Текст книги "Вы и Ваш друг Рэкс"

Автор книги: Борис Рябинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Собака чувствует несправедливость, и нельзя лишать ее права защищаться от этой несправедливости. В конце концов это нормальное проявление оборонительного инстинкта.

Словом, мой совет вам – один: имейте терпение и имейте критическое отношение не только к животному, но и к себе.

Не надо ради забавы делать то, что собаке неприятно. Я замечал у некоторых владельцев своеобразный садизм в обращении с животным: хочет как будто приласкать, а вместо этого начинает ерошить шерсть, заворачивает голову, держа за уши или за кожу щек. Другие проделывают еще не это. Собака способна многое вытерпеть, но и у нее в один прекрасный момент терпение может иссякнуть, и тогда – держитесь, мучитель!

Как, очевидно, читатель уже понял из авторских рассуждений, я являюсь убежденным врагом битья собак. Можно напомнить еще раз, что битьем выращиваешь раба (в иных случаях, наоборот, выкормишь зверя). Но все же в практике собаковода бывают такие случаи, когда приходится – редко! – прибегать к помощи хлыста. Запомните: редко. Но если уж вы решились на это средство, то нужно сделать безошибочно, чтобы повторять не пришлось.

Вот ближайший пример: щенок гоняется за курами, шалит, – его садят на цепь. Да этим же ничего не добьешься! Так будет хуже, а не лучше, поймите, товарищ воспитатель!

А как отучить?

Подобное было в моей практике.

Я долго не мог отучить от этой неприятной привычки Снукки, как ни бился. Однажды куры встретились нам на прогулке. Снукки – за ними, они, – трепыхая крыльями и кудахча, – от нее. Снукки – за ними, они – от нее. – Я бежал следом два квартала, пока не застиг Снукки на месте преступления, в чьем-то дворе, с куриными перьями в пасти. Куры кругами носились по воздуху, а Снукки, подскакивая, ловила их. Ухватив ее за ошейник, я тут же, я подчеркиваю, тут же, вздул ее. Больше она за курами не бегала.

^{Вот так Снукки «охотилась» за курами... Незаконная охота, так она и была расценена хозяином. Пришлось в этот раз Снукки познакомиться с ремнем...}

С Джекки. Мне надо было, чтобы он гулял на заднем дворе за домами, а он всегда стремился вырваться на улицу. Побродит-побродит, хитро косясь на меня, будто невзначай подберется поближе, а потом стремглав – мимо меня, и поминай как звали. Что я предпринял? Сделав вид, что совсем не наблюдаю за ним (приходится тоже хитрить!), приготовился, и когда он, по своему обыкновению, хотел шмыгнуть мимо меня, резко огрел его-хлыстом по боку. После этого урока он больше не стремился убежать вопреки моей воле.

Вообще во всех тяжелых случаях действовать нужно решительно и твердо. Мне вспоминается, как однажды поступил мой отец, вынужденный прибегнуть к суровому средству убеждения, когда я, что говорится, допек его. Мне тогда было лет пять или шесть. Папа и мама собрались в кинематограф. Мне по возрасту уже положено было укладываться в постель, на дворе был вечер, но я заявил, что тоже хочу в кино. Мне сказали: «Нельзя, ты маленький». Я сказал: «Хочу!» Мне снова сказали: «Нельзя». Я снова сказал: «А я хочу!» Дальше – больше. Я – в рев. Да в какой рев: знаете, как ревут капризные ребята, желающие во что бы то ни стало достичь своего. Тогда отец снял ремень и всыпал мне, как полагалось. После чего родители ушли, а я, размазывая слезы, так ничего и не добившись, кроме солидной порции «березовой каши», вынужден был лечь спать. Этот урок я запомнил на всю жизнь.

Меня пороли за все мое детство только три раза. И все три раза я помню, как будто это было вчера.

Вот так же, по принципу «редко да метко», должны поступать и вы, если хотите добиться успеха в воспитании щенка. Поверьте, совет этот, как и приведенное сравнение, вполне уместен и правилен. Как говорит Куприн, «взрослые даже не предполагают, насколько животные и дети близки друг к другу», насколько много между ними общего.

