Текст книги "Как вы мне все надоели !"

Автор книги: Далия Трускиновская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

– Должна быть разгадка! – твердо сказала красавица. – Я ведь еще в Коронном замке у принцессы Аморы не побывала.

– Что может знать Амора? Ей тогда, пожалуй, годика полтора было?

– Не знаю, что она может знать... А вот Неда – та много знает! Она Амору маленькой где-то подобрала, вырастила, а потом выдал их кто-то попали в мастерские. Надо в Коронном замке у Неды побывать, но опасно это – Озарук знает, что я в Кульдиг пожаловала. Я, графа молодого из беды выручая, кинула сквозь зеркало волосы. Они, чудаки, твой подарочек заразой объявили! Озарук все входы-выходы заклятьями обложил – кому-либо из Светлого воинства заявляться опасно. И в зеркало с Недой беседовать опасно – все услышит, мерзавец. Вот если бы такое магическое зеркало, чтобы звона не давало!..

Стоят Малыш и Жилло, слушают этот неторопливый разговор двух магов, мужчины и женщины.

– Государство-то, оказывается, заколдованное!.. – шепчет Жилло Малышу.

– Вот и разбери, то ли оно раньше было заколдованное, то ли теперь стало! – отвечает тот. – Морочат нашего брата, честного простака!

– Значит, и надежды на разгадку пока нет? – спрашивает у красавицы Маргарелон, доставая из воздуха спелое яблоко и ломая его надвое.

– Знаешь, есть какое-то предчувствие... песня странная по городу и лесам бродит... даже не знаю, как тебе сказать...

– Магическая? – оживился Маргарелон.

– Не знаю... такое чувство, что ее обычные люди поют, впрочем... нет, не знаю. Слышу ее иногда явственно. Принцесса ее на эшафоте почему-то вдруг запела... Может, просто давняя песня?

– Не думаю, что Алькуин в смертный час песенки сочинять принялся... пробормотал Маргарелон. – Впрочем, иногда в звездообразных сводах отзвуки сохраняются и в урочный час возникают. Но для этого тоже заклинание требуется. Что-то неожиданное. Но ты не падай духом, Светлое воинство тоже не сидит сложа руки. Никто не знал, что ты в таком положении окажешься.

– Не вздумайте никого посылать мне на помощь! – упрямо потребовала она. – Озарук мой, я его упустила, я с ним и сладить должна. Можно, конечно, опять силу применить к этому разнесчастному государству. Но лучше, чтобы оно само понемногу из своей передряги выкрутилось. Насильно никого сделать счастливым еще не удавалось. Даже одного человека.

– А тут Равноправная Дума всех сразу осчастливить норовит?

– Это Озарук норовит, чтобы все под его дудочку плясали одинаково! Так что не мешайте мне, сама разберусь... Это мое испытание перед высшим кругом посвящения – ты, что ли, пройдешь его вместо меня? И еще один подарочек – не поверишь, Маргарелон, нашла я наконец свое личное счастье!

– Что такое? – изумился Маргарелон. – Это кто мне про личное счастье говорит? Это на кого же вдруг просветление нашло?

– Не поверишь, повторяю, но жених у меня объявился, – с умопомрачительной серьезностью доложила красавица. – Замуж выходить придется, того гляди... Обручальное кольцо, от меня полученное, на пальце носит. Могу в зеркале показать... впрочем, жених этот – особая история...

– С каких пор ты обручальные кольца раздавать стала?..

– А это он волос мой много лет назад подобрал и на палец накрутил! Красиво придумал, балбес!

Тут Жилло громко ахнул.

Двинул его Малыш локтем в бок, чтобы заткнулся, но поздно встрепенулись маги на галерейке.

– Нас подслушали! – воскликнул Маргарелон.

– Если и слышали, то не поняли, – успокоила красавица. – Но все равно – все мы друг другу сказали, а целоваться нам вроде и ни к чему. Ни к чему, говорю! Ну, до встречи!

Радужные сияния окружили обоих. В центре каждого сияния вызрело по черному пятну. Рассеялся свет – а на галерейке пусто.

– Это же про меня она... – прошептал Жилло. – Ну, невеста!..

– Про тебя? – и Малыш от него попятился. – Ты, вожак, не заговаривайся...

– Вот оно, кольцо! – показал Жилло руку. – Вряд ли еще дурак найдется – волосяным кольцом обручаться. Я один такой на все государство.

