Текст книги "Снежная смерть"

Автор книги: Брижит Обер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

15

Кто-то хватается за мое кресло. Это Иветт, она плачет, ее горячие слезы капают на мои холодные руки. Мне бы очень хотелось расплакаться. Освободиться от наступающего ледника, неумолимо заполняющего мои вены и легкие.

– Простите меня, – говорит она, непрерывно сморкаясь, – но он начал резать мне ляжку насадкой для бетона. Мне так жалко этого бедного мальчика, я не хотела кричать… Но я не смогла… Он придвигал дрель все ближе к моему животу, и…

Это я виновата. Это я выстрелила.

Я слышу, как стучит зубами Жюстина, она совсем раздета.

– Возьмите мою кофту, – говорит ей Иветт, – вы меньше меня, она вас укроет.

Рядом со мной Бернар, он дышит слишком громко, он тучный, и его эмфизема при стрессе усиливается. Он бормочет: «Ночью надо спать. Шоколад вреден для зубов», как будто повторяет мантры.

– Как же ты иногда противен, бедный мой Бернар, – шепчет ему Франсина. – Мне понятно, почему от тебя все отказались.

– Мне надо мыть руки. А семья – это навсегда!

– Ох, заткнись! – огрызается Мартина. – Давай иди! Как подумаю, что мне столько времени пришлось возиться с этой жирной свиньей! Побыстрее бы Господь прибрал его!

– Господь любит блаженных! – смеется Мерканти.

– Господу нравится иметь их рядом с собой, наверху, он собирает их, как Отец непоседливых детей, – елейным тоном отвечает она.

Мерканти ржет. Мартина бормочет сквозь зубы: «Нечестивец!». Если существует жизнь после смерти, надеюсь, что в ней я увижу, как ты подходишь к Святому Петру, лживая твоя глотка. Увижу, как он низвергнет тебя в адскую бездну.

На какое-то мгновение меня пронзает мысль, что, может быть, именно жестокие люди и угодны Господу, а в аду окажусь я сама.

Доказательство: я и так уже в аду.

Они выпихивают нас в ночь и холод, подгоняя ударами, потому что мы двигаемся слишком медленно. Бьют рукояткой пистолета, ногами. К ударам привыкаешь. Эта ночь достаточно красива, чтобы умереть? Буря улеглась. Наверное, на небе звезды.

Они спорят, в каком виде следует расположить наши тела на снегу. Надо ли нас раздеть? Надо ли оставить нас умирать от холода, или убить, а потом закопать в снег, словно мы погибли под лавиной?

– Все-таки пожар в доме – это было бы лучше! – ноет Кристиан.

– Говорят тебе, это уже было! – огрызается Летиция. – Ты и впрямь недоумок!

– Никогда не говори так! Ясно?

– Недоумок!

– Сука, вот я тебе переломаю эти ходунки!

– Стоп! – орет Ян.

Но его никто не слушает.

Рядом со мной Бернар безостановочно что-то бормочет. Быстрее, блокнот.

–  «Спасайтесь, они всех нас убьют!»– вполголоса читает Иветт. – Я вас не оставлю!

– Мне надо помыть руки, – говорит Бернар, – когда воды в бочке нет, надо ее наполнить.

–  «Пусть Бернар уйдет!»– читает она дальше напряженным голосом. – Да, тебе надо уйти, уходи, быстро! Иди прямо в деревню! Беги!

– Я грязный, – говорит Бернар. – Я такой грязный, мне надо в ванную. В минуте шестьдесят секунд.

Он уходит! Он уходит! Только бы они не заметили! Кто-то натыкается на меня, рука шарит по моим коленям.

– Ах, это вы, – говорит Жюстина. – Легионы тьмы объединились, они рычат, словно закованные в цепи титаны. Вся эта область будет во власти Зла!

– Надо помолиться, – предлагает Иветт. – Отче наш, иже еси на небеси…

Ужас насущный даждь нам днесь…

– Да святится имя твое, да придет царствие твое…

Царствие Зверя, вот что придет к нам. Жюстина присоединяется к Иветт. Потом вступает мадам Реймон, и когда она произносит «и остави нам долги наши, яко же и мы оставляем должникам нашим», ее акцент уже не кажется мне таким забавным.

Слышу, как прыскает от смеха Летиция.

– Вот уж точно, как овцы, блеют!

А Мартина восхищается:

– В самые трудные моменты жизни люди чувствуют себя ближе всего к Господу!

– Где жирный? – спрашивает Кристиан.

Нажимаю на кнопку, и кресло делает рывок вперед.

