Текст книги "Шайтан-звезда (Часть 2)"

Автор книги: Далия Трускиновская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)

Джейран указала мальчикам на последнего в этой цепочке. Дауба кивнул и прижимаясь спиной к стене, боком приблизился к нему, а Бакур точно так же шел следом, отставая всего на одну опору. Выступы опор скрывали мальчика, пока он не оказался в двух шагах от обреченного, и молча кинулся на него, и всадил ему в горло джамбию. Тут же Бакур оказался рядом и успел зажать муриду рот. Вдвоем они отволокли его и пристроили тело между опорами.

– Разденьте его немедленно, пока его халат не перепачкан в крови! приказала Джейран.

Мысль переодеться пришла ей в голову внезапно – и времени для размышлений ей Аллах не оставил. Она была не ниже ростом, чем верные, которые охраняли замок и служили рыжебородому вместе с его скрытым имамом. Они не говорили друг с другом – насколько Джейран могла понять, эти люди почти не знали друг друга, а может, разговоры тут были под запретом.

С убитого сорвали коричневый халат, Джейран тем временем сбросила свою фарджию и быстро сунула руки в длинные рукава. Широкий пояс она застегнула, уже сгибаясь перед проходом.

– Ждите здесь, – успела она шепнуть мальчикам и ускорила шаг – ей нужно было догнать цепочку муридов.

И она успела это сделать вовремя – рыжебородый приподнял край дверной занавески и вошел в светлое помещение, где его светильник уже не был нужен.

Муриды вошли следом, но он уверенно прошел вперед, а они остались за колоннами, обрамлявшими довольно большой зал, который, как и положено, находился в середине замка.

Джейран встала подальше от прочих и, разумеется, первым делом выглянула из-за колонны.

Появление рыжебородого было замечено не сразу.

Люди, которые неизвестно откуда появились в замке, меньше всего были похожи на защитников его стен, доблестных мужей, испытавших удары сражений, жар и холод битв. Все они были уже в годах, иные носили большие тюрбаны, иные – спускающиеся на плечи талейсаны, а и то, и другое свидетельствовало, что обладатель тюрбана или талейсана – из людей знания. Кое-кто явился сюда в парчовом халате, достойном сотрапезника вельмож, а некоторые – в простых и даже грязных длинных рубахах. Особенно же велико было разнообразие бород – попадались тут длинные и узкие, подобные венику и подобные раздвоенному хвосту ласточки, седые, крашеные, кудрявые, жидкие до прозрачности и такие, описать которые затруднительно.

Очевидно, эти люди давно не видели друг друга – она расхаживали по залу, кланяясь, целуясь и заводя беседы, которые ясно дали понять Джейран все ее ничтожество.

– Я знаю, что это было сказано вопреки Корану, о почтенные! Но сказать мало, нужно и доказать! Аль-Бируни доказал, что Земля движется вокруг Солнца – и что вы теперь поделаете с его доказательствами? – донеслось до нее с одной стороны.

– Кто хочет поставить себе пиявки, пусть ставит их, когда убывает месяц, в день без облаков, ветра и дождя, – донеслось с другой стороны, – и нет ничего полезнее пиявок для мозга и глаз и для просветления рассудка. Их лучше всего ставить натощак, это увеличивает разум и память. А когда человек поставил себе пиявки, пусть не ест натощак соленого, это вызывает

чесотку, и пусть не есть после них кислого!

– Но самое удивительное было, когда эти люди сбили с дверей замки и вошли в подземелье. Они увидели на стенах изображения арабов на их конях и верблюдах, и были на них свисающие тюрбаны, и опоясаны они были мечами, и держали в руках длинные копья. Тогда самый мудрый из них сказал – вот кто прогонит вас, о неразумные, с ваших земель. Не прошло после этого и десяти лет – как все испанские земли были покорены воинами ислама! – эти слова прозвучали уж вовсе близко.

Пока Джейран прислушивалась, все яснее понимая, что среди этих мужей знания ей не место, рыжебородый вышел на середину зала и ударил в ладони.

– Во имя Аллаха Милостивого, милосердного! – нараспев произнес он. Привет, простор и уют вам в Пестром замке, о друзья и собратья, о любимые сотрапезники и собеседники!

