Текст книги "Путь Мира(СИ)"

Автор книги: C Непокупной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Через несколько минут все было кончено. Колдовское пламя Занг Лянга оказалось воистину смертоносным.

Ворота Янчэна закрылись, и над полем несостоявшегося сражения воцарились мрак и тишина. Спустя полчаса последнюю нарушил стук копыт. Высокий человек стремительно скакал на крупном коне по пепелищу. В его правой руке покачивался кривой меч на длинной рукояти, похожей на копейное древко, а левая плотно прижимала к лицу полу плаща. Прищуренные глаза пристально обшаривали скрюченные, опаленные тела.

Возле одного из них всадник на миг задержался. Меч-копье быстро полоснул мертвеца по шее и подцепил отсеченную голову на острие. Ударив пятками в бока хрипящего коня, человек развернулся и умчался обратно в ночь, туда, где ожидало спрятавшееся в холмах войско Лю Бэя.

– Гуань Юй, ты жив! – встретили его побратимы. – Что там произошло?

– Ужасное зрелище, – покачал головою гигант. – Там нет ни одной живой души. Мощна магия братьев Занг...

– Надо уходить, – решительно произнес Лю Бэй. – Простым напором их не взять. И людей у нас не хватит.

– Что же, нам так и удирать, поджав хвосты, ничего не добившись? – зло прорычал Чжан Фэй.

В ответ на это Гуань Юй усмехнулся в бороду.

– Не то чтобы ничего, – он вытянул вперед меч с головой Шарансари. – Это один из их вожаков.

– Ты сразил его? – брови Чжан Фэя поползли вверх.

– Он сам себя сразил своей жадностью. Варвары полезли грабить трупы, не дождавшись даже, пока те остынут. Видимо, этот огонь еще и ядовит.

– И что теперь?

– Теперь мы можем не опасаться гнева Совета, – Лю Бэй немного повеселел. – Доу Вана они, похоже, терпеть не могли, так что вряд ли станут о нем плакать. Зато мы уничтожили отряд мятежников и убили их главаря, а спесивый князь по глупости погубил все свое войско и сам лишился жизни. За это нас, пожалуй, еще и наградят!

– Я давно знал, что у тебя светлая голова, – кивнул великан. – А с братьями Занг мы еще поквитаемся. У любого колдовства есть источник и слабое место. Остается только найти его!

–

Примечание к части

[1] Цзюнь – десять тысяч бойцов. Самой малой боевой единицей китайских армий той эпохи была "У" – "пятёрка", пять бойцов; двадцать "У" образовывали "цзу", то есть сотню. Двадцать сотен образовывали "люй", то есть 2000 человек, а пять "люй" и составляли "цзюнь".

[2] "Небесные наставники" – официальная даосская "церковь" конца династии Хань, имевшая большое влияние при дворе. Именно ей была создана книга "Тайпин цзин" ("учение о великом равенстве"), первоначально выводившая равенство как соответствие каждого человека своему положению в обществе. Поддерживавшим государство "Небесным наставникам" противостояли еретические даосские секты наподобие Тайпиндао, трактовавшие "Тайпин цзин" в интересах простого народа.

[3] В те времена чай не был широко распространен и считался дорогим, элитным напитком. Сосуды же, которые мы сейчас называем "чайниками", появились раньше и служили для подогрева вина.

[4] "Бить по траве, чтобы вспугнуть змею" – одна из "Тридцати шести стратагем", классических китайских военных маневров, изложенных в одноименном трактате.

Глава десятая. ВЕЧЕРНИЕ БЕСЕДЫ

Слухи о новом смертоносном колдовстве, примененном Занг Лянгом во время неудачной атаки на Янчэн, привели имперскую армию в трепет. Совету все труднее становилось находить новых добровольцев: владетельные князья и начальники провинций, прежде горевшие желанием стяжать себе славу победой над повстанцами, теперь один за другим отказывались отправляться на гибель, наученные горьким опытом Доу Вана. Сказывалось на боевом духе и убывание запасов провианта – ежедневные пайки урезались все сильнее, и даже генералам уже приходилось довольствоваться малыми порциями. Солдаты роптали, крестьяне открыто возмущались.

