Текст книги "Токеа и Белая Роза"

Автор книги: Чарльз Силсфилд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Токеа молча кивнул в знак согласия, и они двинулись дальше. На исходе следующего дня они поднялись на вершину горы, откуда открывался далекий вид на поросшие лесами холмы.

– Видит ли мой сын те окутанные туманом холмы? За ними раскинулась долина, где в земле лежат кости отца мико.

– Мико может теперь идти туда. Эль Золь станет ждать его здесь.

– Когда тело отца предавали земле, – проговорил старик, – великий пророк изрек, что страшное проклятие обрушится на голову того, кто посмеет извлечь кости отца при свете дня. Лишь во мраке ночи Токеа может собрать их. Токеа подождет, пока сверкающий шар опустится за край земли.

Он что-то сказал своим окони, те удалились и вскоре вернулись с охапками коры. Усевшись на землю, они принялись мастерить из нее большой короб, который затем внутри и снаружи обтянули оленьими шкурами. Токеа прикрепил к коробу ремни. Тень удовольствия мелькнула на его лице.

– Отец мой, – сказал он, – кости твои будут покоиться в коре из леса, где родился, и в шкурах оленей, на которых ты охотился.

Когда стемнело, Токеа повесил короб себе на грудь и кивнул обоим окони, чтобы те следовали за ним.

Была уже полночь, когда индейцы спустились в долину. Из серебристых облаков на миг выплыла луна и снова скрылась за большой черной тучей. Вдруг послышался далекий лай собак.

– О отец мой, – простонал Токеа, – бледнолицые уже совсем близко от твоей могилы.

И он побежал к священному холму. Земля кругом была уже распахана. Посреди поля стояли мертвые деревья с ободранной корой, похожие на завернутых в саваны великанов. Старик без чувств рухнул наземь. К нему подскочили оба индейца.

– Прочь отсюда, – глухо пробормотал мико. – Ступайте прочь с земли, где лежат кости великого вождя. Токеа сам выроет их.

И он принялся руками разрывать промерзлую землю. Из-под ногтей у него текла кровь, ладони были изранены, когда он наконец собрал кости отца. И тогда он в первый раз громко зарыдал. А потом кинулся к могиле матери. Плуг в этом месте глубоко врезался в почву, лишь несколько дюймов земли прикрывали кости. Мико уложил их в короб подле останков отца.

– О, отец мой! – снова простонал он. – Ты поведал мне правду. Лошади бледнолицых прошли по священному холму. Кинь взор на своего сына. Он свершил то, что ты повелел ему. Твой сын перенесет твои кости туда, где их больше не осквернит ничья рука.

Снова послышался лай собак.

– Прощай, родная земля! Прощайте деревья, в тени которых после долгой охоты отдыхал Токеа! Прощай река, освежавшая его усталые члены!

Луна уже вновь струила свой легкий свет сквозь облака. Собаки залаяли в третий раз.

– О Великий Дух! – взмолился старик. – Прошу тебя, отверзни уши моих братьев, дабы они смогли услышать слова Токеа.

Он поднялся, повесил короб на грудь и отправился назад, туда, где их поджидал Эль Золь.

– Дух моего отца говорил правду, сказал старик Эль Золю. – По священному холму прошел плуг бледнолицых, которые сравняли могилы моих предков с землей.

– Токеа как послушный сын выполнил волю отца, – ответил ему на это Эль Золь. – Но каманчи и окони осиротели без своих вождей, путь, что предстоит пройти Токеа и Эль Золю, далек, а Белая Роза ждет их, она может решить, что... – И он умолк.

Старик испытующе поглядел на него и сказал:

– Что-то тревожит душу вождя каманчей. Эль Золь может развязать язык. Но тот больше ничего не сказал. Немного перекусив, они двинулись в путь, но шли теперь не той дорогой, что привела их сюда. Несмотря на растущее нетерпение, молодой вождь покорно следовал за стариком. Обходя стороной жилища бледнолицых, они день за днем продирались через лесные чащобы и болотные трясины. Наконец они добрались до глубокой долины, со всех сторон окруженной холмами. Токеа поставил короб на землю и удалился.

