Текст книги "Вы и Ваш друг Рэкс"

Автор книги: Борис Рябинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

Когда о несчастье с Джекки стало известно в клубе, там отнеслись к этому очень просто: взять другого щенка, этого – усыпить.

Честно говоря, это было самое разумное. Трусливая собака, собака-инвалид, – кому она нужна? Какая польза от нее? Я и сам понимал это, и только жалость к животному, к которому мы все уже успели достаточно привыкнуть и привязаться, да упорное сопротивление Гали, не хотевшей и слышать, чтоб ликвидировать Джекки, удерживали меня от того, чтобы последовать совету товарищей.

Вот так бывает, что даже опытный собаковод может допустить ошибку, которую потом не исправишь…

Но я все-таки хотел исправить ее, коль скоро Джекки продолжал существовать и жить в нашем доме, исправить, вопреки всем мрачным предсказаниям друзей по клубу и осторожным намекам милейшего Анатолия Игнатьевича.

Помог случай.

Нам надо было поехать в дом отдыха. Оставить Джекки дома было не с кем, – взяли с собой. И вот это оказалось тем поистине волшебным средством, которое помогло поставить на ноги нашего Джекки.

Дом отдыха стоял в чудесной местности. Время – август; вокруг – лес, горы, живописные озера, как впрочем, повсюду на Урале. Целые дни Джекки носился на приволье, утопая по брюхо бродил по болотам, нюхаясь в камышах. К купанию и плаванию пристрастился так, что мы прозвали его жуком-плавунцом. Он проявлял завидную выносливость. Как-то, к концу нашего пребывания там, небольшой мужской компанией мы совершили туристский поход в горы, на так называемый камень Запл отный, примерно за пятнадцать километров. Ушли утром, вернулись к исходу дня. Я еле волочил ноги, наломав их по камням, по косогорам, среди бурелома. А вечером, в комнате, я едва только сделал движение к двери, – Джекки сейчас же вскочил, чтобы следовать за мной, как ни в чем не бывало.

^{Плавание – отличная физическая зарядка; оно помогло Джекки избавиться от недугов, «нагулять» мускулатуру}

Мы прожили там три недели, но этих трех недель оказалось достаточно, чтобы в состоянии Джекки совершился перелом – кризис миновал. Когда мы возвратились домой в Свердловск, он был неимоверно худ, кожа да кости, зато совершенно здоров. Психика его окрепла настолько, что, помню, когда на станции мы проходили мимо паровоза и тот вдруг, выпустив пары, оглушительно загудел, Джекки только чуть покосился на него, прижал уши – и все.

Все как рукой сняло! Исчезла постоянная нервозность, столь разрушительно действовавшая на все отправления и психику щенка, его перестали пугать высокие здания, люди. Он начал снова расти, набирать тело, наверстывая упущенное за период болезни, превращаясь в красивое породистое животное, с нормальными проявлениями всех инстинктов и живым, резвым характером, каким был тогда, когда я впервые принес его в дом. К полутора годам он представлял собой вполне сформировавшуюся овчарку – породный, прекрасного сухого сложения, хорошо растянутый и мускулистый, того чрезвычайно выигрышного окраса, который всегда так нравился мне: весь расписной, каждый волос в три цвета (откуда и родилось определение – зонарно-серый), с золотистым отливом, постепенно усветляющийся книзу и с более темным хребтом, – в точности, как его прадед Тайфун, которого я однажды видел на выставке в Москве.

Пожалуй, единственным его недостатком, если говорить об экстерьере, была несколько легковатая голова, больше подходившая бы для самки, да и общая едва уловимая облегченность, заметить которую мог только очень изощренный глаз. Вероятно, какую-то долю роста он все же потерял за те месяцы, что болел. Но это полностью искупалось тем благородством линий, которое отличает всякое высокопородное животное, радуя сердце настоящего ценителя.

Природа – лучший лекарь. Я с особой наглядностью убедился в этом на примере с Джекки.

И – это мне особенно хотелось бы подчеркнуть – вот что делает уход. Не окружи мы в нужный момент больное животное лаской и вниманием, не откажись на время от всяких принуждений в обращении с ним (в конце концов, ничего трудного тут нет), – очевидно, все сложилось бы для нашего Джекки совсем-совсем иначе.

