Текст книги "Война Львов[СИ]"

Автор книги: Борис Сапожников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Глава 6

Время показало, что таинственные мистер Мортимер оказался прав. Всего через несколько дней после того памятного разговора Орвик исчез из Престона. Именно исчез, никто не знал, каким образом он уехал. Вместе с ним столицу, а скорее всего и Страндар, покинул и Корбен Фалстоф – сын опозоренного маршала Эдмунда Фалстофа, презираемый всем дворянством за одно свое происхождение. Его единственным другом был Орвик, плечом к плечу с которым они сражались с адрандцами.

Однако его величество этот факт не насторожил и он продолжал вести обычную жизнь, не смотря на настоятельные советы Алека. Он не желал прерывать её и тратить деньги на мобилизацию армии, предпочитая устраивать всё новые пиры и турниры, которые он любил не меньше чем раньше. Закономерно, что когда на южном побережье Орвикшира высадился десант из Адранды страна оказалась совершенно не готова к войне. Линии фронта организовать не удалось, крепости сдавались прославленному полководцу одна за одной. Дух защитников Страндара оказался окончательно подорван, когда к армии, идущей под стягами с белым львом и возглавляемой – пускай и чисто формально – юным наследником престола Уильямом Наглем, присоединился Филипп герцог Максвелл. Как говорили тогда в Престоне, со дня на день ждущем осады: "Золотой лев встал на колени перед белым".

Понимая, что война проиграна его величество не пожелал более попадать в плен своему бывшему другу и наставнику, предпочтя бежать к своему союзнику Рене Льву. На одном из последних кораблей мы отплыли к фиарийским берегам. Это был коибрийский линкор "Магеляэнш Несокрушимый", с которым опасались связываться даже изящные адрандские корветы. Им с пятью десятком пушек на эскадру практически нечего было противопоставить двадцатипятипушечному линейному кораблю с обшитыми стальными листами бортами, способному одним залпом смести до трёх самых современных адрандских корветов. Так мы оказались при дворе Рене Льва.

Тильон намного уступал Престону в размерах, зато превосходил в древности. Его история восходила ещё к ценнским временам, в то время как столица моей родины была возведена уже страннами после ухода энеанских легионов. Мощные стены герцогского дворца были сложены из громадных камней, скреплённых раствором, замешенном на куриных яйцах и, если верить легендам, человеческой крови. Мы въехали под его своды, совершенно непохожие на королевскую свиту, однако приняли нас воистину по-королевски. Герцог Рене Лев вполне соответствовал своему прозвищу. Он был высоким человеком могучего телосложения, более похожий на рыцаря или вождя варваров, громивших Феррару. Он обнял дорого кузэна (все монархи, континентальные или островные, так или иначе приходились друг другу дальними родственниками) и официально пригласил на пир по случаю нашего прибытия. Также он сообщил, что назавтра состоится большой турнир в нашу честь, в котором обязательно должны принять участие все рыцари, прибывшие с острова.

Турниры я не любил и участия в них не принимал. Однако в тот раз – первый и единственный в моей жизни – мне пришлось сделать это. На пиру я не злоупотреблял спиртным и поэтому наутро был вполне готов к бою. Или турниру. Это было красивое, но удивительно скучное зрелище. Трубили трубы, герольды объявляли одного рыцаря за другим, они мчались друг на друга, гремя доспехом – сшибались, один вылетал из седла, а если нет, то всё повторялось снова. И так раз за разом. А потом настала моя очередь.

– Сэр Эрик! – прокричал герольд.

Я забрался в седло милостиво предоставленного мне вороного жеребца, при помощи герцогского пажа, шедшего в комплекте с конём и доспехом, подтянул ремешки салентинки, взял у пажа копьё и направил коня к арене для конной схватки. Противником моим был рыцарь со смутно знакомым гербом на табарде. Однако припоминать чей он было некогда.