Присутствие духа сохраняли лишь несколько полководцев, одним из которых был Лю Бэй. Во время отступления из-под Янчэна его войско сумело перехватить снабженческий отряд Желтых повязок, везший провизию для крепости Бао, а затем, сделав большой крюк, осадило и через несколько дней сумело взять ее. Половина защитников крепости была казнена, другая примкнула к его войску. За это и за доставленную Совету голову Шарансари он был назначен начальником уезда Аньси. Гуань Юй и Чжан Фэй стали его помощниками.

Обустроившись на новом месте, братья первым делом стали хлопотать за до сих пор томившегося в темнице Лю Цзы – в детстве Лю Бэй был дружен с ним и не хотел бросать в беде старого товарища.

– Из всех, кого посылали против мятежников, нанести поражение им смогли только мой старший брат и Лю Цзы, – почтительно сказал Гуань Юй Имперскому Стратегу Чжугэ Сюаню. – Неразумно было бы прославленному полководцу без дела сидеть в тюрьме, когда Поднебесную раздирает смута.

Чжугэ Сюань согласился содействовать в освобождении генерала: поднявшийся, как и Лю Цзы, из простых людей до своего высокого чина, он был склонен к взаимовыручке в таких делах. Через несколько дней, выбрав момент, он подошел к Хэ Цзину, брату императрицы, и повторил ему слова Гуань Юя.

– На казни отважного мужа настаивают разозленные им евнухи и Дун Чжо, – заявил он. – Взяточник Цзо Фын постоянно клевещет на него перед вашей сестрой и сеет между вами разлад, а это опасно. Если они настоят на своем, однажды может случиться так, что их слово станет для нее более весомым, чем ваше!

Хэ Цзин помрачнел, слушая Стратега. Императрица Хэ действительно в последнее время уделяла ему все меньше внимания, проводя время с сыном, евнухами и подружками. Восстание тревожило ее куда меньше, чем уходящая молодость, однако потерпевший год назад поражение брат разочаровал ее, выставив на посмешище перед набирающей влияние матерью умершего мужа, великой вдовствующей императрицей Дун[1]. Напомнив об этом, Чжугэ Сюань наступил на больную ногу, однако вместе с тем говорил дело. Неприязненно покосившись на него и ничего не ответив, Хэ Цзин развернулся и ушел.

На следующий день Лю Цзы был выпущен из темницы и восстановлен в звании. Выведав, кто был причиной его освобождения, он отправился в Аньси и явился к Лю Бэю, с порога поклонившись тому в пояс. Крепко обняв его, молодой наместник познакомил его со своими братьями и велел устроить пир.

– Да воздастся тебе тысячу раз за то, что спас меня от темноты и зловония лоянской темницы, могучий, – говорил Лю Цзы на празднестве, – но, право, лучше бы мне и дальше не знать, как плохи дела Империи. Подумать только, что из-за высокомерия князей и жадности евнухов восстание продолжает бушевать! Если так пойдет и дальше, скоро во дворце Вэнь-дэ будет новый владыка.

– Ты о Дун Чжо или о Безумце? – пренебрежительно фыркнул Чжан Фэй. – Ха! Я возьму обоих одной рукой, а другой прихлопну, и будет мокрое место.

– Дун Чжо, Занг Чао – не все ли равно? – печально ответил Лю Цзы. – Важно лишь то, что они сильны, а мы слабы и раздроблены. Черный и желтый волки грызут страну с двух сторон...

– Насчет черного волка я ничего не знаю, – пожал плечами Лю Бэй, имея в виду Дун Чжо, – но вот слабое место желтого мы с Гуань Юем уже, кажется, обнаружили.

– Обнаружили? – удивился Чжан Фэй. – А почему я не знаю?

– Потому что постоянно пьешь, как не в себя, – заметил сидевший рядом Гуань Юй, забирая у побратима кубок. – А ведь мы не раз и не два обсуждали это при тебе!

Беззлобно фыркнув, Чжан Фэй ухватил со стола кувшин и присосался прямо к нему. Неодобрительно поглядев на него, Лю Бэй отодвинул от себя чашку с едой и вновь повернулся к Лю Цзы.