Воспитание – та же дрессировка. В дрессировке, как вы узнаете дальше, строго с учетом особенностей нервной деятельности животного разработана техника каждого приема. Точно так же обдуманно и методологически четко должны быть построены и все приемы вашего воспитания собаки.

Умейте командовать собакой, не уподобляйтесь тем персонажам, которых остроумно, с юмором высмеял в одном из своих мультипликационных фильмов Дисней, в ряде комических сцен показавший, что собаки – не только наши друзья: иной раз они могут быть и нашими хозяевами… И тогда уже не они – нам, а мы подчиняемся их желаниям!

Знать психику собаки необычайно важно. Только научившись понимать язык проявлений нервной деятельности животного, ничего не говорящий поверхностному наблюдателю и полный откровения для пытливого ума, язык, на основе которого и устанавливается контакт между животным и человеком и без которого ни один естествоиспытатель не достиг бы успеха в своей работе, изучив повадки собак, вы добьетесь всего, чего желаете. Это даст вам уверенность в обращении с нею, избавит от многих ошибок.

ГЛАВА VII
ИСТОРИЯ ДВУХ ЩЕНКОВ

Живые примеры всегда наиболее убедительны. И вот, в связи с разговором об ошибках воспитания собаки, мне хочется рассказать историю двух щенков, двух однопометников, жизнь которых прошла перед моими глазами, братьев Джекки и Рэкса – историю, из которой, думается, читатель сможет извлечь для себя поучительные уроки.

Собака живет меньше человека. Из этого следует, что волей-неволей на протяжении своей жизни вам придется иметь не одно, а несколько животных. Раз начав держать собак, уже не можешь обходиться без них. Замечательный знаток русской природы и русского языка писатель М. М. Пришвин в одном из своих сочинений указывает, что за жизнь у него было около сорока собак.

Как бы ваша душа ни противилась этому, неизбежно наступает момент, когда приходится навсегда проститься с полюбившимся вам животным и начать думать о другом.

Вот такой момент наступил и у нас – не стало эрдель-терьера Снукки. В прошлом я держал дога, сеттера, жили и дворняжки. В память Снукки хотелось снова обзавестись эрделькой, но щенков эрделей в это время в городе не оказалось, и на семейном совете было решено на этот раз взять восточноевропейскую овчарку.

В ту же самую пору один мой знакомый обратился ко мне с просьбой помочь ему приобрести щенка. Так случилось, что он и я в один и тот же день взяли по щенку из одного гнезда и принялись воспитывать их, – каждый сообразно своим наклонностям и желаниям, ну и, конечно, умению.

Если я к тому времени уже мог похвалиться некоторым опытом воспитания собак, то для знакомого моего это было областью еще не изведанных чувств и переживаний, своего рода белым пятном, которое он стремился открыть и постичь. Однако прислушиваться к советам он не очень любил, – отсюда, мне кажется, и все те последствия, о которых будет рассказано ниже.

Опыт убеждает меня, что не найти двух собак, которые были бы точной копией друг друга, как нет на свете двух совершенно одинаковых людей. Не говоря о породных или чисто внешних различиях, всегда найдутся какие-то черты поведения, характера, отличающие одно животное от другого, как бы они ни были похожи. Все это неопровержимо свидетельствует, сколь неистощима природа в своем творчестве; одновременно это может служить подтверждением и той важной истины, о которой мы уже говорили с вами, что разная среда по-разному формирует организм.

А среда для собаки, как мы уже установили, это прежде всего вы, ее владелец и воспитатель, ваше влияние и ваша забота о ней, – и вот, как один и тот же материал (ибо два щенка из одного гнезда – это, конечно, абсолютно идентичный материал) очень различно отформовывается в разных руках, мне и хочется показать в этой главе.

