Текст книги "Железная хватка"

Автор книги: Чарльз Портис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

СУДЬЯ ПАРКЕР: Не препирайтесь с защитой, мистер Когбёрн.

М-Р КОГБЁРН: Слушаюсь, сэр.

М-Р ГАУДИ: Мистер Когбёрн, хочу снова обратить ваше внимание к той сцене у ручья. Близятся сумерки. Мистер Аарон Уортон и двое оставшихся в живых его сыновей занимаются своим законным делом у себя на участке, никому не мешают. Забивают кабанчика, чтоб на столе у них было хоть немного мяса…

М-Р КОГБЁРН: Да это краденые свиньи были. Ферма-то – Минни Уортон, скво старика Аарона.

М-Р ГАУДИ: Ваша честь, вы не могли бы обязать свидетеля хранить молчание, если его не спрашивают?

СУДЬЯ ПАРКЕР: Хорошо, а вас я обязываю наконец задавать такие вопросы, на которые свидетель мог бы отвечать.

М-Р ГАУДИ: Прошу прощения, ваша честь. Хорошо. Мистер Уортон и его сыновья – на берегу ручья. Вдруг из зарослей выскакивают два человека с револьверами наизготовку…

М-Р БАРЛОУ: Возражение.

СУДЬЯ ПАРКЕР: Возражение принимается. Мистер Гауди, я крайне терпим. Я позволю вам продолжать такую линию допроса, однако настаиваю, чтобы она имела вид вопросов и ответов, а не театральных монологов. И предупреждаю вас, что лучше бы уже прийти к чему-нибудь существенному – и побыстрее.

М-Р ГАУДИ: Благодарю вас, ваша честь. Если суд согласен меня еще немного потерпеть. Мой подзащитный выражал опасения по поводу суровости этого суда, но я заверил его, что ни единый человек в этой благородной Республике не любит истину, справедливость и милосердие больше судьи Айзека Паркера…

СУДЬЯ ПАРКЕР: Предупреждение, мистер Гауди.

М-Р ГАУДИ: Слушаюсь, сэр. Хорошо. Итак. Мистер Когбёрн, когда вы с Поттером выскочили из зарослей, как Аарон Уортон отреагировал на ваше внезапное появление?

М-Р КОГБЁРН: Он схватил топор и стал ругать нас последними словами.

М-Р ГАУДИ: Инстинктивный рефлекс при внезапной опасности. Такова ли была природа его действий?

М-Р КОГБЁРН: Я не знаю, что это означает.

М-Р ГАУДИ: Сами вы такого движения бы не допустили?

М-Р КОГБЁРН: Если б у нас с Поттером было преимущество, я б сделал, что велено.

М-Р ГАУДИ: Именно – вы с Поттером. Мы можем согласиться, что Уортоны оказались в смертельной опасности. Хорошо. Вернемся к предшествующей сцене – в доме Пестрой Тыквы, у фургона. Кто отвечал за фургон?

М-Р КОГБЁРН: Помощник судебного исполнителя Шмидт.

М-Р ГАУДИ: Он не хотел, чтобы вы ехали к Уортонам, правда?

М-Р КОГБЁРН: Мы немного об этом поговорили, и он признал, что ехать надо нам с Поттером.

М-Р ГАУДИ: Но поначалу не хотел, не так ли? Зная, что между вами и Уортонами кошка пробежала?

М-Р КОГБЁРН: Должно быть, хотел, иначе б не послал.

М-Р ГАУДИ: Вам пришлось его убеждать, разве нет?

М-Р КОГБЁРН: Я знал Уортонов и боялся, что кого-нибудь другого просто убьют.

М-Р ГАУДИ: А в итоге сколько человек убили?

М-Р КОГБЁРН: Троих. Но Уортоны не ушли. Могло быть и хуже.

М-Р ГАУДИ: Да, вас самого, например, могли убить.

М-Р КОГБЁРН: Вы неправильно меня поняли. Трое воров и убийц могли бы остаться на свободе и убить кого-нибудь еще. Но вы правы – могли бы убить и меня. Дело к тому шло, а для меня это не шутка.

М-Р ГАУДИ: Для меня тоже. Вам, мистер Когбёрн, самой природой назначено выжить, и я вовсе не имею в виду насмехаться над этим вашим даром. Я не ошибся – вы действительно показали ранее, что отступили от Аарона Уортона?

М-Р КОГБЁРН: Верно.

М-Р ГАУДИ: Вы от него отходили?

М-Р КОГБЁРН: Да, сэр. Он топором замахивался.

М-Р ГАУДИ: В каком направлении вы отступали?

М-Р КОГБЁРН: Если я отступаю, я всегда иду назад.

М-Р ГАУДИ: Ценю юмористический характер данного замечания. Когда вы прибыли, Аарон Уортон стоял у таза?

