Текст книги "Memento Mori (СИ)"

Автор книги: Борис Сапожников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

– И думать забудьте, – отрезал стоявший в дверях врач, – ваш организм слишком ослаблен для подобных препаратов. Да и вы уже употребили достаточно. Одно то, что вы пили сильный опиат, видимо, чтобы умерить головную боль, и принимали некие тонизирующие средства алхимического производства, так ударило по вашей печени, что ей ещё долго оправляться. Так что выбросьте из головы эти глупости.

Он решительно шагнул через порог, однако остановился и снова обернулся ко мне.

– К тому же, ваше тело восстанавливается куда быстрее, нежели должно. Думаю, вы и так окажетесь на ногах в кратчайшие сроки.

Капитан корабля был настоящим кладезем контрастов. Потрёпанный, но модный дублет тёмно-красного сукна характерного кастильского кроя, бриджи и чулки ему под стать, зато отменная перевязь для рапиры, покоящейся в потёртых ножнах. А на плечах изумительный просто плащ, украшенный павлиньими перьями. В правой руке он держал шляпу тонкого фетра, правда без перьев, что меня лично удивило. Левая же покоилась на гарде шпаги. Был капитан немолод и явно повидал многое – об этом говорили и продублённое солнцем и ветром лицо, волосы цвета соли с перцем, но в первую очередь, конечно, глаза. Такой взгляд бывает лишь у опытных искателей приключений, уж я таких навидался на факториях.

– Хуан Санчес Вилья-Лобос Рамирес, – изобразил он довольно удачно изысканный поклон. По крайней мене, на мой невзыскательный взгляд, он выглядел именно таким. – Капитан прекраснейшего галеона «Espirito Santo». Мы к вашим услугам, монсеньор.

Я не сразу понял, что он говорит о себе и своём корабле, как будто тот был своего рода живым существом. Хотя кто ж их, моряков, разберёт. Как по мне, так все они чуточку чокнутые. Нормальному человеку не придёт в голову отправляться в море на деревянной скорлупке, какой бы крепкой та ни казалась.

Я чувствовал себя уже почти отлично, хотя с того дня, когда пришёл в себя и с помощью доктора Амбруаза добрался до кухни, прошло не так уж много времени. Но последние несколько дней я даже вернулся к тренировкам. Благо помахать мечом в усадьбе, принадлежавшей прелату Лафрамбуазу, было с кем. В город вернулся в сопровождении трёх нервных молодых волков и одного ещё более нервного егеря Агирре, который весьма неплохо управлялся с клинком. Скрипач тоже завершил своё турне по кабакам и борделям, оторвавшись за месяцы вынужденного поста на руднике, и теперь целыми днями торчал или в мастерской или на стрельбище. Он завёл себе приятеля – тевтонского инженера, работавшего на инквизитора, и вместе с ним копался в своей ненаглядной Виолине, доводя до совершенства и без того отличный арбалет.

Этим утром, сразу после завтрака, на кухню заявился сам прелат Лафрамбуаз, сильно напугавший кухарок, не привыкших к визитам столь облечённых властью особ в их хозяйство. Надо сказать, аппетиты мои умерились не слишком сильно – я продолжал, вульгарно выражаясь, жрать в три горла. Как объяснил доктор Амбруаз, продолжавший наблюдать меня, мой организм восстанавливается, и ему нужно было куда больше энергии, которую мы получаем из пищи, нежели обычно.

Прелат не стал объяснять цель своего визита, просто сделал мне знак следовать за ним. Он привёл меня в знакомую большую комнату, где нас уже ждал кастилец в павлиньем плаще. Входить в комнату, в которой меня заклеймили, очень не хотелось, и, пускай я видел через распахнутые створки, что ни стула, ни жаровни внутри нет, мне всё равно было очень не по себе. Однако я пересилил себя и шагнул через порог.

– Ваши услуги понадобятся для небольшого путешествия, – сказал капитану прелат, – которое будет щедро оплачено. Аванс, как мы и условились, вы получите немедленно, и отправиться должны будете с первым же приливом.

– Я хотел бы узнать пункт назначения, – поинтересовался тот.

– Всё на борту, – опередив прелата, заявил я.

