Текст книги "Железная хватка"

Автор книги: Чарльз Портис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Я говорю:

– Что-то не по-доброму вы к тому, кто спас вам жизнь.

– Нет, я доволен, что он так сделал, – отвечает Счастливчик Нед Пеппер. – Я ж не говорю, что он падаль, я говорю: зеленый. Все детки такие в дело годятся, но тут же нельзя терять голову, надо за собой следить. Вот погляди на старика Задиру. Теперь-то он умер, конечно, но он уже десять раз должен был умереть. Да, и твой добрый друг Кочет – тоже. И к нему это относится.

– Он мне не друг.

Фаррелл Пермали тут ухнул, совсем как брат его, и говорит:

– Вон они какие!

Я поглядела на северо-запад и вижу: на гребень два всадника выезжают. За ними привязанный идет Малыш-Черныш без ездока. Счастливчик Нед Пеппер тут в ход свою трубу пустил, но я их разглядела и без такой подмоги. Выехав на гребень, они остановились, повернулись к нам, и Кочет выстрелил из пистолета в воздух. Дымок из дула я увидела, не успел звук долететь. Счастливчик Нед Пеппер свой револьвер вынул и выстрелил в ответ. После чего Кочет с Лабёфом скрылись за гребнем. А следом и Малыш-Черныш.

По-моему, у меня вот до этого самого мига не откладывалось, в каком я оказалась положении. Я и не думала, что Кочет или Лабёф так легко уступят бандитам. Представляла себе, как они подкрадутся по кустам и нападут на эту шайку, пока она ничего не соображает, или же пойдут на какую-нибудь хитрую уловку, как сыщики обычно делают, чтоб бандитов приструнить. А они – уехали! Следопыты меня бросили! Я совсем упала духом и впервые испугалась за свою жизнь. И рассудком вся переполошилась.

Кого тут винить? Помощника судебного исполнителя Кочета Когбёрна!Пьяный дурень и пустозвон обсчитался на четыре мили и привел нас прямо к лежбищу бандитов. Вот так сыщик! Да, а когда в другой раз выпивал, зарядил мне револьвер плохими капсюлями, и тот меня подвел в минуту нужды. Но мало того: теперь он меня вообще бросил в этой жуткой глухомани на милость банды головорезов, которым и на кровь собственного сотоварища-то наплевать, что уж там говорить про жизнь беззащитной и нежеланной отроковицы! Вот это в Форт-Смите считают закалкой? У нас в округе Йелл это зовется иначе!

Счастливчик Нед Пеппер заорал Настоящему Чумазому Бобу и Хэролду Пермали, чтобы бросали свой пост и возвращались в лагерь. Оседлали и приготовили четырех лошадей. Счастливчик Нед их осмотрел, потом глянул на лишнее седло – оно лежало на земле. Старое, но красивое, плющеным серебром отделано.

Говорит:

– Это седло Боба.

А Том Чейни ему:

– Мы лошадь Боба и потеряли.

– Это ты ее потерял, – говорит бандитский главарь. – Расседлывай эту серую и седлай ее Бобу.

– На серой я езжу, – отвечает Чейни.

– У меня на тебя другие виды.

Чейни взялся расседлывать серую. И спрашивает:

– Я вторым за Бобом поеду?

– Нет, слишком риск велик для двоих на одной лошади, если дело дойдет до погони. Доедем до Ма, я за тобой пришлю Кэрролла со свежей лошадью. Я хочу, чтоб ты тут остался ждать с девчонкой. Уедешь отсюда еще до темна. Мы едем на «Старое место», там и встретимся.

– А мне так не нравится, – заявляет Чейни. – Давай, Нед, я с тобой поеду, лишь бы отсюда убраться.

– Нет.

– Сюда исполнители эти придут.

– Они прикинут, что мы все уехали.

Я говорю:

– Я тут одна с Томом Чейни не останусь.

А Счастливчик Нед Пеппер мне отвечает:

– Только так будет, как я сказал.

– Он меня убьет, – говорю я. – Сами же слышали, грозился. Моего отца убил, а теперь вы ему дадите убить и меня.

– Ничего подобного он не сделает, – отвечает главарь бандитов. – Том, знаешь переправу у Кипарисовой развилки, рядом с бревенчатым молитвенным домом?

– Знаю это место.

– Отвезешь девчонку туда и оставишь. – Потом мне: – Переночуешь в молитвенном доме. Там в двух милях выше по ручью живет один болван, Флэнаган зовут. У него есть мул, и он тебя до Макалестера проводит. Он не говорит и не слышит, зато умеет читать. Писать обучена?

