Текст книги "И в сердце нож"

Автор книги: Честер Хаймз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Глава 14

В четверть одиннадцатого вечера Гробовщик и Могильщик решили навестить Чарли Чинка.

Но сперва им пришлось посостязаться в беге наперегонки с молодым человеком, продававшим кошек за кроликов. Старушка покупательница посмотрела на лапку, заподозрила неладное и обратилась в полицию.

Потом им пришлось допрашивать двух пожилых школьных учительниц с Юга. Они приехали на летние курсы в Нью-Йоркский университет, остановились в отеле «Тереза» и отдали свои деньги человеку, представившемуся местным детективом и вызвавшемуся положить их сбережения в сейф.

Они оставили машину у бара на углу 146-й улицы и Сент-Николас-авеню.

Окно комнаты Чинка на четвертом этаже выходило на Сент-Николас-авеню. Он выбрал для комнаты черно-желтую гамму и обставил ее в ультрасовременном стиле. Ковер был черным, стулья желтыми, тахта покрыта желтым покрывалом, комбайн – телевизор плюс радиола – был черным снаружи и желтым изнутри. Шторы были полосатые, черно-желтые, а комод и туалетный столик черными. У проигрывателя лежала стопка пластинок – джазовая классика. Проигрыватель работал: Кути Уильямс исполнял соло на трубе в «Садись на поезд» Дюка Эллингтона. На подоконнике открытого окна вовсю крутился большой вентилятор, втягивая в комнату выхлопные газы, пыль, жаркий воздух, а также громкие голоса проституток и пьяных, толпившихся перед баром внизу.

Чинк стоял у окна в свете настольной лампы. Его лоснящееся желтое тело было совсем обнажено, если не считать голубых боксерских трусов. Из-под трусов виднелся край большого красно-лилового шрама – след ожога кислотой.

Куколка стояла в центре комнаты и отрабатывала танцевальные па. На ней не было ничего, кроме черного лифчика, черных нейлоновых новых трусиков и красных туфель на высоком каблуке. Она стояла спиной к окну, глядела на свое отражение в зеркале на туалетном столике. Она там отражалась как раз до начала ляжек и на фоне тарелок с остатками обеда, принесенного из ресторана на первом этаже – фасоль и тушеные потроха, – выглядела так, словно ее тоже подали к столу в виде кушанья – только без ног. Под просвечивающими трусиками на ягодицах отчетливо виднелись три шрама.

Чинк рассеянно смотрел на ее покачивающиеся ягодицы и говорил:

– Не могу этого понять. Если Вэл и правда думал получить от Джонни десять тысяч и не вешал тебе на уши лапшу…

– Что с тобой? – вспылила Куколка. – По-твоему, я уже не в состоянии понять, когда мне говорят правду, а когда нет?

Чуть раньше она рассказала Чинку о своем разговоре с Джонни, и теперь они прикидывали, как бы лучше на него надавить.

– Сядешь ты наконец или нет? – прикрикнул на Куколку Чинк. – Не могу сосредоточиться…

Он замолчал и посмотрел на дверь. Куколка застыла на месте, не доделав пируэт.

Дверь тихо открылась, и в комнату вошел Могильщик. Пока Чинк и Куколка стояли и дивились, он подошел к окну и опустил жалюзи. Тут же в комнату вошел и Гробовщик, прикрыл дверь и оперся о нее.

Могильщик примостился на столике у окна, там, где стояла лампа.

– Продолжай, друг, – сказал он. – Так что ты там говорил?..

– Почему вы вламываетесь ко мне без спроса? – взъярился Чинк. Его желтое лицо потемнело от злости.

Вентилятор бился о жалюзи и страшно шумел. Могильщик протянул руку и выключил его.

– Что ты сказал, парень? – спросил он. – Я не расслышал.

– Он недоволен, что мы не постучались, – пояснил Гробовщик.

Могильщик развел руками.

– Твоя хозяйка сказала, что у тебя гостья, но мы решили, что в такую жарищу вы вряд ли будете заниматься чем-то этаким…

– Послушайте, легавые, – завопил Чинке перекошенным от ярости лицом, – вы переступили мой порог без спросу, а это все равно, как если бы вломились ко мне грабители. Я имею право вынуть пистолет и продырявить вам головы.

– Не очень разумное желание для человека, которого первым обнаружили на месте убийства, – сказал Могильщик.

Гробовщик подошел к комоду, выдвинул верхний ящик и, порывшись под стопкой носовых платков, извлек «смит-вессон» 38-го калибра.

