Текст книги "Путь Мира(СИ)"

Автор книги: C Непокупной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– Ты... хочешь... спать! – раздельно и грозно произнес Занг Чао. Перед глазами изумленного Да Бяня заплясали цветные точки. Только сейчас он в полной мере ощутил, насколько измотало его сражение – мускулы превратились в кашу, к ушам словно прижали солому. Томная дремота обволакивала его со всех сторон, мягкой рукой придавливая к камням. Опершись на его плечо, даос поднялся на ноги и простер ладонь к имперским солдатам.

– Вы все... – начал он, но его голос заглушил истошный визг Ган Ниня. Бывший пират, по-прежнему кривляясь и приплясывая, бросился на него, с размаху ударив плечом в грудь. Воздух разом вылетел из легких Занг Бао. С вытаращенными глазами вцепившись во врага, он размахнулся мечом, однако Ган Нинь просто сжался и еще раз толкнул его вперед. На фоне горящих в долине огней два темных силуэта застыли на краю обрыва, отчаянно балансируя – вернее, балансировал всего один.

А затем они переломились.

И выпали за край.

Гао Шэн, по-прежнему ожидавший внизу приказа и уже беспокоившийся из-за задержки, успел увидеть два извивающихся тела, падающих со скалы. Он успел даже понять, что это означает. А потом времени на раздумья уже не осталось – со скалы, откуда должна была излиться волшебная смерть, со свистом взвилась в небо ракета-хлопушка, и воздух вздрогнул от яростного рева. Авангард Мо Шана, с флангов осыпая его конницу стрелами, рванулся вперед, в последнюю схватку.

Ночь прошла, на долину бросило первые лучи алое солнце. Ночные пожары успели угаснуть, но воздух по-прежнему был полон запахом горелого ячменя и смрадом обугленной плоти. По засыпанному остывшим пеплом полю медленно брел Тан Чжоу.

Он был там, до самого последнего мига. Он видел, как Великий Учитель падал с обрыва. Он вместе со всеми потом искал у подножия тело сумасшедшего Ган Ниня. Искал безрезультатно, молодой пират как сквозь землю провалился. Он видел, как остатки мятежного войска прижали к горам и изрешетили стрелами, как искали и ловили убегающих по горам сектантов и крестьян. Он видел, как над телом Занг Чао в окружении солдат вершили суд Хуанфу Сун и Сун Цзян, как подняли на копье длиннобородую голову и, бросив в корзину, отправили в тыл – отвезти в Лоян. Он видел, как затем судили и казнили взятых в плен повстанцев. Ему казалось, что все они смотрели на него.

Он слышал, что тело Занг Бао, Старшего-над-Землями, так и не было найдено после боя. Он слышал, будто его видели в предгорьях, мчащимся прочь на чьем-то коне. Также сумели скрыться, с горсткой бойцов прорвавшись сквозь оставленные войсками ворота, Гао Шэн, Чжан Мэн-чен и раненый Хэ И. Он слышал, что хитроумного Сыма И, проложившего им путь, тоже не смогли разыскать после битвы: одни говорили, что он превратился в птицу и скрылся в небесах, другие – что он в образе рыбы исчез в реке. Что произошло на самом деле, выяснить было невозможно.

Все это было вчера. Сегодня тайного убежища повстанцев больше не существовало.

Он не мог понять происходившего с ним. Внутри него будто натянулась и дрожала, готовая лопнуть, тонкая струна, наполняя окружающий мир почти неразличимым звоном. Кроме этой струны, больше там не было ничего. Только пустота, наполненная тихим, вибрирующим звуком.

– Эй, столичный! – окликнули его. Оглянувшись, он увидел сквозь дым двоих однополчан, приближавшихся со стороны сгоревшей деревни. Подойдя к нему, они некоторое время молча стояли и смотрели на раскинувшееся вокруг побоище.

– Собачья работа, – вздохнул один наконец. – Одно дело бандитов и варваров резать, дело правое, понимаешь. Но чтобы вот так...

Он указал туда, где возле одного из домов лежали две смуглокожие девочки. У обеих были распороты животы.

– Старик наш и то недоволен, – кивнул другой. – И князю это все не по душе, нутром чую.

– Собачья работа, – медленно повторил первый. – Кстати, тебя князь искал. Эй!