Мы одновременно, как предписывал кодекс, дали своим коням шпоры, устремившись друг на друга со всё возрастающей скоростью. Мой противник оказался не оригинален, он целил точно в середину щита. Я несколько расслабил левую руку, чтобы смягчить удар, и незаметно отвёл её в сторону. Копьё я держал несколько под углом, готовясь перед самой сшибкой ещё и сгорбиться, так чтобы наконечник приподнял фиарийца, выдернув его из седла. Ирония – очередная – судьбы, но этому приёму меня научил Орвик.

Притуплённый наконечник копья противника процарапал краску на моём щите, мой же, как я и рассчитывал, врезался под нагрудник фиарийцу. Он на мгновение повис в воздухе и с грохотом обрушился на землю. Плотно зашоренный конь даже не заметил потери седока и резвее побежал вперёд.

Потом был второй бой, третий, четвёртый. Всё одно и то же. Мои противники использовали свои финты и трюки, я – свои, везло в итоге, почему-то мне, хотя по сторону турнирного поля становились куда более опытные противники, прошедшие не одну войну. Столь же удачливым оказался и Алек. Судьба свела нас полуфинале турнира.

Мы не соревновались в конном бою со времён Гартанга, тогда неизменно побеждал Алек. Перед этим поединком я трижды проверил латы, подпругу, крепление щита и копьё. Ничто не должно было помешать мне. Выехав на турнирное поле, я сглотнул и взял копьё наизготовку. В этом бою я учёл практически всё, кроме колоссальной силы моего оппонента и некоторых особенностей его телосложения. Из-за этого при ударе моё копьё лишь скользнуло по его щиту, уйдя вверх, его же с такой силой врезалось в мой шлем, что ремешки, удерживавшие его полопались и он слетел с моей головы и, совершив несколько кульбитов, звякнул о землю.

Чистая победа!

Когда последний противник Алека выехал на ристалище, мне показалось, что у меня что-то с глазами. Дело в том, что на табарде его красовался тот смутно знакомый герб, что и у того, кого я сбил в первом же поединке. Приглядевшись, я понял, что это – родовой герб, а вот и личный – приютился в углу плаща, как и положено. На нём красовались преломлённый меч и алая полоса. Отсюда можно сделать вывод, что его предок, скорее всего, отец, погиб в бою у реки, чья вода для этого рыцаря навеки стала красной. Не понравился он мне тогда, совсем не понравился, но сказать об этом Алеку я не успел, они уже начали выезжать на поле.

Я наблюдал за тем, как могучие кони мчаться друг навстречу другу, из под копыт вылетают комья растоптанной за день грязи, копья медленно опускаются, оба готовят какой-то хитрый удар, понимая, что противник – опаснее любого из предыдущих. Удар! Кони продолжают свой бег, оба всадника удержались в сёдлах, оба копья разлетелись в щепу. Поменяв их, Алек и фиариец вновь устремились навстречу. Луч солнца сверкнул на гранях наконечника копья противника Алека, и мне показалось, что он заточен. Удар! Может мне и показалось, но Алек дёрнулся куда сильнее, чем должен бы, он едва не рухнул на землю. В третий раз противники ехали навстречу друг другу куда медленнее, кони обоих устали, да и всадники весь день не на перинах валялись. Удар! Произошло небывалое – Алек промахнулся, но и фиариец не сумел толком попасть в него. Копьё его лишь скользнуло по краю кирасы. Итак, турнир остался без чемпиона. Такое бывало, но редко. Интересно, какое решение примет герцог Фиарийский? Сейчас судьба турнира полностью в его руках.

Герцог поднялся и громким, хорошо поставленным голосом произнёс:

– Оба благородных сэра проявили себя в копейной схватке лучше всех и в завтрашней общей битве не ударят лицом в грязь. Если же кто в ней победит любого из них или же обоих сразу, или как иначе окажется победителем общей схватке, то он станет и чемпионом турнира.

Справедливое решение. Присуди герцог своим словом победу одному из противников, никто – а, главное, сами рыцари – не удовлетвориться таким исходом.