– Да хранит тебя Аллах и да приветствует, о аш-Шамардаль! – нестройно отозвались ему гости.

Тут Джейран вспомнила, что уже слышала об этом рыжебородом от Хайсагура, и тот называл аш-Шамардаля не иначе, как гнусным завистником.

– Сегодня нас ожидает ночь, подобной которой нет и не было среди ночей, ибо еще до рассвета решится давний спор о предназначении и предначертании! – продолжал аш-Шамардаль. – Выйди, о Сабит ибн Хатем, и скажи тем, кто не знает, как возник спор и что было поставлено в заклад!

К великому своему удивлению, Джейран увидела старого звездозаконника, который, отстраняя руками прочих мудрецов, вышел в середину зала и встал против аш-Шамардаля.

– Ты прав, о почтенный аш-Шамардаль, воистину, сегодня истекают двадцать лет, и я готов отстаивать свою правоту, и если кто-то не знает...

– Мы все знаем и помним, о ибн Хатем! – крикнули ему. – Продолжай!

– Узнал ли ты, что за эти годы произошло с дочерью франкского эмира? звучно спросил аш-Шамардаль.

– Да, я узнал это, – отвечал звездозаконник, – и я во второй раз составил ее гороскоп, и вот он, при мне.

Добыв из-за пазухи свернутый лист, Сабит ибн Хатем вручил его аш-Шамардалю.

– Тут же ты прочитаешь, как сложилась судьба той девушки, насколько мне это известно, – добавил он. – Но лучше всего будет, если наилучший из наших гадателей возьмет доску, рассыпет песок на ее имя и скажет нам, что ему удалось прочитать по песку. И мы сравним наши сведения, чтобы никто не мог упрекнуть меня в обмане.

– Ты сказал разумно, – ободрил аш-Шамардаль. – Ко мне, о ас-Сафади! Ко мне, о искуснейший в своем деле!

Вышел человек лет тридцати, худой и взирающий выше человеческих глаз, которого Джейран, попадись он ей в городе, в особенности у дверей мечети, приняла бы за одного из тех тихих безумцев, кто не отличает кислого от соленого. Он был одет хуже городских нищих, а через плечо повесил полосатый хурджин, который за ненадобностью выбросили бедуины, настолько он был грязен и распорот по швам.

Этот ас-Сафади, ни говоря не слова, подошел к Сабиту ибн Хатему, взял его за руку и подержался за нее двумя своими руками. Затем он сел у ног аш-Шамардаля и достал из своего хурджина доску с чашкой. В чашке лежали палочки и камушки. Оттуда же он добыл мешочек с песком, и рассыпал песок по доске, предварительно побормотав над ним, и стал ставить пальцем ямки в несколько рядов, и что-то выкладывал из камушков вдоль края доски.

Мудрецы, собранные в Пестром замке аш-Шамардалем, притихли, глядя на его неподвижное лицо и следя за его быстрыми руками. Кто-то, осведомленный в такого рода гаданиях, положил возле ас-Сафади дощечку с бумагой и раскрытый пенал, сняв предварительно крышку с чернильницы.

Произведя подсчет ямок и перемещений камушков, гадальщик взял калам и, не глядя, ткнул его в чернильницу. Он написал несколько строк, положил калам, собрал свое имущество, причем особенно бережно ссыпал в мешочек песок, встал и молча протянул бумагу аш-Шамардалю. Тот взял лист, врученный ему Сабитом ибн Хатемом, и поманил из окруживших гадальщика мужей старца почтенного вида.

– О ибн-ас-Садди, ради Аллаха, сделай нам милость и сравни эти две записи, – попросил он. – Пусть все видят, что я в этом деле беспристрастен!

Старец взял в каждую руку по листу и отнес их подальше от глаз, ибо его преклонным годам уже сопутствовала старческая дальнозоркость.

– Хвала тому, кто все изменяет, но сам не изменяется! Эти записи совпали, о аш-Шамардаль! Должен ли я их прочитать?