Любопытно вспомнить, как был выбран Джекки. Я уже писал, насколько практически сложно определить лучшего щенка в гнезде, особенно если все щенки крупные, упитанные; – а именно так и обстояло дело в данном случае, когда я по адресу, полученному в клубе отыскал нужный мне дом и все шумное, беспокойное овчарочье семейство предстало у меня перед глазами. Затруднившись выбором на месте, я с разрешения владельца-заводчика притащил двух щенков домой, и мы, то есть я и моя жена Галя, долго гадали, какому отдать предпочтение: оба были хороши. Поставили их рядом на стол, чтобы сличить еще раз. Внезапно один пустил на клеенку пятачковую лужу, – Галя весело воскликнула:

– Вот этот и будет мой!

Выбранный таким необычным способом наш Джекки оказался очень энергичным щенком. Три ночи он орал, просился на кровать. Отсадить в другую комнату и закрыть дверь было нельзя – настойчивый малыш принимался кричать еще сильнее и пронзительнее. Заставили дверь чемоданом – лез через чемодан, царапался, царапался и все-таки перелез, перевалившись забавно, как кулек с песком.

Когда его принесли, он был со столовый нож, с тщедушным задом, который, однако, стал быстро округляться; плохо видел (чуть не упал в подполье!), но с каждым днем все с большим любопытством и озорством всматривался в окружающий мир.

^{Вот таким – месячным плющевым «мишкой» – попал Джекки в наш дом}

Щенок был активный, и все действия его были смелыми, решительными. Рано начали проявляться инстинкты, в частности такой, как оборонительный, стремление защищать хозяина. Возьмешь его на колени (пока он был мал, я позволял себе это делать) – и он «ярится», лает и рычит до хрипоты, полуиграя-полувсерьез, стараясь никого не подпустить ко мне. Я нарочно рассказываю об этом, чтобы тем разительнее была перемена, потом происшедшая с ним.

По лестнице в первый раз пришлось нести его на руках. Щенков всегда приходится приучать к лестнице, и на первых порах она кажется им неодолимым препятствием. Поднимешься до половины, оглянешься, а он сидит у нижней ступеньки и жалобно скулит. Попытавшись однажды последовать за мною, Джекки больно ушибся, скатившись вниз, но уже через несколько дней отлично обходился без моей помощи, самостоятельно поднимаясь на второй этаж и выше, только иногда устраивая коротенькую передышку на середине пути.

Очень полюбилось ему ходить со мной к водопроводной колонке. Стоило только загреметь ведрами – и щенок тотчас оказывался у дверей, повизгивая от нетерпения, а затем, вырвавшись на волю, вприскочку радостно бежал впереди, поминутно оглядываясь на хозяина, как делают все маленькие щенки (не потеряться бы!). Любовь к такого рода хозяйственным прогулкам и делам сохранилась у Джекки на протяжении всей жизни.

Вообще щенок был на славу и ни разу не заставил пожалеть, что мы взяли его. Ел он хорошо, особенно после того, как у него выгнали глистов, рос отлично, опережая все нормы. Мы взвешивали его еженедельно. Чтобы не таскаться всякий раз с малышом в клуб, проделывали эту процедуру дома, на обыкновенных ручных весах с коромыслом. Вскоре он, однако, не стал умещаться на скалке; тогда подцепишь его под брюшко, и он болтается, растопырив лапы…

Прибывая в весе и росте с каждым днем, он еще долго продолжал во сне сосать свою мать, высунув розовый кончик языка из сомкнутой пасти и громко причмокивая. Быстро сдружился с котом Васькой; тот повсюду ходил за ним и «зарывал» лужицы, остававшиеся от щенка, скребя по полу лапкой. Они даже спали часто вместе. А когда начинались игры – тут уж держись! Смотреть на них было одно удовольствие. Правда, случалось, что-на пол летела и билась посуда, когда Васька, спасаясь от Джекки, взлетал на кухонную полку… ну, отнесем это «на издержки производства».

