Текст книги "Третья Мировая Игра"
Автор книги: Борис Гайдук
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)
5
– Становись!
Мы построились.
– Ребятушки! – воззвал Соломон Ярославич. – Сей же час выступаем на немца! Стратегия переменилась, и биться мы будем сегодня! Устроим им под вечер засаду на Ржавой горе, а как подойдут – ударим напрямую!
Загудел строй, зашевелился. Нападающие Князевы тоже подобрались, посуровели. Высокомерие и вальяжность мигом с них слетели.
– Как говорит наш Петр Леонидыч, каждый игрок должен знать свой маневр. А маневр у нас будет такой…
Ловко Дмитрий Всеволодович придумал.
По его разумению, немец сегодня прибавит ходу, даст крюк в сторону и остановится на ночь на Ржавой горе. Про замену нашу Карл Хесслер узнал и захочет завтра обойти ее без боя. И то верно, к чему биться, коли от неопытных защитников можно запросто с мячом убежать. А для этого ничего лучше нет, чем с самого утра мяч хорошенько под горку разогнать. У Ржавой горы склон в нашу сторону пологий и длинный, только толкни, мяч сам до самых Бельцов покатится. А для того чтобы быстро идущий мяч атаковать, нужно немалое уменье, нам это не под силу. Вот и придумал Дмитрий Всеволодович немца опередить, скорым броском Ржавую гору первыми занять и на самом подходе в лоб атаковать его сверху. Расчет здесь верный: к исходу дня немцы устанут, а мы, считай, вчера еще в домашних постелях нежились, сил не растеряли. И атаковать под горку сподручнее. К тому же для массированного лобового удара особого умения не требуется, только разгоняйся как следует да не трусь. А там уж как удача выйдет.
Перекусили мы наскоро и выступили в путь. Смотрю – у многих наших куража поубавилось. Одно дело маневры в поле совершать и мелкие стычки делать, а другое – мяч напрямую атаковать. Это дело без увечий никогда не проходит. Только Вася не унывает.
– Ну, сейчас вставим немцам! Эх, братцы! Наконец-то!
– Ты раньше-то времени не радуйся, – Валька Сырник его урезонивает. – Немец тоже не лыком шит. В игре побольше нашего играет.
– Не бойся, Валька! Смелость любые ворота возьмет! Не для того мы в поле вышли, чтобы конфузию на своей земле потерпеть! Прорвемся!
Рядом с Васькой, и правда, спокойнее делается. Надо было не десятником, а сразу сотником его над нами ставить. Но в сотниках только калужские призывники оказались из тех, кто или раньше в игре побывал, или хотя бы в учебных лагерях успел потренироваться. Нашей сотней Матвей Пшеничников командует, хмурый сутуловатый молчун. Был он защитником лет семь тому назад, но недолго, самой ифы толком не видел. Под Каунасом обморозился, подхватил двустороннее воспаление легких, чуть не умер. Списан был в резерв, теперь вот над целой сотней поставлен. А командовать-то и не умеет, голос слабый, чуть ли не заикается. Кто его в схватке услышит?
Идем дальше, валенками скрипим.
А вдруг ошибся Дмитрий Всеволодович и немец прямо пойдет, как до этого шел, а мы ему своим маневром только путь освободили? Вот уж тогда не сносить ему головы за самовольство. Но, наверное, не просто так Дмитрий Всеволодович свой маневр придумал. Отряд у него быстрый, разведчики хорошие. Правильные сведения должны были своему тренеру представить.
Соломон Ярославич велел запеть песню. Грянули мы нашу любимую, «катят мячик по Берлину наши игроки», немного взбодрились. Солнце спряталось в сосновых верхушках, стало смеркаться. Еще три часа – и ночь. Как тогда в схватку идти? Огнем игру подсвечивать нельзя, поэтому на ночь обычно все передвижения останавливаются. Летом, при луне, частенько играют, а зимой почти никогда. Зимой вообще труднее играть, и по снегу топать, и мяч катить, поэтому зимой ночные маневры – большая редкость.