Склонился Малыш над колечком, бутылку со свечой как можно ближе поднес.

– Это же золотое!

– Да нет, волосяное.

– Тогда сожги! – потребовал перепуганный Малыш. – Вот прямо сейчас, на свечке!

– Иди в болото! – очень внятно распорядился Жилло. – Ну, разгадали загадку, а она за собой еще воз загадок потащила... Кто же это такая? И откуда про мое колечко знает?

– Сжег бы ты его от греха подальше, – не унимался Малыш. – А то еще явится – хочешь не хочешь, а жениться придется.

– Так что же тут плохого?

– Все! – отрубил Малыш. – Жениться надо на простой девушке, вот хоть у Дедули спроси. Из хорошей семьи, чтобы мать – хозяйка, чтобы отец трезвого поведения. Она стряпать вкусно будет, детей растить, тебя, между прочим, слушаться. А эта..

– Зачем ей стряпать, когда она сделает пальцами вот так – и из воздуха достанет? – стал заводить парня Жилло. – И ты подумай, какие у нее красивые дети родятся!

– А слушаться? – Малыш был неумолим. – Опомнись, вожак, ведь явится она к тебе свататься! Сожги треклятое кольцо!

– Должен же я когда-нибудь жениться... – вздохнул Жилло.

– Но не на этой! Ты же вожак! Ты же природный вожак! А будешь у нее под каблуком... – уж до того расстроился Малыш, что голос у него сделался совсем трагический, даже со слезой.

– Это вы с Дедулей почему-то меня за вожака приняли. А я подчиняться всю жизнь учился, не командовать. Хотел бы я быть вожаком – пошел бы к молодому графу слугой?

– Ты слугой оказался, мы – ворами, – возразил Малыш. – Но это еще не значит, что ты не можешь быть вожаком, а мы – честными людьми.

За такой философской беседой вернулись они на улицу Медников к погребку и встали перед окошком в большом недоумении.

– Неужели мы отсюда вылезли? – спросил Жилло.

– Что мы отсюда вылезли, поверить трудно, – измерив его руками, ответил Малыш, – но что нам сюда залезать придется, это уж точно! Только оно и открыто, прочие закрыты!

Первым сполз вниз Жилло – он был потоньше Малыша и поуже в плечах. Соскочил с ларя, провел по себе руками – вроде цел.

– Полезай теперь ты, – говорит он Малышу. – Ничего, не страшно!

Сел Малыш на брусчатку возле окна, ноги в погребок свесил.

– Нет, – отвечает, – боюсь! Точно застряну. Знаешь что, вожак, бери меня за ноги и тащи! А то я так всю ночь просижу.

И с каким же грохотом рухнули оба ночных гуляки в погребок, опрокинув при этом ларь! И как же хорошо треснулся Жилло, упав, об угол стола!

– Ну, теперь у меня точно из головы всех невест вышибло! Можешь, Малыш, спать спокойно... Кстати – вот ты говоришь, что жена мужа слушаться должна, а способна Дениза слушаться хоть кого на этом свете? А?

– Нет, конечно, – согласился Малыш, потирая бедро. – Но если такая женщина, как она, встретит настоящего мужчину, то у нее даже мысли не возникнет о том, что можно с ним спорить, пререкаться, сковородкой на него замахиваться... Живо присмиреет!

– Что тут у вас творится?! – спросила яростная Дениза, появляясь в закутке вооруженная именно сковородкой. – Почему окно открыто?

Увидев разгром в закутке, она метнулась к сидящему на полу Малышу. Спасаясь от занесенной сковородки, тот отбрыкнулся ногой – по ней и досталось.

– Чем вам ларь помешал? Совсем умом повредились! Выставлю завтра обоих к лешему! – продолжала бушевать Дениза. И вдруг замолчала, глядя на спящего Дедулю.

– Вот это сон!.. – даже с некоторым восхищением сказала она. Крепкий сон! Здоров же мужик спать... А вы оба смотрите у меня!

И, погрозив сковородкой, удалилась.

– Настоящего мужчину искать пошла, – заметил Жилло. – С которым уже не захочет спорить и пререкаться...

Язвили они друг дружку всяко, издевались, как умели, а между тем и разделись, и в одеяла закутались, и даже уснули с недосказанными пакостями на губах...

А утро выдалось отвратительное.