Чуть погодя оставшиеся индейцы услыхали громкий, пронзительный свист. За ним последовала долгая тишина. Потом снова раздался терзающий уши свист, и снова тишина. В третий раз свист уже напоминал жалобный вой мечущегося в смертельной агонии волка. Вскоре Токеа вернулся и молча уселся подле Эль Золя.

37

И вдруг они увидели множество красных огней, приближающихся со всех сторон. Индейцы подходили один за другим; скрестив руки на груди, они склоняли голову перед мико и без единого слова усаживались на траву. Число их увеличивалось с каждой минутой. Под конец их было уже несколько сотен. Большинство индейцев были закутаны в шерстяные одеяла, но кое-кто был разряжен весьма пестро и нелепо. Их лица, высохшие из-за непомерного пристрастия к огненной воде, не выражали ни радости, ни любопытства, напротив, было заметно, что при виде мико индейцев охватил невольный ужас. Поглядев на них, старый Токеа помрачнел, губы его скривила горькая улыбка. Из толпы выступил пожилой индеец в американском наряде. Он презрительно посмотрел на мико, воткнул факел в землю и занял место в полукруге старейшин.

– Вождь Джозеф, – зашептались индейцы.

Остальные тоже воткнули факелы в землю, красноватые отблески огня играли на их лицах.

– Братья мои собрались сюда, чтобы услышать слова Токеа? – спросил мико.

– Да, это так, – ответил один из стариков. – Мускоги пришли послушать слова великого мико. Их уши открыты.

– Воины мускоги зарыли свои томагавки в землю! – злобно выкрикнул Джозеф.

Среди индейцев послышался какой-то неясный гул.

– Я чую дыхание предателя, сына бледнолицего и обманутой скво, сказал мико.

– А мой нос чует волка, изгнанного его стаей, которую он загнал в ловушку, – язвительно ответил Джозеф. – Да, отец Джозефа был бледнолицым, но его мать была дочерью сестры мико. И разве Джозеф всадил длинный нож бледнолицых в спину краснокожих? Нет, он отвел от них этот нож.

– Когда краснокожие подняли томагавки против бледнолицых, Джозеф сбежал, точно трусливый пес, – возразил старик-индеец.

– Но он принес мир своим братьям, – нагло заметил полукровка. – Что осталось бы с мускоги, если бы не Джозеф? Всех их свели бы с лица земли.

– Лучше погибнуть в кровавой битве, чем быть преданным собственным братом, – вмешался другой старик.

Токеа с удивлением слушал их речи.

– Ужели глаза Токеа видят тех великих когда-то мускоги, которые всегда были грозой бледнолицых? – спросил он. – Увы, это те самые воины, но теперь они носят одежды бледнолицых. Воины мускоги, слушайте же слова Токеа в последний раз!

– Речи Токеа горьки и ядовиты! – крикнул Джозеф. – Хотят ли мои братья слушать их?

Индейцы глухо заворчали, но затем обратили свои взоры к мико.

– Сын бледнолицего сказал правду, – заговорил тот. – Речи Токеа горьки. Они были горьки и двадцать лет назад, но теперь стали еще горше, ибо глаза его многое видели, уши многое слышали, и душа его омрачилась. Глаза его видели, как его народ, точно собак, натравили на других краснокожих. Глаза его видели, как лживые бледнолицые прокрадывались в вигвамы краснокожих, чтобы опоить их огненной водой, а потом купить их земли. Когда Токеа против воли поднял томагавк на чокто, его земля была продана. Его глаза видели доллары, которые дали за нее бледнолицые. Но Токеа с презрением отшвырнул эти доллары. Уши мико слышали, как краснокожих уговорили поднять томагавки против бледнолицых, когда время уже ушло. Краснокожие угодили в ловушку и погибли в кровавой битве. Слушайте же слова мико, мои братья! Бледнолицые хитры и коварны. Они дают вам огненную воду, которая убивает медленно, но верно. Они посылают к краснокожим своих бледнолицых шпионов, а те нравятся скво, ибо у них гладкая кожа. Бледнолицые умеют отыскать среди краснокожих предателей и одаривают их долларами. И предатели становятся вождями, они говорят на языке краснокожих, но слова их лживы. Знают ли братья мои таких предателей? – И он впился в лицо Джозефа.

