Текст книги "Война Львов[СИ]"

Автор книги: Борис Сапожников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Когда битва почти вплотную приблизилась к частоколу, а салентинцы изготовились к залпу, из-за спин рейтар вылетели полдесятка лёгких конников в гусарских ментиках и доломанах режущих глаз алых и зелёных цветов. Это были наёмники из далёкого Вольного княжества Штирии, воинственного соседа Мейсена, оправдывавшие свою репутацию самого лихого народа в мире. Сейчас их кривые сабли, иначе карабеллы, покоились до поры в ножнах, а в руках они сжимали глиняные горшки на длинных ремнях, начиная раскручивать их, а за ними уже тянулся дымный след. Салентинцы не успели сориентироваться и дать залп по стремительно подлетевшим к частоколу гусарам. Горшки взвились в воздух и врезались в брёвна.

Взрыв, казалось, потряс землю у нас под ногами. Многие вылетели из сёдел, однако готовые к этому рейтары буквально на плечах нагльцев и фиарийцев влетели в лагерь, учиняя резню среди ошарашенных врагов. С фланга их поддержали гусары, лихо бившие из седёл пехотинцев из своих коротких пистолей.

Такая с позволения сказать битва длилась не больше получаса. Спастись удалось только королеве Елизавете, которая с небольшим отрядом верных ей рыцарей сумела вырваться из обречённого лагеря и скрылась где-то на мятежном севере, а позже, по слухам, бежала на континент.

Тогда у частокола горящего лагеря нагльцев нам казалось, что Война львов закончилась и Страндар навеки успокоился под сенью Руана – потомка Фолксов. Но это было далеко не так.

Глава 5

Мир воцарился на многострадальной земле Страндара, им наслаждались все от простых крестьян, чьи поля больше не вытаптывали армии, и ремесленников, которые больше не были вынуждены каждые две недели забираться на стены и оборонять их, до дворян, чьи замки не горели, а лены не разоряли, и придворных, которые, наконец, смогли продолжить вести свою обычную беззаботную жизнь, вместо того, чтобы воевать то за Апонтайном, то едва ли не на собственных землях. В такой благостной обстановке прошло несколько лет после победы над Елизаветой и даже на женитьбу короля на Генриетте Крей глядели сквозь пальцы, хоть она и приходилась дальней родственницей недоброй памяти Скрианов. А вот когда Престон и королевский дворец начала наполнять её многочисленная родня. Гордыней они практически не уступали своему предку, изгнанному на материк и первой их жертвой стал, естественно, властолюбивый граф Орвик, всё то время практически единолично правивший королевством, его величество предпочитал государственным делам пиры, балы и турниры. Это положение вполне устраивало моего бывшего сэра, но долго продлиться это не могло.

Первой ласточкой грядущих событий послужила нашумевшая дуэль между Алеком и племянником её величества Бенедиктом Креем. Повод был пустяковый и по прошествии стольких лет я его уже не могу припомнить, важен результат. На заднем дворе разрушенной во время пожара церквушки, которую так и не стали восстанавливать, жарким летним утром стояли четверо дуэлянтов. Вернее двое дуэлянтов и двое секундантов, как и положено по кодексу. Вторым секундантом был брат Бенедикта Бенджамен.

– Ещё раз, – произнёс я ритуальную фразу, – я предлагаю вам примириться.

Ответом мне было молчание. Алек и Бенедикт замерли, готовые скрестить клинки одинаковых шпаг из коллекции Орвика, которые я умыкнул у него под предлогом желания попрактиковаться в фехтовании. Не стоит упоминать, что ни мой бывший сэр, ни король ничего не знали о дуэли.

– Тогда, к бою, господа!

Быстрый свист, звон шпаг. Бенедикт был неплохим фехтовальщиком, Алек – превосходным. Казалось, он просто издевается над противником, дразня его финтами и обманными выпадами и каждый раз останавливаясь за мгновение до того, как шпага должна вонзиться в тело. Наблюдая за их поединком, я не понимал одного – зачем Креи устроили всё это. Ни один из них не был достаточно хорошим фехтовальщиком, чтобы противостоять Алеку, а затевать драку без надежды на успех – глупо. Но вот уж в чём в чём, а в глупости заподозрить родственничков её величества никак нельзя. Не того полёта птицы. Значит они что-то замышляют и им нужна дуэль, а не её результат. Настораживает.