Разбудил их женский визг на кухне. Дениза с кем-то из служанок воевала. Испортили поставленное с вечера тесто, целую квашню, и разбирались, чья вина. Дениза нашла виноватую, припомнила ей и разбитый кувшин, и какие-то прошлогодние шашни. Стало быть, нужно высчитывать из жалования! А та ей – тоже какие-то упреки. Что рано утром вставай, что допоздна торчи у плиты, что свободный день выпрашивай на коленях! Дениза, конечно, все обвинения отметает – мол, за то тебе, дуре, и платят, чтобы рано вставала и торчала у плиты! В общем, разобралась Дениза, усмирила бунтарку, мимоходом кому-то из парней досталось. Слушали Жилло с Малышом эту перепалку, слушали, и все кислее делалась румяная физиономия Малыша. Экий подарочек он сам себе придумал...

Потом стихло. Лишь тогда проснулся Дедуля. И спросил, а не забудут ли покормить их хоть каким завтраком. Но не хотелось Жилло с Малышом соваться хозяйке погребка под горячую руку.

Сидели мужчины, тосковали о горячей яичнице, вдруг быстрым шагом Дениза влетела, в длинном переднике кухонном, вся красная от плиты, и руки по локоть в тесте.

– Тебя, Жилло, мальчишка ищет. Говорит, думский ювелир его прислал, Гай Балод. Чего это от тебя вдруг думскому ювелиру понадобилось?

Вышел Жилло на улицу к мальчишке.

– В чем дело? – спрашивает.

– Помирает старый черт, – отвечает мальчишка. – Меня тетка Клодина еле уговорила за вами бежать. Ради него, ради жадюги...

– Так не бескорыстно же ты сюда прибежал, – напомнил парню Жилло. Дай умоюсь. Не могу же я к нему с такой заспанной рожей... И не смотри на меня, будто я тебе два гроша с прошлого года задолжал. Ты свое от тетки Клодины наверняка получил.

– Ну, вы же наследник... – тоскливо намекнул тот.

– Ишь, уже пронюхали...

Не съев ни куска, лишь умывшись, отправился Жилло к ювелиру. А тот и в самом деле плох. Подкосила старика суета последних дней. Рядом цирюльник и аптекарь. Кровь пускали, вот и таз на полу. Лекаря не велел звать, шепнула служанка, тетка Клодина. И неудивительно, подумал Жилло. У кого же старый хрен перстень пытался стянуть и на кого же он донос писал? Вот и помирай теперь без лекарской помощи...

– Пришел? – спросил ювелир, может, видя Жилло у постели, а может, уже и не видя. – Это хорошо. Побудь со мной, Жилло... Видишь, позвать больше некого...

Выпихнулись цирюльник с аптекарем за дверь. Служанка таз унесла и больше не показывалась.

– И зачем ты, старый хрен, меня только в наследники взял? – спросил Жилло. – Выздоравливал бы, что ли?

– Затем и взял, что никто, кроме тебя, мою коллекцию не сбережет. Все ее разбазарят, раскидают по ювелирным лавкам, по купчишкам... – Ювелир помолчал и вдруг приподнялся на локтях, выставив убогую седую бороденку: А ну, слово дай, что сохранишь!

– Давал уже, кажется, – и Жилло аккуратно уложил его обратно.

– Нет, ты просто обещал. А ты слово дай! Поклянись!

Что тут станешь делать?

– Клянусь честью, – сказал Жилло. – Этого довольно будет?

– Честью... Да, этого довольно.

– Донос-то на меня не напишешь, а? – поинтересовался Жилло. – Честь ведь поминать не положено.

– Дурак... – обиделся ювелир. – Если я на тебя донос напишу, кто мою коллекцию сбережет?

– Сообразительный ты, старый черт, – хмуро похвалил его Жилло. Только лучше давай, выздоравливай. Тут тебе пилюли какие-то оставили, дать?

– Проку от этих пилюль... – поморщился старик. – Дай хоть напоследок, хоть с тобой о коллекции поговорю! Не с Клодиной же... Ты сам видел, какие изумительные вещи у меня в коллекции... Слушай, Жилло, я еще мальчишкой знал, что мне самому ничего не придумать! Это правда, могу же я хоть теперь сказать правду... ну, хоть тебе, что ли?

– Душу облегчить? – догадался Жилло.

