Текст книги "Токеа и Белая Роза"

Автор книги: Чарльз Силсфилд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Вы считаете себя вправе осуждать наших граждан и идти против воли народа?

– Я не ополченец, а капитан линейных войск.

– А кому служат линейные войска? – спросила миссис Паркер. – Вы слишком долго жили вдали от родины. Вы не знаете нашего народа и не понимаете его величия. Та власть, которой в Англии обладают лишь немногие, здесь принадлежит всему народу.

– О чем я могу только сожалеть, – язвительно парировал капитан Перси.

Тут дверь отворилась, и в гостиную вошли полковник Паркер и майор Коупленд, который весьма сухо кивнул капитану.

– Совещание уже закончилось? – спросила хозяйка.

– Да, дорогая, – ответил полковник. – И все благодаря майору. Коупленд великолепный оратор. Решение было принято единогласно. Поначалу кое-кто возражал, но потом они согласились с нами.

– Просто эти ребята из Теннеси еще не привыкли к нашим порядкам, сказал майор. – Впрочем, в бою они будут держаться молодцами.

– Похоже, майор несколько недооценивает силы противника, – насмешливо заметил капитан Перси. – Подобная самоуверенность до добра не доведет.

– С такими парнями, как наши, бояться нечего. Тот, кто решил победить, победы всегда добьется.

– А вот мне не раз доводилось слышать другое: тот, кто презирает противника, будет разбит им, – возразил капитан Перси.

– Так, верно, принято говорить в Старом Свете. У нас же есть поговорка получше: Коли ты уважаешь себя, то тебя будет уважать и противник. Впрочем, капитан, мы живем в свободной стране, а посему можете злословить, сколько вам вздумается. Но мой вам совет: если хотите ладить с нашими людьми, не ставьте себя выше других.

– Может, мне пойти в ученье к сквайру Коупленду? – усмехнулся капитан.

– А почему бы и нет? Вы славный малый, и господь простит тех, кто, вместо того, чтобы воспитать вас настоящим гражданином, которым все мы могли бы гордиться, отослал вас в Англию, где вы нахватались заморских манер. Впрочем, вы прекрасно зарекомендовали себя в сражениях на озерах, и лишь поэтому я решил вступиться за вас...

– Капитан Перси не нуждается в вашем заступничестве!

– Капитан, не забывайтесь, когда говорите со старшим по званию, сказал майор. – Завтра мы выступаем. Двести человек пока останутся в лагере, и вы сможете на деле доказать, что вам дороже – благо отечества или ваше английское чванство. И могу вас заверить, что, если вы выпьете стаканчик виски за одним столом с рядовыми, это ничуть не унизит вашего достоинства, ибо всем этим людям не раз доводилось иметь дело и с куда более важными персонами.

Майор вышел из гостиной. Молодой человек, побледнев, хотел было кинуться следом, но его удержал полковник Паркер.

– Что вы намерены предпринять, капитан?

– Потребовать объяснений у этого грубияна.

– Успокойтесь! Я дам вам все необходимые объяснения. Известно ли вам о том, что наши ополченцы, глубоко возмущенные вашим поведением на собрании, а также вашими оскорбительными высказываниями, избрали офицерский комитет, который вынес решение доложить обо всем главнокомандующему, а пока отстранить вас от командования лагерем?

Капитан Перси обескураженно поглядел на полковника.

– Но тут поднялся с места майор Коупленд и наполнил всем о ваших заслугах перед страной, о храбрости, проявленной вами под Питтсбургом. Майор говорил так убедительно, что в конце концов, несколько охладил гнев наших офицеров. Решение комитета было временно приостановлено. Понимаете, капитан? Временно!

– Но я действовал согласно приказу главнокомандующего, и если порой у меня вырывались слова...

– Подобные слова никогда не должны срываться с уст человека, на которого возложена высокая миссия командовать другими людьми. Вы, верно, полагали, что если главнокомандующий ни во что не ставит мнение креолов, то сними можно и вовсе не считаться. Но главнокомандующий куда лучше вас разбирается в людях. Направив вас сюда метать громы и молнии, он тем временем прислал весьма любезное послание майору Коупленду, прося его поскорее прибыть с батальоном на юг, где он самолично подыскал для майора квартиру.

