Текст книги "Вверх по реке (СИ)"
Автор книги: Борис Сапожников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)
IX
Стоит сказать: легионеры умеют прятать свои лагеря и важные объекты. Как Конраду удалось узнать о радиовышке, я не знаю. Её даже с воздуха заметить практически невозможно. Тут либо сыграла роль банальная удача: кто-то оказался очень наблюдательным в нужный момент. Либо информацию о вышке получили другим способом: выбили из пленных или купили в обмен на товары, захваченные с торговых дирижаблей Альянса. Охраняли вышку по первому разряду.
Мы с Оцелотти покинули пакетбот, скрывающийся в тени нависающих над самой водой ветвей, и забрались в дебри. Несколько раз нам пришлось обойти по периметру территорию, занимаемую лагерем Безымянного легиона, в центре которого торчала рядом с самыми высокими деревьями радиовышка. Кроме нескольких десятков легионеров – в основном местных чернокожих, орков и разного рода метисов, среди них попадались и уроженцы Аурелии, но все в чине от лейтенанта и выше – постоянно патрулирующих территорию, мы разглядели прилично секретов, откуда торчали стволы пулемётов «Шатье» и вполне открытых огневых точек, где округе грозили стволы более серьёзного калибра, прикрытые бронещитами. Солдаты и офицеры были вооружены либо астрийскими «ригелями», либо самозарядными карабинами. Опоясывало территорию лагеря минное поле, правда, буйная растительность сыграла с легионерами злую шутку – мины легко обнаруживались по пятнам засохшей травы и мёртвому кустарнику. Зенитные пулемёты торчали ближе к радиовышке и на ней самой, вместе с камуфляжем это делало её похожей на странную ель, которой точно нет места во влажных лесах Зелёного пояса Афры.
– Ты заметил, – опустив бинокль, спросил я у Оцелотти, – старших офицеров?
– Парочку, – кивнул тот. – Все инвалиды. Один руку в кармане держит, но видно, что у него её ниже локтя нет. А у второго вместо ноги протез – качественный, но ещё не прижился. Он прихрамывает, хотя и скрывает это, а иногда пытается потереть колено, но тут же отдёргивает руку.
В наблюдательности Оцелотти было не отказать. Я заметил ровно то же самое, и добавить к его словам мне было нечего.
Вернувшись на пакетбот, я рассказал обо всём рагнийцам, а через десять минут все расселись на палубе. Оцелотти забрался на брезентовую крышу, накрывающую рубку управления, и принялся посвящать нас в детали плана по захвату радиовышки.
– Атака дирижабля будет масштабным отвлекающим манёвром, – заявил он. – Пока все будут смотреть вверх, мы подойдём к пристани и как можно аккуратнее снимем её охранение. Размеры лагеря позволяют простреливать его со стороны реки почти до самой вышки, так что с пакетбота у нас будет хорошее прикрытие.
Пулемёт «Шатье» на вертлюге заменили на «манн» и выдали ещё один – так что плотность огня можно создать весьма приличную. Должно хватить.
– Рагнийцы остаются на пакетботе, – продолжал капитан. – По два человека в расчёте и вы, полковник, на всякий случай. Патронов нам выделили достаточно, так что беречь их смысла нет – палите так как в последний раз.
Эти слова привели Чунчо, большого любителя пострелять, в полный восторг. А вот мне и Кукараче совсем не понравились. Конраду вовсе не обязательно удерживать лагерь, ему достаточно передать сообщение с вышки, а после убраться подобру-поздорову на дирижабле. А что будет с пакетботом и его экипажем, полковника ничуть не волновало.
– Если станет совсем горячо, – как будто почувствовал напряжение Кукарачи Оцелотти, – бросайте оба пулемёта и уходите. Чтобы выйти на Великую реку, держите курс строго на восток, на всех протоках выбирайте те, что ведут в ту сторону. Лагерь не так далеко от главного русла расположен, а легионеры вряд ли пустятся за вами в погоню. Им будет не до вас.
