Текст книги "Испытание войной – выдержал ли его Сталин?"

Автор книги: Борис Шапталов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Северо-Западный фронт (22 июня – 19 июля): Противостояние сторон и прогноз возможных событий

Но сначала попробуем представить, какие выводы мог сделать наблюдатель накануне 22 июня, если бы знал численный состав противоборствующих сторон.

Итак, в состав Северо-Западного фронта входили две армии – 8-я (примерно 40 тыс. человек при 1500 орудиях и минометах) и 11-я (около 75 тыс. человек и 640 орудий и минометов). Их численности явно не хватало ни для своего наступления, ни для отражения чужого.

Советская группировка представляла собой типичные армии прикрытия, задача которых – сковать силы противника до окончания мобилизации и подхода главных сил Красной Армии. Но силы были слишком не равны, ибо противостоящие им германские 16-я и 18-я армии насчитывали 184 и 225 тыс. солдат соответственно. Значит, советской стороне придется отступать. Исходя из соотношения сил, минимум до реки Западная Двина.

Но в рукаве командования фронтом был козырь, о котором, как и полагается в игре, германское командование не имело представления. За советскими армиями располагались два мехкорпуса: 12-й с 780 танками и 3-й с 670 танками. Они должны были встретить 4-ю танковую группу с 600 танками. Это означало, что если пехота группы армий «Север» без проблем сомнет стрелковые дивизии Красной Армии, то шансов так же легко выйти на оперативный простор у немцев немного. Правда, в полосе Северо-Западного фронта наступала также 3-я танковая группа. Но она была нацелена на тылы соседнего Западного фронта. К тому же ее должен был встретить полностью оснащенный 6-й мехкорпус Западного фронта (1 тысяча танков). Но даже если б танковые и моторизованные части противника порвали оборону СЗФ, то у Пскова дислоцировался 1-й мехкорпус. Его соединения принимали участие в войне с Финляндией, т. е. имели боевой опыт. Корпус был полностью укомплектован и насчитывал 1030 танков. Исход сражения между ним и прорвавшимся противником был, конечно, предопределен.

Победе советских танковых войск должна была способствовать авиация. СЗФ имел не менее 800 боевых самолетов против 270 бомбардировщиков и 130 истребителей противника.

Боевые действия

К чести командующего округом Ф.И. Кузнецова, он пытался предотвратить фактор внезапности. Вот характерные выдержки из приказов штаба округа накануне войны.

В приказе № 0052 от 15 июня 1941 г. указывалось, что «именно сегодня, как никогда, мы должны быть в полной боевой готовности… Это надо всем твердо и ясно понять, ибо в любую минуту мы должны быть готовы к выполнению любой боевой задачи». А потому в приказе перечислялись меры по недопущению внезапного удара противником, в частности, следовало рассредоточить авиацию и замаскировать самолеты.

В директиве за номером 00224 того же 15 июня говорилось: «…на случай нарушения противником границы, внезапного нападения крупных его сил… устанавливаю следующий порядок оповещения…» И далее подробно расписывались способы связи. А 18 июня Кузнецов издает едва ли ни решающий приказ (№ 00229) о приведении в боевую готовность ПВО округа, средства связи, с итоговым указанием: войскам быть наготове.

Однако эти распоряжения ничего не изменили. Организованного сопротивления не получилось. Все пограничные мосты попали в руки противника в полной сохранности. Поэтому к вечеру соединения 4-й танковой группы продвинулись на 60–70 км от границы. Это было возможно только в одном случае – если войска приграничного округа находились на положении мирного времени, что противоречит вышеназванным приказам, либо… происходило что-то другое, пока непонятное.