– Ты разбил войска Чэн Юань-чжи под Циньчжоу, мы тоже несколько раз наносили им поражение, – начал объяснять он. – И вот что я заметил: братья Занг хорошие стратеги, но плохие тактики. Когда все идет в соответствии с их планами, повстанцы побеждают, но едва что-то происходит не так, они тут же напускают на нас свое колдовство и спешно отступают. А если по какой-то причине они не могут этого сделать, их армия паникует и бежит, как это было на равнине Цо. Из-за этого им наверняка приходится тратить много времени на продумывание всех возможных вариантов развития сражения. Внезапной же атаки они и вовсе не вынесут.

– Это так, – степенно кивнул Гуань Юй. – Когда мы ударили на них с фланга, то пустили их желтые тряпки по ветру. И ты, баогуй, разбил их войско, атаковав с тыла.

– Кроме того, волшебством занимаются явно не все их предводители, – продолжал Лю Бэй. – Ни Чэн Юань-чжи, ни глава гарнизона Бао не смогли ничего противопоставить нашим воинам, кроме такого же, как у нас, оружия. Выучка их войска также уступает нашей. Короче говоря, вся сила Желтых повязок состоит в том, что они постоянно действуют не так, как мы думаем.

Лю Цзы молча слушал его.

– Что же ты предлагаешь, могучий? – наконец спросил он.

– Несколько перебежчиков рассказали нам, где находится тайное пристанище Занг Чао. В скором времени Совет собирается выслать новое усмирительное войско. Я попрошу Чжугэ Сюаня дать тебе место в нем и предоставлю тебе воинов. А ты предложи командованию вот что...

На следующее утро, за много ли от Аньси, в долине У забили барабаны. Владетельный Сун Цзян, до сих пор воздерживавшийся от участия в боевых действиях, собирал войска возле Чанша, своего родового гнезда. Голодная зима привела в долину множество переселенцев, от которых сейчас потребовали вернуть долг принявшему их под свою руку роду Сун, поэтому за несколько дней армия собралась немалая. После окончания сборов сам князь в высоком шлеме с рыжим конским хвостом обратился к солдатам, стоя на крепостной стене.

– Моим предком был Сун-цзы, прославленный во всех концах Поднебесной! – говорил он. – Однако до сих пор Совет считал, что для того, чтобы нести бремя защиты отечества, я недостаточно родовит и спесив. Теперь же их посланники день и ночь обивают мой порог, умоляя вмешаться в войну. Что ж, если выяснилось, что для успешного командования войсками недостаточно носить раззолоченную одежду и протирать сиденья во дворце – да будет так!

Войско ответило приветственным кличем. Сыновья князя, молодой юноша и мальчик, взмахнули мечами. Спустившись со стены, Сун Цзян через некоторое время выехал из ворот со свитой, поговорил со своими офицерами и в тот же день двинулся в поход.

Вместе с войсками двигалась и дозорная сотня Да Бяня, в которой теперь служил не только Тан Чжоу, но и Ган Нинь – князь помиловал молодого пирата в обмен на обещание указать, где спрятана крупная доля добычи шайки Дэн Мао. Болтливый и наглый, но вместе с тем смелый и веселый, он в первые же несколько дней переругался с одной половиной сотни и подружился с другой, чтобы через несколько дней уже пить в компании первых и осыпать насмешками вторых – и так без конца. Весь он был словно подобен огню, который сегодня обожжет тебе руки, а завтра согреет холодным вечером. Под влияние его нахального обаяния попал и сам старый Да Бянь, то грозившийся переломать о спину дерзкого парня все палки в округе, то смеявшийся со всеми у костра над завиральными байками, запас которых у Ган Ниня был неистощим. Вот и теперь бывший разбойник, а ныне разведчик сидел вечером у костра на высоком пне, болтая ногами и не умолкая ни на миг.

– Мы тогда шли низовьями Хуанхэ на пяти лодках, – рассказывал он, прихлебывая рисовый отвар. – Время выдалось глухое, почти не щипали никого, я уж и то подумывал тягу дать с парнями. И вот вздумалось однажды атаману мясца пожевать – рыба-то уже поперек глотки встала. Взял я двоих парней – старого Пэй Гуя и еще одного, забыл, как его звали, – и пошел в деревню чего-нибудь купить или украсть. Приходим, смотрим – ни во дворах, ни на проселке нет никого, все по домам попрятались. А посреди дороги здоровенный бык копытом землю роет – взбесился, значит.