– В этом случае ждите меня трое суток у моста, – добавил я, – а после отправляйтесь в Додому. Сообщите обо всём Льву Афры, пусть уже он и генеральный комиссар колоний решают, что делать дальше.
– Не планируешь возвращаться? – спросил у меня Святой.
Он редко говорил со мной, и потому я был сильно удивлён его прямым вопросом.
– Когда будет решён вопрос с Конрадом, – ответил я, – моя миссия здесь закончится. Тем или иным образом.
– Святые не будут наблюдать за тобой, – произнёс он, – так что пожелаю удачи.
Кажется, мне удалось добиться уважения – пускай и высказанного в столь странной форме – даже у него.
– Когда начинаем? – спросил Чунчо, потому что после нашего короткого диалога со Святыми повисла пауза.
– С первыми взрывами, – усмехнулся Оцелотти, соскакивая с крыши рубки на палубу. Пакетбот лишь слегка покачнулся из стороны в сторону. – Их мы отсюда прекрасно услышим.
Тут он оказался прав: начало атаки дирижабля на лагерь было не проспать. Полковник Конрад решил не мелочиться с отвлекающим ударом и обрушил на легионеров всю мощь своего небесного крейсера. Я тогда ещё не знал, что в его распоряжении оказался не просто дирижабль, но оснащённый эфирными приводами бронированный воздушный корабль, вооружением превосходящий почти все в своём классе. Не будь целью атаки захват радиовышки, он смог бы перепахать весь лагерь в считанные минуты, не оставив там никого живого.
– Вперёд! – выкрикнул стоящий на носу пакетбота, Оцелотти. – Чем скорее будем там, тем меньше наших парней погибнет!
Машина затарахтела, набирая обороты, Эрнандес снова встал к штурвалу, уверенно ведя пакетбот по руслу безымянного притока Великой реки, на берегу которого стоял лагерь легиона. Поначалу я опасался, что звук работающего двигателя выдаст нас, однако чем ближе мы подходили к лагерю, тем сильнее грохотали взрывы снарядов и бомб, что обрушивал на голову врагу дирижабль Конрада. Зенитные пулемёты захлёбывались длинными очередями, но по всей видимости причинить вред небесному крейсеру не могли.
Когда до лагеря осталось всего-ничего с борта пакетбота в воду соскользнули двое бойцов, вооружённых одними ножами. Их задачей будет снять охранение причала, открыв нам дорогу. Их действия стали своего рода сигналом для остальных – мы начали готовиться к бою.
Все десантники Оцелотти взяли с собой пистолет-пулемёты «Ригель», в случае чего к ним проще будет найти боеприпасы во вражеском лагере. Мы же с капитаном единственные остались верны пистолетам. Я вооружился автоматическим «майзером», взяв три запасных магазина к нему. В подобного рода операции всегда удобно иметь оружие, которое может выпустить во врага сразу три патрона – даже самым крепким оркам этого обычно хватает. Оцелотти же отдал предпочтение аришалийским револьверам, словно в подражание тамошним пастухам он взял их два, чтобы стрелять с обеих рук. Всё же несмотря на профессионализм, в некоторых вопросах капитан был настоящим мальчишкой – неисправимым понтярщиком, как охарактеризовал бы его полковник фон Клоц. Святой встал к пулемёту на корме, выпрямив спину, словно и в самом деле преобразился в некоего воинственного святого. Кланяться вражеским пулям он явно не собирался. Его вторым номером будет Эрнандес, который стоял за штурвалом. А вот Чунчо и Пеппито не преминули воспользоваться защитой, укрывшись вместе со своим «манном» за высоким бортом пакетбота, да ещё и несколько мешков с песком, специально для этой цели прихватили. Угол обзора они сократили и довольно прилично, но зато им теперь почти ничего не угрожает. Хотя, скорее всего, враги будут на Святого смотреть – и вот в том, что он останется цел, у меня были сильные сомнения. Однако переубеждать рагнийца я бы точно не взялся.
