Текст книги "Умри, как собака"

Автор книги: Бретт Холлидей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Глава IX

Генриетта встретила его в дверях своего номера, одетая в вылинявший серый купальный халат мужского покроя, туго подпоясанный вокруг худой талии, в удобных ковровых шлепанцах на босу ногу. Ее волосы с проседью не были заколоты в пучок, а собраны сзади и завязаны черной ленточкой в подобие конского хвоста. Выбившиеся пряди свободно висели по сторонам лица, смягчая суровость черт.

Шейн вошел в красиво отделанную и приятно обставленную гостиную. Генриетта закрыла за ним дверь и, широко шагая в своем халате, развевавшемся вокруг худых жилистых лодыжек, направилась к стеклянному кофейному столику перед диваном.

– Я пью водку,– объявила она.– И капельку воды, чтобы не так крепко. Если хотите смешать что-нибудь этакое, необыкновенное, думаю, можно позвать гостиничную прислугу.

На кофейном столике стояли бутылка водки, ведерко с колотым льдом, графин с водой и стакан виски с содовой и льдом. Шейн сказал:

– Водка с водой и льдом – это замечательно.

Генриетта пошла в дальний угол гостиной и вернулась с чистым стаканом, который вручила Шейну со словами:

– Наливайте себе. И я тоже.

В бутылке было примерно на четверть водки. Шейн плеснул на дюйм на дно своего стакана, пальцами подцепил два кубика льда из ведерка и бросил в стакан, долил воды до половины и с интересом наблюдал, как Генриетта налила вдвое большее количество виски в свой стакан, добавила кусочек льда и около столовой ложки воды.

Затем она достала сложенный кусок желтой бумаги из кармана халата и протянула ему:

– Это оставили на конторке полчаса назад. От «Вестерн Юнион», говорят.

Шейн прочел такие же карандашные строчки, как и в его записке:

«Собака уже мертвая, а Люси Гамильтон еще нет. Скажите Шейну: мы предупреждаем всерьез».

Генриетта села в угол дивана и наблюдала за выражением лица рыжеголового детектива, пока он читал записку.

– Что это значит? – спросила она.– Люси Гамильтон – это та симпатичная секретарша в вашем офисе?

Шейн кивнул. Он достал свою записку и протянул ей:

– Обе даны каким-то оборванцем бармену в деловой части города около часа назад для передачи нам.

Она прочла его записку:

– Значит, вы раздобыли собаку?

Глаза ее блеснули удовольствием.

– Как только вы обнаружите, что собака сдохла, поев моего отравленного цыпленка, вы можете получить ордер на задержку похорон, и они смогут сделать вскрытие тела Джона, ведь правда?

Шейн ответил:

– Если я продолжу расследование, получу анализ содержимого желудка собаки и выяснится, что она действительно была отравлена.

– Ах, вот как, «если»,– подхватила она колко.– Разве я вас не для этого наняла?

Шейн сел в кресло перед ней и скрестил длинные ноги. Глотнув из стакана, он сказал:

– Вы прочли обе записки. Я был в квартире Люси Гамильтон, когда вы позвонили, и ее в квартире нет. Я думаю, что в данной ситуации я выйду из игры, мисс Роджелл.

– Вы не можете этого сделать. Я заплатила вам несуразную сумму за день работы, и все права на моей стороне. А тут какая-то глупая записка,– она презрительно отмахнулась.– Просто блеф, чтобы вас запугать. Не думала я, что вы такой.

– Пока они держат Люси, у меня связаны руки,– возразил Шейн.

– Ерунда! Слушать не хочу. Я требую, чтобы мне представили труп собаки. Я за него заплатила.

Шейн помотал головой:

– Завтра же верну вам чек.

– А я отказываюсь его принять. Я подам на вас в суд. Послушайте, молодой человек…

– Это вы меня послушайте,– он не повысил голоса, но в его тоне была такая непреклонность, что она не перебила его.– Ваш брат умер. Люси Гамильтон жива. Я хочу, чтобы она и дальше оставалась живой. Это же так просто.

