Текст книги "Снайпер, который любил жареный рис (СИ)"

Автор книги: Чжан Голи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Cнайпер, который любил жареный рис: [роман]
Чжан Голи

Хоу Эргэ, приморскому старику-проказнику, с благодарностью за мое вдохновение и его профессиональные знания

Chang Kuo-Li

THE SNIPER

Часть первая

«Существуют три типа снайперов. Снайпер-диверсант действует зачастую вдали от основной массы войск, скрытно выводя из строя важные цели. Фронтовой снайпер, или снайпер-тактик, действует в составе взвода или батальона. Его задача – сеять панику в рядах противника во время боя, уничтожать отдельных солдат, офицеров и ценное оборудование. А кроме того…»

Он помедлил, сигара зашипела, когда он сунул ее в чашку с кофе, чтобы не обжечь пальцы.

«…кроме того, есть снайперы, которые лишь изредка производят выстрел. Они находятся в тылу врага в ожидании приказа устранить конкретную цель. Я называю их стратегическими снайперами…»

1. Рим, Италия

5:12 утра, Специя, Италия. Сев в поезд, он прикрыл лицо капюшоном и задремал, убаюканный вагонной тряской. 6:22, Пиза Нейтрале. Он не сядет в маршрутный автобус до Пьяцца дель Мирко-ли. Не станет глазеть на Падающую башню и представлять, как Галилей бросал с нее шары, наблюдая за падением тел. Не будет демонстрировать творческую жилку, изображая на камеру, что подпирает башню плечом.

Перед выходом из поезда он зашел в туалет, засунул в мусорное ведро ярко-желтую футболку с капюшоном и переоделся в красную спортивную куртку. Перейдя на другую платформу, сел в поезд на 6:29 до Флоренции, нашел свободное место и снова заснул.

Самые ранние поезда редко опаздывают. 7:29 – прибытие во Флоренцию, на вокзал Санта-Мария-Новелла. По пути в вагон набилась масса народу, но большинство пассажиров, выйдя с вокзала, направились на юго-восток на поиски роскошного купола, созданного по проекту Брунеллески для собора Санта-Мария-дель-Фьоре, где им предстояло, пыхтя и отдуваясь, пересчитать ногами четыреста шестьдесят одну узкую ступеньку, чтобы потом гордо пялиться вниз на открытый всем ветрам древний город.

План был таков: перейти на другую платформу и сесть в электричку на Рим, отходящую в 8:08. Он изменил этот план, зайдя в вокзальный туалет, чтобы переодеться в короткое черное пальто. Собравшись было спрятать куртку за бачком унитаза, вспомнил, что видел лежащего возле туалета старика.

А может, это вовсе не старик – просто седой человек, который лежал, свернувшись калачиком и уткнув голову в руки, в углу у входа в туалет. Он осторожно прикрыл плечи спящего красной курткой.

С вокзала он направился к автобусной остановке: в 8:02 был рейс до Перуджи. Автобус останавливается во всех маленьких городках, но времени еще предостаточно. Правда, он допустил промашку: нужно было остаться в куртке с капюшоном. Пальто выглядит слишком официальным для туристического маршрута.

Но уже ничего не поделаешь. Он извлек из чемодана рюкзак и затолкал чемодан за газетный киоск.

Автобус отошел вовремя. На остановке в Ареццо он купил кофе и круассан с шоколадом.

Итальянцы поистине обожают сладкое. Сущие муравьи.

10:54, Перуджа. Он поспешил на вокзал, чтобы успеть на поезд 11:05 в Рим; теперь не время вздыхать о местном фирменном блюде – тушеном кролике. На этот раз никакой смены одежды, только бейсболка «Нью-Йорк Янкис». Еще три часа можно поспать.

В поезде было тихо: четверо рюкзачников с шотландским акцентом; трое командированных, которым не терпелось вцепиться в ноутбуки; одинокая путешественница с Тайваня или из Гонконга. Он выбрал место в конце вагона и заснул.

Дело было не только в том он не спал прошлой ночью. Он просто не знал, когда удастся поспать в следующий раз.

В 14:01, с опозданием на пять минут, поезд прибыл в Рим, на Термини. Он вышел из вагона и влился в людской водоворот.

Покинув вокзал, он повернул на юг, прочь от толпы, направлявшейся к Пьяцца делла Репубблика, к ряду примыкающих к кофейной стойке багажных камер. Отпер ключом шкафчик. Порядок: два полиэтиленовых пакета, заклеенных скотчем. Забрав пакеты, он направился в переулок напротив, где заглянул в алжирскую лавку, из которой вышел облаченный в темно-коричневую куртку-сафари с кожаными заплатками на локтях, волоча за собой чемодан на колесиках с логотипом, изображающим медведя.