Лишь Кукарача остался, можно сказать, не у дел. Увидев, что я быстро закончил с подготовкой к бою, полковник подошёл ко мне. Он странно мялся, словно не хотел заводить этот разговор, однако что-то внутри распирало его. И распирало даже сильнее, чем когда он насел на меня в офицерской столовой.
– Как ты считаешь, – наконец, решился он. Я не прерывал его, просто ждал, поглядывая на берег, где уже скоро должен показаться причал, – генерал Элиас знает обо всём?
О чём именно уточнять не было смысла. Видимо, мысль о возможном предательстве – а молчание о войне в Аурелии Кукарача явно воспринимал именно так – революционного командира не давала полковнику покоя с тех пор, как он узнал новости от меня. По моему горькому опыту – подобные мысли разъедают человека изнутри, заставляя его самого додумывать и делать выводы. Никогда из подобного не выходит ничего хорошего. Так что я был только рад, что Кукарача нашёл в себе силы спросить.
– Я думаю, что не знает, – ответил я, даже не покривив душой. – Вас не сильно волнуют дела в Аурелии – для вас это не родина, и что там происходит вас не особенно касается. Однако пока там идёт война, рассчитывать на поддержку революции против Веспаны не стоит. Коалиции дерётся на своих рубежах, и за океан там пока никто не смотрит. Генерал Элиас это понял бы не хуже твоего.
– И что же? – прищурившись глянул на меня Кукарача.
Ему явно хотелось верить мне, однако победить недоверие рагнийцу было не так-то просто.
– Он может поступить как Конрад, например, – пожал плечами я. – Забрать вас и отправиться драться здесь за свободу какой-нибудь веспанской колонии или просто против Альянса. Я не знаком с генералом, но не думаю, что он стал бы сидеть сложа руки, верно?
– Да, – больше самому себе кивнул убеждённый Кукарача, – да, верно. Сидеть бы точно не стал.
Он вернулся к рубке пакетбота, взял снайперскую винтовку. Я видел, как он её пристреливал и был рад, что полковник прикроет нас. Два пулемёта это хорошо, а когда к ним присоединяется снайпер – ещё лучше.
Наконец, показались доски причала. Все подобрались, готовясь к возможной встрече, однако на пристани нас уже ждали боевые пловцы. Они сидели, укрываясь за каким-то ящиками, а о том, что здесь было охранение, говорили лишь несколько бурых пятен на мокрых досках. Тела явно уплыли уже вниз по реке. Оба бойца вооружили трофейными «ригелями» и ждали только нашего появления.
В лагере творилось настоящее светопреставление. Самого дирижабля я не видел, а вот результат его стрельбы замечал очень хорошо. То и дело к небу взлетали целые фонтаны земли, часто вместе с телами тех, кому не повезло попасть под удар. Зенитные пулемёты тарахтели, не переставая, пули давно разорвали полог листвы, накрывающей лагерь, и посрезали ветки деревьев. Вечная полутьма, которую давал полог, развеялась и вышку освещал столб солнечного света. Правда, рядом маячила тень дирижабля.
Было во всей этой картине нечто символичное – наверное, некто более склонный к мистицизму подобрал бы нужные слова. Но у меня их было. Я человек слишком приземлённый, лишь порой замечаю нечто подобное – глаз сам собой цепляется – а после снова сосредотачиваюсь на насущных делах. Вот как сейчас.
Пулемёты хлестали плетьми длинных очередей невидимое с нашего места днище дирижабля. Десантники не рисковали высаживаться с него под таким плотным огнём, однако с небесного корабля били куда угодно, но только не по вышке. Многие зенитные пулемёты в лагере были подавлены, их покорёженные стволы торчали вверх, а рядом валялись трупы солдат. Но вышка с лихвой компенсировала эти потери.
– Эти пулемёты – наша главная цель, – указал Оцелотти. – Убираем их быстро и аккуратно. Вперёд!
И мы один за другим спрыгнули на доски причала. Пловцы присоединились к нам.
Все взгляды в лагере были обращены в другую сторону, и я даже не стал доставать «майзер». Ограничился ножом в правой руке – пока мы не подняли шума от него будет больше толку.
