Текст книги "Хофманн"

Автор книги: Брайан Аберкромби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

* * *

Солнце било прямо в глаза, когда, задрав голову, Винсент разглядывал это необычное, весьма внушительное здание. Ему бы никогда не пришло в голову ехать в Дорнах, но Жанетт непременно хотела показать ему «Гетеанум», Всемирный центр антропософии. И вот он стоял перед огромной, впечатляющей бетонной конструкцией, созданной по проекту Рудольфа Штайнера, основателя антропософского общества. Сооружение произвело на него громадное впечатление. Идеи и основные положения антропософии, изложенные Жанетт по дороге в Дорнах и потом еще более разжеванные у ее дорнаховских друзей его почему-то не впечатлили. Более того, он заволновался, даже спросил у нее – не является ли она антропософисткой, но Жанетт ушла от ответа: нет, не совсем, но сами идеи ей импонируют и кажутся превосходными. Они побывали в гостях у ее знакомого, учившегося здесь на курсах эвритмии. Винсент ее восторга от антропософии не разделил, закралось подозрение, что это каким-то образом может повлиять на их отношения, вобьет в них клин. Но она рассмеялась и нежно его успокоила, пообещав все объяснить ему поподробнее, после этого, она уверена, он поймет и проникнется. Винсент, однако, сильно в этом сомневался. И все же он был рад, что они сюда приехали. Это монументальное строение поразило его своим размахом, простотой форм и ясностью линий. Когда он любовался зданием, сзади подошел человек и заговорил по-немецки. Винсент обернулся и, к своему удивлению, обнаружил, что это священник. Винсент сказал, что он не совсем свободно владеет немецким, на что тот рассмеялся и сказал, что нет проблем, они могут беседовать на французском. Они представились друг другу – священника звали отец Стефан, он из ордена францисканцев.

– Что делает католический священник в Дорнахе?

– А вы антропософ?

– Нет. Я здесь в гостях. То есть, моя знакомая привезла меня сюда, чтобы все это показать мне.

– Видите ли, я тоже любопытствующий. Учение Рудольфа Штайнера кажется мне чрезмерно интересным. Мне пришлось по роду своей деятельности столкнуться с несколькими антропософами, и я обязал сам себя побывать здесь, благо я уж попал в Европу.

– А вы откуда, святой отец?

– Я немец, но работаю в миссии нашего ордена в Южной Америке. Вы бывали в Перу?

– Нет. Я вообще не бывал в Южной Америке. Я ирландец, живу в Лондоне. Один раз был в США – Нью-Йорк, Вашингтон. Обычно я дальше Европы не вылезаю.

Оба почему-то рассмеялись. Винсенту патер показался симпатичным и, кажется, это чувство было взаимным.

– Я сейчас в гостях у друзей в Базеле, отпуск, знаете ли. А вы в Европе по службе или у вас тоже бывает что-то вроде отпуска?

Отец Стефан рассмеялся.

– Нет, отпусков у нас не бывает. Я приехал с отчетом в монастырь, от которого послан. А сюда заехал навестить своего бывшего помощника в миссии. Пойдемте, посмотрим дом изнутри. Может быть, успеем в первую группу экскурсантов?

Он посмотрел на часы.

– Без пяти десять. Нам повезло – экскурсия как раз в десять.

Экскурсия Винсенту очень понравилась, хотя он не был уверен, что понял все из поведанного экскурсоводом. Не удалось и всласть побеседовать с отцом Стефаном, потому что они договорились встретиться с Жанетт в двенадцать, чтобы возвратиться в Базель. Отец Стефан рассказал ему о своей работе в Перу, о трудностях и жалких условиях, в каких ему приходится нести Слово Божие. Винсент был потрясен его необычайной силой веры и глубокой любви к людям. Он со всеми его заботами и проблемами показался сам себе вдруг таким мелким и ничтожным. Он восхищался энергией, исходящей от отца Стефана и с большим сожалением с ним расстался.

Так что время ожидания для него пролетело совсем незаметно, он ощущал радостный подъем, и эта радость еще более усилилась, когда он встретился с Жанетт. С большой экспрессией она рассказала ему о встрече со своим знакомым и обо всем том, что узнала об эвритмии.