– Опять вся эта секретность, – неизвестно кому посетовал кастилец. – Ну что ж, я знал, на что подряжаюсь. Кто бы из вас двоих не отправлялся со мной, советую поторопиться, иначе пропустим прилив. Я намерен нынче же отчалить из Виареджио.

– Мне не нужно будет много времени на сборы, – заверил его я.

Капитан Рамирес снова изящно поклонился, будто бы особам королевской крови кланялся, никак не меньше, и вышел из зала.

Прощание у меня много времени не заняло. Прелат проинструктировал меня прямо в том же зале, стоило только дверям закрыться за кастильцем.

– К Троице ты явно не успеешь собрать людей, – сказал он, – однако это вовсе не значит, что торопиться не следует. А потому, раз ты отправляешься за Гизбертом в островную тюрьму, то я пошлю своих людей за выбранной тобой ведьмой.

Честно говоря, своё намерение взять в отряд полубезумную ведьму я хотел сохранить в тайне от прелата. Всё же, насколько я успел узнать этого человека, да и то, что я знал о нём прежде, подтверждало его верность 18 завету 22 главы Книги Исхода.[26]26
  18 завет 22 главы Книги Исхода звучит так: «Ворожейки не оставляй в живых»


[Закрыть] Однако я понимал и тщетность усилий что-либо скрыть от инквизитора Тосканы. Но теперь он сам разрешил мои сомнения, и я вовсе не горел желанием уточнять, отчего же изменились его взгляды на колдовство и ведьм, которые он недавно высказал весьма резко.

– Твои люди это время погостят у меня, – продолжил он. – Откровенно говоря, я рад, что Скрипач взялся за ум – он просадил достаточно приличную сумму. Теперь, правда, они с инженером тратят не сильно меньше, но хотя бы на благое дело, а не на кости, вино и продажных женщин.

– К Агирре, как я понимаю, претензий у вас нет, монсеньор, – заметил я.

– Никаких, – пожал плечами Лафрамбуаз. – Он в основном пропадает за городом со своими волками и моим егерем. Надеюсь, тот совсем не одичает от общения с баском и его зверями.

Я кивнул, принимая это к сведению. Моя уверенность в Агирре выросла, хотя я до сих пор не был уверен в искренности его намерений.

На прощание с баском и Скрипачом тоже много времени не понадобилось. Мы не слишком много общались даже после того, как я пришёл в себя и начал тренироваться. Арбалетчику куда интересней было работать над своим оружием и опробовать новые технические решения, придуманные вместе с тевтонским инженером. Агирре же стал как-то дик и нелюдим, предпочитая компанию своих волков. Он больше не хохотал и не шутил натужно, как прежде. Да и к кабацким дракам с бордельными приключениями остыл.

– Надолго уплываешь? – спросил только у меня Скрипач. Ему явно хотелось как можно скорее вернуться в мастерскую или на стрельбище.

– Несколько недель точно, – ответил я. – Надеюсь, к этому времени ты с инженером закончишь работать над Виолиной.

– Совершенству нет предела, – вздохнул арбалетчик, – и наш труд можно будет, наверное, только прервать, но не назвать завершённым.

– Ты неплохо начал обращаться с мечом, – сказал мне на прощание Агирре, крепко пожимая протянутую руку.

– Надеюсь, к моему возвращению ты разживёшься нормальным мечом, – неуклюже пошутил я.

Баск оставил себе обломанный в битве на руднике меч, и во время наших тренировок продолжал пользоваться именно им. Хотя легко мог взять себе любой – куда лучшего качества – в оружейной при поместье инквизитора.

– Этот меч мне верой и правдой служил, жизнь спас, – серьёзно ответил Агирре, – я не могу просто так взять и отказаться от него.

– Варвар, – хлопнул его по плечу я, и, развернувшись, зашагал к воротам инквизиторского поместья.

За ними меня уже ждала карета, которая отвезёт в небольшой портовый городишко Виареджио. Ближайший к Лукке морской порт. Внутри уже сидел кастилец в плаще из павлиньих перьев. А вот то, что вместе с ним поместился иудей Гедалия, меня сильно удивило.

– Решил проводить меня? – поинтересовался я у него.