– Погоди, о ибн-ас-Садди! – удержал его Сабит ибн Хатем. – Я честно явился сюда отстаивать свою правоту, но где же презренный Барзах? Он столько сделал ради того, чтобы выиграть этот спор, и где же он теперь?

– Наш собеседник и сотрапезник Барзах уже в пути, и совсем скоро мы увидим его, о почтенное собрание, – заверил аш-Шамардаль. – Читай, о ибн-ас-Садди!

– Вот то, что написал Сабит ибн Хатем. "Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного! Дочь эмира франков Берр-ан-Джерра была похищена новорожденным младенцем, и росла среди бедуинов, и стала банщицей в хаммаме..."

Джейран насторожилась.

– "... а затем превратности времен привели ее в некую долину, подобную раю, откуда она бежала и встретила старшего сына царя Хиры, который также скрывался бегством", – продолжал почтенный старец.

Аш-Шамардаль при упоминании о долине насторожился и подался вперед, но более о ней в записи не было ни слова.

Джейран же осознала наконец, что все эти ученые мужи обсуждают сейчас ее собственную судьбу, и ей стало жутко.

– "... и она дала клятву стать женой сына царя Хиры, а он дал клятву ввести ее в свой харим, после чего превратности времен привели их обоих в Хиру, и она помогла ему занять престол его предков, и он подтвердил свое намерение, но свадьба была временно отложена", – завершил ибн-ас-Садди. И вот то, что знает о судьбе девушки Сабит ибн Хатем.

– Можешь ли ты что-то добавить к своим словам? – спросил аш-Шамардаль у звездозаконника.

– Могу сказать лишь то, что до встречи с будущим царем Хиры эта девушка сохранила свою девственность, и нрав ее таков, что она будет соблюдать верность своему повелителю, – отвечал Сабит ибн Хатем. – Пусть будет прочитана запись гадальщика!

Ибн-ас-Садди вернул одну бумагу аш-Шамардалю и принялся читать вторую.

– "Девушка, о которой шел спор, претерпела множество бедствий и стала невестой Ади аль-Асвада, царя Хиры, и она должна стать его женой, но сейчас между ними много фарсангов пути", – произнес он.

– О правоверные, я победил в этом споре! – воскликнул Сабит ибн Хатем. Свершилось невозможное – девушка, рожденная на западе, нашла себе мужа, рожденного на востоке! Звезды не солгали!

– Погоди, погоди, о торопливый звездозаконник! – прервал его аш-Шамардаль. – Она еще не стала его женой и неизвестно, станет ли! Когда я собирался призвать вас всех сюда для разрешения этого спора, то получил известия из Хиры. Девушка воистину должна была войти в харим аль-Асвада, но она поссорилась с ним и уехала из Хиры! А знаете ли вы, о собеседники, кто другая женщина, приехавшая в Хиру вместе с этой и занявшая ее место в хариме Ади аль-Асвада? Сейчас вы удивитесь до того, что высохнет слюна в ваших раскрытых ртах! Это – та, которой подменили дочь франкского эмира, та, что выросла в Афранджи и приехала сюда вместе с тем, кого всю жизнь считала отцом!

– О Аллах! Начертал калам, как судил Аллах! – раздалось со всех сторон. Воистину, решение принадлежит Аллаху!

Джейран опустила голову. Если в ней и жила надежда помириться с аль-Асвадом, то сейчас эта надежда сгорела. Что могла она, заклейменная синими знаками обладательница светлых глаз и вздернутого носа, сделать против красавицы Абризы?..

– Знал ли ты это, о Сабит ибн Хатем? – осведомился аш-Шамардаль.

– Нет, откуда мне это знать? – отвечал звездозаконник. – Те мужи в Хире, от которых я иногда получаю послания, мало озабочены обитательницами царского харима.

– Понимаешь ли ты, что тебя нельзя считать безоговорочно выигравшим спор?

– Я выиграл его, клянусь Аллахом! – воскликнул упрямый звездозаконник. Если царь Хиры дал слово ввести эту девушку в свой харим, какие еще нужны доказательства?

Гости аш-Шамардаля загалдели. К несчастью Сабита ибн Хатема, среди них оказалось и несколько знаменитых факихов – тем самых осанистых мужей в парчовых халатах, – и они пустились обсуждать это дело со всей страстью знатоков законов, приводя изречения и поминутно взывая к пророку.

