, срезал кончик сигары, поднес к носу и начал принюхиваться, вдыхая аромат славного кубинского табака.

– Урмас? – раздался голос ИскИна.

– Да, «Ревель». Или все-таки?..

– Нет, Урмас, «Ревель». И только «Ревель». Адмирал Дакар погиб, пойми. Я – не он, хотя и помню всю его жизнь. Я очень давно не он. Понимаешь?

– Не-а, – покачал головой канонир. – Не понимаю, друже, извини. Не могу понять, как такое возможно. Я вообще в этой истории ничего не понимаю, как-то, знаешь. То есть я понял, конечно, какие события следовали за какими, но ни хрена не могу сообразить, что да как дальше. Ты же за другом летишь, правда?

– Половина правды. Я лечу за тем, кто был другом. Как и было сказано – считай, что я долги отдаю таким странным образом, – ответил «Ревель», и в голосе, синтезированном звуковым процессором, звучала какая-то запредельная тоска.

– Что ж, тебе виднее. Не буду спорить. Я уже сказал, я вообще в этой истории ни хрена не понимаю, во как. Кроме того, что мы должны их вытащить, сами себе должны, – буркнул Дирк, прихлебывая сок.

– Ну да, сами себе. Я именно это и пробовал объяснить капитану. Кстати, как ты считаешь, что ребята с «Дианы» будут делать дальше? – ИскИн, казалось, советуется.

– Не знаю, друже, не знаю. По себе судить сложно, полста лет – не двести с гаком, сам пойми. Я-то с тобой летал еще до сна, потому для меня выбор как бы и не стоял. А Алекс фон Строффе… Не знаю, «Ревель». Расскажешь ему, кто ты?

– Нет! И вам никому не позволю, уж извините. Незачем ему это знать, и так шок будет такой, что не знаю, справится ли наш Отто. – «Ревеля» явно крайне беспокоила эта тема.

– Вот видишь, ты говорить не хочешь. А ведь для него это зацепка была бы хоть какая-то, понимаешь? – Дирк смущался, чем дальше, тем больше. Сам размороженный, он крайне сложно перенес всю историю. Да и неловко ему было вроде бы как за спиной капитана и доктора обсуждать всю эту ситуацию.

– Не нужны ему за прошлое зацепки, мне кажется. Тебе по-другому нельзя было, а ему ни в коем случае не стоит. Двести лет, Урмас, это не пятьдесят, ты верно заметил. Ладно, что гадать сейчас? Вот выдернем – тогда и посмотрим, – свернул «Ревель» скользкую тему. Урмас Дирк в ответ кивнул и уткнулся обратно в кружку ссоком. Ему тоже не очень хотелось это все обсуждать, и канонир был рад тому, что «Ревель» деликатно все закончил.

Иса Исмаил Агар, майор разведки Халифата, редко стоял перед кем-либо навытяжку, но вот генерал аль-Бергун по прозвищу Каменный Эмир вызывал у майора именно это желание. Сейчас Каменный Эмир, попыхивая трубкой, взирал на Ису с явным укором. И Иса понимал, что Эмир прав. То, что получилось с Тимом Шеви, не лезло ни в какие ворота, и майор Агар справедливо обвинял в этом себя. Генерал же, оправдывая свое прозвище, просто смотрел в глаза провинившемуся офицеру и не произносил ни звука. Через некоторое время, решив, видимо, что с Агара хватит, аль-Бергун покачал головой и задумчиво произнес:

– Иса, а что стало с контактами этого Шеви? Вы смогли их установить?

– Так точно, смогли. В самой корпорации, как вы понимаете, интересного мало – не считать же его контактами подчиненных? Мы нашли русскую девку, ее зовут Яна Дорощенкова, она живет в Москве, покойник наш регулярно общался с ней.

– Кто она ему? – все так же задумчиво произнес Каменный Эмир.

– Мы пока этого не знаем. Французская шлюшка тоже этого не знает, мой эмир. – Иса склонил голову в подобострастном поклоне.