– У меня есть на него разрешение! – запальчиво выкрикнул Чинк.

– А то как же – твои белые дружки в клубе, где ты поишь их виски, охотно оказали тебе такую услугу.

– Да, а теперь я попрошу их заняться вами, черномазые легавые.

Гробовщик положил «смит-вессон» обратно и начал было: «Послушай, сволочь», – но Могильщик его перебил:

– Ладно, Эд, не надо так сердиться. Ведь эти двое не какие-нибудь черные негритосы, как мы с тобой.

Но Гробовщик уже так разозлился, что не воспринял шутку. Он продолжал кричать Чинку:

– Ты выпущен под залог, но ты главный свидетель. Мы тебя можем упрятать в любой момент обратно за решетку. Мы пошли тебе навстречу, а за это ты нагло врешь. Не хочешь говорить здесь, так поговоришь у нас в «Стукачином гнезде».

– Значит, если я протестую против вашего хамства здесь, в моей комнате, вы можете отвести меня в участок и хамить там совершенно безнаказанно, – злобно проговорил Чинк. – Да после этого ты и есть чудовище Франкенштейна, которому на людей начхать.

Обожженное кислотой лицо Гробовщика исказила гримаса ярости. Не успел Чинк закрыть рот, как он сделал два шага в его сторону и врезал ему так, что тот полетел на тахту. Гробовщик двинулся к тахте, чтобы отлупить его револьвером, но Могильщик схватил его за руку.

– Это я, Могильщик, – сказал он примирительным голосом. – Не надо калечить парня. Послушай меня, Эд.

Потихоньку лицо Гробовщика обмякло, желание калечить и убивать оставило его.

– Он дерьмо и подонок, – продолжал Могильщик, – но не надо его убивать.

Гробовщик сунул револьвер в кобуру, молча вышел из комнаты и постоял в коридоре. По его лицу текли слезы. Когда он вернулся, Чинк сидел на тахте и мрачно курил.

Могильщик ему втолковывал:

– Если ты соврал насчет ножа, то мы тебя распнем, парень.

Чинк молчал.

– Отвечай, гад! – крикнул Гробовщик.

– Я ничего не знаю ни о каком ноже, – буркнул Чинк.

Могильщик не смотрел на своего партнера. Куколка забилась в угол кровати и сидела на краешке с таким видом, словно та в любой момент могла взлететь на воздух.

Внезапно Гробовщик спросил ее:

– Какой рэкет вы замышляли с Вэлом?

Куколка подскочила так, словно кровать действительно взорвалась.

– Рэкет? – тупо переспросила она.

– Ты прекрасно знаешь, что такое рэкет, – не отпускал ее Гробовщик. – Тебе ли не знать!

– Это вы в том смысле, торговал он наркотиками или нет, да? Нет, он никогда ничего такого не позволял.

– На что же вы, птичка, собирались жить? На твое жалованье хористки, или ты собиралась еще немного подрабатывать на стороне, крутя задницей?

Куколка была слишком напугана, чтобы изобразить возмущение. Она слабо возразила:

– Вэл был джентльменом. И еще Джонни обещал дать ему десять тысяч на винный магазин.

Чинк обернулся к ней, источая жгучую ненависть. Но детективы молча смотрели на нее, внезапно окаменев.

– Я сказала что-то не то? – испугалась она.

– Нет, это мы уже слышали, – сказал Могильщик, покосившись на Гробовщика.

– Она это все сочинила, – быстро сказал Чинк.

– Заткнись, – оборвал его Гробовщик.

– Мы все никак не можем взять в толк, с какой стати? Джонни – настоящий игрок и на такой блеф не поддастся.

– Ну во-первых, Вэл – брат Дульси, – гнула свое Куколка. – А кроме того, что плохого в винном магазине?

– А то, что Вэлу все равно не дали бы лицензии, – пояснил Могильщик. – Он отсидел год в тюрьме штата Иллинойс, а согласно закону штата Нью-Йорк, лица с уголовным прошлым не имеют права на такие лицензии. Джонни и сам сидел, а значит, не мог открыть магазин на свое имя. Стало быть, им нужен был бы кто-то третий, на имя которого и был бы открыт магазин. Прибыль пришлось бы делить, и ни Вэлу, ни Джонни не удалось бы забирать все себе.

Могильщик объяснял, а глаза Куколки расширялись, пока не превратились в чайные блюдца.