– Хотел спросить о судьбе одного нашего общего знакомого, – ответил он. – Он остался должен мне внушительную сумму денег, и до сих пор я был уверен, что потерял их.

– Вряд ли, находясь там, где он есть, – пожал плечами я, – наш общий знакомый отдаст тебе деньги.

– То, что ты хочешь, обойдётся в ещё более солидные деньги!

Когда дело касалось серебра, а особенно золота, Гедалия мог дать фору многим своим братьям по вере.

– На сей раз они не твои, Гедалия, а твоего покровителя, – отмахнулся я. – И он уже дал добро.

– Вот только отчитываться за расходы прелата приходится мне, – заявил он, – и, скажу тебе, делать это всё сложнее. Ты обходишься прелату в солидные суммы.

– А во сколько обошлась бы империи потеря Шварцвальда? – поинтересовался у него я с самым невинным видом.

Наверное, Гедалия смог бы мне быстро посчитать сумму убытка, даже так, что называется, на коленке, и вряд ли она бы сильно грешила против истины. Уж с чем-чем, а с цифрами, особенно когда это касается денег, иудеи обращались просто виртуозно. Однако ответить ему не дал капитан Рамирес.

– Теперь я понимаю, отчего Католичка велела вам покинуть пределы страны в трёхмесячный срок,[27]27
  Рамирес намекает на Альгамбрский декрет, предписывающий всем иудеям покинуть территорию тогда ещё Испании, за три месяца, либо отречься от своего бога и покреститься в католичество. Слухи приписывают основную заслугу в принятии декрета жене короля – Изабелле Католичке


[Закрыть] – скучающим голосом бросил он.

Гедалия воззрился на него с откровенной ненавистью, однако ничего говорить не стал. Только стукнул тростью по крыше кареты. Кучер тут же остановился и иудей, не прощаясь, вышел.

Я глянул на кастильца, но тот так и просидел всю дорогу до порта молча, со скучающим видом поглядывая время от времени в окно кареты.

Глава 9.
Один шанс из сотни.

Каюта капитана Рамиреса была полным его отражением. Только у человека, носящего плащ из павлиньих перьев, может быть столь роскошный салон. Тем более что жить он предпочитал в небольшой комнатке рядом с основным салоном, размерами уступавшими только кают компании. Эту комнатку капитан любезно предоставил мне, сам же расположился в роскошном алькове на большой двуспальной кровати. По его словам, в ней перебывало немало знатных дам.

– Простушкам хватает и моего природного обаяния, – сообщил он мне за первым обедом, – а вот благородным шлюхам этого, увы, маловато. Приходится производить впечатление.

Я не был ханжой, и частенько на постоялых дворах делал более чем откровенные намёки симпатичным служанкам, однако отношение к женщинам капитана Рамиреса меня коробило. Он всех их скопом причислял к шлюхам, все желания и помыслы которых устремлены мужчине в штаны. Я был с ним не согласен, ибо весь мой опыт рейдерства говорил об обратном. Уж где-где, а среди рейдеров, ходящих в мёртвые города, достаточно было сильных женщин, многим из которых было вообще плевать на мужчин. И это вовсе не значило, что в постели они предпочитали женщин. Просто их бесшабашная вседозволенность последнего дня, царившая на факториях, не цепляла так сильно, как большинство мужчин.

– Но это не идёт ни в какое сравнение с моей «Галегой»,[28]28
  Галисийка – уроженка провинции Галисия, что на северо-западе Пиренейского полуострова


[Закрыть] – частенько вздыхал Рамирес. – Конечно, она была карракой,[29]29
  Кара́кка (итал. Carасса, исп. Carraca) – большое парусное судно XV—XVI веков, распространённое во всей Европе. Отличалось исключительно хорошей по тем временам мореходностью


[Закрыть] старушкой, можно сказать, но я любил её больше всего. Первый корабль, как первая женщина – такого не забыть с другими.

– Что с ней стало? – рискнул спросить я на третий или четвёртый вечер нашего знакомства. Наверное, капитан уже считал меня достаточно близким человеком, чтобы поведать историю своего первого корабля.