И они сразу же обнаружили некую несообразность в условиях спора.

– Вопрос в том, станет ли девушка женой царя до исполнения двадцати лет, или этим счастьем она сможет насладиться и в восемьдесят лет! выкрикнул тот, кому посчастливилось напасть на эту мысль.

– Разумеется, она к двадцати годам так или иначе должна была выйти замуж, – быстро отвечал аш-Шамардаль. – Предполагалось, что это непременно произойдет, и никому даже в голову в тот миг не пришло, что она может до таких лет остаться незамужней! Дочерей франков поздно отдают замуж, но двадцать лет – это и для них многовато, клянусь Аллахом! Но этого не произошло!

Джейран ощутила некое злорадство – человек, из-за которого она столько испытала, да впридачу пометивший ее проклятыми знаками, сейчас получал по заслугам! Она даже испытала благодарность к аш-Шамардалю за то, что он раскрыл все это дело и призвал к ответу звездозаконника.

– Хотелось бы знать, какого мнения по этому поводу почтенный Барзах! вмешался другой факих, недовольный тем, что удачная мысль пришла в голову не ему, и желающий выделиться если не сообразительностью, так настойчивостью. – Выслушаем и другую сторону!

– А что может сказать Барзах кроме того, что девушка должна была к моменту разрешения спора уже быть замужем за царем? Иначе и спорить было бы не о чем, – резонно заметил аш-Шамардаль.

– Нет, предмет для обсуждения все же имеется, – не унимался факих. – В судах правоверных рассматриваются жалобы о нарушении брачного обещания! Следовательно, клятва царя Хиры имеет законную силу!

– В нашем случае законную силу имел бы брачный договор, подписанный свидетелями в присутствии главного кади Хиры! – возразил первый факих. И эти люди снова сцепились, оглушая друг друга изречениями, и приводя примеры, и взывая к справедливости Аллаха.

Джейран подумала, что если она сейчас выйдет, и назовет себя, и встанет на сторону противников Сабита ибн Хатема, вся эта суматоха кончится, а ее вместе с мальчиками выведут из Пестрого замка. Чем громче шумели знатоки законов, тем острее хотелось ей сделать это.

Она уже вообразила, как выходит на середину зала, и обвиняет Сабита ибн Хатема в своих бедствиях, и посылает за мальчиками, и ее ноги уже ступили на тополевые бревна подъемного моста, и она уже послала своих людей искать среди камней тело Хайсагура, с который, очевидно, стряслась беда...

И Джейран вспомнила, как в крепости горных гулей переругивались эти двое, оборотень и старый звездозаконник, переругивались яростно и беззлобно, как люди пылкие и давно привязанные друг к другу...

Она ухватилась за колонну.

Пожалуй, с выходом торопитться не следовало...

Пока Джейран пыталась принять мудрое решение, мудрецы снова вспомнили, что недостает второго участника спора.

– Разве у тебя не было джинна, чтобы послать его за Барзахом? – ехидно осведомился высокий мудрец в серой, испещренной загадочными пятнами, рубахе и коротковатых шароварах. – Мы видим одного из спорщиков, но не видим другого! А если Барзах скажет, что ему достаточно его превосходства, и откажется от плодов победы?

– Барзах не откажется от плодов победы! – возразил аш-Шамардаль. – Он слишком много сделал, чтобы достичь ее!

– А что проку Барзаху в том, если Сабит ибн Хатем и его ученики лишатся своего имущества? Что прибавится Барзаху от их нищеты? Разве накопленные ими знания перейдут в его голову? – не унимался высокий мудрец. – Пусть явится наконец Барзах!

– Барзах уже на пути сюда! – воскликнул аш-Шамардаль. – Клянусь Аллахом, между им и нами не более двух фарсангов!

Он достал из-за пазухи лист пергамента и развернул его.

– Подай мне столик, о дитя, – обратился он к тому из муридов, который во время всего этого шума находился к нему ближе прочих. Мурид молча взял стоящий у стены низкий столик, подхватил и подушку для сидения, принес все это и установил перед аш-Шамардалем.