– Эй ты, спокойно! – кричит он. – Она меня чуть не повалила! – говорит он в сторону, а потом повторяет: – Где жирный?

Еще один рывок вперед, меня бьют прямо в лицо, чувствую, как нос сплющивается от удара, из глаз брызжут слезы.

– Тихо, тебе сказали! – рявкает Ян.

– Подожди, сейчас я ее угомоню, – бурчит Мерканти, приподнимая меня.

Пытаюсь отбиваться, но это ничего не дает, он кидает меня в снег, хихикая, ложится на меня, только бы Бернар ушел подальше, из носа течет кровь, заливает мне рот, я захлебываюсь, я… Слышу, как кричат Жюстина, Иветт и мадам Реймон, Мерканти что-то ворчит надо мной, я уже не здесь, мыслями я далеко, гремят выстрелы, с каждым из них к горлу подступает тошнота, мне остается только радоваться тому, что я слышу их крики, жалобные крики ужаса, означающие, что они живы. «Эй, эй!» – кричит Кристиан, наверное, они забавляются тем, что заставляют их бегать по снегу, краткое ощущение боли где-то внутри меня, поворачиваю голову, чтобы не чувствовать это пахнущее тухлятиной дыхание, Мерканти поднимается с довольным ржанием, поднимает меня, говорит: «Ну, счастлива?», швыряет меня в кресло. Мне наплевать!

Мой блокнот. Не сдаваться. Никогда не сдаваться.

«В чем смысл всех,– я сморкаюсь, резко вытираю нос, – этих убийств? Я думала, что Леонар убивает, чтобы получить наследство. На самом деле это несчастный идиот».

Протягиваю листок перед собой. Кристиан, запинаясь, читает вслух:

– Э, да она нас оскорбляет!

– Вовсе нет, она права! – говорит Мартина. – К чему вся эта мясорубка?

– Ну, если это убийца, это нормально, чтобы он убивал! – кричит Кристиан.

– Но не кого попало, дебил! – осаживает его Летиция.

– Ах ты! Я тебя предупреждал!

Звук пощечины, способной свалить быка. Летиция издает пронзительный вопль. После которого следует выстрел. Один-единственный. Сухой. Его эхо долго звучит в маленьком дворике. Уже такой знакомый запах сгоревшего пороха! Кристиан кричит от боли, и этот крик все усиливается, словно сирена.

– Ты что, больная? – рычит Ян. – Ты видела, что натворила? Кристиан! Кристиан! Она разнесла ему колено!

– Мне больно! – визжит Кристиан. – Ой, как мне больно!

– Надо успокоиться, – примиряющим тоном школьной учительницы говорит Франсина. – Надо успокоиться. Кристиан, перестань кричать, пожалуйста! Крик, как ты мог заметить, никогда еще не облегчал боль.

– Будет знать, как бить даму! – восклицает Летиция.

– Сучка! – орет Кристиан.

– Хватит вам! – кричит Мартина.

Совсем рядом со мной Иветт, Жюстина, мадам Реймон, они дрожат, они до смерти испуганы, я ловлю руку Жюстины, Иветт шепчет мне: «Надеюсь, они перебьют друг друга». Есть такой шанс. Но что до нас, нам надо воспользоваться собственными шансами. Я продвигаю кресло вперед, совсем чуточку. Слава Богу, Иветт понимает мое намерение и поворачивает меня в нужную сторону. Мы перемещаемся сантиметр за сантиметром, волоча за собой, как хвост, сморкающуюся Жюстину.

«Готические психопаты» орут друг на друга, с жаром обсуждая свои психо-артистические теории, а Кристиан скулит, как раненое животное.

– Основной вопрос – это мотивация! – вопит Ян. – Мотивация, мать ее!

– Логика – это императив нормы! – парирует Франсина. – Да здравствует анархистское искусство! Долой диктатуру разума!

– Вы самые настоящие дилетанты, – сокрушается Мерканти, – любители чертовы! Чтобы творить искусство, нужны не теории, а яйца!

– Ведь нашей целью было поли-экспрессивное произведение! – провозглашает Летиция.

И некоторое время они спорят. Мне вдруг вспоминаются занятия в университете: «В объединении злоумышленников извращенцы слишком часто находят помощь и конкуренцию, которые расширяют поле их деятельности и усиливают причиняемый ими вред». Закрытый клуб кровавых убийц.

Франсина ходит взад и вперед, декламируя обрывки фраз:

– Наши дорогие постояльцы… еще немного чаю… Вкусная еда так дорога, моя дорогая, что нам будет дороже…

Ян спрашивает, не сошла ли она с ума.