Два события произошли одновременно. Застучали по брусчатке чьи-то сапоги и Алек, отбросив далеко влево руку со шпагой Бенедикта, коротко ткнул его в плечо. Видимо, моему другу наскучила эта игра в кошки мышки. Крей преувеличено драматично схватился за раненное плечо и рухнул на землю, заходясь – иначе не скажешь – истошным воплем. И тут на задний двор сгоревшей церквушки выбежали пятеро гвардейцев во главе с его величеством и Орвиком.

Они застали самый одиозный момент той дуэли. Алек со зверской усмешкой вытер клинок шпаги сначала об одну, а после и о другую щеку Бенедикта, оставив на них тонкие разрезы и ещё сильнее выпачкав шпагу.

– В Таймский замок! – воскликнул его величество, сходу принимая поистине халиилово решение. – Обоих! Немедленно!!!

– За что?! – громче прежнего возопил Бенедикт. – Я – жертва оскорбления вашего брата!

Но он слишком плохо знал его величество волею Господа короля Страндара Марлона III. Если он принял решение, то менять его не станет ни под каким предлогом и мнение мнимой жертвы его интересовало менее всего.

– Увести! – коротко бросил его величество гвардейцам.

Двое солдат положили руки на плечи Алеку и Бенедикту, выполняя приказ короля. Дуэлянты подчинились, даже пострадавший Крей изволил заткнуться и со скорбной миной зашагал впереди гвардейцев рядом с Алеком.

Его величество более не пожелал разбираться в этом инциденте и удалился. А вот Орвик остался и подробно расспросил нас Бенджаменом. Причём последний держался подчёркнуто нагло, отвечая на вопросы с явной неохотой, демонстрируя, что делает ему одолжение, разговаривая с ним.

– Почему ты не сообщил мне об этом? – напустился на меня Орвик, когда Бенджамен ушёл, а мы двинулись к королевскому дворцу, стараясь избегать тех путей, по которым шагали гвардейцы с арестованными, его величество и Крей.

– Алек просил меня быть его секундантом, – пожал я плечами, – и достать оружие для дуэли. Сообщать вам, милорд, в мои обязанности не входило.

Я старался держаться с ним как можно официальнее, ибо чувствовал отчуждение к этому новому Орвику – честолюбивому и властному, практически правителю страны, – совсем не похожему на моего бывшего сэра.

– Брось, Эрик, – отмахнулся он, – ты сам знаешь, что дуэль между кузэнами королевской семье – дело неприемлемое и ты должен был сообщить мне о ней.

– Вам, милорд? – наиграно удивился я. – Не королю?

– Да, – вздохнул тот, – королю, его величеству. Конечно, если бы сумел оторвать его турнира или бала.

– Но ведь кто-то же сумел, – усмехнулся я.

– Её величество, – мрачно бросил граф. – Она слёзно просила Марлона спасти её несчастного племянника от, цитирую: "горбатого чудовища, приходящего возлюбленному супругу родным братом".

Что-то начало проясняться. Вся эта канитель с дуэлью затеяна с целью скомпрометировать Алека. Но главный вопрос остаётся – зачем? Ситуация мне перестала нравиться окончательно, именно потому что я практически ничего не понимал.

– Тогда зачем мне было докладывать, если всё и так известно его величеству? – пожал я плечами.

Орвик остановился посреди улицы и долго смотрел на меня, словно оценивая. Потом кивнул и зашагал дальше. Готовил ли он уже тогда восстание, чувствуя, что власть выскальзывает из рук? Не знаю.

В воротах королевского дворца я увидел знакомую долговязую фигуру. Только теперь трапперскую одежду сменил элегантный камзол всё того же зелёного цвета, а ростовой лук за спиной сменили меч и кинжал на поясе. Правда и луки мелькали неподалёку – на гербе, начертанном на груди камзола, и у двоих вольных стрелков, в которых без труда угадывались эльфы. Троица как раз въезжала в ворота и мне не составило особого труда догнать их. Орвик отправился по своим особо важным делам государственного – никак не меньше – масштаба и я остался предоставлен самому себе. Знакомый дворянин спешился, оставив коней на попечение спутников-эльфов и я догнал его, тронув за плечо. Он обернулся и я, наконец, вспомнил где видел его.