Мы продвигались максимально скрытно, разделившись на пары. Со мной, конечно же, отправился сам Оцелотти. Меняя укрытия, пригнувшись, мы почти бежали к вышке. Система боевых жестов у десантников почти не отличалась от той, к которой привык я, и мы легко обходились без слов. Вот только укрытия, что мы выбирали для себя, частенько оказывались заняты. Легионеры прятались от падающих снарядов и бомб, стараясь лишний раз головы не поднимать.
Поначалу всё шло без эксцессов – мы легко убирали легионеров. Те не ожидали нападения со стороны реки. Мы с Оцелотти не раз пускали в дело ножи, быстро и чисто перерезая глотки, а после пережидая обстрел в укрытиях вместе с трупами. Обоим к такому не привыкать.
А потом то ли кто-то сработал нечисто, то ли случай вмешался – этого уже не узнаешь. Мы с Оцелотти как раз подбирались к новому укрытию, опередив остальных. Вышка уже маячила в считанных десятках метров, когда я услышал длинную очередь из «ригеля». Его треск ни с чем не перепутать. Как бы не тарахтели зенитные пулемёты и не хлопали взрывы снарядом дирижабля, резкий треск длинной очереди «ригеля» расслышали, наверное, все в лагере.
Сидевшие в укрытии, к которому подбирались мы с Оцелотти, легионеры заозирались, и, конечно же, увидели нас. Они ещё только вскидывали карабины, а мне в руку будто сам собой прыгнул «майзер». Я даже не понял, как это случилось, просто почувствовал знакомую тяжесть. Оцелотти сумел даже опередить меня – его аришалийские револьверы рявкнули в унисон, отправляя двоих легионеров на тот свет. Я нажал на спусковой крючок – «майзер» привычно дёрнулся от отдачи. Оставшийся в укрытии легионер повалился на тела товарищей. Три пули в грудь с убойной дистанции пережить не получится ни у кого.
Мы убрали врагов без лишнего шума, но было поздно. По всему лагерю затрещали «ригели» – бойцы Оцелотти отстреливались от легионеров. Заговорили оба пулемёта на пакетботе, прикрывая нас. Несколько самых зарвавшихся легионеров повалились на землю, остальные попрятались обратно в укрытия. В дело пошли гранаты.
– Вперёд! – крикнул Оцелотти, первым выскакивая на открытое пространство. – Не спать! Окружай их!
Пока враги не поняли, сколько нас, надо заставить их пригнуть головы. Они ошарашены. Их обстреливает дирижабль, а теперь ещё и со стороны реки появились какие-то солдаты, которых прикрывают пулемёты. То, что нас всего шестеро, никто в лагере ещё не понял. И это надо использовать.
Мы промчались последние метры до радиовышки. Я почти расстрелял магазин «майзера». Легионерам не откажешь в выучке и отваге, они не отступали, и не бросали оружия. Стоило нам с Оцелотти приблизиться к их укрытиям, они открывали огонь, либо кидались в рукопашную. Исход, впрочем, всегда был один: мы с капитаном были самую малость быстрее, и это раз за разом перевешивало чашу весов в нашу сторону. Наконец, мы подобрались к самой вышке, теперь начиналось самое сложное.
Подниматься по вертикальным лестницам на площадки с пулемётными гнёздами, да ещё и оставив за спиной лагерь легионеров, для которых ты идеальная мишень. Редко мне приходилось действовать в худших условиях, однако деваться некуда. Я полез первым, Оцелотти прикрывал меня, стреляя из своих револьверов с двух рук с такой отменной меткостью, что оставалось только диву даваться. Стоило любому врагу высунуть голову и навести мне в спину «ригель» или карабин, как он тут же падал с парой дыр в груди. Оцелотти ни разу не промахнулся.
Первых пулемётчиков я убрал чисто. Они даже не смотрели вниз, сосредоточившись на дирижабле. «Майзер» в ход пускать не стал, обошёлся ножом. Как только с врагом было покончено, я перегнулся через край платформы, где они сидели, и махнул Оцелотти, чтобы забирался. Пока он лез я навёл пулемёт на лагерь и дал длинную очередь по легионерам – они были у меня как на ладони. Без второго номера управляться с зенитным пулемётом оказалось не очень удобно, но на одну длинную очередь меня хватило. Никто не рискнул поднять головы, пока Оцелотти лез по лестнице.