– Дурак... Но я должен был стать первым ювелиром, думским ювелиром, иначе я не мог! Я больше не мог голодать, я в четырнадцать лет спину повредил и расти перестал, девчонка самая чумазая – и та была не для меня... Так вот, на последние гроши я стал собирать вещи старых мастеров. Жилло, как я учился! Сколько бумаги перевел на эскизы, я не скупился ни на бумагу, ни на уроки рисования, Жилло. А потом я вдруг понял, что больше ничего в мире прекрасного не осталось, только эти золотые розы... Потому что я не мог их повторить. Жилло, знаешь, на что я пустил тайну золотой грани и золотой насечки? Я топор с мотыгой на бляхах нагрудных всей Думе выгравировал! Топор с мотыгой, Жилло! Золотой насечкой с пазухой! Тьфу, вспомнить противно... А если бы я розы изобразил, меня бы – как принцессу с графом, на эшафот. И пожар бы не спас...

– Разболтался ты, – оборвал его Жилло. – Отдохни, отдышись. Может, поскрипишь еще. Хотя за доносы твои сам бы тебя пристукнул!

– Жилло, я не мог без того перстня... Я увидел его – и полюбил, ты так женщину не полюбишь, ребенка так не полюбишь, как я – этот перстень!.. Женщина – это тьфу по сравнению с тем камнем, я и в молодости это знал...

И тут ювелир, совсем уж растосковавшись, начал вспоминать несуразную свою молодость, голодную да холодную, и жалкую свою зрелость, без капельки живого тепла, и женщин каких-то пронырливых, так ничего и не понявших, и много всяких людей, обижавших его за почитай что девяносто лет жизни. Жилло слушал и молчал.

И противно ему было, что вот он сидит здесь, слушает предателя, доносчика, лгуна, и печально – маялся умирающий старик, пытаясь оправдаться и поверить в собственные оправдания.

– Слушай, Жилло. Ты тогда мне ведь не всю коллекцию вернул, самое главное ты и не брал... – признался наконец ювелир. – Ты взял то, что сверху. А были еще сокровища, шедевры... Знаешь, однажды я даже спас шедевр. Без меня он погиб бы...

– Однажды... – вздохнул Жилло. – Хотелось бы знать, как к тебе попали все прочие шедевры... Небось, за каждым – донос?

– Я покупал, Жилло... Люди знали, тайно несли мне... Но мне воздастся, Жилло – я действительно спас шедевр! Пойди, открой самый нижний ящик, он с секретом...

Ювелир захрипел и Жилло торопливо посадил его повыше.

– Планку в левой стенке отодвинь... – велел старик.

Все ногти себе ободрал Жилло, возясь с планкой. И извлек погнутый обруч, темный, грязный, с покосившимися зубчиками.

– Это, что ли? – спросил с немалым удивлением.

– Это.

– Ты бы его хоть почистил, свой шедевр...

– Незачем. Я и так знаю... Там сбоку я добрался до узора, погляди...

Жилло повертел обруч и увидел-таки пятнышко блестящее, полированное, а по нему – тончайшим резцом кусочек гирлянды роз. Повертел он еще в руках странный шедевр.

– Тут вроде камни были и кто-то их выковырял, – обратил он внимание на пустые гнезда. – Что же ты его не починил?

– Не мог, Жилло. Я же плохой ювелир! Я и вообразить не мог, какие ему нужны камни, как он был выгнут своим мастером. А вот тут шел накладной обруч – откуда я знаю, каким он был? Я чувствовал, что бы я ни сделал – я испорчу это чудо... Пусть уж остается, как есть.

– Потому он у тебя в коллекции и главный! – сообразил Жилло. – Ты же сто раз представлял его себе таким, каким он должен быть. И это было сто разных шедевров! Так?

– Ничего я не воображал... – вздохнул ювелир. – Куда мне воображать... Ты только не уходи, побудь со мной... немного осталось... Я ездил по южному побережью залива, и мне принесли его дети. Кто-то подобрал его... даже непонятно, когда... Взрослые выковыряли камни и продали... а обруч побоялись продавать из-за роз, наверно... Они же рыбаки, откуда им знать, что я покупаю в тайне? Накладной обруч дети отвинтили и потеряли... головы бы за это им поотвинчивать!

– Угомонись ты, больно шумно помираешь.