– Робин? – удивлённо воскликнул я. – Робин Гуд?

– Потише, юноша, – усмехнулся он. – Это имя подходит более для моей вотчины, а не для столицы королевства. Я ведь благородный сэр и имя моё Робин Локсли.

– Прошу прощения, – смущённо кивнул я, вспоминая, что за активную помощь в уничтожении "Весёлых покойников" ему и его людям были прощены все прегрешения, а самому предводителю вернули титул и лен. Вот только было всё это при Наглях и у меня было основательное предчувствие, что именно в этом всё дело. – И что же привело вас в столицу, благородный сэр?

– Мне лишают честно заработанного мною лена, – ответил он, – на основании того, что я служил Наглям. Так постановил провинциальный суд.

– Но ведь ты боролся с "покойниками"? – возмутился я.

– Их это мало интересует, – пожал плечами Робин.

Мы шагали по двору к донжону королевского дворца. Эльфы с лошадьми отправились в конюшни, а оттуда в людскую (смешно звучит: эльфы – в людскую).

– Я сюда приехал правды искать, – продолжал тем временем Робин. – Я знаю, что без протекции у меня не выйдет попасть на приём к Орвику или Скриану (этот титул по наследству перешёл к дяде королевы Лайонелу Крею после изгнания и смерти фаворита прежней), но у меня нет никого здесь, кто мог бы её оказать. Разве что, ты. По старой памяти.

– Веса в Престоне у меня практически нет, – пожал я плечами.

– Но ведь брат короля – твой лучший друг, не так ли? Именно он был тогда с тобой.

– Ну положим я с ним, но сейчас это не имеет особого значения. За дуэль он заточён в Таймский замок по приказу короля.

– Везёт как утопленнику. – Робин хлопнул кулаком по руке. – А я рассчитывал только на него. У меня информация для него, которую я хотел обменять на его протекцию.

– Алек не из таких людей, – покачал я головой.

– Всё зависит от информации, – усмехнулся Робин, – а у меня она стоит дорого.

– Если ты полагался только на Алека, то сейчас она не стоит и ломаного гроша.

– Не скажи, – протянул бывший разбойник, – не скажи. Тут речь о жизни и смерти.

– Алека? – мгновенно насторожился я.

– Его, – кивнул Робин.

Я ухватил его за грудки и, кажется, даже встряхнул, услышав как равнодушно он отзывается о жизни и смерти моего друга. Но не успел я отдать себе полный отчёт в содеянном, как отлетел от Робина на несколько футов, больно врезавшись спиной в стену. Бывший разбойник равнодушно одёргивал полы камзола.

– Спокойнее, молодой человек, – произнёс он, как ни в чём не бывало, – не стоит впредь кидаться на меня с кулаками.

– Расскажи мне всё, – рявкнул я, хватаясь за эфес шпаги, не обращая внимания на оглядывавшихся на нас гвардейцев, – или я прикончу тебя.

– Не прикончите, молодой человек. – К нам направлялся полковник Роджер Хетфилд – командир королевской гвардии, занявший этот ответственный пост после того, как от него отказался Алек. – Здесь королевский дворец, а не постоялый двор, если вы забыли. Так что извольте убрать руку с меча и выясняйте отношения с этим благородным сэром где-нибудь в другом месте.

– Приношу свои извинения, – церемонно кивнул ему я, – и впредь постараюсь воздержаться от подобных эскапад.

– Именно, – добавил он своё любимое словцо и зашагал дальше.

Мы с Робином продолжили свои блуждания по дворцу без определённой цели. Сам собой вновь возник разговор.

– Что за опасность грозит Алеку? – прямо спросил я.

– Эта информация стоила мне немало, – протянул Робин.

– Я устрою тебе встречу с Орвиком. – Я совершенно не представлял как это сделаю, но бывшему разбойничьему предводителю этого знать не обязательно. – Он был моим сэром и учил воинской и рыцарской науке.