– Я повторяю свой текст, это для жандармов, – объясняет она.

– Но мы не станем дожидаться жандармов!

– Говори за себя! А я не знаю. В конце концов, судимостей у меня нет, так что не имею ни малейшего желания скрываться с такими поклонниками нормы, как вы.

Пока они обмениваются этими репликами, мы продолжаем уходить. Вот и пандус для колясок, Иветт ведет нас в дом. Нет! Надо было убегать в лес, в снег, под прикрытие деревьев и темноты. Что она делает? Шарит возле стены, скрип металла, это почтовый ящик? Она берет мою ручку, по чему-то ударяет, треск электричества, дикие крики:

– Опять вырубился свет!

– Ничего не видно!

– Надо подождать минутку, луна выйдет из-за облака.

– Осторожно, не стреляйте наобум!

– Ребята, не бросайте меня тут!

– Я устроила замыкание, – шепчет мне Иветт. – Так, теперь слушайте: тут сбоку, рядышком, идет спуск к лесу. Жюстина, садитесь на колени к Элиз, мадам Реймон будет вас толкать.

А она сама? Речи не может быть, чтобы она принесла такую жертву, я…

– А я пойду за Лорье и вашим дядюшкой, – добавляет Иветт. – Мы не бросим своих за линией фронта.

Иветт – героиня фильма о войне! Не будь ситуация так трагична, я бы улыбнулась.

Она поворачивает кресло к склону, Жюстина садится ко мне на колени, тяжесть холодной плоти, клацающие зубы. Мадам Реймон читает вперемешку «Аве, Мария!» и «Верую», ее назойливое бормотание напоминает жужжание мухи, бьющейся о стекло.

– Фернан, надо вытащить Фернана, – лепечет Жюстина.

– Я займусь им! – отвечает Иветт. – Ну, мадам Реймон, толкайте!

Мощное сотрясение. Я тут же нажимаю кнопку ускорения, мы начинаем спуск.

– Эй, там! Остановитесь, стоп! – кричит Ян. – Я видел что-то движущееся в темноте, – объясняет он своим сообщникам.

– Где заложники? – спрашивает Мартина.

– Вот дерьмо, они удрали! – восклицает Летиция. – Это все из-за цирка, который устроил Кристиан.

– Посмотрел бы я на тебя на моем месте, недоделанная! – стонет Кристиан.

– Знаешь что? Я сниму, как ты подыхаешь! – огрызается она.

– Ясное дело, если не следить за персонажами, мы рискуем не дописать книгу! – недовольно замечает Мартина. – Если бы Господь так поступил с Творением…

Их голоса все удаляются.

Склон становится круче, Жюстина цепляется за мою шею, она буквально душит меня, кресло подскакивает, это напоминает мне другие головокружительные спуски, другие падения, другие страхи, с которыми я надеялась никогда больше не столкнуться. Кресло накреняется, мы едва не опрокидываемся, потом оно выпрямляется, на что-то налетает, и мы катимся кувырком по метровому слою свежевыпавшего снега.

– Элиз! Элиз! – шепчет Жюстина.

Я машу рукой, чтобы удержать голову над снегом, не желаю играть в их «Альпийский Титаник», цепляюсь за что-то жесткое и узловатое, это ветка, еловые иголки покалывают кожу. Жюстина совсем близко, она цепляется за мое плечо, слышу, как она шарит, хватается за ветку, мы остаемся лежать, скорчившись, задыхаясь, наполовину утонувшие в снегу, стуча зубами и вслушиваясь в ночь.

Скрипит колесо кресла. Где оно? Ползу, как могу, утыкаюсь в металл и кожу, поднять руку, остановить это колесо, пальцы попадают в спицы. Иногда это хорошо, что не можешь кричать. Мне удается вытащить руку, колесо больше не скрипит.

– Они забаррикадировались, говорю вам! – кричит в это время Ян. – Может кто-нибудь починить свет?

Интересно, куда подевалась мадам Реймон?

– Предохранитель сгорел! – кричит Мартина Яну. – Ничего не поделаешь. Надо взять фонари у легавых.

– Нас всех повяжут! – мрачно предрекает Франсина. – «Может быть, чаю, комиссар?»

– Прости меня, Господь, ибо я согрешила…

– Мадам Реймон! Мы тут! – шепчет Жюстина. – Скорее, сюда!

– Бедняжка ты моя, я в снегу по уши, я уж останусь тут, под деревом.

До нас четко доносится звонкий голос Летиции:

– Их надо прикончить. Свидетелей оставлять нельзя.