Жилло не верил, что старик действительно возьмет и скончается. Ну, весь в испарине и хрипит – мало ли по каким сквознякам хрыча носило? И сам себя не разумел: если он не верит в эту агонию, то зачем сидит и поправляет старому вруну одеяло? А если верит – то, наверно, надо бы с Гаем Балодом как-то помягче, хоть он и доносчик? А?

Трудно помирал старый ювелир. Придет в себя на несколько минут – ищет взглядом Жилло, еще что-то спешит ему рассказать о пряжке, купленной у слепой цветочницы, о браслете, полученном в заклад и не выкупленном, о странном хозяине, учившем его ювелирному ремеслу и вдруг ни с того ни с сего прогнавшем... Замолчит, продолжая держаться за руку Жилло, полежит без памяти, опять вскинется, опять заговорит непонятно о чем...

Раз этак сто хотелось Жилло встать и тихонько уйти. Он уж и служанку Клодину вполголоса звал – нет, как сгинула старая перечница! Оставалось сидеть на краю постели и ждать, сидеть и ждать...

И были это вовсе не самые приятные в жизни графского слуги сутки. Кроме всего прочего, он как у Денизы поужинал, так крошки во рту не имел.

Уже совсем стемнело, а темнело поздно, когда Дедуля с Малышом догадались его поискать. Но вот кусок хлеба принести – не догадались. Послал их Жилло хоть чего-то или купить, или стянуть. Пошли и пропали. Вернулись, правда, часа через два с половиной пирога и сыром. Еще бутылку принесли, а в ней – на самом донышке. Как шли, так по очереди и прикладывались.

Все втроем дождались они у ювелировой постели утра. А сам ювелир этого утра уже не дождался.

– Ну, наверно, надо служанку поискать? – растерянно спросил Жилло, закрыв краем одеяла лицо покойнику. – Не нам же его хоронить!

– Этого еще недоставало... – буркнул Дедуля. – Хотя ты же наследник! Наверно, старуха это очень хорошо запомнила. Так что придется с утра на кладбище идти, с могильщиками договариваться. Ладно уж, я схожу. Был такой неудачный год, что мы с Малышом на кладбище нанялись могилы копать. Нас там, наверно, еще помнят.

– Давай, – сказал Жилло. – Приводи их сюда с носилками... или с чем там им полагается...

Дедуля обернулся быстро. У могильщиков для таких случаев лошадка имелась. С гробами, правда, было сложно. Нарядные гробы Дума еще когда отменила, а запас простых к концу подошел. За немалые деньги взяли покойнику-ювелиру сосновый гроб и уплатили за земляные работы. С тем могильщики и увезли старика.

Жилло тоже на кладбище с ними пойти думал, да братцы-воришки отговорили. Без него, сказали, ювелира скоренько упокоят в земле, а с ним – церемонии прощальные затеют, чтобы еще денег из неутешного наследничка выкачать.

– Наследник... – и Жилло крепко задумался. – Что же мне делать с этим дурацким наследством? Куда его девать?

– Поскольку за наследство налог дерут, со всей его стоимости, надо бы коллекцию припрятать, – мудро посоветовал Дедуля. – Тем более, что о ней, судя по твоим словам, никто не знает.

– Куда же ее девать? Разве что к Денизе? – больше ничего Жилло на ум не шло.

Но братцы как-то странно переглянулись.

– Знаешь, Жилло, лучше бы не связываться с этой Денизой, – загадочно сказал Малыш. – Вот вредная баба...

– В чем дело, ребята? – забеспокоился Жилло. – Что еще за новости?

– Никаких особых новостей, – чуть ли не хором отвечали братцы.

– Ну так и пошли отсюда! – взяв себя наконец в руки, распорядился Жилло. – Вы – на кладбище, я с коллекцией – к Денизе. Какого лешего теперь тут сидеть?

Он выгреб из ювелирского комода все, о чем рассказывал ему покойник Балод, включая грязный и погнутый обруч. По карманам распихивать не стал спустившись вниз, нашел походный кожаный мешок, с которым ювелир, очевидно, странствовал по побережью. Прихватил еще полотенце на кухне. Упаковал Жилло коллекцию так, что ни цепочка не звякнула, в мешок уложил, сверху запихал медную ступку с пестиком – мало ли кто в мешок сунется?

Малыш с Дедулей как сидели в мастерской, так и шагу наружу не сделали.

– Ну, значит, вы – на кладбище, а я – к Денизе? – напомнил им Жилло.