– Хорошо, я знаю, ты честный молодой человек, – произнёс Робин. – Так вот, один мой хороший знакомец, Уилл Скарлет, промышляет сейчас бретёрством по найму. Он рассказал мне, что с ним встретились несколько странных господ, по всей видимости, вассалов Скриана, если вовсе не родственников. Семейка их, похоже, просто безразмерная. Они предложили за очень большие деньги затеять ссору с "высокородным уродом" и один даже уточнил, что именно горбуном. Уилл, естественно, отказался. Он ведь не наёмный убийца, хотя что греха таить, мало чем от него отличается, вот только делает он своё дело открыто, а дуэль с принцем крови – дело более чем серьёзное. Тут можно на эшафот загреметь, как пить дать.

Я остановился и провёл ладонью по лицу. Ничего не понимаю. Неужто Креи, не найдя бретёра для убийства Алека, решили покончить с ними своими руками. Нет, тут что-то не сходится…

– Эй, с тобой всё в порядке? – тронул меня за плечо Робин, выводя из задумчивости.

– Не слова, – произнёс я, – никому об этом не слова.

– Хорошо, – пожал плечами Робин, – я, вообще, в ваши столичные дела лезть не хочу. Я тут чтобы лен свой отстоять.

– Идём, – бросил я, снова проводя рукой по лицу. – Не думаю, что Орвик сильно занят, пока.

Не знаю уж отстоял Робин свой лен или нет, я честно проводил его до кабинета Орвика и оставил разговаривать с ним, сам же направился в свои комнаты, где принялся усиленно раздумывать над сложившейся ситуацией.

Я растянулся на кровати, не раздеваясь, закинул руки за голову и предался размышлениям.

Перво-наперво, главный вопрос: что творят Креи? Для чего им понадобилось убирать Алека? И причём тут эта глупая, да нет – идиотская, дуэль? Хотя в результате Алек вместе с Бенетиктом заключён в Таймском замке, как бы не старался последний выставить себя жертвой "горбатого чудовища". И причём, скажите, здесь провинциальный бретёр, который ни под каким предлогом не согласился бы на дуэль с братом короля, хотя если Креи (а что всю эту кашу заварили он у меня сомнений не было ни малейших) учатся на своих ошибках, то они могут обратиться к бретёру иностранному, который всегда может бежать на родину, получив деньги.

Пища для размышлений та ещё. Однако Алек, так сказать, выведен из-под удара, пока он в Таймском замке со стороны самых лучших бретёров нашего мира ему ничто не угрожает. Значит, до того, как его величество сменит гнев на милость, мне следует выяснить не прибывал ли в Престон кто из известных бретёров, а для этого, как не прискорбно придётся обратиться к Орвику за помощью. Мысли мои плавно перетекли с дуэли на то, какую бы историю по правдивее поведать моему бывшему сэру, чтобы, вместе с тем, не выдать ему всей правды. Задачка.

Хотя, быть может, есть способ обойтись и без его помощи, правда способ этот весьма опасен. Ещё в бытность мою кадетом Гартанга я узнал о таверне под названием "Шпага", где собирались бретёры со всего Престона. Однажды набравшись храбрости мыс Алеком, сбросив кадетские плащи, наведались туда и если бы не помощь Альберта Ольгота и Грегори, следивших за нами по просьбе отца Рассела (где-то он сейчас, давно не слыхал о нём) и моего старшего брата, соответственно, нас бы собирали по частям в подворотнях по всему городу. Да, сейчас я не тот мальчишка, выбравшийся в одну из первых увольнительных, но и верных товарищей за спиной нет и придётся за всё держать ответ самому.

Однако я уже принял решение и менять его не собирался. Не впервой мне, в конце концов, рисковать жизнью.

С этой мыслью я поднялся с постели и, сунув за голенища сапог пару кинжалов, зашагал прочь из своей комнаты и дворца, вообще. Что же, давно я не орудовал шпагой, кроме как в тренировочных поединках с Алеком или полу потешных дуэлях с родственничками её величества, где всё заканчивалось после первых царапин, полученных Креями. Пора бы, наконец, и пощекотать кого-нибудь всерьёз, как говаривал Грегори.