– Боже мой, нам почти все удалось! – негодует Ян. – Первая живаякнига!

– Да с одними фотками мы бы взорвали фанклуб Элиз! – замечает Кристиан между двумя стонами.

– Мы упустили Гонкуровскую премию! – сокрушается Франсина.

– Дилетанты! – ворчит Мерканти.

– Где Лорье? – вдруг спрашивает Ян.

– В доме, с Андриоли, – отвечает Мартина.

– Пойду туда. Дай мне полный магазин.

Мы с Жюстиной прислушиваемся к шуму, к самым тихим звукам, время остановилось в ту минуту, когда Ян вернулся в дом, чтобы убить Лорье и моего дядю. Смогла ли Иветт вытащить их? Секунды тянутся вечность, я замечаю, что скрестила пальцы, а Жюстина непрерывно шепчет: «пожалуйста, пожалуйста».

– Их там нет! – орет Ян. – Берите фонари, надо их найти! Кто увидит – стрелять!

Тяжелое дыхание слева от меня. Кто-то идет с трудом, ветки трещат под ногами. Жюстина впивается ногтями в мое запястье. Кожа от страха так съежилась, что, кажется, вот-вот задушит меня.

– Вы тут?

Иветт! От облегчения кожа расслабляется.

– Фернан! – шепчет Жюстина.

– Он еще без сознания. Пришлось потрудиться, чтобы взвалить его на спину нашему бедняжке-старшине, у него руки скованы, я не смогла найти ключ от наручников! – одним духом выпаливает Иветт.

– Фернан? – повторяет Жюстина, шаря кругом.

– У… подножья дерева.. , – невнятно говорит Лорье. – Челюсть сломана… не могу…

– Не напрягайтесь, мой мальчик! – ласково говорит Иветт, стуча зубами.

Холод. Я и забыла, что мне холодно. Жюстина дрожит, как работающий генератор. Наверное, мы забавно выглядим, растерзанные, забившиеся в чащу, рядом с мужчиной в наручниках и в драной форме, и с другим, лежащим без сознания у наших ног.

– Где мадам Реймон? – спрашивает Иветт.

– Да тут я, ухватилась за ветки, лежу, не шевелюсь, а то в снег уйду!

– У них фонари! – ахает Иветт. – Они нас найдут. Надо было спуститься в деревню.

– Мы не можем оставить Фернана! – возражает Жюстина.

– Молчите! – сквозь зубы приказывает Лорье. Сколько же их идет по нашим следам? Летиция, естественно, осталась наверху. Кристиан выведен из строя. Остаются Ян, Мартина, Франсина, Мерканти.

– Они размахивают фонарями, – шепчет мне на ухо Иветт.

Вдруг совсем рядом с нами раздается голос Мартины:

– Они не могли уйти далеко, тем более с Элиз, – говорит она невидимому собеседнику.

Я задерживаю дыхание. Она действительно совсем рядом. Треск веток, сучьев. «Крак-крак», – скрипят сапоги по снегу. Сердце бьется слишком громко. Она услышит. Она большая и сильная. Как Лорье сможет нейтрализовать ее, ведь у него скованы руки?

– Иветт! – шепчет Лорье. – Бросьте… камень… вправо… сильнее!

Иветт шарит вокруг нас, потом я слышу звонкий удар камня о дерево справа от нас. Автоматная очередь, за ней крик удивления и боли.

– Что такое? – спрашивает Франсина, обнаруживая тем самым свою позицию: выше и слева от нас.

– Эта штуковина мне чуть руки не оторвала! – восклицает Мартина. – Я услышала шум справа, метрах в десяти!

– Черт, кончайте орать! – приказывает Мерканти. – Они нас обнаружат!

– Можно подумать, вы сами не шумите! – кричит Летиция сверху. – Пойду посмотрю, может, в фургоне есть осветительные ракеты.

Неужели я считала ее симпатичной?

Мы слышим их глухие шаги, они ведут себя как охотники, устроившие облаву на крупную дичь.

Кто-то идет в нашу сторону. Быстрым и мощным шагом. Треск кустарников, громкое дыхание, я чувствую тепло от луча света на коже, стараюсь превратиться в корень, что-то двигается возле меня, надеюсь, что Иветт и Лорье убежали, такое впечатление, что я насекомое, попавшее в ловушку, и я не знаю, кто это приближается, я не знаю, не целится ли этот некто мне в голову, я не знаю, не прогремит ли выстрел, не истекает ли последняя секунда моей жизни. Я прикована к мраку и ощущаю только этот свет на своей коже…

– Привет, сердце мое! – восклицает Мерканти. Он наклоняется ко мне, теплое дыхание, ствол его пистолета касается моего виска.

