Текст книги "Вверх по реке (СИ)"
Автор книги: Борис Сапожников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
– Каюта на «Нэлли» только у меня, – твёрдо заявил капитан, – остальные спят в общем кубрике. Там уже повесили гамаки для вас. Матрацами тоже поделюсь – запасец есть кое-какой. А вот остальное – ваше. На харч отдельный сбор будет, если желаете есть не то же, что матросы. И на палубе спать – не сметь!
Правила были простыми и понятными. Поначалу казалось, что соблюдать их будет не слишком сложно. Но когда всё шло так, как нам хочется.
Первым делом я понял, почему капитан отдельно запретил спать на палубе. Конечно же, там было бы намного комфортнее, чем в душном, провонявшем потом и давно немытыми телами общем кубрике. Где висят наши гамаки, понять оказалось несложно – под ними не валялись ничьи вещи. Я считал, что за годы войны привык ко многому, и меня уже ничему не проймёшь. Оказалось, ошибался. Даже после траншейного ада, в котором мы гнили месяцами, в грязи, поливаемые дождём, а снег и морозы воспринимая едва ли не как милость святых, одна мысль о том, что придётся ночевать в этом кубрике приводила в уныние. Хотя, наверное, вернувшись в траншеи где-нибудь под Недревом или ещё где, замерзая и стуча зубами от сырости, я с теплотой буду вспоминать путешествие на «Нэлли». Есть такое свойство у человеческой памяти: нынешний момент, когда претерпеваешь очередные мучения, кажется чем-то бесконечно худшим в сравнении с тем, что уже удалось пережить.
Мы побросали вещи под гамаками и поспешили вернуться на палубу. Как раз на борт поднимались последние матросы – веселиться в военном лагере было особо негде, и ночевать они предпочитали на пароходе. Как только капитан удостоверился, что вся команда в сборе, он поднял сигнал к отплытию.
– Солнце садится, – заметил Кукарача, – мы пойдём в темноте?
– Тут не море, – ответил капитан своей любимой присказкой, – рифов нет. Выйдем на фарватер и пойдём потихоньку.
Он вёл пароход, уверенно направляя его между более крупных судов. Хотя уверен, мелкие рыбачьи лодки, возвращающиеся с промысла, доставляли ему больше хлопот, нежели здоровенные баржи. Последние он обходил как стоячих, подавая сигналы свистком. А вот юркие лодки и баркасы то и дело выныривали буквально из-под носа «Нэлли», заставляя капитана отчаянно ругаться.
– Да и придавлю парочку, чтоб другие осторожней были, – рычал себе под нос гном.
Однако он несколько раз рыскал носом, чтобы не разнести какого-то совсем уж наглого или просто нерасторопного рыбака.
Когда солнце коснулось краем речной глади, на «Нэлли» зажгли фонари, чтобы в темноте на нас никто не налетел. Поворчав немного, капитан передал штурвал гному помоложе – тот был коротко стрижен, да и бороду носил не столь впечатляющую, как капитанская, сам же отправился в каюту. Четверо рагнийцев ушли в кубрик ужинать и спать – у меня и у Кукарачи не было аппетита, да и сон не шёл. Мы отправились на нос корабля, ближе к пушке, чтобы никому не мешать и дымили сигарами, глядя в ночную тьму.
Не знаю, долго бы мы так простояли молча, но тут заявился Чунчо с парой тарелок и стаканами.
– Правильно сделали, что не пошли с нами, – сказал он, плюхаясь на палубу, но прежде всучив нам тарелки с едой. – Жратва тут нормальная, но жара, когда плиты на кухне раскочегаривают, просто адская. Кусок в горло не лезет.
Мы с полковником сели рядом с ним на брезент, укрывающие орудие, и принялись за еду. Есть аппетит или нет, побеждает солдатский инстинкт, когда есть еда ещё надо есть – потому что не знаешь, когда покормят в следующий раз. Чунчо достал из-за пазухи бутыль с чем-то мутным, накрытую третьим стаканом.
– Кукурузная, – заявил он с гордостью, – прямо как у нас на родине гонят.