– Да, – отвечаю. – Отпустите меня сейчас пешком. Я сама выберусь.

– Нет, так не годится. Том тебе худа не сделает. Ты меня понял, Том? Если девчонка пострадает, не получишь своей доли.

Чейни говорит:

– Фаррелл, давай я с тобой поеду.

Но Фаррелл Пермали только расхохотался да заухал совой, вот так:

– Хоо, хоо, хоо. – Тут Настоящий Чумазый Боб подходит, и Чейни давай умолять, чтобы его пустили на лошадь. Чумазый Боб говорит: нет. Братья Пермали, как дурачки малолетние теперь, соединились, и никакого разумного ответа Чейни от них не дождался. Хэролд Пермали всякий раз его перебивал какими-нибудь насмешками, животных изображал – то свиньей захрюкает, то козлом заблеет или овцой, а Фаррелл над таким развлечением только хохотал да просил:

– Еще, Хэролд. Козла покажи?

Чейни наконец говорит:

– Всё против меня.

Счастливчик Нед Пеппер тем временем проверил, крепко ли пряжки застегнуты на седельных сумках.

Тут Чумазый Боб говорит:

– Нед, давай-ка мы прямо сейчас добычу поделим.

– У нас на «Старом месте» время будет, – отвечает главарь.

– Мы уже в две потасовки ввязывались, – говорит Чумазый. – Двух человек потеряли. Мне будет спокойней, если моя часть будет ехать со мной.

А Счастливчик Нед Пеппер отвечает:

– А что, Боб, мне казалось, ты время выиграть хочешь.

– Это ж недолго. А мне будет легче.

– Что ж, ладно. Меня устраивает. Только чтоб тебе было легко.

Сунул руку в одну сумку, вытащил четыре пачки зеленых и сунул Чумазому Бобу.

– Как тебе? – спрашивает.

А Чумазый Боб ему:

– Пересчитывать не будешь?

– Не будем же мы ссориться из-за доллара-другого. – После чего одну пачку дал Хэролду Пермали, а одну купюру в пятьдесят долларов – Фарреллу.

Братья на это сказали:

– Хууу-хааа! Хууу-хааа!

Интересно, подумала я, почему они больше не требуют – в свете того, сколько они вообще при этом ограблении изъяли? Но они, видать, договорились о твердой ставке за услуги. А кроме того, прикинула я, не очень-то разбираются в ценности денег.

Счастливчик Нед Пеппер снова застегнул сумку.

– Твоя доля, Том, будет пока у меня, – говорит. – Я выплачу все тебе сегодня на «Старом месте».

А Чейни:

– Для меня ничего не складывается.

Тут Чумазый Боб спрашивает:

– А что у нас с заказной почтой?

– А что у нас с ней? – переспросил Счастливчик Нед. – Ты, Боб, никак письма ждешь?

– Если в ней есть деньги, их тоже можно сейчас раздать. Нет смысла таскать с собой мешок с пломбами как улику.

– Тебе не полегчало?

– Ты к моим словам, Нед, слишком придираешься.

Счастливчик Нед Пеппер задумался. Потом говорит:

– Ну, может, и так. – Опять расстегнул ремешки. Вытащил опечатанный полотняный мешок, распорол его ножом Барлоу [88]88
  Нож Барлоу– популярная в США разновидность складного ножа с одним или двумя лезвиями и утяжеленной рукоятью. Вероятно, начал изготовляться Обадией Барлоу в Шеффилде, Великобритания, в 1760-х гг., хотя в США, куда эти ножи импортировались в больших количествах, на изобретение ножа претендовали четыре семейства с этой фамилией.


[Закрыть]и вытряхнул содержимое на землю. Ухмыльнулся и говорит: – Рождественский подарок! – Так, конечно, только дети малые друг другу кричат рано утром на Рождество, а игра тут в том, чтобы успеть это крикнуть раньше всех прочих. [89]89
  Традиция кричать утром «Рождественский подарок!» (тот, кто успел раньше, должен получить подарок от того, кто не успел) прослеживается с начала 1840-х гг.: на юге США в бедных сельских афроамериканских и англосаксонских семьях это выражение считалось таким же легитимным поздравлением, как «С Новым годом!» или «Веселого Рождества».


[Закрыть]Я раньше как-то не задумывалась, что такой тертый-битый разбойник мог когда-то быть маленьким. Наверное, кошек мучил и грубо фыркал в церкви, если не засыпал на службе. А когда ему требовалась твердая рука, чтоб его обуздать, так ее рядом и не было. Старая история!