– И что, ты его кулаками забил, как того тигра? – ухмыляясь в усы, спросил один из солдат.

– Ну ты сказанул! – поднял брови Ган Нинь. – Кто же на быка с кулаками полезет? Такого даже старик Дэн Мао спьяну не откалывал. Да вы дальше-то слушайте. Мотает он, значит, башкой, злится. Парень, который с нами был, помертвел весь, бросился в канаву и лежит там как мертвый, только что мухи не садятся. Тут мне Пэй Гуй и говорит: бери лук и отходи к берегу, птенец, сейчас будем мясо добывать. Я потихоньку назад пошел, а он, наоборот, вперед, к быку. Тот его углядел – и за ним. Пэй Гуй от него. Чешут прямо на меня. Бык совсем рассвирепел, глаза алым горят, из-под хвоста дым идет, бежит все быстрее. Ну, думаю, конец Пэй Гую. Прицеливаюсь и в глаз зверюге – бац! Тот только мордой в землю ткнулся...

– Быка в глаз на всем скаку?

– Брехня!

– Ничуть не брехня, покажу любому, кто мне быка одолжит. Дед остановился, подошел к нему, потыкал ногой, а потом подходит ко мне – и раз мне по уху! "Дурак ты, говорит, птенец, дураком и помрешь. Разве ж так охотятся? Кто его теперь до лодок тащить будет?"

Сотня грохнула хохотом, балагура стащили с пня и принялись лупить по плечам и голове. Лишь Тан Чжоу, сидя вполоборота, мрачно смотрел в огонь.

Офицерского чина князь ему так и не дал – после разгрома пиратской шайки сотня больше не совершила ничего выдающегося. Однако перед началом похода Да Бяню доставили княжеский указ, велевший переселенцу из столицы обязательно отправляться в поход и суливший строгие кары за невыполнение. Тан Чжоу понимал, что, хотя уже год не был в войсках Желтых повязок, наверняка будет использован как "язык" или просто знаток сил повстанцев. На душе у него было странно: если прежде он не придавал своему короткому участию в мятеже никакого значения, то теперь на ум почему-то упорно лезли лица прежних соратников и товарищей по отряду, лучистых глах Великого Учителя, его то плавно текущих, то взрывавшихся огненными брызгами речей, морщинистые руки оставшихся в Лоян без защиты и опоры престарелых родителей. Близких друзей на новом месте службы он так и не нашел – то ли разведчики прознали о том, что он был среди Желтых повязок, то ли просто не желали сближаться со "столичным". Разведчик смутно осознавал, что, несмотря на приказ Гонджун Сана, он дважды стал предателем – и для повстанцев, и для императорских войск. Это отнюдь не прибавляло ему веселья.

Войско двигалось три недели с редкими остановками и неподалеку от города Ань встретилось с армией Совета. Ее – двадцать тысяч обученных за зиму солдат – вел молодой генерал Хуанфу Сун, дальний родственник сановника Мен Хуна. Лю Цзы, состоявший при нем советником, возглавлял отряд в две тысячи воинов. Обменявшись приветствиями и добрыми пожеланиями, Сун Цзян и полководцы Совета уединились в шатре, обсуждая план кампании. Через пару часов за Тан Чжоу явились двое солдат и велели отправляться к князю. Обуреваемый дурными предчувствиями, разведчик пошел за ними.

– Вот человек, о котором я говорю, – указал на него Сун Цзян, когда Тан Чжоу вошел в шатер и встал у стола на колени, почтительно склонившись. – По приказу славного Гонджун Сана...

– Гонджун Сана больше не называют славным, – оборвал его Хуанфу Сун. Его голос был скрипучим и монотонным, лицо формой напоминало лезвие топора. – Император выслал его из столицы и прогнал на север, где ему и место.

Сун Цзян сердито посмотрел на него. На некоторое время в шатре воцарилась тишина.

– Если мне позволят закончить, – произнес он затем, – по приказу Гонджун Сана этот разведчик несколько месяцев провел в войске Безумца и участвовал в штурме крепости Тай. В письме ко мне регент...

