Текст книги "Засыпайка в рыбацкой деревне"

Автор книги: Дагмар Нормет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

История восьмая,
в которой рассказывается о камне-крепости, о тайнописи Тинки-Шерстинки и о голубом коне

– Мати! Мат-ти-и!

Майли стояла во дворе хутора Кивинеэме и растерянно озиралась. Она пришла поиграть, но приятеля нигде не было. За калиткой сверкало море. Две чайки с криками носились у нее над головой. Они гонялись за третьей, а та, хоть и держала в клюве рыбешку, ловко увертывалась от них. Потом все стихло.

Майли чуть не плакала. Ведь тетя Салме ясно сказала, что Мати во дворе. Ну, и где же он?

А он сидел в своей крепости и тихонько посмеивался.

– Ни звука! – прошептал он Засыпайке, который уже сунул пальцы в рот, намереваясь свистнуть, как учил его Мати.

Крепостью был большущий серый валун, он лежал в углу сада, за черемухой. Камень порос мягким зеленым мхом. Одно удовольствие было играть здесь или просто так сидеть, думать. Отсюда Мати и Засыпайка видели весь двор и сад, и берег был тут же, прямо за оградой. А вот их не увидишь, никому и в голову не могло прийти искать их здесь – густые заросли черемухи скрывали валун от чужих взглядов.

Друзья притаились: сидели на корточках и с замиранием сердца ждали, что же будет. И тут Засыпайке страшно захотелось чихнуть.

– Апчхи! – Ап-апчхи! Апчхи! Ап-апчхи! Все оттого, что я вчера в воду свалился, – оправдывался он.

– Да знаю я, где вы! – обиделась Майли. – Ну и прячьтесь. Мне-то что! Не хочу я с вами играть. Я домой пойду…

Но с места она не двинулась, только голову повернула. И Мати разглядел, как у нее по щеке катятся две слезинки.

– Ну, разнюнилась! – буркнул он, оправдываясь. – Мы просто играем в прятки!

– Вот и прячьтесь, сколько влезет. И не подумаю вас искать! – фыркнула Майли и медленно, будто через силу, пошла к калитке.

– Майли, иди сюда, что я тебе расскажу, – попытался остановить ее Мати. – А мы вчера видели Тинку-Шерстинку. Она живет у Алины.

– На даче? – Майли стало интересно.

– Нет. Она всегда живет у Алины.

– Я здесь, в деревне, всех знаю, а про Тинку-Шерстинку слыхом не слыхивала, – удивилась Майли. – Какая она?

– Она живет в корзине с нитками, – добавил Мати.

– Мы можем позвать ее сюда, – предложил Засыпайка.

– Как это? – не понял Мати.

– Запросто, – усмехнулся Засыпайка, соединил концы указательных пальцев и торжественно произнес:

 
Трипс, трапс, трулль
восемь дырок пять кастрюль.
 

Все замерли, – что теперь будет?

Вначале ничего не было.

– Гляди! – вскрикнул вдруг Мати.

По траве катился большой желтый клубок шерсти, он ударился о камень-крепость, и вот перед ними распласталась на животе Тинка-Шерстинка.

– Странно, почему она каждый раз появляется на животе? – озабоченно спросил Засыпайка. – Может, я неправильно ее вызываю?

Тинка-Шерстинка поднялась и зажмурилась – похоже, она не привыкла к яркому солнечному свету.

– А где мое кресло-качалка? А где моя корзинка? – захныкала она. – И куда это я попала?

– В сад на хуторе Кивинеэме, – учтиво объяснил Мати.

– Это другой конец света? – перепугалась Тинка-Шерстинка.

– Да нет! Ты все там же, в Кясму, только в другой семье, – рассмеялся Мати.

– А как я сюда попала?

– Это я тебя вызвал, – сказал Засыпайка.

– Потому что я захотела на тебя посмотреть, – добавила Майли.