М-Р КОГБЁРН: Скорее сидел на корточках. Ворошил в костре под тазом.

М-Р ГАУДИ: А где находился топор?

М-Р КОГБЁРН: Да тут же, у него под рукой.

М-Р ГАУДИ: Итак, вы утверждаете, что взведенный револьвер был явно виден у вас в руке, однако мистер Уортон схватил топор и стал на вас наступать примерно так же, как это делал Даб Уортон с гвоздем, свернутой в трубку газетой или что у него там было в руке?

М-Р КОГБЁРН: Да, сэр. Начал ругаться и сыпать угрозами.

М-Р ГАУДИ: А вы все это время отступали? Двигались прочь от таза с кипятком?

М-Р КОГБЁРН: Да, сэр.

М-Р ГАУДИ: Насколько далеко вы отступили до того, как началась стрельба?

М-Р КОГБЁРН: Шагов на семь-восемь.

М-Р ГАУДИ: А это значит, что Аарон Уортон продвинулся вперед на те же семь или восемь шагов, так?

М-Р КОГБЁРН: Вроде того.

М-Р ГАУДИ: И сколько это будет? Почти шестнадцать футов?

М-Р КОГБЁРН: Вроде того.

М-Р ГАУДИ: Как вы тогда объясните жюри присяжных, почему его тело было найдено непосредственно близ таза, а одна рука была в костре и рукав и ладонь тлели?

М-Р КОГБЁРН: Сдается мне, его там не было.

М-Р ГАУДИ: Вы перемещали куда-либо тело после того, как застрелили мистера Уортона?

М-Р КОГБЁРН: Нет, сэр.

М-Р ГАУДИ: И не подтаскивали тело ближе к огню?

М-Р КОГБЁРН: Нет, сэр. Я не думаю, что он там лежал.

М-Р ГАУДИ: Два свидетеля, прибывшие на место преступления вскоре после перестрелки, дадут показания о точном расположении тела. Вы, значит, не помните, что перетаскивали тело в другое место?

М-Р КОГБЁРН: Коли оно там лежало, значит, перетащил. Не помню.

М-Р ГАУДИ: Зачем вы поместили верхнюю часть его тела в костер?

М-Р КОГБЁРН: Ну, этого я точно не делал.

М-Р ГАУДИ: Стало быть, вы его не двигали, а он на вас не наступал. Либо вы передвинули его – кинули тело в костер. Что именно? Решите что-нибудь.

М-Р КОГБЁРН: Там вокруг свиньи рылись – они и могли его передвинуть.

М-Р ГАУДИ: Свиньи и впрямь.

СУДЬЯ ПАРКЕР: Мистер Гауди, надвигается темнота. Как вы считаете, вы сумеете покончить с этим свидетелем в ближайшие несколько минут?

М-Р ГАУДИ: Мне потребуется больше времени, ваша честь.

СУДЬЯ ПАРКЕР: Очень хорошо. Тогда можете возобновить допрос завтра утром в восемь тридцать. Мистер Когбёрн, в это время вы вернетесь на свидетельскую трибуну. Присяжные не ведут разговоров об этом деле ни с посторонними, ни между собой. Обвиняемый остается под стражей.

Судья стукнул молотком, и я подскочила, не ожидав такого грохота. Толпа стала расходиться. Раньше я не смогла хорошенько рассмотреть этого Одуса Уортона, а теперь вот рассмотрела – он там стоял, а по бокам два офицера. Хотя одна рука у него была на перевязи, его все равно в суде сковали. Такой вот он был опасный. Если и бывает на ком написано черное злодейство, так это Одус Уортон. Он был полукровка, глаза мерзкие, сидели близко и не мигали, как у змеи. Весь облик его ожесточился во грехе. Говорят, крики – добрые индейцы, но помесь крика с белым, как он, или крика с негром – совсем другое дело.

Когда Уортона – из зала выводили, он прошел мимо Кочета Когбёрна и что-то ему сказал – оскорбление какое-то гадкое или угрозу, судя по виду. А Кочет на него только глянул. Меня вытолкнули в двери наружу. Я осталась ждать на крыльце.

Кочет вышел среди последних. В одной руке у него была бумажка, в другой кисет с табаком, и он на ходу пытался свернуть себе самокрутку. Руки у него дрожали, табак сыпался наземь.

Я подошла и говорю:

– Мистер Кочет Когбёрн?

А он:

– Что такое? – Сам же о чем-то другом думает.

Я спрашиваю:

– Можно с вами поговорить минутку?

Он меня осмотрел с ног до головы.

– Что такое? – повторяет.

Я говорю:

– Мне рассказывали, что вы – человек с верной закалкой.

А он:

– Тебе чего, девочка? Выкладывай. А то ужинать пора.