По дороге в Базель он решился и начал осторожно делиться с ней своими планами о дальнейшей трудовой деятельности, что хочет оставить работу в страховой компании и надеется получить место преподавателя в Дублинском университете. Жанетт здраво оценила его идею и поддержала ее. Он воодушевился ее участливостью и решил, что это хороший знак. Так что в ближайшее время, как только представится случай, решительный разговор должен состояться. Но не сейчас, нет, нельзя делать это наспех, он боялся разрушить установившуюся непринужденную обстановку.

* * *

Хофманну пришлось немного подождать на Марктплатц перед филиалом Швейцарского банковского союза – Арм опоздал на 10 минут. Но вот он появился. Он выглядел весьма помятым, невыспавшимся, виновато улыбался. После рукопожатия и обычных приветствий, они вошли в банк. Служащий проводил их в подвал, к абонентным сейфам. Как только они скрылись в дверях банка, от небольшого табачного киоска отделилась фигура. Высокий мужчина внимательно посмотрел им вслед, снял и протер свои очки в золотой оправе, помедлил и затем опять отступил в тень. Уходить он явно не собирался.

В зале с сейфами было прохладно. Служитель оставил их одних перед сейфом №625, и они открыли его своими ключами. В ящике лежала небольшая черная металлическая кассета. Хофманн взял ее и подошел к маленькому столику в центре зала. Здесь он вскрыл кассету. Внутри обнаружилась баночка размером с табакерку. Он открыл ее и посмотрел свернутую в рулончик микропленку. Все было в порядке. Он повернулся к адвокату, как бы приглашая его убедиться в этом. Но тот не обращал на него никакого внимания. Погруженный в свои мысли, он смотрел куда-то вниз. Хофманн медленно повернулся опять к столу. Он сунул правую руку в карман брюк, достал скомканный носовой платок и вытер лоб. Арм поднял глаза. Хофманн почувствовал его взгляд. Он взял баночку левой рукой, завернул крышку и положил на стол. Потом левой же рукой взял носовой платок, положенный перед тем на стол рядом с баночкой, и сунул его в карман брюк. Когда Арм подошел к Хофманну, то увидел, что тот уже закрыл кассету. Правой рукой Хофманн взял баночку. Арм смотрел на него недоуменно. Хофманн вернулся к сейфу, положил кассету в сейф, и они своими ключами закрыли его. При этом баночку с пленкой Хофманн продолжал держать в правой руке. Арм все время поглядывал на нее, чтобы удостовериться, что она не исчезла. Закрыв сейф, Хофманн протянул Арму свой ключ.

– Возьмите, пожалуйста, он мне больше не нужен. Эта баночка, вынутая из кассеты, и есть часть товара для вашего клиента. В знак моей доброй воли я готов вручить ее вам в качестве аванса.

Арм растерянно смотрел на Хофманна.

– Это все? А ключ? Разве его не было в кассете?

Хофманн был уверен, что удивление Арма наигранно. Он должен был знать, что находится в кассете. Но он готов был подыграть, чтобы получить дополнительную информацию об Арме и его клиенте.

– Нет. Остальная часть товара находится в надежном месте, известном только мне. Я готов передать вашему клиенту остальную часть товара в обмен на сумму, обговоренную нами ранее, через две недели, в среду, 17 октября, в Баден-Бадене, но только ему лично. Если ваш клиент согласен, я сообщу позднее точное место встречи. Если у вас найдется время, то я мог бы зайти к вам в бюро, скажем, послезавтра, то есть в субботу, около полудня?

Адвокат на секунду оценивающе смотрел на Хофманна, потом кивнул в знак согласия.

– Хорошо. Я думаю, проблем не будет, господин профессор. Но лучше, чтобы вас там лишний раз не видели. Вот моя визитная карточка, телефон там указан. До субботы я свяжусь с клиентом и сообщу вам его ответ. Это прямой телефон, он не связан с приемной и не прослушивается, можете говорить, не опасаясь.

Хофманн улыбнулся.

– Очень хорошо. Послезавтра созвонимся.