– Бывший регент, – без выражения поправил его Хуанфу Сун.

– ...бывший регент говорил, – раздраженно продолжал князь. – что человек этот посвящен в тайну горного убежища бунтовщиков. Это правда, Тан Чжоу?

Вопрос прозвучал неожиданно, и разведчик кивнул прежде, чем осознал его смысл.

– Отлично. Ты будешь нашим проводником, – довольно кивнул Сун Цзян. – Если мы преуспеем, тебя представят к офицерскому чину, которого ты так ждешь. Если же ты обманешь нас, будешь обезглавлен. Теперь иди! Когда в тебе возникнет надобность, за тобой пришлют.

Пошатываясь, Тан Чжоу вышел наружу и встал было у входа, но вооруженные длинными копьями стражи жестами показали ему, чтобы шел своей дорогой и не подслушивал. Разведчик убрел за шатер. В голове у него шумело. Обещанная награда, опасное поручение, внезапное и непонятное, но мощное чувство вины и стыда перед мятежниками – все, слепившись в один бесформенный комок, каталось по казавшемуся пустым черепу. За темно-зеленой полотняной стенкой виднелись озаряемые факелами силуэты военачальников. Некоторое время Тан Чжоу тупо смотрел на пляшущие по полотну тени, а затем, повинуясь странному наитию, вдруг упал на землю, бесшумно подполз к шатру и прислушался.

– ...не верю, – донесся до него неприятный голос Хуанфу Суна. – Вы можете действовать по вашему разумению, князь, но что может знать простой солдат? К тому же его сведения устарели на целый год.

– У этого маленького солдата большое честолюбие, – ответил ему Сун Цзян. – К тому же он не лишен известных способностей. Уверен, что он сумеет оказаться полезным. Вы что-то хотите сказать, сяньшен Лю?

– В отряде, которым я командую, тоже есть несколько перебежчиков, – услышал разведчик новый, незнакомый голос. Он вспомнил, что вместе с князьями в шатре сидел еще один человек. – Если слуга баогуя Суна ничем нам не поможет, то можно будет использовать их. И если не мы, то другая усмирительная армия...

– Усмирительных армий больше не будет, – отрезал Хуанфу Сун.

– Что вы имеете в виду? – удивился Сун Цзян.

– Императорский двор недоволен действиями Совета. За целый год лишь ваши, сяньшен Лю, войска да ополчение этого выскочки-башмачника сумели нанести бунтовщикам урон, остальные выступления потерпели неудачу. Истрачены средства, без толку погибли опытные воины, изломано и потеряно оружие. Дун Чжо боится армии в руках князей, евнухам военные затраты мешают обстряпывать их грязные делишки, Хэ Цзин не желает оказаться в рядах неудачников, а Сына Неба раздражают все, включая нас с вами.

– И чем это грозит нам?

– Я выступил из Лоян пять дней назад. Если ничего не изменилось, еще через десять дней указом императора должность Имперского Стратега будет официально упразднена, а Совет – расформирован и отправлен по домам. В дальнейшем бороться с повстанцами будет поручено местному ополчению под раздельным руководством князей и губернаторов.

– Выходит, наш поход будет последним вне зависимости от результата?

– Да, баогуи. Постарайтесь уяснить, что это наша с вами последняя возможность добиться славы и почета, и я не допущу ни малейшего провала. Но об этом, похоже, мы все уже сказали, больше обсуждать здесь нечего, а есть и другие вопросы. Скажите, что это за история с...

Чья-то рука легла Тан Чжоу на плечо. Испуганно обернувшись, он увидел человека в долгополой серой одежде и конической бамбуковой шляпе. Стоя в тени шатра, он с улыбкой смотрел на него.

– Не печалься, могучий! – шепнул пришелец. – И не хватайся за меч, я тебе не враг. Ты спас мою жизнь, и теперь я хочу возвратить тебе долг.

Разведчик недоуменно смотрел на странного гостя, не узнавая. Затем серое одеяние всколыхнуло в нем воспоминания.

– Ты...