В мешке было лишь шесть-семь корреспонденций. Какие-то частные письма, в одном – двадцать долларов, и еще какие-то документы, юридического по виду свойства, вроде договоров. Счастливчик Нед Пеппер их проглядел и отбросил в сторону. Зато в толстом сером конверте, перевязанном лентой, была сотня двадцатидолларовых ассигнаций в пачке Торгового банка Цуцика, что в Денисоне, штат Техас. Еще в одном конверте лежал чек.

Счастливчик Нед Пеппер его поразглядывал, потом спрашивает у меня:

– Хорошо читать умеешь?

– Я читаю очень хорошо, – отвечаю.

Он чек дает.

– Мне пригодится? – спрашивает.

То был банковский чек на 2750 долларов, выписанный Трест-компанией ложи фермеров [90]90
  Национальная ложа покровителей сельского хозяйства – старейшая фермерская организация США, основана в 1867 г. В 1870-е гг. возглавляла движение «грейнджеров» в борьбе с железнодорожными монополиями, установившими высокие цены на перевозку и хранение сельхозпродукции. Строилась по типу масонской ложи, но принимала в свои ряды как мужчин, так и женщин.


[Закрыть]Топики, штат Канзас, на имя Маршалла Пёрвиса. Я говорю:

– Это банковский чек на две тысячи семьсот пятьдесят долларов, выписанный Трест-компанией ложи фермеров Топики, штат Канзас, на имя Маршалла Пёрвиса.

– Я вижу, сколько он стоит, – говорит бандит. – Пригодится или нет?

– Деньги по нему получить можно, если банк способен их заплатить, – отвечаю я. – Но его должен подписать этот человек по имени Маршалл Пёрвис. Банк гарантирует, что на счете деньги есть.

– А эти купюры?

Я рассмотрела ассигнации. Новенькие. Говорю:

– Они не подписаны. Не годятся, если их не подпишут.

– А ты их не можешь подписать?

– Подписывать их должен мистер Цуцик, президент банка.

– Трудно это имя написать?

– Фамилия необычная, но написать ее нетрудно. Вот тут напечатана. Это его подпись, образец – Монро Дж. Б. Цуцик, президент Торгового банка Цуцика города Денисон, штат Техас. Вот тут нужно написать похожую.

– Тогда ты мне это сейчас и подпишешь. И чек тоже.

Само собой, не хотелось мне свое образование пускать на службу этому грабителю, поэтому я медлила.

Он говорит:

– Я тебе так по мордасам надаю, что в башке зазвенит.

А я ему:

– Мне писать нечем.

Он вынул патрон из патронташа и опять открыл складной нож.

– Сойдет и так, – говорит. – Я тебе свинца настрогаю.

– Их надо чернилами подписывать.

Чумазый Боб говорит:

– Мы этим и потом можем заняться, Нед. Подождет.

– Сейчас займемся, – отвечает главарь бандитов. – Ты же хотел почту смотреть. Эта бумага стоит больше четырех тысяч долларов, если на ней немного порисовать. А девчонка умеет. Хэролд, сходи-ка к мусорной куче да найди мне крепкое перо от индюшки, сухое да погуще. – После чего кривыми зубами своими выдернул пулю из патрона и высыпал черный порох на ладонь. Сплюнул туда же щелястым ртом и размешал вязкую гадость пальцем.

Хэролд Пермали вернулся с горстью перьев, Счастливчик Нед Пеппер выбрал одно, срезал кончик ножом и чуть высверлил канал. Макнул перо в «чернила» и корявыми детскими буквами вывел себе на запястье «НЕД». И говорит:

– Вот. Видишь? Это мое имя. Не похоже?

– Да, – говорю, – написано «Нед».

Он мне перо протянул:

– Давай берись за дело.

Стол мне сделали из плоского камня, на который постелили какой-то договор. Не приспособлена я плохо работать, когда речь о письме заходит, потому и честно трудилась – верно списывала подпись мистера Цуцика. Однако самодельные перо и чернила были неудовлетворительны. Буквы скакали, расползались и сужались. Будто палкой писали. Я при этом думала: «Ну кто поверит, что мистер Цуцик подписывает свои ассигнации палкой?»

Однако малограмотный главарь бандитов не много чего понимал в банковском деле – разве что кассиров изредка видел в прицел винтовки, – а потому работой моей был доволен. Я все подписывала и подписывала, перо макала ему в ладонь, как в чернильницу. Очень утомительно. Я заканчивала одну ассигнацию, он ее у меня выхватывал и сразу подсовывал другую.

