Текст книги "Снежная смерть"

Автор книги: Брижит Обер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

«Ма'инелла, ты воняешь, рот твой пахнет табаком!», после чего снова раздается свист, а потом меня пронизывает холод, еще более леденящий, чем настоящий, зимний мороз.

Когда Кристиан поет, никто не свистит. Когда кто-то свистит, Кристиан не поет.

Значит, мы тут вдвоем – он и я? И это он курит «Житан»? Он курит «Житан» и изъясняется совершенно нормально?

– А вы знали, что Дюпюи звали Альфонсом? – спрашивает меня курильщик.

– Альфос – длинный нос! – лающий голос Кристиана.

– А вы знали, что второе имя Франсины – Тереза?

– Тереза – Терезб, коза-дереза! – вопит Кристиан.

– А вы знали, что я прозвал вас «Ночной колпак»? – спрашивает он, понизив голос еще больше.

Его губы касаются моего уха.

– Колпак – дурак! – произносят губы, касающиеся моей мочки.

Если бы я могла закрыть глаза. Ничего больше мысленно не видеть, не слышать, не понимать. Не представлять себе смеющегося Кристиана, склонившегося надо мной, не слышать, как он говорит мне: «Хорошо я вас поимел, а?», не понимать, что я ничего не поняла!

Кристиан! Не Леонар! Кристиан!

Но какое отношение ко всему этому имеет Дюпюи?

– Хотите, я вам немножко почитаю? – предлагает мне Кристиан.

Требуется какое-то время, чтобы его слова дошли до моего слуха. Он уже начал читать, запинаясь:

– «Примечания автора: можно ли сделать так, чтобы Вор пытал Иветт, не влияя на эмоциональное восприятие читателя? Обратить внимание на реакции отторжения в ответ на крайности! Не превращать в фарс!»

Что?!

Он уже продолжает:

– «С другой стороны, следует найти способ сделать Элиз менее скучной. Любовник? Пусть она спит с Вором? » Вор и Элиз, ха-ха-ха! – задыхается он.

Я чувствую, что у меня пересыхает во рту. Шелест быстро переворачиваемых страниц. Он читает дальше:

– «Глава 2: Элиз встречает грустную молодую девушку, которая что-то знает… Глава 4: Иветт и директриса играют в карты. Элиз дремлет возле террасы… Глава 8: Элиз входит в комнату и находит там тело повесившейся молодой калеки… » Ну как, Элиз души моей, нравится вам это?

Элиз с раскрытым ртом, с опущенными руками уставилась в пустоту. Пустота перед глазами, пустота в голове.

Так, значит, все было написано?

14

– Пошли, пора возвращаться, – заключает Кристиан.

Он везет меня в дом.

Как все это могло оказаться предвиденным?Появляется абсурдная, но пугающая мысль о том, что на самом деле я – персонаж книги. Может быть, я не существую? Но нет, иначе какие же у меня могут быть ощущения? Хотя, честно говоря, у меня нет никаких ощущений, кроме того, что я – ком студня, мягкого и безвкусного, колышущегося на инвалидном кресле.

Люди внутри о чем-то спорят. При нашем появлении все замолкают. Кто-то прибегает, под его шагами вибрирует паркет.

– Элиз! – кричит дядя. – Где ты была?

– Она пришила бригадира Дюпюи, – бросает ему Мерканти.

Дядя смеется. Да, он СМЕЕТСЯ.

– Ну, это уже, пожалуй, чересчур! – добродушно отвечает он.

Он что, выпил?

– Говорю вам, что ваша сука племянница…

– Я вам запрещаю! – гремит Фернан.

– … только что убила Альфонса! – чеканит Мерканти.

– Что?! Но как это могло случиться? Это не были холостые выстрелы? – дрожащим удивленным голосом спрашивает дядя.

Студень оказывается у меня между ушей, расплывается по всему телу. Замерзшие синапсы отказываются передавать мысли. Хочется рвать на себе волосы и орать: «Не врубаюсь!».

– Но в фильмах не используют боевые патроны! – возмущается дядя. – Это шутка!

Ага, фильм, и статисты, они там лежат в снегу и ждут, когда им заплатят… Фильм. Слово медленно вплывает в мое паническое настроение, прокладывает себе путь среди смятения. И за ним другое – «статисты». И жужжание камеры Жан-Клода.