– Воины мускоги! – закричал тот, вскакивая. – Если вы будете слушать речь Токеа, он уведет вас туда, куда изгнали его самого, – в соленую пустыню.

– Разве Токеа издал боевой клич? – с презрением глядя на полукровку, спросил мико. – Краснокожие воины помнят, что говорил им Токеа. Но они не послушали его. Теперь Токеа вновь пришел к своим братьям. Он побывал в вигвамах бледнолицых и видел все. Бледнолицые страшатся Великого отца Канады, его воины приплыли в больших каноэ, их больше, чем деревьев в лесу.

– И что нам следует делать? – спросил один из индейцев.

Старик внимательно оглядел всех и прислушался к их неодобрительному ропоту.

– Глаза Токеа не видят здесь воинов мускоги, – сказал он. – Они видят жалких краснокожих, которые стыдятся одежды своих предков. Под тесными обносками бледнолицых в груди краснокожих бьются теперь трусливые сердца.

– Мускоги хотят мира и покоя, – возразил ему другой индеец. – А мико им мира и покоя никогда не приносил.

– Да, брат мой прав, – сказал Токеа, – в сердце мико нет покоя. Но бледнолицые даруют краснокожим покой лишь потому, что их страшат сыны Великого отца Канады. А если красные мундиры уйдут, краснокожие не долго будут владеть своими землями. Воины мускоги! Вы не вняли речам мико. Вы изгнали его. Вы потревожили священный источник, и кровь ваших вождей смешалась с грязной кровью бледнолицых. Ваша кровь уже никогда не будет чиста. Мико пришел навсегда проститься со своими братьями. Воины мускоги! Токеа говорил с духом своего отца.

Все индейцы, услыхав такие слова, замерли в ожидании.

– Отец Токеа не хочет, чтобы его кости покоились в земле тех, кто предал его кровь.

– Хух! – вскричали индейцы.

– Токеа исполнил волю отца, – продолжал старик. – Он извлек его кости из земли, отныне они будут покоиться в свободной земле великого племени каманчей.

Он приподнял крышку короба. Индейцы столпились вокруг.

– Токеа, – спросил один из самых старых и почтенных вождей, – ужели сам великий Шейя приказал тебе, чтобы ты забрал его кости из земли, где живут мускоги?

– Он хотел этого, – ответил Токеа.

– Хух! – вновь вскричали все индейцы.

– Мико исполнил волю своего отца, – сказал Токеа. – Теперь он навсегда покинет эти края. Но воины мускоги могут вместе с ним отправиться в прекрасные и далекие земли каманчей. Токеа и сын его Эль Золь протягивают им свои руки.

Сказав это, Токеа поднялся и вместе с Эль Золем пошел прочь.

На следующее утро, когда оба вождя быстрым шагом шли по направлению к лагерю, они вдруг заметили свежие следы мокасин. Старик не придал этому особого значения, а Эль Золь сильно встревожился, но ничего не сказал. На шестой день пути они вновь увидели следы воинов мускоги, которые прошли тут за несколько часов до них. Теперь Эль Золь не мог более молчать.

– Мико, как и подобает послушному сыну, исполнил волю своего отца, сказал он. – Но со своим народом мико говорил не как мудрый вождь. Он дал волю ярости, которая клокочет в его груди. Он не должен был делать этого. В сердце Эль Золя тоже еще не зажила рана, которую нанесли бледнолицые, когда убили его отца. Эль Золь мог бы отомстить за отца бледнолицым, но тогда пролилось бы и много крови его краснокожих братьев. А посему Эль Золь отдал право мести Ваконде, а сам живет нуждами своего народа. Мико не должен думать о мести, он должен помнить о своем народе, о своих детях. Если бледнолицые прослышат о том, что говорил мико воинам мускоги, они нахмурят лбы и откажутся вернуть Токеа залог, который он оставил в их лагере, – тихо и чуть смутившись закончил молодой вождь.

– Белая Роза – дочь мико. Он не отдаст ее бледнолицым.

– Ваконда забрал к себе дочь мико, – уже еле слышно вымолвил Эль Золь.

Он замолчал, сердце его громко стучало, щеки пылали.

