Текст книги "Золотые камни (СИ)"

Автор книги: Дана Канра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Пролог

Посреди огромного мира Акеман, пестреющего лесами, полями, морскими и речными водами, разделенного на три равные части, располагалась его сердцевина.

Омываемый двумя океанами континент Рейнис.

В самом его центре расцветала большая страна, на которую четверо создателей, возлагали огромные и наивные надежды. Она называлась Фиалам.

Красивое и звучное название, но страна едва ли выдержит хоть один кватрион. Сто сорок четыре года, не более, вот что ей отпущено.

Мужчина, стоявший на зеленом холме весеннего Эртвеста, был хмур и зол. Застыв на месте, он щурил алые глаза и смотрел по сторонам. Легкий летний ветерок трепал его черные волосы и прикасался к белой коже.

Его подопечные и одновременно слуги, названные Миритами, наделяли четверых наместников магией, жертвуя малой толикой своей силой. Они заигрались в могущество. Люди никогда не были подобны богам, от них можно ждать больших бед – Падший успел это понять задолго до начала кватрионов.

Наместников Миритов было четверо, и каждому доверили огромную тяжелую ношу.

Ганс Дальгор с севера прежде охотился в своей вечной мерзлоте, Мехмет Анвар с юга заботился о виноградниках, Делун Найто ловил и продавал рыбу, а Нортон Эртон пас овец. Потомки простых людей, они не ведали древних знаний, не имели понятия о магии, но очень обрадовались, узнав о новом предназначении.

Больше всего на свете Падший не любил чужого легкомыслия, и пока Мириты не радовали его.

Бытие сурово. Акеман создал Творец, строго следить за порядком в нем пришлось Падшему, а четверо созданных им могущественных слуг вместо помощи приносили в мир глупую бессмыслицу. Соурену по человеческим меркам за тридцать лет, Инстину около двадцати семи, а смешливым мальчишкам Нордену и Вестану и вовсе пятнадцать и восемнадцать лет. Такими они останутся навсегда и именно в таком образе будут испытывать терпение Падшего.

Слишком поздно терзаться пустой досадой, когда дело сделано. Кто знает, и Падший, владеющий Мертвой Пустыней, может ошибаться.

Он криво улыбнулся уголком тонких губ, поправил помятую черную тунику, развернулся и быстрым шагом спустился с холма – в этом цветущем крае его ничего не держало. Следовало явиться к озеру Фиал, где четыре беспокойных озорника только что наделили смертных своими силами и отпустили с миром. Хоть Падший был далек от них, он все видел и знал.

Не оглядываясь назад, он резко остановился посреди цветущего луга и пожелал оказаться возле озера. Там палило знойное золотое солнце, играя яркими бликами на прозрачной воде, и шел жестокий бой.

Бесшумно застыв в нескольких шагах от Соурена, который с перекошенным от ярости смуглым лицом замахивался острым копьем на беззащитного поверженного Инстина, Падший сделал лишь одно движение рукой. Невидимая сила ударила задиру в плечо, и тот, уронив копье, жалко опрокинулся на бок, словно тряпичная кукла. Затем, охая, перевернулся на спину, но не вставал – Падший специально придавил его к земле. Рыжие кудри подлеца разметались, черные глаза горели злым огнем.

− Поднимайся, Инстин, − великодушно разрешил Падший. – Соурен, а ты поведай о случившемся. Из-за чего у вас вышел спор?

− Мы не поделили земли! – рыкнул южный Мирит и протянул руку за оброненным копьем.

− Не думаю, − ответил Падший нараспев и снова повел рукой. – Расскажи подробнее.

Острие оружие вонзилось в рыхлый чернозем в двух локтях от Соурена.

− Я задал вопрос, Соурен. Если не желаешь испытать на себе мой гнев, отвечай.

Но едва Соурен вздохнул и собрался говорить, как за спиной Падшего послышался звук возни – это боролись двое.

Мальчишки Норден и Вестан – оскаленные, вспотевшие, растрепанные и очень злые, катались по земле. Беловолосый щенок вцепился русоволосому щенку в горло, а тот держал его за плечи, пытаясь оттолкнуть от себя, и при возможности пиная босыми ступнями в живот.