Вот и Ржавая горка показалась. На вершине дубовая рощица, а склоны голые. Лучшего места для засады не придумать. Забрались наверх, осмотрелись. Немца пока не видно. Соломон Ярославич спешился, велел денщику коня к обозу отогнать. Чтобы тот случайно не заржал и нас раньше времени не выдал. Обоз наш в другом месте стоит, как будто мы ночевать в прежде намеченном месте остались. С собой только немного сухарей, сала и воды взяли.
Князева отряда нигде не видно – они, небось, тоже обманные маневры совершают, чтобы наше передвижение от немца скрыть, а самим вскоре очутиться здесь. И немцы часть своих людей тоже наверняка по ложному ходу пустили, как будто прежним курсом идут. Ночью потом эти обманные разведчики к основному отряду вернутся. Одно слово – тактика.
Устроили мы себе укрытия из снега и веток. Только присели отдохнуть и перекусить.
И тут:
– Немцы!
– Прячься, ребята! Ни звука!
Попрятались мы, выглядываем украдкой. Точно, немцы!
Угадал Дмитрий Всеволодович! Вот золотая голова! Только где он сам? Не опоздал бы. С опытным князем сподручнее в бой идти. Наш-то Соломон Ярославич тоже раньше в тренерах бывал, но давно; последние лет пятнадцать у нас на воеводстве сидел, хозяйством управлял и к игре не имел никакого касательства.
А немцы тем временем с мячом приближаются. Первый раз в жизни я вживую, своими глазами мяч увидел. Какой же он огромный! Медленно мяч катится, вязнет, на том склоне снега много навалило. И сами игроки устали, без прежнего парада идут. Полузащитники мяч катят, защита кучками кое-как по бокам движется. Сзади малый верховой обоз, саней нет, налегке идут. Чуть в стороне – несколько судейских верхом на лошадях, носами клюют. Сзади парочка операторов плетется. Последние метры люди преодолевают. Одно, видать, на уме – горячий ужин да сон. Ан нет! Будет вам, гансы, вместо ужина другая каша!
Соломон Ярославич дает вполголоса последние распоряжения, как построиться, в каком порядке атаковать, а я вижу – руки у него подрагивают. Если уж сам воевода не в себе, то про нас и говорить нечего. Боязно. Ох, как боязно!
А немцы как будто что-то почуяли. Остановились, тренер ихний подозвал к себе несколько человек, отдал распоряжения. Два десятка игроков вперед выдвинулись, скорым шагом прямо к нашим укрытиям направились.
Пора, наверное. Иначе скоро они нас заметят и к обороне приготовиться успеют.
Соломон Ярославич тоже это уразумел.
– Ну, детушки, пришел наш час! – громко выкрикнул. – Не посрамите старика! Держитесь друг за друга и ничего не бойтесь!
Вскочил на ноги:
– За мной!
Ну вот и началось! Будь что будет!
Встал я, слева и справа от меня тоже люди в рост поднялись, через снежный бруствер перекатились и – вперед!
Гляжу – немец опешил не на шутку. И есть от чего. Не разведку, не сторожевой отряд, а тысячу атакующих защитников на своем пути внезапно встретили. Это вам не фунт орехов. Операторы кричат, камеры поспешно разворачивают, судейские головами вертят, пришпоривают коней и по сторонам разъезжаются, чтобы все поле боя под присмотром держать.
Дозор немецкий, что к нам выдвинулся, быстро повернул назад. Тренеры команды кричат:
– In vier Linien antreten! Zwei Bereitschaften!.. Den Ball zuruk bringen!..
Защита тут же вперед выступила, перед мячом заслон выстраивает. Каждый знает, что делать надо, никто столбом не стоит и ушами не хлопает.
– За мной, ребята! – Соломон Ярославич надсадно кричит. Тренеру-то ближе чем на сто метров к мячу подходить нельзя, иначе предупреждение, а то и дисквалификацию от судейских получишь. Скоро ему остановиться придется, а нам дальше одним идти.
