Текст книги "Человек меняет кожу"

Автор книги: Бруно Ясенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 39 страниц)

О цепи вредительских актов инженера Крушоного, направленных на систематический срыв строительства, изложено подробно в деле № 276, поэтому нет надобности останавливаться на них здесь. Достаточно будет упомянуть в этом контексте лишь об одном сообщнике Крушоного, подрывнике Парфёнове Михаиле Григорьевиче. Парфёнов – классический тип люмпен-пролетария, потомственный пьяница – в феврале месяце был уволен с работы на втором прорабстве за прогулы и нарушение труддисциплины. Этого-то Парфёнова, до его увольнения, использовывал для своих целей инженер Крушоный через посредство десятника Пономарника. Подбавляя систематически в заряды лишнее количество аммонала и увеличивая силу взрыва, Парфёнов вызывал таким образом искусственное оползание берегов канала. Более чем возможно, что именно этими процедурами вызван был и обвал на скале, повлёкший за собой человеческие жертвы и оттянувший почти на месяц окончание строительства. Выгнанный из взрывпрома, Парфенов устроился ручником на пятом (ката-тагском) прорабстве, где и был использован инженерами Крушоным и Мурри для последнего вредительского акта, о чём подробнее дальше.

Убедившись, что несмотря на все ухищрения Крушоного и его сподвижников, строительство будет закончено к сроку, инженер Мурри (он же полковник Бэйли) решил испробовать последнее средство. Он велел Крушоному попытаться подкупить начальника взрывпрома, инженера Табукашвили, и уговорить его повредить при взрыве перемычки головное сооружение. Не доверяя вредительской лойяльности Табукашвили и опасаясь, как бы Табукашвили, в случае ареста, не выдал своего сообщника, Мурри детально проинструктировал Крушоного, как ему держаться на допросе. Одновременно, желая застраховать себя и, так или иначе, сорвать готовое строительство, Мурри через Крушоного предложил Парфёнову пять тысяч рублей за взрыв мыса горы Ката-Таг. Взрыв этот должен был быть произведён несколькими небольшими зарядами в момент пуска воды так, чтобы вызванный им обвал можно было приписать воздействию воды, подмывшей неустойчивый грунт.

Возложенное на него задание Парфенов выполнил без особого труда. Как ручник ката-тагского прорабства, он, не привлекая к себе ничьего внимания, провёл ночью подкоп и взорвал в указанное Крушоным время мыс горы на упомянутом участке. (Подробности в деле № 277.)

По словам Крушоного, и Мурри и он сам считались с возможностью, что Табукашвили в последнюю минуту струсит и не решится повредить головное сооружение. На этот случай Мурри и придумал вариант с Ката-Тагом. По расчётам Мурри, которых он не скрывал от Крушоного, обвал Ката-Тага и затопление расположенных в низине колхозов должны были вызвать панику среди переселенцев и открыть широкую дорогу басмаческому налёту, ожидаемому с той стороны Пянджа.

Ишан Халик (Ходжияров), главарь ликвидированного нами басмаческого налета, окружённый вчера нашими доброотрядцами и взятый в плен после непродолжительной стычки, сознался на допросе, что с полковником Бэйли он знаком ещё с 1919 года по Бухаре. О приезде Бэйли на строительство Халику (Ходжиярову) было своевременно сообщено из Афганистана, причем ему было предложено все дальнейшие действия согласовывать непосредственно с Бэйли. Для установления с ним прямой связи Ходжияров и поступил работать на строительство. На мой вопрос, каким образом, не зная английского языка, он сносился с Бэйли, ишан заявил, что Мурри-Бэйли говорит в совершенстве по-русски и по-фарсидски.

Бежав в Афганистан после неудачной истории с доносом на Уртабаева, ишан Халик (Ходжияров) продолжал поддерживать с Мурри, через своих эмиссаров, самую тесную связь. Срок и стратегический план налёта были согласованы с Мурри, и вся подготовка к налёту проводилась по его прямым указаниям.