Уже через два дня после начала войны 11-я армия, прикрывавшая Каунас и Вильнюс, была рассечена моторизованными войсками противника, что привело к потере управления и связи между частями, уничтожению части запасов боеприпасов, горючего, техники из-за невозможности их вывезти. Положение могло измениться на следующий день, так как противник достиг дислокации войск второго эшелона и прежде всего сил двух мехкорпусов – 12-го и 3-го, которые совокупно имели 1393 танка (из них 109 Т-34 и КВ), что вдвое превышало количество танков в группе Гёпнера (600 единиц). Советские танкисты, казалось бы, имели полную возможность приготовиться, зная местность, а навстречу им катили моторизованные части, ушедшие вперед от основных сил. Осталось только наказать зарвавшегося супостата. Но контратаки успеха не имели. По мнению советских историков, причиной тому было недостаточное артиллерийское прикрытие, слабое снабжение и плохая разведка. Зато воздушная разведка противника заблаговременно доносила о выдвижении наших танков, и противник успевал развертывать противотанковую оборону. Правда, остается непонятным, почему наши войска, находясь на своей территории, не получали надежных сведений о движении частей противника? Почему дивизии, имея под боком дивизионные и армейские склады, оказались плохо снабженными? И почему силы сопротивления 1300 танков хватило всего на пару суток? Может, командование было безалаберным? Но, например, одной из дивизий командовал будущий Герой Советского Союза и командующий фронтом И.Д. Черняховский. Его ни в безалаберности, ни в бездарности не обвинишь. Однако немцы продвигались вперед, как на учениях.

День 24 июня характеризовался все большим ухудшением обстановки. 3-й мехкорпус, которому ставилась задача выйти в тыл наступающему противнику, не смог этого сделать, так как входившей в его состав 5-й танковой дивизии уже фактически не существовало, а во 2-й танковой дивизии, хотя ей удалось серьезно потрепать противника (прежде всего благодаря танкам КВ, которые оказались не по зубам немцам), кончилось горючее. Попытка организовать снабжение по воздуху не удалась.

Кстати, проблема горючего из-за уничтоженных складов ГСМ стала одним из объяснений неудач мехкорпусов для Северо-Западного и Западного фронтов. Но так и осталось не объясненным, почему склады с горючим и боеприпасами у границы не были замаскированы и рассредоточены, не имели зенитного прикрытия? Почему хватило одного-двух налетов вражеской авиации, чтобы их уничтожить? Тут даже версия о подготовке превентивного удара не проходит, ведь в любом случае логично было бы ждать ответных действий противника.

Как бы то ни было, в штабе фронта решили прекратить дальнейшие попытки к наступлению и в ночь на 25 июня начать организованный отход. Остатки разбитых мехкорпусов, на уничтожение которых противнику понадобилось меньше двух дней, выводились в резерв.

Плохо обстояло дело и с авиацией. За три дня ВВС фронта потеряли 921 самолет.

У соседней 8-й армии день 25 июня начался под знаком управленческой неразберихи. Если стрелковые части начали отходить на указанные в приказе рубежи, то 12-й мехкорпус, не имея связи со штабом армии и фронта, начал очередную атаку. Лишь во второй половине дня танковые дивизии получили приказ на отход, после чего командир корпуса потерял с ними связь до 27 июня.

Отход армий фронта превратился в повсеместное отступление, напоминающее бегство.

26 июня авангард 56-го моторизованного корпуса под командованием Э. Манштейна захватил Даугавпилс и переправы через Двину. Назревал глубокий оперативный прорыв. Но на место разбитой 11-й армии выдвигалась 27-я армия генерала Н.Э. Берзарина, охранявшая до того побережье Прибалтики. Кроме того, к Двине из резерва Ставки перебрасывались 5-й воздушно-десантный корпус и части 21-го мехкорпуса (98 танков и 129 орудий). Десантники в тот же день начали бой за Даугавпилс. С подходом 21-го мехкорпуса бой за город продолжался до 28 июня. Но отбить его не удалось. Хотя 56-й моторизованный корпус не представлял из себя особо могучей силы. Он состоял из одной танковой, одной моторизованной и одной пехотной дивизий. На 22 июня имел 223 танка, причем в основном легкие. На корпус было выделено всего тридцать (!) средних танков (Т-IV).