Тот сделал движение рукой, призывая к тишине, уселся, положил перед собой пергамент и стал чертить над ним знаки, как если бы писал по воздуху буквы, бормоча при этом.

– Этот круг небосвода достался ему от самого Бахрама, – уважительно произнес один из собеседников. – Смотрите, смотрите... Изображение появляется!

– Клянусь Аллахом, оно движется! – подтвердил другой.

Что-то происходило на столике, судя по тому, как обступили аш-Шамардаля и с каким вниманием глядели через его плечи на пергамент.

– Видите, о друзья Аллаха? – спросил аш-Шамардаль. – Вот та самая башня, на вершине которой огнепоклонники оставляли своих мертвецов! Те, кто бывал здесь раньше, знают, на каком расстоянии от замка она стоит! Вот башня, а вот всадники, которые проезжают мимо нее... а вот и Барзах... посмотрите, как он торопится, как погоняет коня! Совсем скоро он будет среди нас!

Джейран зажала рот рукой.

Насколько ей было известно, отряд всадников, в котором был Барзах, вовсе не стремился к Пестрому замку, а, напротив, удирал от него без оглядки! И увозил с собой ребенка, которому было суждено стать наследником престола Хиры!

Всякий раз, сталкиваясь с враньем, Джейран сперва терялась, потом в ней просыпалась тихая ярость, а потом уж следовало ждать неторопливых, но весьма целеустремленных поступков – наподобие бегства из фальшивого рая. И на сей раз она тоже впала в изумление прежде, чем что-то предпринимать.

Тем временем сторонники Сабита ибн Хатема, среди которых были не только звездозаконники, но и врачи, обучавшиеся у прославленных врачей Харрана, и маги, и факихи, перешли от обороны к наступлению, довольно верно угадав уязвимое место аш-Шамардаля.

– Пошли за ним того марида, который принес сюда нас! – требовали маги и звездозаконники на удивление дружно. – Куда ты девал его, этого марида с собачьей головой?

– Клянусь Аллахом, марид сбежал от него, как сбежал десять лет назад джинн из рода сыновей Джирджиса! – перекричал прочих человек с такой длинной бородой, что ее острый кончик достигал колен. – Он не знал, что заклинание власти для этого джинна ограничено количеством приказаний! А ведь это было в заклинании сказано ясно, и следовало бы ему понять, что еврейские буквы на самом деле означают числа!

И были перечислены еще кое-какие грехи гнусного завистника в обращении с джиннами, ифритами и маридами, плененными и заточенными еще Сулейманом ибн Даудом.

Аш-Шамардаль в конце концов замолчал под бременем этих упреков, и всякий, кто имел дело с людьми, чьи лица от ярости бледнеют и каменеют, воздержался бы испытывать в такие мгновения долготерпение Аллаха. Но собеседники и сотрапезники аш-Шамардаля в пылу словесного побоища утратили чувство меры.

Он поднял голову – и по выражению его лица, по блеску выпуклых глаз можно было бы догадаться, что он принял страшное решение. Это решение далось ему нелегко – и, хотя он все прекрасно подготовил, совершить последний шаг на этом пути все же было для него мучительно, ибо раньше его зависть находила себе отраду в мелких и тайных пакостях, а сейчас ей предстояло подвигнуть своего обладателя на открытое злодеяние.

– Да, я не повелеваю таким количеством джиннов, каким мог повелевать прежде! – вдруг выкрикнул аш-Шамардаль. – Но у меня есть кое-что получше! Я воспитал верных мне мужей, истинных муридов, и если джинн или ифрит не расстанется с жизнью из-за моей прихоти, то эти муриды рады будут заполнить собой пропасть, чтобы я мог перейти ее по их трупам! Смотрите!

Аш-Шамардаль поднял руку вверх – и все увидели окошко под самым куполом, а в окошке – стоящего на корточках человека.

– Он ждет моего знака, – сказал гнусный завистник. – А знаете ли, каков этот знак?

– Нет, откуда нам это знать? – ответил за всех Сабит ибн Хатем.

– Плевок!