– Белая Роза – дочь мико. А Эль Золь станет ему сыном! – тожественно сказал старик.

– Отец мой! – воскликнул Эль Золь и бросился к Токеа на грудь.

Некоторое время они стояли молча, а потом снова двинулись в путь и по прошествии нескольких дней без особых приключений добрались наконец до лагеря.

38

Однако величественная картина, представшая взорам индейцев, едва ли одарила покоем их души.

Природа уже ожила после зимней спячки, ибо весна пришла в эти края, как обычно, куда раньше, нежели в других штатах. Все было в цвету, в голубой дали виднелись леса, точно зеленой стеной ограждавшие возделанные плантации. Но еще прекраснее была река с добротными поместьями по берегам, стремительная и полноводная, словно осененная благодатью самого Создателя. На ее волнах покачивались сотни больших и малых судов, ожидавших торжественного прибытия последнего батальона ополченцев. Сейчас они подплывали к берегу на пароходе, приветствуемые тысячеголосым "ура". Все были в полном боевом облачении, приобретенном, разумеется, за собственный счет, дисциплина и военная выправка пришли на смену былому разброду и неуверенности. Когда пароход причалил, вновь загремело "ура". Высадившись на берег, ополченцы тотчас построились. К ним подошли офицеры, в том числе полковник Паркер и майор Коупленд. Один из ополченцев, выступив вперед, от имени всех сограждан поблагодарил офицеров за смелость и неусыпную заботу о подчиненных и заявил, что они полностью оправдали оказанное им доверие.

В ответной речи полковник Паркер тоже принес благодарность от лица офицеров, пожелав, чтобы все доблестные защитники родины и в мирные времена сохранили друг к другу доверие и уважение.

Эти скупые, лишенные излишнего пафоса слова тем не менее столь сильно выразили чувства, владевшие бывшими командирами и подчиненными, что на некоторое время на берегу воцарилось молчание. А потом сотни людей закричали:

– Майор Коупленд!

Майор Коупленд в новехонькой военной форме и при шпаге, стоявший чуть в стороне вместе с миссис Паркер, ее дочерьми и Розой, несколько смутившись, вышел вперед.

– Дорогие соотечественники, – начал он, – все мы уже наконец дома и можем насладиться покоем в кругу семьи. Но поскольку вы оказали мне честь, позволив еще раз выступить перед вами, я скажу, что вы до конца выполнили свой долг перед родиной. А потому слава вам всем, мои сограждане! воскликнул он, размахивая шляпой. – И ежели кто-то из вас окажется в беде, ежели кому-то потребуется моя помощь, пусть смело идет к сквайру Коупленду, ибо майора Коупленда можно преспокойно запрятать в чулан.

– Да здравствует майор Коупленд! – закричали все, заглушив даже громкую барабанную дробь.

Впрочем, наш доблестный майор не только умел завоевать популярность, но и знал, как удержать ее. А потому он пошел вдоль строя, пожимая руку каждому ополченцу и обращаясь к нему по имени.

– Ба! Кого я вижу! – воскликнул он вдруг, – приметив стоявших в стороне пленных английских офицеров. – Да это же мой старый знакомец!

И он направился к англичанам, которые не без некоторого изумления взирали на все происходящее.

– Джентльмены, – улыбнувшись, сказал он, – рад видеть вас здесь именно в этой роли. Чувствуйте себя как дома. Тут среди вас есть один юноша, с которым я не прочь немного потолковать. – И он сердечно пожал руку Джеймсу Ходжу. – Мальчик мой, почему бы тебе не поехать со мной в Опелоузас? А сегодня я приглашаю тебя к полковнику Паркеру. Но имей в виду, что там будут некие особы, чьи глазки куда опаснее наших пушек.

– Я вам очень признателен, мистер Коупленд! – воскликнул юноша.

Майор пожал руки английским офицерам, а потом добавил со свойственной ему хитрецой:

– Джентльмены, вы честно исполнили свой долг.

– Зато вы совершили нечто большее, майор, – ответили те.

