Текст книги "Устремленная в небо"

Автор книги: Брендон Сандерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)

На приборной доске мигали огоньки. Внизу останки корабля Бима врезались в землю и взорвались.

Он… он так и не выбрал себе позывной…

– Враг отступает! – крикнул Нед. – Похоже, им хватило!

Я в оцепенении слушала, как рапортуют остальные. Штурмовой отряд взрослых пилотов погнался за бомбардировщиком, и креллы предпочли отступить, лишь бы не потерять свое оружие.

Бомбардировщик тоже отступил, и с ним достаточно кораблей, чтобы адмирал не приказала их преследовать.

Я же просто висела на месте, и антиграв отбрасывал передо мной холодный, безжизненный синий свет.

– Юла! – позвал Йорген. – Доложись! Ты в порядке?

– Нет, – прошептала я, но в конце концов все же привела антиграв в исходное положение и развернула корабль в нормальную плоскость. Потом подключила заряд щита, подождала, пока загорится свет и дернула ручку. Очередной щит с треском распростерся над моим «Поко» и сделался невидимым.

Я поднялась вверх и встала в строй вместе с остальными.

– Внимание! Запрашиваю голосовое подтверждение! – скомандовал Йорген.

Все откликнулись, но, когда мы полетели обратно к базе, в строю зияли две прорехи. Бим и Утро погибли.

Звено «Небо» уменьшилось до семи человек.

Часть третья

Интерлюдия

Адмирал Джуди «Броня» Айвенс считала обязательным для себя всегда читать донесения о потерях.

Она отправляла людей на смерть. В каждом бою она принимала решения – иногда ошибочные, – обрывавшие чью-то жизнь. Возможно, где-то в горних высях древние Святые вели учет, сколько жизней Непокорных она потеряла и сколько спасла.

Если это и вправду так, то сегодня одна из чаш весов сильно накренилась. Два кадета погибли всего лишь через месяц тренировок на тренажере. Она прочла их имена и попыталась запомнить, хотя и знала, что все равно забудет. Слишком много их было.

Она осторожно положила список имен и короткие биографии на свой стол. Кроме кадетов погибло еще два пилота, и письма их семьям отнимут у нее сегодняшний вечер, но она это сделает. Ведь у этих семей потеря отнимет часть их собственной жизни.

Она уже наполовину закончила с письмами, которые не печатала, а писала от руки, когда наконец-то явился Кобб, чтобы наорать на нее. Она увидела его отражение в латунной поверхности полевого бинокля, который держала у себя на столе – реликт из далеких времен. Кобб остановился на пороге и не стал накидываться на нее с ходу, а позволил ей дописать письмо. Броня поставила подпись, выведя завитушки перьевой ручкой; в подобном письме этот жест казался ей одновременно и необходимым, и претенциозным.

– Теперь ты счастлива, Джуди? – спросил он наконец. – Теперь, когда двое из них убиты, ты наконец счастлива, тьма тебя побери?

– Я не была счастлива уже много лет, Кобб.

Она развернула кресло, откинулась на спинку и посмотрела ему в глаза. Она предвидела его неотвратимый приход. Возможно, даже предвкушала его. Хорошо, что до сих пор остался кто-то, способный бросить ей вызов. Большинство из тех, кто это делал, уже были мертвы.

Прихрамывая, Кобб зашел в чудовищно захламленный кабинет – небольшую комнату, заваленную бумагами, памятными мелочами, книгами. И все же это было единственное место, где она чувствовала себя уютно.

– Так дальше нельзя! – сказал Кобб. – Сначала ты понизила возраст тестирования, а теперь посылаешь их в бой прежде, чем они реально научились летать? Нельзя одновременно и вести стрельбу, и красть боеприпасы со склада. Потому что так ты со временем останешься без патронов!

– Ты предпочел бы, чтобы я допустила гибель Альты?

Кобб посмотрел вбок, на старую карту, до сих пор висящую на стене. Стекло запылилось от времени, а у бумаги внутри начали загибаться края. Это был план Альты, нарисованный на собрании, с которого все началось почти десять лет назад. Они придумали город с большими жилыми районами и фермами.

Фантазия. Освоение мертвого мира оказалось сложнее, чем они предполагали.