Сегодня, в двенадцать часов ночи, узнав об аресте Крушоного и разгроме банд Халика, Мурри пытался спастись бегством к афганской границе. Арестованный на третьем участке и подвергнутый допросу, Мурри-Бэйли виновным себя ни в чём не признал, заявил, что никакого другого языка, кроме английского, не знает, и отказался дать какие-либо показания. Во время очной ставки с Крушоным и ишаном Халиком Мурри заявил, что речи их не понимает, об инженере Крушоном знает только, что это начальник механизации строительства, а ишана Халика не видел никогда в глаза. Когда Мурри-Бэйли показали его собственный чемодан и остаток находящихся в нём помеченных денег, он велел передать мне через переводчика, что никаких денег в чемодане у него не было, кто их туда положил – не знает, поскольку же чемодан был вскрыт в его отсутствие, – ни за какое его содержимое он отвечать не обязан.

Прилагаю при сём подробные протоколы допросов:

1. Инженера Мурри Р. (он же полковник Бэйли Ф. М.).

2. Инженера Крушоного Ю. Д.

3. Ишана Халика Валяд-и-Умар (он же Иса Ходжияров).

4. Подрывника Парфенова М. Г.

5. Десятника Пономарника А. Т.».

…Утром, когда со свежеусыпанной дамбы Ката-Тага убрали рефлекторы и отъехали последние брички, гружённые лопатами и кетменями, Морозов, напрасно дожидавшийся пуска воды, увидел издали первую легковую машину.

– Чего ж они воды не дают? – встретил он выскочившего из машины Синицына. – Девять часов! Того гляди гости подъедут! У нас уже два часа, как всё готово. Что они там, уснули?

– Ты разве ничего не знаешь? – как-то странно посмотрел на него Синицын.

Морозов только сейчас заметил, что Синицын со вчерашнего дня осунулся и постарел.

– Нет, а что? Опять что-нибудь случилось?

– Ночью был налёт на головное. Прорвалась банда человек в сорок. Никто не ожидал: сто двадцать километров от границы! А тут взяли и проскочили.

– Повредили что-нибудь?

– Нет. Не успели. Продержались всего какой-нибудь час. Подоспел отряд из Кургана и взял их всех.

– Есть с нашей стороны убитые?

– Есть. Зарубили человек восемь из охраны. А двоих замучили: Нусреддинова и Гальцева.

– Что ты говоришь! Насмерть?

– Да. Зверски… – голос у Синицына дрогнул.

– Как же всё это произошло? – бледнея пробормотал Морозов.

– Басмачи хотели открыть шлюзы и пустить воду, чтобы затопить тут всю низину. На штурвальных колёсах были замки. Комендант убежал. Отбить замков сначала не смогли. Захватили Нусреддинова и Гальцева и стали их пытать, где ключи. Запытали насмерть.

– А воды так и не открыли?

– Под конец удалось им отбить три замка. Но тут накрыл их доброотряд из Кургана. Знаешь, кто его привёл? Кларк. Ускользнул на машине из-под самого носа басмачей и предупредил Комаренко. Отряд нагрянул вовремя и взял их всех живьём. Успели поднять только первый щит и начали открывать второй.

– А-а! Вот откуда ночью у нас вода по каналу пошла! А потом вдруг перестала. Я так и не мог понять, откуда бы это.

– Да, если б тогда сразу достали ключи и подняли все семь щитов, у вас тут от дамбы и следа бы не осталось.

– А у кого же были ключи?

– В конторке, у коменданта.

– Не нашли?

– Нет, нашли.

– Почему же тогда не открыли?

– Комаренко тоже этим заинтересовался. Спрашивал у Ходжиярова на допросе. Ходжияров говорит, что белобрысый, – очевидно Гальцев, – в последнюю минуту вырвал связку ключей у одного из джигитов и кинул в Вахш. Те его за это и прикончили.

Морозов провёл рукой по лбу.

Синицын смотрел куда-то в сторону.

– Ну, одним словом, воду сейчас откроют… А вот, кажется, и гости, – указал он на приближавшуюся вереницу машин. – Ну что ж, принимай гостей. Говорить им ничего не стоит. Зачем разводить панику? Подумают, у нас здесь действительно дикая Азия.

– А ты не останешься?