Я подошёл к Алеку, слезавшему с покрытого пеной коня, при этом он прижимал левую руку, уже освобождённую от щита, к правому плечу, по доспеху текла кровь. Я помог ему, подставив плечо. Алек навалился на меня всем весом и мне, вымотанному турниром, стоило определённых усилий довести его до палатки, где он должен был освободиться от доспеха. Передав его с рук на руки кому-то из королевской свиты, принявшихся снимать с него пластины. Тогда-то я и увидел как сильно повреждён правый наплечник моего друга – металл был вогнут и основательная дыра, зияла в нём, табард с двумя горами разной высоты – личным гербом Алека – основательно пропитался кровью. Так значит, копьё фиарийца, действительно, было заточено!

– Да, – подтвердил кивком мои мысли он, – оно было заточено и во второй раз я намерено промахнулся, чтобы не дать ему ударить меня.

– Мне сразу не понравился этот сэр, – буркнул я. – Родовой герб мне о чём-то напомнил.

– Он из рода Диомеля, – заметил кто-то из незаметных свитских, суетившихся вокруг Алека, – командира фиарийцев, погибшего в бою при Сауторке.

Теперь понятно, что это за кровавая река на личном гербе фиарийца, да и ненависть к Алеку, одному из победителей его отца. Но это, в конце концов, не повод прямо нарушать турнирные правила. Мы же не варвары, мог бы вызвать Алека на дуэль!

– Завтра, в общей схватке, он вновь попытается убить меня, – произнёс Алек.

– Ты можешь отказаться и признать чемпионом турнира этого фиарийца, – пожал плечами я, – ничего зазорного в этом не будет.

– Нет, Эрик, – раздражённо оборвал меня Алек, – сам ведь понимаешь, я здесь сражаюсь за честь всего Страндара.

– Понимаю, но королевству не станет лучше, если ты погибнешь на этом турнире, сражаясь за его честь.

– Выкрутимся, Эрик, – отмахнулся Алек и обратился к свитским: – О моей ране брату или кому другому – ни слова. Узнаю, что кто-то проболтался – найду.

Так он всегда выражался: "найду"; а уж что будет после этого с тем, кого он найдёт, оставалось на усмотрение воображения самого провинившегося перед ним.

Ночью в комнату Алека вошёл Делакруа. Он не признавал дверей и всегда следовал одному принципов геометрии, гласящему что кратчайшим расстоянием от одной точки до другой является прямая. Поглядев на мирно спящего герцога Итаи, которому в самом скором времени предстоит стать королём, он размышлял, зачем он всё ещё остаётся здесь, хотя ни единого капища Килтии в Страндаре нет, а следов Лосстарота и Хардина найти не удалось, как и сведений о приезде в Престон карайского княжича Бронибора. Ну да, ладно, времени у него предостаточно. А пока почему бы и не свести на нет усилия сына графа Диомеля. Месть, конечно, дело святое, но и способы надо выбирать, подлостей Делакруа не любил.

Он провёл рукой по ране, заставляя её затянуться, а лицо Алека сморщиться от боли. Лечение силой Килтии имеет свою цену – она ведь всё же была тёмной богиней смерти, лечение не её специализация.

Кивнув своим мыслям, Делакруа ушёл, как и явился – сквозь стену.

На следующее утро Алек был до странности бодр и свеж, словно и не было вчерашнего турнира и раны. Кто-то из свитских, несмотря на угрозу, всё же донёс и Марлон явился узнать с какой это стати его брат решил скрыть от него факт ранения и грубейшего нарушения турнирных правил. Однако Алек в ответ лишь недоумённо развёл руками и продемонстрировал всем собравшимся совершенно здоровое правое плечо со старым шрамом, которому было не меньше нескольких лет. Я присутствовал при этом и, когда растерявшийся король в сопровождении галдящей свиты покинул шатёр, где Алек облачался в турнирный доспех для общей схватки, прямо спросил у него, куда делась рана.

– Баал её знает, – честно ответил он. – Ночью дикая боль рванула плечо, а проснулся я уже без неё. И вообще, Эрик, тебе стоит поторопиться, общая схватка через двадцать минут. Или ты решил отказаться от участия?