– Говорят, она погибла где-то в неизвестных морях, вместе со всей экспедицией этого проходимца Колона, – ответил он. – Ушли для короны искать новые земли, а толку… Только отличные корабли сгубили. А мою «Галегу» чёртов кантабриец де ла Коса забрал себе за долги. Переименовал её в «Санта Марию» и сам решил выйти в море капитаном. Да только какой из него капитан – ясно теперь!

Видимо, рана была старой, но заживать не спешила. Рамирес охотно рассказал мне всю историю, как будто заново растравляя её. Это доставляло ему какое-то почти извращённое удовольствие. Поэтому я поспешил сменить тему.

– Повезло вам, Рейнар, что нашли тех мальтийцев, – заявил Рамирес, когда мы взяли курс на Кандию, обогнув Сицилию. – Мало кто согласился бы взять на борт пассажира, даже если и по пути.

– Мир и море не без добрых людей, – развёл руками я. – Даже в наше время.

– На море, скажу я вам, – сказал кастилец, – вообще, мало что изменилось. Я считал, что чума станется для нас едва ли не золотым веком. Что все побегут на острова, бросив гниющий труп континента исходить смрадом и заразой. Но нет, – вздохнул он, – люди остались сухопутными. Лишь венецианцы сбежали на Крит, переименовав его в Кандию.

– А как же Земли улыбок? – прищурившись, глянул ему в глаза я.

– Видите мой салон, – обвёл рукой всё великолепие позолоты и искусной резьбы по дереву капитан, – посуду, с которой мы едим, – вкушать пищу земную он предпочитал из тарелок тонкого фарфора, с позолоченной вязью восточных букв по краю, наверное, какие-нибудь цитаты из Корана насчёт еды, еда, конечно же, была под стать посуде, и кубки с вином – только из драгоценных металлов, украшенные мелкими камнями, ну и вина, естественно, только лучшие, – добавьте к этому стоимость всего корабля, команды, если продать её безбожным работорговцам, и содержимое всей моей маленькой кубышки на чёрный день. Вы не иудей, но, думаю, понимаете, какая выходит сумма. Так вот, сударь, этого не хватит и на половину, да что там, на треть, взноса, который обеспечил бы мне лишь возможность попасть на эти острова. Те самые вежливые господа из Мальтийского ордена, что согласились подбросить пассажира до Салерно, отправят на дно любого, кто приблизится к Святой Марии или Сан Мигелю.[30]30
  Острова из Азорского архипелага


[Закрыть] Уж там-то их морские патрули никого не пропустят. Они стерегут свои денежки так же рьяно, как их бывшие братья сражаются с мертвецами на суше.

Я знал о расколе в стане ордена Госпитальеров. Часть из них, остававшаяся на острове Мальта, придерживалась примерно той же точки зрения, что и капитан Рамирес. Их возглавил старый магистр ордена Джованни Баттиста Орсини, призвавший всех верных иоаннитов вернуться на Мальту. Однако далеко не всем этот приказ пришёлся по душе. Лидером несогласных стал Пьер д’Обюссон, первым с гордостью принявший именование Бездушного. Вокруг него сплотились те рыцари, кто считал своим долгом защищать людей от кошмарного недуга, странствующего по Европе. Так орден разделился на красных или морских госпитальеров и чёрных или бездушных.

Между двумя ветвями ордена больше не было братской любви и согласия. Они лишь терпели друг друга. А уж после того, как Орсини возглавил удачную экспедицию на Ястребиные острова,[31]31
  Одно из названий Азорских островов, от слова «Açor» – ястреб. По легенде мореходов, ястребы летели к своим гнёздам и указали путь к островам


[Закрыть] сделав их новым оплотом ордена, и заодно теми самыми Землями улыбок, отношения между братьями испортились окончательно. Д’Обюссон считал предательством то, что госпитальеры наживаются на чуме, пуская на острова людей за баснословные деньги, и при условии прохождения строжайшего трёхмесячного карантина. Если у человека, уже заплатившего за проезд и землю на островах обнаруживали хотя бы малейшие признаки в заражении чумой, его немедленно возвращали обратно на континент. И сколько бы ни сулил такой неудачник после, его кандидатура никогда не рассматривалась. Д’Обюссон отрёкся от мальтийцев, объявив себя великим магистром единственно верного Суверенного военного странноприимного ордена Святого Иоанна, Иерусалима и Родоса, навсегда вычеркнув Мальту из официального наименования.