– Значит, будете лебезить перед ними? Позволите им смыться безнаказанно только потому…

– Только потому, что я могу таким образом спасти мою секретаршу,– голос Шейна стал жестким.– Совершенно верно. А теперь, когда вы уяснили ситуацию, мы можем объединить усилия, если вы расскажете мне все, что будет способствовать ее освобождению. Как только она окажется в безопасности, я немедленно готов продолжать расследование. Но не раньше.

– Но похороны в полдень. Джона кремируют, и тогда будет поздно что-нибудь делать.

– Тем более надо пошевеливаться, чтобы найти Люси как можно быстрее,– настаивал Шейн.– Как вы думаете, кто это написал?

– Похоже на Чарльза.

– И я так думал. Но у меня есть основания считать, что Чарльз физически не мог похитить Люси. Кого еще из них вы подозреваете?

– Каждого. Или всех вместе. Если Чарльз не писал этой записки, то, видимо, кто-то другой старался подделаться под Чарльза.

– Вы имеете в виду Марвина, Аниту, миссис Блейр и доктора?

– И не забудьте Гарольда Пибоди. Мягко стелет, да жестко спать. В кончиках его пальцев больше мозгов, чем в головах у всех остальных, вместе взятых. Не удивлюсь, если это он все придумал, с самого начала.

– Что вы хотите сказать?

– То, что сказала. Что он пустил в ход Аниту именно ради этого. Устроил так, что Джон встретил ее в его конторе, надеясь, что Джон клюнет на нее,– так он и сделал. Вы же знаете, она работала в конторе Пибоди. Я не принимаю на веру и половины того, что болтает этот человек. И Джона сотни раз предупреждала, чтобы он ему не верил. Я думаю, Джон начал кое о чем догадываться, и Пибоди перепугался, что Джон откажется от его услуг, а это повлечет за собой полную ревизию бухгалтерских документов, и только Гарольду Пибоди известно, что эта ревизия могла бы обнаружить. Я все время твердила Джону, что глупо давать Пибоди свободу действий с капиталовложениями и я готова голову дать на отсечение, что Пибоди обводит его вокруг пальца, как младенца. Но Джон доверял ему. До недавнего времени. Думаю, постепенно у него все же стали зарождаться подозрения, и Пибоди это понял. Если Джон требовал независимой аудиторской проверки, то у Пибоди появился очень веский мотив желать смерти Джона.

– Такого мотива не могло быть,– возразил Шейн.– Со смертью вашего брата автоматически последовала бы аудиторская проверка баланса и оценка имущества, хотя бы для установления величины налога на наследство. Как раз этого Пибоди и не мог допустить, если ваши подозрения верны и за ним есть какие-либо нарушения.

– Ну уж нет. Отдайте ему должное. Он же душеприказчик и на этом основании примет участие в любой проверке и оценке, которые будут производиться. Вот так-то он и делает дела. Он держит все нити в руках, и не рассчитывайте, что он их выпустит.

– Каковы условия завещания?

– Те самые, которых можно было ожидать от старого дурака,– едко отозвалась она.– Пятьдесят тысяч миссис Блейр. Для меня – капитал, управляемый по доверенности, так что я могу тратить только проценты. Остальное – его «дорогой любимой жене Аните» без всяких ограничений и условий. И мой капитал тоже отойдет к ней, когда я умру.

– А какой доход вы будете с него получать?

– О, сорок или пятьдесят тысяч в год. Да, конечно,– продолжала она, заметив выражение его лица,– это большие деньги, больше, чем мне нужно и чем я могу потратить за год. Но не в этом дело. Дело в принципе. Половина денег по праву принадлежит мне. В молодости я вкалывала до седьмого пота бок о бок с братом на рудниках. По всем законам мне должна принадлежать половина, причем оформленная на мое собственное имя.

– Когда вы пытались отсудить половину денег, суд принял другое решение.

– Уж этот мне суд,– фыркнула она.– А чего можно ждать? Только не говорите мне, что в этой стране равное правосудие для женщин и мужчин. Они способны были увидеть только то, что Джон очень великодушно выдавал мне небольшие суммы, в которых я нуждалась.

– Когда вы предъявили иск, вы предвидели что-либо подобное?

– Джон был мужчина… а я знаю мужчин. Всегда является какая-нибудь шлюшка, задирает юбку, и мужчина бежит за ней. Именно это и случилось, когда Гарольд Пибоди устроил так, чтобы Анита задрала юбку перед моим братом.