Да, действительно, пора и мне заковываться в сталь, если я хочу успеть к началу завершения турнира. Прикрывать Алека в общей схватке – дело сложное, особенно если учесть, что у сына Диомеля будет незатупленное оружие, а может и не него одного.

Паж, помогавший мне облачаться в доспех, взял в руки мой шлем, на забрале которого были отчётливо видны следы давней и серьёзной починки. Это был тот самый салад, что разворотил ударом копья мой брат, я не менял его с тех пор.

– Сэр, – спросил меня паж, – почему стали чинить этот шлем? Проще и дешевле было купить новый. Тем более, что этот не такого уж и хорошего качества.

– Это личное, юноша, – бросил я в ответ. – Сентиментальное, можно сказать.

Знаток доспехов пожал плечами и надел салад мне на голову, приладил к бугиверу и, застегнув последние ремни, помог мне подняться на ноги. Привыкнув к тяжести турнирного доспеха, весившего несколько больше и сковывавшего движения несколько сильнее боевого, от которого я позволил себе оставить лишь салад, я двинулся к осёдланному коню и в седло уже смог запрыгнуть без посторонней помощи.

И вот пятеро наиболее отличившихся во вчерашний день рыцарей Страндара и Фиарийского герцогства выстроились друг напротив друга. Опустили копья в ожидании сигнала маршала. Я взглядом нашёл сына Диомеля, он занял позицию точно против Алека, так что если я атакую его, то ему придётся выбирать от кого отбиваться – от меня или Алека. Вот только сам я окажусь беззащитен. Ну да Господь с этим, будем молиться, что у "моего" фиарийца оружие турнирное.

Маршал взмахнул сигнальным флагом – и мы дали коням шпоры. Я перебросил через конскую голову древко копья и, подавшись корпусом вперёд, опередил сына Диомеля, сбив ему атаку. Наконечник его копья дёрнулся, пройдя мимо Алека, а вот его оружие врезалось точно в центр нагрудника фиарийца, заставив того откинуться в седле – удержала лишь высокая задняя лука седла.

Удар моего противника пришёлся очень неудачно для меня – под наплечник, разорвав кольчугу, но я согнул руку в локте, ломая древко. От резкой боли я выронил копьё и потянулся за шестопёром, пристёгнутым к поясу. Бум! Мой противник, у которого обе руки были здоровы, первым дотянулся до своего боевого топора и, побрезговав щитом, обрушил его на мой щит. Закрылся я рефлекторно, снова не слишком удачно и мне оставалось только гадать, что трещало – дерево щита или моя кость. Зато ответил я со всей яростью, попал в шлем не успевшего закрыться широким лезвием топора фиарийца, тот покачнулся в седле. Я же толкнул коня пятками и добавил всем корпусом, он рухнул практически под копыта жеребца сына Диомеля. Тот дёрнул поводья, заставляя коня отступить, чтобы растоптать товарища. Алек поступил также. Турнир временно прекратили, поверженному рыцарю помогли покинуть ристалище и по новой отмашке маршала мы вновь устремились друг на друга, но уже без копий, если, конечно, не сохранили их во время предыдущей сшибки.

Меня попытался достать сын Диомеля, действуя, как я в прошлый раз, на опережение. Он ударил меня длинным – почти двуручным, хотя держал он его одной рукой – мечом. Я закрылся скрещёнными шитом и шестопёром, но всё равно момент для атаки был упущен и я получил от ещё одного фиарийца топором в бок, к счастью, коротким. Я покачнулся, но удержался в седле и ответить ничем не сумел, пришлось как и в прошлый раз проезжать дальше вперёд, чтобы оказаться в тылу фиарийского строя. Атаковать сзади было против правил, но никто не был столь доверчив и рыцарь с топором развернул коня. Мы сшиблись так, что у меня в глазах потемнело, а в ушах зазвенело. Удары сыпались на меня градом, я отвечал, нанося практически беспорядочные удары шестопёром и про себя кляня тех, кто придумал турниры. Мало нам настоящих войн, надо ещё и эту глупость устраивать.