Я не стал отказываться, хотя пить крепкий алкоголь на такой жаре – пусть и немного спавшей после захода солнца – не очень-то тянуло. Кукарача тоже не проявил особого интереса к содержимому бутылки, и Чунчо глянул на него каким-то тяжёлым взглядом.
– Стареешь что ли, а? Раньше могли такую в четверть часа уговорить, и ты тут же слал меня за добавкой.
– А ты всегда доставал, – усмехнулся Кукарача.
– Конечно, – продемонстрировал крупные зубы в улыбке Чунчо, – не будь я Чунчо Муньос! А вот тебе, похоже, полковничьи погоны на плечи давят.
– Давят, Чунчо, ещё так давят, – согласился Кукарача. – Это называется ответственность.
– А, – вскинул руку, лишь каким-то чудом не расплескав содержимое стакана, Чунчо, – ты слишком много времени проводишь с Элиасом. Я уважаю генерала, за него в огонь и в воду – ты же знаешь! – но он слишком много думает. На то он и генерал, верно? Чтобы думать за всех.
Ничего не ответил ему полковник, лишь протянул стакан и Чунчо налил в него ещё мутного кукурузного пойла.
– Вот теперь узнаю тебя!
Мне показалось, что Кукарача сделал это для того, чтобы вернуть хорошее настроение Чунчо. Сам-то он пребывал в какой-то почти меланхолии.
– Вам не нравится задание? – спросил я у полковника напрямик. Не был желания ходить вокруг да около.
– Не понимаю, ради чего нам придётся пройти почти всю Великую реку, – честно ответил тот, – рискуя своими жизнями. Союзнический долг – смешно ведь. Коалиция поставляла нам однозарядные винтовки «Аркан» и такие разбитые «мартели», что из них стрелять страшно было.
– А я воровал для нас «леферы» и однажды увёл новенький – ещё в масле! – пулемёт, – встрял Чунчо, но Кукарача не обратил на него внимания.
– А теперь нас загнали в эти колонии, святые знают где, – продолжил Кукарача как ни в чём не бывало. – Нас просто убрали с глаз долой, как полковника Конрада, по чью душу мы идём.
– Да он же чокнутый совсем! – воскликнул Чунчо, от выпитого став ещё громогласней. – После того раза вообще слетел с катушек!
– Какого того раза? – зацепился я.
Но рагнийцы ни из чего тайны делать не собирались.
– Он успел тут немного повоевать, – пояснил Кукарача, – против небесных пиратов. Они сильно шалили, грабили конвои, нападали на суда и дирижабли, не выбирая особо жертв. Вот Конрад и решил, что пора с ними разобраться, у него-то полк был из абордажников, самое то для такого дела. Он замаскировал свой дирижабль под толстопузого купца и принялся курсировать туда-сюда. На второй день его атаковали. С пиратами его парни – само собой, легко справились, а от офицеров пиратских узнали, где их база. Как оказалось, они продолбили настоящее укрытие в Кайзеровой горе – это вулкан такой, потухший давно, его нашли твои соотечественники и назвали в честь своего правителя. Вот только они так долго в путешествии были, что не знали, кто сейчас империей правит, потому и назвали его Кайзеровой горой. Он стоит в таких землях, что никому не нужны. Живут там какие-то племена, но совсем уж дикие, вроде даже железа не знают. Эти дикари у пиратов за рабов были: обслуживали их, приносили еду, меняли женщин на ерунду всякую, что им вожаки кидали, как кости собакам. У них там и причальные мачты имелись свои, и мастерские, и много всего. Пираты те, надо сказать, всех сильно достать успели, до самых печёнок, и фон Вирхов смог объединённую армию против них сколотить. Представляешь себе, здесь и объединённую армию? Чтобы и Альянса войска, и Коалиции, даже от Содружества пара полков была. Они осадили гору, а в это время Конрад ночью подвёл дирижабль к горе на большой высоте, да и высадил на головы пиратам своих парней. На планерах, представляешь? Они тихонько опустились на гору, и ударили в тыл пиратам. Когда утром на кольях, что торчали на виду у всей цитадели, оказались насажены головы вожаков, большая часть обороняющихся предпочла сдаться. Ну а тех, кто дрались, перебили очень быстро. С моралью, сам понимаешь, у них было не ахти.
