Текст книги "И в сердце нож"

Автор книги: Честер Хаймз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

– Ну, я не знаю. – Она наморщила лоб. – Вроде нет. Близко я не подходила. Видела из окна. Но ничего такого…

Сержант пристально на нее посмотрел:

– А вам не показалось странным, что он лежал с ножом в сердце?

– Это вы в том смысле, что, мол, странно, что его зарезали? Ну да, это, конечно, странно. Кому могло взбрести в голову убить Вэла?!

– Если бы на его месте оказался Джонни, вас бы это не так удивило?

– Нет, сэр.

– И еще. Вам не показалось странным, что он лежит в той самой хлебной корзине, куда незадолго до этого упал из вашего окна преподобный Шорт?

Впервые за это время в ее глазах показался страх.

– Да, сэр, – прошептала она, схватившись рукой за стол. – Очень даже странно. Одному Господу известно, как он там оказался.

– И еще убийце.

– Да. Но имейте в виду одно, мистер Броди. Джонни, может, не пылал любовью к своему шурину, но терпел его из-за Дульси. И он бы не позволил никому его обидеть – и сам бы никогда на него не поднял руки.

Броди вынул из ящика орудие убийства и положил на стол.

– Вы когда-нибудь видели этот нож?

Она посмотрела на нож скорее с любопытством, чем со страхом.

– Нет, сэр.

Сержант оставил и эту тему.

– А когда у вас похороны?

– Сегодня в два часа.

– Ладно, можете идти. Вы нам очень помогли.

Она медленно встала и протянула руку сержанту с чисто южной учтивостью.

Сержант к этому не привык. Он представлял собой закон. Люди по ту сторону стола обычно находились и по ту сторону закона. Он так смутился, что вскочил, повалил стул и начал трясти ее руку, покраснев, как свежесваренный рак.

– Надеюсь, ваши похороны пройдут как надо, миссис Пуллен… Я хотел сказать, похороны вашего мужа.

– Спасибо, сэр. Нам остается лишь опустить его гроб в могилу и надеяться на лучшее.

Гробовщик и Могильщик почтительно проводили ее до выхода, распахнув перед ней дверь. Шлейф длинного платья Мейми волочился по полу, подметая пыль.

Сержант Броди не вздохнул. Он гордился, что никогда не вздыхает. Но он поглядел на часы с таким видом, словно ему очень хотелось бы вздохнуть.

– Двадцать минут одиннадцатого. Думаете, к ленчу управимся?

– Давайте поскорее, – буркнул Гробовщик. – Я не спал ночь и помираю с голоду.

– Тогда тащите проповедника.

Увидев отполированное сиденье табуретки в кругу ослепляющего света, преподобный Шорт остановился на пороге и вздрогнул, как овца, в которую вонзили нож.

– Нет, – прохрипел он, пятясь в коридор. – Я туда не пойду.

Двое полицейских в форме, доставивших его из камеры для задержанных, схватили преподобного под руки и силком ввели в комнату.

Он сопротивлялся, делая такие движения, словно танцевал балетную партию. На его висках вздулись вены. Глаза за золотыми очками выпучились, как у жука под микроскопом, кадык прыгал, как поплавок на волнах.

– Нет-нет, здесь витают призраки христиан-мучеников! – вопил он.

– Давай, дружище, входи и кончай представление, – буркнул один из конвоиров, грубо толкая его. – Здесь христианами и не пахло.

– Да-да! – хрипел Шорт. – Слышу их стенания. Это застенок инквизиции. Я чую запах крови невинно убиенных мучеников.

– Это потому, что у тебя шла носом кровь, – сострил второй полицейский.

Его подняли под мышки в воздух, отчего его ноги задергались словно у марионетки, и, пронеся по комнате, усадили на стул.

Трое инквизиторов стояли не шелохнувшись и глядели на него. Стул, на котором сидела миссис Пуллен, снова превратился в подставку для ноги Могильщика. Гробовщик удалился в свой темный угол.

– Цезари! – хрипел преподобный.

Полицейские стояли справа и слева от него, положив руку на плечо.