Рука повисла плетью после того, как топор очень "хорошо" опустился на моё плечо и в следующий раз он лишь скользнул по доспеху и будь моя рука здорова, я бы ударил открывшегося противника так, что он вылетел бы из седла. Но, увы, шестопёр оставил кирасе фиарийца основательную вмятину и прервал очередной замах. И тут кто-то сбоку наехал на него конём, тот подался в сторону, перебирая ногами. Я понял, что это не кто иной как Алек, лихо орудующий мечом, теснит фиарийца. Сжав зубы, я присоединился к нему, хотя боль была невыносимая и рука постепенно переставала слушаться меня. Наш противник отступал, закрываясь щитом и вяло контратакуя, в основном он целил в меня, но иногда пытался достать и Алека. В общем-то, безрезультатно.

Но судьба в тот день была не на нашей стороне. Спешенный сын Диомеля не вышел из боя, как это бывало обычно, а атаковал Алека, благо длина меча позволяла. Я попытался наехать на него конём, фиариец, увлечённо замахнувшийся на Алека мечом во второй раз, не удержался на ногах. Я же резко поднял своего усталого жеребца на дыбы, так что копыта угрожающе зависли над сыном Диомеля. Он рефлекторно закрылся руками – мой не совсем честный трюк удался, но за него пришлось расплачиваться. Не знаю, кто меня ударил, однако сила была такова, что в глазах потемнело окончательно и последнее, что я помню – это как я медленно клонюсь куда-то влево.

Дальнейшие дни, практически вплоть до отплытия из Фиарии, я провёл в постели, отходя от полученных на турнире ран. Правая рука оказалась повреждена серьёзнее, чем я мог себе представить и доктор – смешной салентинец не выше пяти футов ростом – сказал мне, что до конца жизни я не сумею полностью владеть её, как выяснилось в последствии он был прав, к тому же плечо нещадно болело при похолодании. Однако в постели меня держала травма головы, из-за которой я долгое время не мог сам встать на ноги и доползти до ночного горшка, что для меня, раньше не болевшего ничем сильнее простуды и похмелья, а в боях отделывавшегося не слишком опасными ранениями, это стало подлинным испытанием не только тела, но, в большей степени, духа. Не участвовавший в переговорах Алек часто навещал меня в перерывах между гулянками и многочисленными небольшими турнирами, проходившими едва не каждые три-четыре дня, пока позволяла капризная погода.

Решение об отплытии на родину было принято январским днём, когда в Тильоне выпал первый снег. Мне, привыкшему к суровому климату северо-востока Страндара, где белое покрывало лежит на земле с середины ноября – а то и конца октября – до конца марта начала апреля, была в диковинку радость тильонцев, говоривших, что Новый год в этот раз они встретят как люди со снегом и даже лёгким морозцем, а не как в прошлый – под проливным дождём. Мне показалось странным, что наше отплытие назначено на февраль, месяц когда только-только проходят зимние шторма и море ещё очень и очень неспокойно.

– Орвик знает это, – соглашался Алек, – и не будет ожидать нападения раньше конца весны – начала лета. Мы же высадимся уже в марте – апреле юго-западном побережье и ускоренным маршем двинемся к Престону.

– Но ведь нас вполне может разметать неожиданно налетевший шторм, – возразил я, – они не редкость в это время.

– Ах да, – хлопнул себя по лбу Алек, – ты ведь ещё не знаешь. Не так давно прибыл коибриец Кошта да Вальверде, один из самых прославленных капитанов, и он привёл с собой эскадру коибрийских линкоров и транспортников. Этим никакой шторм нипочём.

С этим утверждением не согласиться было нельзя. Коибрийцы считались лучшими мореходами и кораблестроителями и даже предпринимали две экспедиции на Материк Предтечей, откуда, согласно Книге Всех Книг отплыл Корабль Катберта. Ни одна не вернулась, но тут, скорее, важен сам факт.

– Что же, моего бывшего сэра ждёт большой сюрприз.