Строя у нас толком не получилось. Кто-то отстал, кто-то вперед вырвался, так рыхлой толпой и бежим. Только бы в снегу не увязнуть и не упасть, свои же и затопчут. Может, чуть поотстать, чтобы другие меня обогнали, другие первыми с немецкой обороной сошлись?
Вдруг слышу:
– Бей немца!!!
Это Васька мой заорал! Его голос!
– В-а-а-а-а!!!
Как дикий зверь ревет. Остальные тоже подхватили:
– А-а-а-а!.. В-а-а-а!..
С криком веселее бежать получилось. От собственного крика и страха поубавилось. Вот они, немцы, не больше ста шагов осталось. Числом уступают нам почти вдвое, но – от неожиданности уже оправились, выстроились в несколько оборонительных линий. Наклонили вперед головы, руки, в локтях согнутые, прижали к телу – стеной стоят. Страха ни в одном лице нет. Настоящая команда. Краем глаза вижу, что полузащита тем временем мяч в сторону откатывает. Все, как Дмитрий Всеволодович предсказывал. Только где же он сам, сокол наш?
– Бей немца! – Васька мой яростно кричит. – В-а-а-а-а!!! Ломай их, братцы!
Васька всех обогнал. Один впереди всех прямо на немца бежит. Ничего не боится! А немцы уже совсем близко! Глаза игроков видны. Серые, стальные. Бесстрашный народ, настоящие игроки. В последний момент хватаю, как учили, под локти соседей, цепляемся в связку, чтобы посильнее удар получился. Ну, пронеси!
Хах! Ды-дых! Сошлись.
Треск – как сухим горохом в стену, только в сто раз громче. И сразу – страшная теснота, невозможно поднять руку. Только бы свои не задавили! Как пшеничное зерно на жерновах себя чувствую – жутко, а поделать ничего нельзя, колыхаюсь частицей общей массы.
Первый ряд немцев мы сразу смяли, свалили себе под ноги. Остальные – стоят, не поддаются. А мы толпой валим, задние передних вперед двигают, сами себя зажимаем.
– Бей их! – Васька откуда-то спереди кричит.
Надо же, в первом ряду был, а на ногах устоял. Вот герой! Дождался своего!
Смотрю, а он и руками вовсю орудует! Одному по роже, другому в ухо! Руками-то нельзя! Только туловищем и головой на противника напирать можно.
– Васька! – кричу ему. – Осторожнее! Убери руки! Желтую карту получишь!
Куда там, не слышит! Дорвался до игры, как голодный до хлеба! Как тот древний человек, что для убийства в поле вышел. Тут и я, глядя на Ваську, кураж почувствовал. Вижу – немец с земли хочет подняться, разбитое лицо рукой закрывает, а я – коленом ему в голову – раз! И сверху припечатать! И еще раз, чтобы под ногой чвякнуло! Вот так! Больше не встанет! Нарушение, конечно, страшное, но кто в такой свалке увидит? И вперед, только вперед! Держитесь, гады!
Вот оно, сражение! Вот настоящая игра! Ребята наши, гляжу, робость преодолели, разгорячились, лупят немца чем попало. Немцы тем же отвечают, не стесняются. Валька Сырник рядом со мной от немецкого защитника получил локтем в челюсть и бесчувственным мешком на землю свалился. Но и немца того тоже сразу с ног сбили.
Ломим мы их! Гнутся, гады! Хотя и одним только числом, без особого умения, но ломим! Вот что значит воодушевление и свежие силы!
Все в кучу смешалось, однообразная серая масса шевелится. Цветов одежды уже не разобрать, сумерки опустились. Где свои, где чужие – ничего в такой кутерьме не видно. Только крики да вопли слышны. Зато свободнее стало, рассеялись люди. Многие, кого сильно помяли, в стороны отползают. Некоторые неподвижно лежат. А я одного Ваську вижу, к нему на помощь прорваться стараюсь.
Кто-то из своих мне в глаз засадил – чуть не ослеп.
– Ты чего! Формы не видишь?! Свои же!