Сорока дней отроду Джекки ухитрился проглотить, реберную свиную кость длиной в десять сантиметров… Все боялись за него, а он был веселехонек. Однажды вдруг раздался отчаянный визг: Джекки силился подлезть под шкаф; всегда залезал, а тут не может – вырос.

В полтора месяца щенок стал прислушиваться, настораживать уши. В два месяца ходил со мной в клуб – сам, на своих ногах. Думали, будет после этого отлеживаться, а он хоть бы что. Сказалась тренировка с котом. Побегай-ка столько, сколько за день выбегают они!

По улице идешь с ним, оглянешься направо, налево – нет его. А он – у самых ног. Отбегать еще боялся.

На шестьдесят первый день рано утром он тявкнул два раза, прислушался к чему-то, а потом смутился и убежал под кровать.

Был он сперва мягкий и пушистый, будто плюшевый мишка, какого-то необыкновенного, как нам казалось, нежно-бежевого цвета, точно хорошая цигейка; потом все сильней стала отрастать длинная и более жесткая ость, появился рисунок, характерный для того окраса, который у нас принято называть «волчьим». Курносая мордочка, постепенно вытянулась, поднялись уши, украсившие голову, распушился хвост. Беспомощный несмышленыш-щенок становился молодой подрастающей овчаркой со всеми признаками своей породы.

Кровей Джекки был превосходных, родословная не оставляла желать ничего лучшего. По отцовской линии в числе его предков имелись такие знаменитости, как Абрек (Осмоловской), занесенный в родословную книгу лучших собак страны под № 1, и Тайфун (Манякиной) ВРКСС № 3167, оба из Москвы; по материнской – Рэкс ВРКСС № 1165, Свердловского клуба. Это позволяло надеяться, что при соответствующем уходе из него может получиться тоже хорошая собака.

И, оправдывая эту надежду, наш питомец развивался так, что на выводках молодняка неизменно привлекал к себе внимание знатоков. Прохожие на улице останавливались, чтобы полюбоваться на него.

Правда, не обошлось без ошибок уже в ту пору. Стараясь «впихнуть» щенку как можно больше, чтобы он быстрее рос, мы хватили через край и перекормили его кишками, которые в числе других мясоотходов покупали в клубе. Вредность питания одними кишками отмечают многие старые собаководы и авторы книг по ветеринарии. Профессор Мюллер, автор книги «Болезни собак», считает, что подобное усиленное кормление может явиться даже причиной гиперемии и некоторых других серьезных заболеваний собаки. У Джекки начался понос, стало замечаться отвращение к еде. К счастью, мы вовремя спохватились и поспешили изменить рацион: больше ввели хлеба, других продуктов, – и вскоре все наладилось.

По всем признакам Джекки обещал пойти в тех представителей своего рода, для которых было характерно мускулистое, сухое сложение, и мы не боялись, что от излишка хлебного кормления он сделается «сырым», то есть мясистым, рыхлым, что для служебной собаки всегда большой недостаток.

Ничуть не хуже оказался и второй щенок, Рэкс, взятый моим знакомым. Мы часто гуляли вместе, предварительно договорившись по телефону встретиться где-нибудь на застывшем пруду или в парке, и братишки весело играли, гоняясь друг за другом по глубокому снегу. Такие совместные прогулки я горячо рекомендую всем любителям, воспитывающим щенят. Укрепляется мускулатура щенков, ускоряется физическое формирование в целом. Кстати, это способствует и выработке нужных рефлексов, что очень пригодится, когда вы приступите к групповым занятиям.

Впрочем, кажется, я повторяюсь – читатель уже знает об этом…

Так же вместе мы стали ходить потом и на дрессировочную площадку. Хозяева Рэкса души не чаяли в нем.

^{Интересно встретиться на прогулке, обнюхаться, познакомиться друг с другом, хотя бы даже кругом была вода... Так встречались Джекки и Рэкс}

Щенки были осенними, однако это обстоятельство ни в какой мере не отразилось на их развитии. Правильный спортивный режим, хорошее питание всегда приводят к нужным результатам.