– Тише! – человек в сером опасливо оглянулся на сидящего поотдаль спиной к ним Да Бяня. – Сейчас не время все обсуждать. Я буду следовать за войском в отдалении. Когда тебе понадобится помощь советом или действием, вечером разожги костер и два раза крикни совой, а один раз чайкой. Мое даосское имя Лу Суньши-циляо – Бирюзовый Поток...

Еще раз оглядевшись по сторонам, ночной визитер отступил в темноту и скрылся за шатром. Через мгновение оттуда, шумно хлопая крыльями, вылетел большой филин и скрылся в черном небе. Затем все стихло. Озадаченный Тан Чжоу еще немного посидел у шатра, а затем наконец отправился спать.

–

Примечание к части

[1] Семейные отношения китайских императоров отличались сложностью и были подобны скорее гаремам Ближнего Востока, чем бракам их подданных. Среди многочисленных сожительниц и наложниц Сына Неба императрица-жена могла быть только одна – обычно та, которая смогла родить ему наследника. Однако любой из наложниц мог быть пожалован особый титул, также переводящийся с китайского как "императрица". Наибольшую власть, если они доживали до этого, обретали "вдовствующие императрицы" и "великие вдовствующие императрицы" – жены и матери умерших императоров соответственно. Статус той или иной императрицы (как и императора) мог быть пересмотрен главой государства как при жизни, так и после ее смерти – часто правителями или правительницами Сын Неба объявлял своих предков "задним числом", посмертно. Формально обладая большой властью, к концу династии Хань, однако, императрица превратилась в пешку сперва евнухов, а потом военных регентов наподобие Дун Чжо.

Глава одиннадцатая. «МЕРТВЫЕ ИДУТ!»

Провинция Си встретила армию Совета промозглым весенним ветром и низко нависающими темными тучами. Медленно сходивший снег постепенно обнажал грязно-желтую землю, заброшенную покинувшими ее крестьянами. На северо-западе на добрые десять ли расстилалась вечно несущая свои темные, холодные воды великая Хуанхэ. На востоке возвышалась угрюмый горный кряж, с которого каждый год к реке сходили мощные оползни.

– Старые люди говорят, что в здешних водах живет дева-дракон, а в горах – ее жених, – рассказывали однополчанам переселенцы из местных. – За какое-то прегрешение Нефритовый Император разлучил их и поселил в различных стихиях. Но они все равно жаждут встречи, поэтому горы потихоньку переползают к реке, а Хуанхэ часто разливается, пытаясь своими водами дотянуться до возлюбленного...

Сотня Да Бяня шла в головном дозоре. Тан Чжоу неохотно указывал дорогу. Перед глазами его то и дело вставали окружавшие заповедную долину неприступные скалы и узкая горная дорога, по которой придется идти армии. Даже хорошо знакомым с местностью сектантам приходилось, на его памяти, двигаться по ней длинными колоннами. Как Сун Цзян собирается провести там войска? И кто будет обвинен в неудаче, которая, скорее всего, воспоследует?.. В последнем сомневаться, впрочем, и вовсе не приходилось – все было сказано еще тем вечером...

Да Бянь вполне разделял его недовольство.

– Наломаем мы там спины, – то и дело бурчал сотник, поглядывая на постепенно приближавшиеся горы. – И что это на князя нашло? Не умеем мы в горах драться, кому, как не ему, знать... Может, у него есть какой-то замысел?

– Надеюсь, что так, – пожал плечами Тан Чжоу.

– А у тебя какие-нибудь мысли есть, столичный?

– Никаких.

– И у меня тоже. Так что сегодня на привале пойдешь спросишь, у кого они имеются.

– Что ты имеешь в виду, господин? – удивился разведчик.

– А то, что давай зови-ка своего помощничка, пока он не успел решить, что благоразумие важнее благодарности. Ну и что ты так смотришь? – он хмуро покосился на изумленного подчиненного. – Хорош бы я был дозорный, если бы у меня под носом могли ползать незамеченными разные бандитские подпевалы. Охота же тебе нюхаться со всякой пакостью... Впрочем, вдруг поможет? Тогда и ладно.

– Поможет он, как же! – подал голос шедший неподалеку Ган Нинь. – Мне ни разу не помог, хотя я его и подкармливал. Хоть бы на добычу разок навел, что ли...