– Ох… и правда свои!..
Совсем немного до друга моего осталось. Вдруг вижу – оцепенел Васька, лицом пожелтел и на землю оседает.
Все! Доигрался руками! Желтую карту получил! Вот горе!
Я к нему. А Васька лежит, уже окостенел, и одними губами шепчет:
– Все, Миха… Отыгрался я…
– Погоди, Васька! – кричу ему. – Поправишься, вернешься! Эх ты, пень березовый…
Шлепаю его по щекам, как будто от этого ему легче станет. Нет, теперь Ваське ничего не поможет. От желтой карты месяца два отходить надо, а то и три, если игрок больной или слабый. А за большое нарушение могут и красную карту показать, это уж навеки из игры выбываешь, и на всю жизнь краснота на коже остается. Специально так придумано, чтобы удаленный игрок заново в игру войти не мог. У всех судейских для этой цели специальные приборы с собой; они, если нарушение видят, прицеливаются, как из ружья, и нарушителя красным или желтым метят. Вот и Ваське досталось.
– Миха, оставь меня. Иди… бейся…
Выпрямился я, оглянулся вокруг – ничего не видать. Совсем темно стало. Соломона Ярославича не слышно, сотник наш, Матвей Пшеничников, тоже неизвестно куда запропастился. Что делать? Куда бежать? Вдруг слышу:
– Не робей, молодцы! Я с вами!
Дмитрий Всеволодович подоспел!
– Вторая, третья, четвертая сотни – быстро к мячу! Всеми остальными Медведь командует!
Вот и князь! Теперь нам легче будет. Моя сотня вторая, верчу головой, мяч ищу.
– Медведь здесь! – с другой стороны слышится. – С пятой по десятую сотни, ко мне! Становись квадратами! Первая сотня, назад, на перестроение!
Гляжу – а мяч уже наш! Наш! Немецкие полузащитники без прикрытия остались, и нападающие Князевы мяч у них захватили и в сторону отвели. Я и не заметил, когда успели. Вот удача-то!
– Васька! – кричу. – Отняли мы мяч-то! Отняли, Васька! Наш мяч!
А Васька уже и говорить не может. Трясу его – он только кивает, губы дрожат, а из глаз слезы заструились.
– Отняли мы мяч! Эх, Вася! Вот счастье-то! Ну, прощай! Надо бежать! Я тебе письмо напишу!
Бегу к мячу. Споткнулся, упал в колкий снег. Расцарапал лицо, больно ушиб колено. Хорошо еще, что в схватке на ногах устоял, а то бы обязательно затоптали свои или чужие. Поднялся, дальше бегу. Далеко Князевы орлы мяч укатили! Вокруг меня и другие из трех сотен спешат, кому приказано было. Только нет здесь трехсот человек, от силы полтораста наберется. Может, кто приказа не услышал и после подтянется?
Наткнулся на хромающего немецкого полузащитника. Толкаю его прочь с дороги. Без надобности, просто со злости, вдали от мяча и схватки. И – раз! Будто плетью меня огрели. Заметили мое нарушение судейские! Предупреждение сделали!
Надо поберечься, а то, глядишь, и сам желтую получишь.
– Построились! – сзади доносится. Это Медведь на поле боя своими сотнями командует. – Ровнее, лапотники, мать вашу! Ровнее! Под локти взялись! Скорым шагом вперед марш! Головы наклонили! Головы вперед наклонили, я сказал! Тесним немца к овражку!
Я на секунду оглянулся – как там? Нет, ничего не видно. Дальше со всех ног к мячу несусь. Вот и он, голубчик! Десять шагов, пять, три. Протягиваю руку – громы небесные! – вот он! Мяча коснуться довелось! Тугой, холодный! Вот уж прав был наш главный тренер – это и есть мой самый главный день в жизни! Запомнить бы навеки каждую секунду, чтобы детям и внукам рассказывать, как своими руками мяч трогал!