Потом говорит:

– Они же как золото, Боб. Обменяю их у Колберта.

А Чумазый Боб ему:

– Никакая бумажка с золотом и рядом не станет. Я в этом убежден.

– Да уж, много чего мексиканец чертов понимает.

– У каждого свои принципы. Скажи ей, чтоб быстрей карябала.

Когда с этой преступной работой было покончено, Счастливчик Нед Пеппер сложил ассигнации и чек в серый конверт и упрятал его в седельную сумку. И говорит:

– Том, с тобой мы увидимся вечером. Держи себя с этим ребенком приятно. Малыш Кэрролл к тебе приедет, не успеешь оглянуться.

И они ушли оттуда – не верхами, а ведя лошадей в поводу, потому что склон был очень крутой и кустистый.

А я осталась одна с Томом Чейни!

Он сидел по другую сторону костра от меня, пистолет за поясом, на коленях – эта его винтовка Генри. Лицо – «в мрачных думах». Я поворошила угли в костре, подгребла их к одной банке с водой.

А Чейни за мной наблюдал. Потом спрашивает:

– Ты что делаешь?

Я говорю:

– Воду грею – смыть с рук всю эту черноту.

– От грязи вреда не будет.

– Да, это верно, а не то и ты, и твои «дружки» давно бы умерли. Я знаю, что вреда не будет, но лучше все равно смою.

– Ты меня не раззадоривай. А то в змеиной яме очутишься.

– Счастливчик Нед Пеппер тебя предупредил, что, если ты меня как-нибудь обидишь, он тебе не заплатит. Он не шутки шутил.

– Боюсь, он мне вообще платить не намерен. По-моему, он меня тут оставил, чтоб меня поймали наверняка, если я пешком пойду.

– Он же обещал с тобой встретиться на «Старом месте».

– Тихо сиди. Я должен обдумать свое положение и как его улучшить.

– А с моим положением как быть? Тебя-то уж не бросал тот, кому ты заплатил, а он поклялся тебя защищать.

– Вот неугомонная! Что вы вообще понимаете в трудностях и бедствиях? Сиди молча, пока я думаю.

– Ты думаешь про «Старое место»?

– Нет, я не думаю про «Старое место». Ни Кэрролл Пермали, ни кто другой ни с какими лошадями сюда не придет. Ни в какое «Старое место» они не поедут. Меня не так-то просто одурачить, как некоторые считают.

Я хотела было спросить у него про другой кусок золота, но прикусила язык – вдруг он заставит меня отдать и первый, который я уже добыла. Поэтому спросила только:

– Что ты сделал с папиной кобылкой?

Он не ответил.

Я говорю:

– Если ты меня сейчас отпустишь, я два дня буду молчать про то, где ты прячешься.

– Тут можно и кое-что получше сделать, – отвечает. – Ты можешь замолчать навечно. Я больше не стану тебе напоминать, чтоб не открывала рта.

Вода еще не закипела, но над банкой уже клубился пар, и я взяла эту банку тряпкой и кинула в него, а потом вскочила на ноги бежать оттуда во всю прыть. А Чейни я хоть и застала врасплох, он успел лицо прикрыть руками. Взвизгнул и тут же за мной в погоню кинулся. В отчаянии я намеревалась хоть до деревьев добежать. А там, думала, от него скроюсь, начну петлять туда-сюда по кустам, он и отстанет.

Не тут-то было! Только добежала я до края карниза, Чейни схватил меня сзади за пальтецо и остановил намертво. Я только и подумала: «Все, мне теперь точно конец!» Чейни ругал меня последними словами и стукнул по голове стволом пистолета. У меня аж звезды перед глазами высыпали, я подумала, он меня застрелил – я же не знала, каково бывает, если пуля ударяет в голову. Мысли мои обратились к нашему мирному дому в Арканзасе, к моей бедной матушке, которую такое известие точно подкосит. Сначала муж, за ним старшая дочь – оба всего за две недели и от той же кровавой руки! Вот куда потекли мои мысли.

Как вдруг слышу – знакомый голос, веско так слова произносит:

– Руки вверх, Челмзфорд! Шевелись! Тебе конец! И пистолет потише бросай!

То был техасец Лабёф! Он в обход зашел, пешком, надо думать, и от гонки такой задыхался. Стоял от нас шагах в пятнадцати, а ружье его, проволокой обмотанное, смотрело на Чейни.

Чейни мое пальтецо из хватки выпустил и пистолет уронил.