– А потом Конрада судить хотели за это, – буркнул помрачневший оттого, что спиртное в бутылке закончилось, Чунчо. – Мол, не всех вожаков пиратских убивать надо было. Тьфу! – Он перегнулся за борт и сплюнул.
– И после этого Конрад взял дирижабль и скрылся со всем полком? – спросил я, хотя этот вывод просто сам собой напрашивался.
– Лев Пустыни вам этого не рассказал? – не слишком убедительно изобразил удивление Кукарача. – Почему я не удивлён.
Похоже, пираты играли какую-то роль в планах воюющих в Аурелии держав, в том числе и Коалиции. А может быть, их цитадель в недрах Кайзеровой горы скрывала нечто, что не должно выйти наружу. Далеко не все договорённости, даже с пиратами, остаются лишь устными, многое – порой слишком многое – попадает на бумагу и может скомпрометировать правительства государств, а то и блоков.
Действительно, ничего удивительно в том, что об этом фон Вирхов промолчал, нет.
– Только вот башню Конраду как раз после этого дела сносить и начало, – заметил Чунчо. – Ещё до всей этой гадской истории с судом.
– Это правда, – кивнул Кукарача. – Конрад сильно изменился после той битвы. Я считал, что ему только легче станет, ведь снова в настоящем деле побывал. И его парни показали себя с самой лучше стороны. Но нет. Его словно подменили.
– А я тебе говорю, всё дело в том ублюдочном культе, вот что!
– Культе? – когда полковник промолчал после яростной реплики Чунчо, проявил закономерный интерес я.
– Да кое у кого из пиратов с головой не совсем в порядке было, – ответил Кукарача, которому не очень-то хотелось развивать эту тему. – Они там поклонялись какому-то кровавому божку и, вроде, даже успели его призвать, а Конрад с ним справился или как-то так. Что там было на самом деле, знает только полковник.
Справиться с божком или демоном – далеко не тривиальная задача, и вряд ли нечто подобное под силу даже полковнику Конраду. В первый год войны на полях сражений демоны появлялись с завидной регулярностью, вот только контролировать их, набирающих силу от страданий и смерти сотен солдат и мирных жителей, становилось всё сложнее. И очень часто они вырывались из опутавших их заклятий, учиняя такую кровавую бойню, что представить страшно. Именно поэтому чем дальше, тем реже противники использовали помощь столь ненадёжных и опасных союзников.
– После той горы голова у Конрада потекла, верно говорю, – повторил в очередной раз Чунчо. – Ну, вспомни, полковник, он же до того был вроде Элиаса – весь из себя правильный, вежливый, выкал всем, а что потом стало, а? Ну, ведь так же, а? Так!
– Угомонись, Муньос, – бросил ему Кукарача, – и иди спать. Мы тебя в кубрик не потащим, а иметь дело с капитаном будешь сам, когда он найдёт тебя храпящим на палубе.
– Да всё равно скучно с вами, – запустил пустой бутылью в воду Чунчо, и шатающейся походкой убрался вниз. Грязные тарелки он оставил нам.
– Он славный парень, наш Чунчо Муньос, – усмехнулся Кукарача, явно желая сменить тему, – помогал нашему делу в Рагне. Вот только он так кичится кражей винтовок и пулемёта, но забывает сказать, что он их продавал. Разменивал верность на звонкое золото. Конечно, большую часть он пускал на новые авантюры, но и на выпивку и баб тратил немало.
– Я всегда считал, что за деньги воюют куда лучше, чем за идеалы, – не встал я на сторону полковника. – Твёрдая и гарантированная оплата всегда привязывает куда крепче идеи. Ведь в окопах, когда тебя жрут вши, в идее очень легко разувериться, а вот мысли о золоте греют даже когда ты по уши в дерьме.
– Я считал, что наёмничество изжило себя ещё триста назад.