Статисты?Эти мерзавцы снимали филъм?!Надо мной издевались?! Да, точно как в том фильме, где герой – единственный, кто не подозревает, что его снимают? Значит, ощущение, что я играю в пьесе, было правильным?! Ну да, эти ремарки, которые читал Кристиан! Сценарий! Злость смешивается с облегчением, я почти готова рассмеяться.

– Кто вам рассказал про фильм? – говорит в это время Мерканти моему дяде.

– Да Элиз, – растерянно отвечает тот. – В записке, упавшей на пол?!

Слышу, как он роется в карманах. Потом говорит:

– Должен честно сказать, что по приезде я был очень расстроен из-за Сони и сильно волновался. Повсюду полиция, рассказы об убийствах, о бомбе, о раненых, как в театре! Кстати, отличная постановка. Дошло до того, что я рассказал всю свою жизнь тому, кто играет старшину.

Я цепляюсь за его слова, как альпинист за истрепанную веревку.

– Да, тут вы меня здорово обставили! – с восхищением говорит он. – Хотя мне показалось довольно жестоким, что вы заставили меня поверить в смерть моей крестницы. Ну вот, я чувствовал себя весьма неуютно, а потом нашел записку Элиз, вот, слушайте: «Дядя, не волнуйся, это все кино! На самом деле все в порядке. Но это тайна, никому не рассказывай, даже Жюстине. Пожалуйста, веди себя так, как будто ты ничего не знаешь, как можно более естественно. Позже я тебе все объясню, рассчитываю на тебя. Элиз».

Но я никогда не писала этого! – беззучно ору я.

– Мне показалось, что все это довольно странно, – продолжает дядя, – но я испытал такое облегчение! Элиз всегда любила тайны, так что я сказал себе, что надо подождать несколько часов, что вы закончите съемку вашего эпизода, а потом я получу более внятные объяснения.

Летиция прыскает.

– Я была уверена, что это сработает! – заявляет она, и от этих слов меня передергивает.

– Потом, когда я узнал, – добавляет дядя, – я понял, что все это комедия: старшина, который больше похож на девочку, суетящиеся жандармы, эпизод взрыва в снегу с Леонаром, который выглядел, как будто только что из гримерки, Иветт, бегающая взад и вперед, медсестра с камерой на плече, мадам Ачуель с ее театральной декламацией, короче говоря… я даже подумал, что все играют из рук вон плохо, мне хотелось смеяться.

– Ну, вот что, дорогой месье Андриоли, на самом деле, это не художественный фильм… – начинает Ян.

Ян! И ты тудаже!

– Скорее документальный, – продолжает Летиция.

– Документально-художественный, – уточняет Франсина.

Я до крови вжимаю ногти в ладонь, от этого мне становится легче.

– Видите ли, была мысль сделать продолжение приключений Элиз, – снова вступает Ян.

– Я прекрасно понял! – восклицает дядя. – Знаете, молодой человек, я не идиот!

– Да, но продолжение настоящее, – продолжает Ян, – чтобы написать второй том о приключениях вашей племянницы.

– Отлично, идея хорошая.

– Итак, мы все договорились, – подтверждает Франсина. – Так о чем шла речь в первом томе? – спрашивает она тоном школьной учительницы.

– Хм… об убийствах детей в Буасси и о том, как Элиз расследовала все это, – бормочет дядя.

– И вам не кажется, что успех книги вызван тем, что это не какой-то банальный детектив, а рассказ о пережитом?

– Разумеется.

– Значит, вы поймете, что мы решили следовать тому же modus operandi [5]5
  Образу действия (лат.).


[Закрыть] .Следовательно: а) чтобы написать бестселлер на основании реально пережитой истории, прежде всего надо, чтобы герой – или героиня – пережил ее. Вы по-прежнему согласны со мной, месье Андриоли?

– Э-э, да… – еле слышно лепечет дядя.

– Итак? б) именно это мы и организовали, дорогой мой! – победно восклицает Франсина. – По сути дела, все началось, когда Б*А* отправила это электронное послание в свое издательство, – уточняет она.

Где же Иветт и Жюстина? Давайте идите скорее сюда, посмейтесь с остальными.

– Она ошиблась адресом, и письмо пришло к нам, в «ПсиГот'ик».

– Куда? – переспрашивает дядя.