– Ах, Иса, Иса. Кто же так говорит о женщине? Разве это достойно воина? – генерал покачал головой. – Нет, Иса, с таким подходом ты навсегда останешься оперативником. Причем, аллах свидетель, не самым исполнительным. Тебе и твоей группе дано было все, а что вы сделали? Переспали с одной-единственной француженкой, выслушали кучу бреда ревнивой и завистливой женщины, устроили оргию, настолько противную, что я даже не хочу вспоминать об участии в этом моих людей. И что? Первая же попытка выйти на контакт с единственным заинтересованным лицом, с информированным лицом, и? Самоубийство? Иса, тебе не кажется, что покончить с собой должен был не этот неверный?

Майор вздрогнул, склонил голову еще ниже. Каменным генерала аль-Бергуна прозвали за полное отсутствие эмоций. Он с одинаково непроницаемым лицом хвалил своих людей и ругал их. На лице его не дергалась ни одна мышца ни когда ему докладывали об успехах, ни когда ему сообщали о провалах. Невозмутимость Каменного Эмира давным-давно стала притчей во языцех, и невозможно было предсказать, что будет дальше – он мог приказать майору Агару покончить с собой, а мог и отправить исправлять допущенные ошибки. Иса не знал, чего ожидать от своего командира и повелителя, а аль-Бергун продолжил:

– Значит, так. Русскую девчонку пока не трогать, просто наблюдайте. Найдите любовника француженки, из-за которого она настолько сошла с ума, что легла под вашего агента. Понаблюдайте за ним, где он и чем занимается. Если он имеет хоть какое-то отношение к тому, что стало с инопланетником, то он должен это как-то сейчас проявить. Рабочие контакты в корпорации, с которыми общался покойный гяур, проверить старательно. Если там кто-нибудь что-либо знает – я тоже хочу это знать. Трясите его подчиненных, трясите его начальство, трясите кого угодно, но я должен знать, что они сделали с инопланетником. И вот еще что, Иса, я тебя аллахом и Мухаммадом заклинаю, не допусти ошибки на этот раз. Я слишком долго растил тебя, ты мне как сын, но следующая твоя ошибка станет последней. Не подведи меня, Иса Исмаил. Я надеюсь на тебя. Пошел вон, работай.

Иса, только-только вставший по стойке «смирно», опять склонился в поклоне и задом вышел из кабинета. Когда перед лицом его закрылась дверь, майор Агар выпрямился, сквозь зубы помянул шайтана и иблиса и быстрым шагом направился к выходу, по дороге вызывая своего подчиненного. Надо было заказать билеты и вылетать к русским, иблис их раздери!

До самого перехода к разговору об Алексе фон Строффе и его корабле больше не возвращались, а когда открылся тоннель – стало и в принципе не до разговоров. «Ревель» в очередной раз просто погрузился в сияние управляемой «черной дыры» и понесся сквозь пространство со скоростью, опровергающей все построения старика Эйнштейна. Впрочем, справедливости ради стоит заметить, что Эйнштейн писал об обычном пространстве, а не о гравитационных искажениях. Физика гиперперехода до сих пор не была окончательно изучена человечеством, несмотря на активное использование некоторых ее, этой физики, свойств.

Экипаж устроился в рубке, заняв штатные места: Макс – на мостике, в капитанском пилот-ложементе, по соседству – Отто, старший помощник, Леон – на месте второго пилота, кем и являлся помимо мастер-техника, а Урмас – в канонирском кресле, подключившись к системе в полном виртуальном погружении. Полная готовность к любым неприятностям и любым возможным проблемам почему-то проявлялась у человеческих экипажей именно при входе в гипертоннели, несмотря на то что логического объяснения этому эффекту не было – если уж вошли, то выйдете. А внутри тоннелей никогда и ни с кем ничего экстраординарного не случалось.

Сам прыжок никогда не занимал много времени. Проход по тоннелю гиперпространства занимал в среднем от двух секунд до двух минут, причем великие ученые умы так и не научились объяснять, от чего зависит время пребывания в «нигде». То ли гиперпространство само решало, сколько продержать в своем лоне тот или иной корабль, то ли это как-то зависело от сочетания скорости входа, тяговой вооруженности и массы. Зависимости пока никто понять не смог. Может быть, это и служило причиной тревожности для экипажей при полете через гипертоннель?

Долго ждать выхода не пришлось, на этот раз все ограничилось десятком секунд. Макс не успел сосчитать до двадцати, а по курсу уже появилось сияние выхода. Эсминец, пронесшись сквозь половину галактики, вынырнул в системе Энджи, что подтвердили данные, всплывшие перед взглядом капитана. Дельта Малого Факела. Сотня парсек от ближайшего российского флага, чуть меньше трех сотен парсек от Земли. На экране появилось условное обозначение обоих звезд, горящей и потухшей, и трех планет системы с обозначением их орбит. Точно между карликом и сверхкарликом компьютер подсветил схематическое изображение корабля. «Диана».