– Да кто вы такие? И чего вам от меня надо? – рассердилась Шерстинка.

– Я хотела с тобой познакомиться, – повторила Майли.

– Не могу я тыщу дел сразу делать! У меня вон еще варежки не довязаны, – проворчала бабулька и быстро задвигала спицами, на которых висела почти готовая пестрая рукавичка.

– Какая красивая! – похвалил ее Мати, чтобы хоть немного смягчить Тинку-Шерстинку.

И правда, гостья оттаяла.

– Этот узор называют мушками, – объяснила она уже намного любезней.

– В самом деле похоже на муху! – удивилась Майли.

– Разумеется, похоже, еще бы не быть похожей! – Шерстинка вдруг стала необыкновенно словоохотливой. Видно, намолчалась в своей корзинке и теперь обрадовалась неожиданным собеседникам. Спицы замелькали еще быстрее, и вдогонку им пустился рассказ Шерстинки.

– «Мушки», они непременно мушки и будут. А скажем, узор снежинками – это, понятно, снежинки, а бывают еще лепестки – только глянь на яблоневый цвет… Ай! Что это? – Шерстинка смахнула со своего носа-бульбочки крупную каплю дождя и укоризненно взглянула на ребят. – Зачем вы брызгаетесь? Неужто в ваших краях не умеют вежливо обходиться с гостями?

– Да это с неба вода, – оправдывался Мати. – Дождь пошел.

– Кто, кто пошел? – недоверчиво переспросила Тинка-Шерстинка.

– Дождь пошел, – повторил Мати. – Иди сюда, в нашу крепость, тут не замочит.

Мати протянул Шерстинке руку, а Майли поддержала ее сзади.

И вот все четверо сидят на большом камне-крепости под старой черемухой и смотрят на море. Ливень заставил море закипеть, оно вспенилось миллионами пузырьков, а порыв ветра взметнул водяную пыль, словно пар над котлом.

– Выходит, ты никогда не видела дождя? – удивилась Майли.

– Только в окно, – призналась Тинка-Шерстинка. И смущенно добавила: – это мое первое путешествие за границу.

– Значит, ты нигде, кроме дома, не была? – оторопел Мати.

– Ну да! – подтвердила Тинка-Шерстинка даже с гордостью.

– Не жизнь, а скукотища! – выпалила Майли.

– Скукотища? Это у меня-то скукотища? – повторила крохотная бабулька, всплеснув руками. – Глупенькие! Да когда же скучать, если я завалена работой!

– Тоже мне, трудяга! – вставил Засыпайка, который до поры до времени молчал и пристально вглядывался в необычную гостью. Он не знал, что и подумать. Вообще-то Засыпайка был доволен, что смог вызвать сюда это чудо-юдо – так он назвал про себя Шерстинку. И все же это странное создание не давало ему покоя – только и знает хвастать, строит из себя невесть что.

– Знаю я, что ты обо мне думаешь! – выпалила Тинка-Шерстинка, сверля Засыпайку колючим взглядом.

– Ну-ну, и что же я думаю? – Засыпайка уже пожалел о своей горячности.

– Думаешь, до чего хвастливая бабка! Говорить мастерица, а дела боится!

У Засыпайки от изумления дух захватило. Вот так история! Это чудо-юдо еще и мысли читает!

Мати понял, что назревает ссора и нельзя дать ей разгореться.

– Шерстинка, расскажи нам, пожалуйста, про свою работу, – попросил он.

– Я заплетаю в узор секреты, – прошептала Шерстинка.

– Да где тебе взять эти секреты? – Засыпайка прямо кипел от зависти. – Ты в жизни-то ничего не смыслишь!

– Секреты ко мне сами приходят, – усмехнулась Шерстинка, позвякивая спицами. – Завихрится ветер вокруг дома, в трубе погудит – принесет вести с островов, из заморских стран. Кот домой заявится – непременно какую-нибудь историю на хвосте притащит. Сядет рядом, помурлычет, с клубком поиграет, а ниточка все тянется – вот сказка-то и сказывается. Да-да. Сказка сказывается. А я все слушаю да помечаю.

