Текст книги "Memento Mori (СИ)"

Автор книги: Борис Сапожников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

Агирре досталось куда крепче, но он по привычке держался с показной весёлостью. Его как будто не смущала даже левая рука, затянутая в деревянную шину и подвязанная куском обычной верёвки. На лице баска красовалось несколько хороших синяков и ссадин, отчего он стал ещё уродливей, однако крупные зубы, которые он по привычке скалил в фальшивой улыбке, все были на месте.

– Всякий раз как мы встречаемся, – заявил он, – ты едва на ногах держишься. Традиция прямо.

– Вроде того, – кивнул я.

И в самом деле, не так и давно я смог нормально встать с койки, вместо того, чтобы сползать с неё, задыхаясь и исходя липким потом.

– Вы теперь свободные люди, – сказал им обоим я, – и можете идти, куда душе угодно. За проявленную при обороне рудника доблесть, со всех, кто сражался здесь, сняты обвинения. Вы кровью своей заплатили за второй шанс.

– Но нас ты решил прибрать к рукам, – заявил Агирре, – по старой дружбе.

– Вы оба свободны, – повторил я, – и я хочу, чтобы вы пошли со мной по собственной воле. Тем более что принудить вас я ни к чему не могу. Ты верно подметил, Агирре, я едва на ногах держусь.

– Ну, это может сделать твоя подружка, – хохотнул Агирре.

– Если ты о видящей, то нам с ней не по пути, – покачал головой я. – То, что она отдала мне карету, ещё ничего не значит, уж поверь мне.

– Выходит, поедем с комфортом? – поинтересовался у меня Скрипач. – Мне это по душе.

– Да, а я что? Я – ничего, – снова хохотнул Агирре. – Я вовсе не прочь прокатиться с тобой до Лукки. Ну, а там уж – будь что будет. Хуже, чем тут, уж всяко мне вряд ли придётся.

– Тем лучше, – кивнул я. – Идёмте, поглядим на наш экипаж.

Карета рыцаря воротничка оказалась не только удобной, но и весьма прочной. Вот уже вторая пуля врезалась в её заднюю стенку, не причиняя ей особого ущерба. С обратной стороны её появилась ещё одна выпуклость, но не более того.

Я высунулся из кареты, оценивая наших врагов. Пятеро конных налётчиков, судя по свободной одежде непривычного покроя, лёгким кольчугам и шапкам с высокими тульями, это были страдиоты,[21]21
  Страдиоты (ит. Stradioti или Stradiotti; греч. Στρατιώτες) – наёмники с Балканского полуострова, нанимавшиеся в основном государствами южной и центральной Европы в период с XV по сер. XVIII века


[Закрыть] решившие заняться разбоем. Они уверенно держались в сёдлах, как будто родились в них, но это было свойство всех восточных народов, ловко управлялись со своими длинными пиками, а двое умудрялись палить по карете из пистолетов, перезаряжая их на полном скаку. Их воинское искусство вызывало невольное уважение, вот только направлено оно было против нас. Налётчики вопили дурными голосами, подбадривая себя и коней, и стремительно сокращали дистанцию.

Распахнув дверцу кареты, я уверено ступил на подножку, зависнув в прямом смысле между небом и землёй, и почти не целясь, выстрелил в ближайшего налётчика. Выстрел оказался удачным – усатый всадник, уже опускавший для атаки свою пику с ярким флажком, откинулся в седле, в разные стороны полетели звенья его кольчуги, разорванной моей пулей на груди. Конь его замедлил бег, всадник выпал из седла и теперь всё медленней волочился по дорожной грязи.

Мне тут же пришлось прятаться обратно – оба стрелка не теряли ни секунды, выстрелив в меня чуть ли не одновременно. Пули просвистели в опасной близости от моей головы. Я едва успел нырнуть в карету и захлопнуть за собой дверцу. Тут же принялся лихорадочно перезаряжать пистолет.

Звук спущенной тетивы мощного арбалета Скрипача был слышен даже внутри кареты, несмотря на громкий стук копыт и гиканье налётчиков. Почти сразу за ним последовал короткий, бьющий по ушам хлопок взрыва. Болт, заряженный нашим стрелком, был начинён какой-то алхимической взрывчаткой. Я рискнул высунуться, чтобы оценить последствия, и меня передёрнуло от увиденного, хотя я считал себя человеком бывалым.