Я вел запись, следя за изменением веса Джекки, Рэкса и третьего однопомётника, Джимми, жившего у моих родителей. Думаю, что она составит интерес для молодых любителей, позволяя сличить достигнутые ими результаты с моими.

В день отъема от матери (ровно месячные) вес щенков был:

Джимми – 2100 г; Джекки – 1950; Рэкс – 2050.

Сорока трех дней (сразу после еды): Рэкс – 4600 г, Джекки – 4450, Джимми – 4150.

На 60-й день:

Джимми – 6900 г; Джекки – 7530; Рэкс —7500.

Трех месяцев:

Джекки – 13500 г; Рэкс – 13400; Джимми – 12000.

Уши рано встали у Джимми (на 36-й день), – положительный признак, но одновременно это может означать и «сырую» голову и некрасивые, широко расставленные уши. В этом возрасте Джимми очень походил на волчонка. Потому или почему другому, но, придя к братишке «в гости» и впервые увидев его в таком виде, Джекки «сконфузился» и почти все время просидел в уголке.

Характерно, что через несколько дней уши у Джимми слегка прилегли. Потом Джимми продали, его увезли в другой город, и мои наблюдения сосредоточились на двух оставшихся братишках.

В четыре месяца с неделей Джекки имел вес 20 килограммов.

Все шло хорошо до весны.

Праздничным днем второго мая мы с женой отправились на прогулку, захватив с собой Джекки. Я зашел в театр, чтобы купить билеты на вечер, а когда вышел оттуда – не увидел ни жены, ни Джекки. Напрасно я озирался по сторонам – они словно испарились. Но вот в конце улицы мелькнула знакомая женская фигура с собакой; я поспешил к ним навстречу. Вид у них был довольно необычный. Галя, раскрасневшись, тяжело дышала, как после быстрого бега; Джекки испуганно жался к ней, подобрав хвост. Все тело его тряслось в мелкой зябкой дрожи. Что произошло? Оказалось – вот что.

Перед театром стоял духовой оркестр. Когда мы проходили мимо него, он молчал, но едва я скрылся в подъезде театра, дирижер поднял палочку и звуки бравурного, грохочущего марша огласили воздух, покрыв обычный шум улицы.

Галя с Джекки на поводке в ожидании меня остановились как раз напротив музыкантов, в каком-нибудь десятке метров. Галя видела, как они приготовились играть, и знай она, что из этого может получиться, все могло быть по-другому, но, увы, ей и в голову не могло прийти, что тут таится какая-то опасность. Музыка для нее была только музыка. Совершенно по-иному отнесся к этому Джекки, никогда не слыхавший ранее духовового оркестра.

Рев медных труб, грохот барабана произвели на него самое устрашающее впечатление, подобно грому, грянувшему с ясного неба. Оглушенный, в одно мгновение потерявший всякую способность что-то понимать, повиноваться, в ужасе он рванулся, сдернув ошейник через голову, и, не слушая окликов, кинулся прочь от этого места; Галя – за ним. Она догнала его лишь в конце второго квартала.

Постепенно он успокоился, инцидент, казалось, был исчерпан, и, возвращаясь домой, мы уже вспоминали о нем со смехом.

Но через несколько дней в поведении нашего четвероногого воспитанника начали замечаться резкие изменения.

Прежде всего у него резко ухудшился аппетит. В животе урчит, а щенок обходит чашку, как будто там запрятана гремучая змея. Появилась пугливость. Приходит посторонний – вместо того, чтобы облаять его, Джекки забивается под кровать; потом он вообще стал прятаться в темные углы. Пойдем на улицу – озирается, вздрагивает при всяком, даже самом слабом шуме; видно, что ему совсем не до прогулок. А спустишь с поводка– опрометью назад, домой, и опять под кровать или в угол.