"Шпага" была самой тривиальной таверной, с первого взгляда и не скажешь, кто здесь собирается. Я вошёл в неё, плотно притворив за собой дверь, как было принято, и направился к ближайшему незанятому столику. Однако прежде его успел занять юноша со смуглой кожей и чёрными, как смоль волосами, немногим моложе меня тогдашнего. Он вольготно расположился на деревянном стуле, поигрывая стаканом вина, рассматривая его на просвет, будто находился не в таверне, а, по крайней мере, на королевском приёме. По этим манерам я опознал в нём салентинца.

– Сударь, – обратился я к нему, – позволите?

– Позволю, – улыбнулся он, – места не куплены, а я никого не жду. С кем имею честь?

– Эрик, – представился я, опустив фамилию Фарроу и перешедший ко мне после смерти отца и старшего брата титул виконта Фарроского, на которые после ссоры с отцом не имел ни малейшего права, не смотря на замечания Орвика по поводу того, что графство вполне можно и конфисковать у Кристиана, на основании того, что в своё время тот поддержал Наглей. Я предпочитал отмалчиваться или делать вид, что не понимаю не слишком-то тонких намёков.

– Габриэль, – кивнул в ответ юноша, подтверждая мои догадки относительно его происхождения. – Что привело вас сюда, сударь? – поинтересовался он. – Прошу прощения, но вы не слишком похожи на бретёра или того, кто нуждается в их услугах.

– Я ищу одного бретёра, прибывшего сюда недавно, – аккуратно начал я прощупывать почву, – скорее всего, с континента, но не из Адранды, с определённой целью.

– За исключением последнего, – отсалютовал мне стаканом Габриэль, – это я. Да, я ещё и студент.

Вот ведь повезло так повезло, а он мне даже нравиться начал, вроде с виду приятный человек.

– Но есть и ещё кое-кто, – тут он посерьёзнел, – и он заинтересует тебя куда сильнее. Галиаццо Маро – прославленный иберийский бретёр по прозвищу "Кровавый шут". Он отличается особой жестокостью, граничащей с безумием и, поговаривают, даже провёл несколько лет в Доме скорби.

– Я наслышан о нём не меньше твоего, – бросил я, внутренне застывая, словно в желудок кто-то уронил ледяную глыбу. – И где его найти?

– Ты, вижу, ещё более безумен чем он, – усмехнулся салентинец, – но тут ничем тебе помочь не могу. Здесь он не появлялся. Вот только зачем он тебе?

– Я не уверен, – протянул я, тщательно обдумывая каждое слово, – но Галиаццо здесь для того, чтобы разобраться с моим другом.

– Тогда готовь своему другу похороны, – жестоко резюмировал Габриэль. – Кровавый шут свои жертвы не отпускает.

– Есть ещё время, мой друг до времени недоступен для бретёра, но навряд ли это продлиться долго. За это время я хочу…

– И не думай, Эрик, – угадав ход моих мыслей, бросил салентинец, – никому не справиться с Кровавым шутом, так и знай. Он убийца и садист и…

– Мне плевать кто он! – насей раз оборвал я его. – Я готов трижды умереть чтобы спасти своего друга.

– Ты – смелый человек, – усмехнулся он, – и твой друг, видимо, достоин того, чтобы драться за него.

– Хоть с самим Баалом, – буркнул я, отпивая недорогого вина, принесённого разносчицей.

– И, знаешь что, – растянул улыбку ещё шире Габриэль, – я помогу тебе, и дай Господь, чтобы твой друг кем бы он ни был, оказался достоин нашей гибели.

– Да будет так, – завершил я его тираду, поднимая стакан. – Но один вопрос, Габриэль: почему?

– На самом деле я не более нормальный чем ты. Я здесь с одной целью – убить Кровавого шута. Он участвовал в вендетте между моей семьёй и Гаррамонами на стороне наших врагов и на его совести большая часть смертей моих родственников. Хотя что я говорю, откуда у этого урода совесть?

– И как будем искать его? – спросил я.