– Ну что вы! – возразил майор. – Любой человек, ежели ему досаждают непрошенные гости, постараются поскорее отправить их восвояси. Впрочем, джентльмены, вы пробудете тут не менее восьми дней, и коли кто-то из вас не прочь на пару дней приехать к сквайру Коупленду поохотиться на медведей, милости просим.

– Майор! – воскликнули все офицеры. – Ваше предложение столь заманчиво, что мы с радостью принимаем его.

– Вот и прекрасно! Места там хватит для всех. А вы принимаете приглашение, полковник Уидинг?

– Весьма охотно, – ответил тот.

– Сегодня или завтра сюда прибудет главнокомандующий, а послезавтра я жду вас у себя в поместье. А теперь прошу прощения, но этого молодого человека я уведу от вас прямо сейчас.

И он распрощался с офицерами, изрядно повеселевшими в предвкушении прекрасной охоты.

– Майор! Взгляните туда! – вдруг воскликнул мичман. – Как оказались в вашем войске эти бандиты?

И он указал на группу мужчин, которые направлялись к городку.

– О ком это ты?

– Будь я проклят, если это не те пираты!

– Ну-ну, – чуть смутившись, сказал майор, – по-моему, ты обознался.

И он поскорее отвел юношу к дамам.

– Миссис Паркер, позвольте представить вам Джеймса Ходжа, на редкость бравого юношу. Мой ангел, – обратился он к Розе, – вы ведь с ним старые знакомые.

– Мистер Ходж, – зардевшись, сказала девушка, – мы так давно с вами не виделись.

– Мисс Роза! – смешавшись, воскликнул юноша.

– Милый мальчик, сдается мне, что скоро ты станешь обращаться к ней по-иному. В мексиканских землях ей уже, похоже, раскопала какое-то другое имя. А теперь ты пойдешь вместе с нами. Миссис Паркер столь любезна, что не гневается на меня за мою настырность. И послезавтра мы отправимся с тобой в Опелоузас. А ты, Роза, навестишь нас, ежели за тобой заедет миссис Коупленд?

Так со смехом и шуточками они добрались до дома Паркеров.

– Мистер Ходж, – сказал юноше полковник, – чувствуйте себя здесь как дома. Мы будем счастливы, если вы погостите у нас подольше. Берите пример с майора, который, я надеюсь, всегда чувствует себя у нас легко и непринужденно.

– Что я хочу доказать вам еще раз, – заявил майор. – Мне не терпится поскорее избавиться от этого проклятого мундира и шляпы с перьями. Вот погляди, сынок, в таком тесном мешке мне и дух-то не перевести. А золоченая мишура обошлась мне в три сотни долларов. На такие деньги какой-нибудь славный малый мог бы купить кусок земли и зажить припеваючи. Так нет же, изволь рядиться как приказано. Ну, да ладно! Когда ворочусь домой, покрасуюсь перед своими неграми. То-то они подивятся. А тебя прошу от всего сердца, погости у нас подольше.

– А как же "Доннерер"? – спросил юноша.

– Обойдется и без тебя. А ты все равно прозевал свой шанс отличиться в бою. И чем скорее ты оставишь мысли о военной карьере, тем лучше.

– Пожалуй, я обдумаю ваши слова, – улыбнулся юноша.

– Ну, а теперь я оставлю вас ненадолго, чтобы облачиться в более скромный наряд.

– Мистер Ходж, – заметил полковник, – вам удалось завоевать сердце сквайра.

– Мне очень лестно это слышать, полковник, но, право, не знаю, чем я заслужил такое расположение мистера Коупленда.

– Подобная скромность делает вам честь, – сказал полковник. – Вскоре вам предстоит познакомится с одним из самых достойных людей нашего штата, имеющим огромные заслуги перед родиной.

– Мистер Ходж, – вмешалась в их беседу полковница, – вам тоже следовало бы переодеться. Вы одного роста с моим сыном, лейтенантом. Надеюсь, что и в остальном вы поймете друг друга.

В комнату вошел лейтенант Паркер. Он сердечно поздоровался с юношей.

Вскоре снова появился и сквайр в цивильном платье.