Зенитчики были уязвимы для атаки снизу, они просто ничего не могли поделать с нами. Рядом захлопали выстрелы, потом бахнула граната – и ещё один пулемёт на радиовышке замолчал. Третий заткнул снова я. Второй номер решил, что сумеет справиться со мной, и ждал в засаде. Он держал верх лестницы под прицелом, считая, что хорошо прячется. Вот только от того, что он долго подавал ленту, руки у легионера начали немного трястись. Не настолько сильно, чтобы промахнуться, но я услышал, как позвякивает магазин его «ригеля».
Слух вообще интересная штука, особенно когда ты долго тренируешься выделять нужные тебе звуки. Казалось бы, вокруг царит настоящая какофония: строчат зенитные пулемёты, грохочут взрывы снарядов дирижабля, трещат «ригели», – и всё равно я отлично слышу, как совсем негромко, хотя и довольно близко от меня позвякивает в гнезде дисковый магазин пистолет-пулемёта.
Рисковать попусту я не собирался. Достал гранату, выдернул чеку, освобождая взрыватель, подержал её в руке, чтобы не оставить врагу никаких шансов, и швырнул вверх. Граната дважды стукнула о металл платформы и взорвалась. Я тут же преодолел последние перекладины, выскочил с пистолетом в руке. Но мне осталось только добить легионеров. Полуорк, всё ещё сжимающий в руках «ригель», попытался навести оружие на меня, но взорвавшаяся прямо под ногами граната превратила его ниже пояса в кровавое месиво. Я выстрелил ему в грудь из милосердия. Пулемётчика взрывом лишь контузило, он только приходил в себя, однако в руке уже держал пистолет. И ствол его смотрел мне в грудь. Не будь легионер контужен, он имел шансы ранить меня, а то и вовсе застрелить. Я всадил ему короткую очередь в грудь – парень крепкий, зачем лишний риск. Пустая бравада, какой мог похвастаться Оцелотти мне совершенно чужда.
Ещё два зенитных пулемёта замолчали – плотность огня, прикрывающего радиовышку, сильно упала. И полковник Конрад решился на следующий шаг. Маневровые двигатели дирижабля зашумели, тень его накрыла нас. К перестуку зенитных пулемётов добавились резкий стрёкот «маннов» небесного крейсера. Из пушек даже самого малого калибра по вышке стрелять опасались, а вот поливать врагов длинными очередями уже не стеснялись.
Когда мы с Оцелотти забрались по лестнице на уровень с кабиной управления радиовышки, на настил рядом с нами упали сразу несколько тросов. Прыгать с парашютами десантники не стали – высота не велика, можно и рискнуть. Они скользили по тросам, держа наготове «ригели». Почти одновременно с нами и первой волной десантников с дирижабля, на настил рядом с кабиной забрались оставшиеся бойцы Оцелотти. Без потерь среди них не обошлось: трое из шести бойцов не добрались до цели.
Оцелотти первым шагнул к кабине и едва не схлопотал пулю. Лишь каким-то невероятно стремительным движением ему удалось уклониться. Он тут же ответил, пальнув из обоих револьверов. Я даже не заметил, когда они оказались у него в руках. Вряд ли промахнулся, но этот мало – изнутри открыли ураганный огонь. Может быть, «Шатье» и не лучший пулемёт, однако на убойной дистанции он показал себя с наилучшей стороны. Я упал на металл настила, стреляя больше на удачу, поразить невидимого пулемётчика шансов у меня не было. Десантники последовали моему примеру, давая короткие очереди внутрь кабины. Чтобы заткнуть пулемёт, хватило бы пары гранат, однако разносить оборудование, ради которого затеян весь рейд, в планы Конрада точно не входило. Даже из «ригелей» внутрь стрелять довольно опасно, а потому ни о каком огне на подавление не стоило даже мечтать.