– Ммм? – гул струны на мгновение затих в ушах Тан Чжоу. – Меня?

– Тебя, тебя. Говорят, на повышение идешь. Заслужил вроде чем-то...

Слова стронули в душе что-то почти забытое и оборвали струну. Неслышимый уху звон с размаху ударил в сердце и взмыл вверх двумя огненными копьями. Мир вокруг завертелся волчком, разведчик повел по сторонам внезапно раскалившимися глазами и горько, безудержно зарыдал.

–

Примечание к части

[1] Гао-цзу (256 до н. э. – 195 до н. э.) – храмовое имя императора Лю Бана, основателя династии Хань. Происходивший родом из крестьян, Лю Бан поднял восстание против династии Цинь и, одержав победу в тяжелой войне с царством Чу, восстановил порядок в стране. Изрядно смягчивший жестокие циньские законы и проведший несколько экономических реформ, Гао-цзу до конца эпохи Троецарствия воспринимался как эталон мудрого правителя и пример для подражания.

[2] Ду-вэй (ци-ду-вэй для кавалерии) – офицерское звание в древнем Китае, соответствовавшее среднему командному составу.

[3] Цзи (здесь) – древнее оружие тяжелой пехоты и конницы, нечто вроде клевца на длинном древке, предназначенного для стаскивания с коней вражеских всадников. Боевые кони в то время были крайне дороги и являлись ценным трофеем, поэтому гибельных для кавалерии длинных копий, описанных мной в четвертой главе, китайцы почти не знали и не использовали. Надеюсь, читатель простит мне ту небольшую вольность.

[4] Да-ду-ду – официальная форма, то же самое, что и ду-ду (см. гл. 11).

[5] Цзу (здесь) – см. гл. 9.

Глава тринадцатая. ПО ЗАСЛУГАМ И ДОСТОИНСТВУ

Миновало несколько месяцев. В уезде Аньси заканчивали крепить рисовые поля и сеять ячмень. Мало что легло в почву: погибшие в прошлом году всходы и страшная голодная зима не оставили от крестьянских запасов ничего, а захваченный на войне провиант Желтых повязок давно весь вышел. Молодой наместник вынужден был раскрыть собственные амбары и выдать зерно для сева, но и его после распределения между тремя деревнями уезда не достало и двух телег на каждую.

– Зимой пиры пировал, а теперь локти кусает, – ворчали перед рассветом голодные крестьяне, разбрасывая зерно по колено в холодной воде. – Как до урожая дожить? Сколько еще листья с деревьев обдирать на завтрак?

– Сам прошлой осенью небось все на коне скакал, – поминутно сплевывая, зло цедил сквозь зубы сутулый бедняк с опухшими икрами. – И что мне было в добровольцы не пойти тогда? Тоже сидел бы сейчас где-нибудь и вино попивал... Или по соседям в гости ездил, как этот сейчас!

– Ну этот еще ничего, – возразил его сосед. – По крайней мере, палкой почем зря не машет и не орет чуть что. Не то что наш прежний – забыл уже?

– Все они одинаковы, – чихнув, отмахнулся сутулый. – Что вояка в земле понимает? И стыда никакого нет тоже. Жену мою всю зиму к себе в усадьбу таскал, и братнину тоже. Что уж он с ней там делал – не говорит. Эй, про тебя говорю, бесстыдница!

Работавшая возле него женщина с красными, сморщенными руками, молча отвернулась.

– А тебе позарез надо знать, что именно этот кобель с твоей женой вытворял? – подала голос трудившаяся неподалеку сгорбленная старуха. – Совесть у самого где? Тебе бы, дураку, ноги раздвинули – небо на голову не обвалится?

– Да я что... – уже тише буркнул бедняк. С силой размахнувшись, он всадил мотыгу в глину. – Эх, да что же за жизнь такая поганая пошла!

Некоторое время работали молча. Затем холодная утренняя дымка содрогнулась, ветер донес скрип колес и стук копыт. Вдали на проходившей мимо поля дороге, на фоне темнеющего на горизонте леса, показались огни.

– Едет кто-то, – начали вглядываться в туман крестьяне. – Никак сам возвращается?

Предрассветные сумерки разомкнулись, выпустив окруженное огнями темное пятно. Приближаясь к деревне, оно постепенно превратилось в череду телег, сопровождаемых тремя десятками пеших копейщиков в кожаных куртках и соломенных шляпах. В голове и хвосте обоза ехали два всадника, время от времени менявшихся местами. Телеги были тщательно укрыты промасленной тканью.