– Как это помечаешь? – переспросил Мати.

– Секретными знаками. Только секретными, – проворковала Шерстинка.

– Ты пишешь книгу? – почтительно спросила Майли. Теперь она всерьез зауважала старушку.

– Не книгу, а узоры, – ответила Шерстинка, усердно шевеля спицами. Она приподняла голову, увидела круглые от удивления детские глаза, удовлетворенно усмехнулась и продолжила:

– Пословица говорит: «Дело мастера боится». Да только это еще не все. Да-да. Вот Алина ковер на станке ткет или спицами постукивает – варежки вяжет. И считает, что рисунок для ковра или узор для варежки сама сочиняет. И пусть себе думает! На самом-то деле я вожу ее рукой, я подаю ей нужную нитку и подбираю цвета. Потом приходят люди, смотрят, хвалят – какой замечательный рисунок! А прочесть его не могут! И не подозревают даже, какие удивительные истории и тайны хранят старые покрывала, санные полости и даже новехонькие детские рукавички.

– Значит, ты умеешь колдовать, совсем как наш Засыпайка? – воскликнул Мати и похлопал друга по плечу. Тот на глазах повеселел. Тинка-Шерстинка исподлобья глянула на Засыпайку.

– Он умеет вызывать сны?

– Еще как, – заверил Мати.

– Но ведь это только когда спишь! – отрезала Шерстинка. – А днем какой от него толк?

– Как это?! – Засыпайка даже запыхтел от возмущения. – Я и днем могу чудеса творить!

– Покажи! – потребовала Шерстинка.

Засыпайка отвернулся – его искусство не для чужих глаз и ушей! – и начал ворожить.

Глядь – прямо к ногам сидящих на валуне опустилось узорчатое шерстяное покрывало, такое яркое – глаз не оторвать.

– Моя санная полость, – спокойно обронила Шерстинка, как будто падающие с неба покрывала были самым обычным делом на свете. – Теперь оно висит у Алины в задней комнате на стене, потому что на санях никто больше не ездит. На автобусах раскатывают да на машинах. А раньше на каждом хуторе должна была быть своя санная полость, да поярче, да получше, чем у других. Одно удовольствие было смотреть, как летел по снежной дороге санный поезд!

– И в нее тоже вплетены тайны? – полюбопытствовала Майли, разглядывая пестрый узор санной полости.

– А то как же! – усмехнулась Тинка-Шерстинка.

По темно-красному фону, к середке он переходил в каштановый, было разбросало множество причудливых узоров.

– Это цветы! – показала Майли на разноцветные крестики и звездочки, бегущие по коричневой кайме покрывала.

– Мимо! – засмеялась Шерстинка. – Снежинки это.

– Тут сани, да? – Мати ткнул в желтоватый прямоугольник в углу покрывала с двумя сидящими фигурками.

– Мимо! – торжествовала Шерстинка. – Это лодка.

– А это солнце! – решила Майли, глядя на яркую зеленую звезду в центре покрывала.

– Мимо! – воскликнула Шерстинка. – Это луна.

– Ну уж это точно рыба! – решился, наконец, вставить словечко и Засыпайка, потому что тут сомнений быть не могло: чем еще может быть это голубовато-серое, с белыми плавниками, определенно, рыба!

– Рыба! Ой, рыба! – захлебнулась Шерстинка. Она прямо задыхалась от смеха. – Да ведь это жеребенок!

– Как это! – обиделся Засыпайка. – Жеребенок, вон он, голубенький, посреди ковра. А это – рыба!

– Это тот же жеребенок, – лукаво сказала Шерстинка.

– Ладно, – Мати устал гадать. – Засыпайка наколдовал ковер. А ты расскажи нам, какой в нем секрет!