Падший начал злиться, поэтому просто оторвал одного от другого с помощью темной силы и без зазрений отсутствующей совести швырнул Нордена в озеро. Вестан же пролетел несколько тальм, шлепнулся в кусты колючих мелких роз и глухо закричал от боли.

− Четырнадцатая схватка за последние четыре дня, − обронил Падший тихо и страшно. – Инстин, я все вижу.

Подкрадывающийся сзади к Соурену с занесенным копьем Мирит Востока замер и низко опустил голову, приняв как можно более застенчивый и смущенный вид. Ах, если бы только Падший еще верил в такие смешные уловки!

Над озером Фиал повисла грозная и дрожащая тишина, а знойный воздух раскалился, наверное, добела, но его не увидеть, и даже мокрый с ног до головы Норден вылезал из воды как можно тише.

− На самом деле меня не волнуют причины ваших раздоров, − ледяным и твердым голосом сообщил Падший. – Драки, бессмысленное дарение своих сил кому попало… Вы за это поплатитесь.

Инстин огорчился и с выражением глубокого раскаяния на скуластом лице запустил пятерню в тонкие черные волосы. Соурен, которому позволили встать, гневно переминался с ноги на ногу. Светлоглазые надувшиеся драчуны тревожно переглянулись – один с расцарапанными шипами лицом и шеей, второй – понуро выжимающий тунику. У каждого на щеке наливался синяк. Хороши!

Падшему захотелось помучить их всех, но он сдержался. Отвернувшись от провинившихся Миритов, он вытянул руки вперед и развел ими, рассеивая чары.

− Пусть здесь будет заложена столица страны Фиалам. Пусть в это чудесное озеро впадают четыре реки. Пусть здесь живут северные тюлени, цветут восточные лотосы, гнездятся южные фламинго и плавает западная сельдь.

Чары совершились. Столице быть.

Обескураженные Мириты уже успели обменяться радостными взглядами; беловолосый мальчишка Норден и вовсе счастливо улыбался, веря в слепую удачу. Но отвечать за свои поступки приходится даже людям, так почему бы этой четверке не познакомиться с ответственностью?

Хмыкнув, Падший повел рукой, и на запястьях каждого из Миритов тонко звякнули ручные кандалы из крепкой стали. Никто не сказал ни единого слова, зная, что роптать бесполезно и опасно. Из черной земли скоро поднимутся городские стены, на дороги ляжет белый камень, а потом люди построят добротные дома. Нельзя задерживаться в этом месте.

− Идемте со мной, − велел Падший. – Мы возвращаемся в Мертвую Пустыню.

Без единого слова его слуги и пленники молча направились за ним прочь.

Они вместе пожелали покинуть мир Акеман и оказаться в золотом царстве раскаленного песка, где страдают души грешников и суетятся туда-сюда с важными делами расторопные дамоны. Эти гораздо слабее Миритов, ведь Творец знал, с чем имеет дело, раздавая силы и имена злу – и ему очень повезло, что у Падшего не возникало ни малейшего желания пойти против его воли.

По Пустыне прокатывался легкий ветерок, перебирая песчинки. Иногда заблудшие души видели миражи, но Мириты, дамоны, да и сам Падший – более прозорливы, их не провести видом пары чахлых кустиков и жалко поблескивающей лужи.

Быстро шагая по горячему песку, Падший увлекал за собой угрюмых притихших пленников и отпускал безобидные шутки, вроде замечания о высохшей тунике Нордена. Мальчишка нахохлился и обиженно сопел, но это последнее, что беспокоило Падшего.

Куда важнее драчунов – Повелитель Смерти и Повелительница Жизни, создания самого Творца. Первого он наделил способностью провожать умерших в смерть, вторую – провожать родившиеся заново души в жизнь. Также они могли продолжать свой род по женской и мужской линии, плодя новых Повелителей и Повелительниц. Чем их больше, тем лучше.

Лишь бы Повелитель не сошелся с Повелительницей, ища плотских утех.