Передней телегой правил человек в светло-сером халате. Коническая шляпа, такая же, как у охранников, прикрывала склоненную, будто от усталости, голову, но руки твердо держали поводья быков. На боку его, побрякивая о борт повозки, висел длинный меч.

– Привет вам, добрые люди! – сонным и хриплым от долгого молчания голосом произнес он, и крестьяне узнали наместника Лю Бэя. – Засеваете?

– Сеем, господин, – поклонились крестьяне.

– Хорошо, – кивнул Лю Бэй. – После окончания соберите всех деревенских возле моего дома. И чтобы никто не опаздывал! Мне нужно кое-что всем сообщить.

Слегка хлестнув быков вожжами, он послал телегу вперед и въехал в деревню. Копейщики шли, окидывая окрестности подозрительными взглядами. Оба конника, – Гуань Юй и Чжан Фэй, – спешившись у края поля, повели лошадей в поводу, тоже поглядывая по сторонам. Вид у сторожей был необыкновенно значительный, будто в повозках везли золото. Работавшие проводили их мрачными взглядами.

– Подарки от соседа везет, – буркнул сутулый, снова сплевывая в воду. – Небось, скажет, что новый налог собирает! Отдавать-то чем-то надо...

К усадьбе наместника шли без радости, отряхиваясь от грязи и дрожа на ветру. Стуча в двери, будили детей и стариков – те выходили, канюча и ворча. Женщины шли молча и чуть в стороне, с видом тоже весьма значительным и каким-то отстраненным, словно знали что-то, их мужьям неведомое. На небольшой площадке перед усадьбой, под охраной все тех же обозных сторожей, уже стояло несколько повозок. В задних рядах глядели на них кисло и мрачно, в передних же – скорее удивленно, постоянно принюхиваясь.

Лю Бэй, все в том же дорожном сером халате, шагнул вперед, прикрывая глаза от рассвета ладонью. Побратимы встали по бокам от него, не пряча оружия. Глубоко вздохнув, молодой наместник еще раз бросил взгляд на телеги.

– Вот и пригодилось мое ремесло[1], – шепнул он братьям с улыбкой.

– Уж пригодилось, – недовольно проворчал Чжан Фэй. – Все пальцы себе изломали...

– Да, мог бы ты хоть что-нибудь из дерева вырезать, – усмехаясь в бороду, поддержал его Гуань Юй.

– Тише, люди смотрят, – одернул их брат и продолжил уже в полный голос: – Добрые земледельцы! Вы лучше меня знаете, как скверно у нас сейчас обстоят дела с пропитанием...

– Еще бы не знать, – тихо хмыкнул стоявший в середине толпы сутулый. – Сам-то жрал в три горла...

– Но прежде, чем я продолжу, мне хотелось бы объявить благодарность женщинам вашей деревни, – Лю Бэй сложил руки перед грудью. – Всю весну вы прилежно трудились над заданными мной уроками, так что ваши корзины пришлись по вкусу рыбакам с реки Пань. Я не стал отрывать мужчин от полевых работ, чтобы совсем не погубить наше земледелие, но и усилий жен вполне хватило. И теперь благодаря им у нас есть пища!

Наместник сдернул с одной из телег покрывало – и пустые желудки собравшихся судорогой свел резкий, дразнящий запах сушеной рыбы. Крупные связки сазанов и карпов горой высились над бортами повозки, поблескивая в розовых лучах зари. Кто-то в толпе охнул, вся деревня в неосознанном голодном рывке качнулась вперед... Чжан Фэй с Гуань Юем шагнули им навстречу, поднимая оружие к носам передних. Сторожа выставили вперед копья.

– Полегче, полегче, добрые люди! – перекричал поднявшийся было гомон Лю Бэй. – Не забывайте о ваших голодных собратьях из других деревень! Они тоже трудились и должны получить свою долю. Или, может быть, вы хотите наесться сейчас, чтобы вновь начать голодать потом?

– Кто-нибудь хочет поспорить с наместником? – воинственно встопорщив бороду, Чжан Фэй хлопнул древком копья по ладони. Шум постепенно стих. – А ну всем слушать!