– Не правда ли, сынок, – сказал он Джеймсу, – здесь у нас совсем недурно. А если ты подольше погостишь тут, то поймешь, что живем мы ничуть не хуже, чем всякие графы и маркизы. В вашей Англии лишь несколько тысяч семейств благоденствуют, у нас же таких миллионы. Говорил я тебе, что мы вам не по зубам? Слава богу, тебя там не было. Видел бы ты наших молодцов. Когда ваши перешли в наступление, ни один не дрогнул, вели себя так, словно охотятся на оленей. "Эй, Джон, я беру на себя крайнего!" – кричит один. "А я того, что рядом!" – "А я третьего!" И укладывали наповал одного за другим. А потом брали заряженные ружья у стоявших сзади и продолжали стрелять без промаха. В первой же атаке ваши потеряли около тысячи солдат и всех офицеров. И стали драпать, точно стадо овец. Уж наши-то ребята не побежали бы, даже потеряй они десяток генералов. У нас каждый сам себе генерал. После второй атаки под командованием какого-то сэра Ричарда или Питера мне, право, стало жаль этих бедняг. Экая нелепость гибнуть ни за что, по прихоти тупоголового командира. Они снова потеряли сотен пять убитыми, в том числе и своего сэра Ричарда или Питера. Но тут нашелся еще какой-то генерал, он собрал бежавших с поля боя и повел их в атаку. И снова полегло сотен пять, да и сам генерал тоже. Тут уж ваши побежали так, точно земля горела у них под ногами. Вот так-то, сынок. И еще, скажу тебе, мы всегда остаемся верны своим принципам. И хотя честь победы принадлежала главнокомандующему, мы ему спуску не дали. Это у вас в Англии готовы боготворить того, кто, послав на гибель других, снискал себе ратную славу. А мы, едва получив известие о заключении мира, возбудили против главнокомандующего судебный процесс по обвинению в нарушении конституционных прав граждан. И как ты думаешь, что решил суд? Ему присудили штраф в две тысячи долларов! Недурное предостережение всем тем, кто вздумает злоупотреблять властью. Такой урок пойдет им на пользу. Теперь ты видишь, как свободный народ должен блюсти свои права!

Лицо молодого человека выражало явное недоумение. Хотя и сам он родился и вырос в довольно свободной стране, ему было нелегко понять и разделить настроения упрямого республиканца.

– Майор, – улыбнулся юноша, – коли вы столь сурово обходитесь с человеком выдающимся, то полагаю, что лучше оставаться лицом незначительным.

– Ты не прав, мой дорогой, – возразил Коупленд. – Мы не меньше вашего воздаем должное великим людям. К тому же, у нас любой человек может добиться признания и славы. К примеру, наш главнокомандующий в былые времена был так же беден, как я когда-то. Но и у нас, а не только в Старом Свете, встречаются люди, мечтающие добраться до власти, точно стадом, управлять нашим народом. Стоит хоть раз пойти им на уступку, они захотят большего.

Поглощенные беседой, они даже не заметили, как остались одни в гостиной.

– Ба! – воскликнул майор. – Куда же все подевались? – он выглянул в окно. – Полковница с кем-то судачит возле дома. Кто бы это мог быть? Бьюсь об заклад, это тот самый малый, что помог тебе удрать из тюрьмы.

И он поспешил к миссис Паркер.

– Я не помешал вам? – спросил он полковницу.

– Я как раз собиралась позвать вас, майор, – сказала та. – Мистер Паркер отправился на берег, чтобы подготовить все для встречи главнокомандующего. А вот у мсье Мадиедо вновь объявились весьма подозрительные гости.

– В последние дни вы вели себя весьма достойно, Бенито. Будем надеяться, что добро одержит в вашей душе победу над злом, – сказал Коупленд. – Послушайте моего совета и постарайтесь поскорее избавиться от этих бандитов. К сожалению, мы не вправе выдворить их отсюда силком. Но пока они здесь, мы должны знать все об их делах и намерениях.

– Я буду сообщать вам обо всем, что узнаю, мистер Коупленд.

– Большего от вас и не требуется. А пока они не убрались прочь, я позабочусь о том, чтобы на всякий случай человек тридцать солдат оставались под ружьем. А теперь ступайте.

– Слушаюсь, мистер Коупленд, – поклонился трактирщик.