– Нет. Мне, понимаешь, трудно. Нусреддинова я очень любил. Это был у меня, можно сказать, почти что сын. А теперь и его нет… Я поеду к себе…

Он пошёл к машине и, стоя уже одной ногой на ступеньке, повернулся:

– А Гальцев-то, а? Сколько мы ему выговоров напришивали за всё время строительства! А тут вот тебе! Оказался на деле настоящий герой. И не умри он сегодня, никто бы ведь так и не знал… Гостям не говори. Всё равно не поймут.

Машина Синицына уехала, а Морозов всё ещё стоял, созерцая давно растаявшую струйку бензина. Очнулся от деликатного прикосновения чьей-то руки:

– С добрым утром, господин Морозов! – Перед ним стоял опрятно выбритый бельгийский профессор и укоризненно улыбался. – А вы о нас совсем забыли.

– Что вы, что вы! – засуетился Морозов. Он хотел улыбнуться, но улыбки у него не получилось. – У нас тут просто вышла небольшая заминка, – он растерянно развёл руками. – Ночью, видите ли, затерялись. ключи от штурвальных колёс, и нельзя было с утра открыть воду. Но сейчас уже всё в порядке. А вот и вода пошла!

Открытое письмо
писателя Бруно Ясенского кавалеру ордена Индийской империи, полковнику Ф.М. Бэйли

Милостивый государь!

Получив предложение от одного из американских товарищей относительно перевода настоящего романа на английский, я имею все основания полагать, что роман этот, рано или поздно, попадёт к вам в руки. Если вы даже и не следите за нашей советской литературой, вы, вероятно по-прежнему интересуетесь положением в Средней Азии, и книга о строительстве в б. Восточной Бухаре имеет все шансы обратить на себя ваше внимание.

Дочитав её до конца вы несомненно загоритесь благородным возмущением и, быть может, захотите излить его в печати, в оскорблённом протесте против злоупотреблений вашим добрым именем. Вы, возможно, представите ряд достоверных и высокопоставленных свидетелей, которые подтвердят, что со времени вашей миссии в Туркестане в 1918 г. никогда больше ваша нога не ступала на территорию нынешнего СССР, никогда вы не арестовывались органами ОГПУ в Таджикистане, и попытка отождествить вас с американским инженером Мурри является чистейшим вымыслом. Желая избавить вас от ненужных хлопот, я решил присоединить к роману это письмо.

Доказательства ваши излишни. Повествование о вашем вторичном явлении в пределах Средней Азии – вымышленно. Автор настоящего романа, специально интересовавшийся вашей дальнейшей карьерой, хотя и не смог проследить её на всём её протяжении (пути сотрудников Интеллидженс Сервис неисповедимы!), установил всё же, что в период развёртывания событий описываемых в этом романе, вы исполняли с честью свои обязанности политического агента британского имперского правительства в Сиккиме.

Вы спросите, на каком основании, зная об этом, я присвоил ваше имя, – имя частного реального лица, – вымышленному герою?

Прежде всего вы несомненно недооцениваете своего значения, если продолжаете считать себя частным лицом. В силу ваших специфических незаурядных качеств, равно как и в силу событий, о которых была вам отведена немаловажная роль, вы давно перестали быть частным лицом и стали личностью исторической. Изучая на основании документов и рассказов очевидцев вашу многостороннюю деятельность на территории Туркестанской республики, я пришёл к заключению что современность оказалась по отношению к вам несправедливой. Ваша известность, ограничивающаяся узким кругом специалистов по контрразведке и историков гражданской войны в Туркестане, несоизмерима с разнообразием и классом ваших способностей. Я знаю, что организация, задания которой вы столь блестяще выполняли и продолжаете выполнять, не гонится за шумной мирской славой, вернее даже было бы сказать, – тщательно её избегает. Нельзя, однако, считать нормальным такое положение вещей, когда посредственности вроде Лауренса пользуются незаслуженной мировой известностью, в то время как о полковнике Бэйли так называемая широкая публика не знает до сих пор ровно ничего.