Броня рывком поднялась на ноги. Старое капитанское кресло скрипнуло.

– Я буду тратить их жизни, Кобб. Я охотно поставлю под удар любого в ССН, если только это поможет защитить Альту.

– В какой-то момент это перестанет стоить понесенных потерь, Джуди.

– Да, и так уж сложилось, что я знаю, когда наступит этот момент. – Она шагнула к Коббу, продолжая смотреть ему в глаза. – Он наступит тогда, когда последний Непокорный испустит свой последний вздох. До тех пор мы будем удерживать базу.

Если бы они потеряли Альту, то Огненную с легкостью можно было бы разбомбить сверху, уничтожить все оборудование, а с ним и возможность строить корабли. Если бы это случилось, Непокорные вернулись бы к жизни раздробленными кланами, словно крысы, бегущие от погони.

Надо было либо отстаивать свои позиции, либо сдаться, так и не став вновь настоящей цивилизацией.

В конце концов Кобб смягчился и собрался уходить. Для него отсутствие явно выраженного недовольства равнялось согласию.

– Я заметила, – сказала Джуди, – что твоя мелкая трусиха явилась к месту боя лишь тогда, когда большая его часть уже прошла.

Кобб резко повернулся и почти что прорычал:

– Джуди, она живет в необустроенной пещере! Одна! Это ты понимаешь? Один из твоих пилотов живет в какой-то времянке за пределами города, потому что ты отказалась выделить ей койку!

Его гнев обнадеживал. Броня опасалась, что рано или поздно Кобб выгорит и сломается. После битвы за Альту он уже не был прежним.

– А ты знаешь, что показывает сканограмма ее мозга? – поинтересовалась Джуди. – Некоторые из наших врачей уверены, что теперь точно смогут его изучить. Думаю, мне следует поблагодарить за это тебя. Возможность исследовать дочь Ловца во время вылета наконец даст мне нужные доказательства. У нее дефект.

Это заставило Кобба замолчать на некоторое время.

– Мы плохо понимаем, что это означает, – сказал он в конце концов. – А твои врачи предвзяты. Нескольких обескураживающих событий и историй из прошлого недостаточно, чтобы составить мнение о всей жизни девушки, тем более такой способной.

– В том-то и беда, – сказала Джуди. Честно говоря, она была удивлена, что Кобб начал с ней спорить. Многие политики отвергали само существование дефекта, но чтобы это сделал Кобб? Он же лично наблюдал его последствия. – Какими бы полезными ни были эти данные, я не могу рисковать, позволяя ей вступить в ряды ССН. Она всегда будет раздражающим фактором и ударом по моральному духу пилотов.

– Раздражающим фактором для тебя – возможно. Ударом по твоему моральному духу. Твое поведение позорит ССН.

– По сути дела, я и есть ССН. Помоги нам звезды. Ничего другого не остается.

Кобб гневно посмотрел на нее:

– Я намерен выдать девочке личную рацию. Я не допущу, чтобы один из моих кадетов был вне моего доступа. Если ты только не передумаешь и все-таки не выделишь ей место.

– Если чересчур облегчить ей жизнь, она может решить остаться, вместо того чтобы поступить разумно и убраться отсюда.

Кобб захромал к двери – он до сих пор отказывался пользоваться тростью, – но у порога остановился, взявшись за косяк.

– Тебе когда-нибудь хотелось, чтобы кто-нибудь из остальных выжил? – спросил он. – Дельфин. Соловей. Свара. Адмирал Хеймлайн.

– Кто-нибудь, кроме меня? – уточнила Джуди.

– В целом да.

– Не уверена, что пожелала бы кому-нибудь из них этот пост, – сказала она. – Даже тем, кого ненавидела.

Кобб что-то буркнул и исчез в коридоре.

20

На следующий день после гибели Бима и Утра я опоздала на занятия. Всего на пять минут, но такое случилось со мной впервые.

Чувствовала я себя ужасно.

После того как бой закончился, я, словно в полузабытьи, притащилась в пещеру. Тор уже ушел, так что я рухнула на свою лежанку в кабине, не обращая внимания на болтовню М-Бота. И всю ночь провалялась без сна, хотя очень хотела заснуть. Я не могла прогнать из головы крутившиеся по кругу мысли. Очень хотелось зареветь, но слез не было.