– Если он здесь по душу твоего друга, то нам остаётся лишь проследить за ним. Галиаццо должен затеять публичную ссору с ним, ведь он бретёр, а не наёмный убийца.

– Опасно.

– Мы связались с Кровавым шутом, а это не опасно, а просто самоубийственно.

– Я в это ввязался, чтобы спасти друга, но тут мы рискуем его жизнью больше чем своей.

– Знаешь иной способ, – пожал плечами Габриэль, – я весь внимание.

– Ладно, – сдался я, – тогда пошли прогуляемся вдоль Тайма, там, если ты прав, шансов встретить обоих больше всего.

– Твой друг, что в Таймском замке сидит? – Габриэль, похоже, не думал унывать даже на пороге смерти.

– Это так важно?

Он покачал головой и одним глотком допил свой стакан. Я последовал его примеру и мы вышли из "Шпаги".

…Мы шагали по каменной набережной Тайма, Габриэль старался незаметно приглядываться к шагающим рядом, высматривая среди них Кровавого шута, которого он знал в лицо. Однако пока нам не везло (или наоборот, везло), никого похожего тут не было. До поры. Стоило нам подойти к подъёмному мосту, как Габриэль дёрнул меня за рукав камзола, взглядом указывая на высокого человека в аляповато раскрашенной одежде и при шпаге. И что самое неприятное, он на повышенных тонах ругался с Алеком. Руки обоих лежали на эфесах.

Не сговариваясь, мы с Габриэлем едва не подбежали к ним, готовые выступить на стороне Алека, если дойдёт до открытого конфликта. Но Галиаццо Маро был не столь глуп, чтобы устраивать драку с братом короля прямо посреди Престона, тем более что гвардейцы, охранявшие мост в королевскую резиденцию тюремного типа, перехватили свои отнюдь не церемониальные алебарды поудобнее.

– Время и место, сударь? – коротко спросил он. – Оружие – шпаги.

– Завтра утром на заднем дворе сгоревшей церкви, – не стал мудрствовать мой друг, демонстративно поворачиваясь спиной к Кровавому шуту.

Ибериец кивнул и двинулся в противоположную сторону. Алек же направился к нам, хотя раньше никак не выдал того, что заметил нас.

– Алек, – вздохнул я, убирая руку с эфеса и провожая взглядом Галиаццо, – две дуэли за два дня, по-моему, это слишком. Ты хоть знаешь с кем сцепился на сей раз?

– Какой-то ибериец, – пожал плечами тот, – я вроде ему на ногу наступил. А ерунда, – отмахнулся он. – Кто это с тобой?

– Новый знакомый, – отрекомендовал я Габриэля, – салентинец Габриэль.

Они с Алеком обменялись церемонными поклонами и мы двинулись прочь от Таймского замка, навевавшего не самые приятные ощущения. Габриэль поспешил распрощаться с нами, сказав, что будет ждать меня там же, где мы встретились сегодня.

– Чем ты обязан столь скорому освобождению? – спросил я Алека, когда Габриэль покинул нас.

– Её величеству и дядюшке Лайонелу, – ответил он с явным презрением в голосе. – Они просили выпустить только Бенедикта, но мой венценосный брат решил, что если уж отпускать так обоих участников происшествия, иначе получается несправедливо.

– Вся эта история больше походит на дурной фарс, – буркнул я. – Знаешь хоть с кем ты сцепился только что?

– Ты уже задавал этот вопрос и я сказал – не знаю. Кстати, будешь опять моим секундантом?

– Что мне ещё остаётся, буду. Но боюсь, если его величество узнает об этой дуэли, в Таймском замке сидеть нам обоим.

– Много чести для тебя, – рассмеялся Алек, – ты будешь сидеть в обычной тюрьме.

Сначала я хотел сказать, кто достался милостью Господа ему в противники, но потом решил не делать этого. Очень сомневаюсь, что если дуэль и состоится, то мне на ней секундантом не быть.