39

Бедняга Бенито воротился в свой трактир, где за столом в углу вновь расположились непрошеные гости. Кроме них, не было ни одного посетителя. Жена Бенито возилась за стойкой с посудой. Войдя в трактир, Мадиедо заложил руки за спину и нетерпеливо принялся расхаживать взад и вперед. Наш трактирщик с покорным смирением выносил молчаливое презрение сограждан, но в его отношении к прежним сотоварищам уже не было былого страха. Бенито наконец обрел уверенность и спокойствие. Подойдя к окну, он поглядел на людей, стоявших неподалеку от трактира, и вновь стал вышагивать по комнате.

– Премного вам за все благодарен! – воскликнул он наконец. – Ведь только из-за вас мои жена и ребенок помрут с голоду, а мне придется самому выхлебать все свое вино, чтобы оно не прокисло.

– Ничего, старина, мы тебе поможем, хотя вино у тебя прескверное, насмешливо утешил его один из сидевших за столом.

Ничего не ответив ему, трактирщик подошел к главарю.

– Чем скорее вы уберетесь отсюда, тем лучше. Сколько бы вы не каялись, в Соединенных Штатах вам рассчитывать не на что.

– Это я и без тебя знаю, – ответил Лафит, ибо то был именно он. Если бы я мог предвидеть такое...

– И что тогда? – возразил Бенито. – Вы получили по заслугам. Или вы надеялись на почести и государственные должности?

– К черту все их государственные должности! Мне куда более по душе...

– Постыдились бы! – оборвал его трактирщик. – Вы награбили столько, что могли бы безбедно прожить остаток дней в мире и покое. Впрочем, в бою вы вели себя на редкость достойно.

– Заткни свою глотку, Бенито! – презрительно бросил Лафит. – Мне тошно слышать похвалы от такого труса, как ты! Лучше попридержи язык, а не то... Проклятие! Газеты превозносят до небес любого капрала, а про меня, столько сделавшего для их победы, ни слова. Вчера я явился на прием к главнокомандующему, так меня провели к нему через заднюю дверь. "Личной храбростью вы искупили часть своих грехов, – заявил он. – Но вам придется покинуть нашу страну, ибо простить вас мы не можем". И в благодарность за все швырнул мне три тысячи долларов.

– Не так уж мало, скажу я тебе, – заметил трактирщик. – С такими деньгами можно недурно устроиться в Мексике. А здесь вам больше ждать нечего.

– Увы, это так. Сорок лет я мотался по белу свету, но лишь тут начал кое-что понимать. За два месяца я уразумел здесь больше, чем за всю предыдущую жизнь. Но что толку? Едва начав прозревать, я вынужден убираться прочь. Черт побери, что за люди! Одержав победу, которой мог бы гордиться сам Наполеон, они думают лишь о том, как бы поскорее вспахать и засеять поля.

– Коли уж вы решили начать новую жизнь, вам тоже следовало бы подумать об этом, – возразил ему Бенито.

– Эй, хозяин! – послышалось за дверью.

– Иду! – крикнул тот, выбегая из трактира.

– Наконец-то у меня снова посетители! – радостно объявил он, вернувшись. – Впрочем, не знаю, приятно ли вам будет повстречаться с ними.

И он что-то шепнул на ухо Лафиту.

– Проклятие! – выругался пират.

– Может, вам лучше уйти?

– Нет уж! Мы как-никак пока еще в свободной стране.

Тем временем в комнату вошел сержант, а за ним под конвоем двух ополченцев Токеа и Эль Золь.

– Они сдались без сопротивления, – прошептал сержант трактирщику. – И все же присматривайте за ними.

– Ни о чем не тревожьтесь, – заверил его Бенито, – не спущу с них глаз.

Когда мико оглядел убогое помещение с вытертыми коврами и грубо сколоченными стульями, на губах у него появилась горькая усмешка.

– Погляди, Эль Золь, – пробормотал он, – сколь охладели к нам сердца бледнолицых. Прежде нас принимали в богатом вигваме, а сейчас...

Молодой вождь тоже окинул взором комнату и вдруг заметил сидевших в углу пиратов. Глаза его вспыхнули яростью, ноздри затрепетали. Он бросился к их столу.