С этими словами он передал Арму баночку с микропленкой. Адвокат понятливо ухмыльнулся и открыл ее. С умным видом он повертел в руках микропленку, воткнул ее назад в баночку и спрятал в небольшой портфель, принесенный с собой.

Оба вышли из зала абонированных сейфов, пересекли операционный зал и, наконец, оказались на улице. Здесь они обменялись рукопожатиями, но в тот момент, когда Хофманн повернулся было уходить, Арм ухватил его за рукав и горячо зашептал почти в самое ухо.

– У меня к вам большая личная просьба. Приходите в воскресенье, в 22 часа по этому адресу. Это очень важно – для меня и для вас.

С этими словами он сунул Хофманну в руку записку, заговорщицки подмигнул и быстро ретировался. Хофманн удивленно смотрел ему вслед. Потом развернул записку – «Мюленберг, 13». Он положил записку в карман и чуть напрягся, вспоминая, откуда он знает этот адрес. Точно, вспомнил! Именно этот адрес был на письме федерального советника, адресованном адвокату, в том письме из корзины секретарши Арма. Странно. Что Арму от него нужно? Но Арм, вроде бы, не похож на человека, желающего и способного устроить ему такую ловушку. Выглядел он очень возбужденным и нервным. Может быть, речь идет о жизни Арма? Надо ли идти? Подождем, что скажет Арм по телефону в субботу. Возможно, к воскресенью ситуация резко изменится. Хофманн решил выждать. К воскресенью же, он, возможно, получит информацию из Москвы и лучше разберется в соотношении сил.

Погруженный в свои мысли, Хофманн стоял перед банком. И не заметил, что все это время за ним кто-то наблюдает из-за маленького табачного киоска. «Хвост» направился за ним и тогда, когда Хофманн не спеша побрел по Гербергассе в направлении Барфюссерплатц. В эту сторону Хофманн пошел потому, что решил осмотреть «Фонтан Тингвелли», названный так по имени создавшего его художника – базельского скульптора Тингвелли. Фонтан стоил осмотра – уже на подходе к нему Хофманна заинтересовало многообразие зеркал. Движущиеся колеса, лопатки, шланги, меняющиеся механические конструкции – скульптуры – завораживали. Все двигалось, все текло. Ни начала, ни конца – вечный, хлопотливый круговорот. Хофманн присел на скамью полюбоваться неутомимым движением воды. Фонтан подействовал на него успокаивающе и даже приободрил его. Он спокойно смотрел в будущее, знал, что в нем будет все, что угодно, но только не покой. Возможно, он не был бы так уж спокоен, если бы заметил идущий за ним «хвост». И еще одного человека, не замеченного обоими и следующего за ним.

Хофманн принял душ и переоделся к ужину. Правда, он считал все это буржуазными штучками, выкрутасами, но все же не мог избежать искушения выступать время от времени в этой роли. Поужинать он решил в гостиничном ресторане. Надел темный двубортный костюм – в нем, полагал он, не скрывая определенной доли тщеславия, он выглядел весьма элегантно. Но на этот раз он не стал спускаться по лестнице, а поехал лифтом. Он уже вошел в ресторан, метрдотель повел его к столу, как вдруг он обнаружил, что после душа забыл надеть наручные часы. Знаком показав метрдотелю, что должен забрать кое-что в номере, он повернул назад и направился к лифту. Но лифт был занят, а ждать не хотелось. Он решил подняться по лестнице. Без часов он чувствовал себя как-то неуютно, даже такой пустяк, как ужин в гостинице, не мог состояться без наручных часов. Вестибюль вымер – по дороге ему не попалось ни души. Он отпер дверь и зашел в номер. Странно – он оставил зажженным свет, увы становится рассеянным. Но по дороге к ванной его вдруг охватило резкое чувство тревоги. И когда он понял, что за спиной человек, мелькнула какая-то неуловимая тень, было уже поздно. Чем-то тупым его трахнули по голове, и он упал без сознания.