– Сейчас я отправляюсь к вашим соседям, – продолжил Лю Бэй. – С этого дня от каждого двора два раза в день... всем слышно? Два раза в день вы будете приходить ко мне в усадьбу и получать у моего помощника пищу для семьи. Самовольно ничего не брать! Рыбе ведется строгий учет, а закрома охраняются. Кто попробует украсть еду или отобрать у другого его долю, тому отрублю руку! Урок с женщин не снимается, по моему возвращению новые корзины должны быть готовы. Как их плести, объясните своим детям, как я объяснял вам. Если царь Небо будет милостив, их мы тоже обменяем где-нибудь на рыбу и так протянем до страды...

– Всем все понятно? – зычно спросил Гуань Юй. – Тогда разойтись!

Возбужденно гомоня, люди стали расходиться по домам. Сутулый ворчун изумленно косился на свою жену. Та отворачивалась, презрительно усмехаясь.

Оставив треть своего отряда разгружать телеги и охранять закрома, Лю Бэй с братьями снова пустился в дорогу и через несколько часов уже приближался к следующей деревне. Еще издали они заметили, что на окружающих ее полях никого нет.

– Мы тут третью ночь не спим, а они даже не сеют, – буркнул Чжан Фэй.

– Это не лень, – Гуань Юй прикрыл глаза от солнца. – Сдается мне, там что-то случилось...

Навстречу им из поселения как раз выезжала двухколесная кибитка, сопровождаемая четырьмя солдатами и телегой побольше. Сидевший в кибитке краснолицый толстяк окинул обоз презрительным взглядом.

– Эй, возчики! – гнусаво окликнул он. – Не видели ли вы там, откуда едете, наместника этого уезда?

– Наместник – это я, – натянул поводья Лю Бэй. – А вы кто будете, баогуй?

– А, вот ты где! – неприятно оживился толстяк. – Значит, катаешься по дорогам вместо того, чтобы заниматься своими обязанностями?

Лю Бэй озадаченно нахмурился. Лица его побратимов покраснели от гнева.

– Как ты смеешь так говорить с моим братом? – рыкнул Чжан Фэй.

– Я – ду-ю, проверяющий от императорского двора, – вскинул подбородок в ответ краснолицый. – И я разговариваю со всеми так, как хочу и как они этого заслуживают! А неуважение ко мне – это неуважение к императору!

– Прошу извинить меня за мое отсутствие, – быстро произнес Лю Бэй, предостерегающе протягивая руку к побратиму. – В Аньси голод, поэтому я ездил в соседний уезд закупать пищу для крестьян. Будьте моим гостем, прошу вас.

– Да уже был, спасибо! – фыркнул ду-ю. – Так плохо меня еще нигде не принимали. По всем лачугам едва набралось зерна на три приличных ужина!

Услышав эти слова, обозные охранники недовольно зароптали. Наместник побледнел.

– Вы... забрали предназначенное для посева зерно?!

– По-твоему, я должен за тобой на пустой желудок гоняться?

– Но другого взять сейчас негде! – Гуань Юй собрал бороду в кулак. – Осенью нас будет ждать голод!

– А ты кто такой вообще, чтобы я тебе отвечал? Мой двоюродный брат – сам Чжао Чжун, один из "десяти приближенных"! Буду жаловаться!

– По кусочкам ты пойдешь жаловаться! – заревел Чжан Фэй, поднимая копье.

– Остановитесь! – отчаянно закричал Лю Бэй. – Господин ду-ю, я умоляю вас не сердиться на моих братьев. Они неотесаны и не умеют держать себя в обществе. Давайте забудем о разногласиях, вернемся в деревню и возвратим зерно туда, где оно было. Я угощу вас пищей куда изысканнее простого риса, только не обрекайте людей на голодную смерть!

– Что за неблагополучный уезд! – проворчал изрядно напуганный Чжан Фэем чиновник, но все же дал вознице приказ поворачивать. Передав поводья Гуань Юю, Лю Бэй спрыгнул с телеги и пешком отправился за проверяющим. Чжан Фэй не стал спешиваться. Негодующе хмыкнув, он положил свое копье поперек седла и послал коня вперед.

За обедом ду-ю громко высказывал свое недовольство поданными ему рыбными блюдами. Убранство местной усадьбы наместника, одеяния подносивших вино служанок и само вино тоже были изруганы. Чжан Фэй сердито барабанил пальцами по столу, Гуань Юй мрачно молчал. Стоявший на коленях перед столиком проверяющего Лю Бэй молча слушал упреки и насмешки.