– «ПсиГот'ик». Журнал тотального искусства. Форма признания полиэкспрессивного искусства. Психо-Искусства, уничтожающего старые концепции и вышедшие из моды предрассудки и берущего начало в подсознательных синаптических передачах каждого из нас.

Я с горечью думаю, что главным редактором такого журнала должна быть Жюстина… Кстати, я вспоминаю, что Летиция нашла у нее в комнате один экземпляр. Права я была, что не доверяла ей.

– Б*А* провела конференцию в ходе организованного нами коллоквиума, мы прониклись симпатией друг к другу, и я дала ей свои координаты, – поясняет Франсина. – Отсюда и ошибка при отправке. Взмах крыла бабочки породил ураган.

– Какой ураган? – спрашивает Кристиан. – Урагана не предвиделось.

– Это метафора! – бросает Ян. – Не перебивай Франсину, все и так достаточно сложно.

Кристиан бормочет сквозь зубы : «Сложно – ложно – все можно».

– И вот что Б*А* писала редактору своей серии, – продолжает Франсина. – «Дорогой Р*П*, мне неприятно беспокоить вас, и я понимаю, что очень запаздываю со сдачей „Элиз-2, Снежная смерть“, но у меня возникла куча проблем, и мне приходится выплачивать большие суммы за дом, который я купила в Каннах. Я была бы бесконечно признательна, если бы вы согласились выплатить мне существенный аванс, чтобы поддержать меня на плаву. В любом случае, не волнуйтесь, все идет хорошо, думаю, что закончу месяца через два. Прилагаю канву нового романа».

– Ничего удивительного, что она забуксовала, – хихикает Франсина. – Страх чистого листа. Это нормально: первая книжка была написана на основании реальных событий. И Элиз – это не персонаж, это реальный, никому не принадлежащий человек, вы следите за ходом моих мыслей?

– Разумеется, – повторяет мой дядя в полной растерянности. – Так что это за канва?

– Синопсис, если вам так больше нравится.

Не думаю, что ему это нравится больше, но он говорит «ага, ага», и Франсина возобновляет свой рассказ, словно только этого она и желала в течение долгих месяцев (видимо, так оно и было):

– Я вам читаю.

– Что вы мне читаете? – спрашивает уже совершенно сбитый с толку дядя.

– Текст Б*А*.

– Но вы мне его уже прочли.

– Нет, тот текст, который определил последовательность событий, приведших к тому, что мы здесь сейчас имеем.

Дядя уже ничего больше не спрашивает.

– Итак, я вам читаю! – твердо повторяет Франсина. – «Зима. Элиз должна уехать на зимний курорт Кастен в Приморских Альпах. К своему дяде».

Судя по всему, это ей сказала Иветт.

–  «В Кастене она поселится в заведении для взрослых инвалидов»,это, – объясняет она нам, – я рассказала ей, что возглавляю ГЦОРВИ и что, по забавному совпадению, он находится в деревне, откуда родом дядюшка Элиз! Представьте, как это должно было повлиять на писательницу! Ну что же, в конце концов, все черпают вдохновение из реальной жизни, – мечтательно шепчет она, а затем продолжает: – «Элиз находит друзей среди пансионеров. Вскоре после этого происходят ужасные убийства, приписываемые Д. Вору».

—Мне всегда казалось, что это слабая отправная точка! – с презрением говорит Мерканти.

– Может быть, но все-таки это была хоть какая-то основа! – возражает Франсина. – Далее сюжет развивался довольно запутанно, и мы решили воплотить его в жизнь в буквальном смысле этого слова. А потом дописать продолжение и сорвать большой куш! – продолжает она.

– Но для этого нам нужен был достойный сюжет! – говорит Ян.

– Нечто захватывающее! – поддакивает . Петиция.

– Реальная история, которую Элиз действительно пережила бы, в ходе которой писала бы свои коротенькие записочки. А для того, чтобы она действительно пережила ее, нужно было, чтобы ни Элиз, ни Б*А* не знали о происходящем! – Франсина произносит это громко и внятно, как будто мой дядя глухой или выжил из ума.

– Ну ладно, тут я с вами вполне согласен! – отвечает он.

– По-моему, вы не совсем поняли, – говорит Мерканти. – В фильме играют актеры. А мы решили сделать инсценировку романа с участием непрофессионалов, чтобы действие получилось более реалистичным, до вас доходит?

– Непрофессионалов? – переспрашивает дядя.