– Будь по-твоему, – милостиво согласилась Тинка-Шерстинка. И вот что она поведала под перезвон спиц.

– Немало дней, грозовых и лучезарных, тихих и ненастных, прошло с тех пор, как поселился на этом берегу Яан. Много цветов росло вокруг его дома от них и пошло название хутора Лиллесалу – Цветочная роща. Яан с хутора Лиллесалу был отменный рыбак. Ни разу без улова не возвращался. И сына рыбачить научил.

В старину теплыми да темными осенними вечерами рыбу ловили на огонь. Укрепят на носу лодки железный прут, привяжут к нему хворостину и зажгут. Заполыхает над чернеющей водой огненный язык, рыба на свет так и лезет. Глазеет на огонь, точно заколдованная. Тут ее только успевай вытаскивать.

Как-то раз Яан со своим сыном отправился ночью в бухту, зажег огонь и знай себе таскает рыбу в лодку. Вдруг чует: попался в сети улов огромный, да тяжелый, и не вытянешь.

– Выгребу, – думает Яан – к дому, там рыбу вместе с сетью во двор затяну. Стал он к берегу грести. Гребет, гребет, и все ни с места. Лодка кругами ходит, а вперед – ни на волос.

– Дело нечистое! – струхнул Яан.

И слышит он звонкий женский голос:

– Рыбак, а рыбак, отдай моего жеребеночка!

А кто говорит – не понять. Яан еще пуще на весла налег Лодка что твой волчок вертится – и ни на скользок вперед! Снова голос его окликает:

– Рыбак, а рыбак, отдай моего жеребеночка!

Только нет нигде жеребенка. Одна лишь огромная сине-серая рыба с белыми плавниками бьется в неводе.

А как услышал Яан в третий раз:

– Рыбак, отдай моего жеребеночка! – понял он – то сама хозяйка моря его окликает. Вспорол Яан сеть и выпустил серо-голубую рыбину. Та заржала и, ударив хвостом, ушла в пучину.

С той поры Яан больше в море с огнем не хаживал, а теперь рыбачить с огнем и вовсе запрещено.

Настала зима. Замерзло море. Но народ наш без рыбы не остался. Начался подледный лов.

Как-то раз Яан с сыном тоже отправились на залив, сделали прорубь и поставили сеть. Тут хозяйка моря из себя вышла: и подо льдом поморяне не дают ее стаду покоя. Как бабахнет снизу, со дна морского, по льду, он и раскололся с грохотом. Побежала по льду широкая трещина, и видит Яан со страхом, как все шире становится полоса воды между ним и берегом. Ветер стал уносить льдину прямо в открытое море, и отец с сыном решили, что уж совсем попали в лапы смерти.

Вдруг слышит Яан за спиной ржание. Глядь – стоит на льдине конек, сам иссиня-серый, а грива и хвост белые. Бедолаги живехонько на него вскарабкались. Тут же льдина с треском раскололась, и куски ушли под воду. А конь белогривый перемахнул через трещину, пронесся по-над морем и вылетел на берег; прямо к двери дома в Лиллесалу. Оглянуться не успели – а чудесного скакуна и след простыл! Видно, был то жеребеночек морской хозяйки, тот самый, которого Яан летом из сети выпустил. После уже люди видели, как штормовыми осенними вечерами он заглядывает в окна хутора, слышали его ржание на шалом ветру.

– Вот какая история выткалась на санной полости, – закончила Тинка-Шерстинка.

– Силы небесные! – донесся вдруг из-за загородки голос Алины. – Покрывало со стены пропало! Средь бела дня!

– Разрази меня гром с гармошкой! – отвечала ей бабушка Салме. – Такого у нас в деревне еще не видывали!

– Пойди домой, Алина! Покрывало твое на стене висит, – сказал Мати, слезая с валуна. – Вот увидишь.

– Откуда тебе знать? – в один голос спросили Алина и бабушка Салме.