– Вторая сотня, взялись за мяч! – Дмитрий Всеволодович распоряжается. – Третья сотня, встали кольцом, прикрываем! Четвертая, разбиться по десяткам, идем вольным порядком, кто увидит немца – оттесняй его в сторону! Только без драки, костоломы деревенские!
Как же хорошо при опытном князе играть! Но неужели теперь мяч самим катить придется? Похоже на то! Вот и полузащитником на время довелось стать. Справимся ли?
Налег я вместе с другими на мяч, толкнули, еле сдвинули с места. Тяжеленный, гад. Толкаемся, скользим, друг другу мешаем. Антоха Горбунов рядом пыхтит, а Вальки нет. Неужели не встал после того, как немец ему врезал?
– Осторожнее! Сами себя подавите! Дружно налегать надо, одним порывом! С места сдвинули – разошлись. По двадцать-двадцать пять человек у мяча, не больше! Триста метров прошли – меняемся! Но смотрите, чтобы он у вас при замене не остановился!
Легко сказать! Мы же первый день в игре. В лагерях учебных не бывали. И вообще не дело защитников мяч катить, для того в команде полузащита существует. Только где же сейчас ее взять? Ладно. Хорошо еще, что пока под горку катимся.
– Живее! Живее, шило всем вам в жопы! – Дмитрий Всеволодович ругается. – Две вербы у реки видите? Там мостик есть. Туда направляемся!
Из его отряда двое нападающих рядом с мячом остались. Сами подталкивают и нам на ходу показывают, как надо. Один из них счет ведет, чтобы нам в ногу шагать было легче. Остальные нападающие на два отряда разделились и быстро вперед ушли, растаяли в темноте. Наверное, путь разведывать отправились или совершать обманный маневр. А может быть, и бережет князь свои лучшие силы, к мячу не ставит, не хочет раньше времени натруждать. Или новое задание им готовит. А нам что – мы теперь и мяч катить согласны, лишь бы показывали, куда и как.
Немцев уже не видно. Только из темноты доносятся отдаленные крики и шум. Там Медведь с нашими шестью сотнями противника к мячу не пускает, в овраг теснит. Некоторое время прошли мы с мячом – дали приказ смениться. Отошел я в сторонку, чувствую – руки-ноги дрожат, по спине ручьями струится пот. Устал с непривычки очень сильно. Настоящие полузащитники и специальному дыханию обучены, и распределению усилий, и чуть ли не спать на ходу умеют. Двести хороших полузащитников за день на сорок километров мяч укатить могут.
Гляжу – кто-то конный из тренерской свиты сбоку рысцой трясется. Я к нему.
– Что там сзади? – спрашиваю задыхаясь.
– Все нормально! – отвечает из темноты. – Спихнули немца в овраг! Две сотни Медведь в арьергарде оставил, остальные уже нас догоняют.
– А с Васькой нашим чтобудет? Он желтую получил!
– С каким еще Васькой?
– Десятник наш, из Зябликова. Фамилия Долгогривов.
– А, этот… Ну что… Сейчас санитары его подберут, пристроят в лазарет. Недельку-другую полежит, потом в отпуск отправят. Ишь герой, желтую получил… Таких желтушников знаешь, сколько набралось? Где вы так играть-то научились?
– Как это «так»?
А вот так! Как дрова рубить. На тысячу человек семьдесят пять желтых карт и шесть красных! Эдак скоро и играть будет некому!
Семьдесят желтых карт! Шесть красных! Ну и ну! До чего же грязно сыграли. Просто стыд.
– Но поломали немцев крепко! А главное – мяч отняли! Теперь бы подальше откатить, пока фон Кройф не опомнился и подмогу из центра не выслал.
И правда, главное – мяч отобрали. Теперь налегай на него, уноси куда подальше.
Скоро все стихло.
