Текст книги "Сквозь (СИ)"

Автор книги: Буравин Анатолий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

Все имеет парадокс

Назови его любой теорией

Или как, теоремой?

Но без смерти нет жизни.

Тебя смущает смерть?

Ты против того, что существует зло в мире?

Ты против жизни.

Ты – зло.

Ты на этапе самоубийц

Движетесь медленно

В кандалах

Ноги сцепят

Злом зло лечат

Добро вас накажет

Добро для зла зло

Все имеет парадокс.

Все проникновенно просто.

Однажды, будучи школьником, я остался дома один. Мой старший брат и мама ушли куда-то. Я был сам несколько часов, занимался какой-то ерундой из комнаты в комнату. Начал листать детскую книжку про Лошарика – сказочную цирковую (вроде бы) лошадь из разноцветных шариков. Я сел за стол и переписал эту сказку в тетрадь. Книжку я запихнул за вещи на балконе. Когда пришли мама с братом, я показал им сказку и сказал, что написал ее я. Лжец. Мама не поверила. Старший брат тоже. Прошло время (около недели). Мне так и не поверили. Я настаивал на своем, но вяло с каждый днем. Хотя мы сильно не обсуждали это – всего два или три раза за неделю. Брат нашел на балконе книжку. Сказал – «Ну вот я же говорил, а ты, тут» и слова его сникли немного, пожалел меня, как-то забылось, ушло. И что? Какая мораль? Как это повлияло на тебя? Зачем остальным эта история? Что с того? Что с того? Ничего. Просто такая история, которая имеет для меня значение. Которую я не забыл. Что за тон, опять, что, пожалеть? Пожалеть? Ты любишь, когда тебя жалеют или что? Что происходит? Так, может быть, не знаю, да нет, не люблю, что за! Все, давайте заканчивать историю. Вот в принципе история. Постарался описать без оценок, пообещал же там где-то в тексте, вот и держите.

Эксгибиоционизм. Скучный, никакой.

Это стих

Вроде имеет отношение к Сквозь

Но это стих

Вроде бы и не имеет.

Мне приходится заканчивать текст

Сквозь

Но стих здесь

Дает надежду

И дает свободу

Того, что тект вечный

Но нужно заканчивать

И дописывать этот стих

Чтобы определить форму

И посмотреть на кусок формы

Со стороны

Как вроде ты вылепил ноги скульптуры

И отходишь посмотреть

Похожи ли ноги на ноги

И только после этого

Ты будешь делать

Из ног туловище.

Уже не говоря о голове

О который ты еще совсем ничего не знаешь

Аминь этому

Аминь в целом.

Кому сказать спасибо?

Кому сказать спасибо?

Кому сказать спасибо?

Спасибо, что просишь спасибо.

Идеальный пример.

Идеала.

Аминь.

Вот такой я, если смотреть на мир моими глазами. Ничего невероятно необычного, просто когда молчишь, создается впечатление, что ты умный. Вот и молчу. Чтобы создать ебучее впечатление. Признайся. Признаюсь.

А что значит умный? Значит – лучше других. Неважно как? Нет, важно как. Хочешь быть самым красивым? Нет. Хочешь быть самым оригинальным? Наверное, да. Не знаю. Хочешь быть самым крепким, чтобы на тебя всегда можно было положиться? Да, скорее да. Хочешь быть самим собой? Хочу. Очень хочу.

Вот и вся история. Ничего необычного. Действительно. Ничего необычного. Иллюзорная комната распахивает разные истории. Слова заканчиваются, слова уходят, я просто слова, пришел, сказал, ушел, ток, я не садился за этот стол писать этот текст, это текст сел писать себя сам. Я правда не в курсе, как я тут оказался. Я был другим, я сидел на диване и умирал от смеха, когда смотрел Один Дома, я, вот все то, что не стоит говорить при детях, я понимаю, но что я могу сказать? Развожу руками, постарался развернуть себя сам, а меня разворачивает картина настоящего меня, которого я не вижу, а только вы видите, и можете дать оценку. Если вы прочитаете этот текст, скажите мне, какой я? Какой? Какой я там есть, со стороны, какой? Не субъективно, а как объект, я превращаюсь в предмет, ведь я предмет, я внутри я, а там, сижу сейчас, полулежу, компьютер на коленях, буквочками растекаюсь ради буквочек, а не ради идеи, потому что идеи нет, бесов выгоняю, значит все-таки ради формы, нет, не ради формы, а ради музыки, ради красок, ради сам не знаю ради чего, мне все-равно какое влияние на меня имеет музыка, она мне нравится.