Итак первое, что склонило автора этих строк вывести вас в качестве одного из персонажей настоящего романа, было законное желание сделать ваши подвиги достоянием широкой общественности.

История знает о подвигах ваших соотечественников в годы гражданской войны в Баку и на дальнем Севере, но слишком мало знает об их плодотворной деятельности в Средней Азии. А ведь где, как не в нынешнем Советском Таджикистане, начавшем своё мирное строительство на шесть лет позже других союзных республик, эта плодотворная деятельность была более урожайной.

В 1931 г., присутствуя при очевидном (последнем) налёте и поимке Ибрагима-бека, с именем Лиги наций на устах резавшего носы и уши пленным комсомольцам, я имел возможность осматривать отобранные у Ибрагимовых джигитов новенькие английские винтовки. Винтовки были последнего образца, скажу прямо: винтовки были замечательные! По сегодняшний день в кружках Осоавиахима учатся из них стрельбе таджикские комсомольцы.

Ибрагим-бек был плохим политиком. В своих прокламациях он говорил прямо, что идёт восстанавливать власть эмира бухарского. Напуганное этой перспективой население пошло на Ибрагима с палками, как ходят до сих пор в Таджикистане на кабанов. У Ибрагима не было ваших дипломатических способностей, он был простак, азиат, и разговоры с умными людьми по ту сторону Пянджа ничему его не научили.

Читая сводки о его бесславном конце, вы вероятно плохо отзывались о талантах ваших коллег, тративших зря деньги и время на воспитание такого тупого ученика. Вы, наверное, считали, что, будь это дело поручено вам, исход его несомненно был бы другой. И водя пальцем по карте, по столь знакомым вам местам, вы с горечью думали о близорукости некоторых высокопоставленных лиц, совершающих ошибку за ошибкой и не умеющих надлежащего человека использовать на надлежащем месте.

Действительность сложилась не так, как вы это предполагали тогда, в 18-м году, созерцая седую ташкентскую пыль из окон гостиницы «Регина», из которых тринадцатью годами позже созерцал её и я. Жизнь не дала вам возможности осуществить на практике ваши столь богатые замыслы.

Я решил исправить её ошибку и пойти вам навстречу. Я достал вам фальшивый паспорт, поставил на нём свою визу, посадил вас в самолёт и, провезя над всем СССР, высадил в нынешнем Таджикистане. Я снабдил вас большой суммой денег, связал кое с кем из ваших старых знакомых и, отпустив вас одного, вернулся за свой письменный стол. Я не внушал вам ничего, не навязывал своих взглядов и мнений. Я окунул вас лишь в стремительный поток реальных событий и стал за вами наблюдать, как наблюдал одновременно за десятками других персонажей, отмечая графически на бумаге каждое ваше движение. Я учёл ваши способности, выявившиеся столь блестяще в период первого вашего визита в Туркестане, и дал им возможность развернуться в обстановке и пределах нашего советского сегодня. Если и на этот раз они не привели к предполагаемым вами результатам, – не виноваты я этом ни вы, ни я: виновата неумолимая логика нашей социалистической действительности, которую не перепрыгнешь.

Во всяком случае я думаю, вам не за что быть на меня в обиде. Я дал вам возможность прожить безнаказанно год в нашей стране, в которую многие стремятся сейчас со всех уголков мира и в которую другим путём вам не попасть. Я дал вам возможность ознакомиться с фактическим положением вещей в Советской Азии: оттуда из Сиккимы, вы, вероятно, представляли себе его немножко иначе. Провала вашей второй миссии не занесут вам в послужной список, и это нисколько не отразится на вашей дальнейшей карьере. Практическое же соприкосновение с живой действительностью и людьми страны, знакомой вам в её средневековье и ставшей, – раньше чем вы успели поседеть, – такой, какой она отражена в этом романе, – поучительно и полезно. Вопреки теории покойного прокурора Кригера, советское среднеазиатское солнце имеет весьма целебные свойства. Оно излечивает, например, от устаревших иллюзий, в первую очередь от вредной склонности к опасным политическим авантюрам.

Примите, милостивый государь, уверения в моём совершеннейшем почтении.

Бруно Ясенский

1932–1933 гг.