– Он мне поклялся, что Дульси обещала достать ему деньги. А я знала, что он не врет. Он был у меня на крюке.

Следующие полчаса детективы допрашивали Куколку и Чинка о прошлом Дульси и Вэла, но ничего нового не обнаружили. Уже уходя, Могильщик сказал:

– Не знаю, в какую игру ты играешь, киска, но по крайней мере ты отвела все подозрения от Джонни. Он, конечно, парень крутой и может убить под горячую руку, но Вэла зарезали с холодным расчетом. К тому же раз известно, что он хотел вытрясти из Джонни десять тысяч, убивать его Джонни – все равно что оставить на месте преступления свою визитку. Джонни не такой простачок.

– Ничего себе! – воскликнула Куколка. – Я объясняю, почему Вэла мог убить Джонни, а вы переворачиваете все вверх тормашками и говорите, что именно поэтому он тут ни при чем!

– Лишнее свидетельство глупости всех легавых, – хмыкнул Могильщик.

Детективы вышли в холл, закрыв за собой дверь. Коротко переговорив с хозяйкой, они направились к двери и вышли.

Чинк и Куколка молчали, пока не услышали, как хозяйка запирает парадную дверь. Но детективы, выйдя из квартиры, тотчас же в нее вернулись. Пока хозяйка запирала дверь, они расположились у двери комнаты Чинка. Через тонкую деревянную перегородку им было прекрасно слышно все, что говорилось в комнате.

Чинк вскочил и стал кричать на Куколку:

– Какого хрена ты рассказала им о десяти тысячах! Идиотка!

– Да ну тебя! – отмахнулась от него Куколка. – По-твоему, я должна была выходить за нищего?

Чинк схватил ее за горло и приподнял с тахты. Услышав, как чье-то тело гулко ударилось об пол, детективы переглянулись. Гробовщик вопросительно поднял брови, но Могильщик покачал головой. Вскоре они услышали сдавленный голос Куколки:

– За что ты хочешь меня убить, мерзавец?

Чинк отпустил ее и подошел к холодильнику за бутылкой пива.

– Ты выпустила гада из ловушки, – упрекнул он Куколку.

– Если не он убивал, то кто же? – удивилась она, но, заметив выражение его лица, только и сказала: – Ой!

– Кто бы ни убил, роли сейчас не играет, – сказал Чинк. – Мне надо знать одно: что он знал про Джонни.

– Я тебе сказала все, что мне известно.

– Слушай, дрянь, если ты что-то скрываешь… – начал Чинк, но она его перебила:

– Это ты от меня что-то скрываешь. Я рассказала все, что знаю.

– Свои подозрения лучше держи при себе, – угрожающе буркнул Чинк.

– Я буду молчать, – пообещала она и тут же пожаловалась: – Ну почему мы с тобой ссоримся? Нас же не волнует, кто убил Вэла, верно? Наше дело – придумать, как вытрясти из Джонни деньги. – В ее голосе появились доверительные и даже любящие нотки. – Милый, продолжай на него давить, он не выдержит и поддастся.

– В этом можешь не сомневаться, – пообещал Чинк. – Я буду давить на него, пока не выдавлю его нервы.

– Только не перетруждайся, милый, – сказала Куколка, – потому что с нервами у него как раз порядок.

– Этот мерзавец меня не пугает, – отозвался Чинк.

– Ой, ты посмотри, который час! – воскликнула Куколка. – Мне надо бежать. Я и так опаздываю.

Могильщик кивнул головой в сторону двери. Оба сыщика на цыпочках подошли к ней, а хозяйка тихо их выпустила.

– На днях мы получим ответ из Чикаго, – сказал Могильщик. – Интересно, что они там раскопали.

– Не опоздать бы, – вздохнул Гробовщик.

– В цепочке нет одного звена, – сказал Могильщик. – Что Вэл раскопал про Джонни и почему это стоило десять тысяч. Если бы мы знали, все бы стало на свои места.

– Да, но, пока цепочка не связана, собачка бегает на воле, – сказал Гробовщик.

– Что бы нам не помешало, так это как следует напиться, – сказал Могильщик другу, а тот потер свою обожженную кислотой щеку и сказал негромко:

– Это святая истина.

Глава 15

В 23.32 Джонни остановил свой сверкающий «кадиллак» на Мэдисон-авеню, вылез и, свернув за угол, направился по 124-й улице, а там прошел в дверь и поднялся по своей личной лестнице на второй этаж в клуб.