За время написания этого текста (особенно, первой его части), я постоянно проверял статистику документа. Сколько символов с проблемами и без пробелов я написал. Скачал несколько книг, проверял их статистику (книги 3 скачал, так, на глаз), думал, сколько будет у меня. А у меня получается так как есть, никакого подгона. Горжусь ли? Да похую вообще, что ты в принципе думаешь о каких-то блядь символах. "А что бы с тобой сделали в тюрьме?", – подумал Седой. Словно проступительной чертой. Возник. Из тюрьмы сбежавшей.

***

– Подождите. У меня блядь вопрос, – сказал Рон – какого хуя ты меня унижаешь?

– Я прошу прощения перед всеми, было дело. Рон, прошу прощения, – произнес я в комнате голосом – Больше такого не повторится.

***

Что останется тебе перед смертельным прыжком

Одинокого волка в защиту стаи?

Только стыдливый в горле ком

И сбить деревянные сваи.

Прыть моя на остановке

Заключается в неведении

Смертельной дозы смерти

Заключается в невиденьи

Смерти один на один

В бою с куклами

Кулаками

Божьим началом.

Предметы были в комнате. Я был в комнате тоже. Я был в комнате. Предметы были в комнате тоже.

Шелестяще-больно распахнулись вдруг двери. 4 слабых тела, впихнутые в комнатную очередь, вникли и поредели среди пространственного воздуха. Атаель встал молча около двери. Солдат. Седой сел на пол около стены, оперся спиной, закинул голову кверху подбородком, смотрел в меня строго, вызывающе и с пониманием. Заключенный. Рон прытнул. Неудачник. Соркош зашел последним и оглянулся. Посмотрел на меня в последнюю очередь. Шерстяще улыбнулся. Мой.

Я сидел на стуле. Стол вдавливал сверху руками. Комната застыла и панически задергалась. Стихийное бедствие облачило Эммануила, который жадно всматривал комнату за окном, но в комнате не был. Поникло мое сознание, поникло мое тело, глаза в глаза ударяли беспечным, хотелось кашлять и ничего не хотелось. Обнажить сердце свое. Обнажить руки замерзшие. Крикливо выдвинуться вороном, улететь за высь, поникнуть вороном, забирать слово обратно. Сегодня мы забираем слово обратно.

Не сказал бы, что время замедлилось. Возможно, оно замедлилось для меня, но не для времени. Комната деревянная, комната в обоях, стул, стол, не тронутая книжная полка, в тумане взгляд, панический отдых, всего лишь нужно больше спать и быть, скажи мне, друг, что ответишь ты мне, когда выльется все наружу, что скажешь ты мне, когда слой разойдется со слоем в стороны, когда помутневший рассудок исказит выдвижение тебя. Я хотел бы, чтобы буквы пропали, чтобы не трогали меня своими скользкими и липкими мною, чтобы ты, чтобы ты, кому это высказать, кому это высказать, идентичность, высказанность, переломность, точка. С трудом понимаю, что происходит. Не могу поднять голову, все давит и внутри разжимаются тиски, все медленней и медленней и медленней и сильнее и сильнее, вдохни, живой, вдохни, Толик, вдохни, текст тебя любит, текст тебе нужен, текст тебе предназначен, роком-судьбою, малой величиною, на рысака и рысак не рысак и в поле на коне и в море в воде и опустится внутрь и внутрь, и внутрь и внутрь, бывает ли проще, бывает ли легче, светает окно, возникает, легче, не станет, если не станешь легче.

Я оцепенел. Мой друг, мой любимый Соркош, что сделать мне для тебя? Зачем ты меня породил с этой хуйней, если сам противишься этой хуйне. Сам породил. Сам создал. Сам вызвал и вдохнул в меня жизнь. Ненавидишь Бога? Ненавидь себя. Ненавидь себя. Сам, что есть, то и создаешь, сам что есть, то и поешь, то и пишешь, то и все по волне, слабо, сильно, вольно, пыльно.

