Текст книги "Оксфордские страсти"
Автор книги: Брайан Уилсон Олдисс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)
Робин с сомнением спросил:
– Так что же, выходит» не будет мне диких собак?
– Их нет в природе. Вы можете заключить эту плиту в раму и повесить на стенку как безвредную безделушку или отослать на хранение в Британский музей.
– А я предлагаю проголосовать за то, чтобы мы сохранили ее для выставки во время праздника, – раздался голос Родни, и в кои-то веки все с воодушевлением с ним согласились.
Стивен вновь повернулся к Валентину:
– Я только думаю, профессор, что ваш анализ ситуации в целом слишком глубок. Большинство из нас не сомневается в существовании обычной реальности. Возможно, мне даже не стоит так ее называть, ведь «обычная реальность» – само по себе оксюморон… Я могу сказать, что для меня реальность, разумеется, включает и Хэмпден-Феррерс, и Англию, и Великобританию. Великобритания для меня – символ стабильности и стойкости духа, которой требует стабильность в эпицентре перемен. В черную эпоху гитлеровского правления в Германии, когда нам объявили войну, Великобритания в одиночку защищала демократию и свободу. Ни Советский Союз, ни Соединенные Штаты Америки не пришли к нам на помощь… Это страшное время, к счастью, давно позади, однако многие до сих пор носят, как шрамы, память о том, что пережили тогда их деды и бабки. Мы должны помнить и о смелости Великобритании, которая одна противостояла безумной жестокости Третьего рейха. Я член еврейской семьи, которую преследовали фашисты, но когда мы оказались здесь, нам дали приют мы смогли заново построить наши жизни. И поэтому реальностью для меня навсегда остаются эта храбрость, эта стабильность.
Валентин распахнул объятия и широко улыбнулся:
– Как я могу не согласиться с вами, друг мой? Метафизика – одно дело, а патриотизм – совсем другое. Ну хорошо, кто отвезет теперь меня домой, на боковую?
Генри совершенно опешил:
– Господи благослови мои носки, да он взаправду улыбается!
VIII
Фотография Хетти Чжоу
Прозвонил будильник. Сэм Азиз выпростал руку из-под одеяла и шлепнул по звонку. Потом сел в постели и потер виски.
Рима приоткрыла слезящийся глаз и тут же закрыла вновь.
– Давай, просыпайся уже, ленивица! – воскликнул Сэм, добродушно ворочая Риму с одного бока на другой. – Подъем! Мне вчера так понравилось наше заседание. Мои друзья в этой комиссии большие интеллектуалы. Я часто вообще не понимал, о чем они говорят. А профессор Леппард лучше всех, он в этом смысле просто блистателен.
– О, не трогай меня, пьяра! [53]53
Дорогой, любимый (хинди).
[Закрыть]
– Нет, ты подумай, он считает, будто мы все живем внутри мочевого пузыря у свиньи… А я что всегда говорил?
– Вот и хорошо. Какой ты молодец, – застонала Рима. Она вяло попыталась встать с постели. Сэму это уже удалось.
– Вот тебе и реальность! – бормотал он, принимая душ и одеваясь. – Чертова реальность… Компания «Kapp» могла бы начать выпускать реальное печенье. «Съешь кусочек реальности и почувствуй, как оно есть на самом деле!» Покупали бы нарасхват как пить дать.
Он на пару минут опережал свое расписание. Снял засов с задней двери и вышел в узкий задний сад – взглянуть, как растет его стручковая фасоль. Тощий кот тут же ринулся через забор.
Фасоль выглядела прекрасно. Некоторые ростки уже Дюйма четыре. Сэм рассыпал на участке несколько голубых гранул против слизней и, довольный, вернулся в магазин.
Отперев дверь, он стоял на тротуаре, глядел по сторонам, ожидал утренние газеты. На улице никого. Сэму нравилось это время дня. Он пинком отшвырнул пустую пивную банку в сточную канаву. Он знал, что везде в мире серьезные беды: бесконечный экономический кризис в Аргентине, трудности в Ираке, голод по всей Африке, конфликт между Израилем и Палестиной, противостояние между Индией н Пакистаном. Сэм особенно презирал последний. Он был рад, что уехал оттуда, он высмеивал тамошнюю политику, он гордился тем, что был британским гражданином.
Кроме того, сегодня его сын возвращался из больницы. Его ноги в полном порядке, благодаря искусству хирурга. И хирург был из Азии.
В задней половине дома, в кухне, послышалась какая-то возня. По цементному полу зашлепали тапочки. Рима встала. Наверное, приготовила им обоим «Кэдбери».
Кто-то шел к магазину. Утреннее солнце у него за спиной превращало его в силуэт, но Дуэйна Ридли легко узнать по разболтанной походке и новой прическе «под какаду».
– Привет, Сэм, как дела?
– Здравствуй, Дуэйн. Вот-вот привезут газеты. Заходи, там Рима. Если повезет, она даст тебе какао.
– Спасибо, только что кружку чаю выпил.
Они стояли рядом и праздно глядели на дорогу.
– Что ты думаешь о Вселенной, Дуэйн? Можно ли объяснить ее существование?
– Не знаю. Никогда не пытался. Меня не колышет.
– Может, это и хорошо, что ее нельзя объяснить. Не то на этом кто-нибудь только зарабатывал бы себе политический капитал.
– Скорее так.
Короткий приступ младенческого плача донесся из дома Уильямсов. Дуэйн крякнул – видимо, от презрения ко всем хилым слабакам.
– А как Кайл? – спросил Сэм.
– О'кей.
– Ты ее любишь?
Дуэйн странно посмотрел на Сэма:
– Нормально. А что?
– Но ты любишь ее, Дуэйн? Извини, что спрашиваю.
– Ну, я же говорю, нормально все. Клевая такая.
– Но любишь ли ты ее?
Дуэйн хихикнул:
– Я же ее мочалю.
– Значит, ты не можешь ответить на этот вопрос?
– Да вам-то, в любом случае, какое дело?
Сэм хотел сказать, что, с его точки зрения, вопрос о том, любят ли люди друг друга, касается всех. Он смутно ощущал это, однако словами выразить не мог. Он и Дуэйну сейчас не пытался объяснить. Да и нечего ему, если честно, совать нос в отношения между Дуэйном и Кайл.
Сэм повернулся, вошел в лавку, оставив Дуэйна одного на улице – тот раскачивался на каблуках, сунув руки в карманы.
Рима уже вовсю хлопотала в своем драном стареньком атласном халате. Сэм купил его в Брайтоне, в подарок Риме на день рождения – сколько же лет назад? В ее буйной гриве уже появились седые прядки. Она протянула Сэму кружку:
– Вот твой «Кэдбери», пьяра.
Оба оперлись на раковину, потягивая горячий какао.
– Ну что, Сэм-младший сегодня возвращается?
– Сегодня пир горой! Сразу как лавку закроем.
Рима радостно засмеялась:
– Может, пригласим жильцов сверху? Заданку и У-У?
– Отлично. А Дуэйна и Кайл?
Рима расхохоталась:
– Знаю я твои шуточки.
С улицы донесся гул двигателя.
– А вот и Смит привез нам газеты.
Сэм поставил кружку и заторопился наружу, чтобы поздороваться с негром – шофером фургона «У.Г. Смит».
– Слышь, про вас сегодня в газетах пишут, – сказал тот, бросая кипу газет прямо под ноги Лузину. И тут же умчал в Ньюнэм-Кортней.
– О чем это он?
– Ого, гляди-ка, Сэм! – воскликнул Дуэйн. – Господи Исусе!..
На первых полосах – и бульварных газет с кричащими заголовками, и солидных, форматом побольше, – была фотография мужчины со странной ослиной головой и длинными ушами; мужчина, совершенно голый, лез через ворота с пятью перекладинами. С правой стороны под фотографией мелким шрифтом значилось: «Фотография Хетти Чжоу».
Заголовки были самые разные: от «Бычок из Оксфорда: подбоченился что надо» до «Вот так отрываются у них в Феррерсе!» Бульварные газеты указывали на то, что сам этот факт – ослы способны превращаться в людей прямо посреди Англии, в мирной сельской местности, – лишь подтверждает подозрения горожан, что в дальних деревнях практикуются странные языческие ритуалы в колдовство.
– Слава богу, эти, прости господи, ублюдки ничего не слышали про Каккабука, – пробормотал Сэм, помогая Дуэйну затаскивать пачки газет в лавку.
Однако этому еще пришел свой черед, когда епископ Оксфордский посетил церковь Святого Климента в Хэмпден-Феррерсе и торжественно предъявил репортерам то, что отныне стало называться Феррерской плитой.
2003 год от Р.Х
Настал май месяц, и дожди еще не начались. Главную улицу перекрыли. Барьеры поставили и у Вест-Энда, и около моста через речку, и с востока, за домом профессора Леппарда. Транспорт направили по Коутс-роуд. Оттуда, разумеется, посыпались жалобы, которые опровергались одна за другой.
Соня и сыновья Джолифов водили посетителей вокруг церкви, показывая усовершенствования. Всем очень нравился новый контрфорс.
Поперек улицы натянули транспарант, от дома Мэрион Барнс, номера двенадцать, к Розовому дому. На нем было написано:
«1500 ЛЕТ ЦЕРКВИ СВЯТОГО КЛИМЕНТА. ВСЕМ ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!»
И в самом деле, много приезжих захотели поучаствовать в празднестве. И телекомпания «ИТВ» была тут как тут: они взяли интервью у всех важных членов местного общества.
Всю улицу украсили флажками. Флажки на деревьях, на фонарных столбах, в открытых окнах. Повсюду красный, белый, синий. Даже члены комиссии по празднованию юбилея – и те поражались, насколько все вокруг преобразилось. Кругом одни улыбки. Всех обуревало необъяснимое счастье.
На крышах домов, у водостоков, уселись голуби, без всякого интереса глядя вниз на эту жизнерадостную сцену – они ждали своей минуты.
Одним из героев дня стал Стивен Боксбаум. Он выступил с речью, представил всем господина Хуэя Чжоу, отца Хетти, миллионера из Гонконга, и заговорил о тех, кто живет в Хэмпден-Феррерсе.
– Людям всегда необходимо было жить совместно, сообществами, – сказал он. – Большинство животных – например, мой кот Бинго, – проводят жизнь в одиночестве. Люди – исключение в животном мире. В то же время, это порождает трудности. Трудности в отношениях с соседями, с жильцами, даже трудности в семье. В жизни всегда есть трудности. Спросите нашего викария… Одна из форм сообщества – пожалуй, самая удивительная – это город. Город по соседству от нас, Оксфорд, с его возможностями с точки зрения изучения наук и занятия искусствами, – отличный пример. Однако и селение, деревня, тоже пример как трудного, так и счастливого совместного проживания людей – в силу хотя бы необходимости быть рядом друг с другом. Если наша церковь стоит на свете уже полторы тысячи лет, значит, и деревня стоит столько же. Церковь была нашим контрфорсом все это время. И сегодня мы прежде всего празднуем нашу жизнь как сообщества. Сегодня особый день: мы не только обожаем друг друга, но и нашу деревню, наш Хэмпден-Феррерс. Пусть стоит она здесь долго-долго!..
Половину перекрытой части главной улицы заняли столы; вокруг них стояли стулья, взятые из школы и домов. Большинство хозяек и кое-кто из мужей напекли пирогов или наделали сэндвичей. Свой вклад внесли кондитерская и лавка Сэма Азиза «Магазины Хиллз». В результате столы буквально ломились от разных яств.
Пенелопа Хопкинс привезла из университета три электрических чайника и теперь разливала чай всем подряд. На возвышении около дома викария сидело трио музыкантов – они играли «Тебе нужна лишь любовь», а потом и другие популярные хиты «Битлз» в весьма успокоительной манере. Как выразился Джереми Сампшен:
– Можно подумать, «Битлз» родились у нас в Феррерсе, а не в этом сумасшедшем Ливерпуделе…
Стивен и Шэрон Боксбаум организовали киоск, куда люди приносили на продажу ненужные, хотя вполне пригодные вещи. Вокруг киоска толпились люди: все не только желали избавиться от старых украшений, но и купить себе новые.
Сэм и Рима Азиз, а также их сын Сэмми – он еще прихрамывал – тоже разливали чай. Им помогали У-У я Дорин Эйлет.
Чуть раньше на соседнем лугу устроили гонки на ослах. Для этого были взяты напрокат четыре осла у того человека, который еще возил на них желающих по пескам Грейт-Ярмута. Местные мальчишки в полном восторге оседлали животин: один в результате выиграл, остальные же отстали. Аттракционом заведовал Джон Трейдинг.
Китайские участники весьма солидно восседали на стульях в садике перед домом двадцать два. Был там и сам благодетель, мистер Хуэй Чжоу, полный мужчина с крашеными светлыми волосами, одетый в безукоризненный костюм. Ни следа возраста на его длинном жестком лице – в ни следа удовольствия, если на то пошло, хотя время от времени он смеялся тому, что говорили его спутники, многочисленные тетушки, сестры и братья, которые приехали вместе с ним из Гонконга, чтобы присутствовать на юбилее такого древнего храма.
Их всех сопровождала Пенелопа Хопкинс, еще одна героиня часа, причем ее отдельно пригласили приехать в Гонконг осенью и прокатиться на яхте семейства Чжоу Пенелопа не перестала любить Стивена или желать соединиться с ним, однако перестала надеяться.
Также здесь восседала Хетти Чжоу, которой отец совершенно недвусмысленно запретил выходить замуж за Джереми Сампшена.
– Сделай с ним это раз, прими нужные меры, а потом все? – так сказал ей отец.
– Ах, папа, мы с ним все это уже прошли, – нетерпеливо сказала она.
– Дочка, мы послезавтра полетим в Соединенные Штаты. Там ты забудешь этого бедного английского писателя и обязательно познакомишься с красавцем, американским миллионером, который и слова написать не умеет.
Джуди вместе с Рупертом Боксбаумом зашли в лесок неподалеку. Там они» к своему смущению, обнаружили Дуэйна Ридли с Кайл Бэйфилд, которые уже заняли позицию.
Генри Уиверспун сидел в доме у профессора Леппарда: старику нездоровилось. Они слушали компакт-диск вагнеровской «Гибели богов», что, по мнению профессора, как нельзя лучше соответствовало настроению текущего дня. Родни Уильямс помирился со своей сестрой Мэрион. Они занимались конкурсом «Чей младенец лучше» и были совершенно уверены, что победителем окажется Натаниэль Уильямс. В конкурсе, правда, принимали участие и Шери Эйлет, и Иштар Сквайр, и другие малыши. Борьба выйдет серьезная. Судьи, двое мужчин из клана Коутсов, понимали что их удел – на всю оставшуюся жизнь заиметь одну семью близких друзей и несколько семей злейших врагов.
Беттина Сквайр была со своей Иштар. Беттина улыбалась и болтала с друзьями, но была разочарована: отец Робин не позволил выставить ее картины в церкви.
Стармэн Барри со своей новой подружкой Дотти Ридли играли в «Тетушку Салли». Они носились друг за другом вокруг пивной «Герб столяра». Мать Дотти, Андреа, продавала в киоске сладкие пирожные и кексы. Клиентов было мало, и Андреа разговорилась с невероятно красивым мужчиной, который только приехал в деревню.
– А-а, вы ведь француз, правда?
Когда он ответил, что да, его мать в самом деле француженка, у Андреи перед глазами возникла тихая деревушка где-нибудь в Оверни, где люди играют в «буль» [54]54
«Буль» – старинная разновидность рулетки.
[Закрыть]и трапезничают под открытым небом вместе с занятными местными художниками и музыкантами… На заднем плане один из них, в берете, с сардонической улыбочкой, однако вполне дружелюбный, наигрывает что-то на аккордеоне. Она вздохнула, вдруг снова почувствовав себя юной.
– Надо нам почаще видеться, – сказала она.
– Естественно, – отвечал тот.
Среди множества палаток и киосков вдоль улицы была и одна, где царила Ивонн со своим литературным агентом. Здесь выставлялись на продажу стопки книги, которую написала Ивонн. Книгу только что напечатали, причем издатель не поскупился и на суперобложку. Он, разумеется, изменил название: теперь книга называлась не «Кочеты над Коутсами», а «Счастье в Хэмпден-Феррерсе».
Феррерскую плиту показывали в соседнем павильоне. Там был и перевод надписи и копия письма Тарквина Феррерса, распечатанная с компьютера Мэрион Барнс. Плиту охраняли старый вояка Джо Коутс – как он выразился «только через мой труп»… – «заново наточенный острый серп. Снаружи ненароком прохаживался туда-сюда сержант Жопич, которому поручили на должном уровне поддерживать законность, пусть он и походил на страуса.
С колокольни церкви Святого Климента раздался новый колокольный перезвон. Чуть раньше прихожане могли подняться по крутой витой лестнице на самый верх башни и оттуда сфотографировать картину празднества с высоты птичьего полета. Вид с колокольни был замечательный. С одной стороны различался шпиль церкви в Ныонэм-Кортней, по другую сторону высился голый, словно вытоптанный, гребень Моулси. Сегодня там, под теплыми солнечными лучами, было светло и спокойно.
Но сейчас любопытствующих больше не пускали на колокольню. Церковь требовалась для серьезного повода; соединения двух любящих священными узами брака. Все скамьи были заняты. Пришли Вайолет и «Тачка» Бингэм в лучших воскресных костюмах. Свидетелями на свадьбе стали Фред Мартинсон, которого сопровождала медсестра Энн Лонгбридж, поэт Джон Уэстол и тетка Марии, которая присматривала за ее девятилетней дочкой.
Обряд совершал преподобный Робин Джолиф в самом парадном стихаре. В мышеловку на половине невесты, конечно же, именно сегодня попала какая-то несчастная мышь. Робин, проходя к алтарю, пинком ее отшвырнул.
Сегодня очаровательная графиня Медина-Миртелли, Мария Капералли, только недавно получившая развод от первого мужа, выходила замуж за Фрэнка Мартинсона. Они стояли бок о бок перед алтарем, едва сдерживая распиравшее их счастье. Играл орган, и музыка пульсировала и разрасталась, как их сердца.
Робин спрашивал Марию, как полагается:
– Желаете ли вы взять себе в мужья этого человека, Фрэнка Мартинсона, чтобы он стал вашим законным супругом, чтобы вы жили с ним по законам Божиим, соединенные священными узами супружества? Будете ли вы любить его, уважать его и оставаться ему верной, будь он в добром здравии или же в хвори и немощи, отказываясь от всех прочих, до самой гробовой доски?
– О, си, си! – вскричала Мария. – Конечно, буду, обязательно, с радостью, с наслаждением!..
– Для моих целей вполне хватило бы одного лишь «да», – тихонько заметил Робин.