Капитан взволнованно вышагивал туда и сюда по гостиной.

– Генерал догадывался о ваших замыслах и поручил мне сделать все возможное, чтобы помешать вам.

– И вы решили, что сумеете запугать нас? Поверьте мне, капитан Перси, в отличие от вас, главнокомандующий преспокойно проглотит вашу горькую пилюлю и постарается с самой любезной улыбкой выслушать предъявленные ему обвинения. Итак, утром мы выступаем, а вы останетесь в лагере, чтобы обучать прибывающих ополченцев.

Ранним утром, когда над рекой еще висел густой туман, грохот пушек возвестил о прибытии пароходов. На берегу собрались ополченцы, которых пришли проводить женщины и дети. Слышался приглушенный гул голосов, лица людей были серьезны и спокойны. Полковник Паркер в последний раз поцеловал жену и дочерей и отдал приказ к построению.

Послышалась барабанная дробь, зазвучали трубы, на пароходах вновь прогрохотали пушки. Один батальон следовал за другим. Раздались поначалу тихие, а потом уже громкие рыдания женщин.

– Храни вас господь! – кричали провожающие.

– Матушка, спаси меня! – вдруг вскрикнула стоявшая подле миссис Паркер Роза. – Ради бога, спаси меня!

– Что случилось, дитя мое?

Но Роза, помертвев от ужаса, не в силах была вымолвить ни слова. И тут к девушке подбежал высокий старик-индеец и оттащил ее в сторону.

– Что тут происходит? – воскликнул капитан Перси, выхватив из ножен шпагу.

Но индеец лишь молча глядел на него безумным взором, судорожно прижимая к себе Розу.

Наконец девушка подняла голову и посмотрела по сторонам.

– Мико, – сказала она индейцу, – вождь Соленого моря ушел. Убийцы Канонды тут уже нет.

Глаза индейца потухли, он отпустил девушку и, пошатываясь, побрел прочь.

– Дитя мое, в чем дело? – испуганно спросила Розу Миссис Паркер.

– Пират, – все еще дрожа от страха, прошептала девушка.

– Ты, верно, обозналась. Как здесь мог очутиться пират?

– Нет, я не обозналась. Токеа тоже видел его.

Из труб пароходов повалили клубы дыма, они отчалили и вскоре исчезли в туманной дали. "Храни вас господь!" – неслось им вслед.

31

Пока провожающие молча прислушивались к шуму удаляющихся судов, к берегу пристала лодка с пятью мужчинами. Двое из них были местными жителями, в третьем все признали беглого негра, на четвертого поглядели без особого интереса, зато пятый привлек всеобщее внимание.

– Шпион! – послышались крики из толпы.

– Господи Иисусе! Ну и дела, мистер Джеймс! Стоило нам выйти на берег, и сразу поднялся переполох, – воскликнул четвертый из прибывших мужчин, судя по говору, ирландец.

Джеймс Ходж ничего ему не ответил.

– Шпион! – еще громче прокричал кто-то.

– Шпион? – оглядев себя и обоих спутников с головы до ног, весело спросил ирландец. – Кто тут, по-вашему, шпион? Сын моего отца? Или мистер Джеймс? Или вот этот черномазый господин? Да вы не в своем уме! В семействе Мэрфи висельников никогда не водилось! – И он оглушительно расхохотался.

– А твой братец из Дублина? Разве он не повенчался с конопляной невестой? – спросил весельчака ополченец.

– Нечего молоть всякий вздор! То был мой сводный брат.

– А твой почтенный папаша, Дейви Мэрфи? – спросил другой ополченец.

– Да его пристрелил констебль за бочонок виски. Ты и мечтать не можешь о столь славной гибели.

– А разве твою сестрицу не упекли в тюрьму в Корке за кражу овец? подхватил шутку третий.

– За кражу овец? Да во всем Корке вы не сыщите ни единой овцы!

Эту веселую перепалку прервали два ополченца, приказавшие всем троим следовать за ними. Ирландец удивленно поглядел на ополченцев, а потом снова расхохотался.

– Эй, мистер Джеймс! Кто бы мог подумать, что нас будут встречать с почетным караулом!