– Речь идет о триумфе воображаемого над инертной материей реальности! – восклицает Летиция. – Мы, в буквальном смысле этого слова, перевоплотились в героев романа. Мы переписали жизнь в прямом эфире!

– Чью жизнь? – спрашивает дядя.

– Да всех! Вы знаете, что такое «снафф-муви» [6]6
  Snuff movie – подпольный жанр кино. Термин произошел от английских слов snuff – нюхательный табак (синонимами можно считать понятия «забористый», «острый», «черный») и – movie – кино. В основе таких фильмов – реальная смерть человека по написанному сценарию при соучастии самих создателей фильма или нанятых ими людей. К «снафф-муви» не относятся фильмы, в которых убийство перед камерой только инсценируется, а не совершается на самом деле.


[Закрыть]? – возбужденно восклицает Ян. – Это фильм, в котором людей убивают по-настоящему. Это стоит миллиарды. А мы сделали «снафф-бук».

– Это омерзительно, – говорит дядя. – Да кто вы такие? – резко добавляет он.

– Мы вам только что сказали: персонажи романа! – парирует Мартина.

– Я имею в виду: вы действительно актеры? – настаивает дядя внезапно изменившимся голосом.

– Да, синьор! – отвечает Франсина. – Мы – актеры театра «Комедия делла Вита»! Друзья Искусства, с большой буквы И, Исполнительства, Истории, Истомы.

– Изничтожения, – с гордостью добавляет Кристиан.

– Я пытаюсь объяснить вам, месье Андриоли, – вновь заговаривает Франсина, чеканя слова, – что мы поставили реалити-шоу.В котором участвуют Элиз, вы сами, Иветт, Жюстина и наши дорогие постояльцы, исполняющие роли самих себя.

– С этим все ясно. Но как понять это, все эти… эти…

– «Снафф-муви», – повторяет Кристиан. – Снафф-снафф-снафф-чхи!

– Как я начала объяснять вам, – пронзительным голосом продолжает Франсина, – мы решили подставить плечо автору, испытывавшему недостаток вдохновения… Кристиан, помолчи пару секунд, прошу тебя…

– Ра-ра-ра – радости любви, они не длятся вечно, – запевает Кристиан фальцетом.

– Ах-ах, как смешно! Итак, я говорила, что мы искали ключевую линию, чтобы бросить Элиз на борьбу с пресловутым Д. Вором.

– Да кто это такой – Д. Вор? – спрашивает дядя.

– Убийца, придуманный Б*А*. Но одного убийцы мало, еще нужен сюжет. Тихо, не перебивайте меня, слушайте! По счастливому стечению обстоятельств, в тот день, когда Леонар приехал в клинику в Ницце, где должен был проходить лечение, он услышал, как какая-то наркоманка назвала себя Марион Эннекен. Фамилия достаточно редкая, и он подумал, что она может быть родственницей его одноклассника по лицею. Он разговорился с ней и выяснил, что она действительно вдова Эннекена. Они понравились друг другу, и Леонар представил ей Яна, секретаря юго-восточного отделения нашей ассоциации. Конечно, Марион не устояла перед чарами Яна. И тут новое совпадение – оказалось, что буквально в это же время ее посетила наша прелестная Соня и рассказала, что они сестры: старый Моро выболтал ей секрет! Вот тут-то у нас и завязалась интрига! От рук кровавого убийцы погибает Марион, потом ее сводная сестра, но автор обоих преступлений не сумасшедший, а их сводный брат, рассчитывающий на наследство! Сводный брат, живущий в ГЦОРВИ и убивающий под именем Д. Вора! Улавливаете, дорогой мой? – развязно добавляет она, обращаясь к моему дяде.

Значит, я правильно угадала… сценарий.Горькое удовлетворение!

Недоверчивый голос Фернана прерывает самодовольное молчание:

– Но ведь вы не… Соня… Марион… Они не … Или они…

Он не заканчивает фразу, этот рассказ совершенно выбил его из колеи.

– Вы что, не читали газеты? – спрашивает его Мартина.

– Я был в Польше! А оттуда поехал прямо в Италию, где и получил сообщение на мобильный.

– А наша милая Жюстина? Она вам ни о чем не рассказывала?

– Именно что рассказывала! И я с ума сходил от беспокойства, – резко возражает Фернан, – но тут записка Элиз убедила меня в том, что я приехал в самый разгар съемок и что Жюстина сама не была в курсе дела!