– Мы рады снова увидеть папочку Мерканти? – снова говорит он. – Мы знаем, что сейчас нас до смерти затрахают?

Единственное, чего я хочу – чтобы ты выстрелил, давай же, кончай с этим!

– Оф-ф-ф!

Звук сдувающегося воздушного шарика, что-то твердое падает мне на голову, пистолет! Слышу бормотание Мерканти, глухие удары, как будто кто-то лупит по мешку с песком, потом сильный треск, и он умолкает.

– Старшина двинул ему ногой в грудь, повалил и оглушил ударами головой – восхищенно шепчет мне Иветт. – Ох! Видели бы вы, как он его ударил носком ботинка! Как только грудину ему не проломил!

– Наручники… привязать.. , – лепечет Лорье.

– Сию минуту!

Иветт приковывает Мерканти к дереву его же собственными наручниками, и мы снова ждем.

– Его пистолет у меня. Пусть только шевельнется, я разобью ему череп рукояткой, – шепчет Иветт.

Надеюсь, он шевельнется.

Мы слышим, как Мартина, введенная в заблуждение нашей уловкой, рыщет справа от нас. Скверные из них партизаны. Не очень представляю себе, как Франсина ковыляет на своих каблучищах. Самый опасный – это Ян. Он в горах, как у себя дома, к тому же натренирован.

Выстрел!

Такое впечатление, что я ощутила ветерок от пролетевшей пули.

И тут же рядом, слишком близко, голос Мартины: «Ничего страшного! Я поскользнулась! Он сам выстрелил!», и кто-то левее и выше меня испускает протяжный вздох.

– Мадам Реймон? – шепчет Иветт в сторону вздоха.

– Ох, а я уж думала, что померла! – с удивлением отвечает та.

Тишина. Шум ломающихся веток, как будто кто-то падает. Летиция кричит сверху:

– Я нашла ракеты!

– Не надо привлекать внимание деревни! – кричит в ответ Ян.

– Но это будет такой красивый финал, перестрелка под вспышками салюта! – ветер искажает голос Летиции.

– Верно, – поддакивает Франсина, бродящая по склону где-то над нами, – это будет грандиозно!

– Дуры несчастные! – ревет Кристиан. – Это просто наведет на нас жандармов, и все тут.

– Как жалко, что не хватает света для съемки! – опять ноет Летиция.

Раскат грома мешает мне расслышать ответ Яна. Недалеко вспыхивает молния. Я не успеваю мысленно сказать «раз».

– Опять гроза! – кричит Мартина, и по ее голосу мне кажется, что она боится гроз.

Гром. Молния. Эти подлые молнии заменят им ракеты! И грохот перекрывает все: мы ничего не слышим. Опять начался снегопад.

– Я не чувствую ни рук, ни ног, – говорит Жюстина. – Посплю немножко, что ли.

– Нет! Нет! Спать нельзя! Растирайтесь! – говорит Иветт.

Я тоже не чувствую своих конечностей. И правда, так хочется поспать. Отдохнуть, как дядя…

Наверное, я на несколько секунд задремала. Все тихо. Неужели наши мучители ушли? Неужели все кончилось?

– Привет честной компании!

Ян! Я поднимаю голову так резко, что сильно ударяюсь о ветку. От боли просыпаюсь окончательно.

Он подошел сзади, разумеется, он понял, где мы находимся, и обошел нас. Чувствую его дыхание на своем затылке, волосы встают дыбом. Под его «луноходами» скрипит снег.

– Иветт, бросьте пистолет, который вы и держать толком не умеете, или мне придется выстрелить в голову Элиз, что не пойдет на пользу ее дикции! – ржет он.

Глухой звук предмета, падающего в снег. Пропал наш последний шанс.

– Да они все тут, мои славные персонажики! – присвистывает он. – Отважная Компаньонка, Подстреленный Дядюшка, Красавица со Спящими Глазами и, last but not least [7]7
  Последняя по порядку, но не по значению (англ.).


[Закрыть],Бен-Гурионша без танка. О, я чуть не забыл… Доблестный Рыцарь. Мерзкая у него рожа, у этого Доблестного Рыцаря. Ты мне доставил массу хлопот, Филипп, – продолжает он с явным наслаждением. – Я-то думал, что оказываю тебе услугу, избавляя тебя от этой шлюшки Сони. Она тебе наставляла рога со всеми подряд. Ты мне даже как-то сказал: «Я бы ее убил!», но, как все слабаки, ты не способен перейти к действию. Вот в чем ты отличаешься от нас. Мы выражаемся действием. Наши слова – это поступки Мы пишем плотью по плоти.Ох, а потом это уже никому не нужно, никто никогда не поймет.