– Вы действительно думаете, что человек с репутацией Гарольд Пибоди специально планировал познакомить Аниту с вашим братом, надеясь, что тот женится на ней и что она сможет убить его и прибрать к рукам его состояние?

– Насчет его репутации не знаю,– насмешливо заметила она.– А вы с ним знакомы?

– Нет.

– Вот то-то и оно. Я не говорю, что убийство планировалось с самого начала. Я только думаю, что он хотел иметь какую-нибудь бабенку вроде Аниты, чтобы женить на ней Джона и через нее защищать свои интересы. Если у Джона в такой ситуации зародились подозрения, как я и думаю… тогда, конечно, смерть Джона разрешала для Пибоди все проблемы.

– И вы думаете, что он такой человек, который способен устроить ловушку Люси?

– Я считаю, что он крайне неразборчив в средствах. Если он узнает, что вы выкопали собаку для анализа, то я уверена: он ни перед чем не остановится, чтобы обезвредить вас. Как вы раздобыли Дэффи?

– Профессиональная тайна,– ответил Шейн.

– Теперь, когда у вас есть ее труп, не собираетесь же вы посиживать сложа руки из-за этих угроз?

– Я не намерен приносить жизнь Люси в жертву даже для того, чтобы доказать факт убийства вашего брата,– Шейн твердо встретил ее настойчивый требовательный взгляд.

– У вас что, совсем нет характера? Или порядочности? А как насчет профессиональной этики? Разве у вас есть моральное право оставлять убийц на свободе?

– Во-первых, я еще не уверен, что было совершено убийство,– заметил Шейн.

– Разве этого доказательства недостаточно? – Генриетта помахала перед ним клочком желтой бумаги.– Они знают, что собака была отравлена, как я им всем и заявила, и отлично понимают, что вскрытие Джона покажет, что он был убит. Иначе для чего им прибегать к похищению, чтобы остановить вас?

– Довольно убедительно,– признал Шейн,– но… пока мы не удостоверимся, что собака отравлена, у меня нет моральных обязательств продолжать расследование и подвергать жизнь Люси опасности.

– Это все словеса,– фыркнула Генриетта.– Я о вас лучше думала, Майкл Шейн. Как же вы собираетесь жить, если вас всегда можно сломать подобным образом?

Шейн упорно стоял на своем:

– В тот момент, когда Люси будет в безопасности, я продолжу расследование.

– Сколько? – неожиданно спросила она.

– Что «сколько»?

– Сколько вы хотите с меня слупить за это? Я вас достаточно хорошо знаю, Майкл Шейн, и я ни одной секунды не поверю, что хоть какая-нибудь женщина значит для вас больше, чем деньги. Вы на этой девушке не женаты. Она всего лишь ваша секретарша. Секретарши приходят и уходят,– лицо старой девы было неумолимо, голос звучал жестко.– Так сколько, Майкл Шейн? Я не богатая женщина, но вас-то я могу купить. Сколько за то, чтобы немедленно доставить мне тело Дэффи? Тогда ваша совесть будет чиста. Можете умыть руки, забыть об этой истории и употребить все свое время на то, чтобы заполучить хнычущую секретаршу в целости и сохранности назад в ваши объятия и в вашу постель.

Шейн встал. Шагнул вперед и поставил полупустой стакан на кофейный столик перед Генриеттой Роджелл. Он вынул кусок желтой бумаги из ее пальцев, тщательно сложил его вместе с той запиской, которую она отдала ему, и тихим голосом произнес:

– Я буду держать у себя обе, а также и Дэффи. Спокойной ночи.

Он вышел из номера и плотно закрыл за собой дверь.

В вестибюле он нашел в телефонном справочнике адрес Гарольда Пибоди в северо-восточной части города. Записал, поймал такси на улице и велел шоферу отвезти себя к рыболовному причалу, где он оставил свою машину.

Глава X

Пибоди жил в шикарном современном шестиэтажном здании на Шестидесятой Северо-Восточной улице. Шейн припарковался прямо перед широкими стеклянными дверями в хромированных рамах, установленными на одном уровне с тротуаром, и вошел в просторный мягко освещенный вестибюль с мягким ковровым покрытием. Широко и уверенно он прошагал вперед к лифтеру в щеголеватой униформе, стоявшему наготове возле открытой кабины, тоже устланной ковром и с большим креслом в античном стиле.