У вокзала, как всегда, было полно беженцев и бродяг. Сверившись с адресом, он вскоре подошел к высокому, желтовато-серому от смога зданию и нажал кнопку пятого этажа. Раздалось жужжание, стеклянная дверь открылась.

Под одной крышей размещались три отеля: «Гонконг», «Шанхай» и на пятом этаже «Токио». Мужчина средних лет с пивным брюшком из отеля «Токио» без вопросов вручил ему ключ в обмен на тридцать евро.

Комната без претензий – кровать, стул, крошечный телевизор: смотреть его пришлось бы, уткнувшись носом в экран.

Старый, можно было даже сказать, старинный телефон зазвонил ровно без двадцати три. Он поднял трубку и услышал женский голос. Это его встревожило. Неужели она?

– Отель «Реле Фонтана ди Треви», – произнесла женщина.

– Где Айронхед?

Собеседница понизила голос, не обнаруживая никаких эмоций.

– Комната забронирована. Второй паспорт. – Связь оборвалась прежде, чем он успел переспросить.

Из нового чемодана он извлек продолговатую сумку и одежду. Сняв куртку-сафари и джинсы, швырнул их в чемодан и запихнул его под кровать. Затем переоделся в черные брюки, пальто и натянул черную шерстяную шапку и наушники. Закинув сумку за плечо, вышел из номера.

За стойкой регистрации никого не было; человек, встретивший его, теперь смотрел футбол в подсобке. Толкнув входную дверь, он спустился по захламленной лестнице. Очутившись на улице, извлек из рукавного кармана мультитул и разомкнул цепь, крепившую к перилам один из велосипедов. Затем прокатил велосипед на несколько шагов вперед, вскочил на сиденье и взял курс на запад.

Глухими переулками добравшись до станции метро «Барберини», он бросил велосипед и прибавил шагу, чтобы примкнуть к группе следующих за флажком японских туристов. У фонтана Треви, отстав от седовласых путешественников, сквозь шумную толпу пробился к одноименной гостинице на южной стороне площади.

Расплывшийся в улыбке клерк, проверив данные паспорта, вернул его вместе с ключом-карточкой.

– Только на одну ночь?

Он улыбнулся и кивнул.

– Из Кореи? Моя девушка умеет немного по-корейски.

Он улыбнулся и снова кивнул.

Служащий в отеле «Токио» увидел в нем ничем не примечательного азиата. Этот клерк – застенчивого корейца, плохо говорящего по-английски. Он спокойно проследовал к лифту и благополучно достиг номера 313.

Сто пятьдесят евро за убогую комнатку с окном, не спасающим от уличного шума.

Он надорвал первый пакет, извлеченный из багажного шкафчика. Оттуда выпал большой конверт из коричневой бумаги с двумя снимками: на одном вполоборота был запечатлен мужчина средних лет азиатской внешности; на другой – помеченный крестиком столик: очевидно, уличное кафе.

Во втором пакете – сотовый телефон весьма устаревшей модели: серебристая кнопочная «Нокия 7610». Он убрал телефон в карман.

Из адидасовской сумки он извлек оптический прицел, обмотанный из предосторожности нижним бельем, подошел к окну и осмотрел фонтан и окружающую площадь. Хотя стоял холод, было по-прежнему многолюдно, в поле зрения сновали взад и вперед смазанные силуэты.

Угораздило же их выбрать для задания самую популярную достопримечательность города! В фонтан в центре площади ежедневно улетает монет на три тысячи евро; в Сеть выкладывают десятки тысяч фотографий морского бога Океана и склабящихся туристов.

Он надел солнечные очки, переоделся в свитер с высоким воротом и повесил на шею фотоаппарат.

Как говорил Айронхед: если не можешь изменить окружающую обстановку, сделайся ее частью.

Влившись в поток туристов, он заглянул в несколько сувенирных лавок, после чего обосновался в кафе. Заказал макиато, добавил в него по обычаю итальянцев пару ложечек сахару и надкусил – разумеется! – сицилийское канноли.

Перелистав роман Донато Карризи, который носил с собой, он взглянул на заложенную между страниц фотографию. Прямо за окном был тот самый круглый столик, помеченный крестиком.

Этот столик виден из гостиничного номера, расстояние метров сто двадцать пять. Здания, окружающие площадь, в большой степени оградят ее от ветра, и помех не предвидится. Только люди.