Меня бросает в жар и холод. Мне плохо. В голове мелькают воспоминания: да, он приехал после того, как увезли труп Вероник Ганс. Он действительно ничего не видел. Даже взрыва в кухне.

– Вы же не хотите сказать мне, что на самом деле убилиих? – внезапно кричит он.

– Конечно же, мы их убили! – восклицает Кристиан.

– И вас тоже убьют и продадут съемку сцены вашего искупления на телевидение! – вдруг вмешивается Мартина. – Они заплатят миллионы, чтобы пустить это в новостях!

– Вся красота именно в том, что нет никаких трюков! – загорается Летиция. – Я действительно калека.

– А я действительно сумасшедший! – подает голос Кристиан.

Смех. Где же остальные пансионеры? Эмили, Клара, Леонар, Жан-Клод, Бернар… Мертвы? А эксперты из лаборатории? Они что, всех убили?

– Вы сказали мне, что Элиз раскроет тайну в прямом эфире, что на этом можно заработать кучу бабок! – растерянно бормочет дядя.

– Так мы и заработаем кучу бабок! – вопит Кристиан – Бабки-бабки-бабки, тапки-тряпки!

– Нечего делить шкуру неубитого медведя! – осаживает его Мерканти. – Мы еще не придумали развязку.

– Мы сто раз об этом говорили! – перебивает его Франсина. – Слушай: «Элиз обнаруживает, что Леонар – сын Фернана и, следовательно, сводный брат Сони и Марион и что он убил их, чтобы заполучить наследство Гастальди!»

– «И, прежде чем удрать, он убивает Элиз», —уточняет Мартина.

– Вы забыли, что этот психованный Леонар больше ни о чем не желает слышать, – замечет Мерканти.

Леонар отказывается участвовать в их безумной игре? Лучик надежды.

– Да плевать. Его все равно можно как-то использовать! – ледяным голосом отвечает Ян.

– Кто вы? – повторяет дядя, как пьяный попугай. – Кто вы? Скажите мне, что это шутка, а это же шутка, правда?!

– Верно, мы не представились! – вскрикивает Летиция, хлопая в ладоши. – Ян, давай!

– Хорошо. Дамы и господа, – декламирует он зычным голосом, – вы только что смотрели «Снежную смерть», в роли самой себя – наша международная звезда в инвалидном кресле Элиз Андриоли!

Аплодисменты.

– В роли Франсины Ачуель – Тереза, литературный редактор «ПсиГот'ик». Ах, Тереза! Наша муза и вдохновительница! Кроме того, будучи специалистом по воспитанию глубоко умственно отсталых, по совместительству еще и директриса ГЦОРВИ. Тереза тайно ведет изыскания в области скульптуры из живых материалов.

Скульптура из живых материалов… О, нет!

– … и, как страстная любительница театра, она разработала концепцию «маленьких пьес из пережитого», как она их называет, то есть пьес, где все происходит на самом деле, по примеру тех древнеримских спектаклей, в которых приговоренных действительно пытали.

Смысл этой фразы доходит до меня через несколько долей секунды.

– В роли героини-любовницы: Летиция!

Смех.

– В пятнадцать лет Летиция получила свою первую роль в «Элен и ребятах», но из-за недостойного алкоголика-отца, севшего в пьяном виде за руль, ей пришлось распрощаться со всеми мечтами. Тогда Летиция потрудилась над тем, чтобы расставить все по местам: она всерьез занялась тормозной системой автомобиля аморального отца, и тот в буквальном смысле слова слился с природой. После четырех лет обезличивающего лечения она смогла присоединиться к нам.

Несостоявшаяся героиня молодежной комедии, воплощение злопамятности. Четыре года заключения, прежде чем она научилась играть роль нормальной, излечившейся молодой девушки. У меня в ушах все еще звучит ее радостный голос, рассказывающий об отце. Об отце, которого она убила.

– В роли Дюпюи, – продолжает Ян с ноткой грусти в голосе, – выступал наш дорогой Жежен, бомж, сумевший подняться до вершин поэзии. Он описывал состояние своей души на коже своих собратьев с помощью битых бутылок.

– Мир праху его! – сюсюкает Мартина тоном матери-настоятельницы.