Подобное седобородый Творец назвал гнусным грехом, из-за которого пошатнется магическое равновесие. Но, как и почему? Он вообще во многом непросто и непонятно изъяснялся, этот угрюмый седой чудак в белоснежном одеянии, но у Падшего не было ни прав, ни желания, ни времени задавать вопросы.

Пустынные Чертоги – светлый дворец, прохладный внутри, где прекрасные юные грешницы, подавали вино и танцевали. Туда-то Падший и повлек четырех прислужников, а те заметно воодушевились.

− Не очень-то радуйтесь, − посоветовал он, препроводив безобразников в главную залу дворца, где их уже ждали молодое вино и медовая вода в глиняных кувшинах. – Считайте сей дар испытанием. Если опьянеете и начнете новую драку, когда опьянеете, пеняйте на себя.

− А что будет? – дерзнул спросить нахальный Вестан, улыбнувшись до ушей.

Соурен обрадовался медовой воде, Норден потянулся к густому красному вину, а Инстин просто сел в мягкое кресло и устало откинулся на спинку. Он устал – они все устали.

− Подвалы, цепи и плети, − любезно ответил Падший, после чего потерял к ним всякий интерес.

Он чувствовал приближающуюся угрозу. Он знал, что впереди ничего хорошего, и что это не только по вине Миритов. В ближайшие дни ему оставалось только ждать, а потом оставить неслухов взаперти, вернуться в Акеман и вмешаться в дела молодых и влюбленных дураков.

Оставив закованных Миритов отдыхать, Падший удалился в свои затемненные покои, куда не проникал докучливый свет вечного солнца, и занялся чарами.

Дело было не только в прихотях Творца. Магическое равновесие держалось на Миритах, Повелительнице Жизни и Повелителе Смерти. Если вдруг двое последних зачнут ребенка, мир пошатнется, и магия исказится до неузнаваемости. А если этот ребенок еще и вырастет, ситуация только ухудшится.

Поэтому мальчишку Брентера Райтона надо женить на волшебнице из числа простолюдинов, а девчонку Ольму Кроун выдать замуж за императора. Это поможет держать их друг от друга на расстоянии. Падший знал, что часто люди жадны и мелочны. Если предложить той волшебнице денег и титул листарки – жены пятого из благороднейших листаров, она мигом согласится. К тому же у мальчишки достаточно красивая внешность. Возможно, та девушка даже полюбит мужа.

Замысел Падшего должен был осуществиться в день коронации правителя империи Фиалам. Важно, чтобы он заметил прекрасную Ольму и влюбился в нее с первого взгляда. А уж Падший знал толк в любовной магии, способной свести в могилу ни одну душу.

Так тому и быть.

Год в Мертвой Пустыне кажется быстрее года на земле, поэтому он почти не заметил течения времени. Второй год первого кватриона подступил неожиданно, пришла пора вернуться в империю. Прощенные и освобожденные от оков Мириты, послушно следовали за ним.

Коронация прошла настолько шумно и весело, настолько была лишена тихой торжественности, что меньше всего походила на себя.

Но Падший и добивался этого. Выбравшись из опьяненной хмелем толпы, он присмотрелся к молодому королю. Черноволосый и белокожий юноша в роскошных одеждах вызывающе сверкал молодой красотой.

Пришло время присмотреться к самим виновникам происходящего.

Белокурая девушка, юная, невинная и прекрасная, стыдливо опускала взгляд, когда смуглый и кудрявый паренек Брентор нежно касался ее тонкой руки. Бледные щеки тут же заливала краска.

Падший видел, что эта застенчивость напускная. Очень скоро эти двое осмелеют.

Поэтому он будет действовать решительно и напролом.