Птицы – банк – фонтан Тингвелли – сейф – микропленка – адвокат – его глаза – его страх – ужин – ужин – а потом… Потом сон – сон? Нет, но это было не вчера, он же еще не спал. Но он лежал. Что случилось? Он шевельнул рукой, осторожно открыл глаза – сознание медленно возвращалось к нему. Вначале все было расплывчато, но затем из мути выплыли контуры его номера – он лежал на полу. Его оглушили ударом. И вдруг он все вспомнил. С трудом пошевелившись, он попытался встать – получилось. Дополз до кресла, подтянулся, сел. Осторожно ощупал голову. Вот она, шишка. Точно, его ударили по голове, когда он вошел в номер. Как же это? Да, видно действительно он староват для нынешней работы. Хофманн потряс головой. Такого раньше с ним не случалось. А тут за один год два грубых прокола. Первый в Лондоне – его подловил Мартоковский, второй – сейчас. Дурень, зажженный свет – это яркий сигнал тревоги. Будем надеяться, что все обойдется. Но что же, черт побери, искали непрошеные гости? И кто это, собственно говоря, мог быть? Майер? Конечно, это он, этот чертов Майер. Что он искал? Достав из кармана платок, он вытер им лоб и ухмыльнулся – хорошо, что по возвращении в отель он запер в сейф микропленку, ту самую, замененную в банке на ненужную копию. Он никогда не отдал бы посреднику даже часть товара. Значит, речь могла идти только о записке Арма. Хофманн встал, утвердился в вертикальном положении и пошел в спальню. Боже милостивый, как она выглядит! Все перевернуто вверх дном. А сверху, на кровати лежат его брюки и пиджак. Хофманн обшарил карманы – записка исчезла. Сколько времени он пробыл без сознания? Скорее всего, недолго. По возможности быстро он выскочил из номера, почти помчался по лестнице и выбежал на улицу. В дверях он столкнулся с молодой женщиной, извинился на ходу и огляделся. И успел заметить синий «Ягуар», перестраивающийся в транспортном потоке и удаляющийся от гостиницы. Хофманн вдруг почувствовал резкую головную боль и прислонился к стене. Женский голос поинтересовался его самочувствием. Он открыл глаза – та самая женщина, с ней он только что столкнулся. Хофманн улыбнулся, поблагодарил ее за заботу и вернулся назад, в гостиницу. По дороге в ресторан он решил – надо выпить водки, чтобы унять головную боль. Когда-то это помогало. Сев за столик, он почувствовал себя много лучше. Но молодая женщина не шла у него из головы. Где-то он раньше ее видел, но где? Такую яркую женщину с большими зелеными глазами и огненно-рыжей прической забыть трудно, подумал он. Но что-то ничего не приходило в голову. Когда принесли водку, Хофманн отогнал все мысли и решил – сначала надо подлечиться. Кстати, почему так странно смотрит на него официант? Что-нибудь с его прической? Ах, да, Боже мой! Он улыбнулся, кивнул официанту, поднял руки к голове и ловким движением поправил парик. Официант улыбнулся ему в ответ. Теперь все снова было в порядке.

* * *

Откинувшись в кресле, Винсент подставил улыбающееся лицо нежащим лучам заходящего солнца. У Жанетт была важная встреча с каким-то киношником, поэтому они с Робертом отправились в кафе «К черту». Вечером они собирались все вместе сходить в кино, а затем куда-нибудь потанцевать. Это могло стать отличным завершением такого чудесного дня. В эту пятницу Жанетт смогла наконец вволю выспаться, с утра у нее не было никаких дел, поэтому Винсент, не производя особого шума, встал и сходил за бутербродами для завтрака. Он всегда просыпался очень рано. Вспомнить, так, пожалуй, он ни разу не валялся дольше семи утра; вставал он в шесть и в рабочие дни, и в воскресенье. Эта привычка выработалась у него еще в колледже. Она сберегла ему массу времени для учебы, что, не в последнюю очередь, отражалось на экзаменационных оценках. Сегодня он проснулся в превосходном настроении. Вчера, забыв о всяких делах и не замечая вопросительного взгляда Роберта, он остался после ужина у Жанетт. И дело было не только в том, что он страстно желал Жанетт, хотя это тоже что-то значило. Он уже давно, очень давно вновь хотел испытать это чувство свободы, радости, счастья и довольства, когда после их близости, прильнув к ней, он погружался в сладкий сон. Так он и проснулся в ее объятиях. Отстранившись, он любовался ее спокойным, спящим лицом, разметавшимися волосами, всем ее прекрасным и ладным телом. И это видение сопровождало его, когда он шел по еще сонным улицам города. После завтрака они прогулялись по эразмовскому маршруту, потом через рыночную площадь Рейншпрунг, мимо университета, Белого и Голубого дома, по Августинергассе добрались до городского собора. Потом был отличный бифштекс с салатом в «Курраско» у Среднего моста через Рейн. После обеда он с почтительным изумлением рассматривал Леллекениг – отчеканенную из листовой меди маску с глазами навыкате, высунувшую язвительно искривленный язык в направлении Малого Базеля. Жанетт объяснила, что это всего лишь копия, подлинник находится в Историческом музее. И вот он сидел вместе с Робертом за чашкой кофе с молоком и наслаждался еще теплыми лучами солнца. Здесь у них была назначена встреча с Пьером и Клаудией, они должны были прийти с минуты на минуту. Вчетвером они собирались слегка перекусить, а потом все вместе отправиться к кинотеатру, где их должна была ждать Жанетт.