– В прежнем виде, да, – оседлал я любимого конька. Делать было нечего, мы отлично сидели на палубе парохода и дымили очередными сигарами, и я решил поделиться с ним своими идеями. Точнее теми идеями, что не давали нам с Миллером спиться от тоски в траншеях, как многим из офицеров, потерявших веру в идеалы на этой войне. – Всегда можно вывести идею на новый уровень. Не прежние банды и наёмные армии, скорее, что-то ближе к синдикату или гильдии. Объединение профессиональных солдат со своими правилами ведения войны и чёткими принципами, которые преступать нельзя.
– А заодно и мощной карательной армией для тех, кто будет их всё же преступать.
В темноте мне было плохо видно лицо Кукарачи, однако показалось, что он скривил губы в издевательской улыбке.
– Возможно, – согласился я.
– Идём-ка спать, – поднялся на ноги полковник, щелчком отправляя окурок сигарки за борт. – Такие разговоры не стоит вести на ночь глядя. И толковать о кровавых местных культах тем более.
Я отлично понимаю намёки, особенно высказанные почти прямым текстом, и поднялся следом. Сигару я не докурил и до середины, а потому привычно загасил о подошву ботинка и сунул в карман. Как тут с табаком, я не знаю, но остаться без него совсем, мне не улыбалось.
Мы оставили грязные тарелки и стаканы в раковине на камбузе (малознакомый с корабельной терминологией, кое-что я всё же знаю). Тот был отделён от кубрика лишь формальной перегородкой из пропитанной жиром занавески.
Пусть дневная жара и спала, и наверху царила приятная прохлада, но, когда мы спустились с палубы, меня словно кулаком в лицо ударили. Я даже остановился на пару секунд на верхней ступеньке трапа, привыкая в чудовищной духоте, вони и храпу. Что ж, в этих условиях мне жить ещё, одни святые знают сколько, – придётся осваиваться поскорее.
V
Однако путешествие на «Нэлли» оказалось скорее приятным, чего я даже не ожидал. Большую часть времени мы проводили на палубе, даже ели тут, откровенно эксплуатируя Пеппито. Армейские традиции – гонять молодых в хвост и в гриву явно были в чести и среди рагнийских революционеров. Правда, частенько совесть просыпалась у Эрнандеса, и тот отправлялся на камбуз вместе с парнишкой.
«Нэлли» шла на юго-восток, чётко следуя фарватеру Великой реки. Мимо нас то и дело проплывали деревни и даже небольшие города – все со своими пристанями. Но пока нигде капитан не давал приказа причалить. Наш пароход обгоняли самоходных баржи, вроде тех, что стояли рядом с лагерем фон Вирхова. Они шли вверх и вниз по реке, везя грузы, людей и животных. Транспортная сеть в Афре развита не очень сильно, из-за разногласий и стычек на границах колоний стянуть её просторы железными дорогами не получалось, а потому в этой части Чёрного континента Великая река оставалась самой удобной транспортной артерией. Несмотря на войну, идущую в Аурелии, договор о нейтральном статусе Великой реки все страны и блоки соблюдали свято – никто не хотел таскать грузы по бездорожью, да ещё и с риском угодить если не в зубы к какому-нибудь чудовищу, так на ужин к племени людоедов, науськанному соседом. Поначалу, конечно, непривычно видеть баржи под флагами колоний Альянса, полные рекрутов и ощетинившиеся пушечными и пулемётными стволами, мирно расходящимися с точно такими же, только идущими под флагом Коалиции или Альбийского Содружества. Потом перестал обращать внимание на гербы вообще.
Сновали по Великой реке и суда поменьше, вроде нашей «Нэлли». Они ловко лавировали между громоздких барж, то и дело перекрывавших фарватер, словно играя в пятнашки. И если наш капитан – гном рассудительный и к авантюрам явно не склонный – чётко следовал правилам поведения на воде, то многие игнорировали их, идя на неоправданный риск. Несколько раз мелькали быстрые пакетботы, которым все уступали дорогу. По большей части быстроходные суда были дизельными и легко обходили всех остальных.
– На такой лодочке мы быстро добрались бы куда надо, – заметил Кукарача, провожая взглядом очередной обогнавший нас, как стоящих, пакетбот. – И осадка у него поменьше – пройдёт почти везде.
Но о такой роскоши, как собственный дизельный пакетбот, я мог только мечтать. Какой бы серьёзной ни была порученная мне миссия, она не делала меня настолько важной персоной.