Я вспоминаю, как меня поразил далекий от «военного» лексикон вышеназванного Жежена. Но я не сделала из этого выводов, которые могли бы спасти нам жизнь. «Элиз, ты всего лишь жалкая сучка!» – в моей стиснутой болью голове все еще звучит его крик.

– В роли безумного ученого: Леонар! – провозглашает Ян. – Предтеча американских школьников, осуществлявших воздействие на массы. Леонар – специалист по преобразованию энергии тканей путем сжигания. Он дал пятнадцати своим соученикам возможность освободить всю совокупность их телесной энергии, подпалив лицей в год своей подготовки к поступлению в Политехнический институт. Акт научной отваги, за который он был вынужден заплатить десятью годами вредоносной групповой терапии!

Я тут же вспоминаю, как Юго рассказывал нам о пожаре в классе Леонара. Но он не знал, что сам Леонар и поджег его!

– В роли преданной медсестры выступает посланница небес, – продолжает Ян, явно получающий удовольствие от своего мрачного панегирика. – Мартина подтирала задницы старикам в богадельне, когда Господь послал за ней. Она работает с Ним напрямую, выискивая гибнущие души и вырывая их из нашего грязного мира, чтобы отправить в безопасное место рядом с нашим общим Отцом. Она работала во многих больницах, прежде чем познакомилась с Франсиной в центре для детей-аутистов.

Свихнувшаяся медсестра, отправляющая своих подопечных на тот свет.

– В роли Кристиана, жертвы нормализующего тоталитаризма: Кристиан. Проведший всю свою жизнь в приютах, потому что его мать была шлюхой и наркоманкой. Печальный жизненный опыт вдохновил его на создание романа, который нормально мыслящие отвергли. Тогда Кристиан занялся решением проблемы реальногоженского искупления и добился определенных успехов. И наконец, – продолжает он, – в роли Мерканти – великий артист, я назову его ди-джей КаО, наш акустик. Этот профессионал в области электронной и конкретной музыки, опередивший свое время, не получил заслуженного им признания от тупой публики. Неустанно продолжая свои изыскания, он ведет работу над частотами и звуками, издаваемыми при деформации тел, в частности, детских.

Деформация тел. Меня тошнит.

Кристиан изображает барабанную дробь, все аплодируют.

Опасные психопаты, не удовлетворившие свои «артистические» амбиции. Объединившиеся вокруг журнала по искусству, якобы ниспровергающего авторитеты. Идеи которого они используют, чтобы насытить свои извращенные инстинкты.

И мы, сами того не зная, присутствовали при представлении их великого произведения: «Элиз и Снежная смерть».

Произведения, которому еще не хватает концовки.

И нет сомнения, что о хэппи-энде и речи быть не может.

А Ян? Он кто такой? И каким образом Мерканти и Дюпюи смогли внедриться в жандармскую бригаду? Я с удивлением констатирую, что блокнот и ручка все еще лежат у меня на коленях. Мои пальцы так дрожат, что на какое-то мгновение мне становится страшно: вдруг я не смогу писать.

– Эге, теперь хочет высказаться наша любимая Элиз! Посмотрим… «Ян?»И дальше: « Кате Мерканти и Дюпюи жандармы?»,– читает Ян. – Нам тут надо кое-что уладить, а Мерканти вам пока расскажет.

Тихий разговор. Я слышу, как передвигают предметы, хлопают дверями. Мерканти подходит совсем близко. Запах клубничной жвачки.

– Лапочка моя, – шепчет он, не замечая моего отвращения, – я самый настоящий Мерканти! На свете полно священников-педофилов, так почему же жандарму не быть убийцей? Главное – остаться внешне чистеньким.Что касается настоящего бригадира Дюпюи, он покоится на дне пропасти, и в довольно плачевном состоянии, ха-ха-ха! Благодаря Леонару, сумевшему проникнуть в компьютер казармы, мы узнали, что он должен присоединиться ко всей честной компании, куда, замечу в скобках, мне, по просьбе нашей милой Франсины, недавно удалось получить назначение благодаря подложному приказу о переводе. Жежен сделал вид, что попал в аварию на горной дороге. Его будущий двойник остановился, чтобы оказать помощь. Я выскочил из-за кучи камней, держа его на прицеле. Мы вырезали ему красивую улыбку, которая никогда не сойдет с его лица.

Я слушаю с омерзением, а сама пытаюсь понять – кто это только что вошел, хромая, и теперь дышит совсем рядом со мной. Жюстина? Нет, я уверена, что это мужчина.