– Мистер Пибоди,– сказал Шейн, войдя в кабину. Лифтер вежливо кивнул и закрыл дверь, словно визиты к Пибоди далеко за полночь были самой естественной вещью на свете. Лифт плавно скользил вверх, так что движения совсем не ощущалось, и остановился на четвертом этаже.

– Какая квартира? – спросил Шейн, когда дверь открылась. Лифтер кивнул через широкий холл на дверь прямо напротив и ответил:

– Четыре-«А», сэр.

Он держал дверь открытой и ждал, пока Шейн дойдет до квартиры 4А и нажмет кнопку звонка. Дверь квартиры распахнулась. Перед детективом стояла пухленькая блондиночка, одетая в сильно декольтированное вечернее платье. Нарушив тишину, царившую в вестибюле и коридорах дома, из квартиры вырвались голоса, смех и музыка. Прическа девушки растрепалась, губная помада размазалась. Она держала бокал с шампанским, голубые глаза ее слегка остекленели. Наклонив голову, она одобрительно разглядывала детектива.

– Здравствуй, складный, сильный, рыжий.

Язык у нее слегка заплетался, но не сбивался с веселенького ритма.

– Где ты прятался всю жизнь?

– Все искал тебя, милашка,– с широкой улыбкой подыграл ей Шейн и услышал, как за спиной закрылась дверь лифта.

Он двинулся вперед, но она преградила ему дорогу, слегка покачиваясь, запрокинув голову и закрыв глаза. Шейн обнял ее гибкую талию и слегка коснулся поцелуем сомкнутых губ.

Она сказала: «Душка», хихикнула, взяла его под руку и провела через маленькую переднюю с паркетным полом в арку, за которой располагалась большая гостиная, где вечеринка была в полном разгаре.

Рядом с камином в дальнем конце комнаты парочка, обнявшись, покачивалась под музыку, не переставая при этом целоваться. Другая парочка сплелась в любовных объятиях на софе. Группа из двух мужчин и женщины сидели за столом, на котором стояли две бутылки шампанского, ведерко со льдом и блюдо с маленькими сэндвичами. Двое мужчин были в белых вечерних пиджаках и галстуках бабочкой, третий одет в обычный смокинг; двое сидевших были наряжены в белые брюки и алые смокинги. Девушки щеголяли в вечерних платьях. Все гости были более или менее пьяны.

Трое за столом перестали разговаривать и с любопытством взглянули на вошедших. Блондинка остановилась под аркой и сделала широкий жест бокалом шампанского:

– Смотрите, кого я привела. Только открыла дверь – хотите верьте, хотите нет,– а он там стоит. Большой, как жизнь, но еще страшнее.

Она обернулась, нежно улыбаясь Шейну:

– Я – Полли, и не забудьте, что я вас первая увидела.

Человек в смокинге, на вид лет сорока, поднялся и подошел к детективу. Он был худощав, с хищным лицом и пронзительными черными глазами. Выражение его лица представляло собой странную смесь раздражения, веселой приветливости и откровенного любопытства. Он обратился к Шейну:

– Я не припомню… мы не знакомы, так ведь?

– Какая разница, знаком ты с ним или нет, Гарольд? – весело проговорила Полли.– Важно, что я его знаю. Прояви гостеприимство и дай ему шампанского, чтобы он немножко догнал девочку.

– Вы Пибоди? – спросил Шейн.

– Совершенно верно,– глаза маклера сузились, голос стал холодным и неприятным.– Я что-то не припомню, чтобы я приглашал вас на эту вечеринку.

Из всех людей, находившихся в комнате, Пибоди был. самым трезвым. И в самом деле, по первому беглому впечатлению, произведенному им на Шейна, это был человек, тщательно соблюдавший меру в выпивке и никогда не допускающий, чтобы алкоголь затуманил его холодный расчетливый ум. Такой тип людей вызывал у Шейна неприязнь и подозрение, и он сказал скучным голосом:

– Я не знал, что у вас вечеринка, прошу прощения, что помешал. Но мне нужно кое-что накоротке обсудить с вами.