Задачей корпуса был захват и удержание до подхода основных сил переправ через Двину, причем отрыв от пехотных дивизий порой достигал 100 км. Однако авантюрный риск оправдался. Попыток перехватить коммуникации не было. Задача была выполнена, что обеспечило дальнейшее быстрое продвижение главных сил группы армий «Север».

В это время соседний 41-й моторизованный корпус генерала Рейнгардта (две танковые, одна моторизованная и одна пехотная дивизии) в ночь на 29 июня форсировал Двину примерно в 150 км от Риги у Екабпилса. Учитывая тяжелое состояние 8-й армии, Ставка разрешила рассматривать рубеж реки как временный, а основную линию обороны развернуть в районах УРов по старой границе. Командующий фронтом неправильно понял приказ и отдал распоряжение о немедленном отходе (на деле он лишь констатировал существующее положение дел). Вечером 30 июня, узнав о предполагаемом отступлении, Г.К. Жуков поспешил разъяснить смысл указания Ставки – задержать противника на три-четыре дня, а затем уже отступать. Командующий 8-й армии из-за плохой связи смог распорядиться о прекращении отхода и восстановлении утраченного положения лишь вечером 1 июля. Но выполнить его войска были уже не в состоянии. Отступление продолжалось безостановочно.

На 2 июля фронт располагал всего лишь 154 самолетами и 150 танками. Все могло бы сложиться по-иному, если бы «готовящийся к вторжению в Европу» Сталин согласился придвинуть к границе 1-й механизированный корпус. Фактически это была полностью укомплектованная танковая армия с 1034 танками, к тому же часть личного состава имела опыт боев с Финляндией. Если бы 1-й мехкорпус оказался на пути какого-либо из соединений вермахта – 41-го танкового корпуса (390 танков), 56-го моторизованного (220 танков), – шансов выжить в лобовом столкновении у них было немного. Но 17 и 22 июня дивизии корпуса стали перебрасываться в Карелию. Затем им приказали возвращаться обратно. Куда это соединение прибыло в июле, то уже в уполовиненном, раздерганном составе. После чего то, что осталось от мехкорпуса, незамедлительно бросили в контрнаступление, и он сгинул, как все остальные мехкорпуса, не причинив врагу особых хлопот.

9 июля немецкие авангарды заняли Псков и 12–14 июля вышли на реку Луга в 150 км от Ленинграда. У противника все шло по плану, ведь по графику дивизии вермахта должны были выйти к Ленинграду 21 июля. Казалось, оставались считаные дни до появления у города вражеских танков. К счастью, у немцев чисто физически не хватало сил. После 600-километрового марша к реке Луге вышли только авангарды танковых дивизий, пехота же сильно отстала. К тому же фронт в полосе группы армий «Север» возрос до 500 км вместо первоначальных 250, значит, сильно упала концентрация войск.

В это время на Лужский рубеж из Ленинграда было брошено все что возможно: отряды моряков, курсанты военных училищ и впервые – дивизии ополчения, набранные из гражданских лиц старших возрастов и специалистов, освобожденных от службы в армии. Потери ополченцев были особенно велики из-за их необученности и плохой вооруженности. Однако свое дело они сделали – победоносный марш вермахта был остановлен. И сделали это не регулярные части Красной Армии, обильно оснащенные танками и пушками, а «винегрет» из тыловых частей и гражданских.

Правда, большую помощь обороняющимся оказал редкий по успеху контрудар восстановленной 11-й армии у озера Ильмень. Здесь впервые советским войскам удалось наказать 56-й моторизованный корпус, который постоянно отрывался от основных сил. Немцы двигались вдоль дорог и потому могли быть легко обойдены с флангов. Но советские части на такое долго не отваживались. Паника гнала их наперегонки с авангардами противника. Но время шло, шок проходил. Новые и достаточно обильные резервы вдохновляли на смелые решения. 14 июля части 11-й армии ударили с двух сторон по флангам 56-го моторизованного корпуса и окружили одну из ее дивизий (8-ю танковую). Бои продолжались до 18 июля, и лишь опыт и выучка немецких частей позволили им избежать поражения. Вызволив окруженную дивизию и нейтрализовав дальнейшие удары советских войск, Э. Манштейну пришлось оттянуть корпус назад километров на сорок.