Выстрела снайперской винтовки я не слышал, но никто, кроме оставшегося на пакетботе Кукарачи, не мог подстрелить пулемётчика. Как только тот замолчал, я и Оцелотти одновременно бросились к кабине. Десантники отстали от нас всего на пару шагов. Легионеры едва не успели снова открыть по нам огонь из «шатье». Их подвела собственная выучка. Один из бойцов схватил пулемёт, однако прежде чем дать по нам очередь, решил сменить позицию. Правильный выбор, когда тебя может пристрелить снайпер. Однако мы с Оцелотти опередили легионера. Прикрывавшие его товарищи вскинули «ригели» и тут же повалились со свинцовыми гостинцами от меня и Оцелотти. Пулемётчик уже упал на новой позиции за укрытие из мешков с песком и передёргивал затвор. Я прыгнул в его сторону, перекатился через плечо, нажал на спусковой крючок, на удачу отправляя три пули. Это заставило пулемётчика дёрнуться, задержаться на долю секунды. В бою это очень много. К примеру, вполне достаточно, чтобы стрелок, вроде Оцелотти, всадил врагу пулю прямо между глаз. Пулемётчик упал ничком, уткнувшись лбом в приклад «шатье».
На то, чтобы добить последних легионеров, защищавших кабину радиовышки, у нас ушло несколько минут. Они оказались крепкими орешками, к тому же нас сдерживала необходимость беречь оборудование. Однако десантников было больше, в выучке они не уступил врагу, так что исход короткой, но жестокой схватки оказался вполне предсказуем.
Как только с последним легионером в кабине было покончено, Оцелотти забрался на её крышу и пустил в небо зелёную ракету. Конечно, в лагере ещё шёл бой, вот только оказавшись под перекрёстным огнём с пакетбота, дирижабля и радиовышки, откуда по легионерам сверху били уцелевшие зенитные пулемёты, захваченные десантниками, враги просто не могли головы поднять. Если бы не принцип Безымянного легиона никогда не сдаваться, они бы, наверное, уже подняли белый флаг. А может, просто понимали, что пощады ждать не приходится, и предпочли гибель в бою бесславной – и вполне возможно мучительной – смерти в плену.
Полковник Конрад спустился не на верёвке, а в одноместной гондоле. Он облачился в чёрный континентальный мундир с серебряным шитьём, и даже кожаный плащ нацепил. Наверное, потел под ним кошмарно. Он кивнул нам с Оцелотти, вошёл в кабину, переступая через тела легионеров и не боясь запачкать сапоги в крови.
– Настроено? – спросил полковник у связиста, подойдя к станции широкого вещания. – Меня должны слышать по всем колониям.
– Так точно, – отрапортовал тот, протягивая ему микрофон.
– Отлично, – кивнул Конрад, поправляя фуражку, словно на смотре, и садясь на стул перед радиостанцией. – Всем выйти, – не оборачиваясь, чтобы проверить, выполнили ли его приказ, велел полковник, беря в руки микрофон.
Десантники покинули кабину, однако мы с Оцелотти не спешили следовать за ними. Когда последний из солдат закрыл за собой дверь, капитан шагнул к Конраду и задал вопрос, которого я ждал и опасался. Вот сейчас – именно сейчас – всё решится.
– Что вы хотите передать всем?
– Ты не выполнил мой приказ, Адам, – произнёс ровным тоном полковник. – Почему?
– Потому что имею право знать, что вы хотите передать по всем колониям, – ответил тот, – как имеют на это право и все в полку. За что мы дрались сегодня?
– Вы дрались, потому что я отдал такой приказ, – отрезал Конрад, – остальное вам знать не нужно.
– Когда вы сообщите о войне в Аурелии нам? – напрямик спросил Оцелотти. – Все колонии узнают сегодня, а нас вы не сочли достойными этого знания.
Конрад обернулся к нему, увидел меня, и на его лице отразилась целая гамма чувств. Главенствовала среди них ненависть.