– Кардиналы! – вопил тот. – Господь – мой пастырь! Я страшусь…

В его глазах появился безумный блеск.

На лице сержанта не дрогнул ни один мускул, он лишь сказал:

– Здесь только мы, цыплятки, преподобный.

Тот, подавшись вперед, стал вглядываться во тьму, пытаясь разглядеть темный силуэт.

– Если вы сотрудники полиции, то заявляю: Чарли Чинк умышленно вытолкнул меня из окна, чтобы я погиб, но Всевышний поместил Тело Христово, чтобы смягчить мое падение…

– Это была корзина с хлебом, – поправил сержант.

– Тело Христово, – упорствовал преподобный.

– Ладно, преподобный, хватит ломать комедию, – сказал Броди. – Если вы хотите сказать, что психически больны и не отвечаете за ваши поступки, так это ни к чему. Никто ни в чем вас не обвиняет.

– Его заколола Иезавель. Дульси Перри. Заколола ножом, который вручил ей Чарли Чинк.

Броди чуть наклонился вперед:

– Вы видели, как он передавал ей нож?

– Да.

– Когда?

– На следующий день после Рождества. Она сидела в машине, возле моей церкви. Она думала, что ее никто не видит. Он подошел, сел рядом, вынул нож и показал, как им пользоваться.

– А где находились вы?

– Смотрел в щелочку окна. Я понял, что она приехала в мою церковь совсем не за тем, чтобы отдать какую-то старую одежду на благотворительные цели.

– Она и Джонни были прихожанами вашей церкви?

– Они считали себя таковыми, потому что Большой Джо был членом секты, но они никогда не приходили. Им не нравилось пребывать в святом экстазе.

Могильщик понял, что Броди в замешательстве, и поспешил на выручку:

– В этой церкви прихожане, когда входят в экстаз, начинают кататься по полу.

– С чужими женами, – добавил Гробовщик.

Лицо Броди как-то обмякло, а стенографист разинул рот и перестал писать.

– Они не раздеваются, – пояснил Могильщик. – Просто катаются по полу в конвульсиях – поодиночке и парами.

Стенографист был явно разочарован.

– Кгм-кгм, – прокашлялся Броди. – Значит, когда вы выглянули из окна, то увидели, что в корзинке с хлебом лежит Вэл с ножом в груди. Вы поняли, что это тот самый нож, который Чарли Чинк вручил в свое время Дульси Перри, так?

– Хлеба там тогда не было, – заявил преподобный.

– Что же там было? – спросил, моргая, Броди.

– Белый человек и цветной полицейский. Они погнались за вором.

– А, это вы, значит, видели, – облегченно проговорил Броди, решив, что теперь ему есть за что ухватиться. – Значит, вы видели, как совершилось убийство?

– Я видел, как она его зарезала, – заявил преподобный.

– Вы не могли это видеть, потому что она еще была в квартире.

– Тогда я не видел, правильно. Меня вытолкнули из окна. Я увидел это, когда уже вернулся обратно в комнату.

– В какую?

– В ту, где стоял гроб.

Броди посмотрел на него, наливаясь краской.

– Слушайте, преподобный, мы собрались не шутки шутить. Мы расследуем убийство.

– Я не шучу, – сказал тот.

– Ладно, значит, вам все это пригрезилось?

Преподобный выпрямился и негодующе посмотрел на Броди.

– Мне было видение.

– И в нем вас вытолкнули из окна?

– Оно меня посетило уже после того.

– Видения бывают у вас часто?

– Постоянно, и они всегда говорят правду.

– Ладно, как же она его убила?

– Она спустилась на лифте, а когда вышла на улицу, там в корзине, куда я упал, лежал Вэлентайн Хайнс.

– Вы же сказали, там не было корзины.

– Сперва не было, но затем Тело Христово превратилось в корзину с хлебом. Он лежал в корзине, а она вытащила нож и вонзила в него.

– Что он там делал?

– Лежал и ждал, когда она выйдет.

– Чтобы она его зарезала?

– Он не ожидал, что она его ударит ножом. Он понятия не имел, что у нее есть нож.