Звук взводимого курка.

– Ну, кого пришить первым?

– Вы просто подонок! – бросает ему Иветт.

– Ой, как страшно, старая дура!

– У вас гнилая душа! – говорит Жюстина.

– А, свирепый огурец в маске! Валяй, кладезь шуток. Да, совсем забыл сказать… я придумал действительно замечательный конец. Элиз разгадывает тайну: безумный убийца – это Лорье, и она его убивает. А сама остается в живых! Разве плохо? В таком случае она нам еще разок послужит. Вы мне скажете: «Но она же вас выдаст». Как бы не так, козочки мои! Потому что перед смертью Лорье отрубит ей обе руки. Вот ведь сволочь! Таким образом, наша храбрая Элиз нема и лишена своих культяпок, так как же она теперь нас выдаст? Тем более что Иветт умерла и у нее теперь новая компаньонка. Чертовски симпатичная и весьма, весьма стильная.

– Хотите чайку, Элиз? Кипяточку или холодненького?

Франсина.

– Мы с вами не соскучимся! – добавляет она с обычной жеманностью. – Долгие годы! Ну, чтобы вернуться к настоящему, мой милый Ян, по-моему, настало время поставить точку в приключениях наших героев. По порядку: Андриоли, Жюстина, Иветт и на закуску красавчик Лорье, – слащаво заключает она.

– А Мерканти? С ним что делать? – в голосе Яна звучит сомнение.

– Он попытался изнасиловать дядюшку, и наша милая Жюстина размозжила ему башку! – не без сарказма предлагает Франсина.

Перекрывая раскаты грома, сверху доносится голос Летиции:

– Что вы там возитесь?

– Идем! – кричит в ответ Ян. – Мы их нашли!

– Как вы собираетесь уйти? – несмотря на сломанную челюсть, удается выговорить Лорье.

– А? Ну, проблем нет, снегокаты, помнишь? Дойдем до Сей, а там возьмем внедорожник.

Неужели они так и не поймут, что подкрепление запаздывает?

– Алло, алло, вызывает Земля! – внезапно завывает мегафон. – Танго-Чарли, перехожу на прием!

Шутница эта Летиция.

– Ветер может донести звук до деревни! – свирепеет Ян. – Пойди скажи ей, чтобы прекратила.

– Сам иди, я без сил! – возражает Франсина.

Где-то в лесу, одновременно далеко и близко, слышен голос Мартины:

– Ау, ау, где вы? Ничего не видно!

Надо действовать, но я напрасно ломаю голову, и хоть от этого зависит моя жизнь, я ничего не могу придумать. Главное – ничего такого, что я могла бы привести в исполнение. Я даже не знаю, чем они вооружены, на кого нацелено их оружие. Думаю, на Иветт и на Лорье.

Кто-то приближается . Кто-то грузный, от его тяжелых шагов с веток осыпается снег. Судя по всему, это слышу только я, потому что Ян и Франсина продолжают спорить. Проблеск надежды: вдруг это жандармы в специальных костюмах, со штурмовым оружием наготове.

– В ванной не было света. Горбатого могила исправит.

О, нет! Бернар!

– Гадкий мальчишка, – добавляет он. – Не получишь сладкого.

– Эге! Это что еще такое?

Напряженный голос Яна.

– Это автомат, который жирный кретин нацелил тебе в правое ухо, – тихо объясняет Франсина.

– У Яна все руки в крови, он должен помыть руки, – говорит Бернар менторским тоном. – В Рождество принято есть «полено».

– Ладно, только опусти это чертово ружье, это опасно, – отвечает ему Ян.

– Я хочу, чтобы включили свет! – протестует Бернар. – Не люблю темноту! Почему мы не идем в кино?

– Все будет, как ты хочешь, правда, Франсина, дорогая?

– Ну, конечно. Бернар, милый, дай ружье тете Франсине, и мы все пойдем в кино.

– «Жирный кретин, жирный кретин», – вопит Бернар, передразнивая ее интонации. – Вызов полиции – семнадцать!

– Мартина! – зовет Франсина, пытаясь сохранить достоинство. – У нас тут небольшая проблема с Бернаром.

– С Бернаром нет проблем! – кричит он в ответ. – Бернар не дебил!

– Конечно, нет! – подтверждает Франсина.

– Бернар, – вдруг говорит Жюстина своим спокойным, глубоким голосом, – ты ведь знаешь, Ян говорит, что ты жирный и что от всех жирных воняет.