Я ему тогда говорю:

– Давайте покажу, как это делается. – Взяла его полусвернутую самокрутку, выровняла ее, лизнула и заклеила, а кончики подвернула и ему отдала. Рыхловато получилось, потому что он бумагу уже помял. Исполнитель закурил, а самокрутка вспыхнула и сразу сгорела до половины.

Я говорю:

– Вы насухо сворачиваете.

Он осмотрел ее и отвечает:

– Есть такое дело.

Я ему:

– Я, – говорю, – ищу того, кто насмерть застрелил моего отца Фрэнка Росса перед меблированными комнатами «Монарх». Его зовут Том Чейни. Говорят, он теперь на Индейской территории, и мне нужно, чтобы кто-нибудь туда за ним отправился.

– А тебя как зовут, девочка? – спрашивает он. – Где ты живешь?

– Зовут меня Мэтти Росс, – отвечаю, – а проживаем мы в округе Йелл возле Дарданеллы. Мама у меня дома, присматривает за моими сестрой Викторией и братом Фрэнком-меньшим.

– Так поезжай-ка ты лучше домой, – говорит он. – Им там надо помочь масло сбить.

А я говорю:

– Старший шериф и человек в конторе судебного исполнителя мне рассказали все подробности. Вы можете взять ордер на поимку беглого преступника и отправиться за Томом Чейни. А правительство вам два доллара заплатит за поимку и еще по десять центов за милю на каждого, его и вас. Больше того – я вам уплачу пятьдесят долларов вознаграждения.

– Умно ты в этом деле разобралась, – говорит он.

– Разобралась, да, – отвечаю. – И шутки шутить не намерена.

Он спрашивает:

– А что это у тебя в котомке?

Я развязала мешок из-под сахара и показала ему.

– Боже святый! – говорит Когбёрн. – Драгунский кольт! Да ты ж сама росточком с початок! На что тебе этот пистолет?

Я отвечаю:

– Он принадлежал моему отцу. Из него я намерена убить Тома Чейни, если этого не сделает закон.

– Да уж, такая пушка свою работу выполнит. Если найдешь себе пенек повыше для упора, пока будешь целиться.

– Здесь никто моего отца не знал, и я боюсь, с Чейни разбираться никто не станет, если я не займусь этим сама. Брат мой совсем еще ребенок, а мамина родня – в Монтерее, Калифорния. И дедушка Росс уже верхом не держится.

– Что-то не верится мне, что у тебя есть пятьдесят долларов.

– Они у меня через день-два будут. Слышали про грабителя по имени Счастливчик Нед Пеппер?

– Я его неплохо знаю. Прошлым августом прострелил ему губу в горах Винтовая Лестница. Счастья ему в тот день сильно привалило.

– Считают, Том Чейни с ним связался.

– Я все равно не верю, что у тебя полсотни долларов есть, сестренка, но если ты проголодалась, могу накормить тебя ужином. Там мы все обсудим и лекарство выпишем. Как тебе такое?

Я ответила, что мне такое в самый раз. Прикидывала, что он живет в доме с семьей, но вот совсем не ожидала, что у него будет комнатенка за китайской бакалеей на темной улочке. И жены у него не было. Китайца звали Ли. Он приготовил ужин – вареная картошка с тушеным мясом. Мы все втроем поели за низким столиком. Посредине стояла керосиновая лампа, а вместо скатерти лежало одеяло. Один раз звякнул колокольчик, и китаец вышел за полог обслужить покупателя.

Кочет сказал, что слышал про убийство моего папы, но подробностей не знает. Я ему рассказала. И заметила, что левый глаз у него – больной – до конца не закрывается. При свете керосинки внизу сверкал полумесяц белка. Кочет ел ложкой и в придачу помогал себе сложенным куском белого хлеба – вымакивал всю подливку. Совсем другое дело – китаец с его аккуратными палочками! Я раньше не видела, как ими едят. Такие проворные пальцы! Когда закипел кофе, Ли снял кастрюльку с огня и стал разливать. Свою чашку я накрыла рукой.

– Я не пью кофе, спасибо.

Кочет спросил:

– А что же ты пьешь?

– Предпочитаю холодную пахту, когда есть.

– Ну, у нас такого не водится, – ответил он. – И лимонаду тоже нет.

– А свежее молоко есть?

Ли сходил в лавку к леднику и принес кувшин молока. Сливки с него сняли.

– По-моему, прокисло, – говорю я.

Кочет взял мою чашку и поставил на пол. Из тьмы, где у них стояли койки, возник пестрый жирный кот, подошел и давай лакать. Кочет сказал:

– Генералу полегче угодить.