– Нет, этот номер не пройдет. Лучше скажите, не уходил ли кто из квартиры – по-настоящему, не в видении, а пока вы были внизу?

– Мои глаза застилала пелена. Я понимал, что надвигается видение.

– Ладно, преподобный, я вас отпускаю, – сказал Броди, оглядывая содержимое карманов преподобного, лежащее на столе. – Но для человека, именующего себя проповедником Священного Писания, вы не очень-то помогаете нам.

Преподобный Шорт не шелохнулся.

Броди толкнул Библию, бумажник, связку ключей и платок через стол по направлению к владельцу. Бутылка, однако, вызвала его интерес. Он открыл ее, понюхал, удивился, затем поднес к губам, попробовал и сплюнул на пол.

– Господи! – воскликнул он. – Персиковый бренди и настой опия. И вы это пьете?

– Успокаивает нервы, – пояснил преподобный Шорт.

– И вызывает видения? Если бы я хлебнул такого, у меня тоже появились бы видения. – Обернувшись к полицейским, Броди с отвращением сказал: – Уведите его.

Внезапно преподобный Шорт завопил:

– Не отпускайте ее! Арестуйте! Сожгите! Она ведьма. Она действует по наущению дьявола. А Чинк ее сообщник.

– Мы ею займемся, – обещал один из полицейских, уводя Шорта. – У нас есть специальное местечко для ведьм и колдунов тоже, так что смотрите!..

Преподобный вырвался из их объятий и упал на пол. Он стал кататься по полу, молотить руками и ногами, на губах у него появилась пена.

– Теперь я понял, что такое святой экстаз, – сказал Броди.

Стенографист хихикнул.

– Похоже, у него сейчас появится видение, – сказал Могильщик с невозмутимым лицом.

Броди уставился на него, но тот замолчал.

Полицейские взяли Шорта за руки и за ноги и вынесли его из камеры. Вскоре один из них вернулся за собственностью преподобного.

– Он псих или притворяется? – спросил Броди.

– Похоже, и то и другое, – сказал Могильщик.

– Вообще-то, может, что-то в его бреднях и правда, – сказал Могильщик. – Я помню, что все пророки в Библии были либо эпилептики, либо психи.

– Кое-что из им сказанного я готов принять, – буркнул Броди. – Мне только не нравится, как он это выразил.

– Кто следующий? – спросил Могильщик.

– Давайте первую жену Джонни, – сказал Броди.

Аламена вошла кротко, нервно теребя высокий воротник платья, словно девочка, которая хорошо помнила, как ее здесь высекли за плохие отметки.

Она села на табурет в кругу света, положив руки на колени. Украшений на ней никаких не было.

– Как вас звать? – спросил Броди.

– Просто Аламена.

– Ладно. Быстро расскажите мне про Вэла и Дульси.

– Тут особенно нечего рассказывать. Пару лет назад она стала петь в кабаре Смолла, через полгода заарканила там Джонни. И накрепко. Вэл пришел на свадьбу сестры – и так в семье и остался.

– Кто были кавалеры Дульси до замужества?

– Она их быстро меняла, все выбирала… Искала золотую жилу.

– Как насчет Вэла? Он тоже искал золотую жилу?

– Зачем? Ему уже застолбили участок.

– Он помогал в клубе? – спросил Броди.

– Не то чтобы помогал… Короче, Джонни никогда не доверял ему свои деньги.

– Так что же произошло между Дульси, Вэлом, Джонни и Чинком?

– Вроде бы ничего.

– Так-так. У Вэла были враги?

– Не было. Он не так устроен.

Лицо Броди пошло пятнами.

– Черт, но не сам же он всадил себе нож в сердце?

– Такое тоже бывало, – заметила Аламена.

– Не тот случай. Это уже ясно. Он не был ни пьян, ни под действием наркотиков. Конечно, это пока предварительное заключение, все покажет вскрытие, но почему он оказался в корзине в это время суток?

– Может, его ударили ножом и он в нее упал?