Два коня вместе с всадниками превратились в единое кровавое месиво, медленно растекающееся по дорожной грязи. Из него торчали переломанные кости и конечности, делая похожим на чудовищную многоножку, и что самое жуткое – всё это ещё спазматически подёргивалось, как будто там внутри этого дымящегося месива теплились какие-то остатки жизни.

Оставшиеся двое налётчиков только пришпорили своих скакунов. Теперь ими, скорее всего, двигала не жажда наживы, а уже жажда мести. И ясно было, они не отступят, как бы разумно это ни было.

Один из них ловко перехватил свою лёгкую пику и швырнул её в карету. Она угодила точно в ось заднего колеса, сломалась, конечно, но наконечник застрял в ней, не давая колесу нормально крутиться. Теперь карета подпрыгивала, и править ей стало почти невозможно. Пока едем прямо ещё ничего, а вот первый же поворот явно станет для нашего экипажа серьёзным испытанием. И что-то мне подсказывало, что тяжёлая карета его вряд ли пройдёт.

Я снова высунулся из кареты, распахнув дверцу, и утвердил ногу на подножке, стараясь не думать, что экипаж наш может перевернуться в любую секунду. Налётчик, кинувший пику, успел выхватить кривую саблю и тут же замахнулся ею. Я опередил его на считанные секунды, выстрелил прямо в перекошенное гневом лицо. Оно буквально расцвело передо мной красным. Всадник схватился за него обеими руками, выронив оружие, и скрючился в седле. Из-под пальцев его обильно лилась кровь.

Оставшийся последним налётчик тут же пришпорил своего скакуна. Он помчался в атаку на меня, опустив копьё для атаки. Я попытался нырнуть обратно в карету, но не успел. Та подпрыгнула на каком-то особенно крупном ухабе, повреждённая копьём рессора не смогла нормально погасить этот рывок, и я не удержался. Вылетев с подножки, я на несколько мгновений завис между небом и землёй, пролетел несколько футов и плюхнулся в кювет.

Наверное, только это и спасло мне жизнь. Я проехался по ледяной грязи, но она смягчила падение. Голова от удара о землю, пускай и не очень сильного, взорвалась изнутри болью, о которой я начал было забывать. Я сумел подняться на ноги, пожалев, что не прихватил с собой у наёмников короткого меча или гросмессера, вроде того, какой был у меня прежде. Я старался не расставаться с ним, всё время таская пристёгнутым к оружейному поясу.

Налётчик остановился на краю дороги, поигрывая длинным копьём. Нас разделяли не больше десятка ярдов, но чтобы атаковать, ему пришлось бы пустить коня вниз, в кювет с отвратительно скользким склоном. И делать это всадник не спешил, прикидывая как бы лучше прикончить меня с такого расстояния.

Вылетевшая из леса за моей спиной серая тень промелькнула в воздухе, рванувшись к всаднику. Она одним прыжком преодолела кювет, а вторым бросилась прямо на него. Выбив налётчика из седла, крупный волк – а тень оказалась именно им – встал ему лапами на грудь и принялся рвать кольчугу на горле. Во все стороны полетели обрывки стальной проволоки, из которой та была сплетена, и не прошло и десятка секунд, как налётчик дико закричал от боли. Волчьи челюсти добрались до его горла. Пасть серого зверя окрасилась кровью.

Агирре со Скрипачом глядели на роскошную карету рыцаря воротничка с откровенным сомнением.

– Хорошая штука, конечно, – кивнул баск, – да только нам бы что попроще. На таких же только богачи путешествуют.

– Ага, – поддержал его Скрипач, – она ж что твой магнит для всякого отребья будет. Тут нужен сильный отряд для защиты, иначе нас точно прикончат, не успеем и десяти миль проехать.

Агирре покивал с важным видом, признавая его правоту.

– Если вы не заметили, мы не на почтовой станции, чтобы перебирать, – ответил им я. – Ехать верхом я не могу, так что придётся довольствоваться тем, что есть. Да и могу сказать по личному опыту передвижения в этой карете, она очень удобна.

Скрипач забрался под неё и теперь гремел и стучал где-то под днищем.

– Очень хороша, тут не поспоришь, – вынес он вердикт. – На стальных рессорах. Да таких, что из них можно рёбра для арбалета делать.

– Слишком хороша, – всё же добавил свои полфартинга Агирре. – Резьба эта, фигурки, украшения. Надо над ней поработать, прежде чем отправляться в дорогу.