– Что это за уезд такой! – бранился чиновник, вытирая губы рукавом. – Гнездо разорения, нищеты и неуважения! Сам-то ты кто? Я не могу помнить всех прохвостов в округе.

– Мое имя Лю Бэй, именуемый еще Сюаньдэ[2]. Раньше я был десятником столичных башмачников, а во время восстания командовал ополчением добровольцев. А это мои названные братья, с которыми мы сражались против бунтовщиков. За это меня назначили наместником в Аньси, а они помогают мне в делах.

– Мне нет до этого дела! – прервал его толстяк. – Скажи-ка лучше, за что именно тебя назначили сюда? Что ты такого важного совершил?

– Разве об этом не записано в летописи Имперского Совета? – удивился Лю Бэй.

– Имперского Совета больше нет, а до их летописей мне нет дела, – отмахнулся ду-ю. – Слишком многие в наше время примазываются к победам славных героев. Меня послал императорский двор – отвечай!

– Под моим командованием возле Янчэна была разгромлена армия разбойника Шань Си и отбита у мятежников крепость Бао. Кроме того, на равнине Цо мы одержали победу над войсками Чэн Юань-чжи и Дэн Мао...

– Ложь! – вновь оборвал его проверяющий. – Все знают, что победу на равнине Цо без каких-либо помощников одержал сам доблестный Дун Чжо. Вот я и раскрыл вас, обманщиков! Ты не только невежа, ты еще и самозванец!

Заплывшими глазками он злорадно обвел откачнувшегося в изумлении Лю Бэя:

– У меня приказ великого Чжао Чжуна: каждый, кто не может подтвердить свое участие в усмирении бунтовщиков, должен предоставить иные, более вещественные доказательства. Они пойдут на покрытие военных расходов. Иначе тебя выгонят отсюда!

Несколько мгновений было тихо, а затем занавеси на окнах всколыхнулись от громового рыка:

– Ну все, с меня довольно!

Чжан Фэй, черный от злости, бросился вперед, расшвыривая столы в стороны. Изумленный ду-ю ощутил, как вцепившаяся ему в ворот могучая рука отрывает его от пола. Рука с силой размахнулась – издав невнятный вопль, взяточник пролетел по воздуху и кубарем выкатился во двор.

– Что ты делаешь? – в ужасе вскочил на ноги Лю Бэй.

– Забочусь о твоей чести! – гаркнул в ответ силач. – Если уж ты, побратим, за себя постоять не можешь! Как смеешь ты позволять этой свинье так с тобой разговаривать? Таким ли я тебя видел в боях?

Не дожидаясь ответа, он повернулся и выбежал на улицу, схватив прислоненное к стене копье. Гуань Юй последовал за ним. В дворе столичные стражники в нерешительности топтались с обнаженными мечами вокруг чиновника – тот, кряхтя и кашляя, медленно поднимался с четверенек. При виде Чжан Фэя, чьи глаза, казалось, горели дьявольским пламенем, солдаты попятились. Один из них попытался заступить ему дорогу – разъяренный богатырь на ходу отшвырнул его в сторону и мощным пинком выбросил ду-ю за ворота.

– Ни с места! – грозно окликнул стражников Гуань Юй, стоявший на пороге со своим мечом в руке. – Эй, люди, сюда!

Обозные охранники уже бежали к ним, сдергивая тряпки с наконечников копий. Стражников взяли в кольцо. Кивнув, бородатый великан посмотрел на улицу, где на крик уже сбегались люди.

– Я привяжу тебя к коновязи, – пыхтел Чжан Фэй, избивая ногами и древком копья скорчившегося в ужасе чиновника. – И тебя не отвяжут, пока не переломают о твою спину все кнуты в уезде!

– Спасите! – визжал ду-ю. – Пощади меня, могучий, умоляю! Чины, богатство – все будет твоим, что пожелаешь, только не губи!

– Как бы не так! Ни одна собака еще не уходила живой, оскорбив моего побратима!

– Верно! – закричали в толпе. – Он отобрал у нас зерно! Врежь ему посильнее!

– Остановись, Чжан Фэй! – послышалось со двора. Лю Бэй в распахнутом халате сбежал с крыльца, размахивая руками.