Значение ухода как лечебного фактора, оказывающего чрезвычайно сильное воздействие на организм, показал мне в свое время еще случай с догом Джери. Когда Джери из-за моей халатности (животное всегда страдает из-за небрежности хозяина) побывал под трамваем, оставшись целым, но травмированным психически, то именно соответствующий уход, ласка помогли полностью избавиться от последствий этой травмы.

С Джекки вышла история куда тяжелее. Тем радостнее было сознавать, что наши усилия не пропали даром.

Конечно, иной скептически настроенный читатель может заявить, что не проще ли взять другую собаку, чем возиться с этой. На это я могу возразить: гарантированы ли вы, что и с другой не произойдет чего-либо подобного? На божничку ее не посадишь… Так и будете менять собак, как перчатки?

Нет, коли взял в дом живое существо – изволь заботиться о нем, а приключилась беда – постарайся сделать для него все, что от тебя зависит. Это не калоши: прохудились – выбросил. Впрочем, расчетливый хозяин постарается починить и калоши…

И потом – да будет это известно тем, кто еще не знает! – животное никогда не останется в долгу перед человеком. Лошадь, накормленная досыта, перевезет больше груза; корова – даст больше молока. Тем более не останется должницей собака, для которой служение человеку стало ее главнейшей, органической потребностью.

Джекки отблагодарил за все, что было сделано для него, такой преданностью, какая заставит всегда вспомнить его.

Он не отходил от меня, от Гали. Если хозяева уехали куда-либо – откажется от пищи, исхудает, целыми днями стоит у окна, положив голову на подоконник, в безудержной тоске, – ждет. Вернулись – сразу словно переродится; снова жизнерадостен, уплетает две-три чашки в день, только кликни – побежит куда угодно.

Иногда, случалось, я поленюсь пойти с ним вечером во двор, – возьму и выпущу одного. И что же? Через минуту откроешь дверь, а он и стоит там, носом в притвор. Без хозяина – ни шагу!

Наивысшее блаженство для него было – забраться ко мне под письменный стол, когда я сижу и работаю. Скорчится там в три погибели – ведь тесно, а он такой большой, но все равно – не уходит нипочем! Я замучился с ним. Выгонять – жалко; вот и сидишь неудобно поджав под себя ноги, чтобы случайно не пнуть его. Иногда его и нет, а все так сидишь – уже у самого создался рефлекс!

Поразительная была его реакция на состояние духа окружающих. Он – как барометр: по нему можно было безошибочно определить, все ли благополучно у нас в доме, не гнетут ли какие заботы. Он сразу слышал, кто весел или грустен, и соответственно этому держался и сам: притихнет или, наоборот, сделается неудержимо веселым, резвым, бегает по квартире с «игрушкой» в зубах.

Совершенно не переносил домашних ссор. Если начинался разговор в повышенном тоне (а в какой семье этого не бывает!) – наш Джекки при первом же слове немедленно скроется под кровать и оттуда укоризненно-огорченно поглядывает на нас.

Дог Джери, помню, тот обычно поступал более агрессивно: стремился разъединить ссорящихся, причем не останавливаясь даже перед применением клыков (не в полную силу, разумеется). Джекки, обладая более нервной организацией и мягким характером, просто уходил, как говорится, от греха подальше.

Он знал, когда про него разговаривают, хотя его клички при этом ни разу не упоминалось. Клянусь вам, это правда. Я не раз замечал внезапное изменение выражения его морды, как только речь заходила о нем; трудно передать словами это выражение. И, что-то уразумев по-своему, он сразу как бы застесняется, отвернется, продолжая искоса поглядывать, точно прислушиваясь к разговору… Я думаю, что все собаководы, внимательно наблюдавшие за своими животными, замечали что-либо похожее.

Вообще пес вырос на редкость ласковый, умный и, я бы сказал, как-то по-особенному сердечный, хотя в то же время по отношению к чужим – недоверчивый, злобный. Любопытно, что и здесь у него имелись какие-то свои градации: к женщинам относился с меньшей подозрительностью, быстро привыкая к ним, мужчинам не доверял больше.

А придет кто-нибудь свой, близкий знакомый, родственник – обрадуется, сейчас же бежит за «игрушкой» (старым изодранным ботинком или туфлей), приносит и кладет на колени гостю.