Кота звали Генерал Стерлинг Прайс. [25]25
  Стерлинг Прайс(1809–1867) – американский юрист, плантатор и политик, губернатор штата Миссури (1853–1857); генерал-майор армии южан в Гражданскую войну. В неудавшемся кавалерийском рейде по штатам Миссури и Канзас (1864) потерял половину своего 12-тысячного отряда. После Гражданской войны предпочел вывести остатки своих частей в Мексику, а не сдаваться армии Союза.


[Закрыть]Ли на десерт подал медовые коврижки, и Кочет всю свою обмазал маслом и вареньем, совсем как ребенок малый. Он был «сладкоежка».

Я вызвалась все помыть, и они возражать не стали. Колонка и умывальник были там на улице. За мной, надеясь на объедки, увязался кот. С эмалированными тарелками я постаралась как смогла – тряпкой, желтым мылом и холодной водой. А когда вернулась, Кочет и Ли играли за столом в карты.

Кочет говорит:

– Подай-ка мне чашку.

Я дала, и он себе плеснул виски из оплетенной бутыли. Ли курил длинную трубку.

Я спрашиваю:

– Что с моим предложением?

Кочет говорит:

– Я пока обдумываю.

– Во что это вы играете?

– В «семь очков». Сдавать на тебя?

– Я в нее играть не умею. Я умею в пригласительный вист.

– Мы не играем в пригласительный вист.

Я говорю:

– По мне, так это очень легкий способ заработать пятьдесят долларов. Вы все равно свою работу будете делать, а тут еще и лишние деньги перепадут.

– Не торопи меня, – отвечает он. – Я думаю о расходах.

Я сидела тихо и смотрела на них, только время от времени сморкалась. А через некоторое время говорю:

– Не понимаю я, как можно играть в карты, пить виски и думать про это сыщицкое дело – и все одновременно.

А Кочет мне:

– Если я пойду против Неда Пеппера, мне потребуется сто долларов. Так я прикинул. И пятьдесят из них – вперед.

– Вы пытаетесь воспользоваться моим положением.

– Я столько с детей беру, – отвечает он. – Выкуривать Неда – работенка нелегкая. Он заляжет в горах на земле чокто. Будут расходы.

– Я надеюсь, что вы не рассчитываете, будто я стану поить вас виски.

– Виски я не покупаю – я его конфискую. Сама, кстати, попробуй – от простуды поможет.

– Нет, спасибо.

– Этот настоящий. Пойло двойной перегонки из округа Мэдисон, в бочке выдержан. Всего чайная ложечка – а пользы вагон.

– Не стану я вора себе в рот запускать, чтоб он мне украл рассудок.

– Вот как, значит? Не станешь?

– Нет, не стану.

– Ладно, сестренка, моя цена – сто долларов. Никак не меньше.

– За такие деньги мне нужна гарантия. Что за них получу?

– Я твоих денежек еще не щупал.

– Деньги у меня будут через день-два. Я над вашим предложением подумаю и еще поговорю с вами. А теперь мне надо в «Монарх». И вам лучше меня проводить.

– Темноты боишься?

– Я никогда темноты не страшилась.

– Будь у меня такой большой пистолет, я б никаких бук и бяк не боялся.

– Я бук с бяками не боюсь. Просто дороги не знаю.

– Ну и возни же с тобой. Погоди, я вот партию закончу. Никогда не поймешь, что эти китайцы себе думают. Так и выигрывают в карты.

Они ставили на игру деньги, и Кочет отнюдь не выигрывал. Я все время его торопила, но он только отвечал:

– Погоди, еще партейку, – и вскоре я уже спала головой на столе.

А еще сколько-то спустя он давай меня тормошить:

– Проснись, – говорит. – Просыпайся давай, сестренка.

– Что такое? – спрашиваю.

Он уже нализался и валял дурака с папиным пистолетом. Целился во что-то у полога, который занавешивал проход в лавку. Я на пол посмотрела, гляжу – большая амбарная крыса. Сидит и жует крупную муку, что просыпалась из дырки в мешке. Я аж вздрогнула, а Кочет накрыл мне рот ладонью – от нее пахло табаком, – щеки мне стиснул и удержал меня на месте.

Говорит:

– Сиди тихо. – Я огляделась: где Ли, – но он, видать, уже лег спать. А Кочет говорит: – Я по-новому попробую. Гляди. – Подался весь вперед и тихо заговорил с крысой, вот так вот: – У меня тут ордер есть, по которому тебе заказано есть кукурузную муку Чена Ли отныне и впредь. Это крысиный ордер. Ордер на крысу, и по указанному ордеру все действия законны. – Поглядел потом на меня и спрашивает: – Перестала? – Я не ответила. Никогда время на такое не тратила – не поощряю я ни пьяниц, ни хвастунов. А он опять: – Да не похоже, что перестала. – Папин пистолет он у левого бока держал – и прямо оттуда выстрелил два раза, не целясь. В комнатенке такой грохот, что все занавески аж подпрыгнули. У меня в ушах зазвенело. И дыму много.