– Разве вождь пауни и каманчей для того сохранил твою презренную жизнь, чтобы ты ядовитым дыханием отравлял воздух, которым дышит несчастный отец Канонды! – воскликнул он, выхватив боевой нож и занеся его над Лафитом.

– Именем закона приказываю тебе – остановись! – сказал сержант, перехватив руку индейца.

– Сын мой, – горестно проговорил мико, – не забывай о том, что мы в вигваме бледнолицых.

А тем временем Лафит как ни в чем не бывало неторопливо допил свой стакан вина.

– Будь я проклят, но у этого малого кровь холодна, точно лед, шепнул один из ополченцев другому.

– Да, но это единственное его достоинство. Впрочем, с таким же хладнокровием он может перерезать тебе глотку.

Вдруг дверь трактира распахнулась, два индейца вбежали в комнату и бросились к Эль Золю. Они обнимали его, оглядывали и даже ощупывали его руками, словно не веря собственным глазам. А потом, почтительно скрестив руки на груди, принялись обстоятельно рассказывать ему о чем-то на диалекте пауни. Меж тем Токеа опустился на пол подле камина и долго сидел, не шелохнувшись. Наконец он бросил взор в сторону Лафита, но тут же с презрением отвернулся. Впрочем, было заметно, что любопытство обуревало старика и лишь гордость не позволяла ему заговорить первым.

Но тут пират поднялся из-за стола и подошел к нему.

– Вот мы и встретились вновь, мико, – обратился он к Токеа. Миновало три месяца, возможно, мы стали теперь мудрее, но увы, не счастливее. Где те блаженные времена, когда мы мирно сиживали в твоем вигваме! Как жаль, что ты отвернулся тогда от меня. Я же, как последний глупец, ради девушки поставил на карту наше благополучие. Токеа, я не кривлю душой, говоря так. Мы могли бы жить мирно и счастливо на прекрасных землях, куда никто не посмел бы вторгнуться и нарушить наш покой. Но мечте не суждено было сбыться.

– Ты, за голову которого бледнолицые назначили столь высокую плату, сидишь теперь в их вигваме? Как такое могло приключиться?

– Разве ты забыл, мико, как я еще тогда говорил, что сумею защитить вас? Что вам нечего страшиться бледнолицых? Уже в ту пору в голове у меня созрел план примирения. Впрочем, теперь все пошло прахом.

– Выходит, вождь Соленого моря стал другом бледнолицых?

– Если это можно назвать дружбой. Они милостиво позволили мне рисковать своей шкурой и палить из их пушек, – горько усмехнулся пират. И за все за это даровали мне прощение вместе с настоятельным пожеланием, чтобы я поскорее убирался из их страны.

– Вождь Соленого моря отправился к бледнолицым, чтобы вместе с ними поднять томагавк против Великого отца Канады?

– Я только что вернулся с поля битвы. Американцы одержали блистательную победу.

Токеа, слушая Лафита, постепенно менялся в лице, словно не в силах более сдерживать бури, бушевавшей в его груди. Глаза его налились кровью, громко застонав и закрыв лицо руками, старик рухнул на пол.

– Что с тобой, мико! – вскричал Лафит, поднимая его.

– О духи моих предков! О духи моей бедной дочери! Токеа виноват перед вами и готов принести искупительную жертву. Бледнолицые вновь обманули мико!

– Мико, – обратился к нему трактирщик, – стол для тебя накрыт. Ешь и пей, сколько хочешь, а все дурное выкинь из головы.

Старик машинально взял протянутый ему стакан и выпил.

Потом второй, третий. Вскоре он уже без чувств лежал на полу.

– Старый пьянчуга, – чуть презрительно заметил трактирщик.

– Нет, он – король! – задумчиво возразил Лафит. – Законный король, в жилах которого течет самая благородная кровь. Ты бы не вынес и сотой доли тех испытаний, что выпали ему. Слышишь? Палят пушки. Должно быть, прибыл главнокомандующий. Спи спокойно, мико, – сказал Лафит, поглядев на Токеа. – Завтра тебе предстоит пережить еще многое.

40

На следующее утро обоих индейцев привели в гостиницу, где разместился главнокомандующий. В коридорах толпились офицеры, дружески беседовавшие с пленными англичанами.