Изо всех сил мяч катим, в снегах, в темноте, не видно ни зги. Князь Дмитрий Всеволодович старшим над нашим отрядом назначил своего нападающего Ивана Рязанца, а сам тоже ускакал куда-то в ночь. Медведь с пятью сотнями вперед ушел, не останавливаясь, чтобы нас в условленном месте поменять. К полуночи подтянулись обозы, по рядам пошли новости:
– Шесть красных карт… семьдесят пять желтых… почти сто человек из игры за одни только нарушения выбыли… а еще восемьдесят три с переломами и сильными ушибами… двести человек как не бывало, в первый же день… начальство ругается… горе-игроки… санитары не успевают… у немцев трех человек насмерть задавили и шестьдесят сильно поломаны… не было бы апелляции… у нас один помер и еще один в тяжелом состоянии, тоже, говорят, помрет… И воевода, конечно…
Что такое? Что воевода?
– Умер, – отвечают. – Не слыхал, что ли? Скончался ваш калужский воевода, будь земля ему пухом.
Как скончался? Тренера задавили? Неслыханное дело! За это противнику поражение сразу присудить могут!
– Да нет. Сам умер, от удара. Сердце, видать, не выдержало.
Вот оно, значит, как. Начал атаку, а сам от приступа умер. Вот отчего не видно и не слышно его было. Хорошо еще, что Дмитрий Всеволодович вовремя подоспел, начало над нами взял, а то так бы мы и разбрелись, как овцы без пастуха. Но что же получается? Был человек – и нет его. Вот так. Вот тебе, папаша, «всего лишь игра». Нет, тут не «всего лишь игра». Тут дело суровое. Государственной важности дело. Люди за это самой жизни не жалеют.
– А про сотника-то вашего слыхал?
– Что такое?
– Так в укрытии и остался. Увидел немца – и от страха с места двинуться не смог. Уже написал просьбу об отчислении, не могу, говорит…
– Стыд какой! Кто же теперь сотником у нас будет?
– Пока неизвестно…
Передали тренерский приказ – без передышки катим мяч четырнадцать километров, там нас поменяют те, что сейчас вперед ушли. Отправлен гонец к главному тренеру с сообщением о победе и о намерении тот же час самостоятельно развивать контратаку по левому краю, посланы также запросы соседним отрядам о согласовании действий. В общем, неожиданно для самих себя, а тем более для немца, перешли мы в контрнаступление. Темно, тяжело, поджилки трясутся, натертые ноги огнем горят, а все равно на душе радостно. Отняли мяч у немца, отняли!
Позже ликование на убыль пошло. С каждым часом все труднее и труднее. Ноги болят неимоверно, как будто по битому стеклу иду. Хоть разувайся и босиком по снегу топай. Не стерпел, попросил помощи. Сел на снег, разулся. Фельдшер посветил на ноги фонариком, присвистнул. Побрызгал мне на ноги чем-то холодным, налепил пластыри. Изругал за то, что долго терпел и в кровь ноги разбил.
– Это теперь не твои мозоли, дубина! Это твоей команды мозоли! Не сможешь из-за них играть – значит, другим за тебя отдуваться придется.
Вроде бы полегче стало. Догнал своих. Фельдшер со мной пошел. Крикнул, что если у кого недомогание или раны есть, чтобы зря не терпели, сразу звали на помощь.
Все тяжелее и тяжелее. Каждый шаг дается так, будто вверх по крутому склону иду. С мячом и вовсе мученье. Все наше взаимодействие, которому сначала вроде бы немного научились, напрочь разладилось. Скользим, падаем, на ноги друг другу наступаем. Мяч часто останавливается, а с места его сдвигать – двойной труд.
– Все, Мишаня, не дойдем, – Антон Горбунов хрипит. – Сейчас замертво повалимся и тут все вместе погибнем.
– Дойдем, Антошка, обязательно дойдем…
Эх, если бы Васька рядом был! С ним бы я точно был уверен, что все преодолеем. А так – кто его знает. Хочется лечь прямо в этот снег, в этой темноте, глаза закрыть и помереть.
Лечь и помереть. Лишь бы не идти дальше. Ни единым пальцем не шевелить. Заснуть вечным сном… Сейчас вот только свою очередь откатим, и тогда я лягу и тут останусь. Непосильное это дело…