На черной стальной двери было выведено «Тихуана».

Он нажал кнопку справа от ручки, и тут же в отверстии в букве «у» появился глаз. Дверь отворилась, и Джонни вошел в кухню трехкомнатной квартиры.

Худой лысый коричневый человек с мягкими повадками, в штанах цвета хаки и линялой фиолетовой рубашке «поло» сказал:

– Плохи дела, Джонни. Две смерти одна за другой.

– М-да, – отозвался тот. – Как идет игра, Набби?

Набби ткнул культяшкой левой руки, ампутированной выше кисти, в ладонь правой и сказал:

– Нормально, Никель за всем приглядывает.

– Кто выигрывает?

– Я не смотрел. Я принимал ставки на сегодняшние бега в Йонкерсе.

Джонни принял ванну, побрился и переоделся в розовую рубашку и светло-зеленый шелковый костюм.

На стене зазвонил телефон. Набби хотел было снять трубку, но Джонни остановил его:

– Я отвечу.

Звонила Мейми Пуллен. Она хотела узнать, как чувствует себя Дульси.

– Допилась до бесчувствия, – сообщил Джонни. – Я оставил с ней Аламену.

– А ты как?

– Пока живой. Ложитесь спать и не беспокойтесь.

Когда Джонни повесил трубку, Набби сказал:

– Ты что-то не в форме, босс. Почему бы тебе не отправиться в свое гнездышко? А мы уж приглядим за делами.

Джонни молча двинулся к своему кабинету в первой из двух спален, слева от кухни. Там был старомодный письменный стол с убирающейся крышкой, маленький круглый столик, шесть стульев. Комната напротив содержала в себе большой стол и являлась запасным игорным залом.

Джонни аккуратно повесил свой пиджак на вешалку рядом со столом, открыл сейф и вынул пачку денег, перевязанную коричневой бумажной лентой, на которой было написано: «1000 долларов».

За кухней была ванная, а затем холл заканчивался входом в большую гостиную с трехоконной лоджией, выходившей на Мэдисон-авеню. Окна были закрыты, и шторы задернуты.

Вокруг большого, обитого сукном круглого стола сидело девять человек. Они и играли в карточную игру под названием «скин».

Кид Никель тасовал только что распечатанную колоду. Это был приземистый коротышка с коротко стриженными волосами, красными глазами и лицом в оспинах. На нем была красная шелковая рубашка.

Джонни вошел в комнату, бросил на стол пачку и сказал:

– Я займусь сам, Кид.

Кид Никель встал и уступил ему свой стул.

Джонни похлопал рукой по пачке:

– Вот свежие денежки, никем не запачканные.

– Эх, мне бы они достались, – ухмыльнулся Дурной Глаз Льюис.

Джонни стасовал колоду. Сидевший справа от него Караул снял.

– Кто тянет? – осведомился Джонни.

Трое игроков вытащили из колоды по карте, показали их друг другу во избежание совпадения, а потом выложили перед собой рубашкой вверх.

Джонни потребовал по десять долларов за участие в игре, Теперь нужно было сказать «да» или «пас». Все трое сказали «да».

В скине масти значения не имеют. Бубны, червы, трефы и пики равны между собой. Все дело в достоинстве карты. В колоде карты тринадцати достоинств – от туза до короля. Следовательно, в игре участвуют тринадцать карт. Каждый выбирает себе карту. Когда из колоды открывается карта того же достоинства, игрок проигрывает. Его карта отправляется на «свалку». Она «падает».

Смысл игры в том, чтобы твоя карта упала позже, чем карты твоих соперников. Если игрок, скажем, выбирает семерку, а карты прочих достоинств выйдут по два раза до того, как появится следующая семерка, игрок получает весь банк.

Джонни бросил на стол верхнюю карту из колоды лицом вверх. Она упала перед Доком, сидевшим напротив Джонни. Это была восьмерка.

– Моя беда, – сказал Дурной Глаз.

– Моя беда – только смерть одна, – отозвался Док. – Давайте ваши деньги.

Игроки передали ему ставки.

Джонни выровнял колоду и поместил ее в специальную коробочку, открытую с одной стороны, с отверстием для большого пальца, чтобы можно было выталкивать карты.

Себе он сдал тройку.

Зашелестели карты, они шлепались на стол лицом вверх в дымном освещении, и воздух то и дело оглашался тихими проклятиями. Всякий раз, когда карта падала, игрок платил проигрыш и выбирал новую карту из колоды.