– Знаю! – ответил Мати.

История девятая,
в которой рассказывается о мире, и черном дне Засыпайки и о крохотном утенке

Мати сидел в своей крепости под старой черемухой и смотрел на море.

Волны набегали одна за другой, уверенно и безостановочно. Набегали на большой чайкин валун, бурлили вокруг прибрежных камней, разлетались белой пеной и исчезали в илистом песке. Северо-восточный ветер гнул деревья, море стало свинцово-серым, местами с прозеленью. И вдруг из-за облаков пробилось солнце, широким лучом высветило бухту и тяжелые волны. Полоса света была такой яркой, что у Мати заслезились глаза. А волны катили и катили, уверенно, беспрерывно, и Мати казалось, что по заливу несутся во весь опор белогривые жеребцы морской хозяйки.

Он смотрел на море, и ему было хорошо.

– Страшно здесь! – раздался вдруг совсем рядом голос Засыпайки, и вот он уже стоит рядом с Мати. – Вода все прибывает и прибывает. Значит, где-то ее совсем не останется? Откуда она берется? Возьмет и затопит поселок!

– Не трусь! – успокоил его Мати. – Море здесь было всегда. И поселок был всегда. Они друг другу не мешают. Они ладят. Потому что если бы не море, не было бы моего летнего дома.

– Ты прав, не спорю, – согласился Засыпайка. – Но среди городских домов все-таки поспокойней. И не рябит все время перед глазами.

– В городе машины носятся, – возразил Мати. – И чад бензиновый. А море чистое и хорошо пахнет.

Но Засыпайка понуро молчал, поэтому Мати спросил:

– Где ты сегодня так долго пропадал?

– Занимался полезным трудом! – гордо заявил Засыпайка. – Помогал дедушке Элмару ловить рыбу.

В глубине души Мати не совсем поверил Засыпайке.

– Ты ходил в море?

– Зачем? Я колдовал прямо здесь, на молу.

– И наколдовал дедушке много рыбы?

– Нет, много животных. Ты только представь себе, – с жаром начал Засыпайка, – закидывает он в море сети, думает, попадется десяток рыбешек, а тут – вот чудо! – В сетях целое стадо! Бычков – хоть завались! Теперь дедушка может и сам ездить в повозке на быках, и всей деревне может быков раздать, может даже бой быков устраивать, может…

– А ты сам этих бычков видел? – прервал Мати своего размечтавшегося друга.

– Не видел. На молу стало холодно, и я забрался поспать к Алине, в корзину с нитками.

Засыпайка покосился на Мати, догадался, что где-то дал маху и добавил:

– От трески толку никакого. Другое дело – быки. Хороший бык – к работе привык. Верно?

– Пошли, посмотрим! – сказал Мати и спрыгнул с валуна.

Засыпайка переминался с ноги на ногу.

– Ну, идешь? – в нетерпении спросил Мати.

– А стоит ли? – помедлил Засыпайка. – Ты в красной рубашке. А я слышал, быки терпеть не могут красный цвет – тут же набрасываются. Не ходи! У них острые рога и копыта, как каменные…

– Дурак! – рассердился Мати и зашагал прямиком к сараю с сетями. Засыпайке ничего не оставалось, как последовать за своим другом.

За воротами тормознул велосипед. С него слезла Алина, прислонила велосипед к столбу и вошла в калитку.

– Как дела? – окликнула она Салме.

– Как сажа бела! – отозвалась бабушка Салме, распрямилась и оперлась на лопату, перевести дух.

– Ты смотри! – удивилась Алина. – У тебя что, уже осень наступила, яблони удобряешь? – Она скрестила руки на груди и приготовилась вволю посудачить.

– А что еще с этими бычками делать, – вздохнула Салме. – Пусть хоть молодым деревцам расти помогут. Элмар на рассвете вышел в море под свежий северо-восточный ветер – сети едва вытащил! Обрадовался, думал, будет треска, а может, даже и сиг какой-нибудь попался. А тут – на тебе: из ячеек одни бычки таращатся!