– Не стоит у нее появляться, вожак, – туманно сказал Дедуля. – Право слово, не стоит!

– Да что там стряслось? – уже не на шутку встревожился Жилло. Пожар? Скандал?

– Ну, считай, что скандал...

Тут Жилло кое-что стал понимать.

– Значит, выпроводила вас и сказала, чтоб больше не возвращались? поинтересовался он.

– Ну да! – вроде как обрадовались братцы. – Вздорная бабенка, и ничего больше!

– Так это она вас выпроводила, – с хитрым умыслом заметил Жилло. – Ко мне-то скандал не относится. Вот я к ней и пойду...

– И к тебе относится! – очень убедительно завопил Малыш.

– Так что же случилось?

– Ну... у нас с Дедулей денег-то не осталось... а мы знали, что у нее какие-то твои деньги на сохранении лежат...

– Вы попросили, а она отказалась выдать?

Долгое и скверное молчание было ему ответом.

– Стало быть, даже не просили, – подытожил хмурый Жилло.

– Она же на кухне с пирогами возилась! К ней соваться было бесполезно! Я пробовал – она так на меня рявкнула! Медведица она, Жилло, просто вставшая на задние лапы медведица! И за грош удавиться готова! провопил впавший в бешенство Малыш. – Что ей плохого сделали? Это же все равно, что твои деньги, вожак! Так нет же – убирайтесь, выметайтесь!..

– Еще нигде не записано, что вы должны кормиться за мои деньги, негромко заметил Жилло. – Ну, ладно. Хорошие вы ребята и приятно было познакомиться. Насчет кладбища – спасибо, а теперь ступайте подобру-поздорову, мне дом запирать надо.

Понурые братцы поплелись прочь из мастерской.

– Ты подумай хорошенько, вожак, – обратился к Жилло Дедуля уже на пороге. – Мы бы очень даже неплохо поладили. Мы бы вместе таких дел натворили!

– Вы и без меня натворить горазды, – буркнул Жилло. – А мне расхлебывать!

С тем и покинул их, не прощаясь.

Теперь, когда он неожиданно для себя стал официальным наследником известного в Кульдиге человека, не нищего, домовладельца, можно было и дух перевести. Домишко двухэтажный, да еще чердак под острой черепичной крышей. Наверху две комнаты – спальня и мастерская, внизу – кухня и кладовая, еще конурка для служанки. Наверно, подвал тоже есть. Дворик хоть и крошечный, но свой. Почему бы и не осесть в Кульдиге благопристойным бюргером?

Коллекцию можно на время укрыть – у той же Денизы, если с ней помириться. А потом перетащить к себе и по ночам разглядывать. Чем плохо? Да, главное – жениться! Не на колдунье с золотыми волосами, конечно. Этого еще недоставало... А можно забрать из поселка Эрну с Виго. Только вот как у нее из головы всю дурь насчет общих хлевов выбить?

Такими практическими размышлениями Жилло скрашивал себе дорогу к улице Медников и к погребку Денизы. Получалось неплохо. А главное – без всяких магических штучек и непонятно откуда прилетевших песенок. Виго в городе будет учиться, найдутся и для него подходящие учителя! А если Эрна откажется ехать, тогда... Мелькнуло в памяти лицо красавицы Неды и пропало. Неда – в Коронном замке, за решеткой, надежды на нее мало. А вот можно Лизу поискать, строила же ему девчонка глазки! Да еще как настойчиво! Хотя – у нее же шило...

– Вожак! Слушай, вожак... ударил в ухо шепот. Жилло, не оборачиваясь, ускорил шаг. Воров ему только и недоставало!

У дверей погребка он уже чувствовал себя почтенным домовладельцем, Эрна, кроме Виго, родила сына и дочку, часть кухни выгородили и превратили в лавку лечебных трав и пряностей. Эрна стояла за прилавком, а сам он ездил за товаром. Виго брал с собой – приучал к делу...

– Бесстыжие твои глаза! – воскликнула Дениза. – Он явился! Знаешь, что вытворили твои дружки окаянные?

– Знаю, – отвечал Жилло. – Прогнал я их к лешему. Нам теперь не по пути. Дениза, ювелир умер, я – наследник, дом со всем барахлом – мой. Хочу лавку пряностей открывать. Не посоветуешь ли чего?