– Если б навел, я его прямо там вздернул бы, – оборвал нахала Да Бянь. – Коли такой умный, так пойдешь со столичным вместе, поможешь ему там чем. И вообще, болтать команды не было!

Бывший пират фыркнул, но подчинился.

Вечером того же дня Тан Чжоу и Ган Нинь покинули лагерь – часовые у границы нахмурились было, но оказавшийся поблизости сотник успокоил их, – и направились в холмы. Нарубив на склонах сухого после зимы колючего кустарника и в кровь изодрав об него пальцы, они развели костер. Пряча руки под плащ и ежась в порывах промозглого весеннего ветра, Ган Нинь бурчал, что у местных комаров с кустами договор о взаимной помощи и строил догадки, чем комары со своими подельниками расплачиваются – все до единой невероятно непристойные.

Немного подождав, Тан Чжоу дважды крикнул совой и замолчал.

– И дальше что? – недовольно спросил его помощник.

– Как кричит чайка?

– Тьфу ты! – плюнул в сердцах пират. – Дураки вы оба, вот что. Кто же так пароль придумывает? Или он просто решил так отмазаться от помощи? Ладно уж, запоминай...

Чаячий крик разнесся над спящими холмами. Спустя некоторое время неподалеку раздался шорох. Тощая фигура ловко вскарабкалась на вершину холма и вошла в круг света от костра.

– Приветствую тебя... ох! – даос едва не споткнулся, заметив со скукой ковыряющего в зубах Ган Ниня. – Как? И ты тоже здесь, могучий?!

– Здесь я, здесь, – невозмутимо ответил тот. – А где мне еще быть-то, если твой спаситель чаячьего крика даже во сне не слышал никогда? В следующий раз не приду, так и знайте оба – головой надо думать.

– Но как... впрочем, неважно, – новоприбывший уже оправился от изумления. – Мне и впрямь стоило быть осмотрительнее в этом вопросе. Итак, чего вы хотите от меня, мои повелители?

– Сун Цзян и Хуанфу Сун хотят штурмовать Занг Чао в его горном убежище, – начал объяснять Тан Чжоу. – Однако они не знают местности и не умеют сражаться в горах. Я пытался отговорить Сун Цзяна, но он не слушает меня. Ты тоже следуешь Безначальному Пути, ты лучше нас понимаешь мысли Занг Чао. Скажи, как нам поступить?

Отшельник задумался.

– Непростую задачу ты передо мной ставишь, сын благородной семьи, – медленно произнес он наконец. – Я действительно знаком с Занг Чао и, хоть между нами нет дружбы, признаю его ум и великие возможности. Не менее достойны уважения и его братья. У них есть всего одна слабость, которая может быть нам полезна, но воспользоваться ей будет нелегко. Не знаю, сможем ли мы...

– Что-то темнишь ты, Сыма И, – перебил его Ган Нинь. – Этак и я могу часами ни о чем разглагольствовать. Давай дело говори!

– О, прошу меня простить, я лишь практикую редкое в этих краях искусство рассуждать последовательно, – ответил Сыма И смиренно, но не без яду. – Но все же позвольте мне закончить: главную ошибку Занг Чао я вижу в том, что он борется не только с вашими войсками, но и с учением Кун-цзы.

– Имеешь что-то против Кун-цзы?

– Я даос, – резко ответил отшельник. – Ничто не заставит... впрочем, позвольте мне оставить мои мысли при себе, поскольку они не важны. А важно лишь то, что среди своих солдат он проповедует полный и мгновенный отказ от него и этим поступает не как садовод, а как косарь: вместо того, чтобы оставить сяо[1] без пищи и тем самым позволить ему постепенно захиреть и отмереть, он срезает все его внешние проявления, забывая о корнях. Умом Желтые повязки внимают ему, но душой все еще помнят, что им рассказывали в детстве. Скажи мне, могучий, чего ты боишься?

Тан Чжоу задумался.

– В детстве? Ну, я долго боялся соседской собаки...

– Нет! – нетерпеливо отмахнулся Сыма И. – Этого боялся ты один. А чего боятся все люди?

Разведчик еще немного подумал. А потом произнес два слова, от которых переменился в лице даже скептически ухмылявшийся Ган Нинь.