Не раз и не два между ветвями расколотого ордена вспыхивали конфликты, но никогда они, по большому счёту, ни к чему не приводили. За Мальтийским орденом стояли огромные деньги и не иссякающий поток желающих оказаться на Землях улыбок сильных мира сего, а также едва ли не сильнейший во всей Европе флот. Однако острова не могли прокормить себя сами, и известная доля золота шла на покупку провианта для них в портах севера Италии. За бездушными была полная поддержка со стороны теократов Священной Римской империи, товарищеское отношение тевтонов и, что немаловажно, хотя многие считают, что это не так, авторитет среди простого народа. Если мальтийцы были своего рода орденом знати и богачей, то бездушные, несмотря на мрачную репутацию и вырезанные селения, оставались орденом простонародья. Ведь в их командориях и на заставах все получали приют и лечение, конечно, если не были заражены чумой, и оставались чистыми. Для нечистых оставались закрытыми как ворота застав бездушных, так и Острова улыбок мальтийцев – в их отношении обе ветви ордена были солидарны. Наверное, это был единственный вопрос, где их мнения оставались едиными.

В целом же, морское путешествие оказалось скорее скучным. По весеннему времени погода стояла хорошая, и ничего даже отдалённо похожего на шторм не было. Ветер, конечно, не всегда дул исключительно попутный, а кое-когда приходилось и маневрировать при встречном, рыская галсами, как объяснил мне капитан, и полагаясь на течения, но, опять же, обстоятельства были скорее благоприятными.

– Матросы болтают, что ты приносишь удачу, amigo, – заявил мне как-то Рамирес. – Не удивлюсь, если они попросят несколько локонов твоих волос, или обрезки ногтей. В море народ удивительно суеверный, так что имеешь неплохие шансы нажиться на этом. Только не уступай первому же за медяки, погоди пока серебро предлагать не начнут.

Он опустил роскошную подзорную трубу, явно восточной работы, украшенную слоновой костью и золотыми накладками. Скорее всего, прежде она принадлежала какому-нибудь вельможе или крупному морскому военачальнику Чёрной порты.

– А ещё лучше начни торговать ими, Рейнар, – добавил он враз севшим голосом, – когда мы выпутаемся из той передряги, куда я влез по самые уши. Никогда не следует соглашаться на предложения, пока не узнаешь их, даже если они столь щедры. Особенно если они столь щедры.

– Разве всё так скверно? – удивился я. – Мне уже приходилось вытаскивать людей из закрытых тюрем, к тому же при мне не было писем, подписанных инквизитором Тосканы.

– Этот остров – тюрьма дожей, – покачал головой Рамирес, убирая трубу в столь же роскошный чехол, в котором легко узнавался адмиральский жезл, или как он там называется у безбожников из Порты, – и они давно уже считают её своей вотчиной. Властям Новой Венеции очень не нравится, когда кто бы то ни было вмешивается в дела, которые они считают своими внутренними. Венеция всё же не часть империи, и власть инквизиции там далеко не так сильна. А потому, сойдя с борта моего «Espirito Santo», мы полностью окажемся во власти начальника этой самой тюрьмы. Тот же отчитывается непосредственно перед дожем и казначеем Новой Венеции.

– Большой человек, – присвистнул я.

– Не совсем, – ответил Рамирес. – Эта должность – опала для провинившихся аристократов Новой Венеции. Несмотря на кажущуюся солидность, начальник тюрьмы не имеет никакого веса при дворе дожа, он фактически исключён из тамошней игры. И ты понимаешь, Рейнар, насколько озлобленными становятся аристократы, вынужденные сменить блеск, хоть и серьёзно потускневший после того, как Венеция перебралась на остров, двора дожа на скалу посреди моря. Так близко к тому месту, куда ему никогда не вернуться. Но знаешь, что хуже всего?

– Более удачливые аристократы постоянно являются в тюрьму, чтобы сделать ставки или просто поглазеть на гладиаторские бои, – сказал я, легко сложив из слов Рамиреса простенькую мозаику. – Наглядное выражение его собственного падения. А ведь многие ещё не прочь поиздеваться над ним, пнуть былого недруга особенно приятно, когда тот скатился с Олимпа.