– Всё против меня, – говорит.

Я пистолет подняла.

Лабёф говорит:

– Ты не ранена, Мэтти?

– У меня шишка на голове болит, – отвечаю.

А он Чейни:

– Я вижу, у тебя кровь идет.

– Это девчонка сделала, – отвечает тот. – Ребра мне прострелила, опять кровь пошла. И кашлять больно.

Я спрашиваю:

– А где Кочет?

– Он внизу, следит за парадным входом, – говорит Лабёф. – Давай-ка выйдем туда, откуда видно. Не рыпайся, Челмзфорд!

Мы прошли к северо-западному краю карниза, обогнув ту яму, которой мне грозил Чейни.

– Ступайте осторожней, – предупредила я техасца. – Том Чейни говорит, там опасные змеи на дне зимуют.

С дальнего края карниза вид нам явился превосходный. Под ногами обрывался лесистый склон, который выходил на луг. Тот, открытый и ровный, сам располагался высоко, а за ним – еще один спуск, тот уже уводил прочь от гор Винтовая Лестница.

И только мы вышли на этот наблюдательный пост, как нас тут же вознаградило зрелище: Счастливчик Нед Пеппер и трое бандитов выезжают на луг. Они уже сидели верхами и лошадьми правили к западу, прочь от нас. Но только ступили они из подлеска, из кустов на западном краю того поля возник одинокий всадник. Лошадь его шла шагом, и всадник неторопливо эдак выехал на самую середину луга и остановился, словно бы загораживая путь четверке отчаянных.

Да, то был Кочет Когбёрн! Бандиты придержали коней и остановились против него ярдах в семидесяти-восьмидесяти. В левой руке Кочет держал свой военно-морской револьвер, а правой держал поводья. Он спросил:

– Где девчонка, Нед?

Счастливчик Нед Пеппер ему на это сказал:

– Когда я ее видел в последний раз, здоровье у нее было отменным! А теперь я за нее не отвечаю!

– А вот и ответишь! – сказал Кочет. – Где она?

Тут Лабёф выпрямился во весь рост, сложил ладони рупором и крикнул вниз:

– Когбёрн, с ней все хорошо! Челмзфорда я тоже взял! Беги давай!

Эту весть и я подтвердила, крикнув:

– Я здорова, Кочет! Мы взяли Чейни! Уходите оттуда!

Бандиты повернулись и посмотрели на нас – их, без сомнения, удивил и обескуражил такой интересный поворот событий. Кочет нам ничего не ответил и не сделал ни малейшей попытки оттуда уехать.

Счастливчик Нед Пеппер ему говорит:

– Ну чего, Кочет, дашь нам проехать? Нас дела ждут!

А тот в ответ:

– Хэролд, вы с братом отъедьте-ка подальше! Вы меня сегодня не интересуете! Держитесь в стороне, и вам ничего не будет!

На это Хэролд Пермали только петухом закричал, и над «Кукареку!» брат его Фаррелл от души посмеялся.

А Счастливчик Нед Пеппер спрашивает:

– Ты что это намерен делать? Думаешь один против четверых выдюжить?

Кочет ему:

– Я собираюсь убить тебя, Нед Пеппер, через минуту – или посмотреть, как ты будешь болтаться на виселице в Форт-Смите, когда того пожелает судья Паркер! Тебе что угодно будет?

Счастливчик Нед Пеппер только засмеялся и говорит:

– Для одноглазого толстяка ты что-то слишком распоясался!

А Кочет ему:

– Берись за оружие, сукин ты сын! – и сам взял поводья в зубы, выхватил другой револьвер из седельной кобуры, вогнал шпоры в бока своего сильного коня по имени Бо – и кинулся прямо навстречу бандитам. Любо-дорого поглядеть. Револьверы он держал широко, на уровне головы скакавшего во весь опор коня. Четверо бандитов приняли этот вызов, тоже выхватили оружие и пришпорили мустангов.

Дерзкий ход со стороны помощника исполнителя, в чьем мужестве и закалке я не так давно сомневалась. Нет закалки? У Кочета Когбёрна? Ну уж дудки!

Лабёф машинально поднял ружье, но потом опустил и стрелять не стал. Я дернула его за пальто и говорю:

– Стреляйте же в них!

А техасец:

– Слишком далеко и слишком быстро едут.