Ли на своей койке подскочил и говорит:

– На улице стрелять полагается.

– Я повестку доставлял, – отвечает Кочет.

От крысы мокрое место осталось. Я подошла, остатки за хвост подняла и вынесла в заднюю дверь для Стерлинга – он крысу наверняка унюхает и расправится с нею первым делом.

И говорю Кочету:

– Вы больше не стреляйте из этого пистолета. У меня к нему зарядов нету.

А он:

– Да ты небось все равно заряжать его не умеешь, если б даже было чем.

– Я умею его заряжать.

Он подошел к своей койке и достал из-под низу жестяную коробку, принес к столу. В коробке полно масляных тряпок, патроны валяются отдельные, клочки кожи и обрывки бечевы. Кочет вытащил свинцовые пули, маленькие медные капсюли и жестянку с порохом.

Говорит:

– Ладно, давай-ка поглядим, как ты это делаешь. Вот порох, капсюли и пули.

– Я сейчас не хочу. Меня в сон клонит, я хочу вернуться на постой в «Монарх».

– Я так и думал, что не можешь, – сказал он.

И давай перезаряжать две камеры. У него все падало из рук, укладывалось криво – в общем, хорошо не получилось. Закончил и говорит:

– Эта пушка тебе слишком большая и неудобная. Тебе б лучше что-нибудь с патронами.

Порылся в коробке и вытащил смешной такой пистолетик с несколькими стволами.

– Вот что тебе нужно, – говорит. – Перечница двадцать второго калибра – на пять выстрелов, а можно и залпом. Называется «Дамский спутник». [26]26
  «Дамскими спутниками» назывались многозарядные револьверы 22-го калибра типа «перечница» (с несколькими вращающимися стволами), популярные в США в первой половине XIX в. и в годы Гражданской войны; производились рядом оружейных компаний.


[Закрыть]Тут в городе есть одна дама щедрой природы – Большая Фэй зовут, – так в нее сводная сестра из такого дважды стреляла. А в Большой Фэй весу – около двухсот девяноста фунтов. Пули до жизненно важных органов даже не достали. Но так редко бывает. А против обыкновенных людей он тебе хорошо сослужит. Как новенький. Я тебе его на эту старую пушку сменяю.

Я говорю:

– Нет, пистолет этот был папин. Я готова идти. Вы меня слышите? – Взяла у него револьвер и обратно в мешок положила. А он себе в чашку еще виски налил.

– Никакого ордера крысе не вручишь, сестренка.

– А я и не говорила, что получится.

– Эти крючкотворы навозные думают, что можно, а нельзя. Крысу можно только прикончить – ну, или пусть живет. А на бумажки им плевать. Ты как считаешь?

– Вы все это допить собираетесь?

– Вот судья Паркер понимает. Сам-то старый саквояжник, [27]27
  «Саквояжники»– презрительное прозвище, которое давали южане приезжим северянам, представителям федеральных властей в годы Гражданской войны и в период Реконструкции.


[Закрыть]но с крысами близко знаком. У нас тут был хороший суд, пока его сутяги не захватили. Ты решишь, что Полк Гауди – прекрасный джентльмен, если по одежке судить, да только гаже сукиному сыну Господь и дышать еще не позволял. Я его знаю как облупленного. Теперь судью на меня натравят да исполнителя в придачу. Крысолов, мол, слишком суров с крысами. Во как говорят. «Ты с крысами помягче! С крысами по-честному надо!» А с Коламбусом Поттером по-честному обошлись? Скажи-ка ты мне, а? Порядочней человека тут не бывало.

Я встала и вышла, думая, что он устыдится и за мной пойдет, убедится, что я спокойно доберусь до ночлега, но он не пошел. Когда я уходила, он еще разговаривал. В городке с этого конца стояла темень, и я шла быстро – и ни единой живой души не встретила, хотя слышала музыку и голоса, а у реки горели огни там, где бары да салуны у них.