– Ты полностью прав, Рейнар, – кивнул капитан, – и самое пренеприятное известие, что сейчас этой тюрьмой руководит человек, вознесённый очень высоко. Да, дни его славы миновали давненько, но пребывание на этой должности лишь сильнее закалило его ненависть. Буквально ко всем.

– Теперь понимаю, почему у тебя нет желания идти со мной, – заявил я. – Но ты вполне можешь остаться на борту. Я подам сигнал, если что-то пойдёт не так.

– Меня просто подмывает согласиться, – повернулся в мою сторону Рамирес, – да только не стану. Хотя бы потому, что это будет чертовски подозрительно, что капитан остался на борту.

Я лишь плечами пожал в ответ.

– Тогда прикажи: как причалим, зарядить все пушки по тому борту, что обращён к крепости, – сказал я. – Надеюсь, твои люди сумеют понять сигнал.

– Дураков я в команде стараюсь не держать, даже юнгами, – ледяным тоном ответил мне Рамирес, которого мои слова, похоже, задели за живое. – А уж среди офицеров их точно не найти.

– Тем лучше, – кивнул я. – И как скоро мы окажемся на месте?

– Завтра утром, – сказал Рамирес, – можно было бы и раньше, но не хочу рисковать в этих водах.

Однако утром нам пришлось ждать своей очереди, чтобы пришвартоваться у небольшого причала островной крепости. Рядом с ним уже замерли два здоровенных корабля, разительно отличавшихся друг от друга. Первый, с борта которого сходили дамы в платьях и кавалеры, одетые по последней моде – их мы с Рамиресом разглядывали через линзы подзорной трубы – был обильно украшен резьбой и выкрашен золотистой краской, отчего в лучах поднимающегося из-за горизонта солнца сверкал просто нестерпимым блеском.

– Золотая барка, – пояснил мне капитан, пока я разглядывал сходящих с борта корабля роскошно одетых пассажиров. – Видимо, сегодня будет какой-то особый бой, раз прибыло столько сиятельных особ из Венеции. Быть может, среди них и сам дож, конечно же, инкогнито.

– А зачем ему таиться? – удивился я.

– После одного случая, когда начальник тюрьмы – предыдущий, – пустился в объяснения Рамирес, – решил улучшить своё положение, а то и вовсе покинуть незавидное место. Он подстроил дело так, что выиграл любимец тогдашнего дожа – одного из первых в Новой Венеции. Но к несчастью для начальника, дело вскрылось, благодаря кому-то из его недоброжелателей, и начальник остался на своей должности уже навсегда. Правда, пробыл недолго – через пару дней после скандала он выбросился из окна. Дож же с тех пор не имеет формального права ступать на землю острова, чтобы и впредь не было подобных недоразумений.

– Интересная история, – кивнул я, опуская трубу, с непривычки начал побаливать глаз. – А что чёрный корабль? Похож на военный транспорт.

– В точку, amigo! – прищёлкнул пальцами Рамирес. – Ты чертовски умный парень – всё на лету схватываешь, быть может, нам и удастся выпутаться, раз ты с нами. Это именно военный транспорт и его прибытие может означать только одно.

Капитан сделал театральную паузу, будто находился на подмостках, и я готов был проклясть его за это. Но таким уж был человеком Рамирес, и мне приходилось его принимать – выбора-то не было.

– Сегодня будет битва против сотни, – выдержав паузу, заявил он. – Небывалое дело.

– Можно подробней? – попросил я, едва сдерживаясь, чтобы не нагрубить, сейчас его поведение особенно сильно злило.

– Правила в тюрьме весьма строги, – начал Рамирес издалека, не то намеренно издеваясь надо мной, не то просто потому, что не мог иначе, – и вначале все проходят горнило общего отбора. В ходе него выясняется тот, кто сильнее прочих, и он поднимается выше в иерархии. Если доказывает свою силу и дальше, то имеет право побороться за свою свободу. Для этого надо победить сначала пятерых опытных воинов, как правило, находящихся на той же ступени иерархии, что и соискатель свободы. После десятерых, двадцать и сотню.