Море во всё время нашего плаванья к родным берегам было удивительно спокойно и ветер дул только в наши паруса. В конце третьего дня эскадра разделилась, часть её двинулась к северу, чтобы высадиться прямо на дороге идущих на помощь Орвику союзников эрландеров и берландеров, а также его вассалов. И что самое неприятное этой частью войска буду командовать я. Об этом мне сообщил в ультимативной форме его величество, тогда же мне обрисовали задачу нашей армии – остановить союзников Орвика, не дав им прорваться к месту высадки основной части нашего войска. Иными словами, меня посылали на верную смерть.

Я принял эту новость со стоическим спокойствием и покинул королевскую каюту, а после и линкор, отправившись на борт "Луиша Эрнандеша" – флагмана новой эскадры, идущей на север. По дороге меня остановил Алек, он положил мне руку на плечо и спросил:

– Куда это ты?

И что теперь делать? Не успел улизнуть от друга, теперь придётся изворачиваться. Его величество-то запретил говорить о полученном задании.

– На "Луиша Эрнандеша", – честно ответил я, не замедляя шага.

– Зачем? – не понял Алек, остановившийся удивлённый моим кратким ответом, со стороны, должно быть, казалось, что я желаю отделаться от него.

– У брата спроси, – отрезал я, запрыгивая в уже приготовленную для меня шлюпку.

Настроение у меня по понятным причинам было самое отвратительное, не всякий день король отправляет на верную смерть, да ещё и драться придётся практически на землях родного графства во главе войска фиарийских и иберийских наёмников.

На борту "Луиша Эрнандеша" меня ждали командир иберийцев и фиарийский граф Эрхард де Мальвуазен, а также Маркош да Салаза – капитан линкора. На столе его каюты была разложена подробная карта местности, на которой были отмечены все замки и цитадели виднейших фамилий и все более-менее достойные упоминания укрепления. Красным крестом выделяли место нашей высадки, синими квадратами – последняя известная нам диспозиция армии Орвика. С учётом средней скорости передвижения вражеской армии у нас будет чуть больше суток на высадку и подготовку к сражению.

– Для Орвика сейчас самое главное скорость, – протянул я, не очень уверенно строя фразы на древнеэнеанском, на котором приходилось общаться с людьми не знавшими страндарского. На адрандском я разговаривал вполне свободно, сказалось долгое пребывание в Фиарии, но с ним не были знакомы ни ибериец Роберто де Феррейра, ни да Салаза. Вот и приходилось выкручиваться с помощью когда-то бывшего общим на всём континенте языка Энеанской империи. – И, скорее всего, он рискнёт разделить своё войско для того, чтобы пройти на Престон как можно скорее. – Я указал на узкий проход между высокими холмами, бывшими давным давно горами, и вторую дорогу, идущую вдоль морского побережья. – Мы можем встать здесь, среди холмов, и дать отпор силам Орвика. Он не сможет обойти нас с флангов.

– А остальных мы пропускаем? – спросил де Феррейра.

– Нет, – возразил я. – Они пойдут по побережью и окажутся в зоне обстрела пушек вашей эскадры, дон Салаза.

– Мы шмешаем их ш жемлёй, – коибриец не был шепелявым, но в сочетании с коибрийским произношением древнеэнеанский звучал достаточно забавно.

– При первых же залпах они отступят, – вот у кого язык был безупречным так это у де Мальвуазена, – и в последствии ударят по нам.

– Не забывайте, милорд граф, наша задача удержать Орвика, – напомнил я фиарийцу. – Как только Орвик надавит посильнее – мы отступим и двинемся на соединение с войском его величества.

– А Орвик? – с иронией уточнил де Мальвуазен.

– Это ему решать, – пожал плечами я, не поддавшись на провокацию.

Высадка прошла вполне удачно, хотя кони и упрямились немного, выходя из уютного трюма на холодный мартовский ветер. Линкоры отошли подальше от берега, с таким расчётом, чтобы их не было видно с дороги, но её саму можно было накрыть залпом бортовой артиллерии. Мы же спешным маршем двинулись к цепочке холмов, торопясь занять оборонительные позиции в узком проходе.