– Думаю, у видящей сердце разорвётся, если она узнает, что мы надругались над каретой рыцаря воротничка, – покачал головой я.

– Не повод, – отмахнулся Агирре. – Ему она уже без надобности, так что имеем право делать с ней, что захотим.

Он вынул из деревянного ящика с инструментами, который притащил откуда-то Скрипач, зубило и молоток и направился к карете с самым решительным видом.

– Что этот варвар себе позволяет?! – раздался из-за наших спин злой женский голос, мне и оборачиваться не надо было, чтобы понять, кто это говорил. – Официал, вам, конечно, любезно предоставили карету, но это вовсе не значит, что её можно уродовать самым варварским образом.

Агирре в это время делал вид, что как истинный дикарь не понимает linqua franca, и примеривался к украшениям кареты зубилом.

Я же обернулся и подошёл к стоявшей рядом с нами видящей.

– Скажите, – глянул я ей в глаза, – кем он вам приходился? Рыцарь воротничка? Для ручной видящей вы относитесь к нему слишком тепло.

– Да как вы смеете, – отвернулась она. – Не смотрите на меня – в вашем взгляде полно чумной скверны.

Она была полностью права. Теперь даже обычный человек, не одарённый её способностями, мог почувствовать в моём взгляде силу, враждебную самой человеческой природе.

– И всё же? – решил настоять я.

За моей спиной раздались первые удары молотка и треск дерева. Видящая скривилась, будто от зубной боли, услышав эти звуки.

– Он был моим отцом, – сказала она, наконец. – Я его незаконнорожденная дочь, байстрючка, но он признал меня. Может, из-за таланта, так я считала поначалу. Но он был добр ко мне… А теперь его нет.

– Карета только лишняя память, – сказал ей я. – Так что может оно и к лучшему, что мы её сейчас курочим.

Она ничего не сказала в ответ, просто молча ушла, не прощаясь.

Карета рыцаря воротничка представляла собой удручающее зрелище. Лежит на боку, словно убитое крупное животное, вроде лося, с издевательски вращающимся задним колесом. Оно единственное уцелело после крушения кареты и продолжало вращаться, хотя времени с того момента, как наш экипаж перевернулся, прошло не меньше пяти минут.

– А ведь хорошее колесо, – задумчиво глядя на экипаж, произнёс Агирре, – до самой Лукки бы доехало.

– На одном колесе мы уже никуда не уедем, – заявил я. – Давайте выгружать вещи из кареты, придётся дальше шагать пешком.

Как я и думал, карета перевернулась на первом же повороте, подвело повреждённое метким броском пики колесо, оказавшееся не столь прочным, как то, что всё ещё вращалось. Из лошадей, запряжённых в карету, осталась на ногах лишь одна, остальных пришлось пристрелить из христианского милосердия – с переломанными ногами им уже точно не жить. Никогда не забуду страшного, почти человеческого крика несчастных животных, связанных обрывками упряжи, не могущих встать на сломанные ноги. Их добивал из арбалета Скрипач, мой пистолет после падения в грязь придётся перебирать, чистить и смазывать, прежде чем я рискну выстрелить из него снова.

– А зачем пешком топать? – удивился Агирре. – Мой серый приятель вполне может пригнать сюда бандитских коней, те далеко ведь разбрестись не могли. Припасы же погрузим на вьючную лошадь.

О таком развитии событий я даже как-то не подумал, а потому сразу же согласно кивнул.

– Валяй, – сказал я баску, – и передай своему волку мою самую искреннюю благодарность.

– Его ждёт сегодня роскошная трапеза, – махнул рукой тот в сторону валяющихся на дороге мёртвых лошадей.

– А ты дорогу-то вытянешь? – спросил у меня Скрипач, с сомнением поглядывая на мою бледную физиономию. Конечно, я не выглядел так, будто сейчас с ног свалюсь, однако самочувствие моё оставляло желать много лучшего. – До Лукки ведь путь неблизкий.

– Я знаю не хуже твоего, Скрипач, – заверил его я, – но выбора у меня нет. Не могу же я отправить вас вперёд, а сам догонять пешком. Придётся вытянуть эту чёртову дорогу верхом.

– Ну, тогда Господь нам в помощь, – кивнул Скрипач.

На сборы не ушло много времени. Несколько дольше провозились с лошадьми, которых, как и обещал Агирре, пригнал его теперь уже почти ручной волк. Зверь гонял бандитских скакунов по одному, ловко покусывая за ноги, когда те пытались рысить не туда, куда нужно. И в общем, отлично справлялся с ролью пастушьей собаки.