Роберт смахнул с губ крошки от пирожного и вопросительно глянул на Винсента.

– Еще кофе?

Винсент кивнул, и Роберт принес еще две чашки. Отхлебнув, он покачал головой.

– Не нравится мне эта история с твоим братом. Ты думаешь, он не скоро сможет забыть смерть Марджи?

– Не знаю. Надеюсь, он возьмет себя в руки. Трудно сказать… Когда я уезжал, он был какой-то странный, не такой, как всегда. Если бы я не знал его так хорошо, а он ведь железный человек, я бы подумал, что он сломался совсем. Все это с ним как-то не вяжется. Беспокоюсь я за него. Он настаивал, чтобы я ехал. Я не мог понять – зачем. Он сказал, что ему может понадобиться моя помощь. Но все намеками, вокруг да около. Странно как-то, непохоже на него. В последний вечер перед отъездом я хотел пригласить его на ужин. Мы до этого с ним пару раз заходили в один греческий ресторанчик, там отличная кухня, Эдварду там понравилось. Ну вот, я и говорю, пойдем, посидим у грека. А он вдруг остолбенел, побледнел, как полотно. Я таким его еще не видел. Потом, вроде, как отошел. Сказал, что не расположен сегодня к этим блюдам, и мы пошли в итальянский ресторан. Там он неожиданно стал расспрашивать меня о Клаудии – осторожно, между прочим. Но я‑то знаю его не первый день, сразу понял, куда он клонит. Я тогда прямо спросил: что это он меня так пытает? Он вымученно улыбнулся и сказал, да так, ничего, но если она вдруг встретится мне в Базеле, то не смог бы я немного понаблюдать за ней, а зачем я так и не понял. Может быть, о вашем брате печется?

Шутка вышла явно натянутой, и Винсент резко оборвал свой смех, заметив окаменевшее лицо Роберта.

– Извини, я не хотел тебя обидеть.

Роберт покачал головой.

– Да нет, ничего, просто странно, я ведь тоже хотел спросить тебя примерно о том же. Да, совпадение! Одним словом, я хотел спросить: что ты о ней думаешь, что она за человек?

– Ну, ты-то знаешь ее лучше, чем я.

– Не скажи. Мне кажется, и слепой заметит, что брат втюрился в нее по уши… а она…

– …не вполне разделяет его чувства, – перебил его Винсент. – Да, я тоже это заметил. И еще – мне кажется, она положила глаз на тебя.

На лице Роберта застыла смущенная улыбка.

– Это старая история. Я ей прямо сказал, что у нас с ней ничего не получится. Уж и не знаю, проглотила она эту пилюлю или нет. Я перед Пьером в идиотском положении. Но это еще не все. Вчера вечером Пьер изливал мне душу. Жаловался, что почти совсем не видит ее, что она все время в разъездах, а когда он прямо ее спрашивает, чем она занимается, то слышит, что раскапывает эту химическую аферу. Вчера, якобы, ей пришлось весь день проторчать в «Сиба-Гейги». Но именно вчера я, совершенно случайно, видел ее два раза в городе, издалека, правда, но это была она, я уверен. Я как раз хотел просить тебя тоже присмотреться к ней, не встречается ли она с кем-нибудь, и все такое? Да, ты в отпуске, и у тебя, конечно, найдется занятие получше, чем целый день ходить за ней по пятам, но если вдруг ты ее встретишь в городе, посмотри, куда она идет, если тебе не трудно, а? Ты ведь не сердишься на мою просьбу?