Галиаццо Маро по прозвищу «Кровавый шут» шагал по тёмной улице. Он не опасался ни грабителей, ни опустившихся типов, готовых прикончить человека за содержимое его карманов. Нет, подобные личности его давно не пугали, наоборот, он почти жаждал встречи с кем-то этом вроде. За те несколько дней, что прошли в плаванье из Коибры в Страндар и дороге до Престона он никого не прикончили это начинало его бесить. Зато он уже предвкушал встречу с неплохим противником, Галиаццо видел как тот фехтовал с одним из родственников заказчика – достойно, но ему этот горбатый юнец не противник. Хотя, честно говоря, он рассчитывал на куда меньшее.

– Галиаццо Маро, – оторвал иберийца от размышлений голос с противоположного конца площади, куда он вышел, сам того не заметив, – я пришёл требовать с тебя платы кровью за семью Эччеверриа.

Из тьмы в круг от лунного света вышел смутно знакомый бретёру юноша со шпагой в руке. Обернувшись на звук, Галиаццо увидел второго парня, навряд ли много старше первого. Вооружён он был кроме шпаги ещё и кинжалом, как принято здесь, где ещё сильны традиции мечевого фехтования, и в отличие от первого, что сильно подняло его в глазах наёмного бретёра.

Галиаццо отступил, так чтобы противники смогли атаковать его с обоих флангов, а не спереди и сзади, и демонстративно сложил руки на груди, провоцируя врагов. Они атаковали одновременно, но не слишком слажено, что дало бретёру шанс прикончить обоих в первые же минуты боя. Буквально за мгновение до того, как концы шпаг должны были ткнуться ему в грудь, ибериец, пригнувшись, прыгнул вперёд, перекатился через плечо и вскочил на ноги, обнажая шпагу и тут же делая молниеносный выпад в лицо страндарцу (так он про себя назвал парня со шпагой и кинжалом). Однако его манёвр, похоже, был известен противникам – длинный кинжал отбил в сторону его шпагу, а в бок уже нацелился ткнуть его второй враг (салентинец), успевший развернуться. Пришлось делать почти невероятный прыжок назад (помогло прошлое циркового акробата) и отступать под напором двум молодых наглецов. Три клинка против одного – давно ему не было так интересно.

Он пригнулся, пропуская шпагу салентинца над головой, и вместо того, чтобы парировать выпад страндарца, прямо на полусогнутых шагнул к нему и, перехватив клинок своей шпаги левой, ударил его закрытой гардой по лицу. Страндарец отшатнулся на полшага, схватившись за скулу, и сплюнул кровью, но тут же – что делало ему честь – ткнул кинжалом в горло. Не то чтобы Галиаццо совсем не ожидал чего-то подобного, скорее у юнца такой прыти не предполагал. Вновь пришлось отступать.

Эта схватка начала утомлять Кровавого шута и он решил заканчивать её.

Молниеносным выпадом он выбил шпагу у салентинца, рассудив, что раз у того больше нет оружия – он практически беспомощен. Страндарец же совершил то, на что не решился бы ни один фехтовальщик, он швырнул свою шпагу товарищу, одновременно нанося быстрый удар кинжалом, Галиаццо пришлось закрываться голой рукой. Сморщившись от пускай и ожидаемой, но от этого не легче, боли, он обрушил на предплечье противника гарду своей шпаги, выбивая кинжал. Правда салентинец нанёс рубящий удар по рёбрам Кровавого шута, хотя шпага и не предназначена для этого. Галиаццо едва сдержался, чтобы не закричать от боли и ярости, ограничившись заковыристым ругательством, сложенным из идиом нескольких языков.

Так туго ему не приходилось давно. Он явно недооценил противников, совершавших совершенно непонятные для разума бывалого фехтовальщика вещи.

Вот салентинец отскочил к своей шпаге, но вместо того, чтобы вернуть оружие товарищу атаковал Галиаццо рубящими ударами с двух сторон, будто это были мечи, а страндарец не перехватил кинжал правой рукой, а продолжал довольно ловко орудовать левой, будто и не бил его Кровавый шут гардой, а удары его способны были сломать кости и людям более могучего телосложения. Невозможно, немыслимо, как драться против врагов, сражающихся не по правилам, принятым в фехтовальном мире?!