– Экий наглец, – заметил кто-то из толпы.

– Да он просто веселый малый, – сказали другие.

– Где ты повстречался с англичанином? – спросил ирландца офицер.

– Ума не приложу, как вам ответить! Язык у меня совсем пересох от жажды и едва ворочается!

– Посидишь двое суток на хлебе и воде, так он мигом у тебя заворочается, – заметил офицер.

– Дейви, – крикнули ему из толпы, – сын твоего отца – изрядный дурень!

– О господь всемогущий! Меня в кутузку? Только за то, что мне не по душе было воевать с вами? Что это вы надумали?

Джеймс, который до сих пор довольно спокойно шел рядом, вдруг вышел из себя, схватил ирландца за руку и крикнул:

– Заткнись же, наконец, болван, а не то я отверчу тебе...

Но его тут же оттащили прочь два ополченца.

– Успокойтесь, молодой человек, – грозно сказал один из них, и юноша прикусил язык.

– Успокойтесь, мистер Джеймс! – весело сказал ему ирландец. – Сами видите, у янки нет особого почтения к английским джентльменам. Ах, бедный мистер Джеймс! – продолжал он, обращаясь к толпе. – Вы только поглядите на него! Я наткнулся на него случайно, и мне стало жаль его. Эй, мистер, сказал я, давайте уберемся отсюда подальше. К примеру, в Филадельфию. Идти туда совсем недалеко.

– Сущий пустяк! – захохотали все. – Всего-навсего две тысячи пятьсот миль.

– В самом деле? – изумился ирландец. – Тогда и впрямь, Дейви, сын твоего отца – изрядный дурень. Мы прошагали несколько часов кряду и вдруг видим в лесу какую-то лачугу. А у дверей стоит старуха. Тут я и спрашиваю ее, не даст ли она нам чего из еды, чтобы утихомирить наши бунтующие желудки. И, черт меня побери, она отвечает мне "да" и зовет в дом. Дорого же нам обошлись жаркое и пироги. Неспроста старая ведьма заманила нас в свое логово! Поздно ночью мы вдруг услыхали, как кто-то точит ножи. Я слышал это собственными ушами.

Но тут молодые люди, которые привезли задержанных, что-то вполголоса сказали ополченцам, и те расхохотались.

– Выходит, кто-то покушался на ваши драгоценные жизни? – спросил один из них.

– Можете смеяться, сколько хотите, – воскликнул ирландец. – Но нам было не до смеха. Лежим мы с мистером Джеймсом в постели и слышим за дверью шепот: "Они от нас не уйдут. Держите ножи и ружья наготове". Ну, что вы на это скажите? – обратился он к ополченцам.

– Какой ужас! – воскликнули те и снова засмеялись.

– Вот-вот, нас тоже охватил ужас, и мы разом вскочили. Мистер Джеймс поначалу прямо-таки не поверил собственным ушам. Но потом он приотворил дверь, а там трое с ружьями и ножами. И мрачно глядят на нашу дверь. Тут мы не стали больше мешкать и мигом в окошко!

– Так вы, глупцы, в самом деле приняли почтенную миссис Блант и ее сыновей за разбойников? – спросили ополченцы.

– О чем это вы? – удивился ирландец.

– И когда они говорили про охоту на оленей, вы решили, что речь идет о вас? А доблестный мичман с фрегата "Доннерер" тоже сиганул в окошко?

– Еще бы! Но бедному джентльмену не повезло, он попал из огня да в полымя. Прямиком угодил в лапы медведя.

32

Итак, наш юный мичман имел несчастье угодить в лапы молодого медведя, привязанного возле дома на цепи. Сыновья хозяина, услыхав его крики, освободили юношу из могучих объятий и передали в руки ополченцев. В лагере его снова подвергли допросу. Но капитан Перси, теперь уже свято уверовавший в его невиновность и всеми силами пытавшийся вызволить Джеймса из тюрьмы, столкнулся с непредвиденными трудностями. Англичанин делал все, чтобы еще более усугубить свое положение. Молодой человек, казалось, потерял голову. Едва войдя в комнату, он стал держаться с такой надменностью, что немедленно вызвал раздражение всех офицеров. По ходу допроса капитану Перси не раз приходилось одергивать его. Допрос шел уже несколько часов и все без толку. Англичанин даже не пожелал ответить, вступал ли он в сговор с кем-либо из горожан при побеге. Ему устроили очные ставки со многими свидетелями, в том числе и с трактирщиком, известным нам под именем Бенито. Наконец подошел черед пригласить индейцев и Розу.