Разведка подтвердила, что наши умствования на борту "Луиша Эрнандеша" оказались верны. Орвик действительно разделил войско, двинув большую часть пехоты вдоль моря. С одной стороны это было хорошо – пешие солдаты, скорее всего, почти все погибнут под огнём эскадры. С другой же – хуже некуда, придётся держать удар рыцарской конницы, цвета северного дворянства, жившего войной и привыкшего к сражениям в вечно мятежных графствах и провинциях.

Глубокую оборону организовать не удалось, на каменистой местности деревьев не росло, а плавник, выброшенный прибоем на берег, прихватить не додумались. Укрепления строить было не из чего, так что ограничились тем, что натаскали, сколько смогли, небольших камней, частично перегородив врагам путь для атаки на наши позиции.

На следующее утро нас поднял сигнальный горн дальней заставы. Мы поднялись и наскоро выстроились заранее подготовленным боевым порядком. А из-за горизонта уже появились первые ряды вражьего войска. Это было самое неприятное, ждать, глядя на приближающегося противника, а Орвик, к тому же, вёл свою армию нарочито медленно, чтобы произвести на нас больший эффект железным строем сверкающим доспехом и гранёными наконечниками копий.

Я поднял забрало своего салада, почесал краем латной рукавицы нос, но опускать не стал, поставляя лицо прохладному ветерку. Граф де Мальвуазен и вовсе снял свой шлем, стянул кольчужный капюшон с войлочным подшлемником и с удовольствием потряс головой, расправляя длинные светлые волосы.

Не доходя нескольких сотен ярдов до наших позиций, войско Орвика остановилось и вперёд, на ничейную пока землю, выехал один рыцарь в полном доспехе с накинутым поверх него табардом, украшенном знакомым гербом. Граф Орвик. Мой бывший сэр приглашал главу противной армии на переговоры.

– В случае моей гибели, – сказал я графу, – продолжайте действовать согласно плану. Никакой атаки на врага, держим оборону.

– Вы удивительно рассудительны для своих лет, молодой человек, – с уважением произнёс де Мальвуазен.

– Гражданская война быстро взрослеть, милорд граф, – ответил я и тронул бока коня, направляя его навстречу моему бывшему сэру.

Мы встретились у начала гряды, поприветствовали друг друга и я вежливо замолчал, предоставляя высказаться моему оппоненту.

– Эрик, – не удивился Орвик, – я и забыл совсем твой герб. Значит, ты здесь командуешь, отлично. Готов вновь принять сторону победителя?

– Милорд граф, – вежливо, но твёрдо возразил я, – я здесь, чтобы сражаться с вами.

– Само собой, но ведь ты уже однажды поступил так, – напомнил Орвик, – когда поддержал Александра Руана, в смысле того, настоящего Александра Руана, Золотого льва.

– И это стоило мне проклятий в родном графстве и смерти отца, не перенесшего того, что тот, кого он воспитывал как сына предал все принципы семьи Фарроу. Мы всегда служили только Страндару.

– Ну и что, теперь Страндар – это я. Ты сам сражаешься за короля, которого я сам посадил на трон, а теперь просто сменил на другого.

– Короли уходят и приходят, а Страндар остаётся. Ты лишь сеешь смуту на его земле. Даже если я предам, чего я не сделаю, сражения не избежать. Граф де Мальвуазен не изменит своему герцогу и данной присяге на верность Марлону Руану. Я уже ничего не решаю.

– Что же, очень жаль, – покачал головой Орвик, – но вы всё равно обречены. Моя пехота зайдёт к вам в тыл и вы окажетесь зажатыми в клещи.

– Вот тут вы ошиблись, милорд граф, – я позволил себе усмехнуться, – у вас уже нет пехоты.