Бои на Лужском рубеже и у озера Ильмень показали, что столь малыми силами преодолеть новый оборонительный рубеж с ходу немецким авангардам не удастся, и 19 июля фон Лееб отдал приказ о прекращении атак до подхода основных сил группы армий «Север». Северо-Западный фронт получил передышку.

* * *

В 1940 г. в своей новой книге профессор военной академии Г.С. Иссерсон подробно рассказал, как проводит операции германская армия. В частности, он указал на то обстоятельство, что прежняя теория «армий прикрытия» после событий сентября 1939 г. устарела. Германская армия была отмобилизована в мирное время и нанесла удар по польской армии сразу всей своей мощью. В подтверждении своего вывода профессор приводил цитату из немецкой военной печати: «Стратегия завтрашнего дня должна стремиться к сосредоточению всех имеющихся сил в первые же дни начала военных действий. Нужно, чтобы эффект неожиданности был настолько ошеломляющим, чтобы противник был лишен материальной возможности организовать свою оборону».

То ли эту книгу Тимошенко с Жуковым не читали, или не сочли автора правым, но войска Прибалтийского округа, привольно разбросанные на протяжении 200 км по фронту и десятки километров в глубину, в лучшем случае тянули на «армию прикрытия». Хотя и без Иссерсона можно было сделать вывод, что раз немецкая армия атаковала Польшу с территории Восточной Пруссии сразу же отмобилизованной, значит, то же самое она может сделать вторично. Поэтому группировка Прибалтийского округа должна была строиться на иных началах. Но… ее подставили под сосредоточенный удар германских войск. Поэтому советские дивизии были смяты в первые два дня войны, а дальше моторизованные войска группы армий «Север» лишь делали свое дело – стремительно продвигались по оперативной глубине советского фронта, не давая выстроить сплошную и прочную линию обороны. Все как в Польше.

Налицо типичная картина нежелания учиться на чужих ошибках.

Западный фронт (22 июня – 16 июля): Противостояние сторон и прогноз возможных событий

Наступать против войск Западного округа должны были: на северном участке (район Гродно – Сувалки) – 9-я армия (12 пехотных и одна охранная дивизии – 382 тыс. человек личного состава). На южном фланге (район Бреста) – 4-я армия (18 пехотных, одна кавалерийская и одна охранная – 490 тыс. человек личного состава).

Главной ударной силой противника являлась 2-я танковая группа. Она насчитывала 850 танков. Из них всего 138 танков Т-IV. Наибольшая часть приходилась на Т-III (541 ед.). Остальные легкие. Были еще огнеметные танки (47 ед.), самоходные установки.

Личный состав насчитывал 181 тыс. человек.

Кроме того, из Литвы в тыл Западного фронта должна была ударить 3-я танковая (600 танков и 130 тыс. человек).

Командование Западного округа в первые дни могло задействовать:

– против 9-й армии противника – 3-ю и 10-ю армии. В 10-ю армию, помимо шести пехотных и двух кавалерийских дивизий, входило два мехкорпуса – 6-й (1130 танков) и 13-й (280 танков);

– против немецкой 4-й армии – свою 4-ю армию в составе 7 дивизий (70 тыс. человек, 1657 орудий и минометов) и 14-й мехкорпус, насчитывающий 518 танков.