Безумным взглядом он окинул избитого чиновника и сжимающих кулаки крестьян:

– Вы!.. Вы хоть понимаете, что натворили? Теперь солдаты сожгут эту деревню и убьют всех! Я пытался хоть как-то оградить вас...

– А что же нам, с голоду тогда помирать? – послышалось в ответ. Вперед протолкался тощий молодой горшечник с широкими плечами. – От тебя мы хоть зла не видели, а этот все равно погубит, что так, что этак!

– Камень ему к голове привязать да в воду кинуть! – поддержали деревенские.

– Видишь, побратим? – задыхаясь от ярости, выкрикнул Чжан Фэй. – Даже эти люди больше тебя пекутся о твоей чести!

– Я согласен с братом, – прогудел Гуань Юй.

– Но нам всем придется уходить! Бежать неизвестно куда! – снова попытался урезонить людей наместник. – Бросить дома, кумирни предков! Вы к этому готовы?

Наступило молчание. Затем все тот же горшечник поднял руку:

– Послушай, баогуй наместник... и вы, соседи, тоже послушайте, да не перебивайте! Я так мыслю, что поля нам все равно уже не засеять – время ушло и не вернется, не вызреет зерно. А теперь, даже если этого подлеца не кончим, нам все равно обратной дороги нету. Так и так получается – не жить нам больше в этих местах...

В толпе всхлипнула какая-то женщина.

– Поэтому веди нас, сяньшен Лю Бэй, куда прикажешь, – скрестил руки на груди говоривший. – Вожак ты, я слышал, удачливый и опытный, так что не пропадем. Будь ты нашим полководцем, а мы – твоими воинами. Верно я говорю?

– Верно! Что тут за жизнь? Пойдем воевать с Желтыми! – кричали в толпе. Лю Бэй молча стоял, опустив голову. Ладони его, еще не успевшие расстаться с мозолями, сжимались и разжимались.

– А пропади оно все пропадом, в самом деле, – услышал наконец стоявший рядом с ним Гуань Юй. Молодой вождь выпрямился и упер кулаки в бока. – Ну что, добрые люди, помните отныне, что я вас за языки не тянул. Назвались воинами – будьте воинами и поблажек не ждите, потому что начинается для нас отныне самая настоящая война! К заходу солнца всем собраться с семьями, пожитками и оружием на этом месте. Уходим в леса с семьями, будем пробираться на север. Что не можете унести – бросайте, новое наживем!

– Вот теперь я тебя узнаю! – широко улыбнулся Чжан Фэй. – Давно не виделись, брат!

– Я сам себя давно не видел, – откликнулся Лю Бэй. – И не по душе мне это, так и знай. Но пролитого не поднимешь. Возьмешься сделать из них бойцов?

– Смотря сколько времени дашь. За три месяца будут не хуже наших ополченцев!

– Идти придется дольше. Не подведи меня! Да, надо будет еще завезти рыбу в третью деревню...

– Лучше просто заглянем туда по дороге. Если не захотят присоединиться к нам, то и в Озеро Крови их, пускай дохнут, как овцы! А куда пойдем-то?

– Думаю, в Бэйпин, а оттуда – в Ляонин, к Гонджун Сану, – мрачно ответил уже бывший наместник. – Он тоже в опале, он может нас приютить.

– А с этим что будем делать? – Чжан Фэй ткнул древком попытавшегося было отползти ду-ю.

– С этим? – Лю Бэй перевел взгляд на сжавшегося проверяющего и нехорошо усмехнулся. – А что ты там, помнится, говорил насчет кнутов? Эй, люди! Кто хочет поближе потолковать с почтенным холопом десяти безбородых свиней? Только не убивайте, мы же не бандиты! Разрешаю напоследок!

Кровожадный рев взвился над деревней. Тонко заверещавшего ду-ю схватили за волосы, поволокли...

Скрестив ноги по обычаю степняков-хунну, с которыми он долго имел дело на севере, Дун Чжо с отвращением смотрел на раскрытую корзину, которую стоявший у подножия трона на коленях Хуанфу Сун держал в руках. От корзины по залу, несмотря на воск, которым залили содержимое, распространялся легкий запах гнили. Сун Цзян, стоя возле генерала, отметил, что регент все еще не осмеливался садиться на императорский трон, – вместо этого он расположился удобной низкой скамье слева от него, – но в одеждах тучного царедворца уже преобладали заветные желтые цвета. Чжан Жан, сидевший с другой стороны, время от времени мрачно на него косился.