Тройка Джонни так и не «упала» ни разу за всю сдачу. Он поставил двенадцать раз по десять долларов и заработал сто тридцать.

Вдруг в комнату, размахивая пачкой денег, ввалился Чарли Чинк.

– А ну-ка пропустите мастера! – сказал он пьяным голосом.

Сидевший спиной к двери Джонни и не подумал обернуться. Он перемешал колоду, выровнял ее и положил на стол.

– Сними-ка, – сказал он одному из партнеров.

Игроки поглядели на Чинка, потом на Джонни, потом вообще перестали глядеть по сторонам.

– Не понимаю, почему мне не дают поиграть? – удивился Чарли.

– Все, у кого есть деньги, имеют право на игру, – ответил Джонни. – Пони, уступи место игроку.

Пони встал, и на его стул плюхнулся Чинк.

– Сегодня мне должно повезти, – сказал Чинк, швыряя пачку денег на стол перед собой. – Я хочу выиграть десять тысяч. Что, друг Джонни, готов ты расстаться с такой суммой?

Снова игроки посмотрели сперва на Чинка, потом на Джонни, а потом уставились на свои карты.

На лице Джонни не дрогнул ни один мускул. Голос его тоже не изменился.

– Я играю только на выигрыш, парень, – сказал он. – Это знают все. В моем клубе ты можешь играть, пока у тебя есть деньги, а если выиграешь, все останется у тебя. Ну, кто тащит? – спросил он партнеров.

Никто не протянул руку к колоде.

– Не надо меня пугать, – сказал Чинк и вытащил карту из-под низу.

Джонни объявил, что ставка – сто долларов. Когда Чинк внес деньги, у него осталось лишь девятнадцать долларов.

Джонни открыл даму. Док сказал «да».

Чинк поставил десятку против дамы.

Выпала вторая дама.

– «Черный червяк гложет мне сердце», – пропел кто-то из игроков.

Чинк забрал десять долларов Дока.

Джонни сдал себе тройку пик.

– Молния не бьет дважды в одно место! – изрек Дурной Глаз Льюис.

– Не надо молнии, дружище, – сказал Караул. – Мы в самом центре грозы.

Джонни открыл двойку треф Доку, который, как проигравший, имел право выбирать карту.

Док, скривившись, уставился на двойку.

– Пусть лучше меня укусит в задницу боа-констриктор, чем я поставлю хоть цент на черномазую двойку, – наконец сообщил он партнерам.

– Пасуешь? – спросил его Джонни.

– Ни за что! – отозвался Док. – Ставь деньги, желтый, – сказал он Чинку.

– Это обойдется тебе в двадцать долларов, – сказал тот.

– Деньгам не больно, – сказал Док, отсчитав две десятки.

Джонни передал Доку пятнадцать долларов и начал метать карты. Игроки брали их в молчании. Напряжение нарастало. Джонни и Чинк выигрывали.

– Иду против тебя, игрочок! – сказал Джонни Чинку.

– Ставь деньги, – отвечал тот.

Джонни сказал «сто долларов». Чинк принял вызов. У него еще оставались деньги.

Джонни бросал на стол карту за картой. Вены набухли у него на лбу и висках, снова ожил шрам-осьминог. Чинк сидел бледный, лицо его превратилось в желтый воск.

– Продолжим, – сказал Джонни.

– Ставь деньги, – просипел, теряя голос, Чинк.

Джонни не сводил глаз с оставшихся у Чинка долларов. Он было вытащил карту из колоды, потом быстро загнал ее назад.

– Еще, игрочок? – спросил он.

– Заказывай, – отвечал тот.

Джонни предложил пятьдесят долларов.

Чинк взял двадцать девять, остальное вернул.

Джонни выбросил на стол карту. Семерка бубен сверкнула под лампой и упала рубашкой вверх.

– Покойники падают лицом вниз, – хмыкнул Дурной Глаз.

Кровь прилила к щекам Чинка, на лице заиграли желваки.

– Проиграл? – спросил Джонни.

– Откуда ты знаешь? У тебя что, карты меченые? – глухо спросил Чинк.

– Проиграл, конечно, – повторил Джонни. – Это уже понятно.

Лицо Чинка сделалось пепельно-серым. Джонни перевернул карту, лежавшую перед Чинком. Это была семерка пик.

Джонни потянул к себе кучку денег.

– Ты передернул, – сказал Чинк. – Передернул. Ты увидел, что это семерка, когда вытащил ее из колоды.