Глава 1. Запертые сердца

− Давным-давно на Белых Островах, ходили старые легенды, что в этих краях есть потомки самой Жизни и потомки самой Смерти. Их предки ушли прочь, в Мертвую Пустыню, вслед за Падшим, отцом всего зла земли Акеман, а два рода процветают. Тьму и власть над смертью от своих отцов перенимали мальчики, свет и власть над жизнью – девочки от матерей. Когда появляются на свет дети, в комнату роженицы, приходит Жизнь – белокурая стройная и очень красивая женщина в светлом длинном одеянии. Иногда к ней присоединяется мрачный угрюмый мужчина и тогда начинается борьба. Если Смерть подминал под себя Жизнь, то забирал душу матери или умершего от трудных родов ребенка. Если Жизни удавалось отвлечь его и ослепить яркими молниями, Смерть исчезал. Иногда он тайком, словно вор, возвращался через месяц или год, чтобы без ведома Жизни утащить невинную детскую душу. Но в выжженной докрасна Мертвой пустыне им не место. И Жизнь забирает бедняжек в прохладный Живой лес.

Ни один человек или маг не видели схватку между двумя древними сущностями. Лишь зоркие коты во время предсмертных метаний человека смотрятся в ту сторону и очень жалобно мяукают, а собаки скулят, поджав хвосты, но их прогоняют. Так продолжается из года в год, и будет из кватриона в кватрион. Жизнь и Смерть сражаются за каждую душу, рождающуюся или близкую к гибели, а их многочисленные верные соратники – ангелы и дамоны делают то же самое в других домах, на улицах и на войнах. Они тоже остаются незаметными человеческому глазу. Женщины из рода Жизни оживляют бьющихся в агонии. Мужчины из рода Смерти сбивают с ног убивающей магией даже крепких и здоровых людей. Миру Акеман совсем немного времени, но это будет продолжаться всегда. Таков сказ, дети.

Старенькая седая няня Джейни, воспитавшая несколько поколений листарских детей, выпрямилась в глубоком кресле и улыбнулась мальчику и девочке, сидевшим на удобных, обитых алым бархатом стульях и смотревшим на нее и на толстую книгу, которую она держала в морщинистых руках, с восторгом и удивлением.

Ольме недавно исполнилось шесть лет, она была белокурой девочкой с яркими синими глазами, тепло и радостно глядящими на окружающий мир, и хоть рассказ немного напугал ее, она храбрилась. А вот Брентор, десяти лет от роду, темноволосый и кареглазый, как и его погибший отец, хмурился, понимая, насколько жестока и беспощадна смерть. Он бы даже ненавидел ее, если бы не его врожденная принадлежность к роду Повелителей Смерти.

Всей детской душой, встревоженной и отчаявшейся, мальчик понимал, что смерть не остановить – так же как боль, зло, несправедливость, и это мучило его уже несколько недель. Отец скончался от внезапной лихорадки и ушел в Живой Лес, а по родовому поместью ползали слухи, что в Мертвую Пустыню. Подлая и наглая ложь. Именно Брентор проводил отца в зеленый край, полный тепла и благодати.

Так что Брентор был представлен само себе, и визит в гости благородной семьи Кроун стал для него праздником. А Ольма скучала здесь, потому что не с кем было играть и веселиться. Брентор стал буквально ее спасением. Проводить время с мальчиком, который старше ее на четыре года, не очень удобно и приятно, но лучше, чем ничего.

Ее благородные и легкомысленные родители пожелали остаться одни и доверили дочку заботам Джейни.

Ольма была поздним ребенком в своей семье. Одни ее братья умерли в младенчестве, другие погибли на войне, а сама она невольно стала утешением родителей. Но о своей участи девочке задумываться было рано, она слишком мала, так что сейчас она с наивным упоением качала ногой в красивой сандалии, и слушала жутковатую сказку в полутемной комнате. Уже в шесть лет она поняла, что если будущее не сулит доброго и прекрасного, то стоит присмотреться к красотам настоящего, но попыталась рассказать об этом родителям и была поднята на смех.

− Девочки твоего возраста не должны задумываться о таких вещах, – назидательно сказал отец, перестав смеяться. Затем подумал и прибавил: – Да и любого возраста, в общем-то.

Он был большим, сильным и немного толстым. Матушка, нервная и беспокойная, постоянно твердила супругу, что благородные люди не должны обжираться, дабы не выглядеть смешно. Каждый раз он мрачнел и кричал. Но дочку он все-таки любил, по крайней мере, Ольме хотелось верить в это – пусть и с каждым годом все меньше. А пока ей было всего шесть, и куда сильнее ей хотелось любить старые сказки со всей их жутью, чем пустую злобу родителей.