Несмотря на опоздание, мне никто ничего не сказал. Кобб еще не пришел, хотя остальные кадеты уже были в классе. Все, кроме Киммалин. Я забеспокоилась. Не случилось ли с ней чего-нибудь?

Под громкий скрип ботинок я прошла вперед и села. Пустые места отчетливо выделялись, и смотреть в их сторону не хотелось. Однако я заставила себя взглянуть туда, где обычно сидела Утро, – чтобы побороть свой страх. Всего пару дней назад я стояла там, рядом с ней, пытаясь объяснить…

Утро всегда говорила очень мало, но без нее комната казалась слишком тихой.

– Эй, Юла, – наконец нарушил молчание Нед. – Ты всегда задвигала про «честь», «славную смерть, которая подобает воинам» и прочую ерунду.

– Да? И что?

– Ну… – проговорил он. – Нам бы это не помешало.

Он тяжело опустился на кресло, с трудом умещаясь в своем тренажере. Нед был выше всех в нашем звене и к тому же крепышом. Для себя я всегда определяла его просто как более крупного из двух дружков Заразы, но, оказывается, в нем было нечто большее. Внимательность.

– Ну так что? – спросил он.

– Мне… – начала я, пытаясь подобрать слова. – Сейчас это кажется такой чушью…

Я не могла заставить себя разразиться тирадой про отмщение или что-нибудь в этом духе. Только не сегодня. Что-то подобное мог бы сказать герой Бабулиной истории, но потеря казалась мне слишком реальной. Может быть, я и правда не верила во все, что говорила, и всего лишь пыталась скрыть за бравадой свою трусость?

Настоящий воин не стал бы так переживать. Глупо думать, что это были последние друзья, которых я потеряю.

ФМ выбралась со своего места, подошла ко мне и положила руку на плечо. Почему-то этот жест показался мне странно знакомым, учитывая, что мы общались с ней только мельком, хотя и летали в одном звене. Кто же она все-таки, откуда? Я никогда не решалась об этом спросить.

Я бросила взгляд на место Бима, вспоминая, как он неуклюже, но все равно ужасно мило пытался флиртовать со мной.

– Ты знаешь, где Киммалин? – спросила я у ФМ.

– На завтраке была вместе с нами, – тихо ответила высокая девушка, – но по дороге в класс зашла в туалет. Может, кто-нибудь сходит за ней.

Не успела я встать, как Зараза поднялся и кашлянул, прочищая горло. По очереди оглядел нас пятерых. Меня и ФМ. Биту, сгорбившуюся в своем кресле. Похоже, она больше не воспринимала все как игру. Артуро сидел, сцепив руки, и быстро постукивал указательными пальцами друг о друга, будто у него нервный тик. Нед задрал ноги на невероятно дорогой голограммный проектор своего тренажера. Я машинально отметила, что у него развязаны шнурки на ботинках.

– Я так понимаю, – произнес Зараза, – мне надо что-то сказать.

– Ну конечно, – прошептала ФМ, закатив глаза, и направилась на свое место.

– В уставе ССН сказано, – снова заговорил Зараза неестественным голосом, – что погибнуть в кабине истребителя, защищая свое отечество, – самый прекрасный и великий дар, который может принести человек. Наши друзья, столь рано нас покинувшие, были образцовыми Непокорными…

«Да он читает! – поразилась я. – Точно читает… на ладони, что ли, записал?»

– Мы запомним их как бойцов, – продолжил Зараза, держа руку перед собой. – Если вы хотите обсудить эту утрату или поговорить по какому-либо другому поводу, то как командир звена я готов вас выслушать. Я смогу помочь, если вы обратитесь ко мне, и разделить тяжесть вашей потери, чтобы вы полностью сосредоточились на летной подготовке. Спасибо за внимание.

Он сел. Н-да, кажется, я только что услышала самую тупую речь в своей жизни. Он говорил о себе больше, чем о креслах, зияющих пустотой. Но ладно, хотя бы попытался.

Наконец в дверь протиснулся Кобб, сжимая в руках пачку бумаг и бормоча что-то себе под нос.