– Ой, давайте,– Полли тянула его за руку.– Нельзя же обсуждать дела без выпивки. Это неприлично.

Они оба не обратили на нее внимания. Гарольд Пибоди слегка покачивался с носка на пятку.

– Не думаю, что есть необходимость что-то обсуждать в такой час. Полагаю, вам лучше уйти.

И тогда детектив сказал:

– Мое имя Шейн, мистер Пибоди. Майкл Шейн.

Ни тени какого-либо выражения не мелькнуло на тонком надменном лице, ничто не указывало на то, что названное имя имеет какое-нибудь значение для Пибоди. Он решительно произнес:

– Я ничего не имею против того, чтобы обсудить что-то с частным детективом. Конечно, не здесь и не в этот час. Если вы хотите позвонить моей секретарше, чтобы назначить время…

Шейн медленно покачал рыжей головой:

– Я бы хотел, чтобы вы сейчас ответили мне на несколько вопросов. Если бы мы могли пройти в соседнюю комнату…

– Вот здорово! Ей-богу! Черт побери! – громко восклицала Полли, так что все в комнате повернулись, чтобы узнать, в чем дело.– Настоящий живой частный сыщик Майкл Шейн, ни больше ни меньше. А кто-нибудь знает, где спрятано тело?

Пибоди досадливо поднял тонкую, отлично наманикюренную руку и чопорно сказал:

– Полли, держите себя в руках. Если вы настаиваете, мистер Шейн…

Он повернулся, указав на дверь налево от передней. Шейн улыбнулся Полли и выпустил ее руку из своей:

– Прости, дорогая, но долг зовет. Выпей за меня. Двойную порцию,– добавил он щедро, следуя за хозяином, с явной неохотой направившимся в маленький кабинет.

– Ну а теперь,– заявил Пибоди, плотно притворяя дверь,– пожалуйста, объясните мне причину этого внезапного вторжения.

Шейн грубо ответил:

– Хватит пыжиться, Пибоди. Вы не хуже меня знаете, почему я здесь.

Маклер не отвечал. Он стоял очень чинно и спокойно, ожидая продолжения.

– Вы собираетесь утверждать, будто не знаете, что мисс Роджелл наняла меня сегодня вести расследование обстоятельств смерти ее брата? – спросил Шейн, начиная горячиться.

Едва заметная пренебрежительная усмешка тронула сжатые губы Пибоди.

– Я не думаю, что обязан что-либо отрицать или утверждать, мистер Шейн.

– Заговорите как миленький. Это расследование убийства, Пибоди.

– Убийства? Могу я спросить, кто жертва?

– Мисс Роджелл уверена, что ее брат был убит.

– Я присутствовал при его смерти,– холодно уточнил Пибоди.– Я был там, когда его собственный доктор подписал свидетельство о смерти, подтвердив тот факт, что кончина последовала от естественных причин. Я также вполне осведомлен о том, что наша превосходная полиция провела скрупулезное расследование обстоятельств смерти Джона Роджелла и была полностью удовлетворена результатами. Едва ли все это соединимо с убийством в моем понимании.

– А как насчет того, что вдова лишилась собачки? – спросил Шейн.

– Ах да. Дэффи. Пренеприятное маленькое создание. А что такое?

– Не думаю, чтобы кто-нибудь подписывал свидетельство о ее смерти.

– Но было еще одно доскональное полицейское расследование,– ядовито напомнил Пибоди.– С теми же отрицательными результатами. Послушайте,– нетерпеливо продолжал он.– У меня гости в соседней комнате. Ведите свое расследование как хотите, но я не могу понять, какое отношение вся эта история имеет ко мне.

– Вы знаете, что в моем распоряжении находится труп Дэффи,– сделал выпад Шейн.– И если я докажу, что собака погибла от яда, предназначенного для мисс Роджелл, это со всей очевидностью покажет, что на ее жизнь было совершено покушение, потому что она отказывается принять версию о естественной смерти брата. Тогда вскрытие тела Джона Роджелла предрешено.

– Не знаю ни о чем подобном,– безразлично отозвался Пибоди.– Я только знаю, что Дэффи похоронили и что миссис Роджелл совершенно правильно, по моему мнению, отказалась осквернить тело своей любимицы ради того, чтобы потакать абсолютно абсурдным подозрениям старой женщины.