Итак, 2-й танковой группе Гудериана предстояло столкнуться с противотанковой артиллерией 4-й армии и пятью сотнями танков 14-го мехкорпуса. Плюс благоприятная для обороны местность: водные преграды и леса. Из этих боев группа Г. Гудериана, по идее, должна была выйти обескровленной. Зато в полосе действия 3-й танковой группы Г. Гота все зависело от того, как «сработают» советские мехкорпуса – 6-й и 13-й, дислоцированные юго-западнее намеченного прорыва, а также танковые дивизии и противотанковая артиллерия Северо-Западного фронта, в полосе которой группа Гота начинала свое движение. Она вполне могла прорваться в тыл Западного фронта, но попадала под фланговой удар 1-го мехкорпуса (1 тыс. танков), дислоцированного под Псковом и вполне способного прибыть в Белоруссию примерно через неделю (расстояние от места дислокации до вероятного места боев около 400 км).

Ах если бы командование озаботилось еще в мирное время придвинуть корпус ближе к границе, тогда у Гота и Манштейна точно не оказалось бы шансов выжить.

Но перевес в пехоте и артиллерии не оставлял надежд на парирование удара, тем более при воздействии 3-й танковой группы на фланги и тылы Западного фронта. Это означает, что войскам фронта придется отступать на линию старой госграницы и даже дальше. Но по мере подхода выдвигаемых резервов второго стратегического эшелона при растянутых коммуникациях движение вермахта начнет затухать.

Начало боевых действий

Как вспоминал И.В. Болдин, занимавший тогда пост заместителя командующего Западного округа, в субботний вечер 21 июня на сцене минского Дворца офицеров шла «Свадьба в Малиновке» (по другой версии – «Тартюф»). На спектакле присутствовало почти все руководство округа, с интересом наблюдая, как красные партизаны ловко обводят вокруг пальца глупых бандитов. «Неожиданно в нашей ложе показался начальник разведотдела штаба Западного особого военного округа полковник С.В. Блохин. Наклонившись к… Д.Г. Павлову, он что-то тихо прошептал.

– Этого не может быть, – послышалось в ответ…

– Чепуха какая-то, – вполголоса обратился ко мне Павлов. – Разведка сообщает, что на границе очень тревожно. Немецкие войска якобы приведены в полную боевую готовность…» (3, с. 81).

Так ли это было или мемуарист немного присочинил, но несносная разведка в течение дня прислала много сведений, противоречащих доктрине Центра о невозможности войны. Командующий 3-й армией генерал В.И. Кузнецов сообщал из Гродно, что вдоль границы вечером сняты проволочные заграждения, а в лесу слышен гул многочисленных моторов. Сообщения с этими сведениями за подписью начштаба округа В.Е. Климовских было передано в Генштаб. Но все напрасно. Никаких мер предосторожности принимать было не велено. Как от камня, брошенного в воду, так от одного человека – Сталина – исходили волны, создающие атмосферу пассивного выжидания, парализующие весь военный организм Красной Армии.

В 20 часов того же дня командующий и начальник штаба 4-й армии тоже пошли в театр. Но, по свидетельству Л.М. Сандалова (начальник штаба), командарм А.А. Коробков нервничал и даже спрашивал у него: «А не пойти ли нам в штаб?» (4, с. 70). Около 23 часов их вызвал по телефону начальник штаба округа и предупредил, чтобы они были наготове. Коробков вызвал ответственных работников штаба, и последние часы перед войной они провели в помещении штаба армии. А.А. Коробков не имел права поднять тревогу, хотя еще 5 июня в информации из штаба округа сообщалось, что на брестском направлении, т. е. в полосе 4-й армии, находятся 15 пехотных, 2 моторизованные дивизии (3, с. 73). Но вечером 21 июня командующий 2-й танковой группой Гейнц Гудериан мог наблюдать в бинокль, как под звуки оркестра производится развод караула. Приведя эту выдержку из мемуаров Гудериана, Л.М. Сандалов заметил: «Гудериан явно не понимает, что здесь он выглядит как главарь банды, нетерпеливо ожидающий наступления темноты, чтобы напасть на ничего не подозревающую жертву…» (4, с. 90). Можно было бы понять чувства автора, если бы «жертва» не была вооружена танками и орудиями, и в том, что 4-я армия оказалась «жертвой», а не защитницей страны виноват был, конечно, не Гудериан.