– Ты, – невозмутимость изменила ему, в голосе полковника звучал гнев, – конечно, кто же ещё. Приплыл смущать моих людей.
Он поднялся на ноги, глянул Оцелотти прямо в глаза.
– Принцип необходимого знания, – произнёс он, – его никто не отменял. Когда придёт время, я сам вам всё сообщу.
– И когда же это время должно прийти?
– Когда я решу, Адам! – повысил голос Конрад. – Не раньше!
Он развернулся ко мне, полные ненависти глаза нацелились на меня двумя пистолетными дульными срезами.
– Ты пришёл ко мне и принялся разлагать мой полк изнутри. Не стоило играть в благородство и давать тебе шанс на дуэли.
– Верно, – кивнул я. – Надо быстро отдать приказ прикончить меня и моих людей сразу и утопить тела в реке. Или скормить вашим ручным людоедам.
Кое с какими особенностями рациона аборигенов, делящих руины с полком десантников, мы познакомились случайно. Их, в общем-то, никто не скрывал, просто не обращали внимания. Шлявшийся без дела по разрушенному городу, Чунчо наткнулся на мясную кладовую, вроде той, что мы сожгли в деревне повстанцев. Нам с Кукарачей стоило больших усилий остановить его и Святого, пылавших праведным гневом и желавших поступить со здешними людоедами также, как и с повстанцами.
– Твои действия, Адам, прямой мятеж, – попытался надавить на Оцелотти Конрад. – Ты не хуже меня знаешь, как он карается.
– А ваши действия, полковник, предательство, – вскинул голову капитан. – Когда мы покидали лагерь под Додомой вы дали нам, всему полку, слово чести, что у вас нет от нас секретов. И тогда уже держали один за пазухой.
– Необходимое знание, Адам…
– Дерьмо это! – вспылил Оцелотти. – Полное, грёбанное дерьмо! Я ни разу не спросил, что стало с призраками из вашего личного отряда.
Конрад повернулся ко мне – взгляд его ожёг меня словно удар плетью. Я в ответ только головой покачал. Пересказывать Оцелотти все подробности нашей с полковником беседы я не стал. Поверил ли моему жесту Конрад? Вряд ли, но это значения уже не имеет.
– И что теперь? – спросил полковник. – О чём вы сговорились за моей спиной?
Вместо ответа Оцелотти кинул на стул перед Конрадом наручники – снова красивый жест. Однако на Конрада он подействовал как нельзя более эффективно.
– Значит, суд, – понял он. – Лишение чина, наград и расстрел.
Он взял в руки стальные браслеты, покрутил так и этак, словно не знал, что это такое. Потом уселся в кресло.
– Я ждал чего-то подобного, – продолжил Конрад, всё ещё вертя в руках браслеты наручников. – Просто рассчитывал, что пришлют не одного человека. Надеялся на последний бой.
– Хотел и всех нас уложить в могилу, чтобы потешить своё раздутое самолюбие, – почти выплюнул Оцелотти.
– Тебе никогда не понять меня, – пожал плечами Конрад. – Не обижайся, но мы с тобой личности слишком разного масштаба. Ты рождён подчиняться, идти за лидером.
– А ты, значит, из породы лидеров, – усмехнулся Оцелотти, – как предсказуемо.
– Надевайте наручники, полковник, – велел я, прекращая их перебранку. – Для вас война закончилась.
Не знаю, почему Конрад решился на этот отчаянный шаг, наверное, думал, что у меня приказ убить его в случае сопротивления, и решил закончить жизнь в схватке.
Он вскочил на ноги, отшвыривая наручники в сторону, в правой руке его появился «майзер». Ствол его смотрел в лицо Оцелотти. Я ничуть не сомневался в том, что Конрад выстрелит – он решил покончить с капитаном, считая того предателем. Не сомневался я и в том, что Оцелотти легко уклонится и, скорее, все всадит в ответ Конраду пулю между глаз. Может быть, это и к лучшему – потом он мне никаких претензий предъявить не сможет. Сам убил. Однако я решил иначе, наверное, потому, что не желал Конраду смерти.