– Ого... Лавку пряностей! Заходи, – пригласила она. – Лавка – это дело серьезное. Сядем, поговорим. Могу тебе, между прочим, денег ссудить на обзаведение. За малый процент.

Дениза провела его через погребок и вверх по лесенке – в свои комнаты. А на постели у нее девица в три ручья рыдает.

– Не пойду! – причитает. – Ни за что не пойду!..

– Куда ты денешься! – отвечает Дениза. – Сейчас же снимешь нарядное платье и наденешь школьное. Ты что, с ума сошла?

– Не надену! – стонет девица. – Это же тряпка безобразная! Я в своем пойду!

– Поплачь, поплачь, авось поумнеешь... – зловеще бурчит Дениза. Это, братец Жилло, дочка моя. В лучшем думском пансионе учится. Одна беда – платья велено всем носить одинаковые. Когда она раз в неделю домой приходит, то, конечно, шелковое надевает. И не какое-нибудь, вкус-то у этой привереды – мой. День побегает, погордится, а потом опять в дерюгу влезать, потому что пансион – школа равноправия.

– У тебя дочка есть? – удивляется Жилло. – И сколько же ей?

– Сколько этой плаксе сопливой? – с воспитательным значением спрашивает Дениза. – Не поверишь – четырнадцать! Зовут – Эммелина.

– Когда же ты ее родила?

Смутилась Дениза.

– Мало ли какие глупости девчонки делают... – буркнула. – Когда девчонка одна на белом свете, некому мозги вправить, вовремя по заднице надавать... Вот и получаются сопливые плаксы!

Понял Жилло, что больше об этом говорить не стоит.

Дернула Дениза дочку за косы, подняла с постели и выслала в каморку переодеваться.

– Знаешь, чего стоило ее в пансион этот определить? – спросила. – Он же для равноправного народа, а я – женщина со средствами, хозяйка погребка. Но для нас, тех, кто побогаче, и вовсе все двери закрыты, хоть за рубеж отправляй детей учиться. А она еще слезы льет! Ладно, это не твоя печаль.

– У меня тоже сын растет, – признался Жилло. – Вот думаю лавку открыть и к себе его забрать. Пусть к торговому делу привыкает.

– Сам-то ты не ахти какой учитель, – скривила гримаску Дениза. – Ну, давай считать, сколько тебе нужно на обзаведение. Налог за наследство, полагаю, не очень велик – вот разве что ювелир тебе драгоценностей воз оставил... Хотя жил он небогато.

– Жил небогато, – согласился Жилло, – а оставил мне вот что...

И вынул из кожаного мешка ступку с пестиком.

– Фамильная реликвия, что ли? – поинтересовалась Дениза. – Не густо!

Сунул Жилло руку в мешок – а там ничего. Одна дырка – сделанный острым ножом разрез. И нетрудно догадаться, чья работа. Пошарил он в растерянности на всякий случай – и извлек грязный обруч.

– Тоже реликвия?

– Реликвия, – справившись с собственным изумлением и не желая признаваться, что и его братцы-воришки вниманием почтили, отвечал Жилло. Вот, погляди. Это – золото. Его только вычистить надо.

Показал он Денизе начищенный пятачок с розами.

– Да, – разглядев и прикинув на руке, согласилась она. – Если на вес продавать, и то – немало. Я так понимаю, что ты отдаешь мне эту штуку в заклад, а я тебя деньгами снабжаю на открытие лавки?

Жилло и понятия не имел, что сделал Денизе такое коммерческое предложение. Он не мог продать коллекцию, но отдать что-то в заклад?.. Об этом ювелир, кажется, ничего не говорил?

И тут Жилло вскочил на ноги. Всякое самолюбие из головы как ветром вымело!

– Я же слово дал! – воскликнул он. – Я же честью поклялся!

– Чем-чем? – спросила Дениза. – Ты это слово в Кульдиге позабудь. Не маленький!

– Не могу, – жалобно отвечал Жилло. – Меня ювелир потому и наследником сделал, чтобы я его коллекцию спас. А они, поганцы, ее утащили!.. Нет, я им шеи переломаю!

– Их сперва найти надо, – намекнула Дениза. – Давно мне эта парочка не нравилась! Ступай-ка ты к тетке Тиберии. Я ее на днях приютила, подвальчик ей сдала – не нарадуюсь! Она в блюдце с водой поглядела – и пропавшую серебряную ложку мне нашла, такую с носом, для соуса. Иди, иди! А я на кухне буду. Потом вызовешь меня – договоримся насчет процента.