Бандиты, наверное, стрельбу открыли первыми, хотя грохот и дым поднялись так внезапно и везде, что я в том не уверена. Знаю только, что исполнитель на них скакал столь решительно и неуклонно, что бандиты поломали свой «порядок», когда совсем с ним встретились, и он меж них проскакал: револьверы сверкают выстрелами, а он не в прицелы целится, а просто направляет на бандитов стволы и головой туда-сюда вертит, чтоб целым глазом видеть.

Первым рухнул Хэролд Пермали. Дробовик он отбросил и схватился за шею, а лошадь его с себя скинула назад через круп. Настоящий Чумазый Боб скакал поодаль от прочих, чуть не лежа у лошади на шее, поэтому со своей добычей он удрал. Фаррелла Пермали ранило, а через секунду и лошадь у него упала – сломала ногу, – и Фаррелла швырнуло вперед, так он и умер.

Мы думали, Кочет проскочил через это испытание без ущерба, но несколько дробин попали ему в лицо и плечи, а Бо смертельно подбило. Кочет уж собрался развернуть своего большого коня, не выпуская из зубов поводьев, и возобновить атаку, да тот завалился набок, и Кочет оказался под ним.

Поле теперь было за одним всадником, то есть Счастливчиком Недом Пеппером. Он тоже развернулся. Левая рука у него вяло и бесполезно висела, но револьвер он держал правой. И говорит:

– Ну, Кочет, эк меня в куски разнесло!

А исполнитель оба своих больших револьвера выронил и как раз пытался патронташ из-под павшего коня вытащить – их вместе весом придавило.

А Счастливчик Нед Пеппер пустил своего мустанга рысью, чтобы наехать на беспомощного следопыта.

У меня под боком Лабёф вдруг дернулся и присел со своим Шарпсом наизготовку, локоть в колено упер. Лишь секунда ему понадобилась, чтоб поймать прицел и выстрелить из мощной винтовки. Пуля полетела к цели, точно ласточка к гнезду, и Счастливчик Нед Пеппер замертво поник в седле. Лошадь его встала на дыбы, бандита скинула наземь и в панике побежала прочь. Дистанция у этого замечательного выстрела техасца во всадника на ходу была больше шестисот ярдов. Я хоть под присягой это готова подтвердить.

– Ура! – кричу я радостно. – Ура техасцу! В самое яблочко!

Лабёф был собой очень доволен, когда перезаряжал.

Так-то оно так, только у пленника перед сторожем всегда преимущество в этом смысле: он не перестает думать о том, как ему сбежать, возможности ищет, а поимщик о пойманном все время не думает. Раз поймали, считает сторож, больше ничего и не надо – только силу свою показывать. И сторож радуется своему, мысли у него бродят. Природа, что тут скажешь. Будь оно иначе, сторож был бы пленником пленника.

Вот и вышло, что Лабёф (и я с ним вместе) отвлекся на один опасный миг – наслаждался удачным своевременным выстрелом, что спас жизнь Кочету Когбёрну. Тут Том Чейни быка за рога и взял – схватил обеими руками каменюку размером с тыкву и разбил ею голову Лабёфа.

Техасец рухнул с мучительным стоном. Я закричала страшным голосом, скорей на ноги и прочь пячусь, а пистолетом опять в Тома Чейни целю. Тот же опрометью к Шарпсу кинулся. Подведет ли меня и на этот раз старый драгунский револьвер? Только б не подвел.

Я быстро курок взвела и жму на спуск. Заряд взорвался – и отправил свинцовую круглую пулю возмездия, что так затянулось, прямо в преступную голову Тома Чейни.

Но победы вкусить я не успела. Отдача от большого пистолета была такая, что я не устояла на ногах. Совсем забыла про ямупозади! И прямо через край в нее рухнула – кувырком, стукаясь о неровные стенки, а сама все пыталась уцепиться изо всех сил за что-нибудь. И не находила за что. Ударилась о дно, аж в глазах потемнело. Весь дух из меня вон, я полежала чуть, пока в себя не пришла. Но сообразить все равно ничего не могу, душа будто из тела моего воспарила, выбравшись через рот и ноздри.

То есть это я только считала, что лежу, а когда встать решила, вижу – я стою стоймя в узкой расщелине, и весь низ мой застрял между мшистыми валунами. Как пробка в бутылку попалась!

Правая рука у меня к телу прижата, и высвободить ее я не могу. Попробовала левой рукой шевельнуть, чтоб из ямы выбраться, и с ужасом поняла, что эта рука у меня выгнута каким-то неправильным углом. Сломана! Болело не сильно, только покатывало, будто я ее «отсидела». Пальцы еле двигались, ни за что не ухватишься. Опираться на эту руку я боялась, вдруг от давления перелом еще дальше разойдется и хуже заболит.