4 прозрачных позиции. Судьба одного быть всегда убегающим. Судьба другого быть покинутым и сильным. Судьба следующего быть в одном месте всегда. Судьба созданного быть разбитым об стену. Моя судьба – моя судьба – моя судьба – буквы. Я – буквы. Я буква. Я сам себе буква. Я сам себе слово. Не говорить не могу, говорить – больно, основа всего – мои слова, твои слова – отражение моих слов, мои слова – отражение твоих слов. Я откинулся. Я выживаю. Я стою с мечом. Я умоляю. Я пишу. Я. Я. Ничего кроме рефлексии. Я, Я, Я. В основе меня. Опять все по кругу.

Давит. Тесно давит. Тисками давит. Давит все. Я не могу сосредоточиться. Не могу запомниться. Не могу ничего запомнить. Все сквозь меня проходит и летит от точки. Вдаль. Тисками. Как выпустить из себя последний вдох. Как вытеснить из себя последний выдох. Ты выбрал, мой, выдох через повешение, выпустил скуку из себя последними выдохами, схватил скукой скуку последними вдохами, последними рефлекторными движениями, последними выражениями, недописанными текстами, недосказанными словами, недослышанными звуками и возникшими насмерть тебя не интересующими картинами. В поисках ответа, в поисках дома, прыгает моя душа как арканоид от одной галактики к другой галактике, мертво отталкиваясь, не находя точку опоры, потому что я сам есть опора. Я сам есть опора. Успокоительное. Успокоительная опора. Я – опора. Я есть опора. Все разрушится, только сквозит во мне и сдерживает. На секунду все в миге будущего незначительного, взрыв домов сквозной, красный песок волной, люди маслом на стенах, люди смехом заткнули, иронизируй, иронизируй, смейся после иронии не смешным смехом, болезненным смехом, херовым смехом, телом, где моя история, где блядь моя история, почему моя история – это я, почему блядь моя история – это я, есть ли что-то, кроме меня, есть ли кто-то, кроме меня, есть ли тут блядь кто-то, кроме меня, есть ли тут кто-то, кроме меня, есть ли тут кто-то, кроме меня, есть ли тут кто-то, кроме меня, пожалуйста, вырваться наружу, смехом наружу, есть ли тут кто-то, уберите предметы, уберите меня, пора со мной разобраться, на нож ныряя телом, на нож ныряя душой, где, кому, что я должен, не двигай моей рукой, не двигай моей рукой, не двигай блядь моей рукой, мое непослушание тебя заставляет двигать моей рукой, ты не можешь не двигать моей рукой, ты не можешь не двигать моей рукой, но если не можешь, значит одновременно можешь, значит одновременно все, значит все, значит я – опора, значит опора одна, значит ничего кроме опоры, правда твоя, все, что смог, все, что получилось, как убежать от тебя, никак, как убежать от тебя, никак, есть ли тут кто-то, кроме тебя, есть ли тут кто-то, кроме тебя, еще один вдох, еще один выход, еще один вдох, еще один выход, если текст сольется, где ты будешь, Толик, где ты будешь, Толик, где ты будешь, Толик, где ты будешь, Толик, думай о других, другие в тебе, другие в тебе, а ты в других, все все понимают, помнишь, сам себе высказал правило сверху, сам поверил, сам правило, все это разноцветно, все это налепили, все это моя кровь, все это моя кровь, ешь мое тело, пей мою кровь, молись за душу, за сердце, за семью, за родных, схвати истинную сущность свою строгую и вали, пидоров, сука, вали, пидоров, сука, вали, ствол в руке, пистолет, писто-лет, раз-два-три, бам-пах, бам-бам, ты убил, ты убил, ты убил, ты убил, ты можешь убить, можешь ли ты убить, что за поток, что снова за поток, снова сидишь, снова по кругу, какой ответ, такой и вопрос, сквози нет, сквозь, сквозь, сквозь, сквозь, что это, что за пустотная мразь залезла в меня, убери свои руки, убери свою душу, отдай мне меня и моих, не трогай их, не трогай их, есть ли тут кто-то, кроме тебя?