– Франсина, можешь передать мне новую тетрадку? – спрашивает Ян.

Мне на колени кладут тетрадь.

– Не будем лишать себя советов профессионала! – усмехается он.

Я размахиваю ручкой, как церковный служка колокольчиком. Все то »се неизменное желание выиграть время.

«Вор: вся группа по очереди переодевалась в его костюм?»

– Нет. Подумайте немножко! – велит мне Франсина.

Если эту одежду носили все по очереди, Магали ни за что не смогла бы узнать кого-то конкретного. Следовательно, эту роль почти все время играл кто-то один. И, следовательно, это не может быть кто-то из обитателей Центра, иначе Магали назвала бы его имя, значит, это кто-то извне, то есть, Дюпюи или Мерканти, потому что Магали никогда не видела их в Центре, она умерла до того, как они прибыли под видом жандармов. И, учитывая голос и рост Вора, я склоняюсь в пользу Мерканти.

«Мерканти».

– Угадали! Вы и впрямь очень талантливы.

– Где Жюстина? – внезапно спрашивает мой дядя растерянным голосом.

– Там, где ей и следует быть! – отвечает ему Ян безапелляционным тоном. – Ну, теперь за работу: как мы закончим?

– Надо оставить, как задумано: Леонар убивает всех, – предлагает Кристиан.

– Фу, – фыркает Мерканти, – это пошло! Что она там напридумывала, эта Б*А*?

– Да ничего особенного. «Один из пациентов видит по телевизору убийцу… »

– Да, нам уже пришлось попотеть с этим! – восклицает Летиция. – Надо было пропустить этот эпизод, он никому не нужен: девочка видит по телевизору человека и узнает его, но на самом деле не узнает, потому что на нем шлем! Браво, неожиданный поворот!

– Кроме того, я чуть не задохнулся в этом шлеме! – ворчит Мерканти.

–  «Элиз обстреливают дротиками для дартса… », —дальше читает Ян.

– Магали не хотела идти на террасу, чтобы посмотреть, как ты будешь толкать Элиз, мне пришлось ее на себе тащить! – кричит Мартина. – В первом эпизоде Элиз уже кололи иголкой, – продолжает она. – Это однообразно.

– Ты не заметила, что авторы детективов всегда пишут одну и ту же книгу, пусть и по-разному? – парирует Летиция. – Вот они-то и есть настоящие психи! Невротики с навязчивыми идеями!

От их беседы у меня мурашки по телу бегут. Потому что я, безусловно, их пленница, но еще и потому, что их бред не лишен известной логики. Это не сумасшедшие, это существа с совершенно извращенной психикой. А мы для них – объекты для эксперимента и развлечения. И, может быть, даже вызываем у них отвращение.

Нет, они не безнравственны, им чуждо само понятие нравственности. Они не более безумны, чем вожди Третьего рейха. Своего рода последователи теории евгеники. Они удерживают нас в своей власти и радуются при мысли, что могут подвергнуть нас самой жестокой казни. Абсолютный кошмар. Оказаться связанными по рукам и ногам среди вооруженных садистов, мнящих себя непризнанными творцами.

Снова ручка. Каждая истекающая секунда – это дополнительная секунда жизни, секунда передышки перед болью. Что бы такое спросить? Ах, да.

«Элиз ест человеческое мясо?»

– Ах, это! Чудесная идея нашей милой Франсины! – радостно отвечает мне Ян.

– Что-то свеженькое, – подтверждает Франсина.

– Еще был эпизод, когда под креслом Элиз взрывалась ракета фейерверка! – кричит Кристиан. – Это было бы так красиво!

– Бред! – возражает Франсина. – Мы заменили это взрывом на кухне.

– Бред! – отвечает ей Кристиан. – Бредовинахреновина…

– Кристиан! – механически одергивает его Мартина.

Спрашиваю себя: может, лучше бы у меня под задницей взорвалась ракета, чем оставаться здесь, во власти этих экспериментаторов, в роли подопытного животного. Думаю о Павлове, о его работах над животными и экспериментальными неврозами. Чудовищно. Рационально обоснованная пытка. А теперь в клетке я сама.

– Почему Вор ее не трахнул? – опять спрашивает Кристиан.