– Итак, вы не признаете того, что встречались с Токеа и его близкими? – спросил капитан Перси.

Пленник ответил: нет.

– Вы знаете эту молодую даму?

И тут в комнату под руку с двумя офицерами вошла Роза. Она поклонилась всем присутствующим. Офицеры поднялись, один пододвинул к ней кресло. Роза подошла к пленному, взяла его за руку и спросила:

– Брат мой, отчего ты так бледен? Кто причинил тебе зло?

Озабоченный, печальный взгляд девушки на мгновение вывел его из оцепенения. Он холодно и почти сердито поглядел на нее.

– Роза? Это вы? Простите меня.

И опустил глаза.

Все ждали от него хоть каких-то слов, но он продолжал упрямо молчать. Роза растерялась.

– Брат мой, отчего ты гневаешься? – с мольбой в голосе спросила она. – Неужто ты сердишься на свою сестру? Отвечай же, брат мой. Ах, почему ты не захотел остаться с нами! Ведь Канонда говорили, что бледнолицые убьют тебя. Сколь многих бед ты бы мог избежать! У бледнолицых холодные сердца, так ведь, брат мой? – еле слышно прошептала она.

Но в ответ он лишь громко скрипнул зубами. Роза в испуге отшатнулась.

– Мисс Роза, – после долгого ожидания сказал капитан Перси, – не могли бы вы ответить на наши вопросы?

Пока Роза правдиво и бесхитростно рассказывала о жизни англичанина в вигваме мико, пленник упорно смотрел в пол. Лишь время от времени он кидал быстрый взор на девушку и снова опускал голову.

Наконец, капитан Перси встал и проводил Розу к креслу. И тут же в комнату в сопровождении двух индейцев вошел мико.

– Токеа! – вскричал юноша. Он пристально поглядел на вождя и снова потупился. – Черт бы побрал ваш вигвам, – пробормотал он. – Уж лучше бы я угодил прямиком в адское пекло.

– Токеа, – спросил капитан Перси, – тот ли это человек, что оказался в вашем вигваме четырнадцать дней назад?

– Тот самый. Белая Роза и та, кого уже нет на свете, привели его в вигвам мико.

– Тот ли это человек, которому Роза и ваша дочь подарили одежду?

Индеец кивнул.

– Тот ли это человек, что покинул ваш вигвам без вашего ведома? снова спросил капитан Перси.

– Капитан, я полагаю, что вам следует задавать вопросы, а не подсказывать индейцу ответы, – заметил один из офицеров.

– Токеа, – гордо сказал мико, – дважды открывал рот и говорил бледнолицему правду. Мико спал, когда пришел этот белый человек. Мико был на охоте, когда тот покинул его вигвам.

– Отчего же вы не рассказали нам этого прежде? – спросил один из офицеров Джеймса.

Тот ничего не ответил.

Индеец удивленно поглядел на него и проговорил:

– Брат мой, ты можешь говорить теперь, ты можешь подтвердить слова мико. Токеа снимает печать с твоих уст.

– Мико сам решает, что ему делать, не спрашивая других. Я поступаю так же, – сердито возразил англичанин.

– Когда бледнолицый брат покидал мой вигвам, – сказал, качая головой, Токеа, – мико запечатал его уста, чтобы ни один из чужаков не ступил на тропу, что ведет к его вигваму. Ныне же Токеа лишился своего вигвама, вождь Соленого озера сжег его. Токеа отвернулся от вождя Соленого озера. Брат мой должен говорить. Не то бледнолицые решат, будто мико и его люди встали на одну тропу с сыновьями Великого отца Канады.

– Капитан, вы полагаете, что все обстоит именно так? – спросил один из офицеров.