– Я уверен, что вы лжете, Пибоди,– твердо сказал Шейн.– Наверняка Анита позвонила вам сразу же, как только узнала, что Дэффи вырыли.

– Я не собираюсь выслушивать оскорбления в своем собственном доме,– сказал Пибоди.– Немедленно уходите, или я позову полицию и подам официальную жалобу.

Шейн ударил его. Ударил от души – маклер отлетел в сторону и закачался, чтобы удержаться на ногах. Глаза Шейна горели, он выбросил вперед правую руку, сгреб в кулак алые лацканы смокинга и резко дернул их вверх, так что они оказались плотно прижатыми к горлу Пибоди.

– Жалуйся хоть самому черту,– проскрежетал он.– Но запомни одно, Пибоди, и передай всем остальным, кому это интересно,– он приподнял маклера над полом и сильно встряхнул, лицо Пибоди посерело, и он издал горлом булькающий звук.– Если что-нибудь случится с Люси Гамильтон, я убью всякого, кто будет в этом повинен. Лично и с огромным удовольствием. Не знаю, твоя это идея или нет, но если твоя, так это худшая ошибка в твоей жизни. Скажи это Аните и Чарльзу и всем остальным. Он с силой отшвырнул Пибоди, и маклер грохнулся на пол.

Шейн повернулся, толкнул дверь и вышел из кабинета. Не глядя ни направо, ни налево, он прошагал до конца гостиной к выходу, хлопнул входной дверью, в сердцах ткнул пальцем в кнопку лифта, словно срывая на ней ярость, вызванную не в последнюю очередь сознанием того, что в сложившейся ситуации он вел себя совершенно по-детски.

В самом мрачном расположении духа он ехал к своему отелю и поднимался в угловой номер. Он ничего не мог сделать, только ждать сообщений от Уилла Джентри. В глубине души он был уверен, что сообщение последует, но у него не хватало духу решить, что же ему делать, если выяснится, что Роджелл был убит.

Стаканы и бутылки оставались в том же положении, как в тот момент, когда они с Рурком встали из-за стола.

Шейн поставил бутылку виски назад в шкафчик, пошел на кухню, сполоснул бокал Рурка, положил в него кубики льда, долил воды.

В гостиной он наполнил коньяком маленький стаканчик и уселся в кресло, попыхивая сигаретой и запивая спиртное водой со льдом. Его мрачный задумчивый взгляд скользил с предмета на предмет привычной обстановки. Мысленно он снова и снова перебирал всех замешанных в деле Роджелла, отыскивая тот ключ, ту линию поведения, которая могла бы обеспечить безопасность Люси.

Телефон зазвонил прежде, чем он прикончил половину своего стакана. Он поднял трубку после первого гудка и произнес:

– Алло.

Голос Люси Гамильтон, долетевший по проводам, был лишен привычной живости, но спокоен, ровен и полон значения.

– Майкл, слушай меня и не задавай вопросов. У меня все в порядке. И будет в порядке, если ты прекратишь расследование дела Роджелла. И не делай анализа желудка собаки. Меня освободят завтра во второй половине дня, если похороны состоятся как намечено.

Спокойный тон ее заученной речи вдруг стал напряженным:

– Не обращай никакого внимания…

Щелчок и молчание. Рука Шейна дрогнула, когда он клал трубку. Подсознательно он ждал звонка Люси. Кто бы ее ни похитил, похититель должен быть достаточно изощрен, чтобы понять: единственный способ оказать давление на детектива – это убедить, что она в безопасности и ее освободят невредимой, если он будет подчиняться приказам. С другой стороны, многих ли жертв похитители и вправду освобождали после уплаты выкупа?

Ручища Шейна сжала стакан так, что побелели костяшки пальцев. Он медленно, не отрываясь, осушил его. Несколько секунд он сидел, глядя на пустой стакан, а другая его рука машинально потянулась к бутылке. Внезапно Шейн замер, покачал головой, размахнулся и швырнул стакан, вдребезги разбив его о противоположную стену.