– Занять позиции! – рявкнул он. – Сегодня у нас снова маневрирование в паре, отработка прикрытия. Вы так отвратительно прикрываете друг друга, что вас можно подавать противнику на блюдечке!

Мы уставились на него.

– А ну, шевелитесь! – гаркнул он.

Все начали пристегиваться.

Кроме меня. Я встала и требовательно спросила у него:

– И это все? Вы так ничего и не скажете о них? О Биме, Утре, адмирале, которая…

– Адмирал, – сухо бросил Кобб, – ничего вам не сделала. Ваших друзей убили креллы.

– Крысиная чушь! – выпалила я. – Если бросить ребенка в логово льва, то это лев будет виноват, да?

Он встретил мой взгляд, но на этот раз я не отвела глаз. Я не знала толком, чего хочу, но, по крайней мере, закипавшая во мне злость на него, на адмирала, на все Силы самообороны, была лучше, чем пустота.

Мы сверлили друг друга взглядом до тех пор, пока с легким скрипом не отворилась дверь. В класс зашла Киммалин. Ее длинные черные волосы были уложены, как обычно, ровными локонами, но глаза опухли и покраснели. Кобб обернулся к ней и изумленно распахнул глаза, будто не ожидал ее появления.

«Он думал, она сдалась», – поняла я.

Несмотря на заплаканные глаза, Киммалин высоко держала голову.

Когда Кобб кивнул на ее место, она спокойно прошла и села в кресло, являя собой образец самообладания, свойственного лучшим представителям Непокорных. В ту минуту она была намного больше похожа на настоящего бойца, чем я когда-либо в своей жизни.

Сжав челюсти, я села на свое место и пристегнулась. Мой срыв на Кобба ничуть не уменьшил моей злости на адмирала. Мне надо было ощутить в руке сферическую капсулу и спусковой крючок деструктора под указательным пальцем. Наверное, поэтому Кобб и хотел загрузить нас работой – чтобы мы устали и хоть немного, да отвлеклись. Может быть, это имело смысл.

Однако Кобб не включил наши проекторы. Вместо этого он медленно взял складной стул, прохромал в центр класса и поставил его там. Сел, сложив перед собой руки. Мне и всем остальным пришлось вывернуться из ремней безопасности, чтобы видеть инструктора.

Он выглядел старым. Гораздо старше, чем был.

– Я знаю, каково это, – сказал он. – Будто в вас проделали дыру. Вырвали кусок мяса, который никогда не прирастет обратно. Вы можете оставаться в строю, можете летать, но какое-то время за вами будет оставаться кровавый след. Я, наверное, должен что-то сказать – про потерю. Что-то мудрое. Старая Мара, которая учила меня летать, смогла бы это сделать. Но ее больше нет. – Кобб покачал головой. – Иногда я чувствую себя не учителем. Я чувствую себя артиллеристом, перезаряжающим орудие. Я вставляю вас в патронник, стреляю в небо, потом беру следующий снаряд…

Его слова прозвучали до дрожи противоестественно. Как если бы отец признался, что не знает, что такое любовь к своим детям. Мы все помнили истории о летных инструкторах – старых, седых, всегда готовых откусить зазевавшемуся кадету голову, но до ушей набитых различной премудростью.

Но сейчас перед нами сидел не инструктор, а просто человек. Этот человек был напуган и безутешен, и ему было так же больно терять своих учеников, как нам – потерять друзей. Передо мной был не седой ветеран, знающий ответы на все вопросы. А обычный человек, который, может быть по чистой случайности, прожил достаточно долго, чтобы стать учителем. И от него требовалось научить нас не только тому, что он хорошо знал, но также и тому, в чем он до сих пор сам не сумел разобраться.

– Мы должны стремиться к звездам, – сказала я.

Кобб обернулся ко мне.

– Когда я была ребенком, – продолжила я, – я хотела стать пилотом, чтобы все меня уважали. Но отец научил меня глядеть дальше. Он сказал, чтобы я стремилась к звездам.

Я посмотрела вверх и попыталась вообразить мерцающие огоньки звезд. Как будто я поднимаюсь сквозь крышу вверх, в небеса, оставляя позади пояс обломков. Туда, где Святые встречают души павших.