И аш-Шамардаль действительно с отвратительным звуком харкнул на пол.

Тут же мудрецы и звездозаконники услышали крик.

Раскинув руки, ожидавший знака человек на мгновение повис в воздухе и, пока его крик длился, долетел до каменного пола.

Наступила тишина.

Многие закрыли себе лица руками.

Джейран, онемевшая от ужаса, сделала из-за колонны шаг вперед. Ей вдруг показалось, что этого несчастного еще можно спасти, если броситься к нему, перевернуть на спину, приподнять и дать глотнуть воздуха полной грудью.

И она увидела лицо человека, который погиб из-за плевка.

Его шея странно вывернулась и он прижимался щекой к каменным плитам, как будто прислушиваясь – не спешат ли снизу прекрасные благоухающие гурии с серебряными кувшинами, полными наилучшего вина.

Это был ученик цирюльника Хусейн.

И Джейран поняла, что юноше помочь невозможно – он должен был погибнуть и он погиб.

– Все видели, какова преданность этого мурида? – грозно спросил аш-Шамардаль. – А у меня таких – сотня тысяч! Поэтому я предлагаю вам, звездозаконники Харрана, добровольно отказаться от своего имущества, и отречься от своих занятий, и прогнать ваших учеников, и запретить им продолжать ваше дело, и известить об этом всех, иначе – горе вашим семьям, вашим друзьям, всем вашим близким и любимым! Мои муриды найдут их, где бы они ни спрятались! И сотня моих с радостью погибнет, чтобы принести мне голову одного вашего!

Говоря это, аш-Шамардаль вздергивал подбородок, и высокомерно устремлял вверх рыжую бороду, и наслаждался властью, как мужчина бы наслаждался обладанием желанной женщиной, и лишь одно раздражало его голос, которому полагалось бы гудеть под сводами купола, срывался на неожиданное взвизгивание.

– Подумайте, о звездозаконники, и пусть Аллах приведет вас к разумному решению, – переведя дух, приказал он. – Я же долго ждать не намерен. В моих часах осталось воды примерно на четверть дневного часа. Как только завоет их бронзовая труба, а она воет так, словно настал судный день, мои муриды войдут в этот зал, и избавят мир от вашего зла, и придут ко мне за распоряжениями о судьбах ваших близких! А все прочие могут покинуть это помещение, пока еще не поздно.

– Слишком много власти взял ты, о аш-Шамардаль! – набравшись мужества, выступил вперед Сабит ибн Хатем. – Еще жив маг Бахрам, наш подлинный повелитель и истинный обладатель присвоенных тобой талисманов! Что он скажет, когда узнает, что ты погубил звездозаконников Харрана и собранные ими знания? Я проиграл спор – и я готов лишиться всего, что нажил за свою жизнь! При чем тут мои ученики? При чем тут знание?

– А как ты полагаешь, о малоумный, стал бы я угрожать, если бы не заручился сперва согласием мудрого и всеведущего Бахрама? – язвительно осведомился аш-Шамардаль. – Он не хотел осквернять свой слух склокой, которую вы, о звездозаконники, неминуемо должны были бы затеять, узнав о его решении относительно вас. Но он находится в Пестром замке! И если вы хотите его видеть – он спустится к вам, клянусь Аллахом! О дитя, пойди и пригласи к нам нашего знатного гостя!

Слова относились к юноше, стоявшему рядом с Джейран, он кивнул и отступил к выходу из зала.

Джейран, не сводя глаз с аш-Шамардаля, сделала то же самое. И она проскользнула за молодым муридом незаметно и для него, и для звездозаконников, и для прочих мудрецов.

Мурид, взяв у выхода из зала факел из настенного кольца, уверенно пошел по проходу, возвращаясь туда, где его с пятью товарищами взял аш-Шамардаль, и затем – по сводчатому коридору к двери, охраняемой еще двумя верными.

– Ради Аллаха и скрытого имама, выдайте мне того, кто находится в этом помещении, – сказал он. – Его требует Великий шейх.

– На голове и на глазах! – отвечали стражники, и мурид проскользнул за дверную занавеску.