– Ничуть, постараюсь сделать, что смогу. Завтра утром Жанетт все равно не будет в Базеле, я так и так собирался прошвырнуться по городу. Может, мне Клаудиа и встретится. А ты что и вправду думаешь, что у нее кто-то есть? Эдварду это вряд ли будет интересно узнать…

Оба замолчали в задумчивости, потягивая кофе. Доминик подошел к столу, перекинулся парой слов с Винсентом. Они вспомнили старые времена и нашли, что Андреасплатц отлично отреставрирована. Старинные островерхие бюргерские дома вновь предстали в первозданном блеске, не потеряв свою солидность и благородство форм. Едва Доминик ушел, появились Пьер и Клаудиа, под руку подошли к столику. Пьеру очень хотелось посмотреть фильм «Парк Горького», и все дружно поддержали эту идею. От кофе Пьер и Клаудиа отказались, так что вся компания тут же отправилась в путь. До начала сеанса еще было время пройтись по городу, да и перекусить не мешало бы.

Когда они свернули с Андреасплатц на Шнайдергассе, Клаудиа вдруг заявила, что ей приспичило по нужде и еще надо позвонить кое-кому. Все стали ее уговаривать, что можно проделать все это в ресторане, но она сказала, что лучше заскочит в квартиру Роберта, он ведь тут рядом, прямо за углом живет? Роберт дал ей свой ключ, и она быстро ушла. Винсенту он тут же сказал – но это чистое совпадение, – что к вечеру похолодает, и Винсенту неплохо бы взять свое пальто из квартиры Роберта. И при этом многозначительно глянул на него. Винсент, правда, не обратив на это внимания, тоже ушел. Он быстро зашагал вверх по Имбергессляйн. У него был свой ключ, поэтому он вошел без звонка. Кроме того, ему не хотелось тревожить Клаудиу, если она в туалете. Он снял пальто с вешалки и подумал, что следовало, пожалуй, дать ей знать о своем присутствии, как вдруг услышал, что она тихим и отчетливым голосом говорит с кем-то по телефону. Он уже собрался потихоньку выскользнуть из квартиры, но ее слова заставили его остановиться. Он застыл и стал вслушиваться. Клаудиа говорила по-английски.

– …это все. Я не знаю, что он делал там, наверху, скорее всего, столкнулся нос к носу с Хофманном. Да, нормально, в воскресенье, в 10 вечера, нет вопросов. Мюленберг, 13, адрес я знаю. Можно взять лодку. А от кого я получу… Ну, ладно, завтра вечером. Этот человек не создаст вам больше никаких проблем.

Она засмеялась резким, неприятным смехом и положила трубку. И вот тут-то Винсент вышмыгнул потихоньку из квартиры. Когда он присоединился к Пьеру с Робертом, Пьер очень удивился, что он вернулся один, без Клаудии. Винсент сказал, что она была в туалете и он не хотел ей мешать. Пьера это объяснение, кажется, удовлетворило. Вскоре показалась и Клаудиа, и тема была забыта. Винсент старался не думать о подслушанном разговоре, вести себя как ни в чем не бывало. Но время от времени бросал на Клаудиу косые взоры. Она сказала: «В воскресенье». Ну что же, день, чтобы на досуге поразмышлять и выработать план действий.

* * *

Телефонистке на телефонной станции долго не удавалось соединиться с номером в Москве, написанным на листочке невысоким широкоплечим блондином. Прошло довольно много времени, прежде чем ей удалось-таки пробиться. Она тут же перевела разговор в кабину, где уже дожидался заказчик. В трубке что-то шуршало, потрескивало, но Александру Кузнелькову хорошо было слышно собеседника. На всякий случай, он все же старался говорить медленно и четко.