Комната застыла в неподвижности. Свежий ветер не врывался, лампочка убитая светила, я сидел на стуле, мои расположились вокруг стола и стула. Давайте убирать предметы. Я хотел убрать предметы и поговорить на счет стула.

Убираю стол. В комнате нет стола. Убираю книжный шкаф. В комнате нет шкафа. Убираю кровать. Нет кровати и летящих крошек с кровати на пол, убираю все, убираю все из карманов, только тела, и только 1 стул посередине комнаты, страдания юного, страдаешь, ахахахахахахаха, смешками, смешками, смешками, снежками по голове, холодом по спине.

– Дорогие друзья, вот стул. Что вы про него думаете?

Призрачный прозрачный стул. Можно ли выстроить вселенную, опираясь на стул? Вся вселенная, вся улица в стуле, что такое стул, из чего сделан стул, как сделать стул, зачем стул здесь, кому стул нужен, это похоже на безликое сумасшествие, как я стою напротив стула и смотрю на стул. Все смотрят на стул. Я смотрю как все смотрят на стул. Я жду кульминации. Я жду кульминации. Какая будет кульминация и какое отношение ко всей моей истории, спаси сохрани, имеет этот пиздливый молчаливый стул. Что ты молчишь. Что ты стоишь. Будь ты пропадом пропадать, будь ты хоть деревом в высоту, будь ты хоть, чем угодно, глаза завернулись, силы кончаются, работа начинается, стул стоит, стул стоит, я стою возле стула, Соркош стоит и смотрит в стул, Атаель стоит и не смотрит в стул, Седой сидит на полу и просто смотрит, Рон где-то плывет в отдалении, ищет свое руно.

Послушай. Давай остановимся. Давай посмотрим трезво. Что делал бы ты сейчас, если бы мог делать все, что захочешь? Давай, твои топ три вещи сейчас, которые ты бы хотел делать. Если бы мог делать все, что захочешь. Крысиный ответ. Крысиная почва. Жмет шею. Жмет мою шею. Не скажу. Не скажу. В мире роботов существую. Люблю. Верчу роботами, как хочу. Что говорю, то и делают. Что хочу, то и верчу. Вот и не скучно, вот и не скучно, вот и не скучно, вот и не скучно. Ай, до поры до времени. Вот и не скучно. Робот сексуальный. Робот понимающий. Робот родной. Такой, как ты любишь. Такой как ты любишь. Любишь тех, которые такие, как ты любишь. Пора заканчивать этот текст. И что в итоге? Борьба в итоге? Стена в итоге? Любовь в итоге? Что в итоге? Не для тебя. Не для нас. Для всего себя. Выдох. Вдох. Ползущее ощущение пыльности. Моя искренняя любовь сосредоточилась в одноцентровом мне, уехавшим от любой возможности любви. Ползущее ощущение, вот и вся песня, вот и вся басня, вот и вся гуманность, вот и вся жизнь, вот и вся смерть (да благослови ее все), вот и принципы, вот и очевидности, вот и прозрачное время, текущее по волнам тела, по телесным волнам моего моего моего моего моего моего заткнуло зациклило, заткнуло, зациклило, не звонишь, не звонят, ты звонишь, ты звонят, кол-кол-кол, кол-кол-кол, вот, конокрад, вот, твоя, лови ее, прыгай в сад, прыгай в сад, прыгай в сад, сотри меня, сотри себя, сотри весенний чистотел, сотри гранату, сотри беззвучные слова, которые меня таскают от строчки к строчке, я больше сюда не вернусь, я жив, и буду жить вечно, я больше сюда не вернусь, как ребенок не вернется в живот, как живот отвернется от ребенка, что ты знаешь об этом, ты что, слуга, или что, что ты понимаешь, ничего ты не понимаешь, твоя лень, твоя лень, твоя лень, твоя лень, твои краски, твоя маска, твоя посмертная маска, твоя, моя, вот и все, что тут есть, вот оно, смотрите внимательно. Вот стоит стул, мы смотрим на стул. В стуле ничего нет. Только форма и цвет. Только форма и цвет. Стула нет. Стула нет. Стула нет.

– Я Христос Иисус, – вскричал Эммануил, раскинув руки горизонтальным крестом – Душам здесь нет места!

Ответ будет. Точка. Я не писатель, я стенографист. Хочешь не быть единственным богом? Сделай богов.