Он появился оттуда, ведя за руку еще одного старца, также далеко зашедшего в годах, чьи тонкие белые одеяния мели по каменным плитам, а серебристая борода, казалось, светилась сама по себе.

Этот старец молча следовал за муридом, опустив голову и тяжко вздыхая.

Джейран поняла, что это и есть тот Бахрам, который должен рассудить спорящих, но поняла она также, что появление этого неземного старца никого не успокоит, ибо ему принесут громогласную жалобу на аш-Шамардаля, и склока начнется заново, и затянется, а единственный, который мог бы отречься от своих претензий к Сабиту ибн Хатему, Барзах, никогда не появится в Пестром замке!

Зведозаконники были обречены. Или аш-Шамардаль и Бахрам возьмут с них клятву в том, что они отрекаются от своего имущества – а какое у них могло быть имущество, кроме знаний? – или же они будут уничтожены теми плечитыми праведниками, которых аш-Шамардаль собрал в замке немалое количество. Будут уничтожены наилучшие и наимудрейшие – и, хотя у них останутся в разных голодах юные ученики, будет очень трудно восстановить накопленное ими...

При всей простоте своей души Джейран поняла, что только зависть могла побудить бездарного мага погубить великое звездозаконие Харрана. И ей стало стыдно за свое желание унизить Сабита ибн Хатема перед собранием мудрецов и магов.

Первая мысль, которую Аллах послал в ее голову, была, возможно, наилучшей – вернуться в зал и перерезать аш-Шамардалю горло. Вторая мысль была не столь прекрасна – увидев это, муриды аш-Шамардаля предадут Джейран такой мучительной казни, что она тысячу раз пожалеет о своем благом порыве. Тут же возникла и третья мысль, самая благоразумная. Девушка вспомнила о гнусном обещании аш-Шамардаля расправиться со звездозаконниками, когда завоют водяные часы.

После нескольких столкновений с этим изобретением она поняла, как оно действует, и хотя исторжение воя из бронзовой трубы все еще казалось ей диковинным, сама мысль о измерении времени при помощи равномерно капающих в сосуд капель улеглась у нее в голове без особого напряжения. Такие вещи она не только быстро понимала, но и, наверно, могла бы придумывать сама, в отличие от стихов, запоминание которых – и то было для нее мучительно.

Водяные часы должны были находиться неподалеку от зала где собрались гости аш-Шамардаля, чтобы их близкий вой уже ни в ком не вызвал сомнений. Джейран не знала расположения помещений в Пестром замке, но все известные ей крупные строения имели вид квадрата, образованного комнатами и коридорами, с большим залом в середине, открытым, как в любом караван-сарае, или увенчанным куполом, как в царском дворце Хиры. Исходя из этого, она попыталась себе представить, где сейчас находится, сосчитала повороты, которые все совершались под прямым углом, и вдруг поняла, что комната, где аш-Шамардаль держал Бахрама, примыкала к залу! Возможно, там даже имелось окно, через которое престарелый маг следил за событиями!

Она вышла из-за опоры и как можно спокойнее, но при этом быстрым шагом, приблизилась к стражникам.

– Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного! И во имя скрытого имама! сказала она. – Наш господин, Великий шейх, забыл в этом помещении одну вещь и прислал меня за ней.

– Входи, о друг Аллаха, – отвечал один из стражников.

Джейран приподняла край занавески и вошла.

Помещение было обставлено убого, но высокие бронзовые часы там и впрямь имелись. Распахнув дверцу, девушка завертела головой в поисках подходящей помехи. Нашелся лишь шелковый изар медового цвета, неизвестно как угодивший в комнату старца. Впрочем, вскрикнула же здесь женщина...

Подтащив к часам скамеечку, Джейран оторвала край изара, скомкала и, покгузив руку по самый локоть в верхний чан, нашарила в самое его середине отверстие. Плотно забив его тряпицей, она соскочила и показала длинный язык бронзовому трубачу на верхушке часов.

– Ты затрубишь не раньше Судного дня, о проклятый! – сказала она.

Тут за дверной занавеской она услышала четыре удара об пол. Что бы они означали – Джейран соображать не стала, но на всякий случай спряталась за часы.

Ворвался юноша, красотой напоминающий сбежавшую из рая гурию.