Но из любой ситуации есть выход. Реакция на испуг занимает в среднем четыре секунды. Ну хорошо, три, на всякий случай. Это означает, что у него будет три секунды, после того как случайный пешеход, попавший в прицельную линию, грянется оземь. Три секунды на второй выстрел – в объект.

Стало быть, одной пулей больше, но это нестрашно. Он сфотографировал телефоном фонтан, стремясь остаться в памяти персонала кафе лишь мелкой точкой в монохромной смеси всех промелькнувших перед ними азиатских лиц.

Вечная проблема с канноли – крошки. Крошки оставляют жирные следы на страницах романа. Он как раз читал о смерти сиротки Билли, ребенка, некогда бестрепетно вынувшего из петли собственных родителей; Билли, самого счастливого из шестнадцати воспитанников приюта, мальчика с вечной улыбкой на губах. Согласно свидетельству о смерти, Билли умер от менингита. Тем не менее, когда два десятилетия спустя полиция эксгумировала труп, обнаружилось, что в теле Билли не было ни одной целой кости. Его забили насмерть.

Улыбался ли Билли, умирая?

Он с неохотой отложил роман. Может быть, на обратном пути будет время дочитать. Нужно узнать, кто убил Билли. Этот вопрос, застывший комом в горле, не давал ему покоя.

И никаких больше канноли, пока не сделает дело.

2. Тайбэй, Тайвань

У[1]1
  Здесь и далее: все транскрипции представлены по общепринятой транскрипционной системе Палладия. – Примеч. науч. ред.


[Закрыть], без пяти минут пенсионер, отложил в сторону палочки и расплатился. Возвращаться в офис пока не хотелось, и он, поймав такси, отправился по скоростной дороге через Шэнькэн в отделение полиции в Шидине, где его обещал ждать Чэнь Личжан.

Чэню было лет семьдесят, во рту недоставало нескольких зубов. За десять минут разъяснений он забрызгал У слюной.

Насколько сумел уяснить У, пропал житель деревни Ван Лушэн. Всякий раз, когда Чэнь заходил к нему, двое сыновей Вана говорили, что отец в больнице. В какой больнице? Это дела семейные, отвечали они, тебя не касается. И вот престарелый господин Чэнь проверил списки в Главном ветеранском госпитале Тайбэя, затем справился в Главном военном. Никаких следов Ван Лушэна. Обеспокоенный, он подал заявление об исчезновении.

Может быть, Ван лишился памяти и не смог найти дорогу к дому? Или его сбила машина и он остался лежать в каком-нибудь безымянном переулке?

Как бы то ни было, ни один из сыновей не собирался сообщать об исчезновении отца. Дело оставалось на усмотрение господина Чэня.

Ну что ж, давайте разбираться.

В отделении У потребовал машину. Она пришла, укомплектованная двумя молокососами, выпускниками спецучилища, которым предстояло сопровождать его. Знаки различия – полоска и три звездочки – выдавали в обоих новичков. Итак, вперед, в направлении Утуку.

С областной дороги они свернули на местную, затем на деревенскую и, наконец, на грунтовую, которая через несколько километров сошла на нет.

На склоне холма стояла сомнительной законности хижина из листового металла, примыкавшая к более старому кирпичному строению, окруженному грудами осыпавшихся кирпичей и плиток – этакие недофинансированные исторические руины. Щелястые углы поросли молодыми деревцами, медленно тянувшимися к крыше, которую они в конце концов однажды пробьют. Никакой защиты от ветра и воды, разве что установленная внутри палатка. Похоже, владельцы решили, что стоимость ремонта слишком высока, и вместо этого возвели металлическую халабуду у одной из стен, причем в процессе оттяпали часть смежных государственных лесных угодий.

Машина остановилась в конце слякотной тропинки; откуда-то с лаем выскочили три черных пса. Сопровождающие заколебались, поэтому У вышел и, не обращая внимания на заливающихся лаем собак, швырнул в кормушку у стены остатки фастфуда, забытые кем-то на заднем сиденье. Покуда животные дрались из-за еды, он привязал их.

– Значит, его сыновья здесь?

– Были тут пару дней назад, – озабоченно ответил господин Чэнь.

– Как их зовут?

– Старшего кличут Хлюст, младшего Котяра.

У кивнул и прошел к металлической двери, принюхиваясь: сильно пахло клеем. Расстегнув ремешок кобуры, он смахнул морось с седого «ежика», засучил рукава кителя и пинком вышиб дверь.

– Хлюст! Котяра! А ну, вылезайте, засранцы!