– Нет, его зарезали, как раз когда он в ней лежал. По состоянию хлеба он явно понимал, что в корзине уже кто-то до него побывал. Может, он даже видел, как падал в нее из окна преподобный Шорт. Вот я и хочу задать один простой вопрос. Почему он спокойно там лежал, почему позволил кому-то наклониться и вонзить в него нож и не оказал ни малейшего сопротивления?

– Он не ожидал, что такое может сделать друг. Он, возможно, решил, что с ним хотят пошутить, – отозвалась Аламена.

Все три детектива внутренне напряглись.

– Думаете, это друг? – спросил Броди.

– А вы так не думаете? – отозвалась Аламена, пожимая плечами и слегка разводя руками.

Броди вынул из стола нож. Аламена спокойно посмотрела на него, словно видела сотни таких ножей.

– Это он?

– Похож.

– Вы его раньше видели?

– Вроде нет.

– Вы бы узнали его?

– В Гарлеме все ходят с ножами. Как их отличишь?

– Такие ножи в Гарлеме у очень немногих, – возразил Броди. – Это нож ручной работы, шеффилдской стали, сделанный в Англии. Его можно купить в Нью-Йорке лишь в одном месте – «Аберкромби и Фитч», Мэдисон-авеню. Он стоит двадцать долларов. Разве может обычный гарлемский бандит поехать в центр Нью-Йорка за импортным охотничьим ножом, выложить двадцатку и оставить его торчать в теле жертвы?

Лицо Аламены приобрело странный желтоватый оттенок, а в ее темных глазах появился страх.

– Почему бы нет? – прошептала она. – Как говорится, мы в свободной стране.

– Вы свободны, – отрезал Броди.

Они молча, не шелохнувшись, смотрели, как Аламена встала, оправила платье и странной напряженной походкой лунатика вышла из камеры.

Броди вынул из кармана трубку и пластиковый кисет. Он долго набивал ее, потом чиркнул кухонной спичкой о край стола и стал раскуривать трубку.

– Кто это полоснул ее по горлу? – спросил Броди сквозь клубы дыма, держа трубку во рту.

Гробовщик и Могильщик старались не смотреть друг другу в глаза. Вид у них внезапно сделался смущенный.

– Джонни, – наконец сказал Могильщик.

Броди напрягся, но тотчас же расслабился.

– Она подавала на него в суд?

– Нет, дело обставили как несчастный случай.

Стенографист перестал смотреть в свои бумаги и уставился на них.

– Она сказала, что он просто валял дурака. Шутил…

– Хорошие шутки, – заметил стенографист.

– Почему? – удивился Броди. – Почему он это сделал?

– Она слишком к нему прилепилась, – пояснил Могильщик. – Ему нравилась Дульси. Аламена его не отпускала.

– Она все еще его не отпускает?

– Ну да. Он чуть не перерезал ей горло и теперь привязан к ней на всю жизнь.

– Странный способ привязать к себе человека.

– Наверное. Но это Гарлем. Здешние люди рады, что еще живут.

Глава 7

Затем вызвали Чинка.

Он заявил, что начал вечер с маленькой дружеской игры в покер у себя в квартире. В половине второго игра кончилась, и на поминки он приехал в два часа ночи. Он ушел без пяти четыре, ибо у него было назначено свидание с Куколкой в соседнем доме.

– Перед уходом вы не посмотрели на часы? – спросил Броди.

– Я сделал это в лифте.

– Где был преподобный Шорт, когда вы уходили?

– Преподобный? Черт, я не заметил. – Он немного помолчал, словно припоминая, потом сказал: – Кажется, стоял возле гроба, но я могу и ошибиться.

– Что происходило на улице, когда вы вышли?

– Да ничего. У бакалеи стоял цветной полицейский, охранял коробки и ящики. Может, он меня припомнит.

– С ним кто-нибудь был?

– Разве что призрак.

– Ладно, дружище, давайте-ка оставим комедию и перейдем к фактам, – раздраженно буркнул Броди.

Чинк доложил, что ждал Куколку в вестибюле, но, когда они поднялись на второй этаж, где была ее квартира, она что-то раскисла, и тогда он пошел за марихуаной к знакомому, который жил на той же улице.

– Где? – спросил Броди.

– Угадайте сами, – предложил Чинк.