– Я не сомневаюсь в этом. Из протокола первой беседы с индейцами нам известно, что Токеа взял с Ходжа честное слово, что тот никому не расскажет об их встрече.

Между тем индеец продолжал внимательно разглядывать пленного.

– Брат мой, – сказал он, – похож на буйвола, угодившего в ловушку. Верно, там он и утратил былую отвагу. – С этими словами он презрительно отвернулся от англичанина.

– Джеймс Ходж, – сказал капитан Перси, – теперь вы должны рассказать о своем пребывании у индейцев. Мне приятно отметить, с каким мужеством и благородством вы держали данное вами слово.

– Вам и так уже все известно от этой девицы. Пишите, что хотите. Поступайте, как знаете.

– Вы имеете в виду мисс Розу? – гневно спросил капитан. – Ту юную леди, которая с риском для жизни помогла вам уйти от индейцев?

Пленный покраснел и опустил глаза.

– Итак, рассказывайте, – продолжал капитан. – И помните, что ваша честь ничуть не пострадает, ежели вы с должным почтением станете отзываться о тех, кто ни чем не заслужил вашего небрежения.

– Больше мне нечего рассказывать, – смущенно проговорил англичанин. И я вовсе не нуждаюсь в вашей заботе и сочувствии.

– Вы глубоко заблуждаетесь, коли полагаете, что в данном деле речь идет лишь о вас самом. Во имя чести вашей родины и флота, в коем вы изволите служить, вам надлежит рассеять подозрения, тяготеющие над вами.

– Англия и ее флот в состоянии и сами постоять за свою честь, вскинув голову, заявил англичанин. – Просто вашу гордыню тешит то, что в ваши руки попал англичанин, над которым можно безнаказанно измываться. Поступайте, как вам будет угодно.

– С молодым человеком что-то неладно, – заметил один из офицеров. По-моему, следует на время прервать допрос.

Капитан задумался, потом снова обратился к юноше:

– Итак, вы по-прежнему не желаете говорить?

В ответ тот лишь покачал головой.

Офицеры поднялись со своих мест. Пленного увели. Он вышел, не оглянувшись, погруженный в свои мысли.

– Экий глупец этот мальчишка, – заметил один из офицеров.

– Да, с подобным упрямством мне еще не приходилось сталкиваться, сказал другой. – Похоже, его терзают угрызения совести.

– Ничего не понимаю, – сказал капитан Перси. – Прежде он держался на редкость учтиво, как истинный джентльмен. Его словно подменили.

– Я простой плантатор, – сказал капитан ополченцев из Опелоузаса, – и мало смыслю во всех этих тонкостях. Но сдается мне, что мы имеем дело с упрямством истинного джентльмена. Он – настоящий Джон Булль, а посему упрям, как бык. Я видел его еще в Опелоузасе. Веселый малый, смешливый и язвительный, так и сыпал шуточками. А знаете, что его так пришибло? История с миссис Блант. Он никогда не простит ни себе, ни нам того, что выказал себя трусом. Бьюсь об заклад, он не вымолвит в свою защиту ни единого слова. И будет только рад, ежели мы решим его повесить.

– Похоже, что так и есть, – согласился другой. – Лишите Джона Булля его дьявольского высокомерия, и вы увидите перед собой обычного упрямого быка. Этот парень от стыда совсем потерял голову, а посему его теперь вовсе не заботит судьба его шеи. Думаю, он даже хочет, чтобы его повесили.

– Что ж, давайте так и сделаем, – заявил третий. – Чего мы с ним церемонимся? Повесим его, коли ему этого хочется.

– Мы повесим его, если он того заслуживает, капитан Уэллс, – возразил один из сыновей сквайра. – Не прибавит чести нашей стране, если мы воспользуемся упрямством этого юноши, дабы нанести удар Джону Буллю. Мы собрались для того, чтобы расследовать это дело. Позвольте мне сделать еще одну попытку. Надеюсь, я сумею заставить его говорить. Приведите его и ирландца.

– Превосходно, мистер Коупленд, – согласились офицеры. – Ничего не имеем против.

Некоторое время спустя в комнату ввели Джеймса и ирландца.