– Скажи это еще разок, – попросил Джонни. – Только потом тебе придется доказать сказанное.

Чинк безмолвствовал.

– Играешь быстро – в кармане чисто, – сказал Док.

Чинк встал и молча удалился.

После этого Джонни стал проигрывать. Он проиграл весь свой выигрыш и еще семьсот долларов из банка. Затем он встал и сказал Никелю:

– Замени меня, Кид.

Он прошел к себе в кабинет, вынул из сейфа револьвер 38-го калибра и сунул за пояс, слева от пряжки, потом надел свой зеленый пиджак. Перед уходом он сказал Набби:

– Если я не вернусь, пусть Кид возьмет деньги с собой домой.

Пони зашел на кухню спросить, не нужен ли он, но Джонни уже и след простыл.

– Ох уж этот Чинк, – сказал Пони. – По нитке ходит.

Глава 16

Дверь открыла Аламена.

Чинк сказал:

– Мне надо с ней поговорить.

– Ты спятил, – сказала Аламена.

Черный спаниель у ног Аламены яростно залаял.

– Что ты разлаялась, Спуки? – заплетающимся языком проговорила Дульси из кухни.

Спуки никак не могла уняться.

– Лучше не мешай мне, Аламена, – сказал Чинк, проталкиваясь мимо нее, – предупреждаю по-хорошему. Мне надо поговорить.

Но Аламена стояла не шелохнувшись и не пускала его.

– Дурак, Джонни ведь дома, – сказала она.

– Ничего подобного, – возразил Чинк. – Я только что видел его в клубе.

– Ты у него был в клубе? – удивленно спросила Аламена, и зрачки ее расширились.

– А почему бы и нет? Я не боюсь Джонни.

– С кем это ты там разговариваешь, Мена? – поинтересовалась Дульси, с трудом ворочая языком.

– Ни с кем, – отрезала та.

– Это я, Чинк, – подал голос Чарли.

– Ах это ты, – продолжала Дульси, с трудом выговаривая слова. – Тогда входи – или уходи. А то моя Спуки волнуется.

– Черт с ней, с твоей Спуки, – буркнул Чинк и, отпихнув Аламену, вошел в кухню.

Аламена закрыла входную дверь и тоже пришла на кухню.

– Если Джонни вернется и застанет тебя здесь, он тебя прикончит, – предупредила она Чинка.

– К черту Джонни, – вспыхнул Чинк. – У меня про него есть такое, что стоит мне рассказать – и он запросто может загреметь на электрический стул.

– Расскажешь, если доживешь, – уточнила Аламена.

Дульси пьяно хихикнула.

– Мена боится Джонни, – пояснила она Чинку.

И Аламена, и Чинк уставились на нее.

Она сидела на табуретке, закинув ноги на стол. На ней была только комбинация.

– И не стыдно подсматривать, – хихикнула она, поймав взгляд Чинка.

– Если бы ты не была пьяной, я бы тебе показала, – сказала Аламена.

Дульси сняла ноги со стола и попыталась сесть прямо.

– Ты просто злишься, что Джонни на мне женился, – с пьяным лукавством произнесла она.

Аламена сразу угасла, отвела глаза.

– Ты бы вышла и дала нам поговорить, – сказал ей Чинк. – У меня важное дело.

– Я пойду в гостиную, посмотрю, не подъедет ли Джонни, – сказала Аламена со вздохом.

Чинк пододвинул к себе табуретку, но не сел, а только поставил на нее ногу.

Когда он услышал, что Аламена пошла в гостиную, то быстро подошел к двери кухни, закрыл ее и вернулся на место.

– Слушай меня внимательно, – сказал он. – Или ты достанешь мне десять тысяч, что обещала Вэлу, или я устрою скандал.

– Бах! – вдруг крикнула Дульси. Чинк вздрогнул. Дульси захохотала. – А ты напуга-ался! – пьяно проговорила она.

– Я пришел не шутки шутить, – с угрозой в голосе произнес Чинк. Его лицо пошло красными пятнами.

Вдруг, словно забыв об его присутствии, Дульси стала неистово чесать голову. Потом вскинула взгляд на Чинка и, увидев его негодующее лицо, пояснила:

– Это все блохи от Спуки. – Чинк заиграл желваками, но Дульси не заметила этого. – Спуки! – крикнула она. – Пойди посиди у мамочки на коленях! – Собака подошла к ней и стала лизать ее босую ступню. Дульси подобрала Спуки и усадила к себе на колени. – Это одна из твоих черных блошек, да? – спросила она, наклоняясь к собаке, чтобы та могла лизнуть ей лицо.