Броди пропустил вызов мимо ушей.

– На улице были какие-то прохожие? – спросил он.

– Когда я вышел, то увидел, что из дома появилась Дульси. И тотчас же мы увидели тело Вэла в корзине.

– А до этого вы видели корзину?

– Да. В ней был самый обыкновенный хлеб.

– Когда вы встретили Дульси, вокруг не было никого?

– Нет.

– Как она себя повела, увидев труп брата?

– Закатила истерику.

– Что она сказала?

– Не помню.

Броди предъявил ему нож.

Чинк признал, что примерно так же выглядел нож, торчащий в груди Вэла, но сказал, что до этого его не видал.

– Преподобный Шорт показал, что на следующий день после Рождества вы передали этот нож Дульси возле его церкви и показали, как им пользоваться, – сказал Броди.

Потное желтое лицо Чинка побледнело так, что сделалось похожим на грязную простыню.

– Этот сукин сын напился допьяна своим чертовым зельем, – прорычал Чарли. – Я не давал Дульси никакого ножа, а этот вижу в первый раз.

– Но вы преследовали ее по пятам, как кобель, – сказал Броди. – Об этом говорят все.

– За это не вешают, – буркнул Чарли.

– Нет, но вы вполне могли убить ее брата, если он вам мешал, – сказал Броди.

– Вэл не мешал, – пробормотал Чарли Чинк. – Если бы он так не боялся Джонни, то помог бы мне.

Броди вызвал полицейских в форме.

– Задержите его, – распорядился он.

– Я хочу вызвать моего адвоката, – заявил Чарли.

– Пусть вызывает, – разрешил Броди и спросил полицейских, задержали ли они Куколку Гривес.

– Давным-давно, – последовал ответ.

– Ведите сюда!

На Куколке было платье, выглядевшее как замаскированная ночная рубашка. Она села на табуретку под прожектором и закинула ногу на ногу так, словно ей нравилось быть в этой камере в обществе трех детективов.

Она подтвердила показания Чинка, только, по ее версии, он пошел не за марихуаной, а за бутербродами.

– Разве вас плохо покормили на поминках? – удивился Броди.

– Мы разговорились, а от этого у меня появляется аппетит.

Броди спросил, в каких она отношениях с Вэлом, на что Куколка сказала, что они помолвлены.

– И вы принимали у себя другого мужчину в такое время суток?

– Ну и что? Я ждала Вэла до четырех, а потом решила, что он бегает за юбками. – И, хихикнув, она добавила: – Что можно гусю, можно и гусыне.

– Теперь его нет – или вы это забыли? – спросил Броди.

Куколка вдруг сразу утратила беззаботность и сделалась, как положено, скорбящей.

Броди поинтересовался, не видела ли она кого-нибудь, когда ушла с поминок. Она припомнила цветного полицейского и белого управляющего бакалеей, который только-только приехал. Управляющего она узнала, потому что бывала в этом магазине, а с полицейским просто была знакома. Оба с ней поздоровались.

– Когда вы в последний раз видели Вэла? – спросил Броди.

– Он заходил ко мне примерно в половике одиннадцатого.

– А на поминках он был?

– Нет, он сказал, что поедет из дома. Я позвонила мистеру Смоллу и отпросилась на вечер, чтобы побывать на поминках. Я ведь обычно работаю с одиннадцати до четырех. Потом мы с Вэлом сидели и разговаривали до половины второго.

– Вы уверены насчет времени?

– Ну да. Он посмотрел на часы и сказал, что уже полвторого и ему надо идти. Он хотел до поминок побывать в клубе у Джонни, а я сказала, что съела бы жареного цыпленка…

– Вам не нравится, как готовит Мейми Пуллен?

– Очень даже нравится, просто я проголодалась.

– Вы всегда голодны?

Она хихикнула:

– От разговоров мне жутко хочется есть.

– Куда же вы поехали за цыплятами?

– Взяла такси и отправилась в «Колледж инн», на углу 151-й и Бродвея. Мы провели там около часа, потом Вэл поглядел на часы и сказал, что уже полтретьего, ему надо к Джонни и мы увидимся через час на поминках. Мы взяли такси, он высадил меня у Мейми, а сам поехал дальше.