Он знал, что в эту ночь ему не удастся заснуть, и не хотел больше пить именно поэтому. Если он даже ничегошеньки не может сделать для Люси, все равно он должен что-то предпринять. Нельзя сидеть здесь наедине со своими мыслями. Если сидеть – значит, можно продолжать пить. А он этого не хочет.

Он встал и заходил взад-вперед по комнате. Надо бы, конечно, сейчас же передать записки похитителей Уиллу Джентри – бросить все силы полиции на поиски Люси или ее следов.

Но он знал, что не будет этого делать. Сигнал тревоги прозвувал, и нельзя ставить жизнь Люси на карту. В одиночку он сможет сделать как раз столько же, сколько полиция, то есть ровно ничего.

Тем не менее он решил, что должен попытаться. Не может он просто сидеть и ждать результатов вскрытия. Он был уверен: эксперты придут к выводу, что было совершено убийство. Других причин похищать Люси не было.

Если бы была хоть какая-то отправная точка. Какой-то кончик нити, за который можно было бы ухватиться и тем самым получить слабую надежду распутать узел.

Шейн перестал метаться по комнате, вытащил из кармана обе записки и снова перечитал их. Точкой соприкосновения обоих посланий был оборванец, доставивший записки бармену «Трилистника». Так, теперь посмотрим. Он пришел с десятидолларовой купюрой, которую разменял, купив порцию дешевого виски. В таком месте, как «Трилистник», это стоит около восьмидесяти центов. Еще десять центов на телефонный звонок в «Вестерн Юнион». Три доллара оставил в уплату посыльному. И шесть долларов – чистый доход парня за посредничество.

Хотя минутку! Где был человек, давший оборванцу записки и десять долларов, когда тот находился в баре? Очевидно, они должны быть совершенно незнакомы. Единственный безопасный способ устроить нечто подобное – это караулить где-то рядом, подцепить человека с улицы, который никогда тебя прежде не видел и не имеет возможности указать на тебя пальцем, если его схватят. Но как узнать, можно ли доверить такому оборванцу выполнить задание и потратить три из драгоценных десяти долларов на доставку записок?

Очевидный ответ: вы не доверитесь ему,– во всяком случае не полностью. Вы должны довести его до притона вроде «Трилистника» и втолкнуть туда с подробными инструкциями, а потом идти за ним и скромно попивать винцо в баре, наблюдая, как он звонит в «Вестерн Юнион», дабы увериться, что он оставил деньги и записки, как договаривались. Или на худой конец вы околачиваетесь поблизости на улице, чтобы проконтролировать его действия.

Когда Шейн дошел до этой точки в своих рассуждениях, он был уже в пиджаке и на пути к двери.

«Трилистник» был еще открыт, когда он явился туда во второй раз. Тот же самый бармен так же апатично стоял на своем посту. Теперь было занято пять табуретов, из них два – женщинами, которые, хихикая, кокетничали с тремя мужчинами, горевшими желанием оплачивать их выпивку.

Бармен признал рыжеголового и вопросительно выглянул из-за коньячной бутылки. Шейн кивнул, бармен налил ему и не забыл поставить рядом со стаканом коньяка стакан с водой. После этого бармен спросил, облокотившись о стойку:

– Вы напали на след того парня, про которого спрашивали?

Шейн покачал головой:

– За этим я и вернулся. Хочу спросить, не вспомните ли вы об этом проклятом случае что-нибудь такое, что могло бы мне помочь?

– Извиняюсь, мистер, я вам в тот раз все сказал, что мог.

– Мне еще кое-что пришло в голову. Вы были очень заняты, когда он здесь ошивался? Не торопитесь, подумайте хорошенько,– настаивал Шейн.– Вы были очень заняты или нет?

– Вроде средне, сдается мне,– бармен наморщил лоб.– В это время у нас изрядная толкучка. Обычное дело.

– Я помню, вы это говорили,– подбодрил его Шейн.– Так, может, вы заметили человека, который пришел примерно в то же время, что и бродяга. Пропустил стаканчик или два, пока оборванец был там, а потом ушел вслед за ним?

– Понял, что вы имеете в виду,– пробормотал бармен; он еще больше наморщил лоб и полузакрыл глаза, добросовестно стараясь сосредоточиться.– Хотите знать, не приглядывал ли за ним кто другой, чтобы, значит, он позвонил в «Вестерн Юнион» и оставил мне письма?