Внутри послышался невнятный шум, но ответа не последовало. У зашел в хижину и вскоре вернулся, волоча за собой двоих изможденных типов лет пятидесяти, которых швырнул на капот машины:

– В наручники их, там в доме наркотики. И поищите папашу.

Участок примыкал к скале, а с остальных сторон был окружен лесом. Ближайший сосед жил у подножия холма.

Старика нигде не было. Однако на полиэтиленовых пакетах и иглах в лачуге обнаружились следы героина. Класс А, до трех лет, но с учетом предыдущих судимостей и двух неудачных попыток реабилитации может набежать больше. И еще здоровенный контейнер с клеем на столе, пустой на две трети, и груды пожелтевших полиэтиленовых пакетов.

Нет денег на героин, перешли на клей. Судьба торчка.

Но бог с ней, с наркотой. Старик-то где?

У старшего, Хлюста, растерянный вид, затвердевшая корка на глазах. Сидя на корточках возле машины, он пускает слюни. Младший, Котяра, по крайней мере держится на ногах: одна босая и в грязи, другая, столь же грязная, в дешевой пластиковой сандалии.

– Теперь, Котяра, в рехабе[2]2
  Наркологическая клиника. От англ. «rehabilitation» – реабилитация, Примеч. ред.


[Закрыть] не отсачкуешь. Теперь придется посидеть, а когда выйдешь, тебе будет за шестьдесят. Ну, где отец?

Котяра глядел вниз, на свои грязные ноги.

– Твой отец, – продолжал У, проверяя заметки в телефоне. – Ван Люшэн, восемьдесят семь лет, отставной сержант. Ни о чем не говорит?

По-прежнему нет ответа.

– Еще раз. – Глянув искоса, У повысил голос: – Вы где, ублюдки, отца закопали?

Он схватил одного из них за горло.

– Когда он умер? Сколько лет уже вы прикарманиваете его пенсию?

Руководствуясь отчетом господина Чэня, У считал такую возможность наиболее вероятной.

Вполне обычная история. Эти двое с подросткового возраста баловались наркотой и воровали – ничего серьезного, так, по мелочи. Ни у одного из них никогда не было нормальной работы, и вся семья всецело зависела от государственной и армейской пенсий Ван Люшэна.

Но его самого не видели уже несколько лет. У предполагал, что тот умер, и сыновья потихоньку закопали его, чтобы не лишиться денег.

Подоспело подкрепление из госбюро расследований и синьдяньского субрегионального бюро. У продолжал костерить торчков, затем начал подталкивать всхлипывающего, шмыгающего носом Котяру к лесу.

– Он всю жизнь заботился о вас, уродах, а за это ему теперь, после смерти, только яма в лесу? У вас совесть есть? Звери делают больше для своих мертвецов. Так где он?

Котяра осел в грязь. Его брат, поддерживаемый с обеих сторон, провел их дальше сквозь деревья и указал на поляну, на сложенные горкой пять камней.

– Мы… мы всегда приходим в День поминовения, могилку поправляем. – Ламентации скорбящего сына.

– Ох, да пошел ты. – Рык обозленного полицейского.

Не сдержавшись, У размахнулся, и старший брат, растянувшись в грязи, присоединился к младшему.

Все надели маски, поработали лопатами, и лес наполнился отвратительной вонью. Здесь часто идут дожди, а тело кинули прямо в грязь, ни гроба, ни даже циновки. Воздаяние Вану за то, что продолжал заботиться о неблагодарных сыновьях.

Он умер от какой-то болезни не то четыре года, не то пять лет назад – сыновья даже не могли припомнить когда. Даже не знали в точности, что убило его. Как-то раз Котяра вернулся домой и нашел отца бездыханным на кровати.

Сколько же времени он пролежал на этом изгваз-данном матрасе?

Опять-таки они не знали.

Хлюст сказал, что работал на стройке в Илане. Котяра —"на рыбацких лодках. Они месяцами не бывали дома, а их отец в это время умер в одиночестве, в заброшенной хижине на склоне холма. Котяра не звонил ни в полицию, ни в скорую. Две недели он спал в одной комнате с трупом, дожидаясь, когда вернется Хлюст. Они решили спрятать тело и, пользуясь печатью[3]3
  В Китае и Японии для удостоверения документов наряду с рукописной подписью традиционно используются личные печати. – Примеч. ред.


[Закрыть] и сберкнижкой отца, продолжали получать его пенсию.

Не прояви господин Чэнь интереса, Ван Лу-шэн прожил бы на бумаге до ста лет. Фактически ушел бы в бессмертие.