Первую остановку «Нэлли» сделала в деревне с весьма интересным названием – Шлюшья. Большая часть команды – её составляли в основном люди – тут же отправилась на берег с понятной целью. Чунчо с Пеппито и Эрнандесом от них не отстали.
– Принесёте дурную болезнь, – посулил им на прощание Кукарача, – останетесь здесь.
– Да не волнуйся ты! – крикнул сбегавший по сходням Чунчо, маша рукой. – Она к нам не липнет!
– Уж что-что, а женщин он выбирать умеет, – усмехнулся Кукарача, – и ведь, подлец такой, никогда не платит, а они его на руках носят.
– Противно смотреть на это логово блуда, – произнёс тяжёлым тоном Святой, глядя на деревню, где из домов уже выбирались представительницы древнейшей профессии, встречая очередных гостей. Каждое слово Святого будто пуд весило – так он их проговаривал, и акцент уроженца Экуменической империи в его голосе сейчас звучал как никогда сильно.
– Ничего, – хлопнул его по плечу Кукарача, – когда вернутся, построю на палубе, и будут как миленькие тебя слушать.
– Жаль, только мои слова до сердец их не доберутся, – вздохнул Святой и ушёл в кубрик, чтобы не глядеть на «логово разврата» и то, что творят там его товарищи.
– Дурных болезней тут нет, – заявил спустившийся со шканцев капитан. – Шлюшья деревня живёт с одного – и если кто-то тут подхватит «розалийский насморк» или триппер, то сюда больше ни один корабль не зайдёт.
– А мы на какой предмет тут остановились? – поинтересовался у гнома Кукарача.
Общаться с командой предпочитал он – формальный глава, как старший по званию, среди военных. Я оставался, скорее, его молчаливой тенью: никуда не лез, но всегда держался рядом с полковником.
– Угля набрать и воды в котлы. Шлюшья деревня не просто так тут стоит – для небольших кораблей, вроде моей красотки, это завсегда первая остановка. Да и баржи, если не самоходные, многие тут причаливают. Вот когда местные золотишко лопатой гребут.
По виду деревни нельзя было сказать, что кто-то тут гребёт золото лопатой. Она мало отличалась от остальных – разве что домов побольше. Но те, в которых жили, разительно отличались от тех, где принимали клиентов. Первые были крепкими, стояли на прочном фундаменте, и видно, что их регулярно подновляют. Вторые же только для вида подкрашивали и ремонтировали, лишь когда совсем разваливаться начинали, они стояли кривые, кособокие, будто привалившиеся друг к другу пьяницы.
Несмотря на заверение гнома, вскоре тоже сошедшего на берег договариваться о покупке угля, я не пошёл в деревню.
– В любви предпочитаешь чувства? – спросил у меня Кукарача. Мы вместе сидели в тени от пароходной трубы на полупустой палубе. – И как это сочетается с идеей о честном наёмничестве?
– Ровнять наёмников и проституток давняя идея, – пожал плечами я, – но точно также можно относиться к профессиональному солдату. Сейчас даже рядовые получают какое-никакое жалование из казны, выходит, они такие же проститутки, как дамочки, что обслуживают Чунчо и остальных?
– Не знаю, я всегда дрался за идею.
– А Чунчо? – махнул я рукой в сторону Шлюшьей деревни, где Муньос как раз пытался обаять миловидную дамочку и, кажется, вполне преуспевал в этом. – Ты сам говорил, что он продавал вам краденные винтовки.
– Чунчо-то, – рассмеялся Кукарача, и я впервые услышал его заразительный, воистину рагнийский, смех, – та ещё шлюха, верно! Потому его эти дамочки и обожают – принимают за свою.