Особенно счастлив и доволен, если к нам придут соседские дети. Суетится вокруг них, подтыкает мордой, вызывая на игру. У самого вид ошалелый; ну, дите и дите, четвероногое дите, – пусть не обидятся на меня за это сравнение чопорные мамаши! (Кстати, эта мысль совсем не новая. На сходство в поведении между животным и ребенком, пока тот не достиг известного уровня развития, указывают авторы ряда материалистических философских трудов).

Послушания идеального. «Гулять!» – значит гулять, побежит, веселехонек, задрав хвост; «домой!» – с тем же веселым видом немедля вернется назад, домой. Кричать не требуется, все команды можно отдавать не громче обычного разговорного тона.

Он отлично и в кратчайший срок усвоил общий курс дрессировки. Только прием «голос» почему-то я никак не мог осилить с ним. По специальным службам я не дрессировал его.

Галя подсчитала: он знал значение 53 слов, то есть, конечно, не буквально, как понимаем их мы, но во всяком случае достаточно точно, чтобы можно было говорить о вполне закрепившемся рефлексе.

Нервная натура его проявлялась и в том, что он часто видел сны. Определить это было нетрудно: дергает лапами, пытается ляскнуть зубами, даже иногда тоненько тявкнет, как щенок, – словом, бежит, дерется с кем-то, лает, и все это – во сне.

Он относился к нервно-возбудимому типу, и, может быть, поэтому все его поведение было таково, что заставляло вспоминать известное высказывание классика украинской литературы М. Коцюбинского, приведенное в воспоминаниях Горького, что собака за долгий срок жизни около человека приобрела и нечто от человеческой души.

Уже будучи одиннадцати лет (для собаки возраст почтенный), Джекки все еще был полон жизни, весел, резв, как в два или три года. У него были целы все зубы, только слегка подернулся сединой щипец да в глубине зрачков начала проглядывать предательская синева – признак приближающейся старости у собаки.

Как подтверждение его высокой жизнеспособности (и одновременно – популярности, которую он приобрел у всех соседей своей красотой, выучкой и хорошим характером) можно рассматривать и тот факт, что через несколько лет в нашем квартале можно было насчитать по меньшей мере полдюжины овчарок, и все – вылитый Джекки… Незнакомые люди частенько приходили к нам и просили посодействовать в приобретении щенка, но чтоб непременно от Джекки!

По-иному сложилась судьба Рэкса. Рэкс воспитывался иначе, нежели Джекки, хотя и ему не отказывали в любви, внимании. Время от времени его владелец советовался со мной, но по критически-ироническим репликам, которые он вставлял во время разговора, можно было догадаться, что далеко не все советы он считает правильными и обязательными для себя и чаще, вероятно, поступает по-своему.

Для характеристики хозяина Рэкса я должен заметить, что он оказался как раз одним из тех людей, которые любовь и ласку к животному понимают весьма своеобразно. Обычное обращение с собакой, как делают все, казалось, не удовлетворяло его. Лаская, он обязательно должен был причинить какую-нибудь мелкую неприятность, щипнуть, забрать кожу в кулак, чтобы пес, заворчав, показал зубы. Все это, по моему разумению, находилось в полной взаимосвязи с тем духом антагонизма, какой пропитывал этого человека; в общежитии – довольно тяжелого, замкнутого и не очень-то расположенного к каким-нибудь там нежностям… И человек как будто хороший, но вот – у каждого свои странности!

По возвращении из дома отдыха наши совместные прогулки возобновились. Они сделались продолжительнее, мы неоднократно ходили к озеру Шарташ, расположенному в окрестностях Свердловска. Но уже тогда в поведении Рэкса стали обнаруживаться некоторые неприятные особенности. Вы идете рядом с ним, ничего не подозревая, непринужденно беседуя со спутниками, и вдруг он ни с того ни с сего постарается ухватить вас за ляжку. Вы никогда не могли быть уверены в нем. Эти признаки дурного характера заметно прогрессировали. Когда я указывал на это хозяину Рэкса, он обычно отделывался молчанием. Я заметил, что он избегает спускать Рэкса с поводка. Именно из-за этого мы все реже и реже встречались на прогулках, пока такие встречи не прекратились совсем.

Вскоре он перестал показываться с Рэксом и на дрессировочной площадке, очевидно, забросив обучение собаки.

Смею думать, что уже тогда какие-то черты характера хозяина передались собаке. Уродливо гипертрофируясь [40]40
  Гипертрофия – однобокое, чрезмерное развитие каких-либо свойств.