Примерно в половине четвертого ночи Павлов, связавшись с Коробковым, сообщил ему, что ожидается провокационный налет фашистских банд на нашу территорию. На провокацию не поддаваться, лишь пленить их, но границу не переходить. Для этого необходимо привести части в боевую готовность, скрытно заняв доты Брестского укрепрайона и перебазировать полки авиадивизии, приданные 4-й армии, на полевые аэродромы (4, с. 92). То есть Павлов приказал сделать то, что войска были обязаны, исходя из тревожной обстановки, совершить минимум за неделю до начала войны.

Коробков уже начал было отдавать приказания, когда обрушился шквал огня. Армейская авиация, за исключением двух десятков самолетов, была уничтожена. В это время в штаб армии поступила директива № 1, предупреждавшая о возможности провокационного нападения немцев. А в половине шестого утра пришел приказ-телефонограмма из штаба округа: «Ввиду обозначившихся со стороны немцев массовых действий приказываю поднять войска и действовать по-боевому» (4, с. 96). Черный юмор войны.

Теперь все приказы либо запаздывали, либо опережали события. Характерны дальнейшие события в 4-й армии, которые с разными вариациями, но с одним результатом повторялись и в других частях прикрытия Западного фронта.

В полосе 4-й армии имелось шесть мостов через Буг: два железнодорожных и четыре автомобильно-гужевых. Немцы захватили их, почти не встретив сопротивления. Повторилось то же, что и в Литве. Одним из эффективных способов остановить наступление было установление контроля над переправами, но нигде мосты не стали препятствием для противника. Странно. В Европе уже полтора года бушует война, разведка шлет тревожные сообщения, а приграничные мосты продолжали охранять в режиме мирного времени.

Кроме того, в результате артиллерийского и авиационного налетов была уничтожена материальная часть артиллерии и большая часть лошадей артполков 6-й и 42-й дивизий, которые должны были оборонять Брестский район. То есть и артиллерия находилась в положении мирного времени.

22-я танковая дивизия находилась в 3 км от границы. Ее командир с началом артналета, не дожидаясь приказа, самостоятельно стал выдвигать танки к Бугу. Но дивизию накрыла артииллерия. Танки и другая техника большей частью были уничтожены еще в парках.

Подразделения 28-го стрелкового корпуса, готовившиеся к учениям вместе с 204-м гаубичным полком и 455-м корпусным артиллерийским полком, ночевали в палатках на артполигоне. Когда на них обрушились снаряды, они решили, что это ошибка в учениях, и ракетами и звуковыми сигналами пытались предупредить «своих». Но огонь только усиливался, и тогда до всех дошел смысл происходящего – война!

К 7 часам утра немцы ворвались в Брест. Бои за город продолжались все утро, но силы были несоизмеримы, и части Красной Армии к полудню отошли. В крепости остались не успевшие отступить воины из 6-й и 42-й дивизий, а также других разрозненных частей. С их именами и связана Брестская эпопея.

Около 12 часов дня немецкая авиация разбомбила два окружных артиллерийских склада. 4-я армия осталась без боеприпасов. В 14 часов авиация немцев уничтожила большую часть бомбардировщиков на аэродроме в Пинске.

Такова официальная сводка событий. В наше время ее оспорили ряд исследователей (разумеется, не из обоймы Министерства обороны). В частности, было поставлено под сомнение уничтожение всех складов горючего и боеприпасов, что якобы сделало невозможным длительное сопротивление советских частей. Как было на самом деле, выяснить доподлинно уже невозможно. Ясно лишь одно: 4-я армия ни к каким серьезным боям не готовилась, а вела сугубо мирную гарнизонную жизнь. Однако в тот же день по телеграфу из штаба фронта пришел приказ: «Войска 4-й армии… с утра 23.6.41 г. переходят в наступление в обход Бреста с севера с задачей уничтожить противника, переправившегося через р. Зап. Буг». В помощь из тыла должен был подойти 14-й мехкорпус.