– Я собирался, но нам помешал Шнабель, – объясняет Мерканти, от чего у меня по телу пробегает дрожь.

– Легавые приедут через два часа. Тянуть больше нельзя! – нервно бросает Ян.

– Отпечатки пальцев Элиз на пистолете бедняги Дюпюи? – спрашивает Мартина.

– Стерли, – отвечает Летиция.

– Прекратите эту дурацкую игру! – внезапно приказывает мой дядя с вымученным оптимизмом приговоренного к смерти, пытающегося убедить себя, что все происходящее ему только снится.

– Пойдите на улицу и посмотрите, игра это или нет! Мерканти, уведи его!

Не обращая внимания на протесты дяди, который вдруг кажется мне совсем старичком, Мерканти выволакивает его из комнаты. Я пишу:

«Где Иветт?»

– В холодке, в цистерне! – хихикает Ян. – Да нет, успокойтесь, она с остальными, с ее головы еще и волосинки не упало, – говорит он мне, подчеркивая слово «еще».

«Что вы с нами сделаете?»

– Мы же вам сказали, все закончится очень красиво! Так же грандиозно, как было в Вако! Двадцать человек, погибших во время пожара в Центре, тогда как на самом деле Леонар убьет вас перед камерой незадолго до последней атаки штурмовой группы Национальной жандармерии, – с энтузиазмом объясняет мне Франсина. – Эксклюзивный материал для «ПсиГот'ик», для книги, для фильма, продажа живойзаписи всего случившегося. Вы отдаете себе отчет, что сейчас мы пишем страницу Истории? И к тому же захватывающую страницу!

С улицы доносятся крики, ругань, я сжимаюсь в ожидании выстрела, дверь резко распахивается, на пол падает чье-то тело.

– Этот сукин сын попытался удрать, пришлось ему вмазать, – говорит Мерканти, явно имея в виду моего дядю.

– Ты, наверное, сильно ударил. Кровь так и льет, – замечает Кристиан.

– У стариков кровь близко, – отвечает Мерканти. – К тому же она у них воняет. Не то что у малышни. Детская кровь – это вроде как ангел пописал.

– Этому дурному Лорье только и надо, что всадить пулю дядюшке в башку, – продолжает Кристиан. – Элиз плачет, все такое… Мать твою, это будет сильно!

Лорье! Я совершенно забыла о нем. Неужели он тоже входит в банду?

– Не надо приносить правдоподобие в жертву рейтингу! – говорит в это время Летиция. – С чего вдруг Лорье будет убивать дядюшку Элиз?

Кристиан обиженно бормочет: «Я ничего не знаю». Я неслышно вздыхаю. Психопаты обучаются писательскому искусству. Наши жизни подвешены на ниточке их сценария. Накладываясь на страх и злость, порыв ненависти создает горькую, невыносимую смесь, и мне кажется, что я сейчас взорвусь.

– А почему не получается то, что мы придумали? – спрашивает Кристиан.

– Мне все это кажется слащавым, – говорит Мерканти, – нет никаких неожиданностей. И от Элиз практически никакого толка. Это все же героиня!

– Ну, так надо просто оставить эпизод, в котором она находит тела жандармов. Она догадывается, что виновник всего – Леонар, – предлагает Кристиан.

– Почему? – перебивает его Мартина.

– Я не знаю! Потому что он – дядин сын!

– А откуда она это узнает? – настаивает Мартина своим медоточивым голосом.

– Вот дерьмо! Оттуда, что она героиня, иначе для чего она нам нужна, а?! – протестует Кристиан.

И еще секунд десять они напрягают свои мозговые извилины.

Блокнот: «Я догадываюсь, потому что догадываюсь. Посмотрите мои записки. Дедукция».

– Вот, она догадалась, потому что догадалась! – устало одобряет Ян. – Здорово, вы просто догадались?!

– Но о чем же она догадалась, если догадываться не о чем? – надрывается Кристиан.

– Она догадалась, какой именно догадки мы от нее ждали, – объясняет ему Франсина. – Наша милая Элиз действительно замечательный детектив.

– Ладно, хорошо, – говорит Кристиан. – Она догадалась, после этого она вызвала легавых и…

– Она – не – может – говорить! – скандирует Летиция.

– Ах да, я забыл! Надо признаться, она не облегчает нам задачу, – бормочет он. – К тому же она не очень-то сексуальна. Почему мы не взяли Памелу Андерсон?