Указала Дениза Жилло, где потайной ход начинается, чтобы время не тратить, кругом не бежать. Проскочил он, согнувшись, эти двадцать или сколько там футов – в конурке вынырнул. Открыл деревянную дверцу – а это, оказывается, с другой стороны – вроде как шкаф. Хитро оборудовала ход Дениза.

– Это еще что за явление? – воззрилась старуха на Жилло, который лез из шкафа. – Вроде я тебя туда, голубчик, от мужа не прятала!

– Тетка Тиберия, дело есть, важное! – обратился Жилло. – Доставай блюдце с водой, приглашай кота на стол!..

– А я думала, ты про приятеля своего спросишь, – нахмурилась старая ведьма. – Ну и досталось же парню! Сонным его держу, во сне все раны лучше заживают. Да ты куда?! Будить его не дам! Ишь, всполыхнулся!

Как-то хитро захватив руку Жилло, тетка Тиберия оттащила его от своей постели, где спал Мак, и поставила на приличном от нее расстоянии. Пристыженный Жилло даже не сильно сопротивлялся.

– Сам проснется! Я полотенца и рубашку его отстирала, за это с тебя особо возьму, – напомнила она. – Ну, что за печаль? Кто мальчика обидел?

– Да ребятки эти, которые со мной тогда были. Представляешь обокрали, негодяи... Мешок разрезали! Упустил я их!

Думал Жилло – сейчас и эта ведьма начнет, на манер Денизы, нотацию читать, однако ж нет, лишь усмехнулась старуха.

– Руки у них балуются, – загадочно сказала она. – Ну, садись и смотри внимательно.

Поставила тетка Тиберия на стол мисочку с водой, пошарила веником под кроватью и добыла оттуда кота своего.

– Полезай на стол, заспанная рожа, – сказала. – Опять твой хвост понадобился!

Нариан прыгнул и уселся задом к мисочке. Всем своим видом он говорил – ну, дался же вам мой хвост, свои бы отрастили!..

Опять старуха зеленую свечку зажгла, опять сушеной травы в воду покрошила. Провела над мисочкой кошачьим хвостом...

– Ну, гляди...

Склонился Жилло – и улицу увидел, и братцев-воришек, которые бодро топали в неизвестном направлении.

– Можешь им по шеям накостылять, только быстренько! – приказала старуха, вручая ему палочку. – А то магия много шуму поднимает, боюсь, услышит кто-то из нашей братии...

Схватил Жилло палочку. И – положил на стол.

Ведь дадут деру Дедуля с Малышом – тем все и кончится. А ему ювелирову коллекцию спасать надо. Что ему радости от того, что они неделю шеи почесывать будут?

– Дедуля! Малыш! – строго позвал он. – А ну, марш назад! Нечего коллекцию по городу таскать. Я кому говорю?

Там, в блюдце, смертельно перепуганные Дедуля с Малышом сперва обернулись на зов, потом друг на дружку вытаращились.

– Это ты дурачишься?! – свирепо спросил Дедуля, изготавливаясь к бою.

– Ну, мастер ты голоса передразнивать... – пятясь, но тоже подводя к груди кулаки, отвечал Малыш.

– Если сию же минуту не явитесь, пеняйте на себя! Ох, и достанется вам, клянусь честью! – предупредил Жилло и, не дожидаясь приказа старухи, замутил кошачьим хвостом воду.

– Разумно! – одобрила старуха.

– Послушай, тетка Тиберия, надо бы все-таки Мака разбудить, попросил Жилло. – Очень мне интересно знать, почему орифламма ко мне вернулась!

– Что, что к тебе вернулось? – переспросила та.

– Орифламма, – почему-то смутился Жилло. – Или как она там называется? Такая штука вроде знамени, ну, ты же ее видела, бархатная!

– А что, она уже была у тебя? – насторожилась тетка Тиберия.

– В том-то и дело... Но тогда мне ее женщина дала.

– А ты?

– А у меня ее капитан "Золотой Маргариты" забрал. И вот прислал Мака. Что бы все это значило?

– Хм, орифламма... – старуха диковинно почавкала губами, словно пробуя слово на вкус. – Ладно уж, сейчас разбудим. Да погоди ты, я сама...

Подошла она к постели и провела рукой над лицом спящего моряка.