Комната снова была обыкновенной, как и всегда была обыкновенной в обыкновенном доме на обыкновенной улице с домами, людьми, погодой, остальным.

Недолюбил. Недоделал. Недопилил. Недокопал. Недосмотрел. Недожелал. Недохотел. Недоговорил. Недовыговаривал. Недослышал. Недоготовил. Недопечатал. Недописал. Недодумал. Недогулял. Недоработал. Недомыл. Недоубрал. Недопринес. Недодонес. Недопомог. Недожил. Недоумер. Недообнял. Недопоцеловал. Недовышел. Недопроснулся. Недовстал. Недосказал. Недоударил. Недоразбил. Недостал. Недобыл. Недовыл. Недовылил. Недоразорвал. Недоел. Недошел. Недопридумал. Недоотправил. Недовсесуканедовсе.

Вот какой я в свои двадцать семь. Всего лишь такой, который просыпается утром и лежит на кровати в свои двадцать семь. Исчезни кровать, исчезни утро, исчезни день и первобытное. Руки стянулись, нужно наматывать пленку на глаза, запускать фильм твоего дня, потому что пустая пленка не радует, слишком пустой взгляд в себя, слишком не хочется ничего, это не пессимизм, это я смотрю на вещи как на вещи, а не на мои представления о вещах, нет никаких представлений о вещах, я лишь смотрю на вещи и ничего не чувствую, я лишь смотрю на людей и ничего не чувствую, как размываются границы моего безликого лица, как скучающе не может дописаться текст, как вырвать из себя пленительное сквозь, как стыдиться самого себя внутри себя за все, что ты недо. Но я не стыжусь внутри себя в покое оставьте, не говори со мной, не смотри на меня, не думай меня, не трогай меня, что ты сам, Толик, можешь дать, если в тебе ничего нет, что можно дать.

В какую сторону повернуться, полуповернутый ты мой, в какую сторону смотреть, чтобы глазам было где остаться навсегда и во всю, куда уходит моя жизнь, во все стороны, во все слова, во все виды, во все предметы, во все, все, что я могу сделать – не смотри в этот текст, не знай меня, мое лишь желание, чтобы ты знал меня и принимал просто за то, что есть я, а не за то, что сделал я так, как нравится тебе.

В комнате все спят. В комнате мама, старший брат, младший брат. Все спят. Ногами тихо перебегаю от кровати к телевизору, большие наушники штекером в телевизор, включил телевизор, улыбка радостная, быстрее быстрее, на кровать прыгнул, наушники большие на уши, все полностью поглотилось, любая передача, на кровати с протянутыми ногами, звук в уши, изображение только для тебя, никто ничего не слышит, ты никому не мешаешь, но полностью живешь и так и заснешь, так бы и жил, так бы и был рад, что в тебе есть, кроме желаний, что в тебе есть, ты что, хочешь быть счастливым или что, текст возникает как пустышка, очевидности никогда не пытаются улизнуть, ты никогда не пытаешься доделать, и только доделывание пытается доделать тебя.

Прозрачные ярки вспышки детства. Дети, друзья, выпалил что-то о себе и замер, словно сейчас замерзнет все, опрокинется, не поверится, всколыхнет, но ничего не происходит, ведь услышал ребенок, что сказал ему ребенок другой, и все есть в каждом, лишь слои наслоение мешают быть чем-то особенным и одним, каким же ты хочешь быть, что ты готов на себя взять, на плечи поднимай это все, чтобы все были сильные, дай пример, сам будь сильным, но делай не то, что нужно слоям, а делай то, что нужно тебе. И эта мысль успокаивает, жить хочется, смотреть хочется, удивлять хочется, играть хочется, летать хочется, а не умереть без страшно предательской смерти. Нет нет, я никогда не думал о самоубийстве серьезно, вы можете не переживать, мне даже смешно, если вы думаете, что я думал о самоубийстве серьезно, просто я думал о самоубийстве как о чем-то отстраненном от меня, моя жизнь сегодня по большей части – это самоубийство, постоянная и перманентная биполярная жижа, словно смотрит животное глазами в стену и видит стену, а это всего лишь стена. Вот, чего ты стоишь, человек, вот чего ты стоишь человек в двадцать семь, вот чего стоил всегда и будешь стоить дальше, если ты не решишь в раз и во веки стянуть кожу сталью, голову обернуть смелостью и забыться о собственном упоительном счастье, когда ты один дома, когда никто не смотрит, и даже немного странно, ведь ощущение, что смотрит. Писал бы ты этот текст, если бы ты был один? Писал бы ты этот текст, если бы в мире, кроме тебя, больше никогда никого не было?