Внизу там было холодно и темно, хотя и не совсем темень. Сверху опускался тонкий столб света и падал на каменное дно лужицей солнца футах в трех-четырех от меня. Я задрала голову и вижу, как там пыль кружит, потревоженная моим падением.

На камнях перед собой я различила несколько палок, клочков бумага и старый кисет – все было в кляксах жира, потому что сюда его со сковородок счищали. И еще я заметила край мужской синей рубахи, а остальное скрывалось в тени. И никаких змей вокруг. Хвала провидению!

Я собрала все свои силы и кричу:

– На помощь! Лабёф! Вы меня слышите?

А в ответ ни слова. Я не знала даже, жив техасец или уже нет. Только слышу – ветер воет где-то наверху, за спиной у меня что-то капает да «попискивает» и «повизгивает». Ни что там копошится, я так и не поняла, ни где.

Я сызнова попробовала высвободиться из камней, но от резких рывков только еще больше во мшистую щель ушла. И первая мысль: «Так не годится». Перестала тогда елозить, чтоб не провалиться в самую глубь черноты, которую и помыслить страшно. Ноги мои свободно болтались внизу, а рабочие штаны задрались так, что голое наружу. Что-то мою ногу задело, я думаю: «Паук!» Лягнула, обеими ногами подергала, а потом перестала – из-за того, что всем телом еще на дюйм глубже просела.

Опять этот писк – и тут я поняла, что в пещере подо мною, должно быть, живут летучие мыши.Эти мышии пищат, и на ногу мне мышьтакая села. Да, я их переполошила. У них внизу гнездо. А застряла я так успешно в аккурат у них в дверях наружу.

Летучих мышей я особо не боялась, неразумно это – они робкие маленькие твари, – однако знала я и то, что они переносят жуткую «водобоязнь», которую ничем не излечишь. Что ж станут делать эти летучие мыши, когда наступит ночь и им придет время вылетать, а проход во внешний мир закрыт? Кусаться начнут? Если ж я буду отбиваться и пинаться, наверняка проскользну в дыру насквозь. Но одно я знала точно: не смогу я никак торчать тут и терпеть, пока они меня кусают.

Ночь!Мне что, выходит, до ночи ждать? Нельзя терять голову, нельзя таких мыслей допускать. А как там Лабёф? И что стало с Кочетом Когбёрном? Не похоже, чтоб его сильно ранило, когда под ним лошадь упала. Но как он узнает, что я тут, в яме? Мое положение мне совсем не нравилось.

Я подумала, не поджечь ли клочки ткани, валявшиеся рядом, чтобы подать сигнал дымом, но это без толку – спичек-то у меня все равно нет. Кто-нибудь же наверняка сюда приедет. Может, капитан Финч. Вести о перестрелке должны до него дойти, он отправит людей расследовать. Да, отряд исполнителей. Главное – до них продержаться. Помощь наверняка придет. Ну хоть змей тут нету. И я решила вот как поступить: стану кричать и звать на помощь каждые пять минут или около такого интервала, уж как угадаю.

Позвала еще раз, а в ответ мне только насмешкой эхо моего же голоса да ветер, да капли пещерной воды, да писк летучих мышей. Чтобы время отмерять, я цифры подряд называла. Так ум занят, так у меня хоть какая-то цель есть и способ ее достичь.

Только насчитала я немного – тело мое ощутимо глубже проскользнуло, и с паникой в груди я поняла, что мох, который прежде меня держал тугой прокладкой, отрывается от камней. Я поискала взглядом, за что бы уцепиться, сломана там у меня рука или нет, но пальцы нащупали одни только скользкие и гладкие поверхности скалы. Я проваливалась. Все дело лишь во времени.

Еще рывок вниз, по правый локоть в дыру ушла. Этот мосол мой ненадолго меня задержал, но я все равно чувствовала, что мох под ним рвется. Клин! Вот что мне нужно. Забить что-нибудь в дыру, чтобы пробка-я сидела туже. Или длинная палка, под руку просунуть.

Я стала озираться, не найдется ли чего подходящего. Те несколько палок были коротковаты да и не выдержали бы моего веса. Дотянуться бы до синей рубашки! Как раз ею хорошо б дыру законопатить. Пытаясь зацепить эту рубашку, я даже одну палку сломала. Только второй смогла подтащить так, чтобы пальцами дотянуться. Хоть рука у меня и ослабла, я ухватилась за ткань большим и указательным и дернула ее на себя из темноты. Оказалось – тяжелая. Что-то к ней пристало.