– Какой у него рэкет? – спросил Броди.

– Рэкет? Никакого. Он джентльмен.

– Враги?

– Не было. Разве что Джонни…

– Почему Джонни?

– Джонни могло надоесть, что Вэл все время рядом. Джонни странный. И страшно вспыльчивый.

– А как насчет Чинка? Вэла не раздражала фамильярность Чинка с его невестой?

– Он об этом не догадывался.

Броди показал ей нож. Она сказала, что видит его в первый раз.

Броди отпустил ее.

Следующей ввели Дульси. С ней был адвокат Джонни Бен Уильямс.

Бен был сорокалетний коричневый, слегка располневший человек с аккуратно уложенной прической и большими усами. На нем был двубортный серый костюм, очки в роговой оправе и строгие черные туфли делового человека из Гарлема.

Броди опустил привычные вопросы и сразу спросил Дульси:

– Вы первой обнаружили тело?

– Вы не обязаны отвечать на этот вопрос, – быстро сказал ей адвокат.

– Это еще почему? – рявкнул Броди.

– Пятая поправка, – напомнил адвокат.

– Это не комиссия по расследованию антиамериканской деятельности, – отозвался Броди. – Я могу задержать ее как главного свидетеля, и тогда ей придется отвечать Большому жюри, если вы на это напрашиваетесь.

– Ладно, ответьте ему, – сказал адвокат после небольшой паузы, как бы поразмыслив, после чего он умолк, полагая, что честно отработал свои деньги.

Дульси сообщила, что, когда она вышла из дома, у корзины уже стоял Чинк.

– Вы уверены? – спросил Броди.

– Я не слепая. Я потому-то и подошла узнать, на что это он уставился, и увидела Вэла.

Броди оставил на время эту тему и поинтересовался, как она начинала свою карьеру в Гарлеме. Ничего нового он не услышал.

– Ваш муж платил ему жалованье? – спросил Броди.

– Нет, он просто вынимал деньги из кармана и давал взаймы, когда Вэл просил. Иногда он давал ему выиграть. Ну и я помогала как могла…

– Давно он помолвлен с Куколкой?

– Помолвлен! – саркастически воскликнула Дульси. – Он просто давно бегает за этой стервой.

Броди оставил эту тему и стал задавать вопросы о рэкете Вэла, о его врагах и о том, были ли у него при себе в тот день большие деньги. Он также попросил ее описать, какие при нем были ценности. Она сказала про наручные часы, золотое кольцо и запонки. Это соответствовало тому, что было обнаружено на покойнике. Дульси сказала, что в бумажнике и правда могло быть только тридцать семь долларов.

Затем Броди взялся прорабатывать вопрос времени. Если верить Дульси, Вэл ушел из дома часов в десять. По ее словам, Вэл хотел посмотреть шоу в театре «Аполло», где оркестр Билли Экстайна выступал вместе с братьями Николс. Он пригласил ее тоже, но у нее была назначена встреча с парикмахером. Поэтому он решил заехать в клуб, взять Джонни, а потом уже ехать на поминки.

Она же вернулась домой в двенадцать часов ночи с Аламеной, которая снимала комнату этажом ниже в том же доме.

– Сколько времени вы с Мейми провели в ванной? – спросил Броди.

– Полчаса. Может, больше, может, меньше. Когда я посмотрела на часы, было четыре двадцать пять. Тогда-то и начал колотить в дверь преподобный Шорт.

Броди показал ей нож и повторил, что сказал о нем преподобный Шорт.

– Этот нож вам дал Чарли Чинк? – спросил он.

Адвокат подал голос, сказав, что ей не стоит отвечать на этот вопрос.

Дульси вдруг разразилась истерическим смехом и лишь минут через пять настолько пришла в себя, что смогла произнести:

– Ему бы следовало жениться. А то смотрит на этих катунов каждую субботу и мечтает сам побарахтаться.

Броди покраснел.

Могильщик хмыкнул:

– А я-то думал, проповедник церкви Святого Экстаза просто обязан кататься по полу вместе с сестрицами во Христе.