Сначала Ольма побаивалась угрюмого десятилетку, сидевшего рядом с ней, затем перестала обращать на него внимание, а Брентор радовался тишине. Ему нравилось прохладное спокойствие, отсутствие голосов и прочих звуков. Впрочем, няня Джейни тоже неплохо справлялась. Жаль, что совсем скоро его воспитанием займутся другие люди.

– Вот и сказке конец, – с улыбкой сказала старая няня и встала. Одернула складки на своей серой тоге. – Вам пора спать, дети.

Брентор нахмурился:

– Это не сказка! Я – новый Повелитель Смерти!

– А я – Повелительница Жизни, – несмело добавила девочка.

– Да, – няня отчего-то погрустнела и покачала головой. – На ваши плечи легла тяжелая доля.

Вставая, Брентор ненароком задел ногой стол с тонкой вазой, в которой покачивался красный цветок на зеленой ножке. Тихий всплеск воды, звон стекла, перелом стебля у основания цветка – все это произошло почти за мгновение.

– Ах, Брентор! – Ольма забыла свою робость и быстро встала со стула. – Что ты наделал?!

Она очень любила цветы и от огорчения даже позабыла, что еще минуту назад опасалась сидеть рядом с мальчиком, а не то что разговаривать.

– Я случайно, – буркнул тот, и молча ушел в свои покои.

Пришлось уйти и Ольме. Время позднее, вечернее. Она пыталась помочь старой няне, но та лишь улыбнулась и махнула рукой.

– Идите спать, госпожа. Тут надо собирать стекло. Еще пораните свои нежные ручки.

И Ольма ушла, пожелав няне спокойной ночи.

Утром в каморке старой Джейни стоял сосуд с широким горлышком и абсолютно живым красным цветком, который вчера неисправимо сломался. Джейни смотрела на него, прижимала морщинистые ладони к впалым смуглым щекам и тихо плакала.

– Повелительница Жизни… – бормотала добрая женщина, утирая слезы. – Сколько невзгод обрушится на нее и ее дочерей…

***

После этого Ольма и Брентор встречались еще не единожды.

В первый раз девочка десяти лет и четырнадцатилетний юноша, столи над кроватями умирающих после удачного покушения врагов. Три человека. Мать Брентора и родители Ольмы. Их убили злые враги из соседней страны Арании, подослав наемников.

Все трое лежали, истекая кровью, и никто из умнейших лекарей западного Фиалама не смог вернуть их к жизни.

– Они страдают, – грубовато сказал Брентор и отодвинул Ольму в сторону. – Я не хочу, чтобы ты видела это и страдала тоже.

– Они должны жить! Это родные нам люди! Молю тебя!

– Эти люди останутся калеками и будут проклинать Повелительницу Жизни, – зло сказал Брентор.

Ярость от собственного губительного дара бурлила в мятежной юношеской душе все сильнее, и он выпустил магию наружу. Повеял неземной холод, в одной из стен приоткрылась голубовато-прозрачная дверь. Три души легко выскользнули из своих тел и уплыли навстречу своей загробной участи.

Немного постояв рядом с упавшей Ольмой, чьи узенькие плечи сотрясались от рыданий, юноша несмело коснулся ее плеча.

– Уйди! – крикнула она. – Убирайся!

И он безмолвно удалился. Но прежде не забыл погладить ее по золотым волосам.

Брентор знал, что они еще встретятся. Такова их судьба.

Сколько было таких мелких и яростных встреч?

Они ненавидели друг друга, шипели и рычали друг на друга, как два обозлившихся пса, и несколько раз бросались в драки. Ольма пыталась спасти невинные души от смерти, а Брентор не подпускал ее и смеялся, сверкая белыми зубами.

Несмотря на это Ольме повезло спасти много умирающих детей, раненых воинов и измученных рожениц. Она ловко проскальзывала под его рукой, отвлекала внимание, делала вид, что сдалась, а сама обгоняла и возвращала душу на место.