Крутанувшись, Галиаццо быстро парировал скрестившиеся клинки шпаг салентинца, одновременно подставляя под кинжал страндарца гарду своей, шагнул вперёд и ударил салентинца лбом в лицо. Тот отшатнулся, взмахнул руками, стараясь удержать равновесие и роняя шпагу. И тут грудь Кровавого шута слева рванула дикая боль, он скосил глаза в том направлении и увидел рукоять даги, зажатую в правой руке страндарца, за которой по причине отсутствия в ней оружия ибериец не следил, а зря. Немыслимо!

Опомнившийся салентинец изо всех сил ударил Галиаццо гардой в скулу. Тот покачнулся, раздался щелчок и боль рванула грудь Кровавого шута с новой яростью. Страндарец выдернул из раны своё окровавленное оружие – это оказалась иберийская дага, страшный, запрещённый во многих странах кинжал, за наличие которого во время войны могли повесить без суда и следствия вне зависимости от социального статуса и положения в обществе. Галиаццо показалось, что его внутренности только что нашинковали прямо в его теле, а теперь ещё и как следует перемешали. Он отступил ещё на полшага, прижимая к чудовищной ране ладонь, кашлянул кровью. Перед мутным взглядом Кровавого шута мелькнула рука страндарца со вторым кинжалом, он медленно поднял её и метнул кинжал. Клинок его пробил горло Галиаццо Маро по прозвищу "Кровавый шут", тот подался назад, сполз по стене и умер.

Проснулся я от достаточно серьёзных толчков в грудь. Кто-то тряс меня, пытаясь вытряхнуть из сна, куда я провалился под утро, едва притащив ноги.

– Просыпайся, Эрик! – тряс меня за плечо Алек, а это был именно он. – Давай же! До дуэли осталось всего полчаса!

– Не будет никакой дуэли, – зевнул я, переворачиваясь на другой бок, натягивая одеяло на голову и как-то отстранённо понимая, что вчера – или уже сегодня? – так и не успел раздеться перед сном. – Кровавого шута убили ночью.

– Какого шута?! – наседал Алек, сдёргивая одеяло. – Ты взялся быть моим секундантом на дуэли, помнишь?!

– Помню, – буркнул я, – всё помню. Но говорю ж тебе, не будет дуэли. Ночью твоего оппонента убили.

– Кто? – не понял Алек.

– Не важно. – Я зевнул ещё раз и натянул одеяло обратно, забывшись, наконец, глубоким сном.

Прямая угроза осталась позади, но что-то продолжало угрожать Алеку, да и вообще в стране назревало что-то совсем недоброе. Его величество всё сильнее подпадал под влияние родни королевы, что совсем не нравилось Орвику. Но ещё больше его раздражало то, что Марлон ещё и начал интересоваться делами государства, вместо турниров и пиров. Граф понимал – власть выскальзывает из рук, как песок, но и ждать пока она иссякнет совсем не собирался.

А потом выяснилось, почему Креи так "охотились" за Алеком. В том, что за наёмом Галиаццо Маро стояли именно они, я узнал буквально на следующий день после его смерти. Я бродил по саду, излюбленному месту встреч заговорщиков королевского дворца и застал там Лайонела Крея с внучатыми племянниками. Престарелый граф Скриан отчитывал их, как нашкодивших детишек, не особенно стесняясь в выражениях и не думая понижать голоса, так что мне удалось услышать всё, встав за раскидистым кустом неизвестного мне растения. Приводить весь гневный монолог фаворита я не буду, слишком уж изобиловал он совершенно непечатными словечками. Суть его сводилась к следующему – эти два кретина (точно по тексту), вместе с её величеством затеяли комбинацию с дуэлью, дабы скомпрометировать Алека в глазах старшего брата, потому что узнали, что один из детей Золотого льва собирается жениться на дочери Орвика – Бригитте, а следовательно поддерживать его в будущем. Лайонел соглашался, но продолжая последними словами поносить "недоумков, доставшихся ему в родство", посоветовал им впредь советоваться с ним прежде чем что-либо предпринимать. Он истратил кучу денег на наём иберийского бретёра Маро, а из-за того, что усилиями его внучатых племянников Алек оказался в Таймском замке, Кровавого шута прикончили в тёмном переулки в ночь перед дуэлью.