– Одному? – опустив трубу, глянул я в лицо Рамиресу.

Видимо, в моих глазах отразилось столь явное сомнение в его словах, что он только плечами пожал в ответ.

– Это правила, не я их писал, мне довелось лишь слышать о них. Однако я сам видел схватку одного с двумя десятками. Того заключённого называли ассассином, и он весьма ловко управлялся с противниками.

– И что же, одолел всех?

– Нет, – покачал головой Рамирес, – одному повезло зайти с той стороны, где он не видел, и ткнуть его алебардой. На этом всё и кончилось. Но кроме этого ассассина на песке арены остались лежать больше десятка убитых гладиаторов. И это были не местные преступники, а профессиональные бойцы, вроде тех, кто сейчас сходит с борта транспорта.

И в самом деле, золотая барка отшвартовалась, встав дальше от острова, или мористее, как говорили на борту корабля, и теперь по причалу шагали солдаты в лёгкой броне и при самом разнообразном вооружении. Сразу видно было, что это не просто отряд наёмников, потому что даже банды ландскнехтов не вооружаются столь замысловато. Всё это были профессиональные бойцы с других арен, подпольных и не очень. Попадались среди них и светловолосые гиганты скандинавы, и чернявые живчики – уроженцы Италии, и полуголые чернокожие здоровяки, которым нипочём была довольно прохладная погода.

– И как тебя занесло в эту крепость? – поинтересовался я, продолжая следить за выгружающимися наёмниками через линзы подзорной трубы.

– Я искал замену моей прекрасной «Галеге», – мечтательным тоном произнёс Рамирес, – и вкушал все прелести нового мира. Подальше от разлагающегося трупа Европы. Так меня занесло в Новую Венецию, где я пускай и недолго, но был уважаемым человеком, командиром флотилии. Дрался с берберийскими, алжирскими и египетскими пиратами. Ну и конечно, не мог пропустить такое событие, как схватка одного с двадцатью. А вот теперь мне суждено стать свидетелем ещё более выдающегося события.

Я же про себя отчаянно молился, чтобы мы спокойно забрали кого надо, как говорится, под шумок, и убрались из тюрьмы поскорее. Вот только что-то подсказывало мне: не выйдет, потому что тот, кто мне нужен, сегодня и будет биться один против сотни врагов.

Комендантом тюрьмы оказался человек, мало похожий на венецианского аристократа. По крайней мере, я жителей этого островного полиса считал несколько иными. Хотя, конечно, находился в плену стереотипов, но что поделать. Комендант же был из той породы, о ком точнее всего говорит фраза – ни рыба, ни мясо, самый средний человек. Среднего роста, средней внешности, среднего, по первому впечатлению, ума. Одевался он тоже вполне себе средне, как бы сглаживая контраст между скромно одетым мной и роскошным, пускай и слегка потрёпанным, Рамиресом. Капитан «Espirito Santo» снова нацепил свой плащ из павлиньих перьев, и шляпу его украшало длинное перо той же птицы.

– Господа, прошу простить, но все места на арене проданы давно, – покачал головой комендант. – Мне искренне жаль, что вы проделали столь долгий путь напрасно.

– Я здесь не для этого, – ответил я в тон коменданту. Рамирес же как будто случайно шагнул к окну, положив на подоконник шляпу, и принялся со скучающим видом глядеть на пристань. – Извольте ознакомиться с моими бумагами.

– Я принял вас лишь потому, что вы официал Авиньонской инквизиции, – резко ответил мне комендант, – но это не значит, что я буду терять на вас время.

– Ну что вы, – развёл руками я, палец украшало массивное серебряное кольцо, – я не столь важная персона. А вот автор сих эпистол – другое дело. Вы же не желаете задерживать личного официала прелата Лафрамбуаза, не так ли?

Надо было, я бы и легатом самого Папы Римского назвался, хотя это уже совсем наглая ложь, но у меня имелись и кое-какие бумаги посерьёзнее тех, что я предъявил сейчас коменданту тюрьмы. Однако хватило и этих, к тому же снабжённых именем и личной подписью прелата. Всё-таки Новая Венеция, как ни крути, а зависела от Тосканы – ближайшего к ней населённого региона Италии, а потому и с инквизитором его здесь не могли не считаться.