С какой стати неизготовившаяся армия должна с ходу наступать на противника, о чьих силах никто в штабах не имел ни малейшего представления? Первые приказы из Москвы и Минска носили характер отмазки: «Вы там делайте, что сможете, а мы потом рассудим».

С утра 23 июня командование армии, исполняя приказ, обсуждать который по Уставу нельзя, попыталось организовать контрудар силами своего мехкорпуса, но в условиях паники и неразберихи ничего, естественно, не вышло. В оправдание командование корпуса сослалось на то, что дивизии были укомплектованы легкими танками.

Подбор танков в корпусе и вправду был странным. Для масштабных действий необходимы танки разных типов: тяжелые и средние для прорыва обороны и боя с танковыми силами противника. Для преследования врага и быстрого захвата дальних целей (мосты, аэродромы, транспортные узлы) хороши быстроходные легкие танки. Но 14-й мехкорпус имел только легкие танки – 464 Т-26 и небольшое количество плавающих танков Т-37/38. Не танковый корпус, а кавалерийское соединение. Может, его создатели предполагали использовать его для рейда по тылам? Во всяком случае для наступления в лоб мощной танковой группировки немцев корпус мало подходил, и советское командование должно было это знать. Фактически оно подставило танкистов. Не мудрено, что встречный бой закончился поражением корпуса. Но в штабе фронта из-за плохой связи реального положения дел не знали. Д.Г. Павлов 23 июня продолжал требовать разгрома прорвавшихся немецких войск силами 14-го мехкорпуса.

Зато дивизиям Гудериану удавалось все. Вечером его части овладели Кобрином (в 60 км от границы). В сущности, к концу дня боеспособность 4-й армии как оперативной единицы свелась почти к нулю, и задержать немцев не могла. Утром 24 июня немцы заняли Слоним (около 200 км от границы). 25 июня вышли на старую государственную границу. И это фантастически быстрое продвижение произошло, несмотря на наличие укрепрайона на границе и весьма удобной для обороны местности. Танки Гудериана с легкостью проскакивали «бутылочные горлышки» – дороги, стиснутые лесами, пересекающие их речки с топкими берегами. Занять удобные для обороны рубежи было некому. Советское командование не успевало отслеживать продвижение моторизованных частей противника.

На правом фланге Западного фронта положение, казалось бы, должно было обстоять значительно лучше. Противник главный удар танковыми клиньями наносил севернее – на стыке Северо-Западного и Западного фронтов. Поэтому у 10-й и 3-й армий было время и силы для организации достойной борьбы с врагом.

22 июня в 10-ю армию самолетом прибыл заместитель командующего округом генерал И.В. Болдин с приказом на организацию контрудара. Следом, 23 июня последовал приказ Д.Г. Павлова: 6-му мехкорпусу и 6-му кавкорпусу совместно с 11-м мехкорпусом 3-й армии нанести удар по южному флангу прорвавшихся немецких частей.

Таким образом, два корпуса 10-й армии поворачивали из Белостокского выступа на север, чтобы прямо с марша атаковать наступающую из района Сувалок группировку немцев. Им навстречу должен был ударить 3-й мехкорпус 11-й армии Северо-Западного фронта. Взятую в клещи сувалкскую группировку (т. е. танковую группу Г. Гота) предполагалось окружить и разгромить.