Тишину в рубке нарушил «Ревель»:

– Поздравляю, господа, мы на месте. Кто займется расчетом курса? И будем ли мы заходить на Гертруду?

– «Ревель», – вмешался капитан, – а что мы на Гертруде забыли? Лишний раз засветиться? Нет уж. Давай-ка расчет курса, голову даю – ты уже его провел. И на всякий случай проведи полное сканирование гравитационного колодца вокруг, когда подойдем поближе.

– Насколько поближе, капитан? – ИскИн говорил сейчас собранным и деловитым тоном.

– Две а.е. Ближе не надо, ага.

– Есть, капитан. Выполняю. – И на экране система пришла в некоторое движение, корабль рванул навстречу считающемуся погибшим собрату…

Данные сканирования были более чем радужные. При текущем сочетании массы и мощи двигателей эсминец с гарантией выталкивал из воронки несчастный древний корвет. Причем, как заметил Леон, покопавшись в расчетах, даже нет нужды таранить. Можно совершенно спокойно подойти вплотную, прикрепиться захватами, как к базе, и просто вытащить прицепом. Идею одобрили, но на всякий случай Макс и «Ревель», независимо друг от друга, просчитали все дополнительно. У ИскИна, что характерно, это получилось гораздо быстрее. Но к результатам оба пришли одинаковым, и это не могло не радовать.

Погружение в гравитационную воронку на тактическом дисплее «Ревель» нарисовал. Схематически, разумеется, просто обозначив границы самой воронки и раскрасив ее поля по степени интенсивности влияния, но нарисовал. А заодно и вывел счетчик дистанции между кораблями, бодро уменьшающий свои показания.

– Забавно, – прокомментировал Аскеров, в очередной раз что-то высчитывая. – В этой чертовой воронке понятие «первая космическая скорость» по величине своей в двадцать раз превышает третью космическую на границе системы.

– И что? – не понял Дирк.

– Да то, что разогнаться до такой скорости теоретически «Диана» могла. Но практически надо было иметь огромную дистанцию для этого разгона. Шифты, кстати, могли бы спасти положение, но тогда этой технологии еще не было.

– А чем бы помогли шифты? – Урмас продолжал не понимать.

– Тем, что они по сути своей являются гравитационными подушками, на которых сейчас корабли фактически отталкиваются от центров массы. В принципе можно было бы на шифтах и по системам летать, используя как источник гравитации притяжение звезд, но уж больно медленно и бессмысленно получается. – Леон Эльхан-оглы не имел ничего против того, чтобы объяснить подробно.

– А когда они появились? Не, я просто никогда не интересовался, понимаешь? – Канонир слегка смутился.

– Не так давно, в конце Первой Колониальной. Но, к сожалению, уже после постройки «Дианы», – прокомментировал Аскеров.

– М-да, вот уж действительно – зависимость от технического развития, – вставил Отто, угрюмо хмыкнув. Его и без того не слишком доброе лицо в момент тяжких раздумий, как правило, становилось крайне пугающим. Для тех, кто не был с ним знаком, разумеется. Немец, в душе добрый и даже немного сентиментальный, обычно выглядел довольно устрашающе, а когда задумывался о чем-либо невеселом, внешне становился и вовсе угрожающе-отталкивающим.

Макс ничего говорить не стал. Он был не то чтобы занят – корабль шел на автопилоте, управляемый «Ревелем» – однако вдумчиво вглядывался в картинку на дисплее, держа руки на контактной консоли прямого управления. По большому счету, конечно, бессмысленное занятие, ибо прямое управление кораблями, оснащенными ИскИном, осуществлялось только в бою, но Заславскому было так спокойней.

«Ревель» бороздил воронку уверенно, даже слегка надменно. Величественный выхлоп двух новых маршевых двигателей даже на малой тяге сиял так, что был виден на тактических экранах, несмотря на близость Энджи. Относительную близость, конечно, но на яркости свечения это не отражалось. Прямо по курсу, в нижней тактической полусфере, застыл корвет Поискового флота «Диана», и «Ревель»-ИскИн вел «Ревель»-корабль прямо к нему.