– Городин и Хаматаян следят за ним круглые сутки. Все пока без изменений, товарищ генерал. Нет, он еще не выходил на контакт с Курагиным. Да, разумеется, товарищ генерал, только наблюдение, как приказано. На этот раз он не сорвется! Да, я дам о себе знать, как договорились.

Не попрощавшись, он повесил трубку, оплатил разговор и вышел на улицу. Он был полон решимости отомстить за своего товарища Мартоковского, но время для этого еще не пришло.

* * *

Всю субботу Винсент никак не мог прийти в себя. Еще вечером, в кино, он не мог сосредоточиться на фильме. И хотя ему нравился исполнитель главной роли Уильям Харт еще по фильму «Измененное состояние», где он его первый раз увидел, мысли его были далеко. Телефонный разговор в квартире Роберта, подслушанный им случайно, будоражил его и не выходил из головы. И как бы он ни пытался найти объяснение, было ясно – дело здесь вовсе не в любовнике, как думал Роберт, да и Пьер, пожалуй. Она, должно быть, впуталась в какую-то темную историю, наверняка связанную со шпионажем, потому что как иначе можно объяснить интерес брата к этой женщине? Ее голос, ее смех, прозвучали так резко, так жестоко, что при одном воспоминании у него пробегали мурашки по спине. Он долго и бесцельно слонялся по улицам и не встретил ее нигде. Да и вряд ли он ее мог встретить, разве что случайно. На всякий случай он решил последить за ней в воскресенье вечером, надо же все окончательно выяснить. Те немногие ее слова, услышанные по телефону, подстегивали его воображение, но ведь это все только догадки. Потом он сразу свяжется с Эдвардом. При встрече вечером с Жанетт, она, конечно, заметила его рассеянность, но промолчала.

Устроились за столиком ресторана «Гифтхютли» на Шнайдергассе. Кухня здесь была прекрасная. Они заказали еще бутылочку «Фандана» – это вино Винсент предпочитал всем другим. Жанетт отпила из бокала, наклонилась к Винсенту через столик и посмотрела ему прямо в глаза.

– Что с тобой происходит? Ты весь день какой-то странный.

Ему не хотелось сразу ей все говорить, но в то же время едва ли стоило и дальше оттягивать тот важный разговор, из-за которого он и приехал сюда. Сердце его гулко забухало, но потом он пересилил себя и взглянул на нее.

– Не знаю даже, как начать. Я… я давно хотел поговорить с тобой, но боялся. Боялся, как мальчишка.

Он вымученно улыбнулся. Она спокойно смотрела на него своими бездонными глазами.

– Позавчера, когда мы возвращались из Дорнаха, я тебе рассказал о своих планах. Что я собираюсь уйти из страховой компании, податься в Дублин и, если получится, устроиться в университет.

Он судорожно глотнул воздух. В горле застрял ком.

– Но все эти планы… ну, в общем, они имеют смысл только если, если… ты меня любишь…

– Но ты же знаешь. Ты же знаешь – я тебя люблю.

– Ты могла бы уехать со мной, чтобы мы жили вместе, всегда. Я хочу жениться на тебе, Жанетт!

Наконец-то он сказал ей все, гора свалилась с его плеч. Она ответила не сразу, но не отвела взгляд, продолжала смотреть на него пристально, словно стремилась заглянуть ему в душу, до самой глубины. Говорить она начала тихо, лицо стало серьезным.

– Мне было интересно, когда ты наберешься храбрости спросить меня об этом! Я давно ждала этого разговора. Я знала – в один прекрасный день ты спросишь. Но как же ты можешь жениться на мне, ты же женат.

Он ответил мгновенно.

– Я немедленно разведусь. Как только вернусь в Лондон, тут же иду к моему адвокату и подам на развод.

Она усмехнулась.