Дойдя до Гарнизонного проспекта, я остановилась, сообразила, где я. Я никогда с дорогой не путаюсь. И вскоре вышла к «Монарху». Дом стоял темный. Обошла его сзади – думала, черный ход не заперт, людям-то по нужде надо ходить. И была права. Поскольку за новый день я не заплатила, думаю: наверняка миссис Флойд определила нового постояльца в кровать к бабушке Тёрнер, может, какого-нибудь погонщика иль караульщика с железной дороги. Но с большим облегчением увидела, что моя сторона кровати свободна. Взяла лишние одеяла, уложила их, как прошлой ночью. Помолилась, но заснуть не могла еще долго. Кашляла.

~~~

Назавтра я болела. Встала и вышла к завтраку, но много в меня не поместилось, а из носа и глаз текло так, что я пошла и опять легла. Очень мне было скверно. Миссис Флойд обернула мне шею тряпицей, пропитанной скипидаром и намазанной лярдом. И дала ложку какого-то «Возбудителя желчи д-ра Андервуда».

– День-два по малому ходить синеньким будешь, но не тревожься, это значит, лекарство действует, – сказала она. – Оно тебя очень успокоит. Мы с бабушкой Тёрнер благословляем тот день, когда о нем узнали. – Этикетка на пузырьке гласила, что ртути средство не содержит и его советуют пить как терапевты, так и священнослужители.

Помимо поразительной окраски, снадобье произвело на меня и другое действие: у меня закружилась голова и в ней все поплыло. Подозреваю теперь, что в средство это намешали чего-нибудь вроде кодеина или тинктуры опия. Помню, половина старушек в округе из-за него стали «морфинистками».

Хвала Богу за Гаррисонов акт о наркотиках. [28]28
  Акт о налогообложении наркотических веществ – федеральный закон США, регулирующий производство, импорт и распространение опиатов, предложен членом палаты представителей США Фрэнсисом Бёртоном Гаррисоном (1873–1957) и одобрен 17 декабря 1914 г.


[Закрыть]И еще за Акт Волстеда. [29]29
  «Акт Волстеда» был принят в октябре 1919 г. с целью принудительного проведения в жизнь положений Восемнадцатой поправки о «сухом законе» вопреки вето президента Вудро Вильсона. Этот федеральный закон вводил меры контроля за запретом на производство, продажу и перевозку алкогольных напитков. Назван по имени инициатора – конгрессмена-республиканца от штата Миннесота Эндрю Джозефа Волстеда (1860–1947).


[Закрыть]Я знаю, губернатор Смит – «мокрый», [30]30
  «Мокрыми» в начале XX в. В США называли политиков, разрешавших или поддерживающих продажи спиртных напитков в годы «сухого закона» (1917–1933).


[Закрыть]но это из-за национальности и веры он такой, а лично с него за это спрашивать нельзя. Мне кажется, верность он должен хранить в первую очередь стране, а вовсе не «непогрешимому Папе Римскому». Эла Смита я вот ни столечко не боюсь. Он хороший демократ, и когда его выберут, я верю – он правильно поступит, если ему поджилки республиканская братия не подрежет, не загонит его в могилу раньше срока, как с Вудро Вильсоном [31]31
  Томас Вудро Вильсон(1856–1924) – 28-й президент США (1913–1921) от демократической партии. В январе 1918 г. выдвинул программу мира – «14 пунктов», а также идею создания Лиги Наций. И хотя Версальский договор предусмотрел ее создание, конгресс США отказался ратифицировать договор с пунктом о Лиге Наций, что косвенно послужило причиной инсульта, настигшего Уилсона 25 сентября 1919 г.


[Закрыть]поступили, с величайшим пресвитерианским джентльменом своего века.

Два дня я пролежала. Миссис Флойд обходилась со мною любезно, еду прямо в постель приносила. В комнате было так холодно, что она не выдерживала подолгу и вопросов не задавала. А в почтовом отделении дважды в день про мое письмо спрашивала.

Бабушка Тёрнер каждый день после обеда укладывалась отдохнуть, и я ей читала. Лекарство она принимать любила, пила его стаканами. Я ей читала о процессе Уортона в «Новой эре» и «Подъемнике». А кроме того, еще одну книжечку – ее кто-то забыл на столе, называлась «Разочарование Бесс Кэллоуэй». Там про девушку из Англии, она все никак не могла решить, за кого ей выйти – за богача Алека со сворой собак или за проповедника. Хорошенькая она девушка была, и жизнь ее к тяготам не принуждала – ни готовить самой ей не надо было, ни работать, и выйти она могла за кого угодно. А тяжко ей приходилось потому, что никогда не говорила, что у нее на уме, только заливалась румянцем да разводила тары-бары. И все вокруг никак не могли взять в толк, к чему же это она клонит. От этого и книжку читать было интересно. Нам с бабушкой Тёрнер обеим понравилось. Те части, где с юмором, приходилось читать дважды. Бесс в итоге вышла за одного ухажера, только он оказался гадкий и черствый, я забыла, кто из них.