Пока Скрипач занимался тем, что чистил и обихаживал напуганных коней, мы с Агирре не побрезговали заглянуть в седельные сумки погибших разбойников. Но там ничего особо интересного или ценного не нашлось. Я видел, как баск ловко перекидывает найденные деньги себе, но предпочёл не обращать на это внимания.

– Со Скрипачом не забудь их поделить, – сказал ему только, – по-честному.

– А ты не в доле? – удивился баск.

– Я на жаловании, – отмахнулся я, – так что трофеи все ваши.

– Ну, хоть пистоль возьми, – протянул мне Агирре отличное, явно изготовленное где-то в Восточной Европе оружие. – Крымский, как пить дать! Там любят всякие картинки на пистолеты с мушкетами лепить. Кораллы там и прочую дребедень. Но стреляют они отменно, уж можешь мне поверить.

– Я знаю, что огнестрельное оружие, сделанное в Крымском султанате, очень хорошего качества, – кивнул я, принимая оружие и внимательно осматривая его.

И в самом деле, украшен пистолет был чересчур вычурно: воронёный ствол, с травлёным затейливым рисунком и парой коралловых вставок, зачернённое дерево ложа и рукоятки, посеребренный замок. Я присмотрелся к замку и обнаружил на его правой щёчке небольшую готическую литеру «Т», выходит, он произведён в Тевтонии, а значит надежней его найти сложно. Тамошние замки продавали по всему христианскому – и не только – миру ганзейские купцы, сдирая за них просто неприличные деньги. Вот только тевтонские замки стоили каждого потраченного на них золотого, ведь они почти никогда не подводили, очень редко давая осечки. А что может быть важнее.

– Будет хорошей парой моему, – добавил я, забрав пистолет вместе с ольстрой.

Теперь нет нужды перебирать тот, что уронил в грязь, мне и этого хватит с лихвой. А то ведь даже не помню, куда пропал мой прежний второй пистолет, что я получил от инквизитора Дижона. Я не стал забирать его из своих вещей, когда отправлялся на рудник в первый раз, а после он куда-то делся в неразберихе, и я про него так и позабыл. Хотя хорошее было оружие, надёжное.

Мы отправились в путь вечером того же дня, правда проехали не слишком долго. Через пару часов пришлось останавливаться и разбивать лагерь, пока солнце не село. Нам просто не хотелось ночевать поблизости от места схватки, где осталось слишком много трупов людей и лошадей.

Ну а после потянулось длинное и чертовски утомительное путешествие. От тряски голова моя раскалывалась, и к концу дня казалось, что она готова взорваться изнутри. Микстуры не осталось совсем, так что мне приходилось лишь терпеть, сжимая зубы покрепче. Особенно сильно набрасывалась она на меня, когда я пытался уснуть, и потому ночами я больше вертелся, стараясь найти такое положение, чтобы хоть немного усмирить проклятую мигрень. Поэтому в седле я обычно дремал или клевал носом, и Скрипачу с Агирре приходилось следить, чтобы я не упал.

Ночёвки в лесу сменялись почтовыми станциями или постоялыми дворами, где мы меняли лошадей и покупали провизию. Чем дальше на юг, тем больше их было, и наше путешествие можно было бы назвать даже комфортным. Всё реже приходилось ставить палатку, чтобы заночевать у дороги, всё чаще мы спали на кроватях, пускай с клопами и не самыми свежими одеялами. Однако всяко лучше, чем на земле.

Всё бы ничего, но с каждым днём мне становилось всё хуже. Иногда я находил в себе силы, чтобы держаться нормально, или мне так, по крайней мере, казалось, но чаще даже на такую иллюзию их не оставалось. Агирре со Скрипачом помогали мне забраться в седло и слезть с лошади. Они ничего не говорили, но по взглядам, которыми обменивалась эта парочка, мне всё было ясно. Быть может, меня ещё не похоронили, но уже точно списали со всех счетов. И не могу сказать, что они были так уж далеки от истины.