А в мире и так кроме тебя никого нет. Мои глазные призмы смотрят и замечают лишь то, что в тебе зеркальное светится, лишь то, что стыдится, лишь то, что хочется и не хочется, что раздражает, что прощаешь ты всем, то прощаешь и себе, чем радуешь всех, то радует в себе, что все, то и ты. Голословно и косоугольно, косноязычно и глупо, никак и по-детски. Смотришь глазами на старые места и предметы и видишь лишь места и предметы, а твоих предощущений как не было, так и нет. Утром проснулся, как-то пришел в порядок и текст вытекает из под пальцев, вот такой он я, какую еще правку вы хотите обо мне узнать, секреты какие вы хотите узнать, чтобы было больше секса, чтобы было больше лжи, чтобы было больше грязи и мои топ-3-5-10. Все, что интересует меня, а не вас. Все, что нравится вам, а не мне. Вот и весь я, который родился, потом умрет, и только текст за мной единственным вечным шлейфом в прошлом тянется, как идиома порченная, как опыт, но какой там опыт, если тянется за мной то, в чем меня больше нет. Только в эту секунду я тут, привет. Послушай. Секунду. Остановись. Стоп. Оставить. Хватит течь сквозь текст на секунду, буквально секунду.

Это я. Остановись. Посмотри. Это я. Вот он. Привет. Привет. Привет, любимая. Привет, мир. Привет. Слишком много говорю о себе? Я больше не знаю, о чем говорить. Придумай что-то, ты же писатель или хотя какой ты писатель, так, рефлексия юности по юности, так, рефлексия жизни по смерти, так, никто и ничего в сравнении со всем, что нравится мне и что я считаю важным и нужным, и на что хочется равняться, что хочется строить, что хочется в принципе, и что делает жизнь ценной и важной. Ничего не могу сказать по этому поводу. Вот он я и мне сложно сказать что-то больше по этому предметному поводу. Так вот ты какой, всего лишь? Такой вот ты какой, всего лишь? Пустая пустота, скучная пустота, и не нужно сейчас ковыряться, а что ты хотел, чтобы узнали, и чтобы все повергло во что-то безмерно великое и безмерно. Предметы важнее, чем люди. Предметы и есть мир. Предметы и есть клетки. Предметы и есть вселенная. Предметы и есть я. Я есть предмет. Туманится взгляд, предметы текут и видишь их что что ты видишь, смешно сказать, ничего не можешь описать, а где мораль, где мораль, в чем смысл, это просто дневник, даже не обращай внимания, а что такое, по вашему, литература, как не просто дневник, суть, осмысление, вот что такое литература, тогда я не писатель, тогда я музыкант, отмазка, иди играй, не нуди мне глаза, не трогай мою душу своими этими, хуйня, что вообще об этом говорить, разговор, кстати, не с тобой, а сам с собой, вот и все, вот и все, видишь я, видишь я, никакой грусти, никакой печали, я сижу и улыбаюсь, просто вот он я, вот он я, я так хотел, чтобы был просто я и просто ты, и просто мы, и просто мы идем, и процесс ходьбы в процессе меня радует, как тебя не радует процесс ходьбы в процессе, тебе нужна только цель, что тебя смущает, что нет цели, а расскажи о своих целях жизненных, есть цели, я понял, есть преджелания, так вот я – преджелание, с этого все начинается, выбирай, во что вольешь пустотную сквозь, я выбираю влить пустотную сквозь в текст.

Я выдумал всех из себя – всех персонажей этого текста, все предметы этого текста, всю всех этого текста, а если бы я букв не знал – на чем бы играл, какими струнами билась бы моя душа, если так можно назвать меня, картинку рисуй, руками расплескивай, а не плескай. Как оказывается, за Соркошем есть я, за Атаелем есть я, за всеми есть я, а за мной меня нет. За мной меня нет. За мной меня нет. За мной меня нет.