В субботу после работы мы решили совершить компанией – в том числе мой знакомый с Рэксом и еще один товарищ с собакой – пешеходную вылазку за город. Но Джекки уже гулял плохо. Он почти не отходил от меня, не интересовался игрой, обнюхиванием встречных предметов; громкий разговор, даже смех заставляли его вздрагивать и настораживаться, а иногда с признаками оборонительно-пассивной реакции и отбегать в сторону, хотя все участники прогулки были хорошо знакомы ему и раньше он обычно радовался им. Почему-то особенные опасения и недоверие вызывал у него третий член нашей компании, оживленный, шумный, с зычным голосом, одевавшийся всегда под военного – в гимнастерку и брюки защитного цвета. Тогда мы еще не разобрались, в чем причина…

А ночью у Джекки начался сильнейший припадок. Я проснулся оттого, что мне показалось – будто что-то упало. Оказалось, это грохнулся Джекки. Когда зажгли свет, он лежал посреди пола на боку, растянув лапы и, как казалось, без признаков жизни; потом вдруг вскочил и заметался по квартире, поминутно падая и снова поднимаясь, натыкаясь на мебель, точно слепой, с блуждающим взглядом, порой взвизгивая, как от боли. Несколько раз он принимался с жадностью лакать воду, расплескивая ее, затем пароксизм возбуждения сменялся полным упадком сил, и Джекки снова валился на пол, почти лишаясь чувств. Нас он словно не слышал.

Только теперь стало понятно, что означало легкое покраснение глаз, замеченное нами еще дня три назад. У Джекки начиналась болезнь, а мы не придали этому значения. Теперь глаза были не только красны, но и запухли, особенно один. Выворотилось веко, обнажив кроваво-красную слизистую оболочку, появилось истечение, не сильное, но давшее вполне заметную конъюнктиву. На свету щурится. Смерили температуру: 38,9°.

Попросился на улицу. Открылся сильнейший понос; потом сходил вполне нормально. Походка сделалась подскакивающая, обеими задними лапами сразу, точно перепрыгивает через невидимое препятствие. Горбится. Ложится – сначала головой; как будто упал. Лежит на боку, приподнимает заднюю лапу, другими подергивает. То в сознании, то как бы теряет способность нормально воспринимать окружающее: тычется носом в чашку с водой, но словно не ощущает ее. Позевота время от времни; зевки совершенно беззвучные. Слюнотечение в небольшом количестве. Смотреть на все это было просто страшно.

До утра мы промаялись с ним; потом стали вызывать врача. День был воскресный, и, как на беду, знакомого ветеринарного врача дома не оказалось; бесполезно было обращаться и в ветполиклинику.

Я стал звонить по знакомым. Почему-то я был убежден, что у Джекки чума, нервная форма. Чума как-то всегда обходила наш дом; думаю, что секрет этой неуязвимости заключался в хорошем физическом состоянии моих питомцев. Но из этого получилось, что, не имея опыта лечения чумы, несмотря на свою солидную собаководческую практику в прошлом, теперь я проявил известную беспомощность. Потребление пенициллина тогда еще было ограничено, и к животным мы его не применяли, а мне казалось, что главное сейчас – раздобыть какое-то целебное лекарство.

В результате всех моих телефонных разговоров я добрался – по телефону же – до какого-то ученого сотрудника одного из институтов города, завзятого охотника и собаколюба, который сообщил мне рецепт доморощенного средства от чумы. Сейчас я уже не припомню его точный состав и способ приготовления. Помню лишь, что скатывал шарики, куда входили, если не ошибаюсь, нафталин, несколько капель скипидара и хина, каждый величиной с крупную горошину, и, обваляв их в сливочном масле, чтоб хоть немного отбить запах, заставлял Джекки глотать через строго определенные промежутки времени, подобно тому, как нынче лечат сульфамидными препаратами. От этого ли снадобья или от чего другого, но постепенно Джекки затих, перестал метаться, однако положение его, по всей видимости, продолжало оставаться тяжелым. Тогда я понял, насколько же бессильным чувствует себя неопытный любитель, когда в его дом является такой страшный и неумолимый враг, как чума собак.

На следующее утро, уже в понедельник, наконец, пришел врач. Его диагноз удивил меня: гиперемия мозга. Никакой чумы!