И тут я руку-то отдернула, как от горячей печки. Это что-тобыло – человеческий труп! Вернее сказать, уже скелет. Одетый в синюю рубашку. С минуту я ничего не могла делать, так испугало и поразило меня это открытие. Останки виднелись хорошо: голова с клочками ярко-рыжих волос, торчавших из-под сгнившей черной шляпы, одна рука в рукаве и часть туловища – где-то от пояса и выше. Рубашка была застегнута под шеей на две-три пуговицы.

Скоро я опять соображать начала. Я же падаю. Мне нужна эта рубашка.Такие вот мысли настоятельно долбились мне в голову. Работенка предстояла противная, но делать больше нечего в таких отчаянных обстоятельствах. Собиралась я хорошенько дернуть за рубашку в надежде, что она где-нибудь порвется, и отобрать ее у скелета. Рубашка будет моей!

И вот я опять взялась покрепче за материю и рванула на себя со всей силы. Руку пронзило болью, и я выпустила ткань. Поболело – и перестало, начало тупо и терпимо ныть. Я осмотрела, что получилось. Пуговицы отлетели, до останков теперь можно дотянуться. Сама рубашка еще держится на плечах и руках у скелета – просто накинута небрежно. От моих маневров и грудная клетка у бедняги обнажилась.

Еще рывок – и останки будут совсем рядом, я смогу выпутать рубашку из костей. Но только я изготовилась к работе, как взор мой что-то привлекло – копошится? – что-то в этой полости меж серых костей. Я вытянула шею. Змеи! Клубок змей!Я дернулась назад, но, само собой, по-настоящему отступать было некуда, ведь в плену меня держала эта мшистая каменная западня.

Не могу точно сказать, сколько гремучих змей извивалось в этом клубке, поскольку одни были большие, толще моей руки, а другие маленькие, некоторые – всего со свинцовый карандаш, – но, думаю, никак не меньше сорока. С дрожащим сердцем смотрела я, как лениво они корчатся в грудной клетке мертвеца. Я потревожила их зимний сон в этой чудной берлоге, и они теперь, более-менее придя в себя, зашевелились и стали распутываться и расползаться туда и сюда.

«Хорошенькое, – думаю, – дельце». Рубашка мне нужна отчаянно, однако дальше «ворошить» змеиное гнездо не хотелось. Но пока обо всем этом размышляла, я помнила: проседаю все дальше, меня затягивает… куда?Быть может, в черное бездонное озеро, где плавает белая рыба, а глаз у нее нету вообще.

А могут ли змеи укусить в их нынешнем сонном состоянии? Сдается мне, змеи не очень хорошо видят, если вообще у них есть зрение, но также я наблюдала, что свет и солнечное тепло их как-то взбадривают. Мы в закроме для кукурузы у себя держали двух пятнистых королевских ужей, чтоб на крыс охотились, и я их нисколько не боялась – Саул и Малыш Давид их звали, – хотя по-настоящему-то я про змей ничего и не знала. Мокассиновых щитомордников и гремучек по возможности следовало обходить десятой дорогой, а если мотыга под рукой – убивать. Вот и все, что мне было известно про ядовитых змей.

Сломанная рука у меня заболела хуже. А под правой рукой моховая прокладка еще немного подалась, и в тот же миг вижу: из костей мертвеца змеи выползают. Господи, спаси меня!

Я зубы сцепила и ухватилась за кость, что из синего рукава торчала. Дернула на себя – и начисто эту руку у скелета из плеча вырвала. Ужас, скажет кое-кто, но пусть этот кое-кто поймет: сейчас, по крайней мере, у меня появилось орудие.

Рассмотрела я эту руку. В локте ее скрепляли хрящи. Покрутив, я сумела ее в этом месте расцепить. Взяла длинную плечевую кость и сунула себе под мышку, чтобы поперечиной служила. Так я не провалюсь в дыру еще глубже, если до этого дойдет. Кость была довольно длинная и, надеялась я, крепкая. Спасибо бедняге, что оказался таким дылдой.

Теперь у меня осталась нижняя часть – две кости предплечья, кисть и запястье, все одним куском. Я перехватила ее у локтя и давай отмахиваться от змей.

– Эй, уходите давайте! – говорила я, шлепая их костями. – Сдайте назад, эй, вы! – Удавалось неплохо, вот только от всей этой суматохи они зашевелились проворнее, как я поняла. Стараясь не подпускать их к себе, я их только раззадоривала! Двигались они очень медленно, но их было так много, что за всеми не уследишь.