Полковник был ближе ко мне, чем к Оцелотти, и я успел отреагировать на его действия быстрее. Ударом ноги выбил из рук Конрада пистолет, и врезал ему локтем в горло. Быть может, прежде Конрад и был неплохим бойцом. Вот только слишком давно не уделял времени тренировкам и поддержанию себя в форме. Он попытался перехватить мою руку, но двигался слишком медленно. Мой локоть врезался ему в горло, но я бил не насмерть. Полковник надсадно кашлянул и упал на колени. Без жалости я добавил ему ребром ладони по шее, и Конрад растянулся на металлическом полу вещательной рубки.
Наручники на него надел Оцелотти. Он упёрся коленом в спину полковнику, завёл ему руки за спину и застегнул на запястьях браслеты наручников.
– Грузим его и убираемся отсюда, – сказал он, поднимая бесчувственного полковника на ноги.
С моей стороны возражений не было.
Спустя полтора часа на дирижабль подобрали всех десантников в разгромленном лагере Безымянного легиона. Тела убитых мы тоже взяли с собой, чтобы не оставить никаких доказательств причастности полка к нападению. По привычке десантники забрали из лагеря всё ценное: оружие, пулемётные ленты, ящики с патронами. Не тронули только личные вещи легионеров – до такого никто не опускался. Все понимали разницу между сбором трофеев и мародёрством.
Мы втроём стояли на обзорной площадке дирижабля. Я, Кукарача и Оцелотти. Капитан был мрачен, думая, о чём-то и не спешил делиться с нами. Полковник тоже был погружён в размышления, рассеяно глядя на проплывающие внизу джунгли.
– Что будет с полком теперь? – наконец, спросил Оцелотти.
– Останетесь при Льве Афры, – ответил я. – Приказ о рейдерской деятельности в тылу колоний Альянса уже подписан задним числом, так что никакой ответственности не будет. Каша тут заваривается очень крутая – Альянс и Содружество наседают с двух сторон. Похоже, настоящая война пришла и в Афру.
– Из-за действий Конрада?
– Рано или поздно это бы произошло, – пожал плечами я. – Вы разве что ускорили события, и это, наверное, к лучшему. Слишком долго этот котёл вяло бурлил – теперь под него подкидывают новые дрова.
– И что дальше? Тотальная война. В Аурелии, здесь, а потом повсюду?
– Скорее всего, – согласился я.
– Значит, и до нас доберутся рано или поздно, – заметил Кукарача. – Осталось только немного подождать.
В его словах было столько горькой иронии, что захотелось как-то поддержать полковника. Хлопнуть по плечу, уверить, что не так уж и долго ждать, пока тотальная война перекинется через океан и доберётся до его родной Рагны. Сомнительное утешение, конечно.
– Они ослабнут, – неожиданно для меня продолжил Кукарача, – не смогут присылать подкрепления в колонии. И это наш шанс – шанс на революцию, освобождение от ярма.
Он крепко сжал кулак, как будто сдавливал в пальцах шею веспанского губернатора.
– Верно, – кивнул Оцелотти. – Война не может идти вечно, и когда она закончится, мир будет совсем другим.
Он обернулся и посмотрел нам в глаза.
– А что вы собираетесь делать после войны?
– Вернусь со своими людьми на родину и освобожу её от веспанского ярма, – убеждённо заявил Кукарача. – Только когда мой народ вздохнёт свободно, я начну жить по-настоящему.
Прежде я не замечал за ним такого революционного пыла. Однако и о родине его мы почти не говорили – полковнику просто не представлялось возможности продемонстрировать его.
– А ты? – глянул на меня Оцелотти. – Что будешь делать ты?
– У меня есть мечта, – ответил я, – солдатская мечта, если хотите.
Я поделился с капитаном десантников и мятежным рагнийским полковником самым сокровенным. Тем, о чём говорил только с Миллером – единственным человеком, которого могу с уверенностью назвать своим другом. Они слушали меня, а под нами проплывали джунгли и вилась широкая лента Великой реки.
Конец.
Январь – февраль 2021 года