– Именно! – удовлетворенно хлопнул в ладоши даос. – И если мы убедим их в том, что Занг Чао все-таки был неправ, – нет, что он лгал им! – хребет их духа будет сломлен, и братьев-мятежников можно будет взять голыми руками. Осталось лишь убедить вашего вождя...

– Вождей, – заметил пират.

– ...ваших вождей последовать моему плану. Вам придется... нет, лучше я сам завтра приду и буду говорить с ними. А пока детали выслушаете вы.

На следующее утро разведчики попросили аудиенции у Сун Цзяна и Хуанфу Суна. Сидя за столом, генералы хмуро смотрели на преклонивших колени солдат и странного человека в сером между ними. Лю Цзы, заболевший на промозглом весеннем ветру, зябко кутался в подбитый шерстью халат: время от времени у него вырывался тягучий, сдавленный кашель.

– За последние дни войско почти не продвигается, – глядя на Тан Чжоу сверху вниз, холодно процедил Хуанфу Сун. – Мятежники уже наверняка знают о нашем приближении, и походу грозит неудача. Почему мы еще не атакуем их убежище? Ты, верно, пришел наконец сознаться, что не знаешь дороги, и умолять о прощении?

– Нет, баоюй ду-ду[2], – Тан Чжоу коснулся лбом земли. – Но я подумал...

– Думать будем мы, – оборвал его генерал. – Твое дело указывать дорогу.

Лю Цзы покачал головой. Сун Цзян протестующе поднял руку:

– При всем моем уважении, сяньшен Хуанфу, хоть вы и главный в этом походе, но это мои солдаты. И я хочу выслушать, что они скажут. Обвинять их будем потом, если найдется, в чем. Говори.

Лазутчик выпрямился. Ган Нинь последовал его примеру.

– Причина нашего медленного приближения состоит в том, что оттаявшая земля раскисла после зимы и задерживает передвижение колесниц и повозок, – начал Тан Чжоу. – Однако в это время года такое бывает настолько редко, что впору подумать о враждебных чарах братьев Занг...

– Довольно! – хлопнул ладонью по столу Хуанфу Сун. – Я устал от дурацких россказней о волшебстве бунтовщиков! Ты что, хочешь подорвать дух моего войска? Отрубить ему голову!

– Постойте! – вмешался Лю Цзы. – Человек, которому я доверяю, как себе, лично видел, как Занг Лянг при помощи колдовства уничтожил армию Доу Вана. К тому же воин не закончил.

Негодующе фыркнув, генерал отвернулся. Сун Цзян сделал разведчику знак продолжать.

– Мудрый Лу Суньши-циляо лучше нас понимает в колдовстве и предложил план, который отдаст мятежников прямо нам в руки.

Взгляд князя обратился на человека в сером, который, не дожидаясь разрешения, выпрямился и смело посмотрел ему в лицо. Сун Цзян увидел непроглядно черные, близко посаженные глаза, тонкий нос с глубоко вогнутой переносицей и плотно сжатые губы. Это лицо показалось князю смутно знакомым, но он не успел покопаться в памяти – пришелец заговорил:

– Не сочтите меня дерзким за мою прямоту, высокие владыки, но мне ясно видится, что ваша армия находится в затруднительном положении. Быстро идти вперед вы не можете и своим промедлением даете Желтым повязкам все больше времени на укрепление своих позиций. О внезапном же нападении не могло идти речи с самого начала, не обманывайте себя – Занг Чао узнал о вашем приближении, едва вы ступили на землю Си. Население здесь поддерживает его, а не вас, так что существует опасность бандитских нападений. Ваш прежний образ действий тут не годится, нужно воевать по-другому.

– Продолжай, – помолчав, молвил князь.

– Проще всего противопоставить враждебной магии свою, – вытащив из кармана несколько камешков с вырезанными на них странными знаками, Сыма И подбросил их на ладони. – Я много лет изучаю тайные науки и знаком с некоторыми духами горы Тайшань, но все же не могу тягаться в мастерстве с Занг Чао. Можно победить волшебство и военной силой, однако это повлечет массовые потери и ввергнет войско в пучину бед. Но если мы объединим обе эти силы, победа станет решенным делом.