– Сюда, о несчастные! – приказал он, и на коленях вползли два стражника, не переставая биться лбами об пол. – Куда девалась эта распутница? В подземелье ее нет, здесь ее также нет! Он что, вывел ее из Пестрого замка? Горе мне и горе вам! Ваш Великий шейх – предатель, слышите вы это?

Но муриды, которым верность заменила все прочее, что должно быть у правоверного в голове, продолжали долбить пол.

– Вы допустили, чтобы она пропала, о скверные! Сперва – ребенок, а потом – она! Кто хозяин в этом замке? – грозно спросил юноша. – Кто кому тут служит? Великий шейх служит скрытому имаму, чтобы покорить для него земли и явить его правоверным во всем его блеске и всей славе, или скрытый имам должен терпеть проделки какого-то мерзкого шейха?

– Убей нас ради своей славы! – не в силах вынести ярости высшего существа, взмолился один из муридов. – Мы провинились – убей нас, о могучий и справедливый скрытый имам!

– Чтобы мы очистились этим и вошли в рай! – добавил второй.

– Введи нас в рай, обещанный пророком Мухаммадом!

– Убейте друг друга! – приказал юноша, и отвратительная улыбка растянула уголки его губ, так что сходства с нежной гурией не осталось вовсе.

Джейран содрогнулась.

Муриды встали, возвели глаза к небесам и, едва шевеля губами, произнесли символ веры. Затем они обнажили мечи и, направив острия вперед, шагнули друг к другу. Со стоном, подобным реву, оба повалились наземь, спаянные навеки двумя пронзившими их клинками.

Тот, кто назвал себя скрытым имамом, с большим любопытством взирал на их судороги, когда уверенная рука, вынырнув из-за его плеча, пережала ему горло.

– Тебя-то мне и надо, о гнусный мальчишка! – услышал он. Благодарение Аллаху, который послал мне тебя! О Бакур, о Дауба! Ко мне, о любимые!

* * *

* * *

Маймун ибн Дамдам прохаживался взад и вперед, охраняя истинную плоть Хайсагура. Он сильно беспокоился, ибо прошло немало времени, а новое обиталище гуля-оборотня не внушало ему большой надежды на благополучный исход всего этого дела.

Вдруг Хайсагур пошевелился. Джинн в два прышка оказался возле него и стремительно склонился над ним. Но Хайсагур сел так быстро, что стукнулся лбом о конскую морду.

Он схватился за бледные наросты, похожие на округлые рожки.

– Ради Аллаха, разве ты собрался целоваться со мной? – осведомился он. Твои зубы мало годятся для этого! Убери копыта, о джинн, мне же негде тут пошевелиться!

– О друг Аллаха, ты нашел Гураба Ятрибского? – Хайсагур не сразу узнал голос, прозвучавший у него в голове, до того он сделался жалобным и дрожащим.

– Да, я нашел его и оставил наедине с разъяренным ифритом! Но он и сам сейчас порядком рассердился...

– На тебя, о гуль?

– На себя, о джинн! Этот твой Гураб Ятрибский вдруг обнаружил, что он учит одному, а делает совсем другое!

– Горе тебе, ты восстановил его против себя, и он никогда нам не поможет, и я навеки останусь в конском теле и не увижу своей возлюбленной... запричитал Маймун ибн Дамдам.

– Перестань заполнять мою несчастную голову своими воплями! прикрикнул на него Хайсагур. – Он обещал нам помочь. Но сейчас мы можем лишь ждать. И мы будем ждать, клянусь Аллахом!

– Если бы нам Аллах оставил что-либо иное... – проворчал джинн.

После чего оба они молчали довольно долго. Маймун ибн Дамдам выдергивал и жевал горькие стебельки горных трав, Хайсагур время от времени сердито сопел.

– А еще эта безумная... – вдруг сказал он. – И ее мальчишки... Они наверняка решили, что со мной стряслась беда, и опять отправятся выручать меня, хотя я в этом вовсе не нуждаюсь! Или нет – я так прикрикнул на эту ущербную разумом, что она закается оказывать мужам помощь, не дожидаясь их просьбы...