Анатолия Игнатьевича Гр абя-Мурашко хорошо знал в нашем городе каждый «собачник» как замечательно искусного, с громадным опытом, ветеринарного врача-лечебника, еще ни разу не ошибавшегося ни в определении болезни, ни в способе ее лечения, и у меня не было никаких оснований не доверять ему; однако, я все же усомнился – так ли это? Стали перебирать, отчего могла возникнуть болезнь, пока не добрались до инцидента с оркестром, – вот тут все стало ясно. И эта непонятная пугливость, и прочие явления, возникшие в последнее время… Нервное потрясение – вот что подкосило моего питомца!

Возможно, предрасполагающим моментом явились и перекорм кишками, имевший место, как я уже говорил, незадолго до этого (если такой перекорм, действительно, может вызвать гиперемию), и общая нервная конституция Джекки.

Теперь возникал вопрос: насколько все это серьезно?

– Обычно в таких случаях считается, что собака потеряна, – сказал невозмутимо Анатолий Игнатьевич со своей неизменной любезной улыбкой, с какой имел обыкновение сообщать даже самые неприятные вещи. Галя принялась плакать. – Правда, в глазах менингиальных [39]39
  От слова менингит – воспаление мозга, крайне опасная болезнь, трудно поддающаяся излечению и обычно оставляющая после себя тяжелые последствия, нередко калечащие на всю жизнь.


[Закрыть]явлений нет, – продолжал он, пристально всматриваясь в больное животное, которое я удерживал перед ним. – Рефлексы не потеряны, за исключением явления с водой. Это дает некоторую надежду. Но лучше все же…

– Нет, нет! – порывисто воскликнула Галя. – Он же не виноват ни в чем. Это я виновата. Я и буду лечить его!

– Ну тогда… – Анатолий Игнатьевич медлил, обдумывая, какой подать, совет, чтобы тот принес наибольшую пользу. – Попробуйте исключить всякое принуждение. Никакой дрессировки. Покой. Ласка. Посмотрим, что получится…

Началось лечение Джекки. Его положили на кушетку, заставив ее стульями: доктор сказал – чтоб было тепло и мягко. Комнату затенили, завесив одно окно. Тишина, полумрак всегда действуют успокаивающе. Питание было легким – молоко, сырые яйца, суп с хлебными крошками, ничего трудно усвояемого, отягчающего желудок. Кроме того, врач прописал бром, и три раза в сутки я поил собаку с ложки, вливая микстуру прямо в пасть. Джекки переболевал тяжело, с трудом побеждая свой недуг. Он долго не владел движениями (знаете, есть такое выражение «обносит» при сильном головокружении; сейчас оно точно подходило к нему), представляя со своей шаркающей походкой странную разновидность паралитика – помесь старческой разбитости с проявлениями детского любопытства, резвости, поскольку у него не был потерян интерес к окружающим предметам. Иногда он даже пытался играть; а периодами вдруг начинал метаться по дому. Садился с усилием. А лег – и лежит без памяти, подергивая конечностями.

Однако заботливый уход, внимание постепенно делали свое: пес начал поправляться. С кушетки он перебрался на свое обычное место. Наконец, настал день, когда мы с ним, как прежде, смогли отправиться на прогулку. Но если прошла гиперемия, то упорно держались другие последствия испуга – это непомерная, ужасающая боязливость, при малейшем пустяке переходящая в открытую трусость, вечная пугливая настороженность, угнетенность, отпечаток которой чувствовался на всем его поведении и которая могла вывести из себя кого угодно. Их-то и имел в виду Грабя-Мурашко, говоря, что обычно в таких случаях собака считается потерянной.

Болезненные симптомы исчезали, когда Джекки находился на открытом пространстве, вдали от городского шума. Но стоило зайти в незнакомое помещение, и он делался сам не свой, прятался под стол, лез под стулья, между моих ног, не слушая никаких увещеваний, иногда мочась от страха, хотя ничто не грозило ему. По моим наблюдениям, его выводил из равновесия даже вид чужих зданий. Поэтому я вынужден был прекратить с ним прогулки по городу.