– Это очень больно, – сказала я. – Я никогда не думала, что будет так больно. Я не знала о Биме почти ничего – кроме того, что он любил улыбаться. А Утро… Она едва понимала, что мы говорим. Но не собиралась сдаваться.

На секунду я почувствовала, будто взлетаю вверх, к этим огонькам, как меня учила Бабуля. Я ощутила, как все окружающее меня уходит вниз, становится далеким. Вокруг остались только протянувшиеся со всех сторон лучи.

– Они теперь там, в небе, – тихо сказала я. – Навсегда среди звезд. И я буду с ними. – Внезапно я вышла из транса и снова оказалась в классе, вместе со всеми остальными. – Я пристегну ремни и буду сражаться. Если мне суждено умереть, то я умру в кабине истребителя. Пытаясь дотянуться до звезд.

Все застыли. Повисла ненадежная тишина вроде той, что бывает между двумя ударами метеоритов. Нед сменил свою вальяжную позу, теперь он выпрямился на кресле и с энтузиазмом кивал мне, подняв вверх большие пальцы. Зараза, сидевший напротив, пялился на меня с непонятным выражением на лице и хмурил брови.

– Хорошо, – пробормотал Кобб, вставая. – Хватит терять время. Надеть шлемы.

Игнорируя взгляд Заразы, я взяла свой шлем и попробовала натянуть. Но тут же подпрыгнула, сорвав его.

– Что такое? – спросил Кобб, ковыляя ко мне.

– Диоды… горячие, – сказала я, ощупывая шлем. – Что это значит?

– Ничего, – ответил Кобб. – Наверное, ничего.

– Звучит как-то неубедительно, Кобб. Что происходит?

Он понизил голос:

– Какие-то докторишки, которые считают себя очень умными, решили, что смогут по показаниям приборов определить, не собираешься ли ты… удрать, как твой отец.

– Мой отец не…

– Успокойся. Мы докажем делом, что они ошибаются. Полеты – твой самый лучший инструмент. Ты можешь его носить? – Он кивнул на шлем.

– Да. Вроде они не жгутся. Я просто не ожидала.

– Тогда надевай и давай работать.

21

Кобб сдержал свое обещание – в тот день он действительно заставил нас попотеть.

Мы отрабатывали координацию виражей, боевые порядки и упражнения по прикрытию напарника. Мы тренировались до тех пор, пока мои пальцы не одеревенели, руки не начали болеть так, словно я весь день таскала тяжесть, а мозги не превратились в кашу. Он заставил нас работать даже во время обеда, погнав помощника за бутербродами для нас. Я, как всегда, съела вяленую крысятину и грибы.

Диоды в моем шлеме остыли, пока я отрабатывала задания. Адмирал считала, что может по каким-то показаниям определить, превращусь ли я в труса? Что за безумие?

Но отвлекаться на это времени не было. Кобб заставлял нас уклоняться от обломков, разворачиваться при помощи энергокопья и перезаряжать щит. Это было по-хорошему утомительно, и я подумала о Биме всего один раз, когда осознала, что теперь никто не жалуется, что нам не позволяют использовать оружие.

Когда Кобб наконец-то отпустил нас, я готова была свернуться клубком прямо на месте и заснуть.

– Эй, Артуро, – Нед встал и потянулся, – эти проекторы очень хороши. Как думаешь, они способны воссоздать мир, в котором ты был бы не таким паршивым пилотом?

– Для этого нам требуется лишь одно – отключить твою рацию, – парировал Артуро. – Уверен, мы пошли бы вперед семимильными шагами, если бы нам не приходилось слушать твою неумолчную болтовню. Кроме того, насколько я припоминаю, это ты в меня врезался.

– Ты стоял у меня на пути!

– Ребята, ребята, – вмешалась проходившая мимо Бита. – Неужели нельзя помириться? Давайте сойдемся на том, что вы оба паршивые пилоты.

– Ха! – возмутился Артуро. – Вот увидишь – однажды я заставлю тебя проглотить эти слова, Бита!

– Я достаточно голодна, чтобы проглотить их прямо сейчас, – сказала она, – если добавить к ним приличный соус. Ох, хоть бы столовая еще не закрылась! Жучик, можно я съем твой десерт?