[Закрыть]под влиянием неправильных условий содержания и воспитания, они и привели впоследствии к тем тяжелым результатам, которые послужили причиной ранней гибели Рэкса.

Мы сошлись еще раз на осенней выводке молодняка. Джекки и Рэкс шли вместе. Трудно было отдать кому-либо предпочтение: оба породные, оба хорошо растянутые, у обоих «родовой знак» – черная крестовинка на хвосте. Джекки был золотистей, со светло-песочным подпалом; Рэкс – более светлый, отливавший серебром.

Рэкс был чуточку крупнее, обладал лучшей формой головы; зато Джекки, имея всегда избыток движения, превосходил брата поставом передних конечностей, хорошо спущенной грудью.

Время шло. Даже приходя к нашим знакомым домой, мы теперь не видели Рэкса: его запирали в соседней комнате, и он почти весь вечер лаял и бесновался там.

И вдруг – телефонный звонок: мой знакомый встревоженно сообщил, что Рэкс покусал соседскую девочку, отец пострадавшей грозит подать в суд, – как избежать скандала?

Ну, коли доходит до суда, – тут я был уже плохой советчик. Не мог оказать поддержку и клуб, поскольку вина собаки и ее владельца считалась доказанной: девочка поднималась по лестнице, Рэкс попался ей навстречу, и когда они уже разошлись, неожиданно обернулся и хватил ее за ногу, прокусив до крови.

Не знаю – как, но, в общем, дело удалось замять, обошлось без суда, хотя у прокурора моему знакомому все же пришлось побывать…

После этого происшествия режим Рэкса стал еще строже, еще однообразнее, то есть его хозяева делали как раз обратное тому, как следует поступать в подобных случаях. Его все реже и реже спускали с поводка, – в конце концов, перестали спускать вовсе. Он ни разу не вязался, никогда не бегал, не резвился вволю. Всегда на привязи, всегда шагом, у ноги хозяина, – таков был удел Рэкса.

Тот факт, что за всю жизнь у Рэкса не было ни одной вязки, я считаю, безусловно, тоже имел немаловажное значение, определенным образом влияя на развитие событий. Я хотел бы, чтобы это обстоятельство особенно дошло до сознания той части любителей, которые, взвешивая, взять самку или самца, отдают предпочтение, последнему только по тем соображениям, что с ним якобы меньше возни и хлопот. Ошибка, товарищи любители, ошибка! Вся история Рэкса может служить живым опровержением этого заблуждения.

Какие-то неприятности с соседями у наших знакомых происходили еще неоднократно; вести об этом глухо доходили до меня. А дальше произошло то, о чем я уже рассказал в самом начале книги: Рэкс покусал хозяина. Попутно выяснилось, что до этого он уже кусал жену хозяина и его дочь.

У самого у меня, хотя собаки живут в нашем доме всю жизнь, не бывало ничего даже отдаленно похожего на это. Я не помню случая, чтобы мой пес зарычал, огрызнулся на меня. Очевидно, потому, что я имел неосторожность обмолвиться об этом, мой знакомый замкнулся еще больше. К чести его, замечу только, что ни разу у него не проявилось желания избавиться от Рэкса, как иногда при подобных обстоятельствах поступают другие.

Прошло еще некоторое время, и стороной до меня донеслось: Рэкс заболел.

Картина заболевания, как ее потом обрисовали передо мной, выглядела так.

Рэкс начал волочить задние ноги, сначала правую, затем – левую. Потом они стали разъезжаться. На собаку в этот момент было страшно смотреть. На морде ее появлялось выражение ужаса. Сев, Рэкс боялся встать; встав с трудом, долго не решался сдвинуться с места. Особенно это проявлялось, когда его выводили за естественными надобностями на улицу.

Рэкса повезли в ветполиклинику. Проверили – оказалась потеря чувствительности. Не веря врачам, пришли домой, стали наступать на задние лапы – не реагирует. А на передние – реагирует.

– Хорошо еще, что мочевой пузырь не задет, – заметил доктор в ветполиклинике. – Как-то приводили собаку, с такими же симптомами: мочится под себя…

Явление нервное. Прописали облучение кварцевой лампой.

Хозяин очень переживал болезнь Рэкса. Чтобы не возить каждый раз собаку в поликлинику, он раздобыл передвижной кварцевый аппарат и производил облучение Рэкса дома. Он делал это с каким-то ожесточением, по всей вероятности, мучимый раскаянием, но вслух, упрямец, не признался в этом.