– Большинство из них и катается, – призналась Дульси. – Но у преподобного Шорта так часто бывают видения, что он если и катается, то с призраками.

– Ладно, пока все, – сказал Броди. – Я вас отпускаю под залог в пять тысяч долларов.

– На этот счет не волнуйтесь, – поспешил успокоить Дульси адвокат.

– А я и не волнуюсь, – отозвалась Дульси.

Джонни опоздал на пятнадцать минут. Его адвокат стал улаживать вопрос об освобождении Дульси под залог, а Джонни отказался отвечать на вопросы без своего юрисконсульта.

Не успел Броди задать свой первый вопрос, как адвокат передал ему письменные показания двух помощников Джонни, Кида Никеля и Пони, согласно которым Джонни ушел один из своего клуба «Тихуана» на углу Мэдисон-авеню и 124-й улицы. Вэл, по их словам, за вечер в клубе так и не появился.

Не дожидаясь вопросов, Джонни сообщил, что последний раз видел Вэла в девять часов вечера накануне у него на квартире.

– Как вы относились к шурину, который брал деньги и ничего не делал? – спросил Броди.

– Мне было все равно, – отвечал Джонни. – Она так или иначе давала бы их ему. Мне хотелось, чтобы она к этому не имела отношения.

– Вас это не раздражало? – спросил Броди.

– Мне было все равно, я уже сказал, – повторил Джонни равнодушным голосом. – Он был ни то ни сё – ни жулик, ни честный трудяга. Он не умел играть, не умел сводничать. У него не было своего рэкета. Но я не имел ничего против того, чтобы он был под рукой. Он всегда был готов пошутить, посмеяться.

Броди предъявил нож. Джонни взял его, открыл, закрыл, повертел в руках и вернул.

– Хорошая штучка, – сказал он.

– Вы раньше этот нож видали? – спросил Броди.

– Если бы видал, то купил бы себе такой же.

Броди передал ему слова Шорта насчет Дульси, Чарли Чинка и ножа. Когда он закончил, на лице Джонни не отразилось никаких чувств.

– Этот проповедник спятил, – сказал он все так же равнодушно.

Он и Броди обменялись холодными невозмутимыми взглядами.

– Ладно, дружище, можете идти, – сказал Броди.

– Хорошо, – сказал Джонни, вставая, – только не называйте меня «дружище».

– Как же прикажете вас называть, мистер Перри? – удивился сержант.

– Все вокруг зовут меня Джонни – чем плохо?

Броди встал, посмотрел на Могильщика, потом на Гробовщика.

– Ну, кто у нас кандидат в убийцы?

– Можно попробовать выяснить, кто купил нож, – сказал Могильщик.

– Это мы уже сделали утром, «Аберкромби и Фитч» год назад закупили шесть таких ножей и пока не продали ни одного.

– Ну, это не единственный магазин в Нью-Йорке, где продаются охотничьи принадлежности, – возразил Могильщик.

– От этого все равно мало толку, – подал голос Гробовщик. – Пока мы не поймем, почему его убили, мы не найдем убийцу.

– Дело непростое, – сказал Могильщик. – Полные потемки.

– Я не согласен, – сказал Броди. – Уже одно нам понятно: убили его не из-за денег. Значит, дело в женщине. Шерше ля фам, как говорят французы. Но это не означает, что убила его женщина.

Могильщик снял шляпу и почесал макушку.

– Мы в Гарлеме, – сказал он. – Другого такого места на всей земле не сыскать. Гарлемцы все делают не так, как остальные. Сам черт их не разберет. Вот, например, жили-были двое трудяг, двое отцов семейств, так они повздорили и порезали друг друга в баре на углу Пятой авеню, около 118-й улицы, – не могли решить, Париж ли во Франции или Франция в Париже.

– Это еще что! – рассмеялся Броди. – Двое ирландцев в Адовой кухне[3]3
  Адова кухня – район Нью-Йорка.


[Закрыть] поспорили и застрелили друг друга, потому как не сумели договориться, ирландцы произошли от богов или боги от ирландцев.