На второй вечер мне стало получше, я встала и пошла ужинать. Торговец со своими карликовыми арифмометрами уже уехал, и еще четыре-пять мест за столом пустовало.

Под конец трапезы вошел чужак с двумя револьверами и объявил, что ищет себе кров и стол. Приятный мужчина, лет тридцати, а на голове – «вихор», словно корова лизнула. Ему помыться б не мешало и побриться, но сразу видно: он не всегда в таком состоянии. Похоже, из хорошей семьи человек. Глаза светло-голубые, волосы темно-рыжие. Сам в длинном плисовом пальто. Держится чопорно, а на лице такая заносчивая ухмылка играет, что как в твою сторону посмотрит – аж не по себе.

Перед тем как за стол сесть, он шпоры забыл снять, и миссис Флойд его отчитала: не хочу, говорит, чтобы мне ножки стульев еще больше царапали, – а поцарапаны они и так были изрядно. Человек извинился и оплошность исправил. Шпоры у него были мексиканской разновидности, с большими колесиками. Он их на стол положил, возле своей тарелки. Потом вспомнил про револьверы, расстегнул ремень и повесил его на спинку стула. Фасонный такой ремень – толстый, широкий, с патронташем, а рукояти у пистолетов – белые. Нынче такое увидишь разве что на представлениях «Дикий Запад». [32]32
  «Дикий Запад»– популярные в Европе и США цирковые и эстрадные представления, изображавшие романтизированную версию освоения Дикого Запада и Гражданской войны. Первой и самой типичной была труппа американского солдата и охотника Уильяма Фредерика Коуди («Бизона Билла», 1846–1917), которая существовала с 1883 по 1913 г.


[Закрыть]

Ухмылочка этого чужака и уверенность манер за столом всех несколько прибили – кроме меня, – и разговоры стихли, все ему старались услужить, передавали то и се, будто он важная шишка. Должна признаться, я и сама чуть поволновалась, что сижу вся непричесанная, нос красный.

Вот он ест, а сам через стол мне щерится и говорит:

– Здрасьте.

Я кивнула и ничего не ответила.

– Тебя как зовут? – спрашивает.

– Как назвали, так и зовут, – ответила я.

Он говорит:

– А я возьму и угадаю – Мэтти Росс, не иначе.

– Вы откуда знаете?

– Моя фамилия Лабёф, – говорит он. Произносил-то он ее как-то вроде «Лябиф», но писал скорее так. – Я твою мать видел всего пару дней назад. Она за тебя волнуется.

– А что у вас к ней за дела, мистер Лабёф?

– Вот как доем – расскажу. У меня к тебе есть конфиденциальный разговор.

– С нею все хорошо? Что-то случилось?

– Нет-нет, с нею все прекрасно. Ничего не случилось. Я тут кое-кого ищу. Поговорим после ужина. Есть очень хочется.

Миссис Флойд говорит:

– Ежели это касаемо смерти ее отца, то мы все про нее знаем. Его убили прямо перед этим самым домом. И на крыльце у меня до сих пор кровь осталась, куда его тело внесли.

А этот Лабёф отвечает:

– Это касается другого.

Миссис Флойд же опять всю перестрелку в красках описала и постаралась выведать, что у него за дело, но он лишь улыбался да ел, а выдать ничего не выдал.

После ужина мы вышли в залу и сели в уголке подальше от прочих постояльцев – Лабёф там поставил два стула лицом к стенке. Мы таким причудливым манером уселись, и он вытащил из своего плисового пальто маленькую фотокарточку и показал мне. Вся она была мятая и тусклая. Я присмотрелась хорошенько. Лицо на ней моложе и без черной отметины, но вопросов не возникло – то был портрет Тома Чейни. Я так Лабёфу и сказала.

А он говорит:

– Твоя мать его тоже опознала. Теперь я тебе новость сообщу. Настоящее имя у него – Терон Челмзфорд. В Уэйко, штат Техас, он насмерть застрелил сенатора штата по фамилии Биббз, и я иду по его следу вот уже почти четыре месяца. Он в Монро, Луизиана, развлекался и в Пайн-Блаффе, Арканзас, а только потом объявился у твоего отца.

Я спрашиваю:

– А чего ж вы тогда не поймали его ни в Монро, Луизиана, ни в Пайн-Блаффе, Арканзас?

– Хитрый он потому что.

– А по-моему – тугодум.

– Такой вид он на себя и напускает.

– У него хорошо получается. Так вы, стало быть, законник?

Лабёф показал мне письмо, по которому выходило, что он сержант техасских рейнджеров [33]33
  Техасские рейнджеры– подразделения легкой кавалерии, сформированные в Техасе в 1820-х гг. для отражения нападений индейцев и охраны фронтира. После присоединения Техаса к США в 1845 г. приобрели статус добровольной милиции на федеральной службе. С 1870-х гг. занимаются охраной правопорядка в штате Техас.


[Закрыть]и работает в местечке под названием Ислейта близ Эль-Пасо. Потом говорит:

– Я теперь в командировке. А наняло меня семейство сенатора Биббза в Уэйко.

– Как же так вышло, что Чейни в сенатора стрелял?

– Все из-за собаки. Челмзфорд пристрелил охотничью собаку сенатора – она была на дичь натаскана. Биббз пригрозил его за это высечь, и Челмзфорд застрелил старика, когда тот качался на скамейке у себя на веранде.

– А собаку зачем убил?

– А вот этого я не знаю. Просто из подлости. Челмзфорд – крепкий орешек. Утверждает, что собака его облаяла. Уж и не знаю, лаяла она или нет.

– Я тоже его ищу, – говорю я. – Этого человека, которого вы зовете Челмзфордом.

– Да, это я уже понял. Я сегодня с шерифом разговаривал. Он и сообщил, что ты здесь остановилась и ищешь особого следопыта, чтоб он привез Челмзфорда с Индейской территории.

– Я уже нашла себе исполнителя.

– И кто он?

– Зовут Когбёрн. Он помощник исполнителя Федерального суда. Самый крепкий, что тут есть, а кроме того, знаком с бандой грабителей под водительством Счастливчика Неда Пеппера. Считают, что Чейни с этой публикой связался.

– Да, так и надо, – говорит Лабёф. – Тебе федеральный нужен. Я и сам похоже прикидывал. Мне нужен тот, кто хорошо эти места знает и может произвести законный арест. Нипочем не скажешь, что нынче в суде отколют. Я Челмзфорда могу хоть до самого округа Макленнан довезти в Техасе, а там какой-нибудь продажный судья постановит, что я его выкрал, – и поминай как звали. Это будет нечто, согласись.

– Еще какое разочарование.

– Так, может, я с тобой и твоим исполнителем объединюсь.

– Про это вам надо поговорить с Кочетом Когбёрном.

– Дело будет к нашей взаимной выгоде. Он знает местность, я знаю Челмзфорда. А взять его живым – работенка на двоих.

– Ну, как ни верти, мне-то все едино, вот только когда мы Чейни поймаем, ни в какой Техас он не поедет, а поедет он в Форт-Смит, на виселицу.

– Хо-хо, – говорит Лабёф. – Разницы ж нет, где он в петле болтаться будет, правда?

– Мне – есть. А вам?

– Для меня это солидные деньжата. В Техасе что, виселицы хуже арканзасских?

– Нет. Но вы же сами сказали, там его могут и отпустить. А этот судья свой долг выполнит.

– Если его не повесят, мы его пристрелим. В этом я могу тебе дать честное слово рейнджера.

– Я хочу, чтоб Чейни заплатил за убийство моего отца, а не какой-то техасской охотничьей собаки.

– Не собаки, а сенатора – ну и твоего отца в придачу. В итоге будет равно мертвый, понимаешь, и за все свои преступления разом ответит.

– Нет, не понимаю. Я так на это не смотрю.

– Я поговорю с исполнителем.

– С ним без толку разговаривать. Он работает на меня. И должен делать, как я скажу.

– А я, думаю, с ним все равно поговорю.

Тут я поняла, что допустила ошибку – так раскрылась перед посторонним. Будь он уродом каким-нибудь, а не таким симпатягой, я б держалась настороже. Ну и мозги у меня размягчились и котелок не варил как надо – от этого возбудителя желчи.

Я говорю:

– Еще несколько дней с ним все равно поговорить вам не удастся.

– Это почему?

– А он в Литл-Рок уехал.

– По каким таким делам?

– По судебным.

– Тогда я с ним поговорю, когда вернется.

– Вам лучше будет раздобыть себе другого исполнителя. Тут их много водится. А я уже договорилась с Кочетом Когбёрном.

– Я разберусь, – отвечает на это он. – Сдается мне, твоя мама бы тебя по головке не погладила за то, что ты в такое предприятие ввязалась. Она-то думает, ты тут с лошадью разбираешься. А уголовные следствия – дело жуткое и опасное, пусть ими лучше знатоки занимаются.

– Это значит – вы. Вот если б я за четыре месяца не нашла Тома Чейни с отметиной на лице, что будто каинова печать, я б точно не стала другим советы раздавать.

– Дерзость на меня плохо действует.

– А вы меня не вынуждайте.

Он встал и говорит:

– Совсем недавно, за ужином, я еще думал, не сорвать ли у тебя поцелуй, хоть ты и совсем молоденькая, заморыш, да и не красотка вдобавок, но вот теперь я больше склоняюсь к тому, чтоб выпороть тебя ремнем раз пять-шесть.

– Хрен редьки не слаще, – отвечаю ему я. – Только троньте меня – и будете ответ держать. Вы из Техаса, как у нас тут принято – не знаете, но добрые люди в Арканзасе не спускают тем, кто обижает женщин и детей.

– В Техасе молодежь воспитывают в вежливости и уважении к старшим.

– Я заметила, что еще в этом штате лошадей подгоняют большими зверскими шпорами.

– С такой дерзостью своей ты слишком далеко заходишь.

– Нет мне до вас дела.

Он разозлился и в таком настрое меня оставил – ушел, лязгая своей техасской амуницией.