Меня убивала мигрень, рождённая скачкой, не дающая нормально спать. Я уже начал накачиваться крепким спиртным на каждой почтовой станции или постоялом дворе, и Агирре с удовольствием составлял мне компанию. Только это давало мне пару часов сна, правда, не несущего особого отдохновения, но всё же, хоть что-то. Внутри бурлила сила, полученная в бою на руднике. Сила, чуждая всему человеческому. Она разрушала меня изнутри, разъедая подобно кислоте. Татуировки медленно, но верно исчезали с кожи, ногти почернели, под глазами залегли тёмные круги. Уверен, что вскоре я побледнею, и меня уже не отличишь от нечистого.

Не раз и не два я малодушно думал о том, что стоило принять предложение видящей. Избавила бы меня от мучений. Но я всякий раз отметал эту идею о натуральном самоубийстве, а это было бы именно оно – в какие бы одежды, вроде милосердия, оно не рядилось.

Путешествие наше не было совсем уж гладким. Пару раз нам пришлось быстрым галопом удирать от толп бродячих мертвецов. Мы пересидели на постоялом дворе осаду, что устроила стая стригоев, возглавляемая старым, но удивительно крепким хозяином, сумевшим набрать себе несколько сотен опасных тварей. Лишь отряд бездушных с находившейся по счастью неподалёку заставы сумел прикончить его и перебить стаю.

Неподалёку же от Лукки мы столкнулись с жуткой тварью, напоминающей сильно изменённого чумой медведя. Она устроила себе логово рядом с дорогой и лакомилась путниками. Мы чем-то приглянулись ей, и она решила закусить нами, выскочив с вовсе не свойственной такой громадной туше ловкостью. Мы пришпорили коней. Даже мигрень моя и похмелье отступили, уступая древнейшему инстинкту из движущих человеком – инстинкту самосохранения.

Мы мчались галопом, лошади храпели от страха, неслись сами вперёд изо всех сил, понукать их не приходилось. Однако тварь и не думала отставать и, в отличие от наших животных, усталость ей, похоже, ведома не была. И тогда я принял единственно верное, хоть и жестокое решение. Выхватив кривой, заточенный до бритвенной остроты нож, я полоснул им по верёвке, за которую к седлу моего скакуна была привязана наша вьючная лошадь. Монстр вполне удовлетворился таким подношением, прыгнув на отставшую вскоре животину, которая не могла потягаться в прыти с верховыми. Он разорвал ей горло и принялся вырывать куски мяса из ещё живой лошади. Однако это дало нам время убраться подальше.

То ли чудищу хватило одной лошади, то ли мы покинули его охотничьи угодья, однако преследовать оно нас не стало. Мы сообщили о нём на первой же почтовой станции, и там нам сказали, что путники уже пропадали тут прежде, но мы первые, кто пережил встречу с монстром. Раньше думали, что это или разбойники шалят или бродячие мертвецы, мало ли из-за чего могут люди на дорогах пропадать. Теперь же чудовищем займутся бездушные, которым тут же отправили весть.

В Лукку мы прибыли уже под вечер особенно тёплого дня. Меня откровенно хорошая погода не радовала, напоминая о том, что до Троицы остаётся всё меньше времени.

У ворот стояла длинная очередь из желающих войти в город до заката, когда их закроют и придётся ночевать за стенами. Законы строги и обойти их можно за очень серьёзные деньги. Однако мы успели до закрытия ворот войти в город, да только ничего хорошего это нам не принесло.

Не знаю уж, из-за чего случилась усиленная проверка всех входящих, наверное, из-за непрекращающейся войны в окрестностях Пьяченцы. Не раз за время путешествия нам приходилось слышать новости о самой настоящей военной кампании против мертвецов и их хозяев. Хуже того, я едва сидел в седле, наверное, близость цели окончательно вынула из меня стержень, заставляющий держать спину прямо, а голову поднятой. Боль рвала голову изнутри, отзываясь на каждый шаг лошади. Чуждая всему человеческому сила бушевала в теле, то и дело от неё судорогой сводило мускулы на руках, заставляя меня сжимать кулаки, чтобы хоть как-то умерить дрожь.

Едва мы проехали через ворота, как к нам подошли двое монахов с чёрными свечами. Я уже знал, что сейчас произойдёт, а потому сходу протянул им серебряное кольцо официала и прохрипел прямо в прикрытые капюшонами лица.

– Прелат Лафрамбуаз… Поставьте в известность прелата Лафрамбуаза…

И упал с седла прямо на руки опешившим монахам, которые и думать забыли о горящих мертвенно-бледным огнём свечах. Однако опомнились они очень быстро, потому что когда сознание окончательно покинуло меня, последним что я слышал, был тяжёлый топот подкованных сапог.