– Сука! – бросает ей Ян.

– Не двигаться! – приказывает ему Бернар. – Имел я его мамочку! Хочешь, Ян, я тебе вымою рот? – добавляет он.

– Она врет! – уверяет его Ян. – Давай положи ружье.

– Бернар, – говорит Иветт, – а хочешь, мы все разденемся и выкупаемся в снегу? Скажи, чтобы они положили свое оружие.

– Да! – восторженно кричит Бернар. – Все голышом в снегу! Раздевайтесь! Яблочный пудинг гораздо вкуснее.

– Нет, ты что, спятил? – отвечает ему Ян. – Ты что, не видишь, что идет снег, что это тебе взбрело в голову, ты, кусок сала? Ну, клади ружье!

Ян говорит властным тоном, голосом предводителя, он играет ва-банк.

Бернар колеблется. Он всегда такой послушный. Но сейчас он должен смутно ощущать, что обладает властью, что другие боятся его. Боятся его, жирного и вонючего, над которым Ян так часто смеется, конечно, дружелюбно…

Трещит ветка. Кто-то тихо подбирается к нам. Запах приторных духов матушки всех психов, Мартины. В тот момент, когда я судорожно пытаюсь придумать, как бы предупредить Бернара, она пронзительно восклицает:

– Бер…

– И-и-и! – взвизгивает Бернар, и я, в буквальном смысле этого слова, слышу, как он подскакивает.

Оглушительный выстрел.

Удивленный крик боли.

Недоверчивый смех Бернара.

– Ян, ты видел? Бах! Бах! В кино все понарошку.

– Мартина? – неуверенно говорит Франсина. – Мартина?

Ответа нет.

– Ты что, не видишь, что жирный кретин в нее попал? – рычит Ян. – Это невероятно! Начинается какой-то кошмар!

– Я так и знала, что все кончится плохо, – холодно отвечает ему Франсина. – Никто никогда не хочет всерьез задуматься над глубиной наших художественных замыслов. Вы – всего лишь банда мелкобуржуазных преступников.

– По-моему, я забыл закрыть кран, – говорит Бернар. – А два плюс два всегда будет четыре.

– Я пойду с тобой, – говорит Иветт, – я тебе помогу.

– Ладно, пошли. А потом оба выкупаемся.

Иветт проходит мимо меня, ее ледяная рука касается моей в знак ободрения. Да-да, иди, спасайтесь.

– Мы тоже можем пойти? – спрашивает Ян.

– Нет. Быть собаке битой, найдется и палка, а летом все ходят на пляж.

– А я? – с надеждой спрашивает Франсина.

– Ты, – огрызается Бернар, – ты отправляйся и вымой свой поганый рот снегом. Сейчас же!

– Речи быть не может…

– Сейчас же! И на десерт я хочу сливочное мороженое!

Вдруг их голоса перекрывает грохот. Сноп молний озаряет небо. Радостные вопли Бернара: «Салют, салют!» Потом все взрывается. Когда возвращается тишина, запах гари кажется очень близким. Наверное, порох попал на какое-то дерево в нескольких метрах от нас. В ушах у меня стоит гул, все звуки я слышу как через вату. Откуда-то из-за окутавшего меня кокона доносится:

– Бог недоволен! Бог вами недоволен! – проповедует Жюстина голосом медиума.

– Бог недоволен Бернаром? – спрашивает слабый встревоженный голос.

– Бог недоволен Яном и Франсиной! – кричит Жюстина. – Бог хочет, чтобы ты убил их!

– Тварь! – орет на нее Ян.

Курок щелкает вхолостую. Патронов больше нет. Патронов для кого? Жюстина бросается ко мне, а Ян кричит, явно обращаясь к Франсине: «Дай мне ствол с земли!» Пистолет Мерканти!

– Ты видишь, что Господь сделал выбор! – кричит Жюстина. – Стреляй, Бернар, стреляй! Бах! Бах!

– Бах! – повторяет Бернар и нажимает на курок. – Бах! Бах! Бах!

Выстрелы, вопли, ответные выстрелы, можно подумать, что мы на поле боя, свист пуль в ушах, голоса перекрывают друг друга, сливаясь в оглушительную какофонию. С каким-то странным любопытством я жду, когда одна из пуль вонзится в мое тело… Мне кажется, что я так долго жду смерти, что уже и страх улегся, мое сердце заледенело.