Выдуманная мной комната была в тексте. Оставался пустотный стул, которого почти не было, и по поводу которого никто из нас ничего не думал. Вот чем оказался ты в свои двадцать семь лет. Вот чем оказались мы в свои двадцать семь лет. И что ты, где же твоя помощь другим, где поддержка? Я сижу за столом, сюжет моего сердца, моего призрачного бьющегося сердца, смотрю глазами внутрь глаз и вспоминаю стих про образа, смешной повторяющийся по кругу стих, как каждая буква этого текста, который плывет и стынет, плывет и стынет, ты всегда был таким, а теперь оставь хотя бы что-то вразумительное. Хотя бы в самом ебучем конце.

Я точно не собираюсь на этом останавливаться. Я сыграл это для того, чтобы себя передать, чтобы долг отдать. Больше не будет понурых рефлексов моей души, я себя буду раскрывать, конечно, но совершенно не так, мне уже надоело до жути, картина последними мазками ложится на холст моего пространства, комната последними штрихами исчезает из моей жизни, комната последними мыслями останавливается и больше мне не хочется об этом чувствовать. У меня нет никакого спора, нет никакой беды, вот это я, и больше мне нечего из себя выдавить, только истории, которые подтверждают все то, что есть во мне и что я могу собой сейчас предложить. То, что вы сейчас видите – я продам, позволю себе временем ворочать силу, стесненно встраивая, нет, я не считаю это эксгибиоционизмом, себя в куски предметов на века и космическая пыль сквозь все возвращается к обратному, и вдох моего горла, и стыд моего рождения, и принципы должны быть, я стаю взрослым, я стал взрослым и тупым, я стаю взрослым и тупым, но точно лучше или по-другому, чем сейчас, потому что стаю хоть чем-то, чем сейчас, я всегда мечтал об этом голодном тексте, я всегда мечтал о себе в этом тексте, я всегда мечтал об этой картине, об этой мелодии, об этом призрачном горящем и сквозном, об этом себе в тебе, когда ты читаешь это, ведь я есть только тогда, когда ты читаешь это, и даже сама возможность того, что ты это можешь прочитать, делает меня вечным хотя бы на несколько секунд вселенского вечного времени, даже если текст сжечь, даже если текст пропадет, не напечатается, сама возможность быть исключает возможность не быть. Я каменею. Я словно удаляюсь в прорубь. Я знаю, что это последние строки. Я раньше написал последние строки, но это был стих. Я хочу быть честным. Я честен. Я боюсь честности, потому что я боюсь не присутствия в твоей жизни. Я пытаюсь отдалить последнюю строчку, которую я только что придумал, но всегда знал. Потерпи, пожалуйста, несколько предложений. Больше говорить нечего. Больше о себе говорить нечего. И я еду в маршрутке. Смотрю в окно. За окном мир, который стоит и не взрывается одновременно. Все сквозит бешеной энергией, панически тисками разрывает предметы, я отвожу глаза к ближним предметам и запускаю обратный отсчет. Я и есть Сквозь.

Сквозь – это песня. В не угоду всему. В угоду песне. Песня. Вроде танец, а вроде и нет.

Словно лук электричества стынет. Даешь свою жизнь или нет?

Я жизнь забираю,

Мне наполовину жаль,

Я помню тебя, как всего меня

Но где-то внутри меня есть ты

И я есть

И я сильнее

А ты

Нет.

Такая роль,

Мои последние строчки

Оказаться поэтом,

А не писателем.

Сегодня закончил,

А ты тут,

А я там.

Строчки текут, но кончаются. Я выхожу

На снег.

Посреди улицы.

И моя жизнь.

Сейчас.

Не кончается.

Я тот,

Который верит в конец,

Идиотская мысль,

Слова – конечны.

Моя цель -

Показать, что мы внизверх опускаемся.

Вечно.

А я.

Как и ты.

В центре.

Иди.

Я иду.

Дойдем.

Вместе.

Такая задача,

Сложно глубоко

Я тут,

Идет снег.

Все закрашено снегом.

Описание тебе,

Хоть и ты здесь.

Что сказать тебе?

Я тут.

Ты где?

Анатолий Буравин, 15 марта 2018 года