– Вот беда-то, – сочувственно произнесла Алина.

– Ох, и намучились мы, пока их вытаскивали! – продолжала Салме. – Гляди, все руки исколола. И что с ними, погаными, делать? На приемный пункт не сдашь – не берут. Сама тоже есть не станешь – смотреть страшно! Кошка – и та их за километр обходит.

– Для еды сгодятся, – решила Алина. – Дай мне с собой на суп.

– Бери! Хоть целый воз! – образовалась Салме.

– Пойду корзинку с велосипеда сниму, – сказала Алина и вышла за калитку.

Мати разглядывал бычков, которых бабушка закапывала под молоденькими яблоньками. У рыбешек была большая, безобразная голова. Казалось, что все они только и состоят из головы и жиденького хвоста.

– Да, рога у них острые, а копыта, как каменные! – насмешливо протянул Мати.

Ответа не было. Оно и понятно: сейчас Засыпайка был невидим, а голоса невидимого Засыпайка никто и никогда не слышал.

– Вот беда-то! – вскрикнула Алина у калитки. – Чтобы велосипед сам удрал – такого в Кясму сроду никто не видывал!

Бабушка и Мати поспешил к воротам. И что же они увидели? Велосипед Алины ехал сам, сам по себе, вдоль картофельного поля, а потом свернул на широкий проселок.

– Стой! – закричал Мати. – Слушай, стой! Вернись!

Но велосипед даже виду не подал, что слышит, и Мати помчался за ним.

Алина и Салме недоуменно смотрели друг на друга: что же это? Может, им померещилось? Может, кто-то из деревенских мальчишек подстроил эту каверзу?

Возле магазина толпились мальчишки. И деревенские, и дачники. Все до одного на велосипедах. Они объезжали большой валун и перелетали через камни поменьше, носились по асфальтовой прямой и останавливались с крутым разворотом, визжа покрышками. Это были школьники постарше. Их младшие братья гнездились на валуне и оттуда следили за этими трюками.

И вдруг все замерли, широко раскрыв глаза и разинув рты. По проселку к ним приближалось чудо из чудес – самоходный велосипед! Он зигзагами накатывался от одного края дороги к другому, словно на нем сидел еще совсем новичок. А за велосипедом рысил мальчуган и громко кричал:

– Стой! Стой! Вернись!

– Кто это? – спросил какой-то дачник.

– Мати из Кивинеэме, внук Элмара, – объяснили сельские мальчишки.

Самоходный велосипед остановился у доски объявлений.

– Смотри! Кукольный театр приезжает! – обрадовался Мати – этот красно-белый плакат с нарисованной куклой Мати хорошо знал.

– Завтра спектакль. В пять часов в Народном доме, – это старший школьник пришел на помощь малышу. – «Золотой ключик».

– Я сам умею читать, – обиделся Мати. – И «Золотой ключик» знаю наизусть, потому что там играет моя бабушка! – гордо добавил он. – Моя бабушка Буратино играет там Буратино.

– Врет и не краснеет! – ухмыльнулся дачник. – Буратино, говоришь, бабушка? Буратино – это кукла, а не бабушка!

– А вот и бабушка! – возразили ему сельские мальчишки. – У Мати бабушка кукольная актриса, и она играет Буратино.

Тем разговор и закончился, потому что Мати вдруг – хлоп! – сел в корзину, прикрепленную к раме велосипеда, и свесил ноги.

– Урра! – кричал он. – Урра! Бабушка приезжает! – И чудо-велосипед показал, на что он способен. Он встал на заднее колесо, как норовистая лошадь, развернулся на нем, как волчок, и умчался с такой скоростью, что небу стало жарко. Сельские мальчишки могли бы поклясться, что велосипед летел по воздуху, не касаясь асфальта. Но так как они уже выросли и в чудеса давно не верили, то и не обратили внимания на чудо-велосипед и снова стали гонять друг с другом наперегонки.