Момент стыковки, вернее – захвата, экипаж чуть не пропустил. Слишком уж мягко «Ревель» все проделал. Когда спокойный голос того, кто был адмиралом Дакаром, сообщил, что захват произведен и экипажу предлагается удостовериться в функционировании систем и подсистем, Леон хмыкнул, Отто вздрогнул, Макс облегченно выдохнул, а Урмас вопросительно воззрился на остальных, поводя головой. Поскольку все одновременно в один взгляд не помещались.

– Все системы функционируют штатно, за исключением гравитационных компенсаторов. Они трудятся с полной отдачей, капитан, – отчитался Аскеров. Макс кивнул.

– Вот и славно, что трудятся с полной отдачей. Им положено, мы не на прогулке. «Ревель», полный ход, полетели отсюда. Нам еще размораживать наших легендариев, если они живы.

– Есть, капитан, – отчеканил ИскИн, и в тот же момент счетчик расстояния, так и не убранный с тактического дисплея капитана, начал показывать все возрастающие и возрастающие цифры. Все приумолкли, Макс впился взглядом в экран, как будто на нем хоть что-нибудь новое могло отобразиться. Несколько минут, которые потребовались «Ревелю», чтобы вывести корабль из воронки, в рубке царила полная тишина, не считая напряженного дыхания четырех мужчин.

– Капитан, – доложил бортовой разум, – воронка пройдена. Мы на орбите первой планеты Энджи, в полной противофазе с планетой. Тяга с маршевых убрана. Можно вскрывать «Диану», капитан.

– Спасибо, «Ревель». Урмас, Леон – займитесь, я в рубке без вас пока обойдусь. Отто, медотсек готов?

– Да, капитан. – Немец становился потрясающе дисциплинированным, когда слышал приказы или вопросы, касающиеся его прямых обязанностей. – Все готово, капитан. Как только криобоксы с «Дианы» окажутся у нас на борту, я смогу подключить их к нашей медицинской системе.

– Отлично, – кивнул Заславский. – С богом, ребята, начинаем.

Урмас Дирк и Леон Аскеров выбрались из пилот-ложементов и бодрым шагом отправились в десантный отсек, где было заранее складировано все необходимое для вскрытия корвета оборудование.

Через двадцать минут, которые ушли у Заславского на созерцание космоса сквозь фронтальный экран, в который он опять превратил стену рубки, на связь вышел Аскеров и затребовал на борт «Дианы» киберов. Механизмы ему отправили, точным и пунктуальным кибремонтникам предстояло поработать еще и носильщиками, поскольку транспортировать древние криобоксы можно было только методом полной погрузки. В данном случае – погрузки на киберов.

Макс, удостоверившись, что на «Диане» не осталось ни криобоксов, ни членов экипажа «Ревеля», посмотрел на спину двинувшего в медотсек Лемке и поинтересовался вслух:

– «Ревель», ты ведь без меня в рубке пока обойдешься?

– Так точно, капитан.

– Отлично. Тогда я – в медблок, посмотрю своими глазами.

– Принято, Макс. – ИскИн стал немногословен.

Макс сначала подумал, что он волнуется, но потом одернул себя – кто волнуется? Бортовой разум? Так недолго и существование машинных эмоций предположить. Впрочем, чувство юмора же у «Ревеля» есть, почему бы и не быть остальным эмоциям? Кто его знает, насколько качественно переписалось сознание адмирала Дакара на электронный носитель? Уникальная операция, проделанной покойным Майклом Райтом, до сих пор не была повторена, несмотря на то что прошло практически два века. Насколько Заславский понял из всех статей в Интерстар на эту тему, сначала никому не приходило это в голову, а потом, после нескольких неудачных экспериментов, в большинстве стран был наложен запрет на подобные исследования. Во всяком случае ни Содружество Американской Конституции, ни Европейский Союз, ни Народная Кубинская Республика не одобряли таких исследований.

В медотсек Макс вошел последним. Остальные были уже там, как и восемь странноватых (для Заславского) криобоксов, которые Леон и Отто уже вовсю подключали к корабельной сети. Что-то слегка царапнуло капитану взор, и он не сразу понял, что именно. Начал приглядываться, сосредоточенно изучать привезенные саркофаги, и вдруг осознал.