Под кварцем Рэкс нервничал, приходилось морду завязывать тряпкой. Вначале его удерживали силой, уговаривали, предлагали лакомство, но он отвергал его, трясся от страха. Хозяин, держа пса за уши, садился на него верхом; только в таком положении удавалось принудить больного принять процедуру.

А потом – привык, лежал сам. Надо повернуть на другой бок – он рычит: не троньте! Делали по два раза в день, по 12–15 минут.

Уже после двух-трех сеансов болезнь, казалось, перестала прогрессировать. Примерно недели через две состояние Рэкса заметно улучшилось. Он стал резвый, веселый; словно радуясь тому, что вернулись силы, часами бегал по квартире, тянул хозяина к двери. Однако полностью чувствительность не восстанавливалась, несмотря на то, что, кроме кварца, ему еще прописали уколы стрихнина.

Спустя месяц или полтора внезапно наступило резкое ухудшение. Рэкс слег и больше уже не встал.

Долгое время причина его заболевания оставалась для меня тайной, пока, наконец, не открылось все.

Что уж он натворил, доподлинно не знаю; рассказывали, что в отсутствие хозяев прыгнул передними лапами на только что повешенную на окне штору, ну, и, конечно, порвал ее; вернувшись, хозяин, не помня себя, срывая, видимо, свое раздражение не только за этот, но и за прошлые проступки Рэкса, схватил стул и с размаха опустил его на спину собаки… Об этом факте стало известно через соседей, живших в одной квартире с ними.

Все мы жалели Рэкса и осуждали его хозяина. Очевидно, и сам он уже начал понимать, что сделал неладно. Помню, мы встретились с ним в театре, прошлись по фойе. Речь коснулась Рэкса. И только тут с его уст сорвалось:

– Может быть, я и сам виноват.

Но о стуле он не сказал и в этот раз.

Что дальше? Конец был печальным; после того, что произошло, другого и не могло быть.

Терзаемый угрызениями совести, мой знакомый делал все, чтобы спасти собаку, к которой привязался всей душой. Наученный горьким опытом, теперь он не позволял себе ни одного резкого движения, необдуманного поступка, но – было поздно. Поздно! Рэкс угасал.

Год он не поднимался, не выходил из квартиры. Сначала его выносили на руках, потом приучили садиться на горшок. У него образовались пролежни. В пролежнях завелись черви.

Исход оставался уже один: усыпить. Но хозяин продолжал упорствовать, отказываясь наотрез: «Я виноват… не могу…»

Пес заживо гнил, хозяин понимал, что все усилия спасти его бесполезны, и все-таки не находил в себе мужества порвать нить, на которой еще держалась жизнь Рэкса. Нечистая совесть хозяина обрекла на дополнительные мучения и человека и собаку.

Как часто это бывает с нами: сделаем что-нибудь сгоряча, нанесем непоправимое зло, а потом сами же платимся за это…

Неизбежный конец все же наступил. Ускорить его решили, воспользовавшись отъездом дочери хозяина на производственную практику: иначе еще могла воспрепятствовать она. Когда Рэкса повезли в поликлинику, то в машине он вдруг встал на все четыре лапы, хотя до этого не вставал более года, и долгим взглядом посмотрел на окна квартиры. Неужели он понимал, зачем его увозят из дому?

Вероятно, самые тяжкие минуты хозяину пришлось пережить, когда он перед усыплением сам держал сопротивляющуюся собаку, связывал ее, а потом, прощаясь с мертвым Рэксом, плакал, как ребенок.

Рэкс погиб на седьмом году жизни. Фактически же он вышел из строя намного раньше.

Бедный, бедный пес! Он заплатил полной мерой за ошибки и слепое, глупое упрямство своего хозяина, не желавшего слушать никаких наставлений, считавшего, видимо, что по-своему у него получится лучше. Ему пришлось убедиться в обратном.

Однако любовь к собакам уже прочно запала в его сердце. В этом смысле Рэкс оставил по себе память навсегда.

Спустя три месяца после того, как Рэкса закопали под кустом на пустыре, его бывший владелец пришел ко мне и, глядя в сторону, глухим голосом спросил:

– Можно достать хорошего щенка? И побыстрее…

Я внимательно посмотрел на него:

– Не повторите прежних ошибок…