– Совершенно верно. Вспомните что-нибудь такое, и я буду считать вас настоящим детективом.

Польщенный бармен усугубил свои умственные усилия. Шейн тянул спиртное и с надежной ждал. Наконец бармен покачал головой:

– Ничего не вспоминается. Я уж думал-думал, ничего на ум не приходит. Толкучка была будь здоров. Как никогда. Но не припомню, чтобы кто из здешних особо глазел на оборванца.

– Думайте, думайте,– настаивал Шейн.– Вот я вам сейчас опишу кое-кого.

Для начала он обрисовал Чарльза, закончив так:

– Вы его, конечно, должны были заметить. Ему только-только выбили два зуба, с одной стороны на лице ссадина, а возможно, и повязка.

Бармен решительно покачал головой.

– Я бы его запомнил. Ничего похожего.

Без особой надежды на успех Шейн сказал:

– Попробуйте припомнить еще двоих по этим приметам.

Он обрисовал как можно точнее Гарольда Пибоди и Марвина Дейла, по мере своего описания сознавая, насколько обыденно они выглядят и как маловероятно, чтобы они могли привлечь особое внимание занятого делом бармена.

Когда тот снова с сожалением покачал головой, Шейн допил свой стакан и подтолкнул к бармену пятидолларовую бумажку.

– Спасибо, что пытались помочь. Попробуем еще разок прорваться с другой стороны. Вы сказали, что малому было лет двадцать пять – тридцать и что не мешало бы ему постричься. Одет в драный пиджак и выглядит голодным. Насколько голодным?

– Да черт его знает,– бармен сделал неопределенный жест рукой.– Вы понимаете, как это бывает. Это просто так говорится.

– Я имею в виду вот что,– терпеливо продолжал Шейн.– Выглядел ли он как человек, который больше нуждается в том, чтобы плотно поесть, чем в том, чтобы было где переночевать? Видите ли, когда он вышел отсюда, у него было около шести баксов,– объяснил Шейн.– Я пробую поставить себя на его место и понять, куда бы он держал курс, чтобы потратить эти деньги. Поискал бы, где выпить? – Шейн медленно покачал головой.– Он мог найти это прямо здесь с тем же успехом, что и в любом другом месте. Еда… или ночлег?

– С шестью долларами он мог бы купить и то и другое не выходя с Майами Авеню,– заметил бармен.– Полно мест вдоль по улице, где он мог бы набить брюхо на доллар или два и получить ночлег за доллар сверх того.

Шейн хмуро кивнул. Он понимал, что бессмысленно надеяться проследить за человеком после того, как он вышел из «Трилистника» с дешевым пойлом в желудке и шестью долларами в кармане. Но он все же должен был попытаться. Томительно-долгие ночные часы еще предстояли ему, и он чувствовал бы себя менее несчастным, делая хоть что-нибудь, а не просто дожидаясь наступления дня.

Вот он и пытался. Он оставил машину припаркованной напротив «Трилистника» и двинулся сначала по восточной стороне Майами Авеню, обрабатывая шесть кварталов к северу, останавливаясь у каждой лавчонки или питейного заведения, упрямо взбираясь на один-два пролета лестницы в каждом дешевом отеле, повторяя снова и снова свои вопросы и получая все те же отрицательные ответы.

Через шесть кварталов он перешел на западную сторону и обработал дома в обратном направлении, дойдя до «Трилистника» по противоположной стороне и продолжая двигаться на юг к Флэглер-стрит. Там он снова вернулся на восточную сторону и пошел по направлению к «Трилистнику». К тому времени, как он совершил полный круг, уже совсем рассвело, и все бары и закусочные закрылись.

Было еще слишком рано, чтобы предпринять что-то еще, поэтому, он повернул направо на Четвертую улицу, продолжив свой опрос в меблированных комнатах по ее южной стороне на протяжении трех кварталов. Потом он вернулся по северной стороне, пересек Авеню, прочесал еще три квартала, а потом возвратился к своей машине. Было уже больше семи часов, когда он снова сел за руль и направился к своему отелю. Щеки его запали от усталости, глаза покраснели от бессонницы, а в результате – ровным счетом ничего.