– Мэрфи, – дружелюбно обратился Коупленд к ирландцу, – кое-кто из нас еще не слыхал вашу историю. Расскажите-ка нам про ваши приключения в логове разбойников.

– Ради бога! Прошу вас, не надо! – вспыхнув, вскрикнул Джеймс.

– Ваши благородия! – почесывая за ухом, сказал ирландец. – Скажу по чести, сын моего отца – изрядный дурень. Но куда большим дурнем сделался после той истории этот джентльмен. Но держу пари, что он совсем рехнется.

– Мистер Ходж, если вы соизволите, наконец, заговорить, – обратился молодой Коупленд к англичанину, – вы избавите нас от необходимости слушать рассказ вашего соотечественника. Сообщите нам все, что необходимо, и мы, возможно, не станем настаивать на унизительных для вашей чести подробностях.

Пленник долго молчал, раздираемый мучительными противоречивыми чувствами. Когда же ирландца вывели из комнаты, он, наконец, собрался с духом и приступил к рассказу. Выслушав его, капитан Перси сказал:

– Молодой человек, можете считать, что вам повезло. Ваши судьи выказали терпение, коего вы не заслуживаете. Надеюсь, ваше дело завершится благополучно.

33

Глядя на Розу, нетрудно было заметить, что она чем-то раздражена и обеспокоена. Причиной сего, вероятно, был дом миссис Паркер, во многих отношениях не самый подходящий для того, чтобы примирить наивное дитя природы с тягостными условностями цивилизованной жизни. Полковник Паркер принадлежал к одному из аристократических семейств, что перебрались сюда из Виргинии и перенесли на свободные земли нового штата уклад и привычки английской аристократии. Не претендуя на титулы, они, тем не менее, знали свою родословную не хуже, чем их английские титулованные родичи. Правда, теперь полковник придерживался демократических воззрений, сразу после переезда он примкнул к партии президента. Убежденность, с коей он отстаивал перед капитаном Перси правоту сквайра, казалось, подтверждала незыблемость его политических принципов. Однако друзья дома полагали, что полковник просто поддерживал взгляды большинства жителей штата, у которых были не в чести аристократические замашки виргинцев. А его деятельное участие в оппозиции, выступившей на собрании против главнокомандующего, объяснялось нежеланием потворствовать диктаторским замашкам человека, который, если верить слухам, был выходцем из весьма заурядного ирландского семейства. Те же друзья поговаривали, что полностью одобряя политическую гибкость супруга, миссис Паркер тем не менее поддерживала тесные связи с аристократической партией своего родного штата Виргиния, уповая на то, что нынешние демократические настроения в недалеком будущем уступят место более достойным – аристократическим.

Миновало уже десять лет с той поры, как они перебрались сюда из Виргинии, и все эти годы миссис Паркер оставалась образцовой женой и хозяйкой. Изнеженная, привыкшая к роскоши, она сносила бесконечные лишения с таким спокойствием и смирением, что поневоле вызывала восхищение соседей. Она ободряла и утешала супруга, стараясь находить крупицы радости в их нелегкой жизни. Она и теперь с гордостью показывала гостям крохотный домишко, где когда-то они жили с детьми. Она указывала на место, где прежде стояло фортепьяно, на котором она после многотрудного дня наигрывала по вечерам своим близким религиозные песнопения, а также демонстрировала самодельные, поношенные платья, висевшие тут же в память о былом. Нет слов, миссис Паркер была особа высоконравственная и весьма ученая, и хотя при огромном богатстве она жила довольно скромно и непритязательно, в ней ощущалось истинное благородство, вследствие коего дамы из хороших семей всегда служат примером для своих сограждан. Никто не решился бы упрекнуть миссис Паркер в оскорбительном высокомерии, однако между нею и прочими жителями городка оставался некий холодок в отношениях, едва заметный и тщательно скрываемый, – впрочем, легко распознаваемый в этих краях, где люди равно высоко ценили и личные, и общественные добродетели.

Розе нелегко пришлось в этом доме, в окружении образованного, утонченного семейства Паркеров. Поначалу девушка точно пробудилась ото сна, она весело улыбалась, душа ее радостно потянулась навстречу новой жизни. Но вскоре она столкнулась с неведомыми ей доселе нравами и обычаями, и, при каждом таком столкновении она робко отходила в сторону и замыкалась в себе. Она с горечью осознавала скудость своего образования и частенько опускала глаза, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы. Правда, подолгу горевать она не имела обыкновения, да и природный ум помогал ей быстро наверстывать упущенное.