Такую же реакцию вызывал у него сильный ветер, отдаленный гром. В заключение всякий раз после этого у него надолго пропадал аппетит и Джекки на день-два почти совсем переставал есть.

К этому добавилось: постоянный гастрит и частое урчание в животе, пес перестал расти. В довершение всего он начал бурно перелинивать. Я никогда не видал такой линьки: казалось, шерсть слезает вместе с кожей, отставая целыми лепешками величиной с ладонь. Разладился весь организм! После этого у Джекки на всю жизнь осталась ненормальная линька: достаточно было какого-либо ничтожного толчка извне – и он начинал линять в середине зимы, летом, в самое неурочное время.

Заметили, что особенно болезненно он реагирует на зеленую армейскую шинель, – она вызывала в нем безотчетный ужас. Он не боялся идущих людей, но стоило незнакомому человеку остановиться около него, как щенок немедленно приходил в неистовое возбуждение, поджимал хвост, трясся всем телом, и несмотря на присутствие хозяина (что всегда действует на собаку ободряюще), старался вырваться и убежать прочь. Все это лишний раз убеждало, что именно эпизод с оркестром явился причиной всех бед. Ведь там были люди именно в зеленом. И они стояли.

Что с ним сделалось, – на него было больно смотреть! Трудно было поверить, что это наш Джекки, тот самый Джекки, который так радовал окружающих… Совершенно изуродованное, больное существо! А ведь сначала он был, как все: веселый, ласковый щенок, обещавший вырасти в смелую, злобную и в то же время послушную собаку, надежного сторожа и друга. Вот вам суровый урок, как легко испортить животное – простой случайностью, недоглядом… Недаром мы всегда говорим о постепенном введении резких раздражителей, приучении собаки к различным громким звукам, грохоту, шуму.

– Траву он лопает? – справлялся Анатолий Игнатьевич.

А спустя день или два, будучи в саду одного мичуринца, я заметил, как Джекки, действительно, нашел какую-то траву, росшую у забора, и принялся с жадностью обрывать и есть ее.

– Он что у вас – болен нервным расстройством? – заметив это, удивленно спросила жена мичуринца.

– А что? – в свою очередь удивился я.

– Хватает пустырник…

Оказалось, что трава эта – пустырник, наподобие валерианы, из которой приготовляют повсеместно известные валериановые капли («валерьянка»), принимаемые для успокоения нервов. Джекки пытался сам лечить себя.

Я потому столь подробно останавливаюсь на истории болезни Джекки, поскольку мне кажется, что это имеет не частный интерес. Припоминается, что в первые годы после революции, когда мы начинали развивать наше собаководство, в Советский Союз были ввезены из-за границы производители-овчарки, я бы сказал, производители-брак, возможно, умышленно проданные нам, у которых потом обнаружились психические отклонения, в известной мере сходные с симптомами описываемой болезни Джекки, например, боязнь высоких зданий. А психические отклонения, как известно, особенно стойко передаются в потомство. Законно возникал вопрос: достаточно ли тщательно занимались мы очищением кровей от линии этих производителей, несомненно, качественно ухудшающих поголовье. Было бы, мне представляется, крайне интересным основательно просмотреть родословную Джекки под этим углом зрения на возможно большую глубину по числу колен, с тем чтобы лучше уяснить возможные пороки наследственности у овчарок. К сожалению, сам я не считаю себя достаточно компетентным проделать эту работу.

Особый интерес в связи с этим представлял теперь для меня и разговор о причинах возникновения трусости у собак. Не секрет, что различные породы дают не одинаковое количество трусливых экземпляров, проявляя, как вытекает из этого, разную уязвимость по отношению к причинам, порождающим трусость, и это явление, на мой взгляд, заслуживает более пристального изучения. В частности, высокий процент трусости дает восточноевропейская овчарка. Почти не бывает трусливых эрдель-терьеров.