– Что? – переспросила Киммалин, выглядывая из-под привязных ремней – она всегда сворачивала их и аккуратно складывала на сиденье, прежде чем покинуть кабину.

– Ты ведь такая добрая и к тому же упитанная, – сказала Бита, – поэтому я рассчитываю, что ты уступишь, если на тебя как следует надавить. Ну так что – можно я съем твой десерт?

– Благослови тебя звезды, – отозвалась Киммалин, – но попробуй только тронь мой пирог – руки поотрываю. – При этих словах она густо покраснела и прикрыла рот ладошкой.

– Смотри, Бита, ведь поотрывает, – пошутила я. – Добрых всегда следует опасаться в первую очередь.

– Угу, – согласилась Бита, – что верно, то верно… – Осознав, что это сказала я, она резко замолчала, отвернулась и пошла к двери.

Я уже знала этот ее взгляд. С тех пор как Йорген сообщил всем, что я дочь Ловца, отношения между Битой и мной изменились.

Все остальные тоже вышли из класса. Я вздохнула и стала собирать рюкзак, готовясь к утомительной дороге обратно в пещеру. Но когда закинула его на плечо, то вдруг обнаружила, что ФМ не ушла. Она стояла у стены и смотрела на меня. Она была такой высокой и красивой… Став кадетами, мы придерживались тех же стандартов в одежде, что и полноправные пилоты. В обычной жизни нам разрешалось надевать либо комбинезон, либо уставную форму ССН – по желанию. Но в случае приказа немедленно вылететь на задание мы должны были успеть срочно переодеться в летный костюм.

Большинство из нас носило комбезы – это было удобнее всего. Большинство, но не ФМ. Кроме тех сверкающих ботинок, она часто надевала пошитую на заказ форму с курткой, которая каким-то образом смотрелась на ней более стильно, чем на других. Она была такой идеальной, что походила скорее на статую, чем на человека.

– Спасибо, – произнесла она, – за твои слова. Про Бима, Утро и звезды.

– Тебе это не показалось «излишне агрессивным»? – спросила я.

ФМ вечно жаловалась, что все мы чересчур агрессивны, но мне это представлялось бессмыслицей. Разве агрессия – не суть войны?

– Ну, чаще всего ты несешь полную чушь, – ответила ФМ. – Пустая бравада как оправдание назойливых ура-патриотических лозунгов, которые тебе вдалбливали всю жизнь. Но то, что ты сказала сегодня, шло от сердца. Я… мне нужно было это услышать. Спасибо.

– Странная ты какая-то, ФМ, – пробормотала я, почти ничего не поняв из ее речи.

Сидящий за столом Кобб фыркнул и посмотрел на меня, оторвавшись от своей писанины. «И ты еще называешь кого-то странным?» – словно говорил его взгляд.

Я вышла вместе с ФМ в пустой коридор. У других кадетских звеньев занятия закончились еще час назад.

– Я хочу уточнить, что не ставлю тебе в вину твой менталитет, – сказала ФМ, пока мы шагали рядом. – Ты – продукт огромного социального давления, вгоняющего молодежь во все более агрессивное состояние духа. Я уверена, что в глубине души ты милая.

– Вообще-то, нет, – ухмыльнулась я. – Но я не против, чтобы меня недооценивали. Возможно, креллы сделают то же самое, и тогда я смогу насладиться изумлением в их глазах, прежде чем вырву эти глаза из черепов.

ФМ посмотрела на меня с ужасом.

– Если, конечно, там, под их скафандрами, есть глаза. Или черепа. Ну, что бы там у них ни было, я это вырву. – Я посмотрела на нее и улыбнулась пошире. – Я шучу, ФМ. Я говорю так, потому что это прикольно. Ну, как древние истории, понимаешь?

– Я не читала эти древние истории.

– Тебе бы они, наверное, не понравились. Почему ты все время твердишь, что мы слишком агрессивные? Ты что, не такая же Непокорная, как остальные?

– Меня растили как Непокорную, – ответила ФМ. – Но теперь я предпочитаю быть тем, кого внизу называют Спорщиками. Им, как и мне, не нравится, какими методами ведется война. Я считаю, нам следует сбросить гнет военного правительства.

От потрясения я остановилась как вкопанная. Ничего подобного мне раньше слышать не доводилось.

– Выходит, ты трус?

ФМ вспыхнула и выпрямилась, став еще выше.

– Мне казалось, что уж кто-кто, а ты не должна бы разбрасываться подобными словами!

– Извини, – сказала я и тоже покраснела. ФМ была права. Но все-таки я плохо понимала, что она говорит. То есть слова-то я понимала, но не их смысл. Сбросить военное правительство? А кто же тогда будет отвечать за ведение войны?

– Я все еще хочу сражаться, – сказала ФМ, шагая с высоко поднятой головой. – Если я хочу перемен, это вовсе не означает, что я позволю креллам уничтожить нас всех. Но ты хоть понимаешь, что делает наше общество, практически с самого рождения приучая детей идеализировать и прославлять войну? Почитать Первых Граждан как Святых? Нам следовало бы учить детей быть более заботливыми, более любознательными, учить их не только разрушать, но и строить.

Я пожала плечами. Легко было говорить такое, когда живешь в глубоких пещерах, где бомбы точно не убьют твою семью. И все-таки оказалось приятно что-то узнать об этой женщине – при ее поразительной уверенности и хладнокровии назвать ФМ девушкой трудно было даже в мыслях, хотя она и была не старше всех нас.

Впрочем, пройди я с ней еще дальше до столовой, точно бы наткнулась на полицейских и нажила неприятностей. Хоть они и перестали каждый день сопровождать меня от самых дверей класса, я ни на миг не предполагала, будто это означает, что я могу пойти на ужин. Так что я попрощалась с ФМ, и она побежала вперед – догонять остальных.

Я направилась к выходу и по пути, сунув руку в рюкзак за водой, вспомнила, что оставила последнюю полную флягу под сиденьем в классе. Ну зашибись. Чувствуя, как возвращается усталость после тренировки, я поплелась обратно в класс.

Кобб включил в центре комнаты голограмму, изображавшую уменьшенное поле боя. Корабли размером с шарикоподшипник носились между обломками, за которыми тянулись хвосты огня и дыма. Плоские крелльские корабли размером не больше кадетского значка стреляли из крохотных деструкторов.

«Он пересматривает вчерашний бой, – поняла я. – Тот самый, где погибли Бим и Утро». Я и не знала, что бои записываются.

Я заметила свой корабль, нырнувший в битву. И снова ощутила тот всепоглощающий хаос и то напряжение, когда я наконец очутилась в реальном бою. Я почти что слышала взрывы. Обеспокоенный голос Киммалин. Собственное учащенное дыхание.

Ожидание и даже легкий страх нарастали во мне, пока я смотрела на бой – не в силах ничего изменить. Утро погибла снова на моих глазах.

У меня все сжалось внутри, но я не позволила себе отвернуться.

На голограмме мой корабль проскочил через идущий бой и подцепил хвост. Я нырнула за падающий обломок, использовав энергокопье для точного разворота, а потом проскочила между двумя другими крелльскими кораблями.

Кобб жестом остановил запись. Шагнул вперед, сосредоточившись на моем корабле, который застыл в воздухе посреди эффектного калейдоскопа из выстрелов деструкторов, падающих огненных полос и взрывающихся кораблей. Потом перемотал запись назад и проиграл ее заново, наблюдая за моим маневром.

– Я чуть сознание не потеряла, – сообщила я с порога. – Забыла отслеживать скорость и не успела выйти из поворота до того, как гравикомы отрубятся от перегрузки.

– И все-таки это был отличный маневр, – сказал Кобб. – Особенно для кадета. Замечательный, почти невероятный.

– Зараза лучше меня.

– Йорген – превосходный пилот с технической точки зрения, но он не ощущает полета так, как ты. Ты напоминаешь мне твоего отца.

Мне показалось, или Кобб сказал это как-то… мрачно?

Внезапно почувствовав неловкость, я прошла к своему имитатору и забрала фляжку. Кобб прокрутил оставшуюся часть боя, и я заставила себя смотреть, как мой корабль и корабль Бима гонятся за крелльским бомбардировщиком. Кобб снова остановил воспроизведение, когда от вражеского бомбардировщика оторвались четыре странных корабля охраны – те самые, которые мгновением позже собьют Бима.

– Что же это такое? – спросила я.

– Что-то новое. Они не меняли тактику уже десять лет. Почему изменили теперь? – Кобб сощурился. – Мы живы благодаря тому, что способны предсказать действия креллов. У тебя всегда есть преимущество, когда ты можешь предугадать, как собирается поступить твой враг. Не важно, насколько они опасны: если ты знаешь их следующий шаг, ты можешь противодействовать.

Эта мысль зацепила меня, и я поймала себя на том, что киваю.

Кобб выключил голограмму и похромал к столу.

– Вот, – сказал он, взяв какую-то коробку со стола и протянув ее мне. – Забыл отдать тебе раньше.

Личная рация?

– Обычно мы даем их только полноправным пилотам, которые в свободное время отправляются вниз, в Огненную. Но поскольку ты живешь за пределами базы, я решил, что тебе она тоже нужна. Держи ее при себе постоянно. В случае атаки креллов ты получишь предупреждение вместе со всеми.

Я посмотрела на устройство – прямоугольную коробочку размером, наверное, с наручный утяжелитель. Отец носил такой.

Кобб жестом велел мне уходить, а сам сел за стол и начал просматривать бумаги.

Но я задержалась – у меня вдруг возник вопрос.

– Кобб!

– Что?

– Почему вы не летаете с нами? Остальные инструкторы поднимаются в воздух вместе со своими кадетами.

Я приготовилась выслушать отповедь, но Кобб лишь похлопал себя по ноге:

– Старые раны, Юла. Старые раны.

Его сбили вскоре после Битвы за Альту. А когда он катапультировался, ему защемило ногу фонарем кабины.

– Но для полета нога не нужна.

– Некоторые раны, – тихо сказал Кобб, – не так очевидны, как скрюченная нога. Тебе было трудно сесть в кабину сегодня, после того как на твоих глазах погибли друзья? Попробуй сделать это после того, как сама собьешь одного из своих.

Меня словно холодной водой окатило. Он что, хочет сказать…

Он хочет сказать, что это он сбил моего отца?

Кобб поднял голову и посмотрел на меня:

– А кому еще, по-твоему, они могли это приказать, девочка? Я был его ведомым. Он вел – я следовал.

– Он не сбегал!

– Я был там. Он сбежал, Спенса. Он…

– Мой отец не был трусом!!!

Наши взгляды встретились, и Кобб второй раз за день отвел глаза.

– Что там произошло на самом деле, Кобб? – Я смотрела на него, сощурившись. – Почему они считают, что могут утверждать, будто я поступлю так же, просто из наблюдений за моим мозгом? Чего мне не говорят?

Хотя я никогда не принимала официальную версию, в глубине души я всегда предполагала, что репутацию отца погубила какая-то ошибка. Что в неразберихе почему-то решили, что он струсил, хотя ничего такого не было.

Но теперь у меня появился шанс поговорить с тем, кто был там. С тем, кто… кто нажал на спусковой крючок.

– Что там произошло? – повторила я, делая шаг вперед. Я хотела произнести это решительно, как подобает истинным Непокорным, но получилась какая-то жалобная мольба. – Вы можете мне сказать? Что вы видели?

– Ты читала официальный рапорт, – сухо ответил Кобб, по-прежнему не глядя мне в глаза. – Креллы летели широким фронтом и несли биобомбу. Мы никогда еще не встречались с такой силой, а их направление движения четко указывало на то, что они засекли базу Альта. Мы отбили одну атаку, но они перегруппировались. Когда они приготовились снова кинуться на нас, твой отец запаниковал. Он кричал, что их слишком много и что мы все умрем. Он…

– Кому он это сказал? Всему звену?

Кобб ответил не сразу.

– Да. Ну, всем четверым, кто оставался в живых. Он кричал и кричал, а потом покинул строй и полетел прочь. Ты должна понимать, как опасно это было для нас. Мы в буквальном смысле слова сражались за выживание человечества. Если бы другие корабли обратились в бегство, воцарился бы хаос. Мы не могли допустить…