Ах, дьявол! Ах, дьявол! Ах, дьявол, как же больно! Там в плече, я чувствую, там дырка, я ее чувствую, я могу засунуть туда палец. Ох! От одной мысли подступает тошнота, я уверена, что пуля прошла через плечо, что там, в моей плоти, круглая дыра, мне трудно поверить в это, но ведь мне так больно, и…

Шум прекратился. Раскаты удаляющейся грозы. Назойливый запах пороха. Стоны. Ощущение ватных тампонов в ушах, я сглатываю, чтобы уши разложило, но безуспешно. Чей-то голос сквозь вату.

– оооо тааааа гууууу?

Вата внезапно разрывается, и тогда я слышу:

– Какого черта мы валяемся в снегу?

Неуверенный голос дяди в оглушающей тишине.

– Жюстина? Боже мой, Жюстина! Но, но что случилось? Лорье! Вставайте, приятель! Это же настоящая бойня! Эй, кто-нибудь, помогите!

Далекий голос:

– Иди в задницу-у-у-у, старый хре-е-ен!

Летиция. Они с Кристианом застряли там наверху. Забились, как крысы. Сейчас дядя с ними разберется, и…

Это бред. Мы не в компьютерной игре. Боль возвращается, меня захлестывает кипящая волна, и в то же время звуки становятся яснее, я слышу, как дядя трясет Жюстину, повторяя ее имя, потом бежит к Иветт.

Иветт.

– Все в порядке, – лепечет она, и я начинаю рыдать от счастья, – все в порядке, месье Фернан, займитесь остальными.

– Но они мертвы! – кричит дядя. – Мадам Реймон лежит ничком в снегу, у Яна снесено все лицо, у мадам Ачуель все внутренности наружу, Лорье без сознания, у другого жандарма только полголовы, а толстый паренек…

– От тараканов помогают инсектициды…

– Он жив! – с облегчением восклицает дядя. – Мальчик мой, ты ранен? Пошевели руками-ногами.

– Не могу, – отвечает Бернар, – нога какая-то странная. На похороны одеваются в черное.

– Дай-ка посмотреть… Ох, черт! Не шевелись, слышишь, главное – не шевелись! Он может полежать спокойно? – спрашивает у нас дядя.

– Непонятно почему, – объясняет Иветт, – но он не очень чувствителен к боли.

Слышу, как дядя быстро переходит с места на место, становится на колени возле меня.

– Иветт, – зовет он взволнованно, – у Жюстины широко раскрыты глаза, она не моргает, и…

– Она слепая! – шепчет Иветт. – Это нормально, что она смотрит в никуда! Пощупайте пульс! На сонной артерии.

– Бьется! Еле-еле, но я чувствую! Слава Богу, надо идти за помощью.

– Наверху, перед домом, еще двое, Летиция и Кристиан. Они вас убьют.

– Ах, вот как? – отвечает дядя. – Это мы посмотрим. Я заберу оружие у этих.

– Думаю, что магазины пусты. Они стреляли, пока не кончились патроны.

– Силы зла разгромлены! – удовлетворенно говорит Бернар. – Но у меня болит нога.

– Мы тобой займемся. Оставайся здесь с Элиз.

Стон. Женский стон.

– Я хочу пить, дайте мне чаю, – еле слышно шепчет Франсина.

– Вот дерьмо, она еще жива! – бормочет дядя. – Но как это возможно… в таком состоянии..

– Положите ей в рот немного снега, – советует Иветт.

– Вы очень добры к этой погани!

– Она все равно умрет, месье Андриоли, к чему заставлять ее мучиться еще больше.

– Я не умру, – говорит Франсина, – я не умру, помогите мне засунуть все это на место!

Ее голос срывается на дикий крик, я зримо представляю себе, как она держит в руках собственные кишки.

– Я не умру…

– Нет, умрешь! – заверяет Бернар. – И пойдешь в ад! Весной лед тает.

– Да здравствует воскрешение разума! – вопит Франсина с поразительной силой. – Да здравствует Горный Центр Освобождения Разума для Взрослых Инвалидов!

ГЦОРВИ.

На последнем слове она иссякает. Тишина.

– Конец, – сухо констатирует дядя. – Как подумаю, кому я доверял! Это кашемировое пальто ей уже ни к чему, – добавляет он, – я прикрою Жюстину и пойду.

– Куда пойдете?

– За помощью. Передайте мне куртку Яна, накинем на плечи Элиз. А вы возьмите мою. Как голова болит! Ладно, сейчас я подниму кресло, вот так, оп-ля!

Он, кряхтя, поднимает меня, кое-как усаживает, прикрывает промокшей курткой, пахнущей порохом, горелым мясом и кровью. Что это влажное у меня на шее, куски мозга? Подавляю тошноту.