То, что девушка долгие годы жила вдали от цивилизованного мира, более прочего выдавала ее речь. Ей то и дело не хватало слов. Пытаясь выразить какую-нибудь мысль, она боролась с мучительной неловкостью. На манер индейцев она молча выслушивала собеседника и погружалась в долгое размышление, прежде чем дать ответ. Впрочем, повествуя о чем-либо, она не ведала никаких затруднений, ибо была поистине поэтической натурой.

– О господи! – вздохнула Вирджиния, лежа на диване с книгой.

Было скучное пасмурное утро. Миссис Паркер сидела за столом, заваленным расчетными книгами и бумагами, а напротив нее сидел молодой Коупленд, служивший тут управляющим.

– Ах, мама! – воскликнула девушка, бросив на диван книгу и подойдя к окну. – Какая скука! Все словно вымерло. Даже на реке ни единой лодчонки. Это просто невыносимо!

Мать оставила ее слова без всякого внимания и продолжала беседу с управляющим.

– Мистер Коупленд, неужели вы полагаете, что не следует отсылать Помпи? Нельзя же оставлять его тут?

– О боже! – снова вздохнула Вирджиния. – Только и слышишь целыми днями о всяких Помпи, Цезарях и хлопке!

И она снова опустилась на диван и принялась за чтение романа "шотландского волшебника", как с истинно шотландской скромностью величал себя Вальтер Скотт. Но тут в гостиную вошли Габриэла и Роза, а за ними негритянка-горничная с огромным глобусом.

– В библиотеке стало холодно, – сказала Габриэла матери, – а мне нужно еще кое-что объяснить Розе.

Миссис Паркер одобрительно кивнула дочери, и та заговорила, старательно подражая гнусавому голосу начальницы пансиона:

– Итак, теперь ты знаешь, где находится Америка, и можешь показать на глобусе наш штат. Ну, где он расположен?

– Вот здесь, – показала Роза.

– Нет, вот тут, – засмеялась Габриэла. – Какая же ты невнимательная. Ты показала Австралию. Вот Америка, запомни хорошенько. А это главная часть Америки, понятно? А мы – главная нация, потому и зовемся американцами. А всех остальных называют мексиканцами, перуанцами, бразильцами.

– А еще вас янки зовут? – спросила Роза.

– Фи, не говори так! Кто тебе сказал такое? Янки – так называют тех, кто живет вот тут, – она ткнула пальчиком в шесть штатов Новой Англии. Они-то и есть янки. Они продают нам лесной орех вместо мускатного, а нашим неграм тину из Миссисипи, выдавая ее за медицинские снадобья.

– Все-то тебе известно лучше других, – язвительно заметила Вирджиния.

– Спокойно, Сисси! Я живу в свободной стране! – засмеялась Габриэла. – С тех пор как за тобой стал ухаживать капитан Перси, тебе перестало нравиться слово "янки".

– Ты просто невыносима!

– Ну, разумеется, – насмешливо возразила Габриэла. – Впрочем, капитан вскоре будет здесь, а потому нам нужно поскорее управиться с уроком.

И она продолжала объяснения, перейдя от Нового Света к Старому и не упустив ни единой возможности блеснуть перед Розой своей ученостью.

Когда стемнело, появился слуга с серебряным подсвечником и что-то тихо сказал хозяйке.

– Пусть войдет, – приказала та.

В гостиную вошла молодая, миловидная, бедно одетая женщина. Оглядевшись по сторонам и несколько раз поклонившись, она поспешила к полковнице, чтобы поцеловать ей руку.

– Ах, оставьте, мадам Мадиедо, – воскликнула та. – Вы же знаете, у нас это не принято. Что вы желаете сообщить мне?

– Мадам! – заговорила женщина на ломаном английском. – Вы догадываетесь, о чем я пришла молить вас.