Ближе к полудню к кораблю подошёл большой грузовик, в чьём кузове теснились мешки с углём. Оставшиеся на борту матросы под зычные команды капитана принялись грузить их в трюм, опустошая прямо в угольную яму. Вскоре на палубе стало трудно дышать из-за чёрной пыли, оседающей на кожу и одежду, лезущей в рот, набивающейся в ноздри. Мы с Кукарачей покинули-таки «Нэлли», засев в ближайшем питейном заведении. Оно оказалось приложением к борделю, расположенному на втором этаже, и пока мы сидели, потягивая местное пиво и покуривая сигары, чтобы отогнать мошкару, к нам подсели несколько дамочек с весьма недвусмысленными предложениями. В конце концов, я не выдержал и сходил к бармену, доходчиво объяснив ему, что девочки – ни самые лучшие, ни самые дешёвые, ни те, что между ними – нас с другом не интересуют. Нам нужна выпивка, остальное пускай оставит при себе.
В общем мы нормально посидели, пока команда грузила уголь, а те, кто во время погрузки шлялся по девкам, после мыли палубу. Чунчо сотоварищи, однако, возвращаться на борт «Нэлли» не спешил.
– И когда мы отчаливаем? – спросил я у капитана, когда мы покинули заведение и поднялись к нему на шканцы.
– Сейчас грузовая вахта получит премиальные, прогуляет в их деревне, а как вернутся все – отчалим.
Видимо, Чунчо узнал об этом сразу, как сошёл на берег, а потому с возвращением не торопился.
Наконец, ближе к шести вечера, когда солнце нависало уже над водами Великой реки, подкрашивая их багровым, все матросы поднялись на борт «Нэлли». Чунчо с Пеппито и старым Эрнандесом и тут от них не отстали. Но если матросы тут же отправились кто в кубрик, кто на вахту, рагнийцев ждало нечто иное.
– У орудия стройся! – как на плацу гаркнул Кукарача, и все четверо его бойцов кое-как сформировали ровную шеренгу. – Святой, два шага вперёд. – Одетый в коричневую рясу рагниец выступил вперёд. Понявший всё сразу, Пеппито издал страдальческий стон, однако его тут же оборвал окрик полковника: – Разговорчики! – А следом Кукарача обратился к Святому: – Расскажи нашим падким до доступных прелестей и плотских утех товарищам о вреде того времяпрепровождения, которому они предавались в деревне.
Проповеди Святой умел читать длинные и затейливые. Поначалу ими можно даже заслушаться – так красиво он подбирает эпитеты для обличения порока. Вот только когда длится его речь более часа, а ты не можешь шелохнуться, стоя в строю, проповедь превращается в настоящее мучение. К счастью я не был подчинённым Кукарачи и вместе с самим полковником убрался на шканцы к капитану.
«Нэлли» покинула Шлюшью деревню, и снова потянулись однообразные дни. Интересней всего было, пожалуй, наблюдать за природой – как меняется по мере нашего продвижения на юго-восток. Саванны сменялись равнинами, кое-где стали попадаться купы деревьев, а вскоре и небольшие рощицы. Чем дальше мы шли, тем больше становились эти рощицы, постепенно перерастая в настоящие леса.
– До Зелёного пояса уже недалеко, – сообщил нам капитан. – Чуют мои старые кости, скоро быть дождю.
И действительно, уже ночью начался самый настоящий тропический ливень. Тяжёлые капли барабанили по палубе, в кубрике, где ещё недавно царила удушающая жара, теперь некуда стало деваться от сырости. Вещи толком не высыхали, даже если их вешали на камбузе над раскалёнными плитами. Теперь огонь в них не гасили на ночь: ливень, хлеставший три дня и четыре ночи без перерыва, сильно сбил температуру. После захода солнца на палубе уже не поторчишь, покуривая сигару и попивая кукурузное пойло: слишком холодно стало.
– Скоро новая деревня, – сообщил нам капитан. – Угольная. Там борделей нет, надолго останавливаться не будем.
Причина, почему представительницы древнейшей профессии не устроили здесь ещё одного аванпоста, была проста и очевидна. Чем дальше мы плыли на юго-восток, к истокам Великой реки, тем меньше нам попадалось кораблей. Первыми пропали баржи – они перестали попадаться нам ещё пока по берегам тянулись равнины. Затем и пароходы, вроде нашего, стали редкостью, а после – их и вовсе как ливнем смыло. Остались только редкие пакетботы да рыбачьи лодки, ведущие себя всё более нагло, словно считая, что теперь именно они хозяева всей реки. И всё же, раз деревня, где пароходы заполняют ямы углём, стоит на берегу, значит, торговля им идёт, и не только такие, как мы – случайные гости в этих местах – бороздят тут Великую реку.