Следователь из прокуратуры выскочил из леса, зажав нос, и уехал, подписав ордер на арест братьев. Ребята из ГБР отказались перевозить их, опасаясь, что машина провоняет. Какой-то умник из синь-дяньских догадался окатить братьев из шланга, так что оба приняли душ.

Облить преступников ледяной водой в такую погоду… Это пытка? Нарушение прав человека, быть может?

Какое У дело? Он несколько раз обошел хижину. Ржавеющий газовый баллон. Электричество отрублено. Пустой холодильник, приспособленный под посудный шкаф. Никаких следов съестного, разве что пустые стаканы из-под лапши быстрого приготовления, кишащие тараканами. Как только Хлюст и Котяра не умерли с голоду?

Кипа счетов за электричество. Братья перестали платить пятнадцать месяцев назад, и полгода назад их отключили.

Они готовили при помощи старой бочки: над золой висела кастрюля, на дне которой под слоем зеленой плесени – остатки последней трапезы.

Эту парочку искорежило и угробило пристрастие к клею. Где уж там заботиться о правильном питании!

У обследовал лес. идя по узкой тропке, настолько заросшей, что приходилось приседать, погружаясь лицом в траву. Обнаружилась еще одна хижина, поменьше, сооруженная из трех металлических листов и шаткой деревянной двери; судя по всему, отхожее место. Открывать дверь не было необходимости: из-под нее торчала пара женских ног в сандалиях. Сотовый здесь не ловил, поэтому У вернулся к машинам и крикнул одному из синь-дяньских парней:

– Сюда! Здесь тело, женщина!

Они проверили архивы на одном из бортовых компьютеров. Котяра дважды разводился, оба раза с одной и той же, уборщицей на термальном курорте. Похоже, что они снова сошлись – в последний раз.

Не успев покинуть холм, автомобили из Синьдя-ня и госбюро вернулись, призванные к месту преступления.

Ее забили до смерти, среди трупных пятен еще виднелись синяки. Алюминиевая бейсбольная бита нашлась в траве поблизости – с четкими отпечатками кровавых следов от ладони и пальцев. У почти почувствовал, как от нее воняет Котярой.

Путем нескольких телефонных звонков выяснилось, что у Котяры и его бывшей жены имеется сын, в настоящее время мотающий десять лет в одной из тюрем провинции Гуандун за телефонное мошенничество. По крайней мере, его стол и квартира оплачивались налогоплательщиками с материка.

Ван Люшэн еще подростком вступил в национально-революционную армию в Шаньдун. Где только не служил: сперва бил японцев, потом бил коммунистов. Был на островах Цзиньмэнь во время артиллерийских обстрелов и получил медали за храбрость. В конце концов вернулся на собственно Тайвань с намерением осесть там, а кончилось тем, что три поколения его семьи постигла позорная участь.

Голый Котяра переминался в грязи с ноги на ногу, прикрывая ладонями срам. У схватил шланг и направил на него.

– Лучше бы твой отец собак разводил!

Умник, начальник У, спас Котяру от пневмонии, решив позвонить именно в этот момент. Судя по голосу, Умник был в хорошем настроении, хотя изъяснялся загадками.

– У, не желаете ли проехаться в Цзилун? Там у них на ночном рынке дают восхитительные сэндвичи.

– А если я тебе напомню, сколько мне осталось до пенсии?

– Двенадцать дней, у меня на доске записано. Каждое утро денек за тебя вычеркиваю.

– И вместо того чтобы оставить в покое, ты меня в Цзилун гонишь?

– В конце года всегда запарка, и потом, этот новый шеф, ты же его знаешь. Да ладно тебе, обычный суицид. Пошарь там, осмотри тело и орудие убийства, напиши отчет и сплавь остальное судмедэксперту.

– А, так у тебя все же есть совесть. Откопал для меня самую занудную работенку, какую только смог найти, чтобы за эти мои последние деньки все мухи от тоски сдохли.

Умник сдавленно закудахтал:

– И прихвати мне парочку тех сэндвичей – с кетчупом, майонеза не надо. Сдается мне, опять не попаду домой к ужину.

У подозвал одну из отъезжавших синьдяньских машин:

– Едем в Цзилун.

Патрульный за рулем осмелился переспросить:

– В Цзилун, босс?

– Да, – ответил У, забираясь на заднее сиденье. – И радуйтесь, ибо получите сэндвич за счет отдела по борьбе с организованной преступностью.

Аплодисментов не последовало, и автомобиль уехал в дождь. Температура упала до плюс восьми, самый холодный день за эту зиму; и нескончаемый дождь.