Аккомпанементом к моим словам прозвучали первые залпы коибрийцев, заставившие землю под нашими ногами задрожать, а коней затоптаться на месте, нервно прядая ушами. Орвик даже вздрогнул в седле. Я же развернул своего жеребца, направив его обратно к своим. Как же быстро бывшие враги стали для меня своими – очередная ирония судьбы, будь она проклята со своим неуёмным чувством юмора.

Войско Орвика мало смутил факт потери пехоты, как только граф вернулся в его ряды, оно двинулось на нас, медленно набирая разгон для могучего по цепочке-частоколу моей небольшой армии. Мы стояли, глядя как клин тяжёлой рыцарской кавалерии мчится на нас, всё набирая и набирая скорость. Я уже говорил, что в каждой битве самое сложное это ждать? Раз так, то повторю.

– Можем и не уйти, – произнёс граф де Мальвуазен, так и не удосужившийся надеть шлем.

– Бежать с поля боя – дело нехитрое, – усмехнулся я.

Ну же, ещё немного, ещё самую малость. Вот рыцари набрали максимальный разгон, опустили копья для разящего удара, который без сомнения разметает наш "частокольчик" в мелкую щепу. Вот только для этого этот удар надо нанести. Я махнул рукой и дёрнул поводья своего жеребца за минуту до того, как копья должны были врезаться в наш строй. Опешившим рыцарям Орвика предстали хвосты и попоны наших коней, однако опомнились противники достаточно скоро и преследования не прекратили. В спины нам полетели ругательства и оскорбления, к счастью большая часть их была понятна лишь мне – фиарийцы, а моя конница состояла в основном из них, страндарского не знали.

Натасканные нами валуны приостановили атаку орвиковой кавалерии, конечно до того, что передние ряды попадали на землю и были затоптаны задними, не дошло, однако и темп разгона она потеряла основательно, объезжая камни. К тому же, кони уже начали уставать от скачки, что играло нам на руку. И вот на пути врага встала иберийская пехота, плотно сомкнув щиты и ощетинившись алебардами. Цельнометаллические древки их были как раз предназначены для отражения атаки тяжёлой конницы.

Я отъехал в тыл, на небольшой пригорок, чтобы координировать действия. За моей спиной стояли фиарийские рыцари, чьи кони нервно переминались в ожидании контратаки, а их всадники явно тяготились вынужденным бездействием, в то время как иберийские солдаты сражаются. И снова ждать, не смотря на то, что бравые иберийцы дерутся и гибнут.

Клин орвиковцев, хоть и потерял большую часть разгона, но ударной силы потерял не так и много. Длинные алебарды остановили только первый ряд врага, выбив многих рыцарей из сёдел, но под напором едущих следом, иберийцы были вынуждены податься назад, закрываясь квадратными щитами, из-за спин их орвиковцев рубили теми же алебардами, а так же стреляли арбалетчики из дружины сэра Уилфреда – дворянина из этих мест, оставшегося верным королю и вставшему вместе с нами в этом узком проходе, хоть и не было практически никаких шансов выжить. Об этом я честно сообщил ему, предложив двинуть своих людей на помощь самому его величеству, он отказался.

Главное сейчас не опоздать с контратакой, но и не ударить слишком рано. В любом из этих случаев я лишь потеряю людей, не добившись ничего. А значит, набирайся терпения, Эрик, и жди.

Это напоминало прибой. Вечную войну моря и скал. Вот только море было железным, а скалы совсем не базальтовыми. Гремело смертоносное железо, лилась кровь, иберийцы отступали, но и орвиковцы платили за каждый шаг дорогой ценой.

Ну всё, промедление теперь смерти подобно. Пора атаковать, а не то я рискую потерять всю пехоту, такой щедрости я себе позволить не могу. Я вновь поднял руку, глядя как фиарийцы перестраиваются в боевой порядок, подбираются, опускают забрала шлемов, подтягивают ремни на доспехах, проверяют оружие, вздохнул поглубже и дал коню шпоры, опуская руку и набрасывая щит. Уже на скаку мой оруженосец – сын Уилфреда, Седрик – подал мне копьё, а сам выхватил внушительный боевой топор.