Только спасти наивное сердце от любви, а губы от первого поцелуя Брентора девушке все-таки не удалось.

Они застыли в объятиях друг друга сразу после того, как Ольма спасла больного ребенка и не удержала в жизни измученную родами женщину. Полная отчаяния и злости на себя девушка вылетела опрометью из комнаты и тут же была настигнута Повелителем Смерти.

А потом юноша и девушка отпрянули друг от друга и обменялись испуганными взглядами.

– Нам нельзя быть вместе, – тихо сказал молодой Райтон. – Иначе быть беде.

Прикусив нижнюю губу, Ольма в смятении смотрела на него из-под опущенных светлых ресниц. Брентор пристально вглядывался в ее прекрасное лицо, пытаясь запомнить навсегда.

– Да… – признала она неохотно. – Нельзя.

С тех пор они больше не боролись за чужие жизни друг с другом. Не встречались ни в богатых дворцах, ни в зажиточных поместьях, ни в нищих лачугах. Брентор провожал души в последний путь, а Ольма встречала и привечала новорожденных младенцев, пришедших в неспокойный мир Акеман. А если мать или ребенок умирали, Ольма поскорее уходила, чтобы не встретить любимого.

На этот раз она тоже ошиблась.

Пятеро листаров и их благородные подданные были приглашены на коронацию первого императора Фиалама.

Брентор Райтон был пятым листаром, а Ольма принадлежала к одной из его подданных благородных семей. Поэтому им пришлось ехать на коронацию в соседних колесницах, что еще сильнее разожгло их любовный пыл и желание обладания друг другом.

***

Восемнадцатилетний император Сет Ариас, широкоплечий мускулистый удалец заметил миловидную деву в белом одеянии, не заинтересованную бурными танцами и полностью увлеченную своим избранником, и улыбнулся. Выбор был сделан.

– Приведите мне их, – велел он негромко.

На площади наступила тишина. Толпа расступилась.

Императорское слово – закон. Если не исполнить его в первый день правления, это поставит власть главы Фиалама под сомнение, поэтому ни народ, ни слуги не замешкались, оттаскивая влюбленных друг от друга силой. Ольма плакала и кричала, Брентор молча вырывался, но никто не пришел им на помощь.

− Я желаю взять в жены эту прекрасную деву, − заявил Сет. – Надеюсь, дорогой друг, вы не в обиде?

Брентор ничего не ответил, лишь одарил короля яростным взглядом и, когда в шею ткнулось острие копья, вынужденно отпустил Ольму.

Ольма вымученно улыбнулась новоявленному жениху – сквозь слезы, сквозь боль. Из ее светлых волос выпали красные розы, которые вплел Брентор. Ее жизнь, юность, любовь были разрушены в одночасье.

Никто не заметил силуэт мужчины в красных одеждах, замершего неподалеку от толпы.

***

Падший чувствовал страдания Ольмы Кроун, но не испытывал к ним ни малейшего интереса. Коронация состоялась, почти сложился необходимый брак, а Сет начал свое правление с тирании и прославится как Сет Жестокий, но это малое, что можно отдать за бесценное равновесие.

Падший не ушел в Мертвую Пустыню и не позволил уйти Миритам. Нужно было дождаться свадьбы, свести Брентора с волшебницей, и убедиться, что все пойдет по плану. Ведь даже идеальные замыслы могут рухнуть по одному щелчку пальцев.

Свадьба молодого императора проходила в первый день Летней Жары. Ольма и Брентор давали чужим людям брачные клятвы со слезами на глазах, а лиходей, названный Падшим, Лжецом и Подменышем, стоял, скрываясь за оливковым деревом, наблюдал за происходящим и смеялся.

Мириты были отправлены следить за молодыми по разные стороны праздничной площади – на тот случай, если влюбленные захотят натворить глупостей.

В том, что эти глупости обязательно состоятся, Падший не сомневался.

– Все-таки присматривать за двумя молодыми болванами – нелегкая работа, – важно изрек он напоследок.