– Вот так было взято горное убежище бунтовщиков, – заканчивал между тем докладывать генерал. – Потери наших войск составляют пол-люя и еще цзу, истреблено, пленено и казнено три тысячи мятежников. Поймано и убито несколько вожаков, в том числе и сам главарь восстания. Вот его голова.

Юный император ничего не ответил. Не отрываясь, он смотрел в корзину, и лицо его было белее молока.

– Чем же сяньшены могут доказать, что это голова самого Безумца? – брезгливо морща нос, спросил Чжан Жан скрипучим голосом. – В Империи много стариков с длинными бородами.

– Когда его тело было найдено, он был одет в желтую мантию и сжимал в руке жезл, подобных которому прочие бунтовщики не носят, – ответил Хуанфу Сун, сдержав рвавшееся с языка замечание, что не главе дворцовых евнухов бы рассуждать о бородах. – Кроме того, его опознали перебежчики из числа Желтых повязок и пленные.

– Сказки! – презрительно бросил Чжан Жан, скорчив постную мину. – Наверняка он сбежал от вас и уже строит новые козни...

– Доказательства не нужны, – прервал его Дун Чжо, по-прежнему ни на кого не глядя. – Я хорошо помню эту рожу.

Евнух едва заметно скривился, будто услышал фальшивую ноту. Хуанфу Сун переводил взгляд с него на регента, все больше мрачнея. Он совсем не так представлял себе этот прием, он ожидал почестей и наград. Происходящее было для него непонятно. Сун Цзян бесстрастно смотрел в пол. Он уже давно все понял и просто ждал, когда все закончится.

– Что ж, значит, голову змее вы отрубили, баогуи, – нехотя признал старик. Затем в его прищуренных глазах сверкнул хитрый огонек. – Однако помните ли вы приказ, который отдал вам двор, когда вы выступали в поход? Я, право, не нахожу его исполненным...

– Как понимать эти слова? – холодно ответил Хуанфу Сун.

– Вам было приказано разгромить банды Безумца и положить конец восстанию, верно?

– Да.

– А между тем, пока ваше войско возвращалось из Си, мы здесь получили тревожные известия. Наместник Дуньцю, внук одного из нас, жалких слуг императора, сообщил нам, что какие-то смутьяны из армии этого Занг Чао объявили себя мстителями за него и снова мутят народ. Ты называешь это "положить конец", генерал? С такими полководцами, как вы двое, впору нам самим, слабым и немощным, браться за мечи и охранять Сына Неба, когда бунтовщики придут всех нас резать...

Изумленный генерал сперва молча слушал его, силясь осознать, что происходит. Затем в голове у него засновали быстрые, горячечные мысли. "Внук? Дуньцю?.. Цао Цао!" – наконец промелькнуло в сознании. О скандальном офицере, внуке Цао Тэна, Хуанфу Сун был наслышан еще до начала восстания и твердо считал его человеком беспутным. В середине зимы тот был выслан из столицы вместе с Гонджун Саном, тоже сражался с повстанцами у себя на севере и вроде даже побеждал... Но как же, пойдет такой за братьев по оружию против родни!

Стиснув зубы, он подался вперед:

– Мы разгромили их горное логово!

– А Янчэн все еще в их руках, – парировал Чжан Жан. – До сих пор жив младший из братьев Занг, а может быть, и средний, живы их прихлебатели-бандиты. Землю Империи все еще раздирают на части крамола и мятеж. Может быть, ты пришел просить награды за это, Хуанфу Сун?

Незаслуженное и несправедливое оскорбление хлестнуло бичом. Зрачки генерала вспыхнули двумя злыми угольями. Бешенство уже толкнуло его в спину, заставляя вскочить и... сделать что-то, чего он и сам толком не осознавал: то ли схватить евнуха за жирное горло, то ли наговорить в присутствии Сына Неба что-нибудь такое, после чего останется только покончить с собой и тем самым уберечь хотя бы семью – лишь бы на миг, на краткий миг стереть с ненавистной морщинистой рожи эту презрительную усмешку... В этот момент его колена коснулась рука Сун Цзяна. Перехватив яростный взгляд полководца, князь едва заметно покачал головой. Сперва Хуанфу Сун едва не обратил свой гнев на него, но затем огромным усилием воли все же взял себя в руки.