Угольная деревня встретила нас тишиной, как будто там вымерли все. Однако, завидев «Нэлли» из нескольких хижин вышли люди. Они разительно отличались от обитателей Шлюшьей деревни. Если в первой жили смуглые мужчины и женщины, чертами лица чем-то отдалённо напоминающие уроженцев юга Аурелии, то здесь нас встретили чернокожие, каких мне прежде видывать не приходилось. Я дрался против розалийских солдат из колоний, которые, вроде бы, где-то здесь находятся, но никогда мне не доводилось видеть людей с кожей какого-то почти стального цвета. Может быть, под не таким ярким и жарким солнцем Аурелии они теряли этот оттенок.
Все принявшие сходни «Нэлли» и оставшиеся стоять на небольшой пристани Угольной деревни мужчины были молодыми, крепкими, и все носили оружие. В основном рычажные «леферы» с «мартелями» и ещё какие-то длинные, явно местного кустарного производства. Почти все мужчины щеголяли голыми торсами, накинув на плечи шкуры каких-то хищников или просто вязанные плащи с капюшонами. Штанам же предпочитали набедренные повязки, а обувь и вовсе плели из тростника, наверное. Возглавлял их одетый вполне прилично чернокожий, вооружённый длинным копьём, которое, скорее всего, было даже не оружием, но служило для обозначения его статуса.
По совету капитана, мы с Кукарачей спустились вместе с ним по сходням. Видимо, военных тут уважали, и гном решил, что наше присутствие добавит ему авторитета на переговорах. Как только мы сошли на берег, капитан обратился к вождю с короткой речью на местном наречии – я не понял ни слова, однако раз нас пригласили в большой и самый крепкий из домов деревни, значит, начало переговорам положено.
Мы расселись за круглым столом: вождь, чья одежда аурелийского покроя смотрелась странно, мы с Кукарачей и наш капитан. Кроме вождя от местных, был ещё кто-то вроде жреца или шамана – чернокожий в длиннополом балахоне, скрывающем его фигуру полностью. Он брил голову начисто, сняв даже брови, а на носу его красовалась стальная оправа от очков, но почему-то без линз. Наверное, очки тут считались признаком мудрости. Выглядело немного комично, если не ловить взгляд самого шамана или жреца – внимательный и весьма недружелюбный. Каждый раз, когда он смотрел в глаза, казалось, что это хищник, оценивающий тебя. Прикидывающий, добыча ты или же достойный противник.
– Мы продадим вам уголь, – радушно заявил вождь, легко переходя на язык Аурелии, – у нас его полно в ямах лежит. Хорошо, что он не портится.
– А отчего же его так много? – спросил Кукарача. – Скверные времена настали?
– Прежде к Большому мосту шли баржи одна за одной, – посетовал вождь, говорил он довольно свободно, особенно когда привыкаешь к манере коверкать слова, – он жрал людей как Я-Те-Вео[8]8
Название хищного растения позаимствовано авторов из книги Дж. Буля «Земля и море» 1887 года, где рассказывается о плотоядном растении «Я-Те-Вео» (что можно перевести как «Теперь-я-вижу-тебя»), которое, как говорят, ловит и ест больших насекомых, но иногда пытается съесть и человека. Это плотоядное растение, как утверждается, произрастает в основном в джунглях Центральной и Южной Америки, но встречается и в Африке, и на берегах Индийского океана.
[Закрыть]. Ненасытная утроба!
Большой мост – единственный мост через Великую реку, за который постоянно идёт самая настоящая война. Без перерывов она длится уже больше десяти лет: контроль над переправой оспаривают Коалиция и Альянс, не желая уступать стратегическое преимущество. Воистину ненасытная утроба у войны – сколько в неё жизней не кидай, а ей всё мало будет. Здесь кровь льётся – не хватило, теперь ей и Аурелию подавай.
– Так что же, драка за мост закончилась? – удивился наш капитан.
– Теперь по Реке никто не возит туда ни людей, ни грузы. Боятся демона.
– Демона? – кажется, вопрос задали мы все трое хором.