С оперативной точки зрения замысел не вызывал сомнения. Единственно, чего не было в тех условиях, так это должной организации. Уничтожение запасов горючего, господство в воздухе вражеской авиации, нехватка времени на развертывание обрекли замысел операции на провал. 11-й мехкорпус (360 танков) уже втянулся в бои и не мог использоваться для наступления. По такой же причине не состоялся контрудар 3-го мехкорпуса (670 танков, включая 109 Т-34 и КВ), который был разбит во встречном бою с танками Гота. 36-я кавалерийская дивизия 6-го кавкорпуса была разбомблена на марше и выведена И. Болдиным в лес. Лишь 6-й мехкорпус генерала И.Г. Хацкилевича, используя ночную темноту, начал развертывание в полном составе и к полудню 23 июня вышел к намеченному рубежу. Сбив заградительные заставы немцев, танки устремились вперед. Корпус имел сверхштатную численность – 1131 танк и на треть был укомплектован Т-34 и КВ и потому должен был причинить противнику много хлопот. Во всяком случае, у немецких танковых генералов таких оперативных соединений не было ни в 1941 г., ни в последующие годы. Но 6-й мехкорпус смог лишь одно – героически погибнуть.

Корпус так и не смог развернуться в боевой порядок, действовал отдельными частями, хаотично. И это странно, ведь для этого корпуса, как и для соседних частей, вроде 6-й кавалерийской дивизии, фактора внезапности не было. Противник просто не знал о существовании столь мощной группировки в белостокских лесах. Главные силы вермахта находились в стороне от дислокации советской группировки, и командование 6-го мехкорпуса могло спокойно приготовиться к боям. Но… Вражеская авиация все и вся разбомбила: склады, радиостанции, а затем сами войска, поэтому, как отчитывались позже вышедшие из окружения начальники, сделать было ничего нельзя.

25 июня противник сам перешел в наступление, и, несмотря на то что наступали пехотные дивизии, у него все получилось. Немцы сначала остановили 6-й мехкорпус, а затем расчленили его боевые порядки. Расстреляв боезапас и лишившись горючего, танкисты стали уничтожать свои машины. Вечером 25 июня советские части начали отступать из-под Гродно.

Шесть немецких пехотных дивизий вышли победителями в трехдневном сражении с мощнейшим по списочному составу танковым корпусом и тремя (правда, недоукомплектованными) стрелковыми дивизиями 3-й армии, впервые на Восточном фронте продемонстрировав эффективность и организованность своей противотанковой обороны. Эти качества немецкие войска покажут еще не раз.

В результате боев 22–25 июня основные танковые и кавалерийские силы 10-й и 3-й армии были разбиты, значительная часть запасов горючего и боеприпасов потеряна. Их фланги были глубоко охвачены моторизованными группировками противника. Деморализованные войска обеих армий начали отдельными колоннами и группами отходить на восток…

Поскольку дивизии Гота вышли к этому времени к Молодечно (примерно в 100 км от Минска), командованию фронта стала ясна угроза окружения 3-й и 10-й армий, поэтому 25 июня оно запросило Москву дать разрешение на их отход. Верховное командование согласилось, и вечером того же дня соответствующий приказ ушел в войска. Но события развивались еще быстрей.

Танки Гота уже утром 24 июня захватили Вильнюс, а 28 июня – Минск. Город мог пасть еще раньше, но великолепно проявила себя 100-я стрелковая дивизия генерал-майора И.Н. Руссиянова. Заняв оборону в 10–15 км северо-восточнее Минска, она 26 июня не только успешно отразила атаки авангарда 3-й танковой группы, но и перешла на следующий день в наступление, отбросив его на несколько километров. Лишь подход основных сил немцев заставил стойкую дивизию отступить. Бои дивизии Руссиянова показали, что наши кадровые части при должной организации и руководстве вполне могли дать должный отпор врагу. Об упорном сопротивлении отдельных советских частей писали и Гальдер, и Гот, и другие очевидцы с немецкой стороны. Но то были лишь очаги, а не единая линия борьбы, и хоть они тормозили отдельные наступающие дивизии противника, но в целом их усилия мало отражались на общей стратегической обстановке. Германские войска неудержимо рвались вперед.