– Сын Неба желает отдать мне новый приказ? – обратился он напрямую к Шао-ди. Вскинув голову, мальчик недоуменно заморгал, будто разгоняя какие-то тяжелые мысли. Поглядев сперва на генерала, затем на своего воспитателя, он снова молча уставился на корзину. Между по-детски узких бровей императора Хуанфу Сун заметил взрослую, строгую складку.

Фыркнув, Дун Чжо скрестил руки на груди:

– Разве не ясно, что сперва надлежит выполнить до конца прежний приказ?

– Значит, я должен повернуть войска и снова идти в поход? – Хуанфу Сун по-прежнему смотрел только на императора.

– О нет, нет, только не ты, могучий, – быстро вмешался Чжан Жан. Переглядываясь с Дун Чжо, он открыто ухмылялся, глядя на разъяренного полководца. – Разве ты забыл, что было сказано еще до твоего отбытия? Походов больше не будет, а ваш Совет давно распущен. Теперь только Сын Неба и его верные советники решают, куда пойдет армия и кто станет бороться с бунтовщиками.

Глядя в пол, Сун Цзян невесело усмехнулся себе в усы.

– Ты не справился с приказом, но казнить тебя в своем милосердии Сын Неба не желает, – продолжал тем временем евнух. – Однако же довольно тебе скакать по горам и лесам, растрачивая солдат и казну. Ты останешься здесь, в Лоян, и будешь охранять драгоценную особу императора от мятежников. Поскольку это немного легче, чем воевать, с тебя отныне будет довольно и половины твоего прежнего жалования. Ты же, князь, возвращайся домой, но повремени распускать свое войско. На тебя возлагается задача уничтожить очаги бунта вокруг долины У и не допускать возникновения новых. Идите же и выполняйте приказы, именем Сына Неба!

Регент довольно кивнул. Оба военачальника, поклонившись, поднялись на ноги.

– Да, кстати, чуть не забыл, – вдруг почесал подбородок Чжан Жан. – Кажется, с вами в походе был какой-то молодой гордец, не умеющий с почтением относиться к старшим... Лю Цзы, да. Почему я не вижу его? Что с ним?

– Он умер от болезни на обратном пути, – подал наконец голос Сун Цзян.

– Досадно, досадно, – равнодушно покачал головой евнух. – Что ж, можете идти.

Генерал и князь молча вышли из зала. Не глядя друг на друга, они миновали череду покоев и, спустившись по лестнице, вышли за ворота дворца, где ждали их солдаты. Хуанфу Сун смотрел в землю. Сун Цзян бросал по сторонам быстрые взгляды, будто что-то запоминая.

– Я с самого начала знал, что так будет, могучий, – негромко произнес он, садясь в седло подведенного слугой коня. – Мало толку было искать меда в осином гнезде. Да не оставит тебя в будущем удача!

Хуанфу Сун ничего ему не ответил, лишь его руки сами собой сжались в кулаки. Он прошел мимо своей лошади, будто не заметив, и, свернув в сторону, пешком двинулся прочь от дворца по людной улице. Через двести шагов его ударил в плечо ком грязи. Яростно стиснув рукоять меча, генерал завертелся на месте, но люди вокруг с равнодушными лицами спешили по своим делам. Лишь изредка, когда он не мог этого видеть, то один, то другой прохожий бросал на него косой пристальный взгляд.

Победы и поражения – удел полководцев. Хуанфу Сун видел в жизни и то, и другое, и славе его было суждено умереть вместе с ним. Но народной памяти о нем как о самом кровавом и безжалостном усмирителе даосского восстания – этой памяти, заклеймив его в глазах потомков, суждено было пережить века...

А наместник Дуньцю между тем, не подозревая о своем новом недруге, также принимал у себя императорского ду-ю. О затее алчных евнухов Цао Цао заранее узнал от деда и как следует подготовился к визиту проверяющего, которого из-за близости к охваченным мятежом территориям сопровождал целый отряд. Тот, впрочем, тоже был прекрасно осведомлен о том, чьим внуком является его своенравный собеседник и, в отличие от посещавшего Аньси чиновника, вел себя совсем по-иному.