– Выше по течению, между нами и мостом поселился демон, – впервые вступил в разговор шаман. Говорил он куда чище вождя и слов почти не коверкал. – Его породила кровь, пролитая в воды Реки на мосту, и жизни, что были отняты там, и страдания тех, кто умирал там в муках. Теперь он жрёт всех, кто идёт по Реке к мосту. Прокляты те воды, и покуда мост не рухнет в Реку, никому более не пройти к нему.
– И откуда стало известно о демоне?
– Корабли пропадать стали, – пожал плечами вождь, – сначала грешили на разных бандитов речных – хватает у нас в округе всякого люда. Военные суда не трогали – все думали, боятся их пушек и пулемётов. А потом пропала целая баржа с солдатами. Даже не пропала, её прибило к опоре моста. Пустую. Почти. Там только двое или трое остались – и те разума лишились напрочь. Бормотали о тумане над водой и руках, что лезут из стен и утаскивают в туман.
– А вы откуда знаете об этом? – спросил я.
– Тех бедолаг, что пережили нападение демона, нам на попечение оставили, пока за ними сушей не приехали, – пояснил вождь, – Они как с баржи сошли, обратно ни в какую: дрались, орали, бились в судорогах, пена изо рта шла.
– Демона боялись, его тень висела над той баржой, – добавил шаман.
И всё же мы пренебрегли их предупреждениями, заполнили ямы углём, который нам продали за бесценок – всё равно никому он тут не нужен. Печей, несмотря на ночной холод, тут не было, местные обходились дымными очагами.
Сразу после отплытия мы собрали импровизированный военный совет прямо на шканцах. Капитан сам стоял у руля, отправив нескольких матросов высматривать первые признаки появления тумана. Кукарача зачем-то приказал расчехлить пушку, хотя вряд ли трёхдюймовое орудие поможет против демона. Пеппито и Эрнандес занялись этим, а Чунчо со Святым забрались к нам на шканцы. Полковник вкратце пересказал им нашу беседу с вождём и шаманом Угольной деревни, и тут Святой удивил всех.
– Нет там никаких демонов, – заявил он. – Этот трюк проворачивали речные пираты на Мараньоне, и довольно долго им сопутствовала удача. Мараньон – самая большая река на юге Ариша, вроде Великой реки, но течёт почти строго с запада на восток и впадает в океан. По ней тоже ходят целые флотилии, а по берегам растут джунгли, зовущиеся сельвой и полные разных диких племён. Вот одно из этих племён или даже несколько повадились так разбойничать на Мараньоне. Туманы там – во влажных джунглях – явление нередкое, да и шаманы их, когда надо, наколдовать могли, и когда через область, затянутую туманом, проходили корабли в богатым грузом, дикари тихонько подплывали к ним на лодках, а потом начинали кошмарить команду. Сначала стаскивали за борт зазевавшихся матросов и пассажиров, потом били стёкла в иллюминаторах и убивали случайных жертв ударами копий, могли ночью забраться на борт и перерезать вахту у штурвала. В итоге, на корабле начиналась паника и он терпел крушение где-то в землях тех племён или их союзников. А дальше с людьми расправлялись самым жестоким образом: кто-то отправлялся в котёл, кто-то в постель к вождям и их приближённым. Имущество же разграблялось. Выпотрошенные остовы кораблей только играли им на руку, поддерживая легенду.
– И как же всё выяснилось?
– О, – встрял Чунчо, перебив уже открывшего рот Святого, – это даже я знаю. Где-то всплыли вещички с пропавших кораблей, кое-кто сложил два и два, потряс кого надо и до деревень тех племён добрались колониальные войска. Драка, говорят, была жаркой!
– Два года ушло на то, чтобы уничтожить все деревни тех племён, – добавил Святой. – Сельву выжигали огнемётами. И всё равно, поговаривают, что солдат колониальных войск полегло вдвое больше, чем дикарей. Даже если считать всех убитых в деревнях – с женщинами и детьми. А тогда не пощадили никого.
– Весьма поучительно, – кивнул Кукарача. – Говорят, ту операцию разбирают в военных академиях Аришалии. Но как это поможет нам?