– Мне очень жаль, мадам Мадиедо, – сказала миссис Паркер, – но я не считаю себя вправе вмешиваться в это дело. Ваш муж способствовал побегу государственного преступника.

– Не будьте к нам столь суровы! – воскликнула француженка. – Явите свою милость! Дайте мне более утешительный ответ! Не гоните меня прочь!

Но миссис Паркер осталась холодна к ее мольбам.

– Наша страна дала приют вашему мужу, не спрашивая о его прошлом. Она приняла его при условии, что он будет следовать нашим законам и никогда не посягнет на наше спокойствие и безопасность. Полковник Паркер приказал арестовать месье Мадиедо. Вам хорошо известно, за что. И я не намерена действовать вопреки его приказу.

– Мадам, одно ваше слово, и он свободен, – зарыдала француженка. Сжальтесь над нами. После его ареста мы не продали и десяти пинт. Все нас боятся. Все сторонятся. Какая ужасная страна. Никто не поддержит нас в беде, все толкают нас в пропасть.

– Это вам не Франция и не Испания, – надменно заметила полковница.

– Да, увы!

– Там люди гордятся, дав свободу государственному преступнику, ибо он совершил преступление против ненавистного властителя. Здесь же – это преступление против всего народа, и меня радует то, что наши люди столь глубоко осознают свой общественный долг и выражают презрение преступнику.

Полковница поднялась и легким кивком головы дала понять, что разговор окончен.

Хотя высказанные полковницей принципы были достойны всяческого уважения, ее суровость не пришлась по душе Розе и молодому Коупленду.

– Ох, уж эти иностранцы – они испорчены до мозга костей, – вздохнула, усаживаясь за стол, миссис Паркер.

– Не могу согласиться с вами, сударыня, – возразил Коупленд. – Они играют в нашем обществе столь жалкую роль лишь потому, что с ними никто не считается. Но, закрывая перед ними двери, мы закрываем наши сердца для милосердия.

И он осуждающе поглядел на полковницу.

– Давайте-ка лучше закончим со счетами, – чуть смутившись, сказала та.

Она оправилась от неловкости лишь при появлении капитана Перси.

– Брат мой, – кинулась к нему Роза, – лицо твое радостно. Ты принес нам добрую весть? Англичанина освободили? Он более не гневается...

– Мисс Роза, – вмешалась полковница, – молодой девушке не к лицу задавать столько вопросов.

– Мисс Роза, пока я не могу порадовать вас. Тот, в ком вы принимаете такое участие, еще не на свободе, но похоже, сей молодой человек приобрел на юге надежных друзей и покровителей, а посему я могу, не рискуя вызвать неудовольствие начальства...

– Выказать ему немного сочувствия, – встрял в беседу молодой Коупленд. – Думаю, он того заслуживает. Ведь по отношению к индейцам и к бедняге Помпи Джеймс Ходж вел себя как порядочный и добросердечный человек. И если вы, капитан, были добры к нему, то это не худший из ваших поступков.

Сказав это, юноша собрал книги и бумаги и откланялся.

– Одна загадка за другой, – заметила полковница. – Что общего у вас с молодым Коуплендом и что связывает его с англичанином?

Капитан, качая головой, смотрел на дверь.

– Сам не пойму, что нужно от меня этому юноше. Впрочем, мои офицеры ведут себя не менее удивительно. – Он иронически улыбнулся. – Подумать только, капитан Майк Брум соблаговолил вчера пригласить англичанина на обед, во время которого представил его неким важным персонам, а те великодушно открыли для него свои кошельки.

– Ну, эту загадку я, пожалуй, могу разгадать, – сказала полковница. Насколько мне известно, брат нашего управляющего, лейтенант Коупленд сообщил своему отцу о результатах последнего допроса.

– Что ж, теперь мне все ясно. Всемогущий сквайр раскрыл англичанину свои объятия, и теперь ему покровительствуют все граждане славного Опелоузаса.

– Доверие народа многого стоит, – вздохнув, сказала полковница.

С губ капитана уже был готов сорваться язвительный ответ, но тут вошел ординарец и протянул ему запечатанный сургучом пакет. Вслед за тем дверь снова отворилась, и в гостиную впорхнули три юные девушки в сопровождении пожилого солидного господина.