– Завтра приезжает кукольный театр! – возвестил Мати, въезжая в калитку своего дома.

– Завтра приезжает Буратино! – Он выпрыгнул из корзинки и прислонил велосипед к столбику ограды. Там он и остался, больше не пытаясь удирать. Алана наполнила корзину бычками. Велосипед не шелохнулся.

– Ну, я пошла, – решила Алина. В старину как говаривали: – гость что рыба, быстро портится. Увидимся завтра в Народном долге. – Она оседлала велосипед и выехала за ворота, миновала картофельное поле и свернула на проселок. Велосипед слушался ее как верный пес.

Невидимый Засыпайка шагал рядом с Мати, и на его невидимом лице сияла невидимая улыбка. Он был вполне доволен собой. Утренняя оплошность с бычками больше не казалась такой уж страшной – фигурное катание на велосипеде показало, что все-таки он мировой волшебник. На веранду вышел хмурый дедушка со спутанными волосами.

– Что за наказание! – ворчал он. – Глаза слипаются, а сна нет и в помине. То ли жирного переел, то ли что…

Мати шмыгнул за угол дома и довольно строго произнес:

– Засыпайка, поди сюда немедленно!

– Ну что опять стряслось? – обиделся Засыпайка, поворачивая шапку задом наперед и становясь видимым.

– Почему не уложил дедушку спать? – сурово спросил Мати.

– Сейчас? Среди бела дня? – поразился Засыпайка.

– Ты что, не знаешь – рыбаки с рассветом в море выходят, а к полудню ложатся на часок отдохнуть!

Правильно! Засыпайка совсем об этом позабыл! Он зашел на веранду, стянул шапку и пристально посмотрел дедушке в глаза. Тот сладко зевнул, прилег на кушетку и тут же уснул.

Мати залез на камень-крепость. Расстроенный Засыпайка – за ним.

Они сидели рядом и молчали. Ветер куда-то пропал, волнение на море улеглось. Под прояснившимся небом серое море то тут, то там уже пошло просинью. Из-за большого чайкиного валуна появилось утиное семейство. Впереди – уверенно, спокойно, как пароход – плыла достойнейшая мать семейства. За ней – пятеро птенцов. Если кто-то из них слишком отставал от матери, то подгонял себя крыльями. И хотя крылышки была совсем еще маленькими, слабыми и не могли поднять утенка в воздух, они все-таки здорово ускоряли его движение. Пушистый шарик мчался по морской глади так, что вода за ним вскипала.

Один утенок устал и вскарабкался матери на спину. Пока детеныши были совсем крошечными, они все катались на широкой маминой спине. Теперь всем вместе на ней было не уместиться. Они толкались и теснились, пока маме-утке это не надоело, и она стряхнула птенцов. Поднявшись на пологий валун, утка принялась охорашиваться. Птенцы один за другим последовали за ней.

Только самый маленький оказался неуклюжим. Вслед за другими он тоже пытался влезь на камень, но на пол-пути шлепался обратно в воду. Мать и братья с сестрами не обращали на него никакого внимания, они клювом чистили перышки под крыльями.

Несчастный малыш подымался, падал, барахтался в воде, снова взбирался на камень и опять падал…

– Вот и я точь-в-точь как этот утенок, – горестно произнес Засыпайка. Растяпа. Хуже малого ребенка.

– Что ты! Вовсе нет! – Мати пытался утешить друга.

– И вовсе да! – твердил Засыпайка. – У меня сегодня черный день. Абсолютно ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ.

Но – вот чудо! – в этот самый миг утенок благополучно одолел подъем. Растерянный от напряжения, он тоже немедленно принялся пощипывать свои перышки.

– Вот видишь! – заметил Мати. – Даже крохотный утенок одолевает большой камень!