– Эту просьбу выполнить я не могу, – решительно заявил мне комендант, бегло просмотрев бумаги. – Именно этот человек будет сегодня драться один с сотней врагов, а потому или он получит свободу, согласно закону, или умрёт на песке.

– И какие ставки принимают? – лениво поинтересовался у него Рамирес, глядя в окно.

– Один к тридцати на него, – ответил комендант, явно не выпускавший из рук тотализатора и не дававшего ему стать подпольным. Конечно, иначе ведь деньги мимо него проплывут, и как я подозреваю, весьма немалые. – И один к двум на то, что он погибнет.

– И большая часть ставит на смерть?

– Никому и никогда не удавалось покинуть этой тюрьмы, – отрезал комендант.

– Выходит, счастливчик будет тот, кто поставит на этого мечника.

Рамирес оторвался от окна и шагнул в угол комендантова кабинета, где стоял без ножен просто чудовищных размеров меч. Никогда прежде не доводилось мне видеть подобного оружия. Я даже не уверен – меч ли это, потому что не знаю, можно ли приравнять этот прокованный кусок стали шириной с моё бедро, если не больше, к кажущемуся на его фоне прямо-таки элегантной рапирой, кампеадорскому клинку. О палаше я и не говорю.

– Странное оружие у вас в кабинете, – заметил Рамирес, протягивая руку к широченному воронёному клинку. – Никогда прежде ничего подобного не видел. Откуда он у вас?

– Этим оружием орудовал заключённый, который сегодня будет сражаться с сотней.

– И вы решили, будто Дева Озера вручить ему меч перед боем? – глянул на коменданта Рамирес.

– В этот раз, – тон коменданта стал ледяным и не сулил нам ничего хорошего. Я как-то сразу подумал о четверых охранниках, стерегущих кабинет снаружи, – он решил воспользоваться более лёгким мечом. Слишком много противников, и бой продлится несколько дольше, а потому и усталость может своё взять. Я считаю, это более чем разумное решение.

– Как считаешь, Рамирес, – сказал я капитану, – мы вдвоём эту дуру утащим?

– Разве что утащим, – согласился кастилец, – не представляю себе, кто мог бы орудовать таким чудовищем.

– Как вы смеете распоряжаться в моём кабинете?! – вспылил комендант. – Немедленно убирайтесь!

– Вы сами только что сказали, что это имущество человека, которого мы должны забрать, – пожал плечами я. – Думаю, он не будет против, если мы вернём ему меч.

– Это уже переходит все границы! Охрана!

– Не надо этого делать, – тут же шагнул к коменданту я, а Рамирес без единого намёка плавным движением буквально перетёк к окну. – Стоит только моему другу швырнуть из окна свою замечательную шляпу, как его галеон даст полный бортовой залп, – я специально выучил этот в высшей степени эффектно звучащий морской термин, – всеми двадцатью пушками. С той убойной дистанции, на какой он стоит, этого будет более чем достаточно вашему форту. А после будет ещё парочка залпов, чтобы окончательно подавить сопротивление. Нужно ли вам это, когда в крепости столько титулованных особ, которых вы взяли под свою опеку?

– Этот шантаж вам с рук не сойдёт, – процедил сквозь зубы комендант, но я видел, что мне удалось главное – запугать его. Теперь он точно не пойдёт против нас с Рамиресом, даже когда наши угрозы окажутся попросту невыполнимыми.

– Мне, сударь, очень много сходило с рук, – покачал головой я, – и ещё больше сойдёт. Потому что finis sanctiflcat media.[32]32
  Цель оправдывает средства (лат.)


[Закрыть]

Комендант ещё пару секунд глядел на нас с Рамиресом, однако всё же опустил глаза, признавая поражение.

Мы кое-как подхватили с Рамиресом меч – нести его и в самом деле было под силу лишь вдвоём. Конечно, я бы и один мог поднять это чудовищное оружие, даже махнул бы им один раз, но после, скорее всего, оказался бы с вывихнутыми плечевыми суставами. Да и вряд ли вообще смог бы удержать в руках. Даже тащить его было непросто, хотя через кольцо в основании клинка и была продета прочная перевязь. Без неё бы точно не управились.