Резким движением Чинк скинул собаку на пол так, что она ударилась о ножку стола и забегала по кухне, жалобно тявкая и не зная, как убраться.

– Ты будешь меня слушать или нет? – сказал Чинк, задыхаясь от злости.

Лицо Дульси потемнело. Она попыталась встать, но Чинк положил руки ей на плечи и усадил обратно.

– Не смей бить мою собаку! – крикнула Дульси. – Я никому этого не разрешаю. Я тебя за это убью…

– Замолчи, – перебил ее Чинк. – И послушай меня.

Тут в кухню ворвалась Аламена и, увидев, что Чинк схватил Дульси за плечи, не давая ей встать, сказала:

– Оставь ее, ниггер, в покое. Разве ты не видишь, что она пьяна?

Чинк убрал руки и буркнул:

– Я просто хочу, чтобы она меня выслушала.

– Это твоя проблема, – сказала Аламена. – Ты же лучший друг пьяниц. Вот и сделай так, чтобы она протрезвела.

– Хочешь, чтобы тебе еще разок перерезали горло? – злобно осведомился Чинк.

Она спокойно выслушала это и сказала:

– Такому, как ты, это не удастся. И я больше пятнадцати минут караулить у окна не буду. Так что объясняйся поживей.

– Ты вообще можешь не караулить, – сказал Чинк. – Мне это не нужно.

– Не волнуйся, ниггер, я делаю это не ради тебя. Пойдем, Спуки, – позвала Аламена, вышла из кухни и отправилась на свой наблюдательный пост. Собака вышла за ней следом.

Чинк сел и вытер пот со лба.

– Слушай, киска, ты не так уж пьяна, – сказал он.

Дульси снова хихикнула, только на этот раз получилось у нее немного натянуто.

– Ты сам пьян, если считаешь, что Джонни даст тебе десять тысяч, – сказала она.

– Не он их мне даст, а ты, – поправил ее Чинк. – А ты возьмешь деньги у него. Хочешь, я объясню тебе, киска, почему ты это сделаешь?

– Погоди, сперва я сниму с себя сотенные бумажки, какие, по-твоему, на мне растут, – отозвалась Дульси, с каждой минутой все сильнее трезвея.

– Есть две причины, почему ты это сделаешь, – продолжал Чинк. – Во-первых, его зарезали твоим ножом. Тем, что я подарил тебе на Рождество. И не говори, что ты его потеряла. Я-то знаю, куда он делся. Ты не носила бы его с собой, если бы не собиралась пустить в ход. Ты боялась, что Джонни его увидит.

– Нет-нет, – отозвалась она. – Ничего у тебя не выйдет. Это твой нож. Ты забыл, как рассказывал, что человек из твоего клуба по фамилии Бернс привез из Лондона два таких ножа. Ты их мне показывал. И он еще сказал, что один нож для тебя, а другой для твоей подружки, если ты слишком заиграешься своим ножом. Я берегу тот, что ты мне подарил.

– Ну-ка дай взглянуть.

– Сначала дай взглянуть на твой.

– Ты же знаешь, что я не ношу его с собой. Слишком он большой.

– С каких это пор ты не носишь?

– Я никогда его не носил. Он у меня в клубе.

– Отлично. А мой на берегу морском.

– Я не шучу.

– Если ты думаешь, что я шучу, то ты сильно ошибаешься. Я могу достать нож в любой момент, А если ты от меня не отстанешь, то я могу тебя им зарезать. – Весь хмель выветрился из ее головы.

– Не угрожай мне, – сказал Чинк со злобной гримасой.

– Сам не угрожай.

– Если твой нож у тебя, почему же ты не рассказала легавым о моем ноже?

– Чтобы потом Джонни взял мой нож и перерезал горло сначала тебе, а потом и мне? – пылко осведомилась Дульси.

– Если ты так боишься, почему же ты от него не избавишься? Почему ты ждешь, чтобы Джонни нашел его и начал резать им тебя?

– И чтобы ты потом настучал, что Вэла зарезали моим ножом, да? Нет, милый, я не такая дура.

Лицо Чинка потемнело, но он сдержал свою ярость.

– Ладно, предположим, нож был не твой, – сказал он. – Я-то знаю, что твой, но допустим, это не так.

– А ну-ка все хором, – перебила его она. – Вра-нье!

– Это не вранье. Вы с Вэлом хотели вытрясти из Джонни десять тысяч. Я это точно знаю.

– А я точно знаю, что пили мы с тобой не из одной бутылки, – сказала Дульси. – Ты, видно, пил золотистое пиво, что тебе всюду мерещится золото.

– Лучше послушай, что я тебе скажу, – продолжал Чинк.

– Слушаю-слушаю, – сказала она. – Но ничего разумного пока не услышала.

– Я не утверждаю, что план придумала ты, – сказал Чинк. – Но ты была готова его выполнить. Это точно. А это означает лишь одно. Вы знали о Джонни кое-что такое, что и правда стоит десять тысяч. Иначе у вас не хватило бы духу заикаться о них.

Дульси рассмеялась театральным смехом. Получилось очень неестественно.

– Что же такое мы могли знать о Джонни?

– Сейчас расскажу. Я не знаю, что именно вы знали, но знали – а это главное. Ну а в сочетании с ножом, который якобы хранится у тебя, но ты его не хочешь показать, получается, что один из вас явно мог убить. Не знаю, кто именно. И знать не хочу. Если тебе это до лампочки, черт с тобой. Ты говоришь «пас», и я иду к Джонни. Если он будет грубить, я пойду к двум гарлемским детективам. Одного зовут Могильщик, другого Гробовщик. Понятно? Джонни – парень крутой, но они еще круче.

Дульси встала, пошатываясь, подошла к буфету, налила в стакан на два пальца бренди и выпила не разбавляя. Она пошатнулась и, чтобы не упасть, плюхнулась на другой табурет.

– Слушай, Чинк, – сказала она, – у Джонни и без того проблем хватает. Если ты будешь на него давить, он взбеленится и убьет тебя, даже если за это ему придется гореть в аду.

Чинк попытался сделать вид, что его это не пугает.

– Джонни не дурак, дорогая. У него в голове серебряная пластинка, но это не значит, что он готов жариться в аду из-за меня или кого-то еще.

– Все равно у Джонни нет таких денег. Вы все думаете, у Джонни есть сад, а в нем деревья, на которых растут доллары. Он не лотерейщик. У него только клуб, где играют по маленькой.

– Не так уж по маленькой, – возразил Чинк. – А если у него таких денег нет, пусть их одалживает. И вообще ему мало помогут его деньги или связи, если я подниму вонь.

– Ладно, – сказала Дульси, обмякнув. – Дай мне два дня.

– Если ты готова достать деньги через два дня, то можешь достать их и завтра, – ответил Чинк.

– Ладно, завтра, – уступила Дульси.

– А половину сейчас.

– Ты прекрасно знаешь, что Джонни не станет держать дома пять тысяч.

– Ну а как насчет тебя? – не унимался Чинк. – Неужели ты столько не наворовала?

Она посмотрела на него с презрением.

– Я бы зарезала тебя за такие слова, если бы ты был настоящим мужчиной. Но о такого, как ты, и мараться не хочется.

– Не морочь мне голову, киска. У тебя кое-что явно припрятано. Ты не из тех, кто допустит, чтобы их в один прекрасный день прогнали в чем мать родила.

Дульси хотела было возразить, но передумала.

– У меня есть долларов семьсот, – призналась она.

– Ладно, я возьму семьсот, – согласился Чинк.

Она встала и, пошатываясь, пошла к двери. Он тоже встал, но Дульси предупредила его:

– Не ходи за мной, ниггер.

Он хотел было пойти за ней, но передумал и сел на табурет.

Аламена услышала, как Дульси вышла из кухни, и пошла посмотреть, в чем дело, но Дульси крикнула:

– Не волнуйся, со мной все в порядке.

Вскоре Дульси вернулась в кухню с пачкой долларов. Она бросила их на стол и сказала:

– Вот, ниггер, все, что у меня есть.

Он начал было подбирать деньги, но от вида зеленого пятна на красно-белой скатерти Дульси охватил приступ тошноты, и, не успел Чарли Чинк забрать добычу, Дульси согнулась над столом, и ее стало рвать прямо на доллары.

Внезапно в кухню ворвалась собака и стала страшно лаять на дверь черного хода. Собака услышала, как в замочной скважине неслышно повернулся ключ.

Чарли схватил Дульси за руки и усадил на табурет, страшно ругаясь. Потом подобрал перепачканные в блевотине доллары и стал отмывать их под краном.