– Я люблю тебя, Винсент, и тебе это известно. Но я ведь тебя немного знаю. – Она сделала паузу. – Ты еще не разведен. О своей семейной жизни ты мне рассказал еще несколько лет назад, говорил, что хочешь развестись с женой, потому что жизнь с Патрицией для тебя сплошная мука. Но ведь ты так и не развелся. Подожди, не говори пока ничего, дай мне досказать. Я часто думала о том, что я тебе отвечу, когда ты задашь этот вопрос. С тех пор, как мы знакомы с тобой, ты уже много раз говорил мне, что недоволен своей работой и своей семейной жизнью. Но никогда ничего не делал. Я люблю тебя, но знаю, ты слабый человек. У тебя всегда много планов, целая куча, но ни один из них ты так и не реализовал. Пожалуйста, пойми меня, я верю, что ты меня любишь, что хочешь сделать так, как говоришь. Так сделай же хоть что-нибудь. Я люблю тебя, тебя одного, никого больше у меня нет. Но я не могу жить с тобой вместе, пока ты сам не устроишь в своей жизни все, как надо. Я не могу стать женой человека, не умеющего распорядиться своей судьбой. Сначала разберись сам со своими мыслями и планами, и только тогда я приду к тебе. Докажи, что все твои планы – не просто игра настроения, не просто потому, что нам хорошо вдвоем и мы счастливы. Я буду ждать тебя. Я люблю тебя.

Внезапно по ее щеке покатилась слеза. Винсент нежно стер ее. Поначалу слова ее привели его в смятение, но он понимал, что, в сущности, она права. Ему самому достаточно было услышать от нее, что она любит его и будет ждать. Он еще докажет не только ей, но, прежде всего, самому себе, что у него хватит характера изменить свою жизнь. Он взял ее руку и поцеловал ее. Они молча пили вино, глядя друг другу в глаза, и сердца их полнились надеждой, ожиданием и любовью.

* * *

Телефон резко зазвонил. Хофманн ждал этого звонка целый день. В трубке послышался прерывистый, нервный голос адвоката.

– Извините, что так поздно звоню, господин профессор. Очень сожалею, что не смог позвонить вчера. Секретарша мне сказала, что вы здесь, ждете. Я собирался позвонить вам вчера, но пришлось срочно ехать в Берн, я просто не успел. Очень рад, что сразу вас застал. Я переговорил с моим клиентом, он принимает ваши условия. Хотел бы заметить, если позволите, я очень рад, что все сложилось так удачно. А я, раз уж я свою задачу выполнил, хочу пожелать вам успешно довести это дело до конца. Ах, да, чуть не забыл: не могли бы вы мне оказать частную услугу? Прошу вас, зайдите сегодня вечером в 22.30 по адресу Мюленберг, дом №13. Позвоните снизу к доктору Бургеру. Хорошо? Ну, отлично, тогда разрешите с вами попрощаться. До вечера, господин профессор.

Хофманн пробормотал какую-то обычную, принятую в таких случаях вежливую формулировку и положил трубку. Затем глянул на часы: 16.07. Подошел к окну и закурил сигарету. Как странно, высокопарно и неестественно говорил этот доктор Арм, будто роль играл. Ну, телефон, конечно, прослушивается. А иначе зачем Арму было вести себя так, словно он, Хофманн, не получал записки и не знал время встречи. А сейчас время встречи изменено. Арм явно отдавал себе отчет в том, что его подслушивают. Но кто? Может, он хотел заманить в ловушку того, кто подслушивал? Или пытался подстроить Хофманну встречу с этим человеком? А может быть, наоборот, пытался таким образом, придя раньше, избавить его от этой встречи? Вообще-то Хофманн не собирался идти туда, но после нападения этого треклятого Майера ему было просто любопытно. А теперь этот загадочный звонок. Он придет на Мюленберг, 13, ровно в 22.30, но соблюдая все предосторожности. Надо будет внимательно обследовать окрестности. Времени еще достаточно, даже с запасом. Он решил пройтись по городу, двигаясь по направлению к зоопарку. Если зоопарк еще открыт, он зайдет проведать своего любимого зверька, сумчатого вомбата. Вспомнив этого пугливого, симпатичного зверька, он улыбнулся. В сущности, ему, как и вомбату, ничего не нужно в жизни, только мир, тишина и покой. Но даже у самого беззлобного существа не будет покоя, если у него появятся дерзкие, недобрые соседи. Неплохо, подумал он, что эта мысль пришла ему в